Текст книги "Как все начиналось"

– Ты сказал, что можешь ответить на мои вопросы, – напомнила я.

Фатиа усмехнулся:

– Три.

– Чего три?

– Уже два, – хохотнул он.

«Хорошо, Фатиа, ты хотел вопросов, ты их получишь! У меня, может, и три попытки, но все такие качественные!»

– Чьи вещи летели с балкона, когда мы пришли сегодня на ужин? – выпалила я и сконфузилась окончательно.

На скулах Арвиля выступили красные пятна. Вероятно, такого вопроса он не ожидал. Ядрена кочерыжка, я сама не ожидала, что спрошу его об этом!

– Это… – он замялся, пытаясь подобрать слова, – это была одна моя знакомая. – Он откашлялся: – В общем, она уже покинула Фатию в спешном порядке.

Я кивнула, а потом внимательно посмотрела на него. Властитель шел, опустив голову, рассматривая камушки в прозрачной воде.

– Что ты делал в Петенках? – Фатиа бросил на меня быстрый взгляд. Я делано рассмеялась: – Ну не покупал же себе симпатичную рабыню.

– Симпатичную так и не купил, – отозвался он.

Я вспыхнула. Козел, прости господи мою душу. Может, я и не писаная красавица, но ведь видит, что напрашиваюсь на комплимент!

– Не передергивай! – фыркнула я.

– Скажем так, – после паузы отозвался Властитель, – я подозревал, где могу найти спасительницу маленького Анука.

Я нахмурилась, значит, если он знал, где меня искать, то, вероятнее всего, он все время незаметно присутствовал при наших злоключениях и, возможно, сам же их и устраивал! Моя уверенность, что похищение организовал Арвиль, все более укреплялась. Хорошо, но тогда при чем здесь Леон Неаполи? Не верится мне, что он случайно появился тогда в Краснодоле.

– Ты задумалась? – Я очнулась от горестных размышлений.

– А ты и не подозревал, что я умею думать? – буркнула я.

– Да нет, – Фатиа зачерпнул пригоршню воды и плеснул ею в меня, – мне показалось, для тебя это не характерно!

– Что?! – заорала я.

Это был бой не на жизнь, а на смерть. Мы как сумасшедшие носились по воде, окатывая друг друга фонтаном брызг. Кони без нашего присмотра потрусили к заросшему травой подъему. В конце концов, до нитки мокрые, тяжело дыша, мы остановились друг против друга. Два бунтующих противника, два противоположных мира: один из нас знал ответы, другой не знал, как задать вопросы.

– Что Неаполи делал в Краснодоле? – в лоб спросила я.

Лицо Властителя изменилось, от мальчишеской непринужденности не осталось и следа, ее сменила маска высокомерия.

– С чего ты решила, что Леон был в области Пяти Островов? Он в это время в спешном порядке, в соответствии с приказом в доставленном ему письме, возвращался в Фатию!

– Наверное, потому, что в тот момент, когда он в спешном порядке возвращался в Фатию, я его ударила в глаз и отобрала все деньги! – выпалила я, развернулась и направилась к лошадям. Потом резко обернулась и крикнула застывшему Властителю: – Кстати, я удивилась этой встрече гораздо больше него!

Все! Сближения душ и родства талантов не получилось! Не того я, очевидно, поля ягода. Я зло схватила коня за повод, травмируя нежные лошадиные губы, и легко вспорхнула в седло.

– Ася! – Властитель догнал меня, когда я ехала по направлению к дому. – Я хочу тебя кое с кем познакомить.

– Ты уже желаешь меня представить друзьям? – хмыкнула я, подняв брови. – Это хороший знак, или я должна испугаться и, схватив тапки, броситься наутек?

– У тебя не язык, а змеиное жало, – обиделся Арвиль.

– Спасибо.

– Никто со мной ТАК никогда не разговаривал! – добавил он.

– Спасибо еще раз, – кивнула я.

– Никто не смел! – буркнул он себе под нос, страшась, что я услышу последнюю фразу и начну над ним насмехаться. Я услышала, но на сегодня все порции яда уже закончились. Черт-те что творится, я и сама ТАК ни с кем никогда не разговаривала!

– Смотри туда! – позвал он.

Я вскинула голову и замерла от восторга. Вдалеке, освещенная красным солнечным светом, высилась огромная гора, на ней блестела небольшая зеркальная площадка.

– Это гора Посвящения. Каждый Властитель должен с нее спрыгнуть, только тогда он считается достаточно взрослым, чтобы править.

– А в каком возрасте? – поинтересовалась я, поднимаясь на стременах, чтобы лучше рассмотреть отвесную красно-коричневую стену горы.

– В восемнадцать.

– А ты когда в первый раз взлетел?

– В пятнадцать.

– Торопился, что ли? – расплылась я в улыбке.

– Никто не стремится сигануть с высоты. Просто так получилось. – Властитель моментально замкнулся в себе.

Мы въехали в проснувшийся ото сна лес. Солнечные лучи проникали сквозь ветви, изукрашивая траву замысловатыми рисунками. Вокруг галдели птицы, радовались новому дню. Уже жужжали шмели и пчелы, собирая цветочную пыльцу из открывшихся, сохранивших ночную влагу бутонов. Мы петляли по едва заметным тропкам, спрятанным за кустами, потом проехали по узкому шаткому деревянному мостку через широкий ручей и оказались перед небольшим лесным озерком.

Темная вода отражала голубое небо и белые пушистые облака. Берег зарос осокой и кувшинками, перекрякивались лягушки, по гладкой поверхности плавали дикие утки. Они быстро опускали голову в воду, выныривали, а потом смешно отряхивали перышки.

– Красота! – прошептала я и, спешившись, подошла к кромке воды.

– Кто ты? – раздался хрипловатый голос.

Я с ужасом вскинулась. Из зарослей кувшинок и осоки на меня уставилась длинноволосая женщина. Мокрые зеленые патлы с вплетенными в них водорослями прилипли к лицу, яркие изумрудные глаза блестели от злости, из-под верхней губы торчали верхушки двух тонких длинных клыков, кожа бледная, почти прозрачная. Мое воображение само дорисовало огромный рыбий хвост вместо ног. Помнится, кто-то говорил, что эти дамы очень опасны. Я сглотнула, выдержала секундную паузу, а потом во всю силу своих легких заголосила:

– Помогите! Русалка!

Не помня себя, в три прыжка я оказалась в двух саженях от берега, проклиная ту минуту, когда мне пришло в голову довериться Фатиа. Русалка между тем так испугалась моего вопля, что ушла с головой в пучину. Надеюсь, потонула. Властитель, заливаясь издевательским смехом, раскачивался в седле и вытирал слезы.

– Ты, – заорала я еще громче, тыча в него трясущимся пальцем, – ты специально меня сюда затащил! Чтобы они мне тут попели, а я бы сама в воду кинулась! Это ход конем! Я раскрыла твой зверский план, я все про тебя знаю! Изувер, запомни: нас много, на мое место придут другие и докопаются до твоих грязных тайн! – Властитель, задыхаясь от смеха, согнулся пополам. Я сглотнула и собралась продолжить свою обличительную тираду, когда из воды кто-то деловито поинтересовался:

– Чего, Арвиль, новую зазнобу в нелюдимое местечко привел? Оставь ее. Она же дура, нам всю рыбу перепугала!

Я покраснела от возмущения от шеи до ушей и даже за ушами. Над водой появились три зеленоволосые головы. Все они впились в меня презрительными взглядами.

– Аська, – выдавил Арвиль, – в жизни не видел женщины глупее! Ничего они тебе не сделают! Вы же их года три назад из Словении выставили, а я приютил в Фатии.

Весь мой пыл улетучился. Я откашлялась и сконфуженно замолкла.

– Послушай, Арвиль, – обратилась самая юная русалка, трогательно косящая зелеными очами, – я в священную лунную ночь замуж выхожу. Властитель сможет посетить мой праздник?

Фатиа расплылся в обаятельной улыбке и благожелательно развел руками:

– Милая Мари, Властитель со всех ног бросится к вашему гостеприимному столу!

«Желаю на пиру быть главным блюдом», – пронеслась в моей голове злорадная мысль.

Я уселась на коня, Арвиль махнул рукой:

– Девочки, до свидания!

– Пока, милый, – раздался нестройный хор в ответ.

– «Пока, ми-и-лый…», – передразнила я.

– Обиделась, что ли? – удивился Арвиль.

– На кого?

– На меня. Не думал, что так перепугаешься.

– Вот еще! – фыркнула я, не оборачиваясь, и пришпорила жеребца. – Коняшку вечером верну!

Арвиль даже не пытался меня догнать.

* * *

Несмотря на ранний час, город кипел. Фатийцы высыпали на улицы, куда-то спешили, собирались маленькими группками, церемонно кланялись, а потом что-то громко обсуждали, при этом яростно жестикулируя руками. Я, вообще, заметила, что данийцы народ шумный, веселый и доброжелательный. Говор у них такой быстрый, что приходилось внимательно прислушиваться, чтобы понять, о чем толкует собеседник.

Я тихо ехала по маленьким извилистым улочкам. Уставший вспотевший конь лоснился, бока блестели на солнце. Я, наверное, выглядела как настоящая ведьма: в подвернутых до колен портах, ноги в речном песке, рубашка, все еще влажная, прилипала к телу, волосы высохли на ветру и теперь завивались в тонкие спутанные спиральки. Мне было весело, я рассматривала празднично одетых людей с радостной бесшабашностью.

Главная площадь перед Домом Властителя больше походила на огромный муравейник. Здесь собралась шумная толпа, а в центре, над морем голов, вырастал прекрасный яркий цветок– шатер. На забор Дома Властителя, воспользовавшись отсутствием стража, забрались мальчишки, пытаясь разглядеть сцену.

– Что случилось? – крикнула я им.

– Сегодня конкурс, – неохотно отозвался один, не глядя на меня.

– Какой еще конкурс?

– Рассказчиков. – Мальчишка впился любопытным взглядом в фигуру в черном одеянии, появившуюся на подмостках.

«Ну конечно! Марлен говорил нам, что спешит на конкурс в Фатию!» – вспомнила я. Значит, он должен быть где-то здесь. Бродячий поэт точно успел на долгожданное событие. Возможно, он знает, куда запропастился гном? Я выехала на городской рынок, где, судя по объявлению, производилась запись участников. Мелкие торговцы, не желающие терять выгодный для заработка день, разложили свои товары. Маленькие лоточки пестрели, украшенные для праздника яркими лентами. В лавке цветочника толпился народ, охапками закупающий лютики для торжественного вручения понравившимся сказителям.

На заборе висело огромное изображение четырех страшных рож, и я с трудом узнала в них любимцев публики «Веселых Баянов». Вечером после конкурса на площадке большого шатра должно было пройти первое грандиозное выступление. Я еще с минуту полюбовалась на перекошенные лица с глазами навыкате и почувствовала болезненный укол ностальгии: я вспомнила с грустью о Марфе и неугомонной Динарке. Интересно, как они там?

До меня донеслось сдавленное хихиканье. В сторонке, рядом с прилавком с бусами и серьгами, стояли две черноволосые темноокие девицы в расшитых дорогих сарафанах из эльфийского шелка. Подруги громко перешептывались на данийском. Подозреваю, что они обсуждали мой несуразный вид. Я фыркнула и, задрав нос, проехала мимо.

– Скажите, – услышала я звонкий голосок и удивленно обернулась, придержав коня, – а это жеребец не из властительских конюшен?

«Какие наблюдательные! – хмыкнула я про себя. – Сумели-таки разглядеть клеймо!»

Я коротко кивнула и заметила, как у хохотушек округлились глаза.

– Скажу вам по секрету, – я даже немного перегнулась в седле, – Властитель очень любит ранним утром по берегу реки ездить. За городом, по песчаной косе.

Мои слова возымели эффект. Девушки как по взмаху волшебной палочки сконфузились, а глаза их игриво заблестели.

«Ну все, Фатиа, – ухмыльнулась я про себя, – конец твоим тихим одиноким прогулкам! Теперь за тобой будет носиться табун красавиц. Я так люблю тишину и пустоту. Получите, распишитесь!»

Как раз в это время на рыночную площадь въехал тот, кого я так долго дожидалась. Пантелей держался в седле неестественно прямо, его необычные, почти прозрачные глаза по-ястребиному осматривали толпу, а покрасневшее от загара лицо выражало бесконечную муку. Я радостно улыбнулась и повернула к нему, но Пан не замечал меня – он целенаправленно двигался через толпу к синему шатру с табличкой «На запись». Было не ясно, отчего он меня игнорирует, но когда гном развернул коня, то я увидала нежно прислонившегося к его спине Марлена. Поэт в пыльной робе, измученный долгой поездкой, осторожно обнимал гнома за пояс и тихо дремал, счастливо улыбаясь, как ребенок.

Я едва не расхохоталась в голос и с трудом выдавила из себя:

– Пан! – Гном не слышал, он продолжал сосредоточенно ехать к шатру для записи участников.

– Па-ан! – уже заорала я.

Толстая старуха в черном скорбном одеянии подскочила на месте, затрясла в воздухе кулаком и что-то затараторила на данийском. Я ей примирительно улыбнулась и пожала плечами: мол, «говори, не говори, все равно моя твоя не понимать».

– Гном! – уже заголосила я во всю мощь своих легких. Пантелей резко повернул голову. Марлен сзади дернулся, открыл глаза и, едва не свалившись, посильнее прижался к Пану.

Пантелей наконец-то меня заметил, его лицо просто расцвело радостью, а в глазах появилась надежда на избавление от назойливого пассажира.

– Аська! – Мы встретились. – Как я рад тебя видеть! Ты так загорела, похорошела!

– Да ладно тебе, – махнула я рукой, – ты где так задержался? Мы тебя ждали еще на прошлой неделе.

– Да я с ним. – Гном качнул головой, имея в виду поэта.

Он толкнул Марлена в бок, тот окончательно очнулся и спрыгнул на землю.

– Мы приехали! – радостно воскликнул он, широко зевая. – О моя королева, – он развел руки, глядя на меня, – ты стала прекрасна, как ясное солнце, теперь я тебя не отдам никому, но жаль, у меня за душой нет червонца, и я тебя возвращаю ему!

– Кому? – удивилась я.

– А не знаю кому, это я так разогреваюсь. Прощаться – плохая примета, – махнул он рукой и молча скрылся за пологом шатра.

– Не понял?! – У гнома отвисла челюсть. – Нет, ты представь себе, я его вез от самой приграничной деревни, и на тебе – никакой благодарности! Его то укачивало, то ему спать нужно, то есть!

– А почему ты его на Драконовой реке не оставил? – заинтересовалась я.

Гнома перекосило, он надолго замолчал и задумался. Похоже, в продолжение всего пути мысль избавиться от поэта и пришпорить коня даже не приходила ему в голову.

Мы двинулись по направлению к постоялому двору.

– А где Ваня? – перевел гном разговор.

Меня бросило в жар, я замялась, а потом все же туманно ответила:

– Он болеет.

– Простудился?

– Нет, ногу сломал…

Ну вот, я сказала это!

Гном выпучил глаза.

– Довела-таки парня! – хохотнул он. – Несчастный, наверное, оступился, когда за тобой с топором по двору носился?

– Нет, – сдавленно буркнула я, – с дерева упал.

– Он там привязывал веревку, чтобы тебя повесить? – изумился гном.

– Нет, за цветами полез! Пан, я тебя умоляю, он тебе сам все расскажет! – взмолилась я с выражением раскаянья и муки на лице.

Постоялый двор уже радовал глаз своей чистотой. Дорожка в сад была посыпана свежим песочком, а Трезор снова сидел на цепи, уже потолще. Завидев гостей, пес зашелся хриплым лаем, пытаясь наброситься на нас. Пан с опаской покосился в его сторону.

Когда Гарий в элитном эльфийском жеребце распознал скакуна из властительской конюшни, то ему подурнело, наверное, сильнее, чем когда он с утра обнаружил разгромленный огород. Он воспринял коня едва ли не небожителем, имеющим неземные корни, и с трясущимися руками начал насыпать в кормушку вместо обычного овса отборную свежую морковь, скорее ту немногую, что удалось спасти после нашего с Ваней нашествия на грядки. Воду Гарий исправно подсластил и едва не напоил коня из ложки. Жеребец, не привыкший к такой диете, заработал несварение, и его поспешно возвратили обратно Властителю с горячей благодарностью от всего маленького постоялого двора и корзинкой незрелых груш с поломанной Магдалены.

Ваня лежал в своей комнате, превращенной на время в больничную палату, бледный и осунувшийся. Под глазом темнел свежий фиолетовенький синячок. Нога сиротливо была поднята на чугунную дужку кровати. В комнате пахло мятой и тем особенным резким запахом, сопутствующим лежачим больным. Шторы прикрыты, чтобы развеселый солнечный свет не мешал несчастному отдыхать после бессонной ночи. Петушков с мукой в глазах, увидев Пантелея, вошедшего следом за мной, обрадовался, попытался приподняться, но бессильно упал обратно на поднятые подушки. Гном таким видом приятеля и собутыльника был удручен.

– Ванятка, – просипел он, – выздоровеешь, эта ведьма от нас далеко не уйдет! Твоя мечта исполнится – мы ее порешим!

– Она живучая, – плаксиво пожаловался Иван, – и привык я к ней, скучно без нее будет.

– Да ладно, ребят, – всхлипнула я от умиления, – скоро приедет Совет. Там будет отличный лекарь Сергий Пострелов. Он тебя, Ванечка, на ноги в два счета поставит!

Гному постоялый двор понравился необычайно, особенно веранда с большим круглым столом, мягкими стульями с высокими спинками, широким лежаком и стеной из дикого винограда. Пантелей чавкал и причмокивал, поглощая суп, и закрывал глаза от удовольствия каждый раз, прежде чем отправить ложку в рот.

– Пан, слушай, я хочу тебе кое-что показать. – Мне не терпелось похвастаться припрятанным под кроватью волшебным мечом.

– Да? – без особого энтузиазма поднял приятель взгляд.

– Мы нашли Фурбулентус! – торжественно прошептала я, перегнувшись через стол и приблизившись к нему.

Гном застыл, на его подвижном лице с бешеной скоростью менялись гримасы от изумления до откровенного недоверия.

– Повтори, – он сглотнул, – я, кажется, не расслышал.

– Пойдем, посмотришь? – Я поднялась из-за стола и кивнула на дверь.

Когда нас поселили сюда, на постоялый двор, я засунула меч под кровать, посчитав, что там самое надежное место. Коль новость о его находке так взбудоражила всю Фатию, я решила убрать его подальше от глаз данийских. Теперь клинок лежал между старыми пыльными коробками завернутый в тряпицу и дожидался своего звездного часа.

– Глянь. – Я развернула тряпку.

Свет, падающий из окна, попал на крупный синий камень и разбился на тысячи ярких блестящих лучиков, заиграл голубой мозаикой на стенах, обклеенных светлыми обоями, нарисовал замысловатый узор на зачарованном лице гнома.

– Это он, – тихо прошептал Пан, поднимая дрожащую руку, проводя ею в воздухе над клинком, – меч раздора. Значит, все правда!

– Что – правда? – насторожилась я, моментально заворачивая Фурбулентус старой тканью.

Пантелей внимательно глянул в мое хмурое лицо:

– Я так, мысли вслух.

Ответом я не удовлетворилась, но молча кивнула. Вокруг меня в воздухе плавают какие-то страшные тайны, нечто важное, что изменит, возможно, всю мою жизнь! Об этом, похоже, все знают, но тщательно скрывают от меня. Вот теперь и гном. Что он имел в виду? Что – правда? Бабочка?

Я порывисто опустилась на колени и спрятала меч обратно под кровать.

* * *

Ваня ужасно мучился и страдал. Нога у него болела целыми сутками, кроме того, сожженная лечебными мазями кожа под повязками чесалась. Приятель осторожно водил костылем по шине, надеясь прекратить изматывающий зуд. От всех этих обстоятельств характер у Петушкова окончательно испортился, а настроение менялось от плохого до откровенно ужасного. Весь световой день он стонал, закатывая глаза и откинувшись на груду пуховых подушек – на лежаке, что на веранде, – капризничал и обвинял весь мир в своих несчастьях.

– Когда же он приедет? – бубнил он чуть слышно.

– Кто? – Я перевела взгляд с раскрытой книги «Приключений» на недовольное Ванино лицо.

– Твой Сергий когда приедет? – заорал он и яростно махнул костылем.

Я даже пригнулась на всякий случай, не кинул бы его в меня.

– Может, сегодня и приедут, – пробормотал гном, откусывая огромный кусок хлеба с маслом.

– А ты откуда знаешь? – усомнилась я.

– Я когда сюда ехал, – гном шумно хлебнул горячего и очень-очень сладкого чая, – то задержался по одному делу и потом обогнал их. – Он что-то долго прикидывал в уме: – Я приехал три дня назад, а они уже должны были быть вчера.

– А почему ты не сказал, что даниец, которого мы грабанули в Краснодоле, не кто иной, как правая рука Арвиля Фатиа? – неожиданно задала я мучивший меня вопрос. – Ты не мог не знать этого!

Гном такой каверзы с моей стороны не ожидал и, подавившись чаем, зашелся кашлем.

– Приехали! Приехали! – раздался звонкий голосок.

Я выскочила во двор, худенький веснушчатый мальчик стоял у ворот и радостно улыбался, открыв щербатый рот.

– Кто приехал?

– Люди приехали! Все важные такие. – Он развел руками, изображая, насколько оказались важными послы.

– Наконец-то! – раздался вопль Петушкова. – Я спасен!!!

Я вручила ребенку большое румяное яблоко, и тот убежал, мелькая грязными пятками.

Возбужденный Ваня попытался вскочить со своих подушек, но резко поморщился от боли и махнул рукой:

– Ну вы идите, я вас здесь подожду. – На его худом лице отразилось отчаяние.

– Не боись, братан, – Пан тяжело поднялся со стула, – мы тебя в беде не бросим! Встретишь ты свою делегацию.

Выражение «Не бросим в беде» гном представлял себе весьма своеобразно.

Сначала он хотел дотащить Ивана на себе. С трудом оторвав Петушкова от кушетки, он движением фокусника дал тому костыль и тут же подставил свое плечо. Надо сказать, дохромали они ровно до середины двора под удивленными взглядами Гария и Марии, и оба выбились из сил.

Гном сдался и признал несостоятельность проекта, но тут ему в голову пришла фатальная для Ваньки идея, и из сарая была извлечена старая одноколесная тележка, переделанная из старого корыта, в которой хозяин перевозил сорняки с огорода в компостную кучу. Петушков сомневался недолго и с готовностью кивнул, соглашаясь доехать до Главной площади на ней.

Я подкатила тележку, гном придерживал скачущего на одной ноге Петушкова.

– Вехрова, – сквозь сжатые зубы процедил Ваня, – тележку подкати, кому проще хромать: мне или тебе?

Я послушно толкнула тележку к ним. Большое колесо проехало по ноге гнома, тот обозвал меня непечатным словом и схватился за ступню, напрочь забыв про Петушкова. Ваня между тем балансировал на одной ноге наперевес с замотанной другой и яростно размахивал костылем. Шина все же перевесила, и несчастный рухнул лицом вниз на тележку. Я не смогла ее удержать и отпустила деревянные ручки. Ванятка начал медленно съезжать на пузе на землю. Мы с вовремя опомнившимся гномом одновременно кинулись к нему, пытаясь спасти от новых увечий.

– Аська, – глухо прошипел Петушков, скукожившись на дне, – ненавижу.

С огромным трудом он перевернулся и, поерзав, устроился с относительным комфортом. Я с сомнением посмотрела на сжавшегося приятеля и жалко торчащую из корыта тележки завязанную ногу и прошептала в ухо гному:

– Ты уверен?

– Повозки все равно нет! – буркнул он.

Мы тронулись в путь, с трудом выехав со двора. На наше шествие высыпала полюбоваться вся улица. Чувствуя себя полной дурой, я схватилась за одну ручку тележки, помогая гному удержать тяжеленного детину. Тележка подскакивала на кочках и колдобинах. Ваня, одной рукой вцепившись в борт, другой размахивал и указывал нам дорогу. Его трясло на неровностях, колесо жалобно скрипело, мы с трудом управляли незамысловатым транспортом.

– Помедленнее! – орал изувеченный приятель. – Смотри – колдобина! – Ваня подпрыгнул и ударился челюстью о коленку. – Не-ет, – простонал он, – вы меня решили угробить!

За нами увязались мальчишки, хохочущие и размышляющие вслух, сможем ли мы доехать до Дома Властителя «на этом колесе».

Ближе к центру дорога стала лучше. Петушков расслабился и начал вытягивать шею, чтобы рассмотреть, когда же мы доберемся до площади, но тут дорога пошла под горку, и тележка стала набирать скорость. Где-то на середине улицы мы с гномом отчаялись совладать с ней. Петушков не на шутку перепугался, глаза бешеные, – несчастного подбрасывало и швыряло в разные стороны. Он дико голосил, называя нас извергами и убийцами, и грозил, что нам это зачтется на Страшном суде.

В конце концов на особенно глубокой колдобине, когда стала просматриваться площадь, тележку сильно качнуло – мы ее выпустили из рук, а Ваня продолжил свой путь в свободном полете. Мы со всех ног бросились за ним, но, казалось, тележке приделали крылья, она набирала скорость, виляла и уходила от наших рук. Издавая нечеловеческий вой, Петушков вжал голову в плечи, вцепился в борта, так что было видно одну макушку. Ноги болтались выше головы, мне даже показалось, что деревяшки шины сейчас улетят к кому-нибудь во двор. На одной особенно глубокой выбоине тележка сдалась, и ее единственное колесо отвалилось. На долю секунды я обрадовалась, решив, что приятель сейчас остановится, но не тут-то было. Бесколесый поддон, цепляющийся деревянными ручками за дорожные камни, несся вперед, к центру площади.

Мы с гномом застыли, едва дыша, в переулке.

С первого взгляда стало понятно, что торжественная церемония встречи представителей двух цивилизаций в самом разгаре. Послы Совета Словении преклонили головы и обменивались мечами с Властителем. Над площадью стояла благоговейная тишина, любое произнесенное слово разносилось эхом и отражалось от стен. Толпившиеся в стороне законопослушные граждане безмолвствовали и, затаив дыхание, наблюдали за красивым действом. На лицах всех присутствующих застыло выражение торжественности. И тут в это благолепие с громким матом и жутким скрежетом железа о камни въехал практикус Петушков Иван Питримович, маг третьей ступени. Он пронесся рядом с остолбеневшими Советниками и остановился аккурат перед Фатиа, передающим меч в руки Леонида.

Пауза была достойна театральных подмостков. Растерянное выражение лица Магистра сменилось диким ужасом, у Властителя отвисла челюсть, а глаза стали больше и круглее, чем у самого перепуганного Петушкова.

Я тут же решила про себя, что Ваню точно лишат лицензии, и мы с ним в компании гнома Пантелея Аушвидского сгнием на самой дальней каменоломне в Словении. Аминь!

– Магистр Леонид? – выдавил из себя Ваня, скорченный в корыте. – Здрасьте! Я вижу, нас не ждали?

Я почувствовала приступ истерического хохота, но смех застыл на устах, когда в мою сторону метнулась сотня взбешенных взглядов, но самый страшный из них был тот, из-под очков, ехидно прищуренных глаз. Я решила скрыться в кустах и уже сделала шаг к ним, как Фатиа надумал спасти ситуацию и, бесцеремонно сунув меч в руки Советника, широко улыбнулся:

– Господа, к чему условности? Мы все же почти братья!

Оба Совета едва не потеряли сознание от такой фамильярности, а Леонид сильно побледнел и схватился за сердце. Не обращая ни на кого внимания, Арвиль повернулся в мою сторону и крикнул:

– Асия Прохоровна, подходите, не стесняйтесь!

Я самым решительным образом возжелала умереть, прямо здесь и прямо на этом месте, но злосчастное Провидение меня не услышало. Я дышала и сгорала от стыда, расплачиваясь за глупую идею гнома.

Не чувствуя под собой ног, под испепеляющими взглядами я прошествовала к стольноградской делегации и скромно встала в сторонке.

– Здравствуйте, Советник Леонид, – выдавила из себя я и покраснела еще сильнее от собственного писклявого голоса.

– Здравствуй, Асенька, – с натугой процедил он сквозь зубы.

Меня сразу бросило в жар, на лбу выступили блестящие капли пота, а потом вдруг залихорадило. Это начало конца, завтра буду копать могилу на земле фатийской у стен Дома Властителя, а перед самоубийством напишу записку и в своей смерти обвиню гнома и Арвиля Фатиа!

Ванятка сидел в остатках тележки, будучи не в состоянии подняться на ноги и сбежать, дабы утопиться в каком-нибудь симпатичном омуте и смыть с себя страшный позор.

– Аська, что за представление? – услышала я над ухом знакомый голос. – Я даже не узнал тебя!

Я скосила глаза, передо мной стоял Сергий в отлично сидящем дорогом камзоле, наверное, лучшем в его гардеробе. Он похудел с нашей последней встречи и относительно похорошел. Знала бы, что разлука подействует на него таким образом, давно бы куда-нибудь уехала.

– Я загорела! – прошипела я в ответ, раздражаясь от одного его цветущего вида.

У меня, понимаете ли, жизнь рушится, а он тут такой красивый приехал!

– Ты похорошела! – сделал он комплимент. Я удивленно подняла брови, это что-то новенькое. – И сразу поглупела! – прошипел он.

Вот спасибо, друг любезный, уважил! Я фыркнула и отвернулась от него.

Магистр нудно продолжал затянувшееся приветствие. Я широко зевнула, зевнул Сергий, стоящий рядом, зевнул белобрысый Советник Властителя, даже сам Властитель порывался зевнуть, но статус и манеры не дозволяли обидеть разговорившегося гостя.

Наконец Леонид закрыл рот. Арвиль шустро поклонился и, предложив чувствовать себя как дома, стремительно удалился в Дом.

Все начали разбредаться с площади. К Магистру поспешил белобрысый и радостно пожал ему руку, пальцем тыча в мою сторону.

– Асия, – накинулся на меня через некоторое время Леонид, когда Ваню увезли с площади на постоялый двор, – что случилось с практикусом Петушковым?

– Он упал с дерева, – выдавила я из себя и окончательно сконфузилась.

– Зачем он туда полез? – встрял в разговор Сергий.

Магистр удивленно оглянулся на него.

– За цветами, – я запнулась, – он за ирисами туда полез.

У Магистра отвисла челюсть:

– В Данийе растут цветочные деревья?

– Угу.