Текст книги "Альфа и Омега Марины Журинской. Эссе, статьи, интервью"

Автор в поисках жанра и себя

Из предисловия к книге Вячеслава Бутусова «АрХия»[33]33
  В. Бутусов. АрХия. Житейская симфоническая архилогия. Маленькие фантазии. М.: Никея, 2011.


[Закрыть]

Чем примечательна эта книга?

Мы смотрим на имя на обложке. Имя это несомненно и очевидно принадлежит рок-звезде, довольно легендарной. Беремся читать (точнее, предвкушать)… и ничего подобного. Никаких доверительных повествований про богемные изыски времяпрепровождения. При этом книга несомненно личная, несомненно искренняя, несомненно откровенная. И в том, что она при всем при том именно такая, какая она есть, – ее первый message, как у нас нынче принято говорить, а переводить – как «послание», и состоит оно в том, что внешнее с годами становится неважным, потому что человек научается смотреть внутрь предметов и событий.

Думаю, что нам потребуется маленькая игра в вопросы и ответы.

Кто?

И в самом деле, кто все это пишет?

Отличный рисовальщик, овладевший также и компьютерной графикой (можно убедиться по иллюстрациям, которые отчасти авторские).

Одна словесная деталь позволяет, как представляется, склониться к убеждению о том, что автор «АрХии» видит мир во всем его красочном разнообразии и при этом отмечает его художественное единство. Может быть, и на интуитивном уровне, но это еще никого не портило.

Говоря далее о том, кто же все это написал, имеем право утверждать, что это – певец с неповторимой манерой и незабываемыми интонациями (не слышали? очень рекомендую).

Композитор, замечательный мелодист, настолько плодовитый и изобретательный, что с годами народ начинает пытливо исследовать: неужто не повторяется? И ведь, в общем-то, нет, находятся какие-то примерно сходные кусочки протяженностью такта по три или чуть более, но до шести уже не дотягивает, что в музыке повтором не считается, поскольку всего-то у нас в распоряжении семь нот (повтор – это, кажется, 16 тактов). Я сама пытаюсь обосновать вроде бы услышанное мной сродство «Железнодорожника» и «Сестер печали», но на внятный словесный уровень эту свою идею вывести не могу. Может быть, здесь все дело в ритме, о котором нужно говорить отдельно, долго и красиво. Потому что Вячеслав Бутусов умеет придавать неповторимый рок-н-ролльный ритмический шарм и трехдольнику (вальсу, проще говоря), и маршу, и чему хотите.

Но если бы дело было только в изобретательности… Думаю, что одна из самых красивых мелодий в мировой музыке – это кода песни «Я хочу быть с тобой»: «В комнате с белым потолком, с правом на надежду…» По красоте она сравнима с общепризнанной битловской «Yesterday», но не так причудлива. Точнее говоря, совсем не причудлива. А о «Yesterday» здесь, в «АрХии», написано как о событии. И это правильно.

Поэт, о чем нужно говорить особо, поскольку его поэтическая манера просто так сразу не характеризуется. Если уж требуется лаконичное определение, то проще всего говорить о поэтике интуитивизма. Не очень-то от этого легче, но во всяком случае отсюда можно начать размышления, – разумеется, тоже интуитивистские. Но ведь внутри этого интуитивизма наблюдаются еще и изыски по языковой части…

Наконец, прозаик, в чем мы можем убедиться лично и без промедлений. Причем и прозаик тоже не без сложностей. Легче всего его как прозаика отнести к петербургской школе обэриутов (прежде всего Хармс, но и так далее, и когда мне в руки попала его книга «Антидепрессант», я ухмыльнулась, сказав про себя, что не только рукописи не горят, но и литературную школу нельзя уничтожить репрессиями, – она возрождается вроде бы из небытия). Но только вот «АрХия» – книга уже не вполне обэриутская, здесь автор стилистически более лаконичен, более сдержан, – как, собственно говоря, и полагается зрелому прозаику, который времени зря не теряет. Хотя блестки и фонтаны вроде бы все еще в наличии.

И как же это все уживается в пределах одной личности? – есть подозрение, что в принципе по воле Божией, а что касается техники совмещения, то в значительной степени благодаря архитектуре.

Про архитектуру можно бы и отдельно. Но с ней хотя и непросто, но вроде все ясно. Дальнейшее про личность автора – в его текстах.

* * *

В заключение осталось сказать совсем немного о книге в целом. Ее можно прочесть очень быстро, потому что интересно и написано не без блеска.

И наверное, так и нужно с ней поступить. А потом – перечитать. И тут-то и возникнут разные зацепки и крючки…

Я не помню, при котором прочтении я будто заново наткнулась на фразу о том, что мальчик был влюблен в Снежную королеву, а потом узнал, что она протыкает сердце ледяным шипом. Казалось бы, что особенного? А ведь если подумать, это очень точно очерченный мировой сюжет, опирающийся на очень важное свойство бытия. Ведь не на пустом месте возникла Снежная королева, и не просто так устремился за ней околдованный Кай. И не случайно ведьма, околдовавшая Нарнию, наслала на нее вечную зиму, и поддался на ее чары Эдмунд Пэвенси. И маленький Муми-тролль, скованный ужасом при виде Ледяной девы и с трудом удержавшийся от того, чтобы посмотреть ей в глаза, вздыхал по ее красоте до такой степени, что даже завидовал замороженному ею бельчонку, который зато перед смертью увидел нечто прекрасное.

И тут передо мной встала череда таких вот мальчиков вплоть до безымянного героя позднего рассказа Тэффи, замороженного Бабой Ягой, которая «зато» в предсмертные минуты предстала перед ним той же прекрасной Ледяной девой, – и до множества совершенно реальных полярников, уходивших один за другим в столь же реальный ледяной ужас высоких широт с очень высоким шансом не вернуться. И ведь все эти люди были уроженцами Севера… Чего им не хватало? А вот поди ж ты. И понимали, что к холоду привыкнуть нельзя, и говорили это… и тем не менее. Видно, и в этом стремлении на север сказывается то самое мужество, – качество, которое мужчин делает мужчинами. И о котором Пушкин писал:

 
Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья,
Бессмертья, может быть, залог…
 

Я испытываю живую благодарность к автору за то, что он предоставил читателям возможность об этом подумать. И наверняка не только об этом. Видно, не зря «АрХия» названа симфонией, что в сущности означает со-звучие: стоит только настроиться – и твой внутренний оркестр зазвучит тоже.

1. Своего рода автошарж. Обращает на себя внимание способ написания слова «Бибигон»; такие графические ребусы встречаются в английских текстах.

2. Эта очень старая наутилусовская песня до сих пор популярна настолько, что ее называют аббревиатурой – Яхбст. Немногословный Цой как-то сказал, что тот, кто спел «Я хочу быть с тобой», уже достоин уважения.

3. Вопрос о причудливости мелодии «Yesterday» стал для меня не столь однозначным, когда я услышала ее в исполнении народного удмуртского ансамбля «Бурановские бабушки». Трогательно, что с этими бабушками Вячеслав Геннадьевич поет «Прогулки по воде».

4. А если вчитаться, то за обэриутами встают сатириконцы, и опять-таки в первую очередь Тэффи, которая, правда, в «Сатириконе» скорее гостила.

5. Замечательно, что уроженец Сибири, получивший образование и первый артистический опыт на Урале, попав на болотистую почву Петербурга, немедленно на ней прижился, можно сказать, пустил корни и побеги. И уже достаточно давно мы получаем плоды этой удачной пересадки (в строго ботаническом смысле).

6. И ведь тот же Муми-тролль, несмотря на отвращение к чудовищной Морре, все-таки немножко ее пожалел, а тем самым и помог ей: земля под ней перестала леденеть.

Отрывок из книги «АрХия»

– Хочешь, я расскажу тебе, как выглядит твой внутренний мир? – произносит однажды Любимая и отважно заглядывает мне в глаза…

…Представь себе темный дремучий лес. Представь себе мохнатые вековые деревья, на которых растут черные грибы и хвостатые шишки величиной с человеческую голову.

И когда твой взгляд привыкает к мраку, ты вдруг видишь вдалеке светящуюся ниточку, колеблемую в этом затхлом безветрии парами разлагающейся плесени. Ты видишь тончайшую паутинку, неуловимую, но поблескивающую отражением пробивающегося откуда-то света. Ты неосознанно протягиваешь руку, делаешь неосторожный шаг, слышишь чудовищный треск и в ужасе проваливаешься куда-то вниз, ломая сухие ветки, ударяясь и царапаясь в кровь; теряя равновесие, падаешь в зловонную сырость, задыхаешься болотным воздухом. Ты замираешь в этой пустоте. И вот когда сердце, бьющееся сильнее и сильнее, выталкивает воздух, выворачивая тебя наизнанку, ты непроизвольно устремляешься к месту, где мелькнула тонкая золотистая нить, куда-то туда – вверх и вперед, взревывая и протыкаясь сучьями, сдирая кожу, обрастающую трухой и слизью. Из тебя вырываются рокочущие утробные звуки, ты чувствуешь себя мелким, слабеющим и звереющим. Ты остервенело вскарабкиваешься на мнимую поверхность, цепляешься острыми уже когтями за ствол огромного дерева, торчащего над преодоленным буреломом, и впиваешься воспаленными глазами в клубок лесной чащи. Вот он, твой таинственный внутренний мир! Вот его начало!

Но там, за этими непролазными зарослями есть вожделенный простор. И вот ты, устремленный к просвету, уже слышишь пение птиц, ощущаешь запах цветов, чувствуешь земную твердь, видишь небесную синь. Выходишь к полю, колосящемуся чудесными травами и цветами, над которыми вьются птицы и бабочки. От этого тепла и света ты растворяешься в новом таинственном мире, ты вбираешь его в себя, а он принимает тебя в себя. Это означает, что ты наконец-то пришел в мой долгожданный мир, полный любви и радости.

Теперь твой мир и мой мир – одно целое. Твои пустыни зацветут, твои глухомани оживут, твои льды оттают. Моя жизнь выльется в твою засуху, мой свет обласкает твои мракотения. Моя живоносная вода напоит, исцелит и поднимет твой поникший дух. Твои руки наполнятся небывалой силой и поднимут меня высоко над полем, твое сердце запоет благодарностью, твоя душа наполнится любовью и вознесет меня к небу, и я сниму для тебя маленькое облачко и возложу тебе на голову, и заплачу от счастья, и засмеюсь от этих слез, щекочущих мою кожу, и задрожу от трепета, и разорву нити теснящего кокона, и расправлю невидимые крылья, и взлечу, легко увлекая тебя за собой, и ты тоже оторвешься от земли, и мы устремимся ввысь, в немыслимость, излучая ослепительную яркость света и источая неопалимый жар, сольемся в единящем теплом объятии, сворачивающем и разворачивающем спираль вселенной, свитую из материнского покрова и отеческого венца в безграничную родительскую божественность, в бессмертную сущность, в вечную жизнь, в нескончаемое блаженство, в чистейшее честнейшее безвозвратное чувство…

Опубликовано: Журнал «Фома». – № 10 (102), октябрь 2011 г.

Фатум, он же рок

Блажен, кто посетил сей мир

В его минуты роковые.

Ф. Тютчев

Фатум человеческой истории состоит в том, что когда человечество стоит перед выбором, оно безошибочно выбирает ложный путь. Действие же Промысла Божия при этом выражается в том, что ложные пути каким-то не вполне понятным (а если правду сказать, то вполне непонятным) нам образом не ведут в пропасть, а отводят от нее. Получается какая-то высшая география, высшая геометрия, высшая топология и вообще высшее все что хотите. Впрочем, неудивительно – у Бога все высшее. Как представляется, благое действие Промысла Божия проявляется, в частности, и в области культуры, хотя множество ее деятелей утверждает, что все ровно наоборот.

Как приятно утверждать себя в том, что в мире, исполненном вражды, ты – на правой стороне. До того приятно, что неохота вылезти из комфортных ощущений и задать себе простые вопросы:

Действительно ли мир преисполнен вражды настолько, что без нее – ну никак?

Действительно ли та сторона, на которой ты, – правая?

И даже если это так, то по праву ли ты пребываешь на этой стороне?

Итак,

В мiре будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мiр (Ин. 16, 33).

Да, именно так у нас обстоят дела в падшем мiре. А это значит, что у нас есть возможности преисполнять его миром (блаженны миротворцы…). И увы, умножать в нем вражду мы тоже можем.

А может, не надо? То есть умножать вражду?

Давайте посмотрим правде в глаза.

Мы привычно вздыхаем о том, что мир нам достался какой-то неуютный, падший, и совершенно походя продуцируем воздыхания на тему, что-де, мол куда Бог смотрит, не отдавая себе отчета в том, что это, во-первых, невежливо, а во-вторых, несправедливо. Потому что Господь спас мир на Кресте. А мы сами, подстрекаемые князем мира сего, вносим в этот спасенный мир вражду и разделение. Не будем сейчас говорить – только вспомним на минуточку – о том, какой удельный вес в сознании среднего человека и – увы! – среднего христианина занимают враждебные чувства к другим народам, странам, религиям, к начальникам и подчиненным, к велосипедистам, соседям, собакам и кошкам, да что уж там, – к родным и знакомым. Наш разговор о другом. О культуре. Но такова уж эта зараза, что и культурные воззрения, вкусы и пристрастия человека во многом обусловлены не любовью, а враждой.

Вот пакет привычных мнений, – настолько привычных, что их смело можно отнести к числу прописных истин, игнорируя то, что над подобными «перлами мудрости» так здорово потешался в свое время не слишком уж склонный к юмору Гюстав Флобер[34]34
  См. Г. Флобер. Лексикон прописных истин. – М.Ж.


[Закрыть]: рок-культура – это контркультура, а контркультура враждебна собственно культуре, упадочна, деструктивна, способствует всеобщему одичанию и падению нравов. И еще художественно ущербна. Уфф.

Вообще-то, не впервой.

Основоположник инструментализма современной музыки (и еще многого чего) Клаудио Монтеверди (1567–1643) отнюдь не был восхваляем при жизни, а, скорее, наоборот: должное ему воздали уже в ХХ веке. Георг Фридрих Гендель в XVIII веке уехал из своей Германии от греха подальше в Англию. Всеобщее падение нравов и гибель человечества были возвещены в самом начале XIX века в связи с изобретением предельно безнравственного танца – вальса. Далее они провозглашались с завидным постоянством и с регулярностью, свойственной разве что эсхатологическим сектам. Ну, разумеется, культуру разрушили Бетховен, Вагнер, танго, Равель, Онеггер, фокстрот, додекафонисты[35]35
  Додекафония – метод музыкальной композиции, опирающийся на двенадцатитоновый звукоряд. Популярно описан в романе Томаса Манна «Доктор Фаустус». В технике додекафонии работал ряд выдающихся композиторов ХХ века: Веберн, Берг, Шенберг, Денисов, Шнитке. – Ред.


[Закрыть], Шостакович (по мнению тт. Сталина и Жданова) и т. д.

Кстати говоря, Вагнера ругали-ругали и вроде бы сами того не заметили, как модифицировали «под него» оркестровые инструменты.

Но всего этого для гибели человечества оказалось недостаточно. И вот сначала появились «какие-то негры» с трубами, в том числе странно изогнутыми (то, что такую трубу – саксофон – изобрел потомок достойнейшего мейстерзингера Ганса Сакса, в расчет никак не принималось), а потом и хуже того: лохматые-волосатые и подозрительно веселые молодые люди с гитарами «под током». То и другое было громко и ритмично. Что и вызывало страшное раздражение; почему-то утверждалось, что это приносит непоправимый вред здоровью. Не знаю, не заметила. Скорее, наоборот. Очевидно, все зависит от того, на что настраиваешься. Кстати, поскольку шквал неприятия обрушивается и на джаз, и на рок, мне пришлось рассматривать, как отражаются во мнениях музыколюбивой общественности оба эти направления. Взявшись писать про рок[36]36
  Прошу прощения у въедливого и компетентного читателя за то, что, говоря про рок, я постоянно ссылаюсь на творчество Виктора Цоя и Вячеслава Бутусова. Просто потому, что стараюсь писать о том, что мне более-менее известно. – М.Ж.


[Закрыть], я обратилась к джазу, просто потому, что их объединяет отторжение тех, кто видит свою культурную идентичность в противопоставлении и враждебности. И еще потому, что они легко и свободно – можно сказать, что и радостно и непринужденно – врастают в мировую культуру.

Но вот что у меня получилось. Как-то априорно считается, что сторонники классической культуры – люди культурные, а сторонники не-классической культуры – некультурные. Утверждается это обычно так же безапелляционно (и если честно, так же бессодержательно), как нечто аналогичное проделано в «арии» товарища Сталина в гениальной шутке Шостаковича «Формалистический раек». В мотиве угадывается «Сулико»:

«Товарищи! Реалистическую музыку пишут народные композиторы, а формалистическую музыку пишут антинародные композиторы».

Далее это объясняется тем, что «антинародные композиторы не могут писать реалистическую музыку».

Тогда можно ожидать, что культурные люди знают, против чего они выступают. Я так и думала. Но результаты нескольких опросов показали, что ошибалась. Простейший вопрос: «На чем играл Армстронг?» – вызвал несколько неожиданные для меня результаты (опрошено было человек 25).

Один высокомерно спросил, кто это такой[37]37
  При тестировании на норму интеллекта (IQ) есть нулевой вопрос: «Кто у нас президент?» Не ответивший на этот вопрос снимается с тестирования как безнадежный. Мне приходилось отказывать в прохождении теста по этой причине чрезвычайно высокомерным интеллектуалам. Очевидно, разработчики IQ считали их тоже безнадежными. – М.Ж.


[Закрыть].

Один сказал: «На рояле». Здесь все понятно: черный музыкант, белый рояль, обычная гламурная картинка. То есть слышал об Армстронге, но не его самого. Подавляющее большинство радостно говорили: «На саксофоне». Тоже понятно: где джаз, там и саксофон. Опять-таки не слышали или не умеют различать звуки инструментов, потому что Луи «Сачмо» Армстронг играл на трубе. Два человека это знали. А ведь он был из числа величайших музыкантов ХХ века и хоронили его как национального героя.

Как-то я спросила серьезного человека, почему «Караван» Эллингтона – это джаз, а «Болеро» Равеля – нет. И получила ответ: потому что не соответствует канонам джаза. Спросив же, каковы эти каноны, получила в ответ молчание.

Тут возникает юмористический момент: лет 20 назад «Наутилус» использовал равелевский барабан из «Болеро» во вступлении к «Отходу на север». Когда-то была такая шутка среди действительно серьезно знающих музыку: «Джаз – это то, что не умеет играть симфонический оркестр».

С тех пор ситуация изменилась. Научились. И даже при включении некоторых дополнительных инструментов получили симфоджаз. А с другой стороны, был (не знаю, есть ли сейчас) джазовый ансамбль, который играл Баха. Но и без того нельзя утверждать, что в области академической музыки осуществляется полная незыблемость и ничего не происходит. Еще как происходит! Не только инструменты модифицируются, но и манера исполнения претерпевает изменения. Речь даже не о том, что не слышать нам уже нечеловеческого туше Рихтера, непередаваемую, необъяснимую выразительность исполнения Марии Вениаминовны Юдиной, неповторимо индивидуальное исполнение Нейгауза и Софроницкого… А как во время Второй мировой играли в Америке Первый концерт Чайковского (есть запись)! Ничего похожего на конкурсную «школу беглости»! Это была песнь Европы (и России в первую очередь), не просто побеждающей, но всей своей многовековой историей опровергающей фашизм. Допустим, ностальгию нужно мужественно преодолеть, уповая на то, что оно еще все будет. Не исключено, что и будет. Но сейчас хорошо обратиться к тому, что есть. А есть новая манера играть барочную музыку по-новому, синкопируя ее и получая нечто совсем иное. Интересно получается, между прочим. И еще можно услышать, например, бетховенскую «Элизу», вроде бы погружаемую в старину и исполняемую не на рояле, а на клавесине. Но это не тот клавесин, к которому мы привыкли в ХХ веке (а привыкли мы в свою очередь отнюдь не к тому, который в XV веке назывался «чембало», и не к тому, который звучал в XVII, XVIII, XIX веках). Этот клавесин вовсе не понаслышке знает опять-таки, что такое синкопа, как заострить и ритм, и звучание. Конечно, можно по всему по этому воздевать очи и руки и вопрошать, куда катится мир. А можно и порадоваться тому, что он движется. Что же касается качения, которое почему-то воспринимается как катастрофа, то «катящийся камень не обрастает мхом», как гласит очень-очень древняя мудрость. И необходимо признать, что носителями этой мудрости оказались те, кто уже давным-давно взял себе название «Rolling Stones», что и означает «катящиеся камни». Мало кто отдает себе отчет в том, почему Арам Ильич Хачатурян пользовался большой популярностью в Европе и в Америке. Выговорить его фамилию иноземцам было не так-то просто, но они нашли выход: во всем мире его звали Mr Sabre-Dance, «г-н Танец-с-Саблями». Потому что его «Танец с саблями» может играть джаз. А «классический» композитор, который в состоянии писать музыку для джаза, – это действительно класс. Но да не обидятся на меня поклонники джаза, если я скажу, что джаз открыл пути к музыкальной свободе в области инструментовки, ритмики, мелодики, а рок довел эту свободу до очень высоких степеней.

Впрочем, кое-какое основание для соединения в один концепт джаза и рока у меня найдется, и это – достаточно авторитетное мнение Джона Леннона, который считал, что рок не умрет потому, что вырос из блюза, ритм-энд-блюза, джаза и кантри, а при таком здоровом происхождении прочность обеспечена. Он же заметил, что в виде рока продолжается фолк-музыка, и чем дальше, тем более справедливой предстает эта мысль. Думаю, что и другие рокеры против Джона протестовать не будут.