Электронная библиотека » Марина Журинская » » онлайн чтение - страница 36


  • Текст добавлен: 1 декабря 2015, 19:05


Автор книги: Марина Журинская


Жанр: Очерки, Малая форма


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 36 (всего у книги 40 страниц)

Шрифт:
- 100% +
Больше языков. Хороших и разных

Ж. Ф.: Марина Андреевна, очень хотелось бы поговорить еще вот на какую тему: особенности русского языка. В чем его специфика и преимущества перед другими языками?

М. Ж.: Наверное, мой ответ кого-то огорчит… Но всякие рассуждения о духе языка, о красивых и некрасивых, богатых и небогатых языках, все эти и подобные внешние высказывания о языке весьма печальны. Тут не пахнет никакой наукой, никакими научными фактами. Это, в общем, гегельянство. Гегельянство, которым был заражен Вильгельм Гумбольдт[133]133
  Вильгельм Гумбольдт – немецкий филолог, философ, языковед конца XVIII – начала XIX в., один из основоположников лингвистики как науки. – Ред.


[Закрыть]
. И Гегель и Гумбольдт были кумирами определенной части образованного общества первой половины XIX века. И оттуда все пошло. Что такое дух языка, не знает никто; это не религиозное и не научное понятие. Но все употребляют это выражение. Естественно, поскольку за ним не стоит никакой реальности, каждый и употребляет как хочет.

…Красивый язык, некрасивый язык. Но тут неприменимы никакие эстетические оценки. Богатый язык, бедный язык – это тоже все чепуха. Каждый язык выражает то, что нужно выражать человеку. Вот тут, кстати сказать, и кроется причина заимствования. Ежели вы заставите говорить о высшей математике эскимоса или какого-нибудь мексиканского поденщика, говорящего на великолепном испанском языке, они провалятся. Не потому, что один говорит на испанском, а другой на эскимосском. А потому, что они в высшей математике ничего не понимают. Когда народ обращается к какой-то сфере деятельности, он быстренько развивает соответствующую лексическую сферу. Делает он это из корней собственного языка или заимствует – это его дело. Он делает так, как ему, народу, удобно. И так, как язык это позволяет.

Ж. Ф.: А можно ли с этой точки зрения говорить о специфике разных языков, связанных с развитием той или иной области культуры?

М. Ж.: Но это же общее место. У тех же северных народов существует такое количество слов, обозначающих то или иное состояние снега, что нам и не снилось. В арабском существует такое огромное число эпитетов, описывающих то или иное качество верблюда, что нам просто никогда не понять, кому это нужно. В языке одного из африканских народов существует тридцать названий особенностей походки. Я очень люблю у Честертона одно высказывание: если об одном и том же человеке говорят, что он и великан, и карлик, посмотрите, кто говорит: вполне возможно, что великаном его называют карлики, а карликом – великаны, а он человек нормального роста. Поэтому оголтелые рассуждения с плеча о богатстве и бедности языка, о «способностях» и «неспособностях» того или иного языка – это все от лукавого.

Ж. Ф.: Но разве мы не можем говорить о семантическом богатстве языка. Я где-то читал, что самый семантически богатый язык – древнееврейский, потом идет древнегреческий и т. д.

М. Ж.: Я уже говорила, что всякий язык обладает внутренними ресурсами для того, чтобы выразить все, что нужно людям, говорящим на этом языке. Богатство семантики, как я отмечала раньше, связано с тем, что в культуре есть какая-то область специализации, там возникает масса терминов, но это переходный случай к терминологии… Не надо становиться над языками. Все мы – носители какого-то языка и должны точно помнить, что мы смотрим на мир глазами носителя этого языка и свой язык нам, если хотите, ближе к мозгу, как своя рубашка ближе к телу. Не надо делать вид, что мы можем воспарить над ситуацией.

Ж. Ф.: А если взять язык богослужения?..

М. Ж.: …То не нужно путать языковую семантику и литургическую. Это разные вещи. Литургическая традиция – это великая, таинственная, мистическая, духовная традиция Церкви. И дело здесь не в том, что русское «Господи, помилуй» не отражает всего богатства греческого «Кирие элейсон». На самом деле еще как отражает! Православные англичане и американцы вообще поют «Lord, have mercy», – и что же, думаете, Бог их не понимает? Просто, когда мы говорим «Отче наш» вместо «папочка» (как иногда предлагают), тогда мы вливаемся в ту самую великую традицию, мы находимся внутри Единой Святой Соборной Апостольской Церкви во времени с момента ее возникновения. Тогда мы молитвенно соединяемся со всеми нашими предками – и не нашими, но христианами, которые молитвенно произносили эти слова много веков назад. В этом значимость сакральных языков. Это не языковая значимость.

Ж. Ф.: Не получается ли здесь некоего противоречия: если мы говорим, что вступая в сферу религиозной литургической практики, мы уже не говорим о собственной лингвистической ценности языка, но о некоем сакральном пространстве, то не будет ли в таком случае наиболее последовательной позиция Католической Церкви до второго Ватиканского Собора, когда везде следовало служить на латыни? То есть либо мы переводим службу на местные языки или, скажем сегодня, на русский, либо нам возвращаться к греческому?

М. Ж.: Во-первых, я не говорила, что, когда мы вступаем в сферу богослужебного языка, для нас языковая семантика уже ничего не значит. Она значит ровно то же самое, что в любом другом словоупотреблении. Но она уже не доминирует. Во-вторых, ровно то же самое, что я говорила об изучении русского языка, следует сказать и об изучении церковнославянского… Сакральный язык – иной, нежели язык народа, это нормальное явление.

Ж. Ф.: Под сакральным языком вы понимаете?..

М. Ж.: Язык богослужения. Вот для индийского буддизма сакральным языком будет язык пали, а не санскрит. Для хеттов языком богослужения был палайский, чужой для них. Это некоторое стремление отделить сакральный язык от профанного. Смысл его – в избавлении от коннотаций, то есть в употреблении тех слов, которые не связаны в повседневном языковом обиходе с массой явлений. Не обязательно, чтобы явления эти были низменными. Просто иногда их слишком много.

Но, простите, как же у нас учат церковнославянский язык! Еще хуже, чем русский. Я имею в виду не преподавание, а именно изучение как уровень усвоения. Почему? Потому что нет базы, навыка изучения языка. Он должен появляться еще в начальной школе, когда следует прививать понимание того, что есть язык для человека. Человек, которого хорошо обучили русскому языку, прекрасно выучит церковнославянский, а также всякие другие языки. А то, что нередко происходит у нас, – это настоящая катастрофа! По пятнадцать лет, начиная со школы, наши специалисты с высшим образованием учат иностранный язык и не знают его. Сегодня этим пользуется дикое количество шарлатанских фирм. «Английский язык за 59 часов!» Да нельзя выучить язык за 59 часов. Ни английский, ни любой другой. Невозможно. А все от того же: от отсутствия элементарной языковой культуры, от отсутствия сознательного навыка употребления языка. Языковая культура вовсе не в том, чтобы «запузыривать» слова, которые остальные соотечественники не понимают, но в том, чтобы самые простые слова употребить грамотно, по делу и со смыслом, чтобы строить свою речь так, чтобы она была понятна.

Ж. Ф.: Марина Андреевна, ну нет у нас Пушкина сейчас. Но разве это означает, что нам следует ориентироваться на наше светлое прошлое?

М. Ж.: Нет, конечно. Но помнить мы его должны. Сейчас мы вынуждены интуитивно определять ту литературную норму, на которую мы ориентируемся. А Пушкин был всеобщим эталоном. После него такого не было, а может, уже и не будет. А может, и не нужно больше… Скажем, был ли кто-нибудь в чисто языковом отношении для англоязычного мира настолько же значим, как Шекспир? Может быть, такое бывает раз в истории культуры. Но важно знать, что оно есть. Это то, что мы должны хранить в своем сознании как свое наследие. То самое – «На холмах Грузии лежит ночная мгла». В свое время, если грузинская княжна не знала как следует «Витязя в тигровой шкуре» и не имела список рукописи этой поэмы в своем приданом, шансы ее на замужество были весьма невелики. И сегодня я считаю, что недоразвита та девушка – культурно, душевно недоразвита, – которая не обмирала над «Евгением Онегиным», не сочувствовала Татьяне, не причитала над этой дурацкой дуэлью, у которой внутри все не останавливалось от слов: «уж небо осенью дышало, уж реже солнышко блистало…»


Опубликовано: Журнал «Фома». – № 1 (15), 2008 г.

Все модификации школьного образования направлены на оглупление народа

Марина Журинская отвечает на вопросы портала «Православие и мир» в рамках дискуссии о школьном образовании – новом законопроекте и о том, в каком положении сегодня находится школа и каковы перспективы.

Pravmir.ru: Каково ваше видение закона об образовании?

Марина Журинская: Вопрос сформулирован двусмысленно, может означать и «Как Вы оцениваете новый закон об образовании?», и «Какой новый закон об образовании Вы хотели бы видеть?» И на тот, и на другой вопрос можно было бы ответить словами подозрительного старичка из Торгсина у Булгакова: «Кароший люблю, плохой нет».

Pravmir.ru: Какие проблемы школьного образования вам видятся наиболее острыми?

М. Ж.: Наиболее острой проблемой видится та, что образование перестало быть образованием. Малокомпетентные люди натаскивают невежественных детей невежественных родителей на успешное прохождение тестов, дающих в дальнейшем право за большие деньги стать обладателем документа, дающего право претендовать на более престижную должность, нежели могут претендовать те, у кого такого документа нет. Специализация, указанная в документе, с дальнейшей трудовой стезей может вовсе не увязываться.

Дети – это дети, до семи лет они должны усвоить, что такое «нельзя» и «надо». Вместо этого их – на фоне полного ими пренебрежения и применения компьютера вместо соски, мамы, няни, игрушек и книг – уже начинают поднатаскивать для успешного поступления в начальную школу. О моральных аспектах семейной жизни можно не говорить.

Проблема детей мигрантов существует только на фоне всеобщего невежества и острой ксенофобии. Помню рассказы француженки, которая преподавала в московской франкофонной школе для детей дипкорпуса. Там, естественно, было много африканцев, и она считала увлекательнейшей задачей строить отношения детей на взаимном интересе («давайте посмотрим, как красиво танцуют африканцы!»), из которого формировалось взаимное уважение.

Про подготовку преподавателей, программ и т. п. – одни слезы. Я в свое время, подробно рассказывая об антифоменковской конференции, заметила, что вольно же историкам лить слезы и посыпать главы пеплом, если именно программы по истории (вузовские и тем более школьные) порождают невежество и верхоглядство, – сочетание, на фоне которого человек способен воспринять любую чушь как истину в последней инстанции.

Pravmir.ru: Как эти проблемы можно – если можно – сегодня преодолеть?

М. Ж.: Этот вопрос считаю, не в обиду будь сказано, несколько циничным. На него за очень приличную зарплату призваны отвечать сотни людей. Спускать время от времени такие милые вопросы в чистое поле – замечательный прием, называется «контакты с общественностью» и «широкое обсуждение». А как могут отвечать на них люди, лишенные доступа к документации и самомалейших возможностей на что-либо повлиять?

Самое общее пожелание – разрушить практику, при которой суть и смысл любой реформы сводится к тому, чтобы отыскать уютное местечко для деятелей, с треском проваливших свою работу (ну типа там как министр становится советником президента… сейчас мы затаив дыхание ждем, какую синекуру найдут для Сердюкова и что он там насоветует?).

Это и Льюис описывал: как провалившуюся директрису школы сделали инспектором, чтобы она руководила другими директорами, но у нее и там дело не пошло, и тогда ее провели в парламент, где она наконец-то нашла себя. А могли бы и в министерство. Или в институт какой – методический там, исследовательский, я знаю, что ли…

Pravmir.ru: Насколько в обществе есть понимание цели среднего образования сегодня?

М. Ж.: Насчет «в обществе» – вопрос к обществу. Вы с ним знакомы? Я нет. Слишком много разнообразных граждан вещает от имени общества, чтобы у людей тихих и нормальных сохранилось желание влезать в эту тусовку. Тем более что результат непредсказуем: правила, согласно которым кто-то невозбранно вещает от имени общества, а кому-то сразу говорят: «а ты кто такой?» (хорошо было Балаганову и Паниковскому – они говорили это друг другу, тем самым отпадала необходимость в ответе) и могут очень грубо обругать, а то и побить, – не поддаются анализу. И чего оно хочет – а всего и ничего.

Pravmir.ru: Перегрузка или недогруженность – в чем главная проблема школы?

М. Ж.: Главная и любая другая проблема школы – не в перегрузке (она имеет место), а в перегрузке лишним и в фатальном отсутствии нужного. Школа не готовит людей, обладающих базовыми знаниями о мире и навыками, позволяющими этими знаниями оперировать, а также представлениями о путях расширения этих знаний.

Pravmir.ru: Часто приходится слышать от детей, которые поучились за рубежом, что там учиться интересно, а у нас неинтересно, с чем вы это связываете?

М. Ж.: Не сочтите за черный юмор (это всего лишь параллель), но один из персонажей Вудхауса утверждает, что сосиски следует делать из довольных жизнью свиней. Если учителя и ученики довольны жизнью, то им, конечно же, интересно обучаться и обучать.

Давайте же, не вдаваясь в подробности, пробежимся по количеству абортов, уровню алкоголизма, наркомании и коррупции и совершенно людоедской рекламе, пробуждающей в человеке худшие чувства и понуждающей его гнаться за фантомами. Это что, обстановка, порождающая радость и веселье?

На этом фоне совершенно ущербные призывы быть довольным тем, что дают (с подтекстом «а то и этого не будет», хотя вслух говорится, что мы переживаем временные трудности, но зато потом… мы их уже без малого век переживаем), веселья не прибавляют.

Pravmir.ru: Какой случай из области школьного образования вас наиболее сильно поразил – порадовал в последнее время?

М. Ж.: Ох. Вот если учителя внятно и весомо выразят свое трезвое отношение к происходящему, я порадуюсь.

А пока остается поражаться тому, насколько неприкрыто все модификации школьного образования направлены на оглупление народа.


Опубликовано: Православие и мир [Электронный ресурс]. – http://www.pravmir.ru/marina-zhurinskaya-obrazovanie-perestalobyt-obrazovaniem/. 8 ноября 2012 г.

Об обществе

Богатые тоже… люди… точно так же, как и бедные

Для начала оговорюсь. Я не про политику, я про общественные нравы. К политике отношусь настороженно, но если уж общественные нравы не должны быть сферой интереса православных, то давайте откажемся от миссии и уйдем в леса, пока они еще остались.

То, что происходит вокруг выборов, по-моему, одобрить невозможно.

Нагнетание

Я даже не про фальсификации. Я про нагнетание ненависти и разделения.

И нагнетают ненависть и культивируют разделение те, кто обязан проявлять заботу о стране и народе. А также те, кто усиленно выступает за стабильность и спокойствие.

А какое уж тут спокойствие, когда пишущая братия, кажется, забыла, что наряду с нецензурными и просто ругательными словами существуют и другие. Вот приличный человек призывает к миру, употребляя при этом слова «интеллигентская истерика». Во-первых, это грубо и оскорбительно. Во-вторых, себя-то он (и многие другие его собратья по СМИ) к кому причисляет? Неужто к конкретным пацанам? Так не возьмут же, вот в чем штука…

Можно долго и совершенно бесплодно дебатировать на тему фальсификации результатов выборов. Можно всячески поносить тех, кто сомневается в честности подсчетов. Но полезно помнить, кто все это некрасивое дело начал. Кто первый назвал Чурова волшебником, а? То-то же!

Отвратительные эпизоды с прослушками, взломами почты заставляют задуматься еще кое о чем.

Я, пожалуй, соглашусь, что по результатам взлома почты несчастной Потупчик нужно заводить уголовное дело, но не на тех, кто взломал, а по содержанию обнародованных финансовых документов. Понятно, что такого дела в обозримом времени не предвидится. Жуткое впечатление производит и список «врагов», также вполне достойный юридической реакции. Но кое-что настораживает: списки получателей. Насчет некоторых из них сомнений просто не было, да и никакого общекультурного значения они как не имели, так и не имеют. Однако вспомнилось…

А бумажка-то была подделкой

Вспомнила я очерк Лескова под сложноватым для нынешнего читателя названием «Zahme Dressur в жандармской аранжировке».

Zahme Dressur – это по-немецки «мягкая дрессировка», метод дрессировки животных без жестокости, который в то время вводился и обсуждался. Суть же очерка такова: некоторый профессор с признаками либерализма был кумиром студенчества. Жандармам это, естественно, не нравилось. Вызвали на беседу другого светоча мысли, который первому жестоко завидовал. Разговор ни о чем, потом следователь вдруг извиняется и выходит. Светоч, естественно, любопытствует, что за бумаги на столе. И находит донос за подписью профессора. Радости нет предела; его как-то быстренько отпускают, и он летит делиться сенсацией. Ее встречают с восторгом; ошельмованный профессор кончает жизнь самоубийством. А бумажка-то была подделкой. В ХХ веке в соответствующем учреждении такое называли «дезой» и активно формировали и использовали.

Но ведь если бы только в этом было дело. Дело, как это часто бывает, и в инициативе снизу. Вот в новые времена опубликована повесть Ю. Даниэля (читала в «Юности», названия, к сожалению, не помню[134]134
  Имеется в виду повесть Ю. Даниэля «Искупление» // Юность, 1988, № 1. – Ред.


[Закрыть]
). Содержание простое: про человека намекнули, что он стукач. Подхватили с упоением. Постепенно он оказался в полной изоляции, сошел с ума и теперь живет в психбольнице. Оно, конечно, не без художественного нагнетания, но я же помню подобные толки и пересуды!

А уж что касается священников… Был один батюшка, с которым у меня образовались довольно хорошие отношения, я часто у него исповедовалась, и он ко мне относился тепло. И вдруг кто-то восклицает: «Ой, ты что, он же стукач!» Я задумалась и отправилась за советом к отцу Александру Меню. А он и говорит: «Ну и что, допустим даже, что это так, – вам-то какая разница? Вы же не будете исповедоваться в том, что ненавидите советскую власть, тем более что это не грех? А грехи исповедовать всегда полезно». Ну и продолжали мы с ним дружить.

А что изменилось в XXI веке? А ничего. При наличии 282-й статьи насчет разжигания вражды и ненависти их только ленивый не разжигает.

Казус Варламова

Если вернуться к этой несчастной почте бедолаги Потупчик, то наибольший резонанс вызвала фамилия Варламова. Не хочу никого обижать, но боюсь, что придется. Илья Варламов – фотохудожник (ну ладно, фоторепортер) просто на редкость интересный. «Уличен» в том, что получал деньги за свою работу. Крупные деньги, кто же спорит. Но и квалификация у него ничего себе, и известность колоссальная, а работа такая, что требует вложений, малопредставимых для тех, кто рад-счастлив, что снимает на мобильник. Да, снимал Селигер и Суркова, так ведь это черты эпохи. А крику-то…

Друзья, опомнитесь, это вам не Лени Рифеншталь[135]135
  Лени Рифеншталь – немецкий кинорежиссер и фотограф, поддерживала нацистов, сняла документальные фильмы «Триумф воли» (о Нюрнбергском съезде фашистской партии) и «Олимпия» (об Олимпийских играх в Берлине в 1936 г.) – Ред.


[Закрыть]
, фильмы которой, кстати, до сих пор интересны как шедевры кинодокументалистики. И особо прозорливые бормочут, явно гордясь собой, что-де, мол, я-то всегда его подозревал… Нашли, чем гордиться! Строго говоря, вполне возможно, что есть люди, которые на всякий случай подозревают всех. Вообще-то, это называется ненависть и зависть – в данном случае к топ-блогеру, успешному и талантливому человеку. Не потому ли никто другой такой реакции не вызвал? И как о самом обычном говорят, что он-де отпирался, когда его спрашивали. А по какому, простите, праву спрашивали? Какой-то комсомольский патруль и народный контроль в одном флаконе.

Разыскивается… ненависть

И никак я не могу согласиться с позицией Навального в той ее части, которая гласит (точнее, гласит он, и очень громко) о ненависти.

Ну не прощайте себе на доброе здоровье, если только ненависть и здоровье сочетаются, хотя, по-моему, нет, но только полезно знать, что злопамятство – отнюдь не добродетель. И ведь до смешного доходит: Навальный объявляет в сетях, что ищет секретаршу, называя первым желаемым качеством кандидатки ненависть. По-моему, непредусмотрительно; на мой взгляд, секретарша должна быть прежде всего верной и преданной, а также неподкупной. Что взаимосвязано.

Конечно, Потупчик принято ругать во все корки. Возможно, что она этого, скорее всего, и заслуживает и как минимум заслужила неприязнь со стороны тех, кому усиленно портила жизнь. Но ничего не могу поделать: мне вот вопреки всему симпатична ее какая-то оголтелая личная преданность, основанная на благодарности.

Среди всеобщего ожесточения и совершенно непристойных речений (имеется в виду не только сквернословие, но и чудовищные искажения фамилий оппонентов и терминов, обозначающих приписываемые им воззрения, а также презрительные клички для людей «иной» национальности, что в наше время в нормальном случае просто непредставимо) мне уже случалось задавать вопрос: если у «охранителей» можно услышать только самую жуткую ругань, то что же такое они охраняют?

Неужели традиционные культурные ценности, созданные Православием? Или что?


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации