Текст книги "Альфа и Омега Марины Журинской. Эссе, статьи, интервью"

И ведь не в огульном отрицании образования дело, а в виртуозной подмене известно чего неизвестно чем.

Вот в «Братьях Карамазовых» скептически цитируется высказывание немца: «Дайте вы русскому школьнику карту звездного неба, о которой он до этих пор не имел никакого понятия, и он завтра же возвратит вам ее исправленною». Высказывание встречается восторженными воплями насчет того, что да, мы такие, и это здорово, и не чета всяким там колбасникам.

Здесь мы на ином уровне художественности вновь сталкиваемся с призывом учить диалектику не по Гегелю, то есть в конце концов совсем ее не учить, и астрономию учить не по астрономическому атласу, а по интуиции, что опять-таки означает не учить ее вовсе. Но считать себя знающим. На этом фантасмагорическом фоне известный тезис известного Митрофанушки насчет того, что география не нужна, коль скоро есть извозчики, покажется трезвейшей прагматикой.

И все на нем сойдет: мичуринская биология, загубившая дивные яблоневые сады России, потому что старые сорта были поспешно заменены нестойкими гибридами, всесильное учение Лысенко (и действительно всесильное – кучу людей загубило), презрение к лженауке кибернетике… еще нужно?

И «наш» Фоменко может нести все, что захочет, потому что внимают ему «наши» люди со средним и высшим техническим образованием, которые историю проходили в школе, по «нашим» учебникам, составленным «нашими» историками. Которые волосы на себе рвут, но вовсе не согласны правдиво и смиренно ответить на тот самый вопрос: «А о чем вы думали, когда…» О чем-то.

Ну что ж, давайте свободное время, образующееся благодаря неучению, посвятим жалобам на всемирное коварство, из-за которого мы, будучи некогда богатейшей страной, преисполненной талантами, превращаемся в источник сырья, откуда бегут почти все, кто только может.

…Да, глупость не входит в число семи смертных грехов. Но ведь мы же и не признаем, что их число ограничивается семеркой. Да и католики, пооглядевшись в современном мире, стали это число деловито расширять. Но пора нам перестать сомневаться в том, что глупость – грех, самый настоящий:

● грех перед Богом, потому что являет собой глумление над Его драгоценным даром – разумом и иллюстрирует зарывание таланта;

● грех перед ближними, потому что очень уж тяжко иметь дело с глупыми людьми, и недаром сказано сатириком про край непуганых идиотов;

● грех перед самим собой – и не в последнюю очередь потому, что «обещает» мучительную старость, тонущую в мрачных ощущениях непонимания вокруг и непонятного ужаса впереди.

А множество поговорок о том, что дуракам счастье и меньше знаешь – крепче спишь, – безусловно от лукавого. Иногда невредно не только некрепко спать, а даже вовсе просыпаться. Как проснулся некогда среди ночи Блез Паскаль, ощутивший въяве, что Бог – это Радость.

Опубликовано: Журнал «Фома». – № 9 (101), сентябрь 2011 г.

А где же наша пустыня?

И в самом деле, где искать пустыню нам, жителям современных городов? Ведь действительно очень хочется найти надежный путь духовного совершенствования, и недаром множество людей устремляется в паломничества.

Но недаром также существует древняя история об отшельнике, спасавшемся в пустыне. Жил он там хорошо, праведно, постился, молился, молчал; были и искушения, но он преодолевал их постом и молитвой. Как-то набрел на него человек, восхитился пустынной жизнью и остался. За ним другой, третий… Пустынное место не могло предоставить пропитания для всех собравшихся; появились торговцы… в одно прекрасное утро отшельник огляделся и увидел, что находится в центре шумного города. И бежал.

И есть у Чехова рассказ «Княгиня» о даме, которая любит вырваться из своей шумной и бестолковой жизни и погостить в монастыре. Ей там хорошо, она чувствует себя возвысившейся и очистившейся. Бесконечно приглашает на чай отца настоятеля и ведет с ним долгие разговоры, которые ей представляются духовными. Умный, кроткий ученый монах все терпит. Монастырского устава дама отнюдь не соблюдает и все время «возникает» с какими-то просьбами по обслуживанию, так что братия не знает покоя. Наверное, в наших паломничествах стоит об этом помнить. И верно ли, что для очищения души следует обязательно куда-то двигаться, перемещаться? В книге пророка Исаии мы находим совершенно иное рассуждение (см. Ис. 33, 10–15). Здесь говорится о времени Суда, причем пророк создает потрясающий образ греховности человечества: Вы беременны сеном, разродитесь соломою; дыхание ваше – огонь, который пожрет вас. Не кара с небес, а внутренний грех губит человека! Грешники в смятении спрашивают: Кто из нас может жить при вечном пламени? И вот какой следует ответ: Тот, кто ходит в правде и говорит истину; кто презирает корысть от притеснения, удерживает руки свои от взяток, затыкает уши свои, чтобы не слышать о кровопролитии, и закрывает глаза свои, чтобы не видеть зла. А для этого удаляться в пустыню не обязательно. Можно ведь и в своем доме не допускать бесконечного лицезрения ужасов, транслируемых телевидением, шумных развлечений, праздных разговоров, бесконечных чаепитий, не говоря уже о более «веселых» трапезах. Тот, кто честно относится к своему внутреннему миру, не может не ощутить, как даже «духовные» разговоры могут быть пустым развлечением, ненужной тратой времени. Те же, кто всерьез относится к своему браку, должны почувствовать, что считать супруга препятствием на пути духовного совершенствования – это страшный грех, это надругательство над великим таинством браковенчания. Одно дело – когда престарелые супруги добровольно соглашаются принять постриг и разъехаться по разным монастырям; любовь их такова, что не нуждается в пространственной близости. И совсем другое – когда муж и жена не видятся сутками, неделями, месяцами (о судьбе детей умолчим), потому что кто-то из них бесконечно скитается в поисках самоусовершенствования.

Для того чтобы встретить Бога, вовсе не обязательно куда-то передвигаться, потому что Он всегда с нами. Равно как и наши грехи, от которых тоже не убежишь. И наверное, никому не приносит пользы внешнее подражание монашеской жизни, потому что иночество – это крест сугубый, это особая стезя, вступать на которую следует всерьез и навсегда.

Опубликовано: Журнал «Фома». – № 10 (54), октябрь 2007 г.

Иерусалиме…

Замечательная вещь – память.

Среди «Рождественских повестей» Диккенса есть одна с совершенно не-рождественским названием «Одержимый, или Сделка с призраком», – о человеке несчастной судьбы, который попросил лишить его памяти. И едва не погиб, потому что беспамятство – это проклятие, и он нес его всем, с кем соприкасался. Все они были бедные и несчастные, но мирные и добрые люди. А лишившись памяти, становились чудовищами… Конец счастливый; беспамятный кается, всем его жертвам память тоже возвращается – и следует молитва: «Боже, сохрани мне память!» Вот и я вспоминаю эпизод, на первый взгляд убогий – но сколько в нем смысла и красоты…

В деревенской церкви на всенощной жалкий хор – четверо старух – поет «На реках Вавилонских». Бабульки тихо пищат (громко просто не могут), дребезжат и фальшивят… и самым натуральным образом плачут: «Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя. Прильпе язык гортане моему, аще не помяну тебе…» Наверное, и даже наверняка, их представление об Иерусалиме далеко от исторической, религиозной и даже географической правильности. Что с того? Он живет в их сознании, великий город Ерушалаим, Град Мира, и их христианское чувство живо им. И всем, кроме совершенно отмороженных снобов, в этом случае плевать на вокал.

Это чувство не возбудят и не заменят никакие катехизационные, катехизаторские и миссионерские курсы, никакие низшие, средние и высшие духовные образования, как старые, так и новые (духовное новообразование, вот еще!). А без него мы ничто. И в забвении пребывает десница наша, а попросту говоря – все из рук валится. И прилипает язык к гортани, а поэтому и вотще вычитываются правила, индивидуально обогащаемые (отягощаемые!) кафизмами и акафистами, вотще произносятся пылкие речи и пишутся поучительные словеса.

Потому что только Живой Бог может одарить нас живой верой в Него. Если попросим. Если догадаемся, наконец, что нужно попросить.

И тогда хлынут реки воды живой, и все будет нам на пользу, – и образование, и вокал.

…Сложноватое у нас время, что и говорить. И множество споров и дискуссий о том, что же всему виной, кипит, пенится и переливается через край.

Но почему-то никто не говорит о том, что в основе всего – историческое забвение. А ведь забывается и то, что было 20–30 лет назад, что уж говорить о более ранних временах. Вместо исторических фактов процветают историософские концепции, а если они противоречат фактам, так тем хуже для фактов.

Да, конечно, литературы по историческим вопросам много. Но как-то все больше вспоминается горький анекдот. Машинистка, перепечатавшая для Томаса Манна рукопись его романа «Иосиф и его братья» – произведения, исполненного нарочито субъективных оценок, – сказала автору: «Ну наконец-то я знаю, как все было на самом деле». Это значило, что ей понравился сюжет.

И вот удивительное дело: машинистки у нас вроде перевелись, а их оценки живут как ни в чем не бывало…

Опубликовано: Фома [Электронный ресурс]. – http://www. foma.ru/article/. 16 января 2012 г.

Ступени

Сейчас принято оперировать понятием «стиль жизни», которое, как правило, сводится к совокупности дорогостоящих, но настоятельно рекомендуемых рекламой удовольствий и приспособлений для получения этих удовольствий. Если же попытаться обнаружить то общее, что свойственно всем навязываемым разновидностям стиля жизни, то, пожалуй (за исключением тех видов чревоугодия, которые близятся к гортанобесию[102]102
  Гортанобесие – порок вкуса, при котором человек требует от вкушаемой пищи каких-то тонких, едва уловимых нюансов удовольствия, отсутствие которых огорчает его (зачастую – вплоть до вспышек ярости) и заставляет неустанно гоняться за этими ощущениями, пренебрегая всем остальным (сытностью пищи, ее полезностью и т. д.). – М.Ж.


[Закрыть]), объединяет их спешка. Очень хочется выучить английский за 59 часов (раньше реклама обещала 60, но «рынок диктует»), что невозможно, и без всяких усилий мгновенно сбросить половину веса и уже никогда не набирать, чего также не бывает, и разом исцелиться от всех болезней… и вмиг очистить не только тело, но и душу, – раз и навсегда.

Мгновенное очищение души обещают не только целители, но и «духовные» руководители многочисленных сект, оккультных или возводящих себя к протестантизму, но отошедших от него настолько далеко, что их христианский характер становится сомнительным, если не отрицается несомненно. Их успех отчасти объясняется именно тем, что они идут в ногу с веком сим – и идут, торопясь изо всех сил; и общий их девиз – быстро и окончательно.

Между тем православное понимание возрастания души, очищения ее от греховности ради вечного спасения в Боге основывается на принципе постепенности (об этом свидетельствует и сам термин, исходящий из представления о росте как процессе природном[103]103
  Слово «природный» подразумевает здесь не принадлежность к физическому миру, а соответствие природе человека как творения Божия. – М.Ж.


[Закрыть] и медленном) и определяется как путь (а не скачок), как восхождение, то есть движение вверх, сопряженное с усилием, необходимым для преодоления силы тяготения, естественным образом влекущей вниз, – ибо Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его (Мф. 11, 12; ср. Лк. 16, 16)[104]104
  Когда говорят о мгновенном обращении гонителя христиан Савла в апостола Павла, упускают из виду, что Савл имел пламенную веру и ревностно ее отстаивал (качества, которых решительно недостает множеству современных христиан), но заблуждался, считая христиан врагами веры, и был излишне рьяным гонителем; в дальнейшем он горько раскаивался именно в этом своем рвении. Получив же откровение от Господа, он мгновенно его принял именно потому, что вера его и стремление к истине были велики, и именно вера позволила ему распознать истинность откровения и целиком довериться Христу. – М.Ж.


[Закрыть]. Собрание духовных руководств носит название «Лествица»[105]105
  Преподобный Иоанн Лествичник. Лествица духовная. Примечательно, что старообрядческие четки имеют вид ленты из толстой кожи с поперечными складочками и называются лестовкой. – М.Ж.


[Закрыть]. Преподобный Иоанн выработал аскетическую систему, основанную на принципе умеренности: он был против сужения круга дозволяемой пищи, но советовал ограничивать в разумных пределах ее количество, и не проводил ночи напролет в бодрствовании, поскольку это может привести к повреждению ума, но спал не дольше, чем необходимо для поддержания сил, и не на голой земле, а на скромной постели. Преподобный говорил, что главный аскетический подвиг – это смирение перед Господом. Аскетика преподобного Иоанна Лествичника – хороший пример того срединного, царского пути, придерживаться которого всегда советуют святые отцы.

При этом «умеренная» аскеза преподобного Иоанна Лествичника наверняка показалась бы непосильной для многих и многих: 40 лет в пустыне, в безмолвии и посте. Как же так, – может спросить скептик, – выходит, преподобный говорит не то, что делает? – Очевидно, полезно задать иной, простой вопрос: каково основание христианской аскезы? – и просто на него ответить: это – мера любви ко Господу.

Любовь не терпит принуждения, ее нельзя вызвать искусственно, нельзя и симулировать. Вся любовь – в Боге, вся она – от Бога, и Он дает ее просящему в такой мере, в какой тот может вместить. Именно поэтому основа аскезы – в смирении: Бог гордым противится, а смиренным дает благодать (Иак. 4, 6; 1 Пет. 5, 5)[106]106
  Представляется особо значимым то, что эти слова старших апостолов были сказаны у начал новозаветной Церкви. Видимо, вся важность смирения для духовного возрастания осознавалась ими в полной мере, и представлялось нелишним говорить об этом повторно. Эта мысль в несколько ином обличии встречается в Ветхом Завете, см. Иов 22, 29; Пс. 137, 6; Притч. 3, 34; Ис. 57, 15. – М.Ж.


[Закрыть]. Любовь преподобного была такова, что его аскеза в масштабе этой любви представлялась ему умеренной. Не имеющий же любви Божией или имеющей ее лишь в зачатке напрасно будет изнурять себя постом и молитвенными подвигами, если не смирится изначально. А Божие величие таково, и любовь Его так безгранична, что и и смирению человеческому вряд ли можно определить предел, и любви всегда недостает.

По свидетельству духовно опытных людей, путь восхождения, как правило, длится десятилетиями и никогда не может считаться пройденным вполне и до конца; с другой стороны, духовники свидетельствуют, что как враг рода человеческого никогда не устает нападать, так и душа способна к возрастанию буквально до последних минут жизни. Вспомним, как сосредоточенно молятся об оставлении грехов великие подвижники; будем иметь в виду и частное высказывание одного из величайших православных проповедников ХХ века, сделанное им в возрасте, который принято определять как «далеко за семьдесят»: «Теперь я иногда чувствую, что, может быть, из меня еще и получится отчасти хоть какой-то христианин».

Такая самооценка, такое понимание своего пути объясняются тем, что при возрастании духовного опыта возрастает и понимание меры греховности, отделяющей человека от Бога, и возрастает любовь к Богу, жажда богообщения. Не случайно у многих, чья духовная жизнь только начинается, большие затруднения вызывает исповедь, и далеко не всегда потому, что стыдно в чем-то признаваться, а потому, что непонятно, в чем каяться, нет видения своей греховности, нет самоукорения – и очень хочется усмотреть во всех своих неприятностях, внешних и внутренних, козни окружающих, а в лучшем случае – роковое стечение обстоятельств. А человек, приобретший навык покаянного рассмотрения своей жизни, всегда способен увидеть, в чем он уклоняется от заповедей, и всегда готов просить Господа простить его и освободить от греховных привычек.

Лестница состоит из ступеней – степеней, – и восхождение по ней происходит постепенно. Пытаясь перескочить несколько ступеней, смельчак рискует скатиться назад, к самому основанию. Так бывает и в духовной жизни: решив разом покончить с делом возрастания (при этом подразумевается, что до полного духовного совершенства и остается-то самая чуточка), человек рьяно приступает к самочинно составленной программе усовершенствования. Кончается это провалом: унынием, отчаянием, разочарованием[107]107
  При вдумчивом отношении к словам можно понять, что разочарование приходит вслед за очарованием, которое есть подпадение чарам, что для христианина, мягко говоря, не вполне уместно. – М.Ж.


[Закрыть], – а бывает, что и отходом от веры. Поэтому постепенность духовного восхождения – один из показателей того, что душа действительно восходит, а не мятется, не мечется[108]108
  Хорошо, когда ступени пути указываются свыше, а не конструируются самостоятельно, тем более что в действительности Господь всегда их нам открывает, и с нашей стороны требуется лишь внимание и понимание. Поэтому можно сказать, что и каждую следующую ступень, и время, когда пора на нее восходить, выбираем не мы, и именно в силу этого, увидев какой-то свой грех, нельзя оставлять «на потом» покаяние и отказ от этого греха: если увидел – значит Господь указал, значит пора отказываться от греховной привычки, даже если она представлялась вполне невинной или составляющей неотъемлемую часть личности. Увидеть же себя помогают молитва, участие в церковных Таинствах, чтение Писания и духовной литературы, а главное – смирение, проявляющееся в полной внутренней готовности принять, признать истиной не свое видение себя, но Божью волю о себе. – М.Ж.


[Закрыть].

Ступени нашей жизни – дни, и самое печальное в безграмотном понимании церковнославянского слова довлеть «быть достаточным» как русского глагола давить состоит в том, что без внимания остаются замечательные слова Писания: Довлеет дневи злоба его (Мф. 6, 34; Синод. перевод Довольно для каждого дня своей заботы). И сугубого внимания достоин тот факт, что великие подвижники молитвенного делания, преподобные Оптинские старцы, оставили нам в наследство молитву, в которой испрашивается милость и помощь Божия на один – сегодняшний! – день. А о каких простых вещах там говорится: не огорчаться и не огорчать, не обижаться и не обижать…

А ведь мы далеко не всегда в достаточной степени понимаем, что обычное добропорядочное поведение, ровное, приветливое отношение к окружающим, простая аккуратность в быту и добросовестность в работе – это добродетели, имеющие самое непосредственное отношение к духовному возрастанию; как-то проскальзывают мимо сознания слова из притчи о талантах: хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего (Мф. 25, 21; 25, 23; ср. Лк. 19, 17). Но всякая евангельская притча имеет прежде всего буквальный смысл, от которого она возводит (но не уводит) читающего или слушающего к смыслу духовному. В этом соотношении кроется и «обратный ход»: только духовное понимание человеческой жизни и деятельности превращает повседневную аккуратность и добросовестность в духовное делание, иначе гордыня берет свое и придает этим свойствам черты мелочности и самопревозношения.

В одном из предыдущих номеров журнала мы писали о том, что стяжанию высоких духовных добродетелей препятствует отсутствие навыка в добродетелях, так сказать, практических[109]109
  Журинская М. Перед Нагорной проповедью // Альфа и Омега. – № 4 (30), 2001 г. – Сост.


[Закрыть]. На этот раз обратимся к тем случаям, когда торопливое стремление к «совершенству» мешает правильно понимать учение Церкви и ведет к искажению личности и жизни, которое тем опаснее, что вовсе не осознается как грех и даже причисляется к достоинствам.

Слова Евангелия (см. Мф. 25, 21) открывают тему, очень существенную для формирования христианского сознания: как соотносятся понятия рабов Божиих и входящих в радость, о которых сказано апостолом уже не раб, но сын (Гал. 4, 7)? В Новом Завете прослеживаются некоторые уровни духовного состояния человека, которые мы вполне можем определить как ступени: падший человек – раб греха (напр., Рим. 6, 17, 20), обратившийся к Богу – раб Божий, раб Христов, праведник – сын Божий[110]110
  Подробно говорит о ступенях страха (от рабского до сыновьего и в связи с этим – о рабстве и сыновстве) в соответствии с поучениями аввы Дорофея отец Алексий Уминский (см. его статью в журнале «Альфа и Омега» за 2002 г. № 32). – М.Ж.


[Закрыть].

Тексты Священного Писания предоставляют возможность убедиться в том, что состояние раба Божия отнюдь не позорно (Отроком Господним, то есть по значению слова слугой, называется и Мессия, ср. Лк. 1, 54); просто вхождение в сыновство обозначает иную ступень в связи человека с его Творцом и Господом. Это было совершенно прозрачным понятием для Ближнего Востока времен написания Библии, потому что там верные рабы подлежали усыновлению, что, однако, подразумевало, что они продолжают оказывать бывшему господину, а ныне отцу все подобающее послушание. Глубину покаяния блудного сына подчеркивает то, что он слагает с себя статус сына и готов добровольно стать слугой (см. Лк. 15, 18–19).

Тем не менее подчас очень хочется «проскочить» ступень рабства и причислить себя к числу сынов. При этом никак не принимается во внимание, что сын Божий – это тот, кто достоин принять Богосыновство, уподобляясь в этом Христу, Который ради того, чтобы восстановить изначальную связь между человеком и Творцом, принял на Себя подвиг Воплощения, страдания и крестную смерть. Правда, иногда можно встретить того, кто утверждает, что достиг всей возможной праведности, но это уже не имеет никакого отношения к христианству. И еще одна важная вещь следует из высокого достоинства сынов: высочайшая ответственность и готовность следовать за Христом в Его страданиях: В мире будете иметь скорбь (Ин. 16, 33)[111]111
  Существует среди благочестивых людей мнение о том, что тот, кто претерпевает незаслуженно во время Крестопоклонной седмицы, следует за Христом, тот же, кто причиняет другим в это время страдания и скорбь, уподобляется Его гонителям. Здесь нужно особо выделить именно незаслуженность, потому что, например, если нерадивый работник что-то упустил или неправильно сделал и получил за это выговор, то потерпевшей стороной следует считать вовсе не его. – М.Ж.


[Закрыть].

С предельной ясностью говорит о мере послушания сынов и об испытаниях их верности апостол Павел, слова которого нужно привести достаточно пространно, хотя и не полностью: Вы еще не до крови сражались, подвизаясь против греха, и забыли утешение, которое предлагается вам, как сынам: сын мой! не пренебрегай наказания Господня, и не унывай, когда Он обличает тебя. Ибо Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает. Если вы терпите наказание, то Бог поступает с вами, как с сынами (Евр. 12, 4–7).

Слова Писания позволяют убедиться в том, что с притязанием на статус Богосыновства спешить непозволительно; для этого следует утвердиться в опыте смирения и послушания. Но не менее ответственно и пребывание в числе рабов Божиих, о чем свидетельствуют слова евангелиста: когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать (Лк. 17, 10).

А кто из нас с легким сердцем может утверждать, что исполняет все повеленное? Все – понятие всеобъемлющее, которое охватывает не только жизнь в Церкви, но и поведение в быту, и отношение к ближним. Допустим, сравнительно нетрудно, как кажется, при подготовке к причащению следовать установленным Церковью правилам, – но все ли их полностью выполняют? И действительно ли каждый из нас перед тем, как приступить к Таинству, примиряется со всеми, с кем подобает, – не только просит прощения у тех, кого обидел, но и сам прощает обидчиков, в том числе и тех, от кого претерпел достаточно серьезно? И действительно ли мы, принося покаяние перед Господом, исполнены твердой, несокрушимой решимости оставить грех?

На все эти вопросы по чистой совести следует ответить отрицательно, и не просто потому, что это случайные досадные упущения: ведь не зря тексты, которые Церковь рекомендует нам прочесть – и принять – перед причащением, содержат слова о том, что причащаемся мы недостойно и получаем благодать не по своей добродетели, а в силу неисчерпаемой, непредставимой милости Божией. Последнее указание на наше недостоинство (точнее – призыв еще раз его прочувствовать) и на милость Божию слышится в возгласе Святая святым: те, кто очищен в Таинстве Покаяния (святые) сподобляются услышать высокую истину (святая), состоящую в том, что Един Свят…

Но очень важно для возрастания и отношение к той сфере нашей жизни, которой те, кто тороплив, считают возможным просто-напросто пренебречь в своем плане духовного совершенства. Речь пойдет о той работе, за которую мы, миряне, получаем зарплату[112]112
  Что касается монашества, то известно, что труду в монастыре придается первостепенное значение, – настолько, что первоначально пришедшие в монастырь в основном им и занимаются и называются трудниками, а статус послушника, также сопряженный с большим объемом «простой» работы, получают, если (разумеется, наряду с другими свойствами) хорошо зарекомендовали себя в труде. Во многих монастырях трудовое послушание несут и иеромонахи. В женских монастырях, расположенных в сельской местности, сестры прилежно занимаются нелегким крестьянским делом. Во все времена православное монашество осуществляло уход за больными и престарелыми, что сопряжено со множеством тяжелой работы. – М.Ж.


[Закрыть]. Всегда ли эта работа выполняется перед Лицом Божиим, – а ведь именно перед Его Лицом должно проходить все наше существование по примеру ветхозаветных праотцев (ср., напр., Быт. 5, 24; 6, 9; 17, 1; 24, 40; 48, 15; 3 Цар. 2, 4; 3, 6; 8, 23; 4 Цар. 20, 3; Пс. 114, 8; Мих. 6, 8). Всегда ли христиане понимают, что для них профессиональное совершенство, квалификация – это не вопрос личного престижа, а мера их апостольского служения? И что добросовестность является неотъемлемой частью профессионализма, потому что даже если человек одарен, образован, отлично разбирается в приемах мастерства в своей работе, но пренебрегает ими, то он плохой работник и достоин порицания?

Конечно, здесь может последовать вполне разумное возражение: а если работа не по душе? – Что же, это вполне возможно, и тогда нам следует сделать выбор, предварительно уяснив себе, что этот выбор – непременное свойство нашего мира, в котором довольно основательно расходятся работа и заработок. Так чего же мы хотим – такой работы, которая была бы совместима с христианским деланием, приносила бы пользу людям, или такой, которая давала бы нам средства к существованию на том уровне достатка, который мы считаем для себя необходимым?

И тот и другой путь для христианина возможен, лишь бы во втором случае не приходилось участвовать в делах недостойных или криминальных. Но этот выбор определяет наше поведение. Допустим, человек, на котором лежит обязанность содержать семью, работает ведущим сотрудником крупной фирмы, – вряд ли его работодатели будут счастливы, обнаружив, что он на рабочем месте погружается в чтение «Добротолюбия»; библиотекарше же это не противопоказано. Означает ли это, что низкооплачиваемые работники спасутся скорее и надежнее, чем те, которые получают за свой труд достаточное вознаграждение? – Вовсе нет, потому что путь один: смирение, но проявления этого смирения могут быть разными. Правда, жизнь показывает, что притча о лепте вдовицы (см. Мк. 12, 41–44; Лк. 21, 1–4) продолжает быть актуальной и в наши дни, равно как и утверждение о том, что трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие (Мк. 10, 23; Лк. 18, 24). Но Евангелие – книга мужества и бодрости, и не случайно оно дает нам примеры покаяния мытарей, то есть сотрудников налоговой полиции (ср., напр. Лк. 18, 10–14; 19, 2–9 и многочисленные упоминания), и говорит о покаянии у Креста Христова не только разбойника, но и центуриона, распоряжавшегося казнью (см. Лк. 23, 40–43, 47).

Заметим, что при этом в притчах не говорится о покаявшихся фарисеях, потому что главная беда фарисеев именно в том, что они считают себя праведными и не видят предмета покаяния – своего греха. Однако в самой Евангельской истории раскаявшиеся фарисеи встречаются: Никодим (см. Ин. 3, 1; 7, 41–52), апостол Павел (см. Деян. 23, 6; 26, 5; Флп. 3, 5). В синедрионе апостолов защищал уважаемый народом ученый фарисей Гамалиил (см. Деян. 5, 33–39), учитель апостола Павла. Очевидно, фарисеями были и праведный Иосиф из Аримафеи (см. Мк. 15, 43; Лк. 23, 50), и начальник синагоги, дочь которого воскресил Спаситель (см. Мф. 9, 18–26).

В Евангелии от Луки рассказывается о фарисеях, которые приглашают Христа к себе на трапезу (см. Лк. 11, 37–54; 7, 36–50). Первый из них, Симон, усомнился в Спасителе, потому что счел, что Тот не знает, что за женщина омывает Его ноги слезами и миром, – и получил в укорение притчу о двух должниках; говоря же о прощенной грешнице, Христос коснулся того, с какими нарушениями правил гостеприимства Он столкнулся в доме фарисея. Второй же из «странноприимных» фарисеев, едва приступили к трапезе, тут же сделал Спасителю замечание за несоблюдение ритуала; в ответ Господь произносит слова обличения в адрес фарисеев и книжников.

Как непохоже поведение этих фарисеев, в своем самопревозношении нарушающих законы гостеприимства, судящих скоро и свысока, на действенное покаяние мытаря Закхея, принимающего у себя Христа (см. Лк. 19, 1–10) и получившего Его благословение!

Тем самым перед нами – еще одна евангельская параллель мытаря и фарисея. Кстати, смиренный мытарь и не посмел позвать к Себе Господа, а только хотел взглянуть на Него и ради этого, забыв про возраст и положение, полез на дерево, как мальчишка, – и Господь Сам пришел к нему. Существенно, что тем самым подчеркивается последовательность линии поведения как в храме (перед Богом), так и в доме (перед ближними); кающийся пред Богом кается и перед людьми, гордый пред Богом и перед людьми проявляет гордыню. Параллель храма и дома, Бога и ближнего замыкается очень выразительно: Человек, Которому сделал замечание фарисей, – это Бог.

Возвращаясь к нашей основной теме, отметим, что пренебрежение «простыми» обязанностями ради обязанностей «духовных» – фарисейский грех. А так ли хорошо при этом выполняются те обязанности, которые прямо предписываются Церковью? Обратимся к наблюдениям такого деятельного пастыря и проницательного духовника, как протоиерей Глеб Каледа, настолько важным, что их необходимо привести полностью:

«Как ни печально, в деле милосердия часто приходится сталкиваться со специфическим “православным эгоизмом”. Некоторые больницы просто взывают о помощи к Православной Церкви. Организаторы православного милосердия отмечают, что часто легче привлечь людей с добрым сердцем, но почти неверующих, или неофитов, недавно крещенных и воцерковляющихся, чем так называемых церковных православных людей. От последних сплошь и рядом на просьбу прийти и помочь можно услышать жесткий и твердый отказ: “в этот день у нас служба в храме”, “это праздник – нельзя работать”[113]113
  К сожалению, это воззрение гораздо шире распространено среди неверующих и гораздо истовее ими исполняется, нежели любая заповедь Христова. Когда, отвечая на вопрос совершенно неверующего человека о том, насколько строго следует соблюдать «неделание» в тот или иной праздник, пытаешься сказать, что прежде всего в этот праздник следует посетить храм, интерес как-то сразу увядает. Однажды женщина пытливого ума, когда ей сказали, что в праздник при необходимости можно что-то делать после литургии, спросила быстро: «А когда кончается литургия?» – М.Ж.


[Закрыть], “в этот день у нас в храме служит мой батюшка”, “тогда в таком-то храме престольный праздник с архиерейским богослужением” и так далее. Даже договорившись, человек может не прийти: “а я забыла, что служит мой батюшка, – должна была быть на его службе”. Невоцерковленные неофиты и люди с добрым сердцем такие номера не выкидывают и в отличие от некоторых православных держат свои обещания.

Послушаешь таких православных и невольно начинаешь думать, что нельзя организовывать православные больницы, православные детские приюты, ибо в воскресные и праздничные дни в них просто некому будет дежурить и работать. Такие настроения и такой “православный эгоизм” отталкивают от Церкви пытающихся в нее войти и бросают их в объятия сектантов»[114]114
  Протоиерей Глеб Каледа. Задачи православного воспитания // Отцы, матери, дети. Православное воспитание и современный мир. М., 2001. Известен случай, когда семья священника с малыми детьми вынуждена была за два года сменить 14 православных нянь только из-за их необязательности, переходившей все мыслимые границы. В другом случае православная семья, весьма основательно опасавшаяся провокаций в виде спланированных «несчастных случаев», пригласила в няньки баптистку как человека, на которого можно всецело положиться. – М.Ж.


[Закрыть].

Налицо разительный пример того, что должно быть хорошо нам известно: единичного греха не бывает. Небрежность в работе растлевает душу, порождает необязательность в отношениях с ближними; привычка к небрежению мало-помалу может распространяться и на духовное делание, поскольку имеет место заблуждение в самооценке.

Так не лучше ли, не полезней ли, признавая себя несовершенным негодным рабом, стараться делать все, включая и самое простое (с которого и следует начинать), и не искать себе награды даже в собственных мыслях, во внутренней самооценке, – по духу и букве начала притчи о званых и избранных: всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится (Лк. 14, 11, ср. Мф. 23, 12)?