Текст книги "Альфа и Омега Марины Журинской. Эссе, статьи, интервью"

К счастью, «дурость» редко выдает себя за христианскую добродетель. Лучшее, что говорят о ее носителе доброжелатели и в первую очередь он сам, – это то, что он человек твердых взглядов и верен своим убеждениям, а также умеет за себя постоять. Ум дурак не признает, но высоко ценит хитрость, ошибочно принимая ее за мудрость. Это очень похоже на то, как оккультист, отвергая Церковь и церковные Таинства, прибегает к магическим ритуалам, сулящим полный (как пишут в рекламах шарлатаны, 200-процентный) и быстрый успех, преимущественно материального плана.

Мудрости у дурака нет, а навыки хитрости приобрести не так сложно. И хитрый дурак, неспособный увидеть мудрость в других, считает всех нехитрых людей глупыми, с которыми можно не считаться. И разворачивает свои хитрости у всех на виду, не подозревая о том, что все они шиты белыми нитками и в глазах окружающих его отнюдь не украшают.

В дальнейшем мы постараемся оставить дураков в покое.

С «глупостью» все гораздо хуже. Самооборона глупцов достигает высочайшего уровня демагогии; глупцы могут даже провозглашать себя святыми, а глупость – единственно возможной формой существования. При этом глупость выступает под маской «простоты», но об этом позже.

Снимать маски – работа кропотливая; ведь перед нами не одна замаскированная глупость, но целый маскарад: глупость не так уж глупа, чтобы маскировать только себя. Поэтому обратимся к тем свойствам человека, которые глупостью заведомо не являются, и начнем с полной ее противоположности – с ума.

Относительно ума существуют заблуждения, и распространяют их люди отнюдь не умные. Эти заблуждения уже привели к тому, что слово «умный» стало бранным. То и дело приходится слышать: «Больно умный», «Умные все стали» и тому подобное. Кому выгодно распространять такую точку зрения, в общем, понятно: если глупость становится нормой, а умные люди вынуждены стыдиться своего ума и по мере возможности его скрывать, то глупцы процветают, а хитрецы прекрасно овладевают приемами манипуляции обществом. В социологии есть термин «оглупление» – это программа, ориентирующая общество на престижность глупости и пагубность ума. Весьма несложно превозносить глупые высказывания как «самое оно», а умные подвергать испепеляющей критике. А склонность задавать простые вопросы уничтожается на корню как проявление враждебного «нам» (простой вопрос: кому?) духа.

В христианской антропологии ум – это врожденное свойство человека, данное ему Богом. Размышляя об этом, полезно в который раз обратиться к притче о талантах (см. Мф. 25, 14–30). Разным людям Господь дает разное количество талантов (смело можно сказать: ума), но все обязаны прилежно трудиться, умножая эти таланты. Вот и ум следует развивать – в том числе и для укрепления в полноте веры, о чем ясно говорит Писание. В самом деле, если следует любить Его всем умом (Мк. 12, 33), то понятно, что чем больше у нас ума, тем больше в нас вмещается любви Божией, заповеданной Христом: возлюби Господа Бога твоего… всем разумением твоим (Мф. 22, 37; Мк. 12, 30; Лк. 10, 27). И уж если Господь отверз им (апостолам. – М. Ж.) ум к уразумению Писаний (Лк. 24, 45), то, значит, нужно, чтобы этот ум был. Апостол Павел, указывая на путь духовный, говорит: преобразуйтесь обновлением ума (Рим. 12, 2), а вовсе не его забвением, и призывает молиться духом и умом (см. 1 Кор. 14, 15). Мы имеем ум Христов, – утверждает Апостол (1 Кор. 2, 16), – и неужели же нам от ума отказываться?

Может ли ум подвергнуться греховной порче? Да, конечно, и еще как! Точно так же, как и любое другое свойство падшего человека. И точно так же он может просвещаться и освящаться Духом Божиим. Святой Иоанн Богослов пишет об уме, имеющем мудрость (см. Откр. 17, 9), и это подводит нас к подлинному гимну мудрости, который является основным содержанием ветхозаветной книги Притч Соломона, которую не случайно читают на паримиях Великим постом.

Собственно говоря, обо всем, что нас сейчас интересует, сказано уже в самом начале этой замечательной книги, в первых семи ее стихах, отвечающих на вопрос, зачем вообще нужны притчи: …чтобы познать мудрость… понять изречения разума; …простым дать смышленость…; послушает мудрый – и умножит познания, и разумный найдет мудрые советы; …глупцы только презирают мудрость и наставление (Притч. 1, 2–7).

И далее: Премудрость… проповедует: «доколе, невежды, будете любить невежество? …доколе глупцы будут ненавидеть знание? …упорство невежд убьет их, и беспечность глупцов погубит их» (Притч. 1, 20–32).

Заметим, что богодухновенный автор не отождествляет простоту и глупость. Духовный, душеспасительный смысл ума раскрывается во второй главе: если будешь призывать знание и взывать к разуму… то уразумеешь страх Господень и найдешь познание о Боге. Ибо Господь дает мудрость; из уст Его – знание и разум (Притч. 2, 3–6).

Начиная с десятого стиха объясняется, что спасают мудрость, знание, рассудительность, разум, а в главе третьей и далее воспевается мудрость как одухотворение разума.

Книгу Притч можно приводить почти целиком, но ограничимся еще только одной цитатой: Научитесь, неразумные, благоразумию, и глупые – разуму (Притч. 8, 5).

Считается, что ум дается образованием (не потому ли в словах «образованные больно стали» звучит еще более жгучее презрение, нежели в случае с умом?), но это очередная маска, потому что ум – от Бога, и образование может его разве что развить. Если может. А бывает, что человек увешан дипломами и даже учеными степенями, но это не прибавляет ему ни ума, ни душевной красоты, ни зрелости; возрастают только черствость и самомнение.

Но ведь есть же люди умные и необразованные! Однажды вполне простая женщина захотела поделиться со мной в церковном дворе своей тайной: «Девушка, я смотрю, вы из образованных и службу знаете, можно я вас спрошу? Я вот думала-думала, почему на всякой службе Израиль поминают, и поняла, что Израиль – это все, кто в Бога верует. Я своим говорю, а они мне: дура ты!» Я заверила ее в том, что она вовсе не дура, воздержавшись от характеристики обвинительниц. И очень порадовалась – не за нее даже, а вообще за прекрасный Божий мир.

У Диккенса встречаются персонажи совсем необразованные, но поражающие своим умом, душевной щедростью, тактичностью, благородством. Самые известные – это братья Чирибл из раннего романа «Приключения Николаса Никльби» и супруги Боффин из позднего «Нашего общего друга»; там же полунищая и больная девочка «угадывает слово», то есть поднимается до высот мудрости. И все они благочестивы и добродетельны. Ничего не поделаешь – в глубинах человеческой мудрости ум неразрывно связан с богопознанием. Разумеется, бывают люди умные и неверующие… А может быть, это нам кажется, что они умные? А может, это им кажется, что они неверующие? Мы привычно говорим, что только Господь знает сердце человеческое – а не относится ли это и к тому, что Он знает это сердце лучше того, в чьей груди оно бьется?

А в богопознание входит не только познание того, что Бог всемогущ, всеведущ, долготерпелив и многомилостив, что в Нем кроется источник всякого добра, праведности, любви и святости, но и познание того, насколько Он во всех этих отношениях (и во множестве других) отличен от человека. Только Он может преодолеть Своей любовью и Своим могуществом разделяющую нас с Ним дистанцию. Он может приблизить нас к Себе. Мы своими силами вскарабкаться к Нему не можем. Тем менее можем мы судить о Его делах и намерениях. И подлинная мудрость начинается там, где человек это понимает.

А ведь мы сейчас массу времени и усилий тратим на то, чтобы решить, кто спасется, а кто не спасется. Умно ли это? Ведь со всей определенностью можно сказать, что не спасется (сам, по своей программе, сколь бы благочестива она ни была) никто, а Бог спасет тех, кого захочет. Ему решать, а нам – молиться.

Допустим, вы смогли внятно изложить, что глупость – не добродетель, а порок, грех, пренебрежение даром Божиим, что она душевредна и оскорбительна как для самого глупца, так и для окружающих. Но что из того? Стройными рядами восстают уязвленные с криком: «А мы не за глупость, мы – за простоту».

Здесь многослойная маска почти что приросла, и отдирать ее непросто и мучительно.

Простота – это ценнейшее качество человека, если она действительно такова. Известно меткое выражение: «Где просто, там Ангелов состо». Но только мало кто задумывается о том, где же просто, какова простота, к которой слетаются Ангелы?

Наверное, все-таки просто – не там, где царило столь же, если не более известное в свое время выражение «простой советский человек». Простой-простой, можно сказать, одноклеточный. Только Ангелов вокруг него что-то не наблюдалось: имелся в виду человек нерассуждающий, очень мало осведомленный и не желающий знать ничего, что могло бы потревожить сонный покой его сознания. Оглупленный до предела, короче говоря. Конечно, в реальности таких было немного, но большинство старалось под эту маску мимикрировать, потому что иначе – себе дороже. Ложь и лицемерие порождают цинизм, это не новость. Поэтому и доселе в ходу страшноватое выражение: «А ты будь проще». Это говорится, например, девушке, не соглашающейся на беззаконное сожительство. Это говорится тому, кто вопреки очевидности утверждает, что ложь, воровство, жестокость не доводят до добра.

Истинная же простота правдива; она – это прежде всего свобода от лжи и хитрости. Кстати, это отражено в поговорке «Простота хуже воровства», причем имеется в виду воровство в старом-престаром смысле слова – ложь (мало кто задумывается о родстве слов «вор» и «врать»). Смысл поговорки в том, что с простым человеком жить не очень удобно, потому что он говорит правду, а это не всех устраивает; уж лучше бы лгал. А кто сказал, что с христианами должно быть удобно тем, кто живет по законам падшего мира?

Но какая-то правда в этой поговорке есть; простоте как таковой, которая безудержно и прямо стремится к истине, не хватает милости, а между тем только их гармоничное сочетание дает праведность (см. Пс. 84, 11, где названы также правда и мир). Так что даже истинная простота не является конечной целью духовного развития, а разве что его благой предпосылкой, – и что же тогда сказать о простоте ложной, то есть о замаскированной глупости!

Да, может, причем не только может, но и в определенном смысле обязана. Научная закономерность считается точно выраженной тогда, когда она сформулирована просто. Например, закон Архимеда, лаконичный, не знающий исключений, доступный пониманию и запоминающийся на всю жизнь. (Увы, проведенный автором блиц-опрос показал, что нынче молодежь с дипломами позволяет себе его забыть, равно как и прочую школьную премудрость. Это гораздо хуже, чем дискотеки.) Да и эволюция науки – это очень часто путь к простоте. Громоздкими правилами в лингвистике в свое время полагалось гордиться: вот как тщательно описано! На последующих этапах ее развития принято считать, что такого рода правило – и не правило вовсе, а доказательство теоретической несостоятельности: если объект познан, то правило должно быть кратким. Необходима оговорка: простота в науке открывается тем, кто в ней сведущ, а не всем любопытствующим туристам и экскурсантам. Наука оттого и наука, что ей научаются. Впрочем, и простота веры открывается при том же условии.

По этим временам, по этой простоте принято вздыхать: мол, опять-таки академиев не кончали, а верили крепко. И забывается как-то, что кончали как минимум церковно-приходские школы…

Мой отец пел мне песню нищих, которую запомнил с детства, пришедшегося на начало ХХ века. К сожалению, запомнил не целиком, но ясно, что эта песня – продолжение традиции калик перехожих, известных аж из былин. По содержанию – что-то вроде катехизиса; отметим, что этот катехизис привлекал общий интерес и внимание (иначе бы не подавали):

 
Ой вы, люди добрые,
Люди все хорошие,
Вы скажите, почему
Двенадцать месяцев в году,
Одиннадцать апостолов,
Десять праведников[101]101
  Очевидно, ветхозаветных. – М. Ж.


[Закрыть],
Девять чинов ангельских,
Столько же архангельских…
Три Лица у Троицы,
Две природы у Христа,
Один Бог, Господь Саваоф,
Одна Божья благодать.
Не изволите ль подать.
 

Этот маленький пример может показать, что простота в науке и простота веры не возникают изначально, а являются плодом размышлений, научений и опыта. Тем самым простота – это не невежество и тем более не глупость. Вот еще один пример; его часто приводил С.С. Аверинцев, рассуждая на ту же тему. В текстах былин, как и во всякой эпической поэзии, есть многочисленные повторы. Так, каждый раз, когда герой входит в дом, говорится: «Он крест кладет по-писаному, поклон ведет по-ученому». Простое вроде бы дело – перекреститься и поклониться, но и оно требует научения, причем по письменным источникам, а не по слухам.

В Древнем Китае полагалось строить жизнь согласно учению Кун Цзы, известного европейцам как Конфуций. Он детально расписал общественную и семейную этику, утверждая, что они должны образовывать единство. Даже титул такой был – «почтительный сын и честный человек». На уровне государственно-общественном это помогало относительно; правда, неизвестно, какова была бы этика Китая без Конфуция, но зато известно, что взяточничество там превосходило всякое вероятие и даже божествам приписывалось лихоимство. Но семейные отношения были упорядочены, можно сказать, раз и навсегда; это ощущается до сих пор.

Так вот, Конфуций считал началом всякого совершенствования процедуру, которую назвал «исправлением имен». Она сводилась к тому, чтобы называть вещи своими именами, не маскировать их, то есть не лгать и не лицемерить. Вот этой языческой мудрости нам подчас остро не хватает.

…что христианство творчески впитало в себя и духовно преобразовало всю мудрость античной философии;

…что отцы Церкви были образованнейшими людьми;

…что православные богослужебные тексты соединяют с высотой духовной блестящее литературное мастерство;

…что путь христианина – это труд не только духа, но и разума.

А глупость и невежество – от лукавого.

Опубликовано: Журнал «Фома». – № 5 (85), май 2010 г.; Православие и мир [Электронный ресурс]. – http://www.pravmir.ru/ stoit-li-kanonizirovat-glupost/. 12 мая 2010 г.

Горе без ума

А умный в одиночестве гуляет кругами,

Он ценит одиночество превыше всего.

И его так просто взять голыми руками,

Скоро их повыведут всех до одного.

Булат Окуджава

Как мы привыкли читать и чтить грибоедовскую фразу насчет горя от ума! И умудренно кивать при этом, де-мол вестимо, ум до добра не доводит, одно горе от него. И мало кто помнит (хотя это и проходили в школе), что по первоначальному замыслу автора пьеса называлась «Горе уму».

Ну ладно, а что же без ума? – а без ума такое горе, что мы вот в нем живем и маемся.

Нельзя сказать, что с этого Грибоедова все и повелось, но во всяком случае с тех пор ничего не изменилось. Уму действительно горе. И нет более уничтожающего обличения, нежели злобно шипящее «Ишь, умный какой!».

Но когда раздаются и пишутся бесчисленные жалобы, сетования, стенания, ламентации, вопли и пени на мировой заговор и таковое же правительство, на злокозненность руководителей, занявших все ступеньки властной вертикали, и т. д., так что жить невозможно, то практически всегда напрашивается «умный» вопрос: «А о чем вы думали, когда…», например, с энтузиазмом участвовали в строительстве бесчисленных пирамид, вроде как бы и забыв о том, что деньги из воздуха происходят только на сеансах черной магии, да и то за этим следует полное ее разоблачение, сопровождаемое исчезновением денег? Да и не только денежные, а и любые вопросы семейного, воспитательного, медицинского и тому подобного характера имеют тенденцию – горе нам! горе! – решаться практически без включения ума. Логика, мягко говоря, странная: «так принято/так не принято», «так все делают/так никто не делает»… просто мантры какие-то.

Замечательно то, что невежество (пардон! пардон!) прочно занимает престол добродетели как в нецерковных (и даже в антицерковных) кругах, так и в кругах церковных.

На слуху советский стих (вот не вспомнила сразу, чей, уж больно часто цитируется; посмотрела – ан Маяковский): «Мы диалектику учили не по Гегелю». Произносится с гордостью. А спрашивается, чем тут гордиться, если Гегель многими считается основоположником диалектики? По кому еще учить? или лучше совсем не? Вот один очень авторитетный духовный писатель считает, что лучше совсем не, потому что от Гегеля-де вся порча пошла. А то, что очень вдумчивые и образованные православные мыслители считают, что образцом диалектики служат творения великих каппадокийцев и в первую очередь – святителя Василия, нас не касается. Больно умные мыслители-то, лучше от них подальше.

Тогда чему же удивляться, что про Христа мы знаем позорно мало, а как только разнесется весть про злоумышленников со штрих-кодами и чипами, так она до всех донесется. Потому и доносится, что для ее усвоения требуется как можно меньше знаний, как можно меньше рассуждений, как можно больше панической языческой подозрительности и горячей веры… в то, что от учения все зло.

…Надоели поучительные рассуждения ужасно! Хочется просто перебирать случаи, когда простое размышление помогло бы не делать глупостей. И не только глупостей. А при этом размышлять нужно учиться самостоятельно.

К великому нашему стыду, мы прославились этой мощной, чеканной фразой. И даже нельзя сказать, что ее внедряли в нас темные бабки. Я очень хорошо помню, что с нами беседу о вредоносности Пастернака вообще и «Доктора Живаго» в частности и особенности проводила учительница литературы. Вещала с большим пафосом, но довольно беспредметно, то есть сама явно не читала. И велика была ее ярость, когда просто неглупая девочка из довольно обыкновенной семьи спросила, о чем хоть книжка и где бы ее прочесть. Раздалось много крика. Девочка переждала и повторила свой вопрос. Крика стало еще больше. На третий раз у дамы не выдержали нервы, и она совсем уж страшно заорала: «Вам что, мало того, что я это говорю?» – «Мало», – честно сказала девочка, но разговор прекратила.

Через пару лет, уже будучи студенткой, я книжку-таки прочла и несколько удивилась, с чего сыр-бор. Еще через несколько лет, по окончании оттепели, за ее чтение уже давали срок. А когда я перечитала ее в совсем взрослом состоянии, я смогла в полной мере оценить, насколько правильно сам автор описал ее содержание:

 
Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей.
 

Только и всего. Так проводилась отрицательная селекция. И во множестве других случаев тоже.

И совершенно нормальным считалось, если на политических процессах свидетели обвинения говорили, что ничего не видели, но в газетах прочли оценку данного события и с ней согласны. То, что это в первую очередь просто глупо, а уже во вторую – все остальное, в голову не приходило.

Как-то увольняли по распоряжению «свыше» ученого «со взглядами». Тогда таких называли инакомыслящими, хотя одна остроумная женщина сказала, что уместнее было бы говорить о просто мыслящих. Некоторые пытались урезонить активистов, говоря: «Да что ж вы делаете, ведь это ученый с мировым именем, его за границей печатают». И следовал ответ: «А-а-а, значит, он на них работает!» Уволили. Уехал. Остались в гордом одиночестве. А позже, во времена свободы и свободной экономики, они же приняли остроумное решение: для экономии увольнять тех, кого приглашают на зарубежные конференции, потому что они и так прокормятся. А славу советс… пардон, российской науки пусть составляют те, кого не приглашают. Согласитесь, что решение близко к гениальности.

Судья, которая судила Бродского и при этом в глаза глумилась над людьми, которые свидетельствовали в его пользу, а заодно были гордостью русской культуры, позднее, когда коммунистическая идеология уже рухнула, а Бродский был всемирно прославлен, утверждала, что она была права и судила правильно.

А вот Софокл, а за ним и римляне говорили, что кого боги хотят погубить – лишают разума.

Жила-была бедная образованная девушка. Она закончила аспирантуру и защитила диссертацию по очень редкому германскому языку; в общем-то, из множества германистов только она в нем и знала толк. После защиты… правильно, выяснилось, что никому она не нужна вместе с ее раритетными знаниями. С трудом устроилась преподавать английский в одной из школ КГБ. И то на каждом педсовете грозно ставился вопрос: зачем нам английский язык? Нам нужны идеологические дисциплины и строевая подготовка. А когда кое-кто несмело говорил, что хотя бы пограничные службы должны же разбираться, какую литературу к нам ввозят, им веско возражали: мы должны так воспитывать своих слушателей, чтобы они по внешнему виду литературы понимали ее идейное содержание. Чему весьма способствует, как известно с грибоедовских времен, именно строевая подготовка:

 
Я князь-Григорию и вам
Фельдфебеля в Вольтеры дам,
Он в три шеренги вас построит,
А пикнете, так мигом успокоит.
 

И ведь не в Вольтере счастье, – кому он теперь, собственно говоря, нужен? – счастье в отсутствии фельдфебеля. В самом деле, был тут один ефрейтор, так на всю Европу хватило, и даже с избытком.

…Да и Тарас Бульба утверждал, что латинцы были дурни, потому что русского языка не знали, в то время как все апостолы и святые угодники говорили по-русски.

Чтоб не очень расстраиваться, расскажу историю, скорее, юмористическую, хотя с оттенком глупости. Была у меня в университете подруга Вика Мочос. Фамилия греческая, по мужу, а девичья ее фамилия была Бодуэн. Это по-советски, а полностью – Бодуэн де Куртенэ. Была она косвенной потомицей великого лингвиста, за которого, как за Гомера – семь городов, сражались три народа и звали его соответственно Иваном Александровичем, Жаном и Яном. Он же – потомок крестоносцев и конкретно – короля Иерусалимского Бодуэна. И закончила она аспирантуру по древнегреческому глаголу у нас, в Институте языкознания. Пришла пора сдавать кандидатский экзамен по языку. Если вдуматься, глупость страшенная, потому что достаточно посмотреть библиографию диссертации и раздел «Обзор литературы», чтобы все понять. Но нет, сдавали. Причем для лингвистов были кроме первого (естественного) ограничения – это не может быть родной язык – еще два: это не может быть язык, изучавшийся в вузе, и не может быть язык, которому посвящено исследование.

И вот выбирается язык для аспирантки Виктории Мочос-Бодуэн. Английский нельзя, она его в университете учила. И начинается антиутопия:

– Могу сдать французский.

– Нельзя, это ваш родной язык (по двоюродному дедушке, стало быть).

– Могу польский.

– Не можете, это тоже ваш родной язык (по нему же).

Попробовала было заикнуться, что Бодуэн де Куртенэ яростно провозглашается русским ученым, но на нее только нехорошо посмотрели.

– Могу новогреческий; диссертация же у меня о древнегреческом, а это разные языки.

– А вот не можете, потому что, во-первых, мало ли что считается, мы в этих греческих хитростях не сведущи, а во-вторых, это тоже ваш родной язык, по мужу.

Взвыла бедная Вика и договорились мы с ней, что я ее за пару недель обучу немецкому. Его-то она и сдала.