Текст книги "Альфа и Омега Марины Журинской. Эссе, статьи, интервью"

Больной – не человек?

Темой разговора в интернет-издании «Православие и мир» с Мариной Андреевной Журинской стало отношение общества к больным.

Марина Журинская: «У постели больного», – говорим мы, подразумевая, что больной – это некий объект лечения и ухода. Но ведь больной, находящийся в постели, – жив. И очень часто находится в разуме. Почему же в XXI веке этот простой факт все еще является сенсацией для российской медицины? Почему наши врачи и медсестры ведут себя как ветеринары, лечащие бессловесное животное?

Недавно я попала в больницу. И то, что я там увидела, произвело на меня сильное впечатление. Чтобы справляться с больничным бытом, я пригласила сиделку. Было забавно, когда врач, желая что-то про меня узнать, обращалась не ко мне, а к сиделке, которая к тому моменту знала меня дня три. Говорили они обо мне в третьем лице: «А она…»

Какое же счастье я испытала, попав домой! И вот получаю письмо, в котором адресат выражает радость по поводу моего выздоровления. Но я – не выздоровела! «Как? – удивляется мой корреспондент, – Вы же дома». Да, я дома. Но при этом мне постоянно нужна помощь. При наличии помощника я могу не только жить, но и работать.

То, что человек может быть инвалидом, даже очень тяжелым, лежачим, как Стивен Хокинг, и тем не менее производить какой-то ментальный продукт, почему-то не все наши соотечественники могут постигнуть. Идея о том, что человек должен вкалывать у станка или отправляться на поля в качестве удобрения, идет от советских времен.

Pravmir.ru: Совершенно верно. Например, спасать и реабилитировать больных после инсульта в России начали только в 90-е годы, в советские времена этого не было, потому что такой больной, в отличие от послеинфарктника, например, не работник.

М. Ж.: Однако на дворе XXI век, в мире все больше людей пенсионного возраста и соответствующего состояния здоровья. Лично я никогда не стояла у мартеновской печи, как не стою возле нее сейчас. Но работаю при этом. Надо как-то жить, и старики на что-то способны. Некоторые вполне способны управлять своими корпорациями. Поэтому количество помощников для стариков и инвалидов должно увеличиваться, это способствует приведению общества в гармоническое состояние.

Pravmir.ru: К сожалению, пока словосочетания «гармоническое состояние» и «российское общество» можно считать антонимами. И не совсем понятно, как нам в такой обстановке выживать.

М. Ж.: …У Гегеля были такие термины. То, что мы называем «бытие», он называл das Sein, от немецкого глагола быть, sein. В противоположность этому термину, у Гегеля был еще термин das Schein – «видимость», «кажимость», что-то, приближающееся к «майе» индийской философии (это очень примерно, конечно).

Именно к этому «гегельянству» восходит желание считать, что все не так, как есть, а так, как это меня устраивает, откуда проистекают бесконечные хитрости, уловки и передергивания, а также рассуждения о том, что, несмотря на отдельные недостатки, мы живем в самой лучшей стране.

Pravmir.ru: И чем больше противоречие между тем, что есть, и тем, чего хочется, тем выше градус психопатии, которую создают эти рассуждения?

М. Ж.: Ну да. «Вы хотите сказать, что у нас велико число разводов? Ничего подобного! Просто женщины сами себе определяют жизненный путь». Постоянные допущения и приближения, вуаль из лжи, наброшенная на поле зрения…

Но у Гегеля есть еще и третий термин Sein-Sollende, то есть бытие как оно должно быть.

Есть что-то такое, чего не должно быть, следовательно, этого быть не должно. Из этого могут воспоследовать разные выходы: отрицать, уничтожать и исправлять. Немцы на протяжении своей истории пробовали и то, и другое, и третье, – с разными результатами. Да и другие народы тоже…

Если число разводов превышает число браков, то это недолжное. Можно, конечно, разводы запретить законодательно и создать ад для нелюбимых супругов, от которых будут избавляться разными средствами вплоть до убийства, – а можно создать такую социальную и материальную стимуляцию для супругов, чтоб и в голову не приходило разводиться.

Если число абортов превышает число родов, этого быть не должно. Можно опять-таки аборты запретить, а можно стимулировать рождаемость, причем не так, как это у нас сейчас делается, когда на каждого ребенка нужно оформить примерно 10 кг документов и за это получить примерно 100 р. в месяц и право на льготную жилплощадь (90 % от рыночной цены) через 20 лет (да, я утрирую, но почитаешь вопли многодетных – и убедишься, что не слишком).

То, что у нас нет сиделок как института (есть личная инициатива, которая, как известно, не столько поощряема, сколько наказуема), отсутствует реабилитация больных, и медики относятся к больному как к учетной единице, а не как к личности с именем и отчеством, – это великая беда. Так быть не должно.

Pravmir.ru: Вспомнился диалог медсестры с пациенткой: «Бабуль, ты до пенсии-то кем работала?» – «Профессором, внучка». К сожалению, так у нас и происходит. О том, что может быть по-другому, о том, что с больным нужно обращаться уважительно, даже если он без сознания, я впервые услышала в Первом московском хосписе. Потом на встрече с сестрами милосердия Фредерика де Грааф учила проговаривать каждое действие, которое собираешься совершить с больным.

М. Ж.: Это правда, больного не нужно дополнительно травмировать. Моя мама долго была лежачей больной. Сердечно-сосудистая недостаточность и проч. Районный терапевт, осмотрев ее, сказала: «Когда понадобится, приходите, дам справку». Я пришла за справкой через полгода. У меня были две подруги, терапевт и психоневролог, они мне помогали. Подруга-психоневролог удивлялась: «Откуда вы знаете, что с ней нужно все проговаривать?»

Мама лежала и могла только тихо улыбаться, реагировала, если я целовала ее в щечку. Когда при ней читали молитвенное правило, реагировала движением глаз. Батюшка ее часто причащал и над гробом сказал, что мы были свидетелями возрастания души до последней секунды земной жизни. Она не могла ни двинуться, ни слова сказать. Но я говорила ей все: «Мама, у тебя упало давление. Пока ничего страшного, я тебе дам капельки, как Инна велела, это должно помочь». Мама была активным участником своей жизни.

Pravmir.ru: И это – нормально! Вообще-то, все, что происходит между постановкой диагноза и «получением справки», и должно быть паллиативной помощью. Облегчать симптомы болезни, чтобы было не больно и удобно, помогать не только больному, но и его родственникам. В том числе и общаться с ними, сказать правильные слова. А у нас врачи пока умеют только лечить, а если вылечить нельзя, отстраняются. Слова в этом случае пока одни: «Чего же вы хотите? Это хроническое, это не лечится». Конечно, врачи у нас очень загружены…

М. Ж.: Говорят, что гуманизм противоположен христианству, но ведь именно христианство учит нас видеть в человеке человека. Сделать всех врачей активными и деятельными христианами вряд ли возможно, но ведь на Западе не катехизацией таких результатов достигли. А нормальным количеством врачей и сменой инструкций! А у нас… о введенных буквально вот-вот так называемых «стандартах» даже думать не хочется, это просто легальное человеконенавистничество.

И я думаю, что задача христиан, соприкасающихся с так называемой социальной сферой, а попросту – с делами милосердия, подумать, как бы создать приличные условия для существования больных, не нарушая напрямую законы. Никогда не поверю, что это невозможно. И не будем забывать о том, что наше дело – не только уход за больными, но и помощь им в том, о чем всю жизнь молимся, – в обретении «христианской кончины, безболезненной, непостыдной, мирной…»

Опубликовано: Православие и мир [Электронный ресурс]. – http://www.pravmir.ru/bolnoj-ne-chelovek/. 11 июня 2013 г.

Кричи: волкиииии!

Был такой античный сюжет: мальчик-пастух пару раз смеха ради кричал: «Волки! волки!» – и прибегавшие односельчане очень на это сердились. А когда на стадо напали волки, крикам пастуха уже никто не поверил. Результат был печален для всех заинтересованных лиц, включая овец. И напрасным паникерам с тех пор принято говорить: «Не кричи: волки!» И даже Фарли Моуэт назвал так свою книгу о том, как общался с волками в Арктике, какие они умные и хорошие звери.

Не знаю как арктические волки, но наши (уж их почти постреляли в средней России, а память жива) считаются символом угрозы. Да и в Евангелии волки упоминаются как сверхугроза, как лжепастыри. Тем не менее кричать «волки!» категорически не принято, это исключительно не комильфо.

…Нас воспитывали и продолжают воспитывать в школе мужества: главное – не жаловаться, а претерпевать. Как Павка Корчагин, который, в общем-то, дотерпелся.

Был такой журналист, Евгений Богат. Рано умер, а жаль, потому что мог бы написать много хорошего, судя по тому, что ему принадлежит великая фраза: «Если в мирное время кто-то совершает подвиг, значит, кто-то другой совершил преступление».

Если подумать в этом направлении, то можно додуматься до того, что подчас если кому-то невыносимо плохо, значит, кто-то не сделал того, что необходимо.

Я о вещи простой и страшной.

Мы сейчас очень не любим о страшном. Мы любим позитив. Все страшное мы получаем в триллерах – как прививку, и кровавыми ужасами нас не испугаешь, видели, знаем. А про страшное другого рода не знаем и знать не хотим. Ведь не зря неандерталец у Высоцкого разоблачает свою жену, поддавшуюся на чуждую пропаганду:

 
…это ложь,
что будто к тебе ктой-то пристает,
не клевещи на нашу молодежь,
она надежда наша и оплот.
 

И вот эта система:

а) у нас все хорошо, и нуждаемся мы только в нагнетании позитива; это как соцреализм определял задачи совлитературы как борьбу отличного с хорошим;

б) жаловаться недостойно, только плохие люди жалуются, а хорошие все терпят молча и жизнерадостно (совершенно непонятно, как в рамках этой теории может существовать гнойная хирургия, которая именно что вычленяет пораженный участок и изгоняет гной), – дает такую картину мира, что дает сто очков вперед любой антиутопии. Как говаривала старая няня аж еще моей мамы, бьют и плакать не дают.

Здесь необходима очень важная оговорка: не стоит гадости и подлости, лень и небрежение человеческие так уж с ходу объявлять Божественной волей. В таком случае любой пьяный за рулем, который убил или покалечил людей, разбил чужую машину, будет высокопарно объявлять себя рукой Божией.

Так вот, я о другом. О боли. Речь не о Промысле Божием, а о человеческой преступной безнаказанности.

Ежегодно в России от боли умирают сотни тысяч раковых больных, в благополучной относительно Москве – 23 000 человек.

Подчеркиваю – от боли, а не оттого, что опухоль подавила функции жизненно важных органов. Называется болевой шок; от разового теряют сознание, от длительного…

Давайте не будем арианами. Давайте всерьез воспринимать человеческую природу Христа. И обратим наконец внимание на слова апостола Иоанна, честно и четко засвидетельствовавшего те признаки смерти Спасителя, которые позволяют говорить об инфаркте. А инфаркт – от болевого шока.

Вы можете представить себе такую боль, от которой теряют сознание и умирают? Так вот, эти люди кричат. Их родные живут под этот крик боли. Соседям тоже достается. И при этом оказывается, что этим всем в государственных масштабах и в государственных интересах можно пренебречь. Потому что раковые больные все равно в строй не вернутся.

Какой строй, о чем это? А каменные топоры не нужно мастерить в знак своей годности?

А какова будет строевая готовность родственников и близких? Что, похоронят кое-как и пойдут маршировать с песнями?

И неужели же Церкви нет дела до этого моря страданий?

Наверное, мне сейчас дружно скажут (или прокричат), что земные телесные страдания – это тлен, на который не следует обращать внимания, устремляясь к небесным высотам. А эти вопли куда устремляются? И кто такие 144 тысячи (число полноты) в подножии Престола Божия в Апокалипсисе? Это именно невинные страдальцы, которых Господь упокоевает и утешает. И за страдания которых спросит.

Конечно, в таких случаев легко слетают с языка слова о том, что денег нет. На саммиты есть, а на онкобольных нет. На форумы опять-таки есть, а на них опять-таки нет. На дальнейшее неуклонное благоустройство храмовых комплексов есть, а на несчастных, к которым пришел Христос, нет. Есть воздыхания: да, мы слабы, мы грешны, куда нам до отцов и великих подвижников…

Сейчас стремительно входит в моду такой тренд: оченно мы плохи и всем грехам подвержены, и грешим напропалую, как все прочие… а дальше покаяние обрывается и следует туманная мысль: ну и оставьте нас в покое, на себя бы посмотрели… грустно. Так вот, игумен земли Русской, преподобный Сергий, служил в холщовых ризах, причащал из деревянного потира. Не попробовать ли? Тогда и средств на больных хватит.

Есть еще аргумент государственного масштаба: мы не можем обезболивать больных, потому что наркоторговля. А наркоконтроль чем занимается, Ройзмана[127]127
  Ройзман Е.В. – борец с наркоторговлей в г. Екатеринбурге, основатель фонда «Город без наркотиков». В 2001–2003 гг. он являлся президентом фонда. В этот период у Ройзмана и его единомышленников не раз возникали конфликты с правоохранительными органами из-за методов их борьбы с наркоманией, включавших погромы в домах местных наркобаронов и нетрадиционные способы лечения наркотической зависимости. Ныне – мэр г. Екатеринбург. – Ред.


[Закрыть] с лица земли стирает – и все? Среди наркоманов сейчас распространяются вещества, к обезболиванию имеющие отношение очень отдаленное. И они распространяются все шире, и все больше людей от них гибнет. А в то же время умирают от боли те, кому нужны лекарства. Кафка какой-то.

Никогда не забуду, как ездит «скорая» в Праге. Старый город, извилистые узенькие улочки и узкие тротуары. «Скорая» включает сирену и так и идет, – не бибикает, а «на полном звуке». И в пределах слышимости замирает все: машины в обе стороны и люди на тротуарах. «Скорая» выбирает себе дорожку вне всяких правил. И эта игра «замри!» продолжается, когда она уже проехала, как было сказано, в зоне слышимости. Потому что (сама видела) возможно непредвиденное: огорожено место раскопок. Так в этом случае машина на полной скорости шла задним ходом метров 200, до возможности свернуть.

Так вот расценивается человеческая жизнь – у них. А у нас? Не нужно знать алгебру, – достаточно и арифметики, – чтобы понять: при исчезающе малой ценности человеческой жизни, при пренебрежении страданием никакая борьба с абортами успеха иметь не будет. Людям десятилетиями вдалбливают, что жизнь их никому не нужна, а потом намекают, что желающий жить да раскошеливается.

Мелкая, но умопомрачительная деталь: аптечные скидки не распространяются на жизненно необходимые препараты; к их числу относятся обезболивающие для ревматиков. Тем самым обезболивание признается необходимым для жизни – и выкладывайте денежки!

А параллельно объясняют, что все земные мучения – это тьфу, что дальше будет хуже. И вот на таком фоне говорить о ценности жизни эмбриона – бесполезно. Я уважаю женщин, которые отговаривают несчастных от аборта, успокаивают, берут на себя переговоры с семьей и какое-то первичное обеспечение. Это прекрасно, и это не может не дать результатов. Но к каждой женщине репродуктивного возраста волонтершу не приставишь…

Никак не могут те, кого это касается, взять в толк, что народ – это дети, взрослые и старики, спортсмены и инвалиды, богатые и бедные, верующие и неверующие, наконец, мужчины и женщины – все вместе. И хлопотать над обеспечением какой-то группы – дело напрасное.

Так что давайте любить детей и их родителей, здоровых и больных. И нам всем станет значительно легче, если мы будем заботиться и об умирающих. Потому что хладнокровно взирающий на мучения – не очень-то и человек. И потому что если уж мы христиане, то должны сообразить, насколько их муки омрачают нашу коллективную совесть.

И пусть нашей реакцией на крик будет не стремление убежать, заткнуть себе уши, а кричащему рот, строго одернуть и объяснить, что он позорит себя и корпорацию, к которой он имеет честь принадлежать (а скорее – ту, к которой принадлежите вы), а стремление прийти на помощь.

Опубликовано: Православие и мир [Электронный ресурс]. – http://www.pravmir.ru/krichi-volkiiiii/. 11 декабря 2012 г.

Терпение

Все мы довольно часто слышали и, наверное, говорили: «Христос терпел и нам велел». Обычно при этом подразумевается, что Христос терпел крестные муки. Разумеется, это неоспоримо, – Господь наш их действительно претерпел. Но когда мы говорим это по ничтожным поводам, правильно ли это? Хорошо ли приравнивать к крестным мукам зубную боль или склоки?

Если мы обратимся к Писанию и посмотрим, что же терпел Христос, то увидим следующее: в Мф. 17, 17, узнав о том, что апостолы не смогли исцелить бесноватого отрока, Он говорит: о, род неверный и развращенный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас?

Эти слова почти дословно повторяются в том же эпизоде в Мк. 9, 19 и в Лк. 9, 41 и свидетельствуют о том, что терпел Он греховное человечество. Уже само пребывание Человеком между людьми – Его кеносис[128]128
  Кеносис (греч. κένωσις – опустошение, истощение) – богословский термин, означающий Божественное самоуничижение Христа через вочеловечение вплоть до вольного принятия Им крестного страдания и смерти. – Ред.


[Закрыть], умаление, принятие Царем и Богом образа раба – требовало от Бога поистине нечеловеческого терпения. А о крестных муках Он в Евангелии от Луки (Лк. 12, 50) говорит: Крещением должен я креститься, и как Я томлюсь, пока сие совершится! Получается, что к крестным мукам Он стремился, но не потому, что это Ему было легко, – это было ужасно – а потому, что они знаменовали исполнение дела спасения и преодоление греховности мира, которую Христос принял на Себя в Крещении, Сам будучи Единым Безгрешным. Недаром говорят мудрые богословы, что крестный путь Христов начинается с Рождества, с вочеловечения.

А если мы, христиане, терпеть хотим по-христиански, то для нас главное в терпении – это терпение обстоятельств в падшем мире и нас самих, пребывающих в этом мире в падшем же состоянии.

Терпение – это универсальная добродетель, хотя привычным образом добродетели делят на этические, называемые также гражданскими, и духовные. Но это не вполне точно, потому что каждая этическая добродетель имеет несомненное духовное измерение, более того – вырастает из духовных причин, как, впрочем, и вообще вся внутренняя жизнь человека. Когда мы анализируем человеческие свойства и качества, полезно, разумеется, строить классификации, в той или иной мере остроумные, но при этом никак нельзя забывать, что человек един. Как едино и человечество. Как един и весь огромный Божий мир.

При всей своей универсальности терпение имеет сугубое духовное значение; только этим можно объяснить то, что оно требуется всегда и во всем. Но при этом терпеть нужно с разумением; в противном случае именем терпения могут называться вещи далеко не доброго свойства.

Это выявляется на самом элементарном уровне – при физическом дискомфорте. Все мы знаем, как ноют малые дети в жаркий день оттого, что хотят пить. Единственное, что можно при этом сделать, – это напоить их, потому что терпению их обучить невозможно, это задача для более зрелого возраста. Призывать их к терпению – значит мучить. И они же становятся невыносимо капризными, когда заболевают, потому что им плохо. Умная мать не будет сразу наказывать ребенка, который по непонятной причине плохо себя ведет, а для начала измерит ему температуру, – в этом, кстати сказать, проявляется мудрое материнское терпение. Но сейчас речь пойдет о взрослых, которым следует терпеть и жажду, и жару, и голод, и холод, и боль. И что хуже всего – уже не на физическом уровне, – несправедливость и унижение. Но как терпеть? – а все так же, с разумением.

Что это значит? Только то, что при всяком подобном испытании нужно рассудить, Господь ли его посылает или это результат нашей собственной неумелости организовать нормальные условия жизни или, хуже того, нашего упрямства, нашего неумения ладить с людьми, а попросту – не обижать их. Всего хуже – когда дурные условия жизни создаются нами нарочно, ради ложно понимаемой «аскетики». Здесь можно так близко подойти к границе психопатологии, что и не заметишь, как эту границу пересечешь.

Вопрос вопросов – как терпеть то, что причиняют нам наши дорогие ближние.

…Наши современники, пишущие и говорящие на темы христианства, обладают одним любопытным свойством: вольно или невольно автор создает впечатление, что знает все. Отнюдь не претендуя на столь совершенное знание, признаюсь терпеливому читателю в том, что многого не знаю, а кое-какое мое незнание стало для меня мучительным. Вот и в том, что касается терпения, я не только не знаю, где кончается добродетель и начинается… простите, мазохизм, а в лучшем случае – трусливое и ленивое попустительство греху, но и не понимаю, как сочетается терпение всяких гадостей от ближнего с любовью к нему же.

Нет, на этот раз я вовсе не о любви к врагам, я вот о чем. Приходилось неоднократно слышать и читать, в том числе и в житиях, как возвышались духом те, которых без вины ругали и мучили, как это было для них путем к спасению. А как насчет спасения тех, кто их безвинно ругал и мучил? Мы знаем, что авву, который, если говорить честно, преследовал и терзал преподобного Иоанна Дамаскина, Матерь Божия попросила от этого воздерживаться. О чем он и поведал, и этим оправдался. А вот все ли усердные не по разуму воспитатели способны на такую духовную чуткость и искренность? А сами мы способны ли без озлобления, но с всепобеждающей трезвостью рассматривать такие случаи?

Как я заметила выше, эту проблему я не решила и вряд ли решу. Но осмелюсь допустить, что не всякое плевание человеку в лицо идет ему на пользу. А уж плюющему-то…