Текст книги "Альфа и Омега Марины Журинской. Эссе, статьи, интервью"
Автор книги: Марина Журинская
Жанр: Очерки, Малая форма
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 21 (всего у книги 40 страниц)
О Цое и жизни
Лекция Марины Андреевны Журинской, прочитанная в московском храме святителя Николая Чудотворца в Кленниках.
Сначала – нечто предваряющее. Когда на меня в связи с Цоем обрушились некоторые не вполне правильные слова, я вдруг поняла, от чего погибнет мир. Мне пора переходить на такие обобщения.
Мир погибнет не от ядерной войны, не от экологической катастрофы, не от наркотиков и не от СПИДа. Мир погибнет от того, что он стремительно утрачивает дар ученичества. Пресекается всякая историческая традиция! Главным считается самовыражение.
Каждый человек имеет право на самовыражение. А если ему выразить нечего, но он все равно выражает, потому как имеет право? Что он может выразить, об этом же никто не думает. Все аргументы в споре теперь: «ящетаю» и «мнекаатся». И если человек говорит: «я считаю», неполиткорректно ему сказать: а вы неправильно считаете. Как же это он неправильно считает, когда это его самовыражение?! Я что, против его личности выступаю?
Я человек неполиткорректный. В свое время я преподавала в Православном университете. Первокурсники – народ лихой: «святые отцы рекоша» раз, «святые отцы рекоша» два. Третий раз сказала: все, никаких анонимных ссылок на святых отцов. Будьте добры – имя, фамилия, отчество, произведение и точный текст. После этого все сильно затихли. Через какое-то время набрался храбрости студент, которого вы, наверное, теперь знаете как иеромонаха Димитрия (Першина) и процитировал Максима Исповедника. Тогда я тогдашнего Мишу Першина слегка сгребла в медвежьи объятия, и на уровне точного текста стало абсолютно очевидно, что никаких противоречий между тем, что утверждаю я, и тем, что пишет преподобный Максим, просто нет.
С тех пор все стало тихо. А потому что по сути возразить было нечего. Так что давайте без святых отцов обойдемся, разве что опять-таки там имя, отчество, фамилия и точный текст. Но я всячески приветствую всяческий разговор, прямо по ходу изложения. Только по делу, пожалуйста: не «мнекаатся», а что-то более серьезное.
И еще для того, чтобы можно было понять, что я не от себя призываю всех к усиленной умственной деятельности, я хочу обратиться к тексту Евангелия. Место, которое обычно как-то тихо пропускают, это в 13-й главе Евангелия от Матфея, где Спаситель говорит, что тому, у кого есть, тому прибавится, а у кого нету – у того отнимется и то, что имеется. О чем этот разговор? О чем речь? Что прибавится и что отнимется? – Ум! Умственные способности. Которые, во-первых, надо иметь, а во-вторых, развивать. Те, которые пренебрегают умственными способностями, их теряют. Ничего в этом нет удивительного и мистического.
Да, мозги жиром заплывают! А если пианист не тренируется, то он теряет мастерство. В свое время в музыкальной школе при Консерватории для первоклассников-пианистов осенью обязательно был такой урок: одевали детишек и говорили: «Дети, мы сейчас пойдем на улицу». Все шли в ближний переулок, становились перед домом, где была открыта форточка. И преподавательница говорила: «Дети, вы слышите гаммы?» Да, там игрались гаммы. Это играл Эмиль Гилельс, второй пианист страны после Рихтера. Он играл гаммы 4 часа в день.
Все великие балерины – 6 часов в день у станка. Есть в этот день спектакль или нет в этот день спектакля, она надевает гетры и 6 часов вымучивает свое тело, казалось бы, уже тренированное донельзя.
То же самое с мозгами. Много лет назад мне сказал это отец Александр Мень (не знаю, прочел он это у психологов или это было его собственное наблюдение): «Если женщина к 40 годам понимает, что нельзя превращаться в клушу, она должна задать себе интеллектуальную гонку». Какую угодно: Псалтырь или Евангелие учить наизусть, древнегреческий учить. «Евгения Онегина» учить, в конце концов, но бешеную интеллектуальную гонку. И не ссылаться на то, что у нее умственная работа. Должна быть умственная сверхнагрузка. Тогда можно пережить этот самый кризис среднего возраста и не расклякситься.
Теперь уже кончились страшные шоки по поводу того, что христиане про рок пишут, и вообще зачем это, кому это нужно. Но я вам могу сказать, как это началось.
Есть у меня любимый поэт, Алексей Константинович Толстой, у него есть мое любимое стихотворение «Против течения». Вообще христианин должен жить против течения. Потому что нельзя отмахиваться: ну да, ну все мы грешные, а мы чем лучше, а мы чем хуже… Нельзя. Христос шел против течения: А Я говорю вам! – это все время было – против обычаев, против привычек, но не против библейской традиции, а против ее увядания, против дряблости духа. Сейчас в это страшное время, время разделения, это хуже всего. Церковь это не миновало.
Есть такой очень смешной и очень грустный анекдот церковный, о том, что экуменизм – это доброе отношение между двумя православными приходами, а суперэкуменизм – это доброе отношение внутри одного православного прихода.
Мы-де хотим великую процветающую страну, для этого нам нужно этих убить, этих раскатать об асфальт, этих намотать на гусеницы танков, этих послать на войну. Войны нет? – Начнем войну!
Чтобы все было хорошо – этих в тундру, этих в тайгу, этих на лесоповал, этих просто посадить. И тогда все будет прекрасно.
Не будет! Не будет, понимаете? Причем это же глобальное заблуждение. Это все пережиток марксизма.
Когда я работала в Институте языкознания, у нас был аспирант из Латинской Америки. Вообще он был коммунист. При этом он был левый коммунист, троцкист. Он ненавидел Советский Союз за то, что тот отказался от пламенных идеалов коммунизма. Это не мешало ему получать повышенную стипендию как иностранному аспиранту, – это он считал правильным. Все наши аспиранты получают гроши, а он в 5 раз больше – это правильно. Это он не погряз в буржуазности.
Он ходил с перекошенной желтой мордой, смотрел на все с отвращением. Наконец, его спросили, к чему сводится его идея? Что нужно-то?
– Все очень просто – нужно бороться за всеобщее счастье.
– А как бороться за всеобщее счастье?
– Надо убить всех, кто не хочет всеобщего счастья.
– Хорошо, допустим, есть такие изверги, которые не хотят всеобщего счастья, хотя представить это себе трудно. Возьмите на улице человека и спросите: вы хотите всеобщего счастья? Разве он скажет – пусть все летит в тартарары? но у убитых же останутся родственники и знакомые. Вы что думаете, они будут счастливы?
– А их тоже надо убить!
Понимаете? Эта идея разделения приводит к теоретически чистому случаю, остается 1 человек среди горы трупов. И поэтому надо быть за людей, а не против. Понимаете?
Старые жительницы Маросейского храма, большая часть их сейчас уже переселилась в Царство Небесное, были очень хорошие женщины, но как они презирали всех, кто не маросейцы…
Наши – не наши.
Христос сказал: Кто не собирает со Мной, тот расточает. А что Он собирал? Он людей собирал. Потому что Он хотел, чтобы все спаслись и в разум истины пришли.
А сейчас уже появилась такая вольная манера: если задается вопрос, то его нельзя задавать в неприемлемой для нас форме. А откуда взять приемлемую форму? Но начинается сразу крик: «Идите, идите отсюда, вы не наш, нечего вам в наши дела лезть».
Что тогда называть миссионерством – объясните мне, простому человеку. Если есть «мы» – и есть «они». И есть миссия. В чем заключается миссия при такой постановке вопроса?
Отец Николай: При таком подходе получается, что миссия в том, чтобы еще кого-то сделать нашим. Если есть мы и они.
Марина Журинская: А как сделать нашим, если все не наши отвергаются?
– Воспитать.
М. Ж.: А как воспитать?
– Силой.
О. Н.: Объяснить, что все не наши – плохие.
М. Ж.: Именно. Или будь с нами, или мы тебя размажем по стенке. Вы знаете, я видела миссию, и это было ужасно. Есть такая специальная миссионерская служба, которая ходит по больницам. Я-то считаю, что главная роль, которую православные миссионеры должны играть в больнице, – это мыть там туалеты или что-то еще в этом роде. Но это совсем по-другому. В палату на 6 человек приходят две дамы и говорят: мы сейчас будем благовествовать. Причем такие у них лица, я бы сказала, нерасполагающие. Главное – у них на лицах написаны важность и уныние. Одна потребовала себе стул, села, развернула тетрадочку. Вторая была второстепенная, она стояла и говорила наизусть. Та, которая с тетрадочкой, следила по тетрадочке и время от времени ее шепотом поправляла.
Суть благовествования состояла в том, что православные стяжают благодать. Они ее стяжают и стяжают. Когда они ее уже совсем стяжали, они получают право благовествовать – и благовествуют. Сначала было сказано, чтобы вопросов не задавали. Если у кого есть вопросы – обращайтесь к духовнику. Но если они с нуля миссионерствуют среди людей нецерковных, откуда те возьмут духовника? А если они не в состоянии отвечать на вопросы, так что они тут делают?
В общем, с миссией мне совершенно непонятно. Я-то считаю, что миссия – это привлекать людей. Это великая идея.
А в чем заключается апостолат мирян? Кто может сказать своими словами? Что это такое?
Ведущий: Любовь к ближнему?
М. Ж.: К ближнему. То есть православные христиане в миру должны просто светиться счастьем. Понимаете?
Как мир в твоей душе проявляется? Так и проявляется – когда человек светится. Тысячи вокруг тебя спасутся. Люди должны тянуться сами и говорить: «Почему вы такие счастливые? Мир же ужасен, кругом все ужасно! А вы ходите как по воздуху. Почему?» И тут надо ответить: «Потому что мы христиане, потому что Бог дает». Это и есть апостолат мирян.
И понимаете, почему я обо всем этом говорю? Потому что я считаю, что наши рокеры (кстати, они по большей части христиане, и очень, так сказать, правильно держащиеся) объединяют людей. И это их искусство тоже объединяет людей. Рок – это ведь совершенно народная стихия, общедоступная. Это наследник того, что всегда называлось площадным искусством, и это понятие в положительном смысле употреблялось. Это искусство площадей, искусство, которое выходит к людям, это искусство, им доступное.
На концертах Бутусова я всегда удивляюсь, потому что каким-то образом он объединяет людей в любви. Приходят люди как люди, интересно, в конце концов, рок-концерт. Посмотрим, послушаем. Уходят – просто какое-то согретое взаимным теплом сообщество людей. Я терпеть не могу всякие интервью, потому что интервьюеры Вячеслава Бутусова, который в Церкви уже лет 20 и больше, преследуют призывами покаяться и бросить свое гнусное занятие. И мне это все страшно надоело. Однажды приехал ко мне Владимир Легойда, я показала ему кусочек из кинохроники прошлогоднего фестиваля «Рок над Волгой» и говорю: «Видите? Бутусов поет про Христа: «Видишь, там, на горе, возвышается крест». С ним поет четверть миллиона народа, и у них лица другими становятся. Это – миссия. Понимаете?»
Но тут у нас такой еще сложный вопрос, мы должны понять – каждый для себя – природу творчества. Ничего у нас не получится, если мы не поймем, что творчество от Бога, что творческие способности людям дает Бог и никто другой. Супротивник не может дать никаких творческих способностей, ему нечего давать, он пуст. У него ничего нет. Он может только привлекать людей пустыми фантомами, и эти люди становятся его орудиями.
Да! Творчество можно предать, дар Божий можно предать. Все дары Божьи можно предать. Действительно, мир так устроен, что все, что существует в мире – существует во благо, и все это может быть употреблено во зло. И наше дело тут – бдительность и трезвость. Разумная, совершенная, на твердом основании веры стоящая трезвость. Я не хочу сказать, что всякий человек, играющий рок, возносится в общество Ангелов, но я могу сказать, что был юбилей Бутусова, и снималось «Достояние республики». Я там была. Вы знаете, такого сообщества таких прекрасных людей я не помню, когда видела. То есть это доброта, это благородство, это полное устремление навстречу друг другу. Там было две трибуны: рокеры и журналисты, которым Эрнст велел задавать острые вопросы. Журналисты не могут иначе, кроме как хамить. Поэтому все состояло в том, что журналисты хамили, а рокеры отбивали их хамство, но исключительно вежливо. И каждый раз, когда слово произносили журналисты, я стонала: «Почему они такие глупые?» На что Сергей Галанин, он же СерьГа, который сидел рядом со мной, дружелюбнейшим, сердечнейшим голосом говорил: «Работа у них такая».
Там была такая замечательная женщина (она мало здесь известна, потому что она в основном в Англии живет и работает) – прекрасная узбечка, Севара Назархан. У нее сценическое имя в Англии – Севара Эльф. Она действительно такая маленькая, невероятно изящная, с фантастически прекрасным голосом. Спиричуэлский тембр. Она свое отпела и немного раньше уходила, ко мне подошла и на прощание сказала: «Знаете, я вам завидую. Я мечтаю дожить до ваших лет и стать такой, как вы». Это потому, что я про творчество сказала, что творчество и свобода в Боге – это две совершенно неотъемлемые вещи.
А от православного дождешься чего-нибудь хорошего, чтобы он тебе сказал. Сами понимаете.
Я не признаю разделения в искусстве. Когда серьезные люди говорят об источниках рока, чисто музыкальных, называют все, что угодно. Это правильно. У меня была такая замечательная шутка, я дома говорила завлекательным голосом кому-нибудь из гостей: «Хотите послушать большую рок-вариацию на тему Бетховена?» – «Конечно, хотим», – говорили. Ну и я врубаю. Трам-трам, папам-папам, – Бутусов, «Элоиза». Действительно, он взял тему Бетховена, «К Элизе».
Потом, уже после статьи о Цое, у меня произошла статья, которая называлась «Фатум, он же рок». О единстве мирового искусства.
А потом я уже на «Правмире» опубликовала статью про Цоя, про поэтику… Она называется «Поэтика души». О том, что есть невероятно сильное пасхальное ожидание в песне Цоя «Апрель», но это надо еще понять.
Тут же на меня сразу стали граждане нападать, что никакой поэтики души у Цоя не может быть, потому что он человек некрещеный. Спасибо, я знаю, что он некрещеный. Дух дышит, где хочет. Преград для него нет. Для него преграда – это Его собственное хотение, Его собственное воление. Поэтому когда граждане ни с того ни с сего, непонятно с какого переполоха начинают кричать, что на них Дух дунул, потому что Он везде, это неправильно.
Еще есть гораздо хуже этого неправильного понимания: Дух дышит там, где мы считаем нужным. Этого надо бояться. От этого мы должны себя беречь, потому что это очень большой соблазн: мы определим, где может дышать Дух, и там Он будет дышать. Чуткость у нас должна быть.
Вообще это очень большой, сложный вопрос и очень болезненный. Так, я не раз и не два слышала: «А кто мы такие, чтобы у нас был дар различения духов? Дара у нас такого нет и быть не может, потому что – а кто мы такие? А мы никто!» Хорошо, а тогда как мы будем жить? И как же мы, христиане, будем жить в падшем мире, если мы отказываемся от дара различения духов? К нему нужно стремиться, его надо стяжать. Это очень трудно. Это действительно дар, дар он и есть, понимаете, дар – тебе его Бог дает, а вовсе не какая-то система упражнений, которую ты предпринимаешь. Но к нему надо стремиться, потому что если не стремиться, так ничего и не будет.
40 дней Великого поста я читаю канон мученику Уару за тех, кто умер некрещеным, потому что мученик Уар имеет благодать спасать некрещеных. Вообще это обычно кромешное занятие, это страшно тяжело, потому что совершенно буквально бесы за пятки кусают. А поскольку каждый день читаешь, каждый день и кусают, – сомнительное очень удовольствие. Но когда я читала этот канон за Цоя, была такая легкость, была такая радость, было полное впечатление, что он рядом и что он очень радуется.
У него это было. Он был человеком невероятных способностей. Я не хочу ничего говорить о его способности к мистике, но у него были способности разнообразные.
Он был очень сильный человек внутри себя, хотя этой силой никогда не злоупотреблял. Никто, по-моему, не понимает, почему, когда был его большой концерт в Лужниках, зажгли олимпийский огонь. Постановления такого не было, ничего – а взяли и зажгли олимпийский огонь вне Олимпиады. Олимпиада, естественно, уже давным-давно прошла. Чаша осталась, и ее и зажгли.
Мало кто уже знает, что благодаря Цою мы имеем то, что называется танцпол на рок-концертах. Раньше всегда были партер и стулья. Народ хочет танцевать, поэтому на концертах народ эти стулья потихонечку ломал. Тогда концерты стали втихаря запрещать. Безвыходная, это называется патовая ситуация. И это был Цой, который сказал: «Да уберите эти стулья с самого начала». Понимаете, во-первых, для этого нужны мозги – для того, чтобы сообразить этот простой выход из положения.
Слушатель: Решимость.
М. Ж.: Да. Дерзновение.
Точно так же, когда снималась «Асса», была идея, что массовка разнесет всю съемочную площадку. Такая возможность действительно была, потому что массовка все что угодно может разнести – не только съемочную, тут и юпитеры посыпятся, и камеры – все. Так Цой сказал нескольким тысячам человек: «Ребята, чтобы все было спокойно». И все было спокойно. Это и называется говорить как власть имущий. А для этого нужна духовная сила, правда.
Говорить о том, что никакой быть не может духовной поэзии у Цоя, поскольку он некрещеный, я считаю опрометчивым, во-первых, и неправильным, во-вторых. Я уже не говорю о том, что Гомер тоже был некрещеный. Авраам, Исаак и Иаков тоже были некрещеные. Равно как пророки Исайя и Иеремия и все прочие. Ничего не могу поделать. Были они некрещеные – и все. Дух через них дышал, как мы знаем, и им глаголали пророки. Так что опять-таки Дух может гораздо больше, чем это Ему приписывается. И люди могут гораздо больше, чем это кажется возможным.
Единый Бог создал мир и управляет им. Все согласны? Бог дал людям множество даров, в том числе дар творчества. И этот дар творчества тоже един у единого человечества. Он может проявляться по-разному. Но мы же интуитивно понимаем, что нехорошо говорить, что этих, этих, таких-то и таких-то, которые хотят не того, что мы хотим, чтобы их вообще не было на свете и что их надо стереть с лица земли. Нехорошо, да? Так вот, нехорошо, когда люди говорят: «Я страшно предан искусству, я умираю и рождаюсь на каждой опере Верди, но Вагнер…» И так далее, понимаете?
Вот в искусстве то же самое – стоит только позволить себе немножечко эту идею разделения, и все – конец! Ты уже не творческая единица. Ты уже непонятно что. Ты уже человек, одержимый враждебностью. А Бог не хочет, чтобы люди друг друга ненавидели. Он не хочет, чтобы люди отказывались от Него.
Другое дело, когда сказано, что враги человеку домашние. Это ради мира в семье отказываться от Бога не надо. Но ради Бога разрушать семью тоже нельзя. Об этом говорил апостол Павел: если муж верующий имеет жену неверующую и она согласна с ним жить, то пускай так все и остается[85]85
См. 1 Кор. 7, 12. – Ред.
[Закрыть]. То есть тут во главу угла ставится согласие неверующего члена семьи. И не сказано, что если жена верующая имеет мужа неверующего, то пускай она его голодом заморит, руки ему заломает и насильно в церковь приведет. Этого не сказано нигде.
Я помню, как мучился отец Алексей Уминский на своих приходских беседах. «Батюшка, я такая духовно продвинутая, а мой муж такой не продвинутый, ну можно я им поруковожу-то?» – «Нет, нельзя». – «Совсем немножечко, ну можно поруковожу?» – «Нет, нельзя». – «Так что же мне с ним делать?» – «Молиться». То же самое, если жена неверующая. Что делать? Молиться. Если сосед неверующий, что делать? Молиться и быть добрым. То есть не показывать козью морду.
Настаивать на своих принципах, не спускаясь в пучину зла, – это очень трудно. Но только так мы можем оставаться христианами. Если мы будем хранить верность Христу, если мы будем упорно стоять в своей вере, но не безумствуя, не оскорбляя, не накидываясь с когтями и клыками на неверующих, – это труднее всего.
Если же кто начинает принимать идею, что Цой был христианским автором, так он начинает принимать ее «глобально». А он не был христианским автором. Тот самый «Апрель» – это не образ Христа, это в воздухе висящее ожидание пасхальной радости, и не более того. Понимаете, есть такая «Легенда», совершенно невероятное произведение. Там по каждой строчке можно писать очень большой, очень философский текст. Она кончается словами: «А жизнь только слово, есть лишь любовь и есть смерть». Абсолютно правильное суждение. То, что мы называем жизнью, вернее, то, что в быту называется жизнью, – это не жизнь, это непонятно что, это биологический процесс, понимаете. А есть любовь, которая и в этом мире и в будущем, и есть смерть как условие перехода из этого мира в будущий. И наконец, там потрясающие слова: «Смерть стоит того, чтобы жить». Мы должны ценить смерть, понимаете, как переход. И вся наша жизнь – это подготовка к тому, что мы выполним условие и перейдем в жизнь вечную. Это и значит: «Смерть стоит того, чтобы жить, а любовь стоит того, чтобы ждать». Такой человек. Да, некрещеный. Поэт от Бога.
Существует такая идея, что Цой приветствовал христианство в песне «Звезда по имени Солнце». Народ совершенно повелся на слова «Городу две тысячи лет». На самом деле это не христианство, а нумерология, ну да ладно.
«Белый снег, серый лед на растрескавшейся земле. Одеялом лоскутным на ней город в дорожной петле. А над городом плывут облака, закрывая небесный свет. А над городом желтый дым, городу две тысячи лет».
Простите меня, если считать, что две тысячи лет происходит (дальше: «Две тысячи лет война…») война между добром и злом, то кто сказал, что она идет две тысячи лет? По-моему, она идет от отпадения супротивного. Если это борьба добра – неужели этот город можно каким бы то ни было образом считать образом рая, образом добра? И можно ли назвать ее «войной без особых причин»? «Белый снег, серый лед на растрескавшейся земле», – а он ненавидел зиму, он ненавидел холод. Это же все совсем про другое.
Текст совершенно потрясающий, слова «Звезда по имени Солнце» вошли в «Грамматический справочник русского языка». Сейчас в Питере выставка прошла: «Звезда по имени Цой». Тоже хорошо.
Как лингвист могу сказать, что чем дальше, тем больше в корпус русского языка, в корпус русских текстов входят цитаты из Цоя.
У меня есть такой легко составленный список. «Перемен» – это же просто у всех на слуху, что называется; в Белоруссии это запретили на всякий случай как революционный гимн.
«Дальше действовать будем мы» – тоже.
Вообще о Цое можно говорить и думать, наверное, годами.
Был ли он пацифистом – нет. Он был очень мужественным человеком. Абсолютно не был никаким толстовцем, но при этом «Я никому не хочу ставить ногу на грудь». Он был человеком благородным. «Последний герой» сейчас кто только не цитирует, кто только не говорит: «Последний герой, доброе утро тебе и таким, как ты». Пословица уже.
И даже один есть такой замечательный батюшка, который ведет очень интересный блог, – отец Сергий. У него в блоге была какая-то статья просто с названием: «Война дело молодых, лекарство против морщин». Кстати, понимаете, почему лекарство против морщин?
Слушатель: Потому что до старости не доживают.
Да, это и есть поэзия. Когда такие тривиальные вещи говорятся таким запоминающимся образом и становятся фактом нашего сознания.
Или вот: «Город стреляет в ночь дробью огней, но ночь сильней, ее власть велика». Ночь – это явление мира, а город по сравнению с ним вещь гораздо более временная. Потом это уподобление ночного городского освещения выстрелам – это развитие Маяковского. «Багровый и белый отброшен и скомкан. В зеленый бросали горстями дукаты». Что «багровый и белый отброшен и скомкан» – более-менее понятно, конец дня. А вот что это: «в зеленый бросали горстями дукаты»? Это фонари на бульварах зажигаются. Образ казино, между прочим.
Цой был абсолютно городской человек. Он к ночи относился хорошо. Это именно спокойная ночь. «Всем, кто ложится спать, спокойная ночь». Но, понимаете, дело в том, что там же еще заодно и «те, кто не хочет спать, садятся в седло». То есть каждому свое.
Надо сидеть на этом годами, потому что это нужно прослушать. Слушать каждую песню и потом обсуждать ее часами. Потом слушать следующую и тоже обсуждать часами. Очень емкая поэзия. Именно каждому свое. Кто хочет спать, тот спит. Тот, который одержим беспокойством, садится в седло.
Ведущий: Марина Андреевна, что для вас первым толчком в движении к року послужило?
М. Ж.: Вы знаете, получилось очень смешно. Это такая вынужденная остановка, потому что меня разные люди с разных сторон подзуживали писать мемуары. Я категорически не хочу писать мемуары по очень простой причине: у меня очень хорошая память. Я очень многое помню про очень многих людей, очень много всего, скажем так. Зачем же предавать это тиснению. Потому что люди же меняются, они уже другие совершенно. Я помню, какими дураками мы все были в молодости. Были и были, очень хорошо. Между собой это можно вспомнить, но зачем же опять-таки делать это достоянием широких масс. А широкие массы очень любят все понимать в сторону нехорошую.
Все-таки народ просит, и я решила тогда от народа отделаться. Я решила писать свои музыкальные мемуары, так сказать, музыкально-литературные, художественные. Начала я с описания момента, когда я поняла, что искусство – это вещь прекрасная и страшная, что оно дивная абсолютно вещь. Мне было года, наверное, четыре. У меня в комнате забыли выключить радио. Я благополучно заснула, и вдруг оно заговорило. Я очень хорошо помню, я села в своей кроватке (а у меня тогда была такая кроватка с бортиками и с решетками), я сижу, и у меня по спине мурашки бегают от ужаса и восторга, потому что немыслимой красоты голос произносит слова, которые я абсолютно не понимаю. Я только понимаю, что эти слова немыслимо прекрасны.
Вы будете очень смеяться, но то были слова: «Как молодой повеса ждет свиданья с какой-нибудь развратницей лукавой». Это был Пушкин, «Скупой рыцарь», и читал Владимир Яхонтов, великий артист. Понимаете? Тут до меня дошло, что искусство – это такая вещь, это вообще вещь. У Яхонтова же голос, а у Пушкина, между прочим, стихи. Так оно и пошло.
Итак, я стала очень бодро описывать совершенно дурацкие стишки и городские баллады, которые мои одноклассницы писали в толстые тетрадки, что мы тогда слушали, как мы слушали и все слушали. Как мы пришли к магнитофону и открыли новую жизнь, потому что это были уже не пластинки, а передаваемое друг другу. Как мы еще сами играли и пели и говорили: «Слушай, тут неподалеку парень есть, потрясающие песни пишет: “Где твой черный пистолет? – На Большом Каретном”». Большой Каретный был у нас рядом. Действительно, все совпадало.
Потом я дошла до того момента, когда мне нужно было это все описать в своих мемуарах: как это получилось, что я ливерпульскую четверку сменила на московскую? Кто такие ливерпульская четверка, вы все понимаете, а московская? – Высоцкий, Галич, Окуджава, Ким. Я дошла до этого момента и решила, что они достойны глубокого изучения, и заизучалась.
Я пошла с начала. Это праздник, который всегда со мной, – все помню наизусть и без запинки. А все-таки я послушала битлов и решила, что не так они просты, как это кажется. А потом вспомнила, что этими битлами кормились такие мальчики, которых я тоже параллельно слушала. Но я тогда была уже сильно старше. Понимаете, эта волна: от битлов я перешла на русскую художественную, можно сказать, поэзию и песню. А потом я была уже достаточно взрослой, когда пошел русский рок, и это была уже некая дистанция. Но поскольку теперь я совсем взрослая, то я решила это освежить, и тут я ошалела.
Совсем ошалела. А тут еще произошло двадцатилетие со дня смерти Цоя, и Бутусов спел «Дети минут». На этом тексте я засела – полгода точно я слушала и писала. Потом я это написала и выложила в Интернет, а потом это прочел Бутусов и в свою очередь, можно сказать со всей почтительностью, удивился. А потом он написал, что всю жизнь так думал и не думал, что кто-нибудь так думает, как он.
О роке, понимаете?
О том, что это неотъемлемая часть мировой культуры. Что все это разделение – ерунда. А главное, что это продолжение, что называется, народной музыкальной песенной стихии, но уже некоторыми новыми средствами. Она имеет место.
О. Н.: Вопросы возникают по ходу ваших слов. Хорошо бы различить народное и интеллигентское.
М. Ж.: А вот не различается, батюшка. Не различается. Искусственное противопоставление, совершенно искусственное. Об этом нужно отдельно, потому что глубоко укоренилось недолжное.
Существуют, к сожалению, в текстах опечатки. Существуют в общепринятых мнениях тоже идеи, которые, скорее всего, тоже именно опечатки. Мы не умеем задавать вопросы. Произносится текст, тезис, что человечество не может обходиться без автомобиля. Почему оно не может обходиться без автомобиля? Я ужасно люблю один фантастический рассказ о том, как на Землю организовалось нападение из космоса, но это было нападение не материальных, а волновых существ, которые питались электричеством. И они съели все, понимаете? Радио они съели, люди стали жить без радио. Телевизоры они съели, люди стали жить без телевизора. Потом выяснилось, что можно без электричества. Автомобили все, кончились. Изобрели способ приводить в действие паровозы. В общем, человечество стало жить райской жизнью. Все это кончается тем, что в провинциальном городишке встречаются два бывших нью-йоркских журналиста, которые уже совершенно доходили от спешки и алкоголизма. Один из них там живет и издает местную газету. Номер выходит раз в неделю. На ручном печатном станке он ее издает. А второй тоже приехал по каким-то делам. Тот его принимает, а потом говорит: «Ты знаешь, ты меня прости, я вынужден тебя оставить, у нас сейчас репетиция. У нас камерный оркестр маленький. У нас сегодня репетиция, только жалко, что у нас флейты нет». Второй говорит: «Так у меня же с собой флейта! Пошли вместе!» Понимаете? Кто говорит, что мы не можем жить без автомобилей? Можем. И очень даже хорошо. Но это я так, я не то, чтобы против совсем автомобилей. А я против того, чтобы люди бросались штампованными фразами и совершенно спорные вещи воспринимали как бесспорные.
Есть пример из близкой области. Сколько говорено о лжи во спасение! «Да, конечно, врать нехорошо, а вот, может быть, ложь во спасение, а это тогда-то и тогда-то, а это такие условия, недаром же в Библии сказано». Ребята, ничего подобного в Библии не сказано.
Это сказано гражданами, которые «Ь» от «Ъ» не отличают. В Библии сказано: «ЛожЪ конь во спасение»[86]86
См. Пс. 32, 17. – Ред.
[Закрыть]. Ложъ там с «ер». Ложъ – это церковнославянское наречие, которое означает «напрасно». «Ложъ конь во спасение» значит: на коне не убежишь, конь тебя не спасет. То же самое, эта самая ложь встречается у нас в молитвах и в молитвословах пишется с мягким знаком. Это неправильно. «Ложъ перед Богом обретаюся» означает «напрасно», потому что без всецелой веры.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.