Текст книги "Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни"

52. Лондон, 1897

Я не думаю, что ты и я были особенно плохими людьми – и тем не менее, дорогой Фредди, у меня такое чувство, что нас за что-то наказывают.

Элеонор Маркс {1}

В январе Эвелинг занялся постановкой одной из своих пьес, чтобы набрать денег для научных курсов, которые он собирался организовать. С ним вместе играла 22-летняя дочь учителя музыки по имени Ева Фрай – впрочем, это была та же самая актриса, которая год назад выходила с ним вместе на сцену под именем Лилиан Ричардсон {2}. Эвелинг, которому исполнилось 47, был невероятно горд, что все еще способен увлечь молодую красивую женщину, вдвое младше себя. Его жизнь с Тусси превратилась в деловые отношения, а теперь, после смерти Энгельса, стала еще и удобной. Кроме того, Тусси уже не была той «стройной и очень привлекательной девушкой», как назвал ее когда-то один русский революционер. С годами она раздалась и стала ниже ростом. Кроме того, она становилась все больше похожа на своего отца. Если ее когда-то и называли красавицей – то говорили, скорее, о внутренней красоте. Одним словом, Тусси была полной противоположностью актрисе из Вест-Энда – что, по-видимому, и привлекло Эвелинга.

Курсы он организовал недалеко от театрального квартала, и это стало поводом допоздна задерживаться в городе, а также возможностью сблизиться с Евой. Вероятно, Эвелинг совершенно потерял голову. В течение многих лет он был известен своими связями с женщинами – и довольно бесцеремонным отношением к ним. Но в случае с Евой ему захотелось большего, чем просто флирт. Возможно, причина крылась в возрасте – он мог бояться, что Еве вскоре наскучит пожилой поклонник, не имеющий реальных перспектив в театре. А возможно, его любвеобильность была усилена болезнью – более двух лет он страдал от абсцесса и чувствовал себя не лучшим образом.

Какова бы ни была причина, Эвелинг женился на Еве 8 июня в Челси, где она проживала. В свидетельстве о браке он значился как Алек Нельсон, вдовец. Никаких упоминаний о «жене» Элеонор, с которой он по-прежнему жил {3}. В конце июня он отправился отдыхать в бухту Святой Маргариты, сказав Тусси, что едет по настоянию врачей, – на самом деле это был его медовый месяц с Евой {4}. Он отсутствовал две недели, а по возвращении в Лондон спокойно вернулся в их с Тусси дом на Джус-Уок. Однако в августе он все-таки съехал. Он забрал из дома все, что можно было продать, и не оставил Тусси своего адреса, сказав, что ей незачем его искать, но если понадобится, то она всегда может узнать его у кого-то из актеров {5}.

Резонно предположить, что за прошедшие между женитьбой на Еве и отъездом из Сайденхэма недели в доме были постоянные ссоры. Также резонно предположить, что за время развития его романа с Евой отношения с Тусси обострились до предела. И все-таки вряд ли что-то могло подготовить Тусси к такому мерзкому и бессовестному поступку Эвелинга. Она не знала причин – она знала только то, что он ушел от нее. Тусси пишет Фредди отчаянное письмо, в котором просит пойти на митинг, где может оказаться Эвелинг; «Если он там будет, ты мог бы с ним поговорить – не убежит же он от тебя при всех!» Она написала Эвелингу множество писем и передавала их через знакомых актеров – он не отвечал. Она говорила Фредди, что знает: писать Эвелингу – непростительная слабость, но «никто не может так запросто стереть из жизни 14 лет, как будто их и не было вовсе» {6}.

Неизвестно, нашел ли Фредди Эвелинга, однако на следующий день Тусси получила от Эвелинга записку: «Я возвращаюсь. Должен быть дома завтра рано утром». За запиской последовала телеграмма: «Буду дома в час тридцать, наверняка».

После его возвращения Тусси написала Фредди, что ее «муж» казался удивленным, что она не бросилась к нему на грудь. «Он не сказал ни слова в свое оправдание и ничего не объяснил. Поэтому я сказала, что мы должны обсудить некоторые дела, и что я никогда не забуду пережитого унижения. Он ничего не ответил». Тусси попросила Фредди прийти к ней и присутствовать при разговоре с Эвелингом {7}. Упоминается также адвокат Артур Уилсон Кросс, который занимался имуществом Энгельса и писал завещание Тусси {8}. К сожалению, многое в этих письмах недосказано, и у нас не сохранилось ответа Фредди, поэтому можно только предполагать, что происходило в Сайденхэме. Если в конфликт был вовлечен Фредди, значит, дело касалось вопросов об отцовстве Маркса; присутствие Кросса могло указывать на желание Тусси изменить завещание в пользу Фредди – то, от чего Эвелинг должен был прийти в ярость (к тому времени Эвелинг уже промотал половину денег Тусси, доставшихся ей после смерти Энгельса два года назад). Вынужденный жить на два дома, Эвелинг мог пытаться шантажировать Тусси, угрожая опубликовать историю рождения Фредди, с тем, чтобы Тусси не лишила его денег. Одно дело – когда тайну Фредди знали некоторые товарищи по партии, и совсем другое – сделать ее достоянием общественности…

2 сентября Тусси пишет Фредди: «Приходи, если это возможно, сегодня вечером. Ужасно стыдно взваливать на тебя эту ношу, но я совершенно одна и я в ужасном положении – перед угрозой либо полного разорения до последнего фартинга, либо ужасающего позора перед всем миром. Это ужасно. Хуже всего, что я вообще могла представить. Мне нужно с кем-то посоветоваться. Я знаю, я должна принять окончательное решение… Поэтому, дорогой, дорогой Фредди, приходи! Я разбита. Твоя Тусси» {9}.

Фредди глубоко презирал Эвелинга, поэтому его должно было глубоко ранить то, что Тусси и Эвелинг пришли к согласию и остались вместе.

В конце сентября они уехали к Лафаргам в Дравей погостить в новом доме. Лаура не заметила никакого напряжения, а Тусси ничего не рассказывала о своих болезненных переживаниях этого лета. Единственным человеком, знавшим всю историю от начала и до конца был Фредди.

Вернувшись в Лондон, Тусси немедленно погрузилась в работу, помогая Инженерному обществу, добивавшемуся 8-часового рабочего дня. Эту забастовку она называла «гражданской войной» {10} – теперь ее речи были еще более радикальны, чем прежде, возможно, отражая ее настроение.. Уильям Коллисон, основатель Ассоциации свободного труда, возобновил свою дружбу с Тусси в этот период {11}. Они были знакомы с 1890 года, когда она участвовала в подготовке первой маевки в Лондоне и учила «прекрасного человека» Уилла Торна читать и писать. Коллисон говорил о ней, что Тусси отрицает религию, – но ведет себя, как истинная христианка. К несчастью для нее, она связалась с «моральным уродом… Его «слабости», которые она прощала ему и оправдывала тем, что они были бедны, лишь усилились, когда он попал в царство относительного достатка. Он стал невыносим, и все же она его терпела» {12}.

В ассоциации Коллисона состояли те, кто не входил в профсоюзы, и их часто нанимали в качестве штрейкбрехеров, чтобы прекратить забастовки, но из уважения к Тусси он пообещал, что его рабочие не выступят против бастующих инженеров {13}. В этот период Коллисон встречал ее на Ченсери-лейн, где она хранила некоторые бумаги отца. «Честно говоря, я думаю, она уже тогда была мертва. Умерло ее сердце, все ее женские мечты и надежды. Я мало говорил, пока мы стояли на ветру, в сгущающихся сумерках… в тот момент я заметил увядшую красоту ее лица и безнадежный взгляд; горе прочертило резкие складки возле ее губ. Она немного нервничала. На ней был какой-то мех, или боа, или шарф, и она нервно теребила его концы» {14}.

В январе, несмотря на полученную материальную поддержку из-за границы, инженеры сдались и прекратили забастовку, ничего не добившись {15}. Это был последний профессиональный, партийный бой Тусси: все остальные бои шли на личном фронте.

Теперь все ее мысли сосредоточились на Эвелинге, у которого помимо абсцесса обнаружилась мокрота в легких и пневмония. Тусси писала Лауре, что он превратился в скелет, и врачи считают, что холода станут для него фатальными. Она хотела, чтобы он уехал к морю, на солнце и свежий воздух, но не могла позволить себе поехать с ним – расходы на врачей после их возвращения из Франции съели почти все сбережения {16}. Бернард Шоу писал, что Эвелинг решил снова прибегнуть к своему старому трюку, занимая деньги и не собираясь их отдавать. Однако слишком многие уже обожглись на этом – и он не получал ничего, кроме вежливого пожимания плечами {17}.

13 января Эвелинг уехал на побережье, и Тусси сразу же написала Фредди:

«Иногда я чувствую то же, что и ты, Фредди – что ничего у нас уже не наладится. Я имею в виду нас с тобой. Разумеется, бедная Женни была несчастна, и Лаура потеряла своих детей. Но Женни была рада умереть, и хотя это печально для ее детей, иногда я думаю, что все получилось к лучшему. Я бы не хотела, чтобы Женни прожила такую жизнь, которую я веду сейчас» {18}.

Эвелинг вернулся, но здоровье его существенно не улучшилось. Он часто ездил в Лондон к врачу, но не позволял Тусси сопровождать его (без сомнения, он использовал эти поездки, чтобы увидеться с Евой). Тусси с ума сходила от беспокойства – за его здоровье и за их финансы. Он писала Натали Либкнехт: «Иногда я просто не знаю, как смогу это выдержать!» {19}

Она подружилась с социалисткой Эдит Ланкастер, которую семья отправила в психиатрическую клинику за то, что Эдит опозорила их, вступив во внебрачную связь с мужчиной {20}. В 1898 году в письме к Эдит Тусси размышляет: «Я часто задаюсь вопросом, почему на чью-то долю выпадают такие страшные страдания. Конечно, я не говорю этого моему бедному Эдварду, но часто думаю, что всему этому лучше бы поскорее закончиться. У меня нет даже малышей, как у тебя» {21}.

В феврале ситуация ухудшилась. Врачи решили, что Эвелингу необходима операция по удалению абсцесса, без которой выздоровление было невозможно. Важность операции под сомнение не ставилась, но Тусси была в ужасе от ее стоимости и смутно чувствовала, что с Эвелингом еще что-то не так. Она призналась Фредди, что уверена: Эвелинг что-то скрывает от нее. «Я знаю, это ужасно эгоистично с моей стороны, но, дорогой Фредди, ты мой единственный друг, с кем я могу быть полностью откровенна…. Ты знаешь, о чем я, и я скажу тебе то, чего не скажу никому больше» {22}.

Тусси хотела, чтобы Фредди пришел к ней домой, но он отказался: он не переносил Эвелинга. Она понимала его чувства, но писала:

«Есть люди, у которых попросту отсутствует нравственное чувство – как у других отсутствует слух или зрение. И я начинаю понимать, что упрекать их в этом бессмысленно, как бессмысленно упрекать в недуге. Мы должны пытаться излечить их, а если излечить невозможно – то хотя бы сделать все, что в наших силах. Я научилась понимать это, пройдя через долгие страдания, и потому стремлюсь вынести все испытания, насколько смогу» {23}.

Два дня спустя она пишет: «Есть французская поговорка «Понять – значит, простить». Страдания научили меня понимать – и потому мне больше нет нужды прощать. Я могу только любить» {24}.

Эвелинг лег в университетский госпиталь 8 февраля, а уже на следующий день ему сделали операцию. Тусси сняла комнату рядом с госпиталем, чтобы днем и ночью быть поблизости {25}. Через 9 дней его выписали и рекомендовали отправиться в Маргейт, к морю, для полного восстановления. Это были траты, которые Тусси не могла себе позволить – но и отказаться от них тоже не могла. На этот раз она поехала с ним {26}.

По письмам того периода ее корреспонденты могли подумать, что Тусси вновь стала той же энергичной женщиной, которой всегда была – она обсуждает политику, партийные дела, историю рабочего движения, собственную работу. Однако в письмах близким друзьям, особенно Фредди и Натали Либкнехт, она выплескивает все свое отчаяние {27}. 1 марта она пишет сводному брату:

«Дорогой, дорогой Фредди! Пожалуйста, не считай мое молчание нежеланием писать или ленью. Беда в том, что я совершенно опустошена, и у меня просто нет сил писать…. Это тяжкое время, я боюсь, что надежды осталось совсем мало, а боль и страдания велики… Я готова уйти и сделаю это с радостью. Но пока он нуждается в моей помощи, мне нужно остаться. Единственное, что спасало меня – это дружба, поддерживавшая меня все это время. Не могу передать, как добры были ко мне разные люди. Почему – я действительно не знаю» {28}.

Тусси и Эвелинг вернулись в Лондон 27 марта.

Четыре дня спустя Тусси покончила с собой {29}.

Ее гибель была результатом страшного перенапряжения и отчаяния. Однако единственной причиной самоубийства, скорее всего, послужило письмо, которое она получила утром 31 марта. Один из товарищей по партии сообщил, что получил сведения, «выставляющие в очень плохом свете известную персону» – без сомнения, речь идет об Эвелинге – и скорее всего, из этого письма Тусси узнала о том, что Эвелинг женился на Еве {30}.

На допросе у коронера Эвелинг показал, что в то утро они не ссорились, горничная тоже не упоминала о ссоре {31}. Вполне могло быть и так – в слезах и гневе больше не было нужды, потому что Тусси сразу все поняла. Она говорила Фредди, что единственная вещь, которая ее держит – это необходимость заботиться об Эвелинге. То, что было в письме, освобождало ее от этого долга.

В 10 утра она послала горничную, Гертруду Джентри, к аптекарю с запиской и визиткой Эвелинга. В записке была просьба отпустить хлороформ и синильную кислоту (сегодня больше известную как цианид) для усыпления собаки. Джентри вернулась с препаратами и журналом, в котором Тусси нужно было расписаться, поскольку продажа этих веществ была ограничена. Тусси расписалась в журнале «Э.М. Эвелинг».

Эвелинг был дома, когда она заказывала яд, однако ушел перед возвращением Джентри с пакетом. Он сказал, что отправляется в Лондон, хотя накануне едва мог подняться с постели. Тусси просила его остаться, но он не обратил на это внимания, оставил ее одну – в ожидании яда. Она уже все знала о его страшном обмане.

Она поднялась наверх и написала три письма: одно – адвокату Кроссу, в письмо которому вложила полученную утром записку {32}. Другое – Эвелингу.

«Дорогой. Скоро все будет кончено. Мое последнее слово тебе то же, что я говорила все эти долгие, грустные годы: люблю».

Третье письмо она написала племяннику.

«Мой дорогой, дорогой Джонни, мое последнее слово адресовано тебе. Постарайся быть достойным внуком своего деда. Твоя тетя Тусси» {33}.

Когда Джентри второй раз вернулась от аптекаря (вернув журнал), она нашла Тусси наверху, в постели. Она еще дышала, но выглядела очень плохо. Джентри спросила, хорошо ли она себя чувствует, и когда Тусси не ответила, побежала к соседям. К тому времени, когда подоспела помощь, Тусси была уже мертва {34}.

Эвелинг тем временем сел на поезд и отправился в Лондон, в офис Социал-демократической федерации. Там он поговорил с кем-то и убедился, что тот человек запомнил время их разговора {35}. Эде Бернштейн утверждал, что Эвелинг знал о намерении Тусси убить себя, и ее друзья предположили, что он намеренно подтвердил свое алиби, чтобы его не обвинили в ее смерти {36}. Куда он пошел после и где провел день – неизвестно, но в Сайденхэм он не вернулся до 5 часов вечера. Когда он вернулся, тело Тусси все еще лежало на постели. Он принялся искать письма, нашел их и пытался уничтожить, но ему помешали полицейские и коронер {37}.

Много лет назад, когда Тусси предприняла неудачную попытку самоубийства, Хэвлок Эллис говорил, что ее друзья огорчены, но не удивлены. Еще меньше они были удивлены теперь. Только двоих трагическая весть застала врасплох. Либкнехт только что вышел из тюрьмы, где отбывал 4-месячный срок. Он не мог понять и поверить в произошедшее. Он не считал, что Тусси способна на самоубийство и что Эвелинг довел ее до этого {38}.

И Лаура. Хотя их отношения вновь стали теплыми и нежными, Тусси не посвящала сестру в свои беды. Лаура не представляла, как несчастна была Тусси в доме на Джюс-Уок. Теперь Лаура была безутешна {39}. Ее мучили не только шок и горе, но чувство вины за то, что они с Тусси столько лет были в ссоре из-за Лиссагарэ – человека, который в конечном итоге сыграл такую маленькую роль в жизни каждой из них.

5 апреля Тусси была кремирована на станции железной дороги Некрополис у вокзала Ватерлоо. Со всей Европы приходили венки от социалистических и рабочих партий. Два года назад здесь вспоминали Энгельса – тогда все тоже чувствовали скорбь по ушедшему другу, но говорили о мужчине, прожившем долгую, полноценную жизнь. Похороны Тусси были совсем другими. Люди, собравшиеся отдать ей дань уважения, чувствовали глубокую душевную боль не только от потери женщины в расцвете ее 43 лет, но и от мыслей о ее страданиях и невозможности ей помочь при жизни, – и тем более в смерти.

На похоронах были Лафарг, Джонни Лонге, Гайндман, Бернстайн, Уилл Торн, другие товарищи по партии и рабочему движению. Не было тех, чье горе было слишком велико, чтобы показывать его на людях, – Фредди и Лауры {40}.

Несколько человек сказали речи, среди них был и Эвелинг. В одной рабочей газете его описали: «Сухие глаза и напыщенная, чересчур театральная манера речи». Бернштейн вспоминал: «Если бы не интересы партии и не правила приличия, люди разорвали бы Эвелинга в клочья» {41}.Сам Бернстайн говорил от имени немецких социалистов. Он и его жена очень сблизились с Тусси после смерти Энгельса, и позднее он вспоминал, что провел много ночей без сна, коря себя за то, что не уберег Тусси от зловещего влияния Эвелинга.

Последним говорил Торн. Один из репортеров написал, что слова этого рабочего, громадного, сильного человека были едва различимы, потому что он плакал {42}.

Коронер Сайденхэма провел расследование самоубийства Тусси. История была напечатана в местной газете под шапкой «Трагическое самоубийство в Сайденхэме». Эвелинга вызывали на дачу показаний, и выглядел он отнюдь не подавленным, вел себя дерзко. На вопрос «Была ли покойная вашей женой?» он нахально ответил своим вопросом: «Юридически или в другом смысле?» (в конце концов он признал именно второе). Эвелинг сообщил, что не помнит точного возраста Тусси, что у нее всегда было отличное здоровье, хотя несколько раз она уже пыталась убить себя. Он сообщил, что она часто повторяла «Давай покончим со всеми этими трудностями вместе».

Затем перед коронером предстала Гертруда Джентри, описавшая все события 31 марта. Последним давал показания фармацевт – аптекарь Джордж Эдгар Дейл. Ему грозили неприятности, поскольку он отпустил яд неустановленному лицу. «Я полагал, что доктор Эвелинг уважаемый человек, обладающий соответствующей квалификацией. Я решил, что могу отпустить ему указанные препараты». Дейл понял так, что Эвелинг был доктором медицины, и считал, что записка написана его рукой {43}.

4 апреля был вынесен вердикт: самоубийство в состоянии временного помрачения рассудка. Коронер вернул Эвелингу письма Тусси, адресованные ему и адвокату Кроссу. Эвелинг уничтожил оба письма {44}. Поль Лафарг и Шарль Лонге приняли участие в дознании, и когда все было кончено, отправились вместе с Эвелингом в соседний паб. Неизвестно, сочувствовали они ему, или были возмущены его наглым выступлением перед коронером. Известно лишь, что они хотели, чтобы Эвелинг вместе с ними отправился к адвокату Тусси. Эвелинг отказался {45}. На следующий день он отправился на футбольный матч {46}, его проблемы были решены. После смерти Тусси он получил около 2000 фунтов наличными и 1400 фунтов в виде движимого имущества {47}, а кроме того, мог теперь постоянно проживать с красивой молодой женой Евой.

Раньше друзья Тусси презирали Эвелинга, теперь они его ненавидели. Бернстайн узнал о его тайной женитьбе и теперь считал, что Эвелинг несет прямую ответственность за смерть Тусси, если не прямо виновен в ней. Он хотел, чтобы Эвелинг предстал перед судом {48}. Чтобы привлечь внимание к этому делу, он опубликовал последнее письмо Тусси к Фредди в газете Каутского, «Ди Нойе Цайт», сопроводив его разгромной статьей об Эвелинге. Публикацию подхватила английская социалистическая пресса, но оснований для судебного преследования не было, и к лету друзья Тусси были вынуждены отказаться от этого дела. Все, что они могли сделать, – это избегать Эвелинга (который вскоре был замечен в модном лондонском ресторане вместе с красивой молодой женщиной) {49}.

По завещанию Тусси Эвелинг приобрел права на труды Маркса и роялти от публикаций этих трудов, чем он незамедлительно и воспользовался, напечатав работу «Стоимость, цена и прибыль», которую они с Тусси редактировали вдвоем. Во вступлении он написал, что хотя им проделана большая часть работы по редактированию и изданию, «самую важную часть работы выполнила та, чье имя значится на титульном листе» – Тусси. Затем он принялся расписывать свои заслуги: «Меня часто спрашивают студенты, в какой последовательности лучше читать книги, чтобы получить фундаментальные знания о социализме… в качестве предложения могу прежде всего рекомендовать «Социализм: утопия и наука» Фридриха Энгельса, затем данную работу, первый том «Капитала» и студенческие работы Маркса» {50}. Эвелинг участвовал в работе над первыми тремя указанными книгами и редактировал четвертую.

Однако Эвелинг прожил недолго. 2 августа он умер, сидя в крессе в своей квартире в Баттерси, которую делил с Евой {51}. Болезнь, из-за которой так переживала Тусси, наконец-то убила его. Ева получила остатки наследства Энгельса – 852 фунта {52}.

Окончательно убедившись в том, что Эвелинг был негодяем, Либкнехт заявил, что Тусси должна быть известна отныне только под своим собственным именем.

Она умерла, но теперь, после долгого перерыва и навсегда будет известна как Элеоноры Маркс {53}.