Текст книги "Шахта"

Налево вел узкий, корявый ходок, именно из него и дуло. Он пошел туда, с трудом преодолевая завывавший воздушный поток. «Они что, одним квершлагом откатывают? – соображал он при этом. – Бред! Попеременно с порожняком, что ли? То-то я гляжу: всю дорогу – ни одного состава не было. А может, горизонт вообще стоит? Наврали, втерли очки, намухлевали с отчетностью, в результате – капитальный срыв!» Но, выйдя на откаточный квершлаг, он увидел, что горизонт отнюдь не простаивал, и проблем с порожняком возникнуть тоже не могло. Потому что там работал ленточный конвейер. Прерывистая грядка угля неслась по нему к скиповому стволу. «Вот оно что! Идиотское решение, если с экономической точки. Но, в принципе, позволяет поднять выработку в разы! Посмотрим». Машинально потирая руки, он направился дальше, по узкому забученному проходу.

Квершлаг кончился. В обе стороны шел штрек, проложенный в свое время по углю. Но уголь там давно был выработан, так что в просветах крепи над собой Евгений Семенович увидел глыбы обрушенной породы. Никаких охранных целиков не было и в помине. «Ни хрена себе! – поразился он. – Это чего ж они творят, мать твою! Железа-то до чего богато наставили, плиты бетонные почти сплошь». Рядом гремело. Из небольшого бункера куски угля валились на главный конвейер. Два других конвейера, поуже, подходили с обеих сторон по штреку, один из них стоял. Слепко двинулся вдоль работавшего. Идти пришлось долго. Вышел к лаве. Пласт падал там градусов под пятнадцать. Цепочка рабочих, подобно веренице светящихся жуков, спускалась из лавы в штрек, цепляла «конями» – петлями из кусков троса – сваленные в тупике бревна и тем же порядком волокла их наверх. Евгений Семенович пристроился между ними. По правую его руку стучал скребками транспортер, за ним жирно блестел антрацитовый целик. Слева, в выработанном пространстве, стоял густой лес бревен. Те, что подальше, были уже, в большинстве, сломаны или согнулись дугой. Смотреть туда было неприятно. Впереди металось полтора десятка огней. Плоская стальная махина комбайна вспарывала пласт. Толстая угольная лента, срезанная блестящими зубьями фрезы, непрерывно валилась в желоб транспортера. Орошение почему-то не работало, от густой пыли разом пересохло, запершило в горле и носу. Двое потных полуголых парней споро подбирали лопатами то, что просыпала машина. Еще один брел, как пахарь, тяжело навалившись на ее рычаги. Остальные занимались крепежом. В общем шуме выделялись отрывистые удары топора, визг пилы. Слепко подошел к комбайнеру.

– Здравствуйте, почему у вас орошение не работает? – прокричал он.

– А … его знает! Сам-то кто будешь?

– Я, это, – замялся Евгений Семенович, – начальство, в общем.

– Нача-альство? Чего-то я вас не признаю никак, гражданин начальник. Из треста, что ли?

– Из министерства.

– Ишь ты! – безо всякого пиетета сощурился звеньевой. Но машину остановил.

– Вы почему план срываете?

– Мы срываем? Ни …! Мы свои сто десять процентов делаем! Денежку имеем.

– А по шахте?

– Про это вы с Жулебина спросите, а наше дело цыплячье. Квершлаг они там вроде расширяют.

– На первом горизонте тоже только одна лава работает?

– Да вроде тоже, но план они за две делают.

– А у вас?

– У нас – своя причина имеется.

– Какая такая?

– Вы бы Жулебиным, наше дело…

– Начальник участка где?

– Где-где? Сейчас мастера смена.

– А мастер где?

– А … его знает.

Евгению Семеновичу оставалось лишь ретироваться. Для поддержания авторитета он пригрозил самыми строгими мерами, если орошение немедленно не будет исправлено, и стал спускаться. Мужики, тяжело поднимавшиеся навстречу, словно бы не замечали его, и замминистру то и дело приходилось отступать на шаг с безопасной тропы. Чутье подсказывало ему, что разгадка близка.

Миновав бункер, он направился дальше, вдоль неработавшего конвейера, немного под уклон. В пустом зеве второй лавы все выглядело достаточно прилично, хоть сейчас ставь комбайн и начинай работу. Слепко для порядка прошел еще немного и обнаружил, что конец штрека затоплен. Потоптавшись у кромки воды, он заметил слева низенький лаз. Там, по идее, должен был проходить дренажный штрек. Пришлось ползти на четвереньках. Дренажный штрек наличествовал. Слепко прошел десяток шагов и вновь оказался перед маслянистой водной поверхностью. Поколебавшись, зашлепал дальше, надеясь найти какую-нибудь причину этого безобразия. Ему удалось пройти по скользкому дну около ста пятидесяти шагов, прежде чем вода ливанула в сапог. Дальше идти не стоило. Евгений Семенович потянул из кармана блокнот. Вода полилась сразу в оба сапога. Чертыхаясь, он забухал назад, прошел больше ста шагов, а уровень все еще был выше колен. Он побежал, упал, глотнул горькой тухловатой жидкости, закашлялся, бултыхаясь в тяжелой робе и безуспешно пытаясь подняться. Лампа потухла. Давясь, он кое-как встал и, ведя рукой по неровной стене, двинулся на выход. Плохого с ним случиться ничего не могло, слева вот-вот должен был открыться лаз, через который он попал в эту клоаку. Пропустить его он не мог, но как-то пропустил. «Во повезло, шахту топит! Придется людей выводить. А быстро прибывает. Еще полчаса, и копец тем “ударникам”. Тогда, точно, их дело цыплячье будет». Он падал еще пару раз. На всех четырех, мокрый как цуцик, Евгений Семенович выполз в квершлаг, а поток воды, плеща в темноте, изливался следом. Прямо перед ним монотонно стучал конвейер. По-прежнему на ощупь он двинулся к перегрузке. Под ногами хлюпало, но он уже понимал, что ошибся: квершлаги и штрек, если и могло затопить, то очень нескоро. Нащупал железные листы, ограждавшие конвейер, и оторвал один. Хотел вернуться с ним к устью дренажного штрека, но почему-то не смог найти стенки квершлага, что-то больно ударило его по руке. «Без паники! Так у меня ни черта не выйдет. Надо зажечь фонарь. С аккумулятором ничего не могло случиться». Он сел на корточки, открутил стекло и вытряхнул изнутри воду. Закрутил. Фонарь не зажегся. Ругнувшись, раскрутил опять, сильно потряс, выкрутил лампочку, подул внутрь, опять все закрутил. Фонарь зажегся. Гордый достигнутым успехом, он перегородил отодранным листом устье дренажного штрека и закидал для крепости кусками угля. «Полной ерундой занимаюсь. Но что-то делать надо». Вода была ему уже по щиколотку. Слепко оторвал еще один лист и отправился перегораживать тот самый лаз. Оттуда пер бурлящий поток, а глубина была выше колена. Рядом плавало несколько бревен. Евгений Семенович пристроил кое-как свой лист и припер его бревном, но из-за неровности стены вода все равно свободно проходила. Подтаскивая второе бревно, он оступился, упал на отключенный конвейер, уронил каску, бревно легонько задело его за ухом, и он потерял сознание.

Когда Евгений Семенович очнулся, воды вокруг уже не было, хотя вся его одежда была мокрой и тело так задубело, что он не мог пошевелиться. Шума перегрузки тоже не было, оттуда ясно слышались голоса. Он жалко закричал. Его услышали, подошли, подняли, повели, стянули мокрую телогрейку, накинули сухую, о чем-то все время спрашивали. Вскоре он смог уже идти без посторонней помощи, но окончательно пришел в себя только под душем. По пути рабочие сказали ему, что подобные небольшие затопления случались у них нередко, серьезного вреда от них не было, за исключением одного раза, когда и другие шахты тоже затопило.

Рядом намыливался коренастый лысый тип с сильно выпиравшим, волосатым животом и волосатой же задницей.

– Послушайте! – обратился к нему Евгений Семенович.

Тот вопросительно взглянул.

– Где тут у вас маркшейдера´?

– Вон там, дорогой, – мужчина любезно ткнул толстым пальцем в дальний конец душевой.

Слепко пошел куда было сказано, но обнаружил только кучку парней, прильнувших к маленькому квадратному окошку в кафельной стене.

– Ребята, кто тут маркшейдер? – спросил голый замминистра. Те, не отвечая, прыснули в разные стороны. Весь в тревожных раздумьях о состоянии дел на инспектируемой шахте, Евгений Семенович заглянул в окошечко. Там тоже была душевая. Под горячими струями стояли голые бабы, по большей части – старые, толстые, с обвисшими жировыми складками. Но попадались и молодые, особенно одна, совсем рядом живописно растиравшая себя мочалкой совсем рядом. Отскочив от мерзкого окошка, Слепко кинулся разбираться с волосатым абреком, но того уже и след простыл. Не было его и в полупустой раздевалке. Слепко заметил только, что старый морщинистый банщик отшатнулся от его одежды, брошенной на лавку, неприязненно глянул и пропал в облаках пара.

Проверив наличие денег и документов, он вытерся влажным казенным бельем. С отвращением натянул на голое тело сырые штаны, фуфайку и сапоги, естественно без портянок, после чего, морщась, заковылял в ламповую. Там, в закутке между стеллажами, он переоделся уже по-настоящему, обтер полуботинки все тем же несчастным бельем, скоренько причесался перед замызганным осколком зеркала и, кивнув на прощанье незнакомой, только что заступившей ламповщице, продолжил поиски маркшейдеров.

На сей раз народу в конторе хватало. Без труда найдя дверь с табличкой «Главный маркшейдер», он вошел. За единственным столом ютился белобрысый паренек лет двадцати пяти. У окна стояли две женщины: одна в нечистой шахтерской робе, другая, помоложе, в вытянутой зеленой кофте поверх цветастого платья. Именно ее Евгений Семенович видел в душе. «А вдруг она меня тоже заметила?» – мелькнула ужасная мысль.

– Где тут главный маркшейдер? – грубо спросил он.

– Ну, предположим, я главный маркшейдер. Чем… э-э, чего вам нужно? – приподнялся паренек.

– Мне нужна схема второго горизонта. И первого тоже. Еще план реконструкции шахты, если таковой имеется.

– Та-ак. Извините, вы кто будете, товарищ?

Слепко выложил свой солидный документ, с удовлетворением отметив, что он чудесным образом не пострадал при купании в шахте. Вся троица, тесно сдвинув головы, склонилась над необычайными корочками с огромной гербовой печатью и подписью самого Маленкова.

– А я что говорила? – закричала женщина в кофте. – Вот, извиняйтесь теперь! Все знают, что ночью приехал замминистра из самой Москвы и ходит по шахте!

– Все равно, как-то это странно, – упорствовала в недоверии женщина в робе.

– Странно? А ты вот его спроси! – ткнула женщина в кофте длинным остроконечным пальцем в живот Евгению Семеновичу.

– Давайте планы! – приказал тот, не без труда отобрав свое удивительное удостоверение. Потоп у вас, а вы тут и ухом не ведете!

– Какой еще потоп? Нету там никакого потопа! Я только из шахты.

– Вроде бы у Сапрыкина главный насос полетел, – пояснил дамам белобрысый, – Васильич с Мишкой ходили, исправляли.

– Знаем мы, куда они ходили, – со значением сообщила та, что в робе.

– Подать немедленно планы! – заорал окончательно вышедший из себя Слепко.

– А может, вам вначале с Жулебиным пого… – начал было главный маркшейдер, но, глянув в грозное небритое лицо посетителя, вскочил и распахнул шкаф. – Сию минуточку, – жалобно пискнул он. На пол посыпались рулоны.

– Вначале второй.

Схема второго горизонта оказалась замечательно интересной. Самым интересным в ней было то, что Слепко уже видел, оказывается, почти все действующие выработки. Главный квершлаг помечен был косым крестом примерно посередине, и последующая его часть – небрежно заштрихована.

– Как давно не используется главный квершлаг?

– Завалило его. Давно уже. А потом он не нужен оказался.

– Так. Это что? – ноготь замминистра отчеркнул пунктир, пересекавший штрек.

– Как вам сказать?

– Да так и скажи!

– Это, мы тут… в общем, уровень воды пометили, – пробормотал с несчастным видом главный маркшейдер.

– Уровень воды-ы? Выходит, у вас как бы узаконено это дело?

– Я недавно тут, вы бы лучше с Жу…

– Уж позволь мне, молодой человек, самому решать, с кем разговаривать! Значит, если главный насос откажет, горизонт затопит?

– Я-то тут при чем? Там еще два насоса стоят, дополнительные…

– И что, они все время работают?

– Не знаю, я недавно…

– Года два уже, – тихо, но отчетливо произнесла женщина в робе.

– Позвольте, а откуда там вообще вода взялась? Я сам эту шахту строил, не было там никакой воды!

Повисло многозначительное молчание.

– Прошу отвечать! В чем дело? Главный насос и два дополнительных, это, выходит, они целую реку перекачивают?

– Выходит! – радостно воскликнула дама в робе и засмеялась. Белобрысый осуждающе зыркнул в ее сторону.

– Отвечайте, в чем дело! Иначе я…

– Ну да, реку, значит, прорвало.

– Ре-еку?

– Реку. Ту, что наверху.

– Река наверху прорвалась в шахту? – не верил своим ушам Слепко. – И давно?

– Два года уже… Вначале второй горизонт совсем затопило, но потом они, значит, дополнительные насосы поставили, и вот…

– Не может такого быть! Это ж… У тебя есть план местности над шахтой?

Парень развернул еще один рулон. Речка Быстрица была перечеркнута. Под чертой изображен был синий кружок, с волнистой стрелкой наружу. Выше черты – другой кружок, с жирной точкой посередине.

– Вот тут, значит, прорыв и произошел, – пояснял белобрысый – а тут, видите, выход откачиваемых вод.

Слепко выскочил в коридор, пробежал до его торца, с разгону ударил ногой в дверь с табличкой «Начальник шахты». Распахнул. Обомлевшая очкастая секретарша окаменела в углу. Не обращая на нее внимания, Евгений Семенович одним прыжком преодолел захламленную приемную и принялся ломиться в запертую дверь кабинета. Та оказалась прочной. Пнув ее для порядка еще разок, он закричал страшным голосом:

– Где этот, … Пищиков?

– Не знаю, он не говорил, может, на совещании? – залепетала женщина. В приемную вошел лысоватый курносый тип с грубым кирпичным лицом.

– Товарищ замминистра? Здравствуйте, я Жулебин, главный инженер шахты.

– А-а! Ты-то мне и нужен! Я приехал разбираться, почему ты план провалил, а тут – просто уму непостижимо, чего творится! Это же… черт знает что такое! – присутствие секретарши помешало Евгению Семеновичу яснее выразить свою мысль.

– Позвольте объяснить!

– Не позволю! Где Пищиков?

– Не знаю, вот он где у меня сидит, ваш Пищиков, – показал Жулебин на свою бурую шею.

– Поехали на реку!

– Может, сперва…

– Поехали! И маркшейдера своего прихвати, партизана этого. Я жду!

Видавший виды открытый «козлик» весело подпрыгивал на ухабах. Чтобы удержаться от безобразной ругани, Слепко принужден был отвернуться от сидевшего рядом Жулебина и обозревать пейзажи. Они, впрочем, были милы его сердцу. Он даже не подозревал, как соскучился по всем этим зарослям полыни и конопли, проступавшим из тающего утреннего тумана, по пологим увалам, желтевшим пшеничными колосьями. «Черт бы подрал эту вонючую Москву! Брошу все и вернусь сюда! Впрочем, дачка в Серебряном Бору – тоже неплохо, на худой конец. Правильно Наташка говорит, раз предлагают – надо брать, а там видно будет». Вспомнив о жене, Евгений Семенович помрачнел, и желание сейчас же стереть Жулебина в порошок немного остыло в нем. Машина, натужно урча, свернула к древним дуплистым ветлам, поползла под уклон, переехала вброд речку – мелкую, заросшую шевелящимися космами тины, и завиляла по вязкой глинистой колее вдоль сверкающих зарослей осоки, вниз по течению. Рыжая собачонка выскочила из кустов и принялась злобно лаять, норовя попасть под колеса. Миновали стайку мальчишек, тащивших плетеную из ивняка «морду».

– Ну чё, браконьеры, много ельцов наловили? – паскудным голосом крикнул им шофер. Пацаны мигом исчезли из виду. Машина остановилась.

– Вроде здеся, – объявил водила. – Происходившее казалось ему интересным аттракционом. Белобрысый и Жулебин нехотя сошли. За ними последовал и Слепко. Перспектива лезть в самую топь в костюме и многострадальных чехословацких полуботинках не слишком радовала его. Ни на кого не глядя, он присел на подножку и начал развязывать шнурки.

– Может, это, сапоги дать? – предложил белобрысый, со значением посмотрев на шофера. Тот принял непонимающий вид и отошел на всякий случай подальше.

– Ничего, я так, – буркнул Евгений Семенович, оставшись в одних трусах, нейлоновой рубашке с галстуком и в шляпе. Травка у дороги показалась ему замечательно мягкой, но дальше начиналась осока. Белобрысый предупредительно прокладывал путь, старательно топая сапогами и показывая высокому начальнику, куда ступить голой пяткой. Они остановились над черной ямой, на дне которой среди бурлящей воды серели плиты известняка. Речка обрывалась туда восхитительным водопадом и уходила в щели. Смотрели молча. Теоретически Слепко представлял, конечно, что за зрелище его ожидало, но реальность превзошла все фантазии. Нутро скрутило от приступа ненависти к пыхтевшим за спиной остолопам. В голове завывало: «Саботаж! Как бешеных собак!» – и многое тому подобное.

– Сливные трубы желаете поглядеть? – любезно спросил шофер. – Это вон там, за плотиной.

Слепко попер напрямик, игнорируя острые, как бритва, перья осоки. Из двух широких труб вырывались желтые водяные потоки и валились в омут, мило поросший по краям розовыми водяными цветочками. Река как ни в чем не бывало петляла дальше меж камышовых стен, только вода в ней была уже не чистая.

– Рыбы тут гибнет пропасть, – разглагольствовал шофер, – так мальцы моду взяли корзины подставлять. А чего? Я завсегда говорю: все лучше, чем без толку ей пропадать.

– Значит, Жулебин, ты уже два годика речку в шахту спускаешь, а потом, с риском затопить ее к такой-то матери героически откачиваешь? Насосы дополнительные поставил, а электроэнергию, если не секрет, откуда берешь?

Норовисто игравший желваками главный инженер разжал зубы.

– Мы, когда реконструкцию начали, ну, ЛЭП-10 подвели, вот и…

– ЛЭП-10? Богато живешь, Жулебин. Ты мне одно только скажи: это ты просто развлекаешься так за государственный счет или что? Скажи, не стесняйся.

Но Жулебин, похоже, все-таки застеснялся и ни слова не ответил.

– Маркшейдер! – проскрежетал замминистра.

– Здесь!

– Немедленно начать прокладку обводного русла. Людей, технику бери, где знаешь. Провал забетонировать, яму закопать, работы закончить завтра до полуночи. Всё. Приступай! И Слепко зашагал через высокие, в рост человека, заросли к машине. Его голые икры покрылись густой сеточкой кровоточащих царапин.

– Я понимаю, – тоном христианского мученика зашептал за его спиной Жулебин, – вы столкнулись сегодня с поломкой главного насоса и, конечно, подумали…

– Пищиков где?

– Это был единичный случай, и потом, мощности дополнительных насосов вполне хватает, мы же тут не полные идиоты…

– Не полные, говоришь? Где Пищиков?

– Не знаю, дался вам этот…

– Вам что, Пищиков нужон, товарищ начальник? – охотно встрял опять шофер. – Так вы меня лучше спросите. Дома он у себя, Пищиков-то, день рождения у них. Вторую неделю празднуют.

– Едем! А ты, Жулебин, собирай манатки и сегодня же… нет, завтра сдашь дела. Парень ты крепкий, поработаешь еще… на проходке где-нибудь. Думаю, ничего сложнее лопаты доверить тебе нельзя. Но учти, не покончишь с этим … к завтрашнему вечеру – сядешь! Это я тебе обещаю.

«Ага, размечтался!» – усмехнулся про себя Жулебин.

Они забрались в «козла» и поехали, но, не доезжая шахты, свернули в город. Жулебин почему-то тоже остался. Слепко не стал возникать по этому мелкому поводу, но держался так, словно того не было.

– Разве Пищиков не в поселке живет?

– Не, ему в городе удобнее, опять же, к начальству ближе, – продолжал стучать подлец-шофер, – он ведь, это самое, как говорит? «Васька, – говорит, это меня Василием Григорьичем кличут, – вы тут все у меня под ногами мешаетесь, а я, промежду прочим, птица высокого полету». Вот как он мне говорил. Да.

Въехали под арку нового четырехэтажного дома и остановились у первого подъезда.

– Квартира какая?

– Шестая. На втором этаже.

Евгений Семенович рывком миновал крыльцо и два лестничных пролета. На темноватой площадке курили несколько измученных жизнью граждан. Из приоткрытой двери доносились приглушенная музыка и чадный дух. Он сделал над собой усилие и вошел. В длинном полутемном коридоре медленно покачивались танцующие пары. Дамы выглядели особенно непрезентабельно. Стараясь ни на кого не смотреть, замминистра протиснулся между распаренными телами, вонявшими перегаром, духами и куревом. Под ногами катались пустые бутылки. Пахнуло блевотиной. Он очутился в зашторенной, едва освещенной комнате. Почти всю ее занимали столы, заставленные в несколько ярусов грязными тарелками, салатниками, полными объедков, захватанными фужерами и тому подобным. Вокруг сидело несколько плотных мужчин, некоторые из них медленно, как коровы, что-то жевали, другие, похоже, спали, уронив голову на скатерть. В углу светился зеленый глазок радиолы, наигрывавшей нечто латиноамериканское. Полная дама с миловидным, но очень пьяным лицом кружилась на месте, широко разведя пухлые руки. Блузка на ней была расстегнута, открывая мощный атласный бюстгальтер.

– Кто здесь Пищиков? – вопросил Слепко. – Повторяю, Пищиков здесь?

Брюнет с нервически перекошенным ртом медленно поднялся со стула.

– А к-кто его, с-собственно, спрашивает? А? Вы к-кто такой? О, ч-черт! Това-арищ за-ам-министра? Доб-брый вечер. Нет, не мож-жет этого быть! Вы меня пом-мните? Я – Пищ-щиков. Присаживайтесь. Мурочка, принеси товарищу зам-м… А они гов-ворили, что вы куда-то пропали, а в-вот же вы…

– Что за бардак у тебя, Пищиков? Ты знаешь, что творится на твоей шахте? Что этот твой … Жулебин там вытворяет, пока ты тут пьянствуешь?

– Жулеб-бин? Точно, выт-творяет! А я ч-что говорил! Доп-прыгался, значит? Теперь-то он у меня поп-пля-шет!

– Правильно, товарищ замминистра, гнать надо этого Жулебина! Поганой метлой! Под суд его! – загомонили со всех сторон нетрезвые голоса. Слепко узнал среди гостей тех самых чиновников, которые встречали его ночью. Ситуация стремительно усугублялась. Пищиков, между прочим, просто-таки сиял от счастья.

– Пищиков, немедленно приведи себя в порядок и спускайся! Я в машине! Жду пять минут, потом можешь пенять на себя!

– Есть, пять минут! Айн момент! – восторженно вскричал начальник шахты и ринулся в глубь квартиры. Оттуда раздался женский визг. Слепко пробкой вылетел на улицу, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул влажный утренний воздух, плюхнулся на неостывшее еще сиденье заляпанного грязью «козла» и нахохлился. «Все они тут – дерьмо, на дерьме сидят и дерьмом погоняют», – решил он.

Минут через десять из подъезда выпорхнул начальник шахты в свежей рубашке, приличном костюме, низко нахлобученной шляпе и с пухлым портфелем под мышкой. Предупредительно извернувшись, он уселся между Слепко и белобрысым маркшейдером. Последний неохотно кивнул, а Жулебин, сидевший теперь спереди, даже не обернулся.

– Куда ехать? – спросил шофер.

– На шахту, куда? – буркнул Слепко.

– Гони, Васька, на шахту, – продублировал Пищиков.

Ехали молча. Пищиков пытался завязать светскую беседу, но после бессонной ночи и всех треволнений Евгений Семенович не мог вынести запаха водочного перегара. Брезгливо отвернувшись, он прикрыл глаза и размечтался о хорошей кружке крепкого кофе. Нестерпимо горячего, черного, как смола, с пеночкой, а кружка чтобы – простая, фаянсовая. Да, город изменился мало, а за городом нового было еще меньше. Только решетчатые конструкции высоковольтки победно выстроились вдоль шоссе. «Небось та самая ЛЭП-10, черт бы ее подрал».

Приехали. По-прежнему ни на кого не глядя, он, стараясь не запачкаться, вылез из машины и поднялся на второй этаж административного корпуса.

– Э-э, товарищ зам-меститель м-мин-нистра, поп-прошу ко мне в к-кабинет. У меня все м-материальчики подготовлены нас-счет жулебинских безоб-бразий, – заикаясь зачастил, завертелся угрем Пищиков. – Наруш-шение всех инструк-кций! Карьер какой-то из шахты сделал! Изурод-довал! Перер-расход электроэн-нергии такой, ч-что…

– Что ты несешь, Пищиков, какой еще карьер?

– Я вам сам все объясню… – забубнил сзади неугомонный Жулебин.

– Отвечай, Пищиков.

– Ну, т-то есть как, прич-чем? Зас-сунул в к-квер шлаг вместо норм-мальной от-ткатки карьерные т-транспор-теры! И в ствол эт-тот, фаш-шистский! Они же, гады, труд наших сов-ветских граждан исп-пользовали, наст-тоящий концлагерь т-тут был, а эт-тот, с позволения с-сказать, инженер, при попустит-тельстве бывшего уп-правляющ-щего т-трестом Мельника…

– Стой! Ничего не понимаю! Мельник, выходит, в курсе был? Поддерживал?

– Какое это т-теперь имеет знач-чение? Может, нав-врал ему Жулеб-бин с три короб-ба…

– Заткни хайло, мразь! – заорал главный инженер и слепо двинулся на начальника шахты.

– Вот! Сами видите, что вытворяет! При вас прямо! Я ж т-теперь в шахту спускаться боюсь, как бы бандиты эти не прист-тукнули! Нет, вы только поглядите на него! – верещал высоким надтреснутым голосом Пищиков, спрятавшись за спину Слепко. Он даже заикаться почти перестал.

– Товарищ Жулебин! Возьми себя в руки! Так ты никому ничего не докажешь! – что-то такое зазвучало вдруг в голосе замминистра, что озверевший мужик, обмяк и уронил руки.

– Ну т-так, ко м-мне в кабинет прош-шу…

– Нет, Пищиков, чем пьянствовать да матерьяльчики собирать, ты должен был сам решить все проблемы. Ответственность за положение дел на шахте лежит лично на тебе, с тебя, значит, и спросим. А сейчас, мой тебе совет, прими холодный душ, чайку крепкого попей. Разит от тебя до невозможности, так, что разговаривать с тобой я не в состоянии.

Начальник шахты, опав, как проколотый пузырь, удалился. Между тем многое еще требовало прояснения.

– Товарищ замминистра, делайте со мной что хотите, но я должен…

– Ну ладно, раз должен – давай. Во-первых, про наклонный ствол. Я так понял, ты тут хозяйственным способом капитальную реконструкцию затеял? Мельник, значит, поддерживал?

– Умер Мельник.

– Ну показывай, чего там у тебя.

В кабинетике теснилось около десятка взъерошенных молодых людей. Тут явно шла бурная дискуссия. Пахло кофе.

Оказалось, Жулебин долго ломал голову, зачем фрицам понадобилось строить тот ствол, а когда догадался, догадка эта перевернула всю его жизнь. При поддержке прежнего управляющего трестом он, несмотря на ожесточенное сопротивление Пищикова, здорово усовершенствовал, а вместе с тем и упростил схему подземных работ. Сделать удалось немало. Откаточный квершлаг на первом горизонте расширили, вместо четырех лав оставили пока две, но поставили туда самые современные комбайны, причем сразу по два на каждую лаву. На шахте постоянно дежурили представители харьковского завода, наблюдавшие за работой своих изделий. Для них это были эксплуатационные испытания. Пришлось, правда, резко увеличить количество крепильщиков.

– Можно хоть четыре комбайна в лаву засунуть! – прозвучал чей-то басок из-под локтя Евгения Семеновича. – Только крепеж мешает.

С приходом нового управляющего враги Жулебина получили полную поддержку. Но возвращать все на круги своя было уже поздно. Пока у Жулебина шло перевыполнение, ему гадить – гадили, но особо не трогали. Зато срыв квартального плана из-за временной остановки реконструируемой лавы был представлен министерству как полный развал работы.

– Ты где транспортеры-то такие достал? Про комбайны я уже сам догадался, – почти тепло спросил Евгений Семенович.

– Мир не без добрых людей.

– Это все, конечно, здорово, но – как же река?

– Зажали они нас, настоящую блокаду устроили. Уже два года болта ржавого не дают, воровать приходится. Бывает, кто-то из соседей и добром помогает. Это уж как получится.

– У нас рабочих – половина от потребного количества!

– Учти, Жулебин, если что всплывет, я тебя отмазывать не буду. Кстати, товарищи, у вас тут так вкусно кофеем пахнет, не могли бы вы и мне чашечку соорудить? Покрепче. А то голова уже не варит.

– Сейчас! Минуточку! – одна из девушек выскочила за дверь.

– Давай теперь про второй горизонт.

– Там мы повязаны пока пропускной способностью скипового ствола, пришлось законсервировать одну из лав. Новаторы планировали углубить наклонный ствол до второго горизонта и довести выработку на нем до уровня первого. Для этой цели в свое время и подтянута была ЛЭП.

– С помощью которой вы теперь речку туда-сюда гоняете?

– Тут ведь как вышло… – проникновенно начал Жулебин, явное изменение настроения московского гостя окрылило его, – тогда наводнение случилось во всей округе, у нас тоже второй горизонт затопило. Тресту пришлось срочно выделить дополнительные насосы. Мы на это временно задействовали ЛЭП…

– Вы обязаны были немедленно устранить!

– А как? Техники-то они нам не дали. Погнать туда всех с лопатами? План бы сорвали, Пищиков только того и ждал! К тому же, на бумаге авария была оперативно ликвидирована…

– А ты ее требовал, технику-то?

– И не раз. Копии документов имеются.

– Это хорошо, что имеются.

– Тут еще такой момент, – продолжил главный инженер, – ну забетонировали бы мы свищ, так они сразу же линию нам и обрубили бы. А старой уже не хватит.

– Понял! – хлопнул себя ладонью по лбу Слепко и разом осушил полкружки. – Они тебе техники не дали, но подписали липовый акт и после этого вынуждены были закрывать глаза на твои кренделя с речкой! А ты продолжал их творить, потому что боялся остаться без электричества для своих конвейеров. Так?

– Так.

Евгений Семенович допил кофе, сходил еще раз посмотреть на наклонный ствол, приказал подготовить сводку неудовлетворенных заявок за два последних года и под конец завернул к Пищикову. Там его ожидало жалкое зрелище. Начальник шахты лежал, раскинувшись, на полу и густо храпел. Рядом стояла ополовиненная поллитровка. Не слушая всхлипываний секретарши, Слепко просто вышел. Он уже собрался было проинспектировать шахтную столовую, когда в ворота лихо вкатила кавалькада бежевых «Побед». Все руководство треста во главе с управляющим Гуровым, свинообразным товарищем в низко надвинутой шляпе, разом повылазило из машин и, гостеприимно улыбаясь, направилось к Евгению Семеновичу, как бы захватывая его в клещи. Подчиненные Гурова, все как один, носили шляпы на тот же манер, что и горячо любимый начальник, отчего сильно смахивали на иностранных шпионов. Оборвав на первых же словах гуровский доклад, Слепко распорядился немедленно направить всю имевшуюся в тресте технику на ликвидацию прорыва. Затем, напомнив Жулебину, что до окончания отпущенного ему срока, осталось тридцать часов, он уселся в первую подвернувшуюся трестовскую машину и приказал шоферу ехать в гостиницу.

Там его поджидал Бражников, тоже только недавно вернувшийся с двадцать третьей шахты.

– Ну, и как там оно? – спросил Слепко.

– В общем, ничего особенного не обнаружилось. Начальник шахты, э-э, Смирнов, – нормальный парень. Вот главный инженер у него – форменная тетеря. Этакий вьюнош, гонору много, а уверенности в себе ни на грош. Жаловались они мне, что трестовские держат их на голодном пайке. Якобы новый управляющий всех поделил на «своих» и «чужих». Смирнов как бы чужим оказался.