Текст книги "Моря российской Арктики"

Почему Д. Я. Лаптев был назначен командиром исследовательского бота «Иркутск»?

Службу во флоте Д. Я. Лаптев начал 17-летним юношей в 1718 г. в звании гардемарина. Уже через 3 года его произвели в мичманы, еще через 3 года – в унтер-лейтенанты, а в 1731 г. – в лейтенанты. С 1725 г. он стал командовать судами: сначала шнявой, затем малым фрегатом и пакетботом.

Такое быстрое продвижение по службе свидетельствовало о его способностях и старании при выполнении служебных обязанностей. Подбирая для участия в экспедиции подготовленных и способных офицеров, В.Беринг внес Д. Я. Лаптева в список ее будущих участников.

В июле 1735 г. Д. Я. Лаптев прибыл в Якутск и занялся доставкой грузов для экспедиции речными караванами по Лене, Алдану, Мае и Юдоме возможно ближе к Охотску. По возвращении в Якутск он был назначен командиром отряда взамен умершего от цинги лейтенанта Питера Ласиниуса. Этот отряд должен был описывать морское побережье на восток от устья Лены.

П. Ласиниус был выходцем из Швеции. В 1725 г. его в возрасте около 25 лет приняли на русскую службу в чине поручика. Он участвовал в Первой Камчатской экспедиции В. Беринга и добровольно вызвался для участия во Второй Камчатской экспедиции, куда и был определен в 1733 г. в чине лейтенанта. Беринг назначил его начальником отряда, который должен был описать сибирский берег от устья Лены до Чукотки и Камчатки.

В Якутске П. Ласиниус был назначен командиром одномачтового палубного бота «Иркутск» длиной около 60 футов, шириной 18 футов, с осадкой 6,5 футов (соответственно 18; 5,5; 2 м). 29 июня 1735 г., имея команду из 50 моряков, бот вышел из Якутска одновременно с отрядом В. В. Прончищева. 2 августа оба отряда прибыли к острову Столб, расположенному в начале дельты Лены. 6 августа Ласиниус вывел судно в море. Из-за встреченных больших скоплений льда и неблагоприятных ветров он уже 18 августа ввел бот в устье реки Хара-Улах, впадающей в губу Буор-Хая всего в 65 милях от устья Быковской протоки, и решил там зимовать.

На зимовке из-за скудных пищевых рационов и отсутствия противоцинготных средств 38 моряков, в том числе и сам П. Ласиниус, скончались от цинги. Командовать отрядом стал штурман Василий Ртищев, но и он был болен. Беринг решил возвратить оставшихся в живых моряков из отряда Ласиниуса, а взамен послать на бот новый отряд во главе с Д. Я. Лаптевым.

Не дожидаясь вскрытия Лены, Д. Я. Лаптев направил к месту зимовки бота 14 моряков во главе со штурманом Михаилом Щербининым для помощи В. Ртищеву и подготовки бота к плаванию. В начале июня М. Щербинин добрался до устья Хара-Улаха, где на боте в живых остались лишь 9 моряков, но все они были больны цингой.

30 мая 1736 г. Д. Я. Лаптев с остальными моряками своего отряда поплыли вниз по Лене на трех дощаниках, груженных продовольствием, и 25 июня вышли в море. Далее плыть они не могли из-за сплоченных льдов, забивших губу Буор-Хая. Оставив дощаники в Быковской протоке, команда по берегу добралась до места зимовки «Иркутска».

18 июля бот был готов к плаванию, но смог выйти в море только через 10 дней, когда льды в губе отнесло к северу. После этого «Иркутск» подошел к дощаникам, чтобы забрать продовольствие. 11 августа, пользуясь благоприятным ветром, «Иркутск» направился в море на северо-восток. На третий день бот достиг параллели 73°16 с. ш. на меридиане мыса Буор-Хая и уперся в стену сплошных льдов.

Д. Я. Лаптев собрал консилиум, на котором решено было возвратиться на Лену для зимовки. Бот вошел в Быковскую протоку и поплыл вверх по Лене. 6 сентября Лаптев ввел бот в устье реки Борисовой, впадающей в Лену на параллели 70° 40 с. ш., а через два дня Лена стала.

Отряд разместился в пяти построенных домиках. Д. Я. Лаптев распорядился готовить отвар из коры и шишек кедрового сланика. Благодаря его употреблению во время зимовки больных было мало, а скончался лишь один моряк.

С зимовки Д. Я. Лаптев послал В. Берингу в Якутск рапорт и решение консилиума, в котором проход морем от устья Лены к устью Колымы признавался невозможным из-за сплошных неподвижных льдов, которые, по рассказам местных якутов, простирались на восток от устья Яны до мыса Святой Нос и не взламывались десятилетиями.

16 августа 1737 г. Д. Я. Лаптев выехал в Санкт-Петербург с картами и отчетами для доклада в Адмиралтейств-коллегии. 20 декабря Адмиралтейств-коллегия приняла решение продолжить съемку сибирского побережья на судах, ссылаясь на то, что сведения, собранные академиком, историком Герардом Фридрихом Миллером, подтверждают факты плавания русских казаков и промышленников от устья Лены до устья Анадыря.

Трагедия экипажа дубель-шлюпки «Якутск»

Из столицы в Сибирь братья Лаптевы выехали вместе. В Казанском адмиралтействе они получили такелаж для экспедиционных судов в Иркутске – провиант, деньги и вещи для подарков местным жителям.

В начале марта 1739 г. Лаптевы прибыли в Усть-Кут — судостроительный центр Ленского бассейна и одновременно перевалочную базу между Енисейским и Ленским речными бассейнами. Здесь для экспедиции были построены небольшие речные суда. Весной, когда сошел лед, на этих судах были доставлены в Якутск имущество и провиант для обоих исследовательских отрядов.

В конце мая Лаптевы прибыли в Якутск. К тому времени С. И. Челюскин полностью подготовил дубель-шлюпку «Якутск» к плаванию. Теперь экипаж состоял из 45 моряков, большинство из которых участвовали в плаваниях 1735–1736 гг. 9 июня «Якутск» в сопровождении дощаников с провизией поплыл вниз по Лене в новый поход.

В 1739 г. у восточного побережья Таймыра сложилась исключительно тяжелая ледовая обстановка. Уже на меридиане устья Оленька встретились тяжелые льды, через которые иногда приходилось пробивать путь пешнями. За неделю удалось дойти только до восточного входа в пролив, отделяющий с юга Большой Бегичев остров от материка. Затем «Якутск» обогнул этот остров с севера и вошел в Хатангский залив, где на берегу был устроен склад провианта для будущего зимовья.

14 августа ветер переменился и отогнал льды. Судно направилось на север. Вскоре был открыт остров, названный островом Преображения. Он, по описанию Х.П.Лаптева, «длиною поперек более мили. С моря сей остров стоит утесом, так якоб стена из одного камня; а с той стороны, которая в губу, лежит берег пологий и низкой».

Затем «Якутск» прошел мимо островов Петра и 21 августа с большим трудом добрался до высокого мыса Фаддея (на западном берегу залива с тем же наименованием). Здесь путь судну преградили неподвижные льды.

Во время стоянки у мыса Фаддея Н. Чекин обследовал на собачьей упряжке льды и выяснил, что они непроходимы для судна. С. И. Челюскин поставил знак на берегу и сообщил, что все пространство между горной цепью на берегу и мысом Фаддея заполнено тяжелыми льдами. Он увидел на севере еще один остров.

На консилиуме, проведенном Х. П. Лаптевым, было решено возвращаться к Хатангскому заливу на зимовку. Войдя в устье Хатанги, Х. П. Лаптев с большим трудом провел судно вверх по реке и достиг устья ее правого притока – реки Блудной. Здесь из плавника построили дом, в котором экипаж и провел зиму.

В зимний период 1739–1740 гг. Х. П. Лаптев начал организовывать проведение описных работ санными экспедициями. Он направил Н. Чекина для описи берега от устья Таймыры до устья Пясины (Х.П.Лаптев принимал залив Фаддея за устье Таймыры). Чекин, выехав из зимовья, добрался до истока Таймыры и озера Таймыр и по реке спустился до ее настоящего устья. Возвратился он в крайне бедственном состоянии, пешком, потеряв от отсутствия корма всех собак и бросив нарты. В конце мая Х. П. Лаптев послал на озеро Таймыр группу моряков для заготовки рыбы.

На следующий год, к середине августа, дубель-шлюпка подошла к кромке неподвижного льда на параллели 75°26 с. ш. Переменившийся ветер нагнал льды, и судно зажало в них. Корпус судна получил тяжелые повреждения, и к утру 14 августа «Якутск» оказался в совершенно безнадежном положении.

Через сутки команда покинула судно и двинулась к берегу, достигнув его через два дня. А 31 августа льды унесли дубель-шлюпку и оставшиеся около нее выгруженные на лед припасы в море.

С величайшим трудом моряки добрались до места зимовки в устье Блудной, потеряв в пути четырех товарищей. «Грустно слушать рассказы о бедствиях и страданиях, испытанных несчастной командой… – писал участник экспедиции В. Беринга лейтенант Свен Ваксель о команде «Якутска». – Судно было раздавлено льдом, так что команде пришлось его оставить на расстоянии пяти или шести немецких миль (37 или 44 км. – Прим. авт.) от твердой земли и пойти пешком по льду по направлению к материку с таким запасом сухарей, сколько каждый мог унести для себя на спине. Добравшись с большими трудностями до твердой земли, они пошли дальше сушей вдоль берега до самой северной его оконечности, а когда они достигли уже почти 77° с. ш., берег стал опять поворачивать к юго-западу. Поэтому они снова повернули к реке Хатанга, где зимовали за два года до того и где оставили небольшой запас продовольствия. Это случилось в августе, когда они добрались до 75°, и ни к западу, ни к востоку, ни к северу не было видно открытой воды, а все море было загромождено стоячими высокими, как горы, торосами. От названной северной оконечности материка до прямого берега и до реки Хатанги им предстояло пройти еще около 100 немецких миль (740 км. – Прим. авт.) через пустынные места, прежде чем они могли бы рассчитывать встретить жилье и людей, отдельных немногих туземцев, которые в известное время года приходят в эти места, занимаясь охотой на белого медведя и песца. Эти несчастные сильно терпели от голода, очень ослабели и перенесли много бедствий, а многим из них была суждена смерть».

Был ли штурман С. И. Челюскин на самом северном мысе Азии?

Сложившуюся ситуацию Х.П.Лаптев обсудил со штурманом С.И.Челюскиным, геодезистом Н. Чекиным и боцманматом Медведевым. Все единодушно решили, что следует продолжить опись еще не снятого побережья Таймыра в зимний период с суши. Хотя, естественно, результаты такой описи могли оказаться менее точными, чем при летней описи с борта судна. Это решение впоследствии утвердила Адмиралтейств-коллегия.

Зимняя съемка началась в марте 1741 г., когда из зимовья выехала на трех собачьих упряжках описная партия в составе С. И. Челюскина и двух солдат. Этой партии было поручено провести опись побережья Таймыра от устья Пясины на восток, где она должна была встретиться с другой партией, описывавшей берег от устья Таймыры на запад.

Затем из зимовья отбыли еще две описные партии – во главе с Н. Чекиным и Х. П. Лаптевым. Х. П. Лаптев из зимовья прошел к озеру Таймыр, затем к устью Таймыры и повернул вдоль морского побережья к западу.

1 июня X. П. Лаптев и С. И. Челюскин встретились. Собаки в обеих партиях были крайне истощены. Лишь удачная охота на белых медведей помогла продолжить описные работы. Н. Чекин прошел по восточному берегу Таймыра до островов Петра. Ему пришлось прекратить описные работы, так как он заболел снежной слепотой.

X. П. Лаптев и С. И. Челюскин, добравшись до устья Пясины, вынуждены были там переждать половодье. Только через месяц им удалось на лодках отправиться вверх по течению реки. Плавание было исключительно тяжелым. К счастью, им встретились ненцы, кочевавшие в низовьях реки. Вместе с ними Лаптев и Челюскин добрались на оленях до Гольчихи, а оттуда на попутном судне отправились вверх по Енисею к Дудинке.

В конце сентября в Туруханске собрался весь отряд X. П. Лаптева. Началась подготовка к зимнему сезону 1741–1742 гг. 4 декабря 1741 г. С. И. Челюскин и трое солдат на пяти собачьих упряжках выехали из Туруханска и направились к устью Хатанги, куда добрались лишь к концу февраля. Здесь они основательно запаслись продовольствием и собачьим кормом и 3 апреля, продолжая опись, двинулись вдоль восточного побережья Таймыра на север.

Партия двигалась достаточно быстро, ежедневно проходила со съемкой более 20 км. В отдельные дни удавалось преодолевать 40 км. Суточные остановки для отдыха почти не делались. Задержки случались только из-за сильных метелей. Так как наступил полярный день, то передвигаться стало возможно не только днем, но и ночью. В пути удавалось регулярно пополнять запасы продуктов за счет охоты на белых медведей, а вот плавника едва хватало для приготовления пищи.

1 мая С. И. Челюскин достиг мыса Фаддея и начал опись к северу от него. В тот же день он открыл два небольших гранитных островка. Вскоре он заметил и остров «немалого размера». Движение вперед затрудняли сильные метели, сменявшиеся туманами. Партия двигалась по кромке морского льда у самого берега, проходя около 16 км в день. Наст уже плохо держал, и собаки выбивались из сил. Чтобы дать им передохнуть, пришлось остановиться почти на целые сутки. Поднялась сильная пурга.

Только 6 мая С. И. Челюскин сумел астрономически определить широту: 77°27 с. ш. 8 мая погода несколько улучшилась, и штурман возобновил опись берега. В тот же день он достиг мыса, от которого берег поворачивал на юг. Челюскин записал в журнале: «…по мнению, северный мыс восточной окончился, и земля лежит от запада к югу». Сам же мыс он описал так: «Сей мыс каменный, приярый, высоты средней; около него льды гладкие и торосов нет. Здесь именован мною оный мыс Восточно-Северной». На только что открытом мысу Челюскин поставил знак – бревно, которое вез с собой.

Ныне этот мыс (77°41′ с. ш.) называется в честь Н. Чекина. Самая же северная точка Азии, называемая сейчас мысом Челюскин (77°43′ с. ш.), была им пройдена в полночь с 8 на 9 мая. В журнале С. И. Челюскин отметил, что берег здесь низкий и песчаный с «небольшим выгибом». То, что этот мыс – самая северная точка Азии, удалось установить только в 1919 г. благодаря измерениям, проведенным экспедицией знаменитого норвежского полярного путешественника Руаля Амундсена.

Маршруты отрядов Великой Северной экспедиции в районе Лена – Пясина

Отдохнув несколько часов, партия отправилась дальше на юго-запад. Только через неделю С. И. Челюскин встретил солдата и якута, которых Х. П. Лаптев послал навстречу ему с запасами провизии и корма для собак. К этому времени съемка была уже доведена до того пункта, где в предыдущем году Х. П. Лаптев закончил съемку. Таким образом, съемка северного и восточного участков побережья Таймыра была завершена, и С. И. Челюскин отправился прямо к устью Таймыры, где его уже ждал Х. П. Лаптев.

Так закончился один из самых трудных этапов работы по описи Сибирского побережья отрядами экспедиции В. Беринга. Причем описи Таймырского побережья, выполненные В. В. Прончищевым, Х. П. Лаптевым и С. И. Челюскиным, оставались единственными в течение почти 170 лет, т. е. до конца XIX – начала XX в.

Следует отметить, что подвиг штурмана С. И. Челюскина был столь велик, что некоторые исследователи середины XIX в. даже высказывали сомнения в том, действительно ли Челюскин достиг Северо-Восточного мыса. Чтобы опровергнуть эти слухи, известный историк российского флота, капитан 2-го ранга Александр Петрович Соколов в 1851 г. опубликовал выдержки из журнала С. И. Челюскина и перевычислил его наблюдения. А. П. Соколов сделал вывод, что С. И. Челюскин, несомненно, побывал на самом северном мысе Азии.

Известный исследователь Сибири и Дальнего Востока, российский академик А. Ф. Миддендорф, оценивая деятельность С. И. Челюскина, писал: «Челюскин, бесспорно, венец наших моряков, действовавших в том крае. вместо того, чтобы изнуриться четырехлетним пребыванием на глубоком Севере, как изнурялись все другие, он в 1742 г. ознаменовал полноту своих деятельных сил достижением самого трудного, на что до сих пор напрасно делались все попытки. При большой настойчивости, Челюскин из участников экспедиции всех точнее и отчетливее в своих показаниях».

А. Ф. Миддендорф предложил переименовать Северо-Восточный мыс в мыс Челюскин. Это название есть на всех географических картах.

Записки лейтенанта X. П. Лаптева

В Адмиралтейств-коллегию Х. П. Лаптев представил карту Таймыра, впервые составленную в результате инструментальных описных работ, выполненных им лично и его подчиненными, и основанных на наблюдениях как с борта судна, так и во время продвижения по суше или по морскому льду у побережья.

В сентябре 1743 г. он подал в Адмиралтейств-коллегию рапорт, в котором изложил результаты описных работ, выполненных его отрядом, и свои личные записки под названием «Описание, содержащееся от флота лейтенанта Харитона Лаптева в Камчацкой экспедиции меж реками Лены и Енисея, в каком состоянии лежат реки и на них всех живущих промышленников состояние».

Научная ценность этих записок, состоявших из трех частей, очень велика. В них автор проявил блестящую наблюдательность и широту взглядов высокообразованного моряка-гидрографа. В записках дано краткое описание побережья от острова Столб на Лене до устья Енисея. Достаточно полно автор описал прибрежные глубины, указал места для якорной стоянки судов, характер грунта, а также показал места, где удобен подход судов к берегу. Особое внимание Х. П. Лаптев уделил описанию состояния льдов у берега. В записках были даны характеристики устьев рек, их ширины и глубины, приведены данные о приливах и отливах, а также сведения о местных жителях и роде их занятий. Фактически это была первая лоция прибрежных районов Таймыра.

Х. П. Лаптев с достаточной полнотой описал все реки этого района – от Лены до Енисея. Для каждой из рек были указаны географические и гидрографические параметры: исток, длина, граница между тундрой и тайгой, расположение поселений и мест кочевок коренных жителей.

Значительное внимание в записках было уделено геологическим структурам, растительному и животному миру Таймыра. Вот характерные строки из них: «Мыс Святого Фаддея лежит утесом каменным. На нем местами мелкий камень, белый, подобный алебастру. Земля, глина и изредка мох, неудобный к оленьему корму. Здесь мамонтовый рог выкопали из земли длиною в 4 фута (1,2 м. – Прим. авт.)…У сего мыса стоя, видели морских зверей великих собою, подобных рыбе, шерсть маленькая, белая, яко снег; рыло свиное черное. По-здешнему называют белуга. На сем мысу сделан от нас маяк из камня плитного, вышиною в полторы сажени (3,19 м. – Прим. авт.). От сего мыса к северу и к Nord Ost лед гладкий, не ломаный стоит».

В записках Х. П. Лаптева особую ценность представляют сведения этнографического характера о народностях, населявших Таймыр. Для автора характерно в первую очередь отсутствие высокомерия по отношению к представителям местного населения, уважительное отношение к их обычаям и нравам. Он с похвалой отзывается, например, о «тунгусах» (так ранее называли эвенков), об их обычае есть сырые мясо и рыбу, признавая необходимость употребления в пищу на севере сырой строганины, которая «не допускает до цинги быть больному, а между тем не застарелую выгоняет. Того лучше действо и от мерзлого мяса строганого, оленьева, в той же болезни лечатца».

Этнографо-географические записки Х.П.Лаптева, опубликованные только в 1851 г., были высоко оценены многими отечественными и зарубежными учеными. Они ярко запечатлели нравы и обычаи местных жителей сибирского побережья первых десятилетий XVIII в.

Приключения первооткрывателей таинственных Ляховских островов

Драматична история открытия и изучения Новосибирских островов. Впервые о самом южном из Новосибирских островов, определяющем северную границу пролива Дмитрия Лаптева, сообщил в самом начале XVIII в. казак Яков Пермяков, который на пути из Лены в Колыму «видел по ту сторону Святого Носа на море остров».

Якутский воевода Д. А. Траурнихт послал в устье Яны «для проведывания жилых островов» к северу от мыса Святой Нос казака Меркурия Вагина с отрядом, в составе которого были его сын Михаил, сам Я. Пермяков и еще 8 казаков. М. Вагин должен был от устья Яны идти на север «хоть водою, хоть по льду».

В мае 1712 г. М. Вагин с командой выехали из Усть-Я́нского зимовья (в дельте Яны) на собачьих упряжках, добрались до мыса Святой Нос, а далее по льдам достигли Большого Ляховского острова. Вагин первым из русских объехал остров кругом и с северного его берега видел другой остров (Ма́лый Пя́ховский).

Опасаясь, что подвижки льдов и полыньи отрежут его от Сибирского побережья, М. Вагин возвратился на материк. Он собирался с помощью охоты и рыбной ловли запастись продовольствием, чтобы в следующем году продолжить исследования вновь открытых островов. Он вышел на сибирский берег к востоку от мыса Святой Нос и направился к реке Хрома, чтобы заготовить там рыбу. Но, не добравшись до долины Хромы, казаки на пустынной Меркушиной стрелке «оголодали, так что ели собак, и как собак не стало, ели мышей и всякую гадину».

Планы Вагина по проведению в следующем году новой экспедиции на острова вызвали недовольство части казаков команды. Они убили М. Вагина, его сына, Я. Пермякова и еще одного казака и возвратились в Усть-Янское зимовье. Преступление стало известно властям, двое казаков – зачинщиков убийств были повешены, а остальные биты кнутом и сосланы в поселения на Охотское море.

До якутского купца Ивана Ляхова дошли от местных жителей слухи о наличии на островах, расположенных к северу от мыса Святой Нос, большого количества мамонтовой кости. Весной 1770 г. И.Ляхов с группой промышленников пересекли пролив Дмитрия Лаптева, добрались до острова, посещенного М. Вагиным, а затем и до острова, виденного Вагиным далее на севере. По возвращении в Якутск И. Ляхов сообщил властям о сделанных им открытиях и просил предоставить ему монопольное право на добычу там мамонтовой кости и на промысел песцов. Указом императрицы Екатерины II это право было Ляхову предоставлено, а эти два острова назвали Ля́ховскими.

Стена ископаемого льда в береговом обрыве на Большом Ляховском острове

В 1773 г. И. Ляхов вновь направился к Ляховским островам. На этот раз он добрался до них на лодке. К северу от Малого Ляховского острова он открыл еще один – Коте́льный, названный так потому, что один из спутников Ляхова оставил на нем медный котел. Ляхов с промышленниками перезимовали на Большом Ляховском острове в избе, построенной ими из плавника, и в 1774 г. возвратились в Якутск.

В следующем году вместе с И. Ляховым на вновь открытые острова отправился посланный якутской воеводской канцелярией землемер Хвойное, который описал Большой Ляховский остров. Любопытно, что он обнаружил там 5 зимовий – значит, остров посещали в предшествующие годы люди.