Текст книги "Моря российской Арктики"

Отряд Д. Я. Лаптева исследует Восточно-Сибирское море

Значительный вклад в изучение Восточно-Сибирского моря и его сибирского побережья внес отряд Д.Я.Лаптева в 1739–1741 гг. Получив указания Адмиралтейств-коллегии продолжить описные работы с борта бота «Иркутск», Д. Я. Лаптев 7 июня 1739 г. вновь поплыл из Якутска вниз по Лене.

Энергичный и предприимчивый офицер решил использовать все возможности для наиболее полного выполнения порученного задания. Еще до возвращения в Якутск Д. Я. Лаптев послал матроса Алексея Лошкина описать берег от устья Лены до мыса Святой Нос. Лошкин выехал на собаках из Якутска к устью Яны, откуда должен был начать опись побережья. Также еще по зимнему пути в Якутск и далее был направлен геодезист Иван Киндяков, которому Лаптев поручил описать Индигирку от ее верховьев до устья.

Пройдя Быковской протокой, Д. Я. Лаптев вынужден был остановиться у берега, так как путь преградили сплошные льды. Только в самом конце июля «Иркутск» смог продолжить плавание на восток. На этот раз с величайшим трудом удалось 7 августа довести бот до устья Яны.

8 том году ледовая обстановка все же позволила «Иркутску» через неделю обогнуть мыс Святой Нос и направиться далее на восток. Началось плавание Д. Я. Лаптева по Восточно-Сибирскому морю, в котором им были открыты острова Меркурьева и Святого Диомида. Теперь этих островов нет – они были сложены из ископаемого льда и растаяли.

Через трое суток бот прошел на восток от Святого Носа более чем 100 миль. Сильные восточные и северные ветры начали нагонять лед. Обеспокоенный этим Д. Я. Лаптев стал искать надежное место для зимней стоянки. Безусловно, лучшим местом для зимовки явилось бы устье Индигирки. Командир отряда отправил на берег матроса и якута для поисков устья, найдя которое, они должны были поставить знак.

Еще через двое суток Д. Я. Лаптев отправил также для поиска входа в устье реки на единственной оставшейся шлюпке лоцмана и матроса. Разыгравшимся штормом бот отнесло к юго-востоку. Когда Д. Я. Лаптев вновь сумел приблизиться к берегу то отправил туда штурмана Щербинина на небольшой лодке, изготовленной из бочечных обручей и просмоленной парусины. И опять поднявшийся шторм отнес судно в море. Через некоторое время изменившийся ветер позволил боту подойти ближе к берегу.

9 сентября наступило безветрие, и вода вокруг бота начала замерзать. Д. Я. Лаптев послал на берег по свежему льду моряков. В тот же день они возвратились на судно и сообщили, что устье восточной протоки Индигирки находится всего в 14 верстах от судна. С ними возвратились все ранее посланные на берег – лоцман, матрос и штурман Щербинин. Они продвигались с большим трудом по берегу, терпя холод и голод. На судне в это время их уже считали погибшими. К счастью, они встретили геодезиста Киндякова, который обрисовал им гидрографическую обстановку и поручил показать Д. Я. Лаптеву вход в устье протоки. Сам же он отправился вверх по реке за собачьими упряжками для транспортировки грузов с бота.

Д. Я. Лаптев образно описал в своем донесении условия плавания бота в 1739 г.: «И часто бродили во льдах, как в густом лесу, и, когда ветер умеренной, с нуждой пробавлялись, а в крепкий шторм близ конечного отчаяния были. И подле берегов здешних воды сыскать не можно, понеже отмели не подпущают увидеть берега, а в море льды не выпущают, и, одним словом доношу, милостивейший государь, берега оные и путь – погибельной».

На пути между Леной и Индигиркой Д. Я. Лаптев увидел «суда, из моря выброшенные; якори и снасти и поныне есть, и следовало то, что они за неимением порта пропадали». Это были остатки судов русских казаков и промышленников, плававших там в XVII в.

В связи с трудностями, которые встретил Д. Я. Лаптев при изучении побережья Восточно-Сибирского моря, отметим, что уже в XX в. ученые установили значительное влияние метеорологических причин на уровень этого моря у побережья материка. Уровень моря максимально высок в июне – июле, когда наблюдается обильный приток речных вод. Сокращение стока вод из рек в августе ведет к понижению уровня на 50–70 см.

В октябре, в результате преобладания осенью нагонных ветров, уровень поднимается. Зимой он понижается и в марте—апреле достигает самого низкого положения. В летний период велико влияние сгонно-нагонных ветров, при которых колебания уровня часто бывают 60–70 см. В устье Колымы и в проливе Дмитрия Лаптева они достигают максимальных для всего моря величин – 2,5 м. Так что быстрая и резкая смена положений уровня – одна из характерных черт прибрежных районов моря.

Отряд перезимовал в поселке Русское Устье на берегу протоки Индигирки. Зимой Д. Я. Лаптев организовал опись побережья сухопутными партиями. Матроса А. Лошкина он отправил описывать морской берег от устья Алазеи до западной протоки дельты Индигирки, а Щербинина и Киндякова – ее среднюю и восточную протоки. Сам Лаптев во время зимовки произвел опись Хромы, мимо которой прошел бот, направляясь к устью Индигирки. В конце января 1740 г. Д. Я. Лаптев отправил на Колыму И. Киндякова, который, передвигаясь на собачьих упряжках, описал нижнее течение реки вплоть до морского побережья. Затем он, продолжая опись, проследовал по берегу до Индигирки.

Одновременно шла подготовка к летнему плаванию. С большим трудом моряки заготовили лес и построили четыре лодки, которые предназначались для перевозки провианта и других грузов по морю до Колымы или Алазеи в том случае, если бот будет поврежден.

В июне 1740 г. команда бота и 85 местных жителей 25 суток пробивали пешнями 850-метровый канал во льду толщиной 1,5 м. По этому каналу Д. Я. Лаптев вывел бот в открывшуюся к тому времени полынью. Но как только «Иркутск» оказался в полынье, поднялся ветер, взломал лед, и бот выжало на мель. Две недели ушло на разгрузку бота и снятие его с мели. Все это время моряки и местные жители работали по пояс в ледяной воде.

Только 31 июля отошедшие льды позволили «Иркутску» двигаться на восток. На следующее утро бот прошел мимо устья Алазеи, а через трое суток моряки увидели остров. Д. Я. Лаптев назвал его островом Святого Антония (теперь остров Крестовский – самый западный в группе Медвежьих островов).

«Иркутск» прошел мимо устья средней протоки Колымы и на шестые сутки опасного плавания среди больших льдин подошел к мысу Большой Баранов Камень. Впереди стояли сплошные льды, вплотную примыкавшие к берегу. В донесении Д. Я. Лаптев описал этот участок пути бота: «Проходя же густые льды, часто ботом об оные стучались и в страхе были, что проломит от этих ударов».

Д. Я. Лаптев вернулся к устью Колымы и поднялся до Нижне-Колымского острога, насчитывавшего в то время всего 11 жилых домов. Здесь отряд остался на зимовку.

Осенью этого же года геодезист И. Киндяков начал опись верховьев Колымы. На правом возвышенном берегу устья восточной протоки был построен из плавника знак, который хорошо был виден с моря (спустя 80 лет этот знак был найден неповрежденным экспедицией лейтенанта Ф.П.Врангеля). А штурмана Щербинина Д. Я. Лаптев направил в Анадырский острог для заготовки леса на постройку судов для плавания по Анадырю.

29 июня 1741 г. «Иркутск» вновь направился по реке к морю, а затем повернул на восток. Вместе с ботом шли две лодки (длиной 7,5 м, шириной 2,7 м и с осадкой 1 м), построенные зимой в одной из проток Колымы. На каждой лодке было по 12 казаков. Лодки под командованием Щербинина плыли впереди бота, отыскивая проходы между льдами и измеряя глубины.

К 25 июля отряд вновь достиг мыса Большой Бараний Камень. И льды снова преградили путь судам. 4 августа лодки, посланные вперед, далеко отнесло льдами и вскоре раздавило. Люди с лодок едва успели спастись.

Убедившись в том, что за мысом простираются сплошные льды, Д. Я. Лаптев созвал консилиум, который признал, что «за вышеобъявленными препятствиями прибыть на Камчатку невозможно». На консилиуме постановили «впредь на оное море ботом не выходить». «Иркутск» повернул на запад и прибыл в Нижне-Колымск.

Лаптев решил добираться до Анадыря по суше. В своем рапорте Адмиралтейств-коллегии от 14 сентября 1741 г. он писал: «А для окончания экспедиции, чтобы связать Северного моря опись с прежде учиненною от Камчатки походом господина капитана-командора Беринга описью Восточного или Тихова моря, имею следовать с командою с реки Колымы в Анадырский острог». Эту труднейшую работу в виде сухопутной и речной описи «с мерой по компасу» Д. Я. Лаптев выполнил. Одно это решение и его выполнение уже ставит его в разряд выдающихся географов XVIII в., свидетельствует о его широком кругозоре и понимании нужд географии и российской картографии.

27 октября 1741 г. отряд Д. Я. Лаптева на 45 собачьих упряжках отправился из Нижне-Колымска на Анадырь. Дорога лежала вдоль правого притока Колымы Большого Анюя. Затем отряд перегрузился на приготовленные для него у устья одного из правых притоков Большого Анюя – реки Ангарки – нарты, запряженные оленями. Перевалив в верховьях Большого Анюя через хребет Гыда́н (Колымский) и выйдя на правый приток Анадыря реку Яблон, отряд 17 ноября прибыл в Анадырский острог.

Маршруты экспедиции Д. Я. Лаптева в районе Лена – Колыма

Весной 1742 г. там были построены две большие лодки, на которых после вскрытия реки Д. Я. Лаптев и И. Киндяков описали оба рукава Анадыря.

По возвращении из экспедиции в Санкт-Петербург Д. Я. Лаптев в 1744 г. представил Адмиралтейств-коллегии докладную записку о состоянии народностей, проживавших на крайнем северо-востоке Российского государства. В этой записке он выступил как просвещенный человек, понимающий нужды и запросы малых народностей, населявших северный край. Д. Я. Лаптев предлагал распространить среди этих народностей грамотность и направить туда учителей и священников. Лаптев заботился о сохранении природных богатств края. Он писал о необходимости запрета поджогов леса, уничтожения молодняка пушных зверей. Дмитрий Яковлевич указывал на злоупотребления при сборе ясака, отмечал, что необходимо в корне изменить систему определения размеров дани таким образом, чтобы не допускать обнищания и разорения коренного населения. Лаптев осудил систему заложников в качестве меры, обеспечивавшей покорность местных жителей.

В этой же записке Д. Я. Лаптев предлагал поощрять судоходство по Лене, способствовать доставке с верховий реки в низовья хлеба, промышленных изделий, предметов, необходимых в домашнем обиходе для охоты и рыболовства. Такие гуманные помыслы, просвещенность и широта взглядов характеризуют знаменитого морехода и исследователя с самой лучшей стороны.

Тайны Медвежьих островов

Поиски неизвестных земель, расположенных в Ледовитом Сибирском море к северу от Колымы, о которых упомянул в расспросных речах первопроходец М. В. Стадухин, продолжились в XVIII в. После нескольких неудачных попыток первый русский все же побывал на Медвежьих островах, отделявших Колымский залив от Восточно-Сибирского моря. Это был промышленник Иван Вилегин. Около 1720 г. он перешел по льду из устья Колымы на Медвежьи острова и «нашел землю, токмо не мог знать – остров ли или матерая земля». И.Вилегин нашел на Медвежьих островах следы пребывания людей: «приметил он старые юрты и признаки, где прежде юрты стояли, а какие люди там жили, о том он не ведает».

Открытие Медвежьих островов не остановило дальнейших поисков неизвестных земель к северу от Колымы. В 1760 г. сибирский губернатор Ф. И. Соймонов поручил начальнику над Охотским и Камчатским краем полковнику Ф. Х. Плениснеру «стараться о проведывании земель, лежащих как к северу от устья Колымы, так и против всего Чукотского побережья». Предполагалось, что эта неизвестная земля тянется от Аляски до меридиана устья Колымы, а может быть, и далее на запад.

Во исполнение распоряжения губернатора Ф. X. Плениснер отправил в 1763 г из Анадыря два отряда: первый под начальством казака Николая Дауркина – на Чукотский полуостров и на острова Берингова пролива, а второй – под начальством сержанта Степана Андреева – на Медвежьи острова. Н. Дауркин возвратился через два года и ничего существенно нового по поводу неизвестных земель не сообщил.

С. Андреев в марте—апреле 1763 г. переехал на собаках по льду на Медвежьи острова, объехал их и дал весьма приблизительное описание. Далее по инструкции он должен был от Медвежьих островов «ехать на имеющуюся впереди к северной стороне большую землю». С острова Четырехстолбо́вый он заметил на севере синевато-черное пятно. Из-за недостатка корма для собак Андреев вынужден был возвратиться. По сведениям, доставленным С. Андреевым, Ф. X. Плениснер составил первую карту Медвежьих островов и дал им название «понеже как по журналу и рапорту Андреева (видно. – Прим. авт.), что на тех островах очень довольно медвежьих следов, да и живых медведей несколько видели, а иных убили».

В 1764 г. С. Андреев вновь был отправлен для поиска новых земель к северу от Медвежьих островов. Двигаясь с острова Четырехстолбовый на северо-запад, 22 апреля Андреев увидел «вновь найденный шестый остров (Медвежьих островов было ранее обнаружено пять. – Прим. авт.), весьма не мал, в длину, например, верст 80 и более». По словам Андреева, 20 верст от этого острова он «наехал незнаемых людей свежие следы на восьми санках оленьми, только перед нами проехали; и в то время пришли в немалый страх». Спутник С. Андреева юкагир Е. Коновалов заболел, и отряд возвратился в Нижне-Колымск. Так появилась гипотеза о существовании на севере от Медвежьих островов «Земли Андреева».

Эти сведения как бы подкрепляли мнение о существовании к северу от Колымы «Американской земли со стоячим лесом», т. е. земли, которая соединяется с Аляской и на которой растет лес. Так, Ф. Х. Плениснер составил «Карту Чукотскаго Носа», опубликованную в 1780 г. в академическом издании «Месяцеслов исторический и географический», на которой была изображена такая земля.

В 1769 г. на Медвежьи острова для их точной описи, а также «изыскания американской матерой земли», которая якобы находилась к северу от этих островов, были направлены прапорщики геодезии И. Леонтьев, И. Лысов и А. Пушкарев. В марте—апреле 1769 г. они на собаках проехали из Нижне-Колымска на Медвежьи острова и сделали сравнительно точную и подробную их опись. В феврале 1770 г., перебравшись из Нижне-Колымска на самый восточный из Медвежьих островов, они затем продвинулись по льду в северо-восточном направлении примерно на 250 км, но никаких признаков земли не обнаружили. Опасность передвижения по тонкому льду и недостаток продуктов заставили их повернуть обратно. В 1771 г. прапорщики еще раз посетили Медвежьи острова. Оттуда, пройдя по льду около 90 км в восточном направлении и не найдя земли, они повернули на юго-запад к мысу Большой Баранов Камень. В марте того же года путешественники проехали на восток до Чаунской губы и за неимением корма для собак возвратились в Нижне-Колымск. Поиски мифической «Земли Андреева» продолжались до второй половины XIX в.

Загадочное исчезновение экспедиции купца Н. Шалаурова

Изучение побережья Восточно-Сибирского моря продолжила экспедиция Никиты Шалаурова и Ивана Бахова. Эти устюжские купцы (по некоторым источникам, И. Бахову была известна «часть науки кораблевождения» и его называли «шкипером») подали правительству прошение о дозволении сыскать морской путь из устья Лены в Тихий океан. Попутно они предполагали открыть новые районы, богатые морским зверем.

Оба соискателя имели некоторый опыт плавания в полярных водах. Известно, что И. Бахов в 1748 г. плавал из Анадыря на Камчатку, потерпел кораблекрушение у острова Беринга, где зазимовал. В следующем году он со спутниками перешел на Камчатку на шлюпке, построенной из остатков корабля В. Беринга «Святой Петр», потерпевшего в 1741 г. крушение у берегов острова.

В 1755 г. Сенат издал указ, по которому «Ивану Бахову и Никите Шалаурову для своего промысла, ко изысканию от устья Лены реки, по Северному морю, до Колымы и Чукотского Носа, отпуск им учинить».

На выстроенном на Лене небольшом судне (галиоте, или шитике) с командой промышленников из ссыльных и беглых солдат они в 1760 г. спустились вниз по Лене к ее устью и вышли в море. Из-за тяжелой ледовой обстановки в том году им удалось дойти только до устья Яны, где судно было поставлено на зимовку.

На следующий год они вышли из устья Яны только в июле и 6 сентября во время обхода мыса Святой Нос заметили на севере гористую землю. Отечественный исследователь северо-восточного побережья Сибири, адмирал Ф. П. Врангель считал, что это был Большой Ляховский остров. В проливе между Медвежьими островами и материком судно было зажато льдами, выйдя из которых, путешественникам удалось добраться до устья Колымы, где за поздним временем года пришлось стать на зимовку.

На берегу была построена изба, огражденная снежным валом, на котором установили пушки с галиота. Зимовка прошла в основном благополучно. Свежей пищи было достаточно, так как к зимовью подходили непуганые дикие олени, в реке было много рыбы. Но в начале 1762 г. И. Бахов скончался – видимо, от цинги.

21 июля 1762 г. Н. Шалауров на том же судне продолжил трудное плавание на восток. Борясь с сильными ветрами и льдами, только 10 августа Шалауров достиг «яра серого песка», назвав его мысом Песчаный (северная оконечность острова Айон). Сильные ветры и льды не позволили Шалаурову дойти до мыса Шелагского (восточного мыса побережья Чаунской губы). Он повернул к югу и 25 августа вошел в Чаунскую губу между островами Раутан и материком. Он хотел зимовать в Чаунской губе, но, не найдя на ее берегах плавника для постройки избы и отопления, повернул обратно в Колыму, куда и прибыл 12 сентября. Таким образом, он обследовал Чаунскую губу, до того еще не посещенную ни одним судном.

После вторичной зимовки на Колыме Н. Шалауров намеревался продолжить плавание на восток, но его команда взбунтовалась и разбежалась. Шалауров возвратился в Москву и добился выделения правительством денег для продолжения исследований. В 1764 г. он вновь вышел из устья Колымы в море, но не вернулся и пропал без вести со всей командой судна.

В 1792 г. чукчи, проживавшие в районе Чаунской губы, сообщили начальнику российской экспедиции Иосифу Биллингсу, путешествовавшему по Чукотке, что за несколько лет до того они нашли «палатку, покрытую парусами, и в ней много человеческих трупов, съеденных песцами». Считается, что это был последний лагерь Н. Шалаурова.

В 1823 г. мичман Федор Федорович Матюшкин — помощник начальника экспедиции по изучению побережья Восточно-Сибирского моря Ф. П. Врангеля, обнаружил лагерь Н. Шалаурова к востоку от устья реки Веркона, в месте, носящем на современных морских картах название мыс Шалаурова Изба.

Чукчи рассказали Ф. Ф. Матюшкину, что много лет назад они нашли здесь хижину и в ней несколько человеческих скелетов, обглоданных волками, немного провианта и табаку, а также большие паруса, которыми была обтянута вся хижина. Матюшкин обследовал зимовье, но не нашел там признаков того, что это место было последней стоянкой экспедиции Шалаурова.

Позже это место посетил и сам Ф. П. Врангель, который нашел хижину, всю заполненную землей и снегом. Он посчитал, что «все обстоятельства заставляют полагать, что здесь именно встретил смерть свою смелый Шалауров, единственный мореплаватель, посещавший в означенный период времени сию часть Ледовитого моря. Кажется, не подлежит сомнению, что Шалауров, обогнув Шелагский мыс, потерпел кораблекрушение у пустынных берегов, где ужасная кончина прекратила жизнь его, полную неутомимой деятельности и редкой предприимчивости».

По итогам плаваний в 1761–1762 гг. Н.Шалауров составил карту от устья Лены до мыса Шелагский, на которой, по словам Ф. П. Врангеля, берег «от реки Яны до мыса Шелагский изображен с геодезической верностью, делающею немалую честь сочинителю». Н. Шалауров впервые описал Чаунскую губу, сделал много промеров, произвел также наблюдения за магнитным склонением и морскими течениями.

Г. А. Сарычев – первый полярный археолог

Важную роль в описании участка побережья Восточно-Сибирского моря, где расположена дельта Колымы, сыграла Северо-Восточная географическая и астрономическая экспедиция Биллингса – Сарычева. Во главе ее был поставлен капитан-лейтенант И. Биллингс – один из участников третьего кругосветного плавания Джеймса Кука. Выдающуюся роль в этой экспедиции сыграл помощник Биллингса, лейтенант Гавриил Андреевич Сарычев (впоследствии адмирал, крупный ученый-гидрограф Российского флота).

1 августа 1786 г. Г. А. Сарычев по указанию И. Биллингса выехал из Охотска в Верхне-Колымск. Туда же затем прибыл и сам Биллингс. Там на реке Ясашна были построены два небольших судна – «Паллас» длиной 45 футов(13,5 м) и «Ясашна» длиной 28 футов (8,4 м). Первое судно, в командование которым вступил И. Биллингс, было названо в честь российского академика Петра Симона Палласа – исследователя Поволжья, Прикаспия, Урала и Забайкалья, активно участвовавшего в подготовке экспедиции Биллингса – Сарычева. Вторым судном командовал Г. А. Сарычев.

Генерал-гидрограф Российского флота адмирал Г. А. Сарычев

В экипаже «Ясашны» только Сарычев и боцманмат плавали ранее в море, поэтому командир обучил геодезистов штурманскому делу, а из казаков подготовили рулевых и матросов.

24 июня 1787 г. оба судна достигли устья Колымы, где И. Биллингс в соответствии с указом Екатерины II стал капитаном 2-го ранга, а Г. А. Сарычев – капитан-лейтенантом. С помощью астрономических наблюдений Сарычев более точно определил истинное положение устья Колымы, которое оказалось почти на 2° южнее, чем было указано на картах.

В тот же день в полдень суда вышли в море. Льды встретились им уже на следующий день. Лавируя между ледяных полей, 17 июля суда достигли мыса Большой Баранов Камень примерно в 80 км от восточной протоки устья Колымы. Оттуда был взят курс на восток-северо-восток. По мере удаления от берега «льдины становились все больше и гуще, так что, – вспоминал Г. А. Сарычев, – мы с нуждою и с величайшею опасностью между ними пробирались, ожидая ежеминутно, что сии громады раздробят наши суда». Проделав путь в 11 миль, суда вынуждены были возвратиться к Большому Баранову Камню. В журнале, веденном на «Ясашне», Г. А. Сарычев записал: «В ½ 6-го часу приезжал от начальника экспедиции катер за призывом на судно «Паллас» командующего судна «Ясашны» (т. е. Сарычева. – Прим. авт.) и находящегося на оном капитана Шмалева и по возвращении командующий объявил, что с общего согласия штаб– и обер-офицерами канцилиум (консилиум. – Прим. авт.) положено за невозможностию для великих льдов следовать далее и за поздним временем возвратиться назад».

Впоследствии Сарычев подробно рассказал о многочисленных попытках «Палласа» и «Ясашны» пройти далее на восток и признал еще раз невозможность в тот раз плавания вдоль побережья Чукотки. «Оставалось нам еще средство, – писал он, – объехать мысы зимою на собаках, но отвергнуто в совете, так как неудобное, потому что нельзя взять с собою для собак корму более чем на двести верст пути. По долгом советовании положено, наконец, оставить дальнейшие исследования относительно сего предмета до будущего плавания по Восточному океану, а тогда сделать еще покушение пробраться от Берингова пролива к западу». Суда возвратились на Колыму и уже 5 августа были разоружены.

При пребывании в районе Колымы и плавании по Восточно-Сибирскому морю Г. А. Сарычев проявил наблюдательность и высказал суждения, которые в дальнейшем были подтверждены многими учеными. Так, он одним из первых объяснил факт обитания мамонтов в северных районах тем, что «лучше приписать это великой перемене земного шара… и верить, что в сих местах был некогда теплый климат, сродный натуре сих животных».

Опередили свое время и соответствуют во многом современным представлениям высказывания Г. А. Сарычева о режиме Ледовитого Сибирского моря: «Итак, если б через проливы, коими соединяется это море с океанами, не выносило льдов, то оно давно бы наполнилось ими. Отсюда следует, что причину малого или большого количества бываемого на море льду должно приписывать не теплому или холодному лету, а единственно расположению дующих ветров, иногда способствующих выходить льдам в проливы».

Любопытно, что в прибрежной полосе Колымского бассейна Г А. Сарычев произвел первые археологические исследования в Арктике, раскопав место стойбищ древних обитателей этих мест – шелаг – и найдя предметы их быта. Известный историк и археолог, академик Алексей Павлович Окладников писал по этому поводу: «Раскопки Сарычева представляют собой замечательную страницу в истории мировой археологической науки. Они явились первыми раскопками древних памятников Арктики, предпринятыми с научной целью, и положили начало полярной археологии как науке».

Во время плавания на «Ясашне» капитан Шмелев поведал Сарычеву, а тот сообщил в своей книге о Северо-Восточной экспедиции, т. е. сделал достоянием ученого мира (книга была издана в 1802 г. в России и вскоре переведена и издана в Германии, во Франции и в Голландии), что первый «слышал от чукоч о матерой земле, лежащей к северу не в дальнем расстоянии от Шелагского Носа (мыса. – Прим. авт.), что она обитаема и что шелагские чукчи зимнею порою в одни сутки переезжают туда по льду на оленях». Так что в своей книге Г. А. Сарычев первый сообщил об острове Врангеля, официально открытом только через 65 лет.