Текст книги "Моря российской Арктики"

Открытие горного хребта в глубинах Северного Ледовитого океана

К началу 40-х гг. XX в. советским ученым стало ясно, что дальнейшее изучение самых отдаленных районов Центральной Арктики возможно только при использовании метода временных посадок самолетов на лед для доставки туда ученых и научного оборудования и проведения научных исследований в период нахождения самолетов на дрейфующих льдах.

Весной 1941 г. Арктический институт организовал воздушную экспедицию для исследования района «полюса недоступности» в северо-восточной части отечественного сектора Центральной Арктики. Экспедиция отправилась в Арктику на борту четырехмоторного самолета «Н-169» – того самого, на котором в 1937 г. летчик И. П. Мазурук доставлял к Северному полюсу оборудование и запасы для папанинской четверки. После выполнения весенней ледовой разведки по трассе Северного морского пути самолет должен был с базы на острове Врангеля совершить несколько полетов в глубь Полярного бассейна и на подходящих льдинах совершить посадку для проведения научных наблюдений.

Командиром самолета был назначен летчик Иван Иванович Черевичный, штурманом – В. И. Аккуратов. Кроме того, в экспедиции участвовали еще шесть человек летного состава. Научную группу возглавил директор Арктического института П. С. Либин, он же гидролог экспедиции. В ее состав входили также астроном-магнитолог Михаил Емельянович Острекин и метеоролог-актинометрист (специалист по изучению влияния солнечной радиации на поверхность Земли) Н. Т. Черниговский.

Карта «белых пятен» – районов Центрального Полярного бассейна, не посещенных человеком (на 01.01.1946 г.)

В течение апреля с острова Врангеля были совершены три полета на север в неизведанные «полюса недоступности». 3 апреля Н. Т. Черевичный посадил самолет на дрейфующие льды в точке с координатами 81°27 с. ш. и 178° в. д. В первую очередь ученых интересовала глубина океана в этой точке. Они взяли с собой лебедку с тонким тросом и измерили глубину, которая оказалась равной сначала 2657, а затем 2472 м. После проведения в течение нескольких дней научных наблюдений самолет возвратился на базу.

Во время второго полета на север 13 апреля самолет сел на лед в точке с координатами 78°26 с. ш. и 176°10 в. д. В этой точке глубина океана оказалась равной 1856 м. 23 апреля самолет сел на льдину в точке с координатами 80° с. ш. и 170° в. д., где глубина оказалась равной 3370 м.

Штурман В. И. Аккуратов

Ледяной покров в районе посадок самолета «Н-169» представлял собой в основном поля многолетнего льда. Толщина льда колебалась от 154 до 210 см.

Глубоководные гидрологические наблюдения показали, что и в районе «полюса относительной недоступности» имелась прослойка сравнительно теплых атлантических вод, средняя температура которой была, однако, несколько ниже, чем на западе. Температура холодных вод, располагающихся под атлантическими водами, оказалась в районе работ воздушной экспедиции, наоборот, несколько выше. Течение в верхних слоях было направлено на запад и имело на поверхности скорость в 0,5 мили в сутки, а на глубине 2 м – скорость в 2,4 мили в сутки. Очень ценными были выполненные в местах посадки самолетов на лед геомагнитные, метеорологические и актинометрические наблюдения.

Безусловно, успех полетов в район «полюса недоступности» в первую очередь обеспечили полярные летчики, которые смогли посадить самолеты на дрейфующие льдины и взлететь оттуда в самых сложных условиях.

Так что в отчете экспедиции было вполне справедливо сказано: «Не отказываясь от изучения Центрального Полярного бассейна методом несвободного дрейфа (по типу станции «СП-1» или «Фрама»), следует основным методом будущих исследований Центрального Полярного бассейна считать метод, примененный СССР экспедицией на самолете «Н-169». Этот новый способ исследования Центральной Арктики является более активным в отношении выбора пунктов исследования, более простым в смысле подготовки и организации станции на дрейфующих льдах и наконец гораздо более дешевым».

Великая Отечественная война прервала проведение воздушных экспедиций в Центральную Арктику, но после ее победного окончания подобные исследования возобновились и привели к выдающимся географическим открытиям при изучении рельефа дна Северного Ледовитого океана.

Принятый для воздушных экспедиций метод исследований предусматривал посадку двух самолетов с научной группой на борту и облегченными снаряжением и приборами на дрейфующую льдину в намеченной точке и выполнение там комплекса наблюдений в течение нескольких дней. После этого самолеты должны были взлететь, и научная группа «перепрыгивала» в другую точку.

Экспедиция на самолете «Н-169»

При подготовке к проведению подобных экспедиций конструктор палатки для папанинской четверки Сергей Анатольевич Шапошников с учетом накопленного опыта разработал совершенно новый тип палатки, имевшей полусферическую форму, наподобие среднеазиатской юрты. Она имела каркас из дюралюминиевых дуг, на который натягивался чехол из плотной черной ткани, снизу пришнуровывался пол из водонепроницаемого перкаля, а внутри подвешивался слой белой бязи так, что между ним и наружным чехлом оставалась теплоизолирующая воздушная прослойка. Благодаря такой форме палатки ветер как бы прижимал ее ко льду. Поэтому палатка способна была выдерживать напор даже ураганного ветра. Такую палатку назвали КАПШ – каркасная арктическая палатка Шапошникова.

Для ее отопления изобретатель предложил использовать смесь газов бутан – пропан в металлических баллонах. Газовые плитки предназначались для обогрева палаток и для приготовления пищи. Именно в воздушных высокоширотных экспедициях появились первые раскладушки, складные столы и стулья из дюралевых трубок.

Специально для воздушных экспедиций была сконструирована переносная разборная океанологическая лебедка, имевшая на барабане 5000 м тонкого прочного троса. Лебедка представляла собой металлическую ажурную треногу с кронштейном для блока. На треногу крепили барабан, для вращения которого использовался навесной приводной бензиновый мотор. На барабане был намотан стальной семижильный трос диаметром всего 1,3 мм, который выдерживал груз до 100 кг.

Была четко отработана методика проведения промерных работ на дрейфующей льдине. Все это позволило ученым в ходе экспедиции добиться выдающихся результатов. Вот как описывал «технологию» измерения глубин на дрейфующей льдине А. Ф. Трешников – участник воздушных экспедиций в высокие широты 1948–1949 гг., впоследствии начальник дрейфующей станции «СП-3», академик и Герой Социалистического Труда. Сперва ученые при помощи взрыва заряда до 2 кг аммонита проделывали во льду лунку. «И вот готово окно в подледный океан. Вода в лунке прозрачная, зелено-голубого цвета. Для определения прозрачности опускаю в лунку белый диск на тонком лине. Только на глубине 48 м его не видно.

Над лункой устанавливаю лебедку. Две передние ноги опираются на край лунки таким образом, чтобы направляющий блок на конце кронштейна был над ее серединой. Все это накрывается палаткой, внутри устанавливается газовая плитка, соединенная резиновым шлангом с баллоном. Постепенно в палатке теплеет. На высоте человеческого роста быстро становится жарко, а внизу температура почти не повышается. Замерзшие части лебедки оттаивают. Начинается промер глубины. К концу троса подвешивается пятикилограммовый груз – лот. Определить, когда лот достигнет дна на больших глубинах, по ощущению невозможно, так как вес троса больше веса лота. Происходит это автоматически. Если барабан лебедки будет вращаться свободно, то вытравится весь трос и глубину не определить. На барабан лебедки надеты ленточные тормоза, натяжение которых регулируется тормозным винтом. Я опускаю лот в воду, он тащит за собой трос. Теперь я, слегка поворачивая винт, затягиваю тормоза с таким расчетом, чтобы вес длины вытравливаемого троса был равен тормозному усилию. Вращение барабана лебедки происходит равномерно только под влиянием веса лота. Практически нужно регулировать тормоза, добиваясь равномерного вытравливания троса. А делать это несложно.

Вот уже на счетчике тысяча метров, две тысячи. Вскоре барабан лебедки остановился – лот упал на дно. Смотрю, на счетчике глубина 2410 м. Вращаю барабан лебедки ручкой и выбираю несколько десятков метров троса. Чтобы быть уверенным, еще раз опускаю лот. Когда барабан остановился, снова читаю на счетчике – 2410 м, глубина определена точно».

В ходе воздушной экспедиции «Север-2» в 1948 г. на льду было создано три базы для работы ученых: первая – к северу от Новосибирских островов в точке с координатами 80°32 с. ш. и 150°10 в. д., вторая – в 380 км от Северного полюса в точке с координатами 86°38 с. ш. и 157°22 в. д., третья – в районе «полюса недоступности», на границе Восточного и Западного полушарий в точке с координатами 80°15 с. ш. и 175°40 в. д. На первой базе научную группу возглавил Михаил Михайлович Сомов – будущий начальник дрейфующей станции «СП-2» и Герой Советского Союза, на второй – профессор Я. Я. Гаккелль, а на третьей – А. Ф. Трешников.

Для основания научных баз полярные летчики совершали великолепные по смелости и мастерству посадки на дрейфующие льды и опасные взлеты с очень сложных и небольших взлетных полос. Особо сложные условия сложились в месте развертывания научной группы М. М. Сомова, которую с первой базы перебросили на самолетах в район Северного полюса.

25 апреля 1948 г. два самолета доставили отряд М. М. Сомова в географическую точку Северного полюса. Ученые немедленно начали вести комплексные наблюдения. Гидрологи Сомов и Гордиенко взрывом проделали лунку в полутораметровом льду, установили на ней лебедку и накрыли ее палаткой. Глубина в точке Северного полюса оказалась равной 4039 м.

На второй день в районе полюса началась интенсивная подвижка льдов. Льдина, на которой размещались самолеты и лагерь, треснула в нескольких местах. Одна трещина, которая продолжала расширяться, прошла вблизи самолетов. А затем эту льдину разломало на отдельные куски, которые, наползая друг на друга, составляли гряды торосов. Местами образовались разводья. Вскоре трещины прошли даже под самолетами. Летчики быстро запустили моторы и перевели самолеты на более крупные обломки льдин. При этом пришлось переводить самолеты через трещины по изготовленным наскоро дощатым настилам.

Подвижка льдов в этом районе происходила более суток. Только на вторые сутки подвижки прекратились. Пришлось заново строить взлетную полосу, прорубая в торосах широкие проходы, взрывая их, засыпая трещины обломками льда и затем заливая их водой. С трудом удалось выровнять полосу длиной 340 м, а для взлета самолета «Ли-2» требовалась минимальная полоса длиной 680–700 м. Нужно было спешить и улетать до начала новой подвижки. В самолеты погрузили наиболее ценное оборудование, лебедку пришлось оставить на льдине. Сняли часть снаряжения и продовольствия, слили почти все горючее. М. М. Сомов позднее вспоминал: «Это был «цирковой» взлет. Первым взлетел самолет Котова. Я был на первом самолете. Моторы взревели в начале небольшой полосы. И лыжи покатились, грохоча о лед. Все быстрее и быстрее приближалась полоса разводья, а за ней синие хребты торосов. Казалось, самолет соскочит в воду и через мгновение врежется в торосы. Но в нужный момент Котов поднял самолет в воздух, и мы уже летим над торосами. Вслед за Котовым благополучно взлетел второй самолет – Масленникова». Самолеты сумели сесть на временной базе в 100 км от полюса, благодаря чему ученые продолжили свою работу.

Сенсационные результаты были получены в ходе гидрологических исследований на второй базе воздушной экспедиции. 18 апреля океанографы Я. Я. Гаккелль и В. Т. Тимофеев произвели первый замер глубины, которая оказалась равной 2733 м. На следующий день они опустили на глубину серию батометров для определения температуры и отбора проб воды. Когда ученые извлекли приборы из глубины, то, к их удивлению, нижний батометр, опускавшийся на глубину 2500 м, был поднят в раскрытом виде и оказался заполненным илом. Концевая часть троса при этом запуталась клубком. Ясно было, что батометр просто упал на дно. Ученые сразу же вновь измерили глубину, и она оказалась равной 2355 м, почти на 400 м меньше, чем при предыдущем измерении.

Но ведь льдина продрейфовала за период времени между замерами всего лишь 5 км на юго-запад. Промеры стали делать чаще. Когда льдина дрейфовала на восток, глубина увеличивалась, на юго-запад – резко уменьшалась. 27 апреля в крайней юго-западной точке дрейфа глубина оказалась равной всего 1290 м. В последующие дни до окончания работы группы, длившейся всего 20 суток, льдина под влиянием западных ветров двигалась на северо-восток, и глубина дна стала увеличиваться. Значит, к западу от генерального направления дрейфа льдины со второй базой экспедиции на дне находился крутой склон.

Именно этот факт изменения глубины почти на 1450 м на очень небольшом расстоянии послужил толчком к исследованиям, в корне изменившим представление о рельефе дна Арктического бассейна и приведшим к выдающемуся географическому открытию середины XX в.

Сразу после возвращения из экспедиции «Север-2» Я. Я. Гаккель занялся обработкой собранных данных по глубинам и нанесением их на карту. Еще во время дрейфа «Седова» в 1938 г. были обнаружены сравнительно небольшие глубины к северу от Новосибирских островов, а теперь этот выступ в виде подводного полуострова ученые продлили в виде хребта далее, по крайней мере до параллели 87° с. ш.

Существенным фактором, определившим изменение представлений о рельефе дна в районе к северу от Новосибирских островов до Северного полюса, явились данные о температуре придонных вод в Центральной Арктике. Еще со времен полета к «полюсу недоступности» в 1941 г. было известно, что в восточной части Арктического бассейна температура придонных вод выше на 0,4 °C. А при анализе собранных в 1948 г. данных выяснилось, что придонные воды в районе Северного полюса имеют температуру -0,8 °C, а в точке, лежащей всего в 300 км к юго-востоку, – 0,4 °C, при одинаковой солености.

Ученые посчитали, что на сравнительно небольшом расстоянии между станциями такой разницы в температурах не должно быть, так как более холодные и, значит, более тяжелые воды вытеснили бы вверх более теплые.

Отсюда напрашивался только один вывод: между этими станциями существует преграда в виде подводного хребта. Ясно было и то, что в этом хребте ниже 1600 м нет проходов, так как к западу от него ниже этой отметки глубинные воды имеют температуру от -0,7 до -0,85 °C, а на тех же глубинах к востоку – от -0,3 до -0,4 °C.

Если бы подводный хребет не был сплошным, то более холодные воды перетекли бы на восток. Теперь уже ученые могли схематически наметить расположение гипотетического хребта – от Новосибирских островов, восточнее Северного полюса и далее в Западном полушарии до Земли Элсмира.

Учитывая все это, уже в 1948 г. Я. Я. Гаккелль, ответственный в экспедиции за обработку данных по глубинам, составил карту рельефа дна Арктического бассейна, на которой в самом схематичном виде нанес предполагаемый подводный хребет.

Конечно, для того чтобы предположения ученых о наличии подводного хребта были целиком признаны в ученом мире, необходим был сбор дополнительных данных о глубинах океана. Весной 1949 г. в Центральную Арктику была отправлена очередная высокоширотная воздушная экспедиция «Север-4» (название «Север-3» было присвоено океанографической экспедиции на ледорезе «Литке», которая работала летом 1948 г. в сравнительно высоких широтах).

Экспедиция «Север-4» состояла из трех подвижных отрядов, которыми руководили М. М. Сомов, А. Ф. Трешников и П. А. Гордиенко. 30 апреля второй отряд был высажен на льдину в точке с координатами 87°07 с. ш. и 147°55 в. д., всего в 280 км к югу от Северного полюса. После того как были собраны палатка и лебедка, А. Ф. Трешников и второй океанолог отряда Л. Л. Балакшин приступили к измерению глубин. Барабан лебедки резко остановился, когда на счетчике было всего лишь 1005 м. Для верности груз подняли на 20 м и вновь опустили. И опять барабан остановился, когда на счетчике было 1005 м.

Так ученые обнаружили одну из вершин хребта. Эта точка была севернее линии дрейфа второй базы экспедиции 1948 г. В ходе работ 1949 г. станции были выполнены за Северным полюсом – ближе к Гренландии и Канадскому Арктическому архипелагу. Промеры попадали как на западный, так и на восточный склоны хребта.

Анализ собранных в 1949 г. данных безоговорочно подтвердил предположение ученых о наличии подводного хребта. «Если в прошлом году мы своими лотами только зацепили за хребет, то теперь оседлали его», – шутил Я. Я. Гаккелль, вычерчивая на отчетной карте новые линии изобат. Было доказано, что этот хребет протяженностью почти 1800 км поднимается над ложем океана на 2500–3000 м и простирается от Новосибирских островов к Северному полюсу и далее к Земле Элсмира.

Президиум Академии наук одобрил предложение Арктического института назвать хребет именем М. В. Ломоносова. В 1951 г. Арктический институт выпустил первым изданием новую батиметрическую карту Северного Ледовитого океана, составленную профессором Я. Я. Гаккеллем, на которой были отображены новейшие открытия ученых в части изучения рельефа океанского дна.

Родина высоко оценила итоги высокоширотных воздушных экспедиций 1948–1949 гг. В декабре 1949 г. летчикам, совершившим многочисленные посадки и взлеты с дрейфующих льдов, – Ивану Ивановичу Черевичному, Илье Спиридоновичу Котову, Василию Никифоровичу Задкову, руководителю экспедиций Александру Алексеевичу Кузнецову и его заместителю Михаилу Емельяновичу Острекину были присвоены звания Героев Советского Союза. Героями Социалистического Труда стали наиболее отличившиеся авиаторы и ученые, в частности А.Ф.Трешников. Большая группа исследователей высоких широт была награждена орденами.

В последующие годы исследования в Арктическом бассейне позволили более точно определить очертания хребта Ломоносова и более подробно его исследовать. Геологи определили возраст хребта в 100–110 млн лет. Вероятнее всего, он возник одновременно с Верхоя́нским хребтом, когда на месте Северного Ледовитого океана располагалась суша.

В Северном Ледовитом океане ученые обнаружили и другие поднятия дна, параллельные хребту Ломоносова: к западу от него за котловиной Амундсена возвышается хребет Гаккелля, затем дальше на запад – котловина На́нсена, а восточнее его за котловинами Мака́рова и Подво́дников — хребет Менделе́ева. Так что водные массы Северного Ледовитого океана скрывают под собой целую горную страну.

Профессор Я. Я.Гаккелль

История секретной полярной станции «СП-2»

Весной 1950 г. в Центральную Арктику вылетела высокоширотная экспедиция «Север-5». В этот раз наряду с работой «прыгающих» отрядов предусматривалась организация двух дрейфующих станций, на которых исследования должны были проводиться не менее чем полгода. Начальниками станций «Северный полюс-2» и «Северный полюс-3» (сокращенно «СП-2» и «СП-3») назначили М. М. Сомова и А. Ф. Трешникова. Но обстоятельства сложились так, что в тот год была создана только станция «СП-2».

В отличие от деятельности папанинской четверки на станции «СП-1» в 1937–1938 гг., на этот раз работа полярников на дрейфующей станции «СП-2» проводилась в обстановке строжайшей секретности.

В это время началась «холодная война». В США открыто писали, что Центральный Полярный бассейн в грядущей войне между США и СССР станет одним из главных театров военных действий. Поэтому работа полярников во льдах Северного Ледовитого океана по изучению гидрологических, климатических, гидробиологических, геомагнитных параметров полярных вод, атмосферы над ними и толщи дна под ними воспринималась руководством СССР фактически как деятельность разведывательной группы и все документы по работе «СП-2» проходили под грифом «Секретно», а дрейфующая станция обозначалась «Точка-36».

Полярный исследователь Герой Советского Союза М. М.Сомов

Само это таинственное название появилось после того, как известный полярный летчик Виктор Михайлович Перов (впоследствии прославившийся на весь мир спасением в Антарктиде бельгийской экспедиции, в составе которой был принц – член бельгийской королевской семьи) отыскал подходящую для развертывания станции паковую льдину, которую обозначили на карте номером 36.

1 апреля 1950 г. в районе «полюса недоступности» к северо-востоку от острова Врангеля на льдину сел четырехмоторный самолет – бывший бомбардировщик, доставивший первую группу зимовщиков во главе с начальником «СП-2» М. М. Сомовым и 3 т грузов для станции. В 500 м от ледового аэродрома Сомов выбрал для размещения станции многолетнюю льдину толщиной не менее 3 м. На ней установили двойную палатку и флагшток с государственным флагом.

На следующий день радиостанция была введена в строй, и радисты передали первую метеорологическую радиограмму. Секретная станция «СП-2» начала свою работу. Самолеты продолжали завоз на льдину грузов для станции. Одним из рейсов доставили на льдину 10 ездовых собак и нарты. Появление на льдине собачьей упряжки, которую полярники назвали «ПСИ-10», ускорило и облегчило доставку грузов с аэродрома в лагерь станции. Ведь до этого полярники перевозили грузы, впрягшись в нарты. В первых числах мая доставка грузов на «СП-2» была закончена. Улетел последний самолет, на котором отправили на материк упряжку собак.

Уже в первые дни дрейфа из-за появления трещин пришлось переместить лагерь на 200 м по направлению к центру ледяного поля. Несмотря на эти дополнительные работы, 16 полярников энергично проводили комплексные научные наблюдения: метеорологические, аэрологические с запуском радиозондов и шаров-пилотов, по измерению магнитного поля Земли, ледоисследовательские и океанографические с выполнением станций от поверхности океана до дна. На разной глубине измерялась температура воды, брались пробы для последующего анализа на содержание хлора, кислорода и ряда других элементов, измерялись скорость и направление течения на разных глубинах, доставались пробы грунта, проводилось траление небольшим тралом для поднятия на поверхность образцов грунта, флоры и фауны, а также сбор планктона с помощью планктонных сеток. Характерно, что качество анализа, выполненного полярниками-гидрологами в гидрохимической лаборатории на дрейфующей льдине, специалистами впоследствии было признано отличным.

Так как ледовый лагерь постоянно был под угрозой внезапного разлома льда, то в полной готовности находились два накаченных воздухом клипер-бота, на специальных нартах уложен и закреплен аварийный запас продовольствия и баллонов с газом. В личных рюкзаках каждого полярника, хранившихся снаружи у палаток на льду, находилось теплое белье, нож, по две банки сгущенного какао и мясных консервов, галеты, спички, табак и бутылка коньяку.

12 июля в палатке радистов вспыхнул пожар. Из горящей палатки чудом удалось вытащить чемоданы с материалами наблюдений и документами. К счастью, никто из полярников не пострадал. Станция осталась без радиопередатчиков, т. е. без связи с материком. «Двое суток, – вспоминал один из участников дрейфа «СП-2» аэролог Вениамин Гаврилович Канаки, – используя детали и лампы от радиозондовых микропередатчиков, Константин Курко и я не выпускали из рук паяльников, монтировали доморощенный передатчик. Еду нам приносили в палатку, а спали мы по очереди, урывками. Мне не забыть Сомова в эти дни. Он находился буквально в стрессовом состоянии, почти не отходил он нашей палатки и только изредка, приподняв входную дверку, вопрошающе смотрел на нас (сейчас нам даже трудно представить себе переживания начальника «СП-2» по поводу исчезновения из эфира секретной полярной станции, ведь недаром его инструктировали при подготовке экспедиции и ответственные сотрудники КГБ. – Прим. авт.).

Наконец передатчик готов, антенна получает приличную отдачу, и, несмотря на калящиеся аноды ламп, мы начали звать радиостанцию мыса Шмидта. На это ушло еще около суток. Не знаю, спал ли все эти дни Сомов, думаю, что нет. Ночью, когда затих эфир, нам ответила полярная станция Уэлен. Через несколько дней летчик В.Н.Задков сбросил нам на парашюте новый комплект рации и гостинцы».

Первоначально работа «СП-2» планировалась на полгода – до осени 1950 г. Затем было решено продлить дрейф еще на полгода – до весны 1951 г. Полярные летчики сумели забросить в лагерь около 20 т продовольствия и оборудования, причем впервые производились посадки на дрейфующие льды в зимнее время. Зимовать на станции остались 11 полярников.

Во время завоза дополнительных грузов А. Ф. Трешников – заместитель директора Арктического института и друг М. М. Сомова – прилетел на «СП-2» и оставался там до отправки последнего самолета. Он понимал, что у остающихся на зимний период полярников впереди большие трудности. А. Ф. Трешникову предстояло сообщить М.М.Сомову, который оставался на зимовку в качестве начальника станции, о смерти его отца. Жена Сомова дала ему два письма – в одном сообщалось о кончине отца, в другом – нет – и просила Трешникова решить на месте, какое из них передать Сомову. «Я вручил ему, – вспоминал А. Ф. Трешников, – «благополучное» письмо, а второе письмо, в нераспечатанном виде увез с собой и вернул жене. Михаил Михайлович как-то спросил меня:

– А как там мой старик?

Я соврал:

– Старик держится молодцом, прибаливает иногда, но что же сделаешь – возраст.

– Боюсь, что я уже не застану его в живых, – с грустью сказал Сомов.

Думаю, что я поступил правильно. Сомов впоследствии никогда не упрекнул меня в том, что я скрыл от него правду».

Вообще, нужно помнить, что родственники полярников «СП-2» даже не знали, где находились их мужья и сыновья. А сами полярники не имели права сообщать родным о своем местонахождении. Со станции и на нее поступали только служебные зашифрованные радиограммы. Недаром полярники сравнивали свое положение с деятельностью разведгруппы в тылу врага.

Особенно тяжело прошел завершающий период зимовки. Позади осталась суровая полярная зима, но Арктика продолжала проверять полярников на прочность.

4 февраля толстое многолетнее ледовое поле, на котором располагался лагерь полярной станции, раскололось на несколько частей. Две трещины прошли через лагерь. Одна – прямо под баней, рядом с рабочей и жилой палатками магнитолога, под астрономическим павильоном, сложенным из снежных кирпичей, разорвав его и ледоисследовательскую палатку. Вторая трещина разорвала «ледовый аэродром» и прошла вплотную около радиопалатки и жилой палатки начальника станции. При этом были нарушены крепления радиомачт и они упали, а также поврежден ветряной двигатель привода электрогенератора. Станция осталась без радиосвязи и электроэнергии.

Начальник станции сразу же, согласно составленному заранее расписанию, распределил всех на бригады, и начались авральные работы. Удалось оттащить от трещин все оборудование и снаряжение, и полярники приступили к установке на новом месте радиомачты.

М. М. Сомов распорядился быстро проверить аварийное снаряжение. Были упакованы в чемоданы и вынесены на лед материалы научных наблюдений. Трое полярников отправились на разведку окружающей местности. Они выяснили, что центр лагеря находится в вершине узкого клина, образованного двумя трещинами и зажатого между массивами льда. Если эти массивы начнут двигаться, то обломок льдины, на котором располагался лагерь, будет полностью смят.

Так как подвижки льдов прекратились, то полярникам удалось ликвидировать самые тяжкие последствия подвижек и торошения льдов. Но через несколько дней, в ночь с 13 на 14 февраля, в восточном направлении был слышен нарастающий грохот торошения. Около 8 часов утра полярники ощутили сильный толчок льда, затем последовал шум и грохот. Внезапно вблизи лагеря возникла гряда торосов, которая быстро росла и достигла высоты 8 м. Ледяной вал начал движение к лагерю, перемалывал он, как в гигантской мясорубке, лед толщиной 3–4 м. Затем впереди него стал расти второй вал, а затем и третий, который располагался в 40 м от ближайшей палатки.

В результате на лагерной льдине возникла целая сетка трещин, затем сама льдина сократилась до размеров 30 X 40 м. Лагерь оказался в ледяных клещах. Нельзя было терять ни минуты. Начальник станции принял решение немедленно переместить станцию, и прежде всего – отойти от ледяных валов. Полярники перебросили через трещины единственный трап и доски и начали спешно перевозить имущество.

Один из полярников, Гурий Николаевич Яковлев (впоследствии доктор географических наук), вспоминал: «В самый опасный момент, когда валы подходили вплотную к лагерю и в любую минуту могли раздавить его, Михаил Михайлович проявил изумительную выдержку. Он, казалось, спокойно добрался до радиопалатки и, составив сообщение о случившемся, поручил нашим радистам Курко и Щетинину немедленно передать его на землю. Последние быстро отстучали тревожное известие и только тогда стали сворачивать радиостанцию; усилиями специальной бригады ее перетащили на другой обломок льдины. Откопали из-под снега и перенесли туда же одну из рабочих палаток гидрологов, в которой стали оборудовать радиостанцию. Возле нее установили и временную радиомачту.

Остальные полярники спасали материалы наблюдений, научное оборудование, аварийное продовольствие, газовые баллоны и все самое необходимое, чтобы просуществовать на льду. Эвакуация станции закончилась под утро следующего дня. Перебазировано было только самое необходимое, в том числе еще одна палатка. Надо сказать, что в эти грозные часы весь коллектив проявил себя дисциплинированно и мужественно, этому немало способствовали выдержка и спокойствие самого Сомова. Вскоре лагерь разместился на крепкой льдине. Научная программа выполнялась без перерыва».

Пережив много трудных и тревожных дней, 11 апреля 1951 г., после 376-суточного дрейфа последним покинул льдину М. М. Сомов. За мужество и героизм, проявленные в ходе дрейфа «СП-2», в 1952 г. М. М. Сомову было присвоено звание Героя Советского Союза, остальные зимовщики были награждены орденами.