Текст книги "Моря российской Арктики"

На аэросанях по побережью Восточно-Сибирского моря

В 30—40-х гг. ХХ в. на побережье Восточно-Сибирского моря и в бассейнах сибирских рек, впадающих в него, работали многие экспедиционные отряды, в тяжелейших условиях обследовавшие побережье и весь регион.

В 1934–1935 гг. Чаунская губа была обследована экспедицией под руководством геолога С. В. Обручева, во время которой впервые в этом регионе были с успехом применены аэросани.

14 августа 1934 г пароход «Смоленск» доставил экспедицию из Владивостока в Певек – поселок на восточном берегу Чаунской губы неподалеку от входа в нее. В составе экспедиции было семь человек. В качестве средств передвижения предполагалось использовать двое аэросаней. Меньшие из них были одной из первых моделей известного авиаконструктора Андрея Николаевича Туполева. В их узком дюралевом корпусе можно было перевозить немного груза. Впереди сидел водитель, за ним в более высокой части корпуса можно было разместить только двух исследователей и немного груза.

Путешественник, исследователь Чукотки и Колымского края член-корреспондент АН СССР С. В.Обручев

Вторые сани, более поздней модели, были широкими и имели закрытую кабину. Рядом с водителем мог разместиться еще один человек, а в большой задней кабине помещалось до 1 т груза или несколько человек. На обоих санях были установлены стосильные отечественные авиамоторы с воздушным охлаждением. Правда, у малых саней входящий в мотор воздух нагревался отработанными газами из двух цилиндров, а в больших санях – из четырех. Поэтому большие сани при сильных морозах (-40 °C) оказались более пригодными. Перед экспедицией была поставлена задача проверить возможность применения отечественных аэросаней для разносторонней исследовательской работы в условиях Чукотки, в горах, на равнинах, на морском и речном льду.

Первые проходы аэросаней начались в январе. 4 января 1935 г. большие аэросани с геодезистом А. С. Ковтуном и двумя водителями вышли из Певека и направились через Чаунскую губу к острову Айон, чтобы определить на его западной оконечности астрономический пункт. Большой остров Айон расположен у входа в Чаунскую губу и до 1935 г. еще не был правильно нанесен на карту. Сам равнинный остров протянулся с запада на восток на 60 км.

Поездка на Айон была очень трудна, тем более что исследователи не знали, покрыта ли губа в средней части сплошным льдом и нет ли там непроходимых трещин или громадных торосов. Дни, вернее, сумерки, были еще так коротки, что за один день исследователи не успели сделать весь маршрут и, найдя на южном берегу плавник, заночевали. Добравшись до западной оконечности острова, они за две ночи закончили астрономические определения и поставили там высокий знак из плавника. 9 января, выехав еще затемно, они за день добрались до Певека, наглядно продемонстрировав преимущества нового способа передвижения при исследованиях Арктики.

Затем последовали походы на малых санях для определения астрономического пункта на западном берегу губы у горы Наглойнын, а большие сани совершили трудный поход протяженностью 120 км по льду через Чаунскую губу и пересекли ее с севера на юг для доставки грузов на базу экспедиции в устье Чауна. Туда же пришли и малые сани после выполнения всех ночных наблюдений у горы Наглойнын.

Безусловно, использование аэросаней в условиях полярной зимы и сильных морозов было совсем не простым делом. С. В. Обручев впоследствии вспоминал: «Мы мчимся по равнине вдоль Паляваам. Снег на равнине Чауна так крепко убит ветрами, что можно ходить по нему даже без лыж. Плоские зигзагообразные и округлые заструги, похожие на маленькие барханы, покрывают поверхность, и лыжи мерно стучат о них. Каждый удар отдается в сердце водителя, ведь это лишний шанс оторвать заклепки и подошву лыж, – водитель старается обходить заструги, но часто заструг так много, что избежать их невозможно…

Пока я осматриваю холм, винт саней не перестает вертеться: если остановить мотор, его потом не заведешь без подогрева. Чтобы снова двинуться в путь, надо сначала прогреть мотор на полных оборотах, и потом начинается самая мучительная часть – раскачивание (чтобы оторвать примерзшие лыжи. – Прим. авт.). При этом надо следить: как только двинутся сани, вскакивать на ходу. В длинной кухлянке, в неуклюжих мехах очень легко поскользнуться; сзади рычит мотор, и, если винт захватит край кухлянки, конец и винту и кухлянке, а может быть, и их владельцу Поэтому сани в момент старта напоминают повозку с обезьянами, которые поспешно карабкаются вверх по корпусу.

Весь процесс упаковывания головы в шапку, очки, маску, шарф надо закончить до старта: на ходу в открытой машине пронизывающий ветер не позволяет обнажать руки и лицо».

Особенно эффективно было использование аэросаней в апреле – мае, когда продолжительность дня значительно увеличилась, а жестокие морозы несколько спали. С. В. Обручев вспоминал об этом периоде экспедиции: «Аэросани все больше радуют нас. Они двигаются так быстро и легко, что кажется, нет уже для них непреодолимых препятствий. Снежные поля мчатся навстречу и уходят назад. Поднимаемся все выше на пологие склоны холмов; сзади остается ровный след – три колеи или, вернее, лыжни, и по ним весело стремится вторая машина. Я впереди, на «флагманской» – на малых санях. Они легче и прокладывают путь. К западу снег становится глубже, ход замедляется, мотор начинает перегреваться. Но вот мы спускаемся в долину Лелювеем. Река глубоко заходит в хребет, громадная треугольная впадина замещает здесь предгорья и подходит вплотную к высоким горам. Множество притоков Лелювеем, выходящих из хребта, пересекает равнину. Надо выбрать базу в вершине этого треугольника, чтобы от нее можно было проникнуть в любую долину… На этот раз у нас честолюбивая надежда – перевалить через Анюйский хребет.

Ущелье Яракваам вверх от первой наледи очень мрачно. Над черными осыпями и белыми скатами тянутся черные обрывы утесов. Ущелье, похожее на узкий коридор, постепенно загибается направо. Дно его покрыто крепкими застругами, а там, где морены стесняют русло, появляются наледи. Аэросани лезут все выше и выше, последняя наша стоянка была на высоте 600 м над уровнем моря, а теперь мы забрались, наверно, еще метров на 200… Долина поворачивает к югу. Хотя речка уходит в узкое боковое ущелье, но на юг по-прежнему идет широкая ледниковая долина. Мы поднимаемся по ее полого-волнистому дну; подъем не очень крут, и сани легко берут его. Вот перевал – плоская седловина на высоте 900 м над морем.

Мы победили, мы перевалили на юг, в лесную страну, в обетованную страну Анюев!.. Спуск на юг круче. Долинка быстро выходит в главную, большую долину, которая идет широким раструбом на юг, к окраине хребта. Кусты здесь появляются вскоре после перевала – сразу видно, что мы попали в благодатную южную страну. А вдоль кустов у подножия склона идет тропинка с большими следами, похожими на человечьи. Но это ходили не дикие индейцы, а всего лишь бурые медведи. На северном склоне они еще спят, а здесь уже проснулись, гуляют и высматривают сонных куропаток».

Научные материалы, собранные С. В. Обручевым во время экспедиции 1934–1935 гг., привели к важным открытиям, определившим дальнейшую судьбу этого отдаленного края. Оказалось, что в части образцов горных пород, собранных в окрестностях Чаунской губы, содержался в значительном количестве оловянный камень (касситерит). Арктический институт, где в то время работал С. В. Обручев, направил в 1937 г. в Чаунский район специальную геологоразведочную группу, а вскоре там началась разработка месторождения оловянных руд. Естественно, что начался поиск и разведка месторождений олова и других цветных металлов во всем Чукотском регионе. За открытия в Чаунском районе С. В. Обручев получил в 1946 г. Государственную премию первой степени.

Гидрографические съемки побережья Восточно-Сибирского моря в 30-х и в начале 40-х гг

Освоение Северного морского пути и развитие арктического мореплавания вызвали необходимость проведения детального прибрежного промера и обследования всех лежащих под берегом банок. В 1931–1932 гг. экспедиция Аэрофлота собрала обширные материалы по описанию побережья Восточно-Сибирского моря. Целью экспедиции было изыскание воздушного пути от Берингова пролива до устья Лены. Летом 1931 г. экспедиция обследовала на двух кавасаках (рыбацких парусно-моторных ботах длиною 12–15 м) побережье от мыса Дежнева до устья Колымы. Перезимовав в Средне-Колы́мске, следующим летом экспедиция прошла далее на запад на моторном боте «Пионер». В ходе экспедиции более подробно были обследованы устья рек Чукочья, Алазея и Индигирка и губы Хромская и Омуляхская, где возможна была посадка и взлет с воды гидропланов.

Подобные гидрографические работы в районе Чаунской губы и острова Айон были выполнены в 1936–1937 гг. гидрографом Л. И. Бордюг и экспедицией на гидрографическом судне «Вихрь» в 1941 и 1943 гг.

А гидрографическая съемка побережья от устья Колымы до острова Айон была выполнена отрядом под руководством В. И. Вильчинского в 1940–1941 гг. Базой этого отряда был пустынный берег у устья реки Раучуа в 100 км восточнее мыса Большой Баранов Камень. «Дикий, необжитый берег, – вспоминал начальник отряда гидрографов, – невольно навеял на нас грустное, тоскливое чувство. Две жалкие полуразрушенные хибарки фактории (ветхий жилой домик и склад) только подчеркивали унылость и суровость ландшафта».

Но вскоре после высадки гидрографов на берег там вырос целый городок белых палаток. Отряд принялся благоустраивать свою базу. «Кроме рук, сметки и некоторого количества необходимых инструментов, мы ничего не имели», – писал В. И. Вильчинский. – Не было ни гвоздей, ни досок. Гидрографы сами пилили бревна на доски, разбирали тару – ящики и фанерой от них крыли крышу, используя гвозди из тех же ящиков».

Почти две недели они жили в палатках при морозах -15—20 °C. В начале октября состоялось переселение в фактически заново построенные домики. Началась напряженная работа по проведению промеров прибрежной полосы, которая проводилась зимой, в пургу и жестокие морозы. Благодаря самоотверженной работе всего отряда к началу навигации удалось изготовить откорректированные карты этого участка побережья Восточно-Сибирского моря.

Экспедиция на ледокольном пароходе «Садко» изучает далекие острова Де-Лонга

В 30-х гг. XX в. на побережье Восточно-Сибирского моря и на островах, обрамляющих его акваторию, появились первые полярные станции, сыгравшие исключительно важную роль в изучении этого отдаленного моря и освоении Северного морского пути. Одна из них была создана в ходе третьей высокоширотной экспедиции, которой руководил директор Арктического института, профессор Р. Л. Самойлович, а его заместителем по научной части был профессор В. Ю. Визе.

В задачи, решаемые экспедицией, входило исследование северной части моря Лаптевых, выяснение вопроса о существовании «Земли Санникова» и устройство полярной станции на одном из островов Де-Ло́нга (т. е. фактически в северо-западной части Восточно-Сибирского моря).

26 июля 1937 г. экспедиция отплыла из Архангельска на ледокольном пароходе «Садко», которым командовал полярный капитан Николай Иванович Хромцов, и уже 14 августа прошла мимо мыса Челюскин. В 150 милях к востоку от островов Комсомольской Правды глубина моря стала увеличиваться и достигла 800 м. Это указывало на близость границы шельфовой части дна. Пароход повернул на север и вскоре в точке с широтой 78°31 с. ш. глубина моря оказалась равной 2386 м. Экспедиция вошла в глубоководную часть Полярного бассейна. Выполнив на больших глубинах несколько океанологических станций, «Садко» пошел на юг, а затем по параллели 76° с. ш. пересек море Лаптевых с запада на восток.

Экспедиция прошла к северу от Новосибирских островов вдоль кромки льдов и никакой неизвестной земли не обнаружила. Ученые, используя судовой эхолот и приборы для гидрологических исследований, собрали ценные сведения об этих малодоступных тогда районах Арктики.

25 августа «Садко» подошел к острову Генриетты, где на его северном берегу был поднят государственный флаг. Было решено создать на этом острове полярную станцию. При выгрузке оборудования и материалов для полярной станции «Садко» пришвартовался бортом к краю ледника, перекрывающего остров. Как всегда, профессор Р. Л. Самойлович принял решение на выгрузку у ледового причала только после того, как ученые убедились, что ледник прочно опирается на морское дно и нет никаких признаков подвижки ледовой реки.

Полярники приступили к строительству станции. В течение 12 дней, пока шла выгрузка материалов и оборудования и проходило строительство сооружений станции, проводилось исследование этого острова. Астроном И. Д. Жонглович провел астрономические наблюдения и установил, что остров Генриетты лежит на 15 миль западнее того места, где он был обозначен на карте американской экспедицией Де-Лонга, открывшей его. Длина острова равна 4 км, ширина – 3,5 км. Остров сложен из песчаников, местами видны прорвавшиеся из глубины изверженные породы. Берега острова образованы почти везде крутыми недоступными скалами. Центральная часть острова покрыта ледниковым куполом высотой более 300 м.

3 сентября постройка станции была завершена. На острове остались работать семеро полярников во главе с Л. Ф. Мухановым. Они проработали на острове год, и в навигацию 1938 г. смену зимовщиков произвело гидрографическое судно «Охотск». Эта полярная станция работала до июля 1940 г., когда коллектив полярников после консервации станции был вывезен оттуда самолетом.

Затем экспедиция направилась к острову Жаннетты, на который до этого еще не ступала нога человека. 6 сентября на остров, берег которого по всему периметру образовывали отвесные скалы, высадилась исследовательская партия и подняла на острове государственный флаг. По своему строению этот остров был подобен предыдущему, центральную его часть покрывал ледниковый купол.

Далее «Садко» направился к острову Жохова, посещенному только один раз отечественными военными гидрографами в 1914 г. 7 сентября на остров, совершенно лишенный ледников, высадились исследователи с «Садко» и сделали интересные находки: бивень мамонта и берцовая кость овцебыка. На берегу был обнаружен каменный гурий, поставленный там моряками «Таймыра» в 1914 г. Любопытно, что в том году остров Жохова со всех сторон омывался чистой водой.

После этого «Садко» подошел к острову Беннетта, где участники экспедиции высадились на берег и обнаружили следы пребывания группы Э. В. Толля в 1902 г. Сам остров был заснят морской описью. Так закончилась успешная работа экспедиции по описи и изучению далеких островов Де-Лонга.

ГЛАВА 5
ЧУКОТСКОЕ МОРЕ

Там влажная стезя белеет

На веток пловущих кораблей:

Колумб Российский через воды

Спешит в неведомы народы.

М.В.Ломоносов

Загадки биографий Ф. А. Попова и С. И. Дежнёва

Пятым российским арктическим морем является Чуко́тское. С запада оно обрамлено островами Врангеля и Геральд, а также северным побережьем Чукотского полуострова. С востока море замыкает северо-западное побережье Аляски, а на севере оно переходит в Северный Ледовитый океан. Почти посередине моря по меридиану 168°49′ 30″ з. д. проходит восточная граница российского сектора Арктики. Далее к югу граница пересекает Берингов пролив, соединяющий Чукотское море с Беринговым, уже тихоокеанским, морем.

Климат Чукотского моря определяется связью с Центральным Арктическим бассейном, с одной стороны, и сравнительной близостью к Тихому океану – с другой. Сток рек в море невелик и не оказывает существенного влияния на его гидрологию. А вот приток тихоокеанских, более соленых и теплых вод через Берингов пролив велик и сильно влияет на распределение льда, температуры и солености вод Чукотского моря. Как образно выразился Д. Б. Карелин, «так, из вечной борьбы двух океанов, в которой временный перевес берет то одна, то другая сторона, складываются события, происходящие в водах Чукотского моря».

Наряду с Баренцевым, Чукотское море отличается исключительно изменчивой погодой. По организмам, живущим в море, можно судить о смешивании вод двух океанов: на дне моря и в воде встречаются тихоокеанские и арктические виды рыб, моллюсков, планктона.

Постоянные течения Чукотского моря формируются под влиянием вод, втекающих в него через Бе́рингов пролив и пролив Ло́нга. При выходе из пролива воды Берингова моря распространяются веерообразно. Основной поток их направлен почти на север. На широтах залива Коце́бу к ним присоединяются опресненные стоком рек воды, выносимые из этого залива. Двигаясь далее на север, воды Бе́рингово—О́рского течения возле мыса Хоп на побережье Аляски разделяются на два потока. Один из них движется к северу и за мысом Лисбу́рн поворачивает на северо-восток к мысу Барро́у (оба мыса находятся на побережье Аляски), а второй от мыса Хоп отклоняется на северо-запад.

Физическая карта Чукотского моря

Второй поток вод, вносимых в Чукотское море, из пролива Лонга течет вдоль материкового побережья на юго-восток. Временами это Чуко́тское течение входит в Берингов пролив и проходит вдоль его западного берега. При слабом развитии этого течения воды беринговоморского потока отжимают его к северо-востоку. Весной и летом южные и юго-восточные ветры несут теплый воздух и воду в Чукотское море. В центральной части моря появляется и доминирует тихоокеанская вода. Действие холодного Чукотского течения ослабевает.

Осенью здесь господствуют северо-западные ветры. Теплое Берингово-морское течение ослабевает, а в отдельные годы прекращает свое движение к северу. Зато холодное прибрежное течение становится мощным, стремительным и заполняет почти все поперечное сечение Берингова пролива.

Льды в Чукотском море существуют круглый год. Зимой море, как правило, сплошь покрыто льдами, неподвижными у самого берега и дрейфующими вдали от него. По сравнению с морями Лаптевых и Восточно-Сибирским, припай распространяется здесь незначительно. Он занимает узкую прибрежную полосу и врезанные в берег бухты и заливы. Ширина его не превышает 10–20 км. За припаем находится полоса дрейфующих льдов толщиной 150–180 см. На севере моря встречаются многолетние паковые льды. При длительном действии ветров с южных румбов дрейфующие льды отжимаются от побережья материка и между ними и припаем образуется обширная полынья, вода в которой интенсивно отдает тепло и вновь покрывается молодым льдом.

Летом обычно кромка льда отступает на север, располагаясь по линии, направленной от северной оконечности острова Врангеля до мыса Барроу. Мало льда в море наблюдается со второй половины августа и весь сентябрь. Бывают годы, когда лед скапливается в проливе Лонга и вдоль чукотского побережья, что очень затрудняет проход судов. Крайне редко лед отступает далеко от берегов Чукотского полуострова.

Известно, что по этому далекому арктическому морю русские казаки, промышленники и торговцы плавали еще в середине XVII в. Одним из важнейших этапов великих географических открытий XVII в. явилось плавание русских вокруг Чукотского полуострова, подтвердившее наличие морского прохода из Ледовитого моря в Восточный (Тихий) океан. Это выдающееся достижение связано с именами торговца Федота Алексеевича Попова и казака Семена Ивановича Дежнёва.

О жизни Ф. А. Попова, позже получившего прозвище Холмогорец, известно немного. Он был помор, родом из Холмогор – знаменитого села на Северной Двине, вблизи которого позднее родился М. В. Ломоносов. Возможно, что фамилия Попов свидетельствует о его происхождении из семьи священнослужителя. Вероятно, он знал грамоту: известно, что в дальнейшем ему доверяли большие партии товаров и крупные суммы денег, торговые операции, которые предполагают элементарное знание грамоты и приемов счета.

С. И. Дежнёв (бюст)

В 30-е гг. XVII в. он попал в поле зрения крупного московского купца («царского гостя») Алексея Усова и сумел заслужить его доверие. Судя по дальнейшей судьбе Ф. А. Попова, он достиг этого благодаря своей смелости, настойчивости и практической сметке, проявленной в торговых делах.

В 1638 г. А. Усов отправил большую партию своих товаров в далекую Сибирь и доверил их Ф.А.Попову и устюжанину Луке Васильеву Сиверову, причем Попов был определен старшим торгового каравана. Есть сведения, что Ф. А. Попов начал свою деятельность в Сибири продажей хмеля в Тю́мени, Тобо́льске, То́мске и Енисе́йске.

В июне 1641 г. Ф. А. Попов в Енисейске выправил проезжую грамоту – таможенный пропуск – на Лену и на следующий год прибыл в Якутск. Ознакомившись с местными условиями, он, вероятнее всего, принял решение перенести свою торговлю и промысловую деятельность в дальние «землицы». Видимо, у него возникли какие-то разногласия с Л. В. Сиверовым, и они разделили порученные им товары: к Федоту, как к старшему, перешло почти 2/3 товаров и казны.

6 июля 1642 г. якутский таможенный голова выдал Ф. А. Попову грамоту, в которой указывалось, что приказчик идет на «стороннюю» реку Оленёк на рыбную ловлю и на соболиный промысел и везет с собой «хлебного запасу и промышленного заводу (снаряжения для промысла и рыбной ловли. – Прим. авт.) и русково товару (изделия для обмена у местных племен на меха. – Прим. авт.)» на очень крупную для того времени сумму – 1025 р.

Первое морское крещение в сибирских морях, вероятнее всего, Ф. А. Попов получил при плавании из Якутска на реку Оленёк на кочах в составе купеческого каравана под командованием известного землепроходца и морехода И. И. Реброва.

Однако надежды Попова на удачную торговлю и промысел не оправдались. Местные эвенки восстали и вытеснили торговцев и промышленников из лесов, где водились соболя, в тундру. Видимо, не удалось ему наладить и меновую торговлю с местными жителями. Сопротивление местных племен заставило русских промышленников временно перейти на другие реки. Вероятнее всего, с ними ушел и Ф. А. Попов. Пришлось ему перебираться на Лену, а оттуда и на расположенные к востоку северные реки, куда чаще всего добирались морем на кочах из устья Лены.

Зимой или весной 1647 г. Ф. А. Попов прибыл на Колыму, где собирался покрыть убытки, понесенные на оленёкских промыслах. Именно там, на Колыме, он встретил С. И. Дежнёва и далее их судьбы на некоторое время переплелись.

Жизненный путь С. И. Дежнёва во многом был типичным для сибирского казака того времени. Родился он около 1605 г. в Поморском крае, в деревне Осиновской Волоко-Пинежской волости Двинского уезда.

С. И. Дежнёв по примеру многих поморов связал свою жизнь с Сибирью, где уже в молодые годы начал казачью службу сперва в Тобольске, а затем в Енисейске. В 1638 г. он был направлен на службу в Якутск в составе казачьего отряда сотника Петра Бекетова. Вместе с ним на службу в Якутск из Енисейска пришли Михайло Стадухин, Василий Бугор, Постник Иванов и другие казаки, чьи имена навсегда вошли в историю русских географических открытий в Сибири и на Дальнем Востоке.

По прибытии в Якутск С. И. Дежнёв был поставлен на денежное, хлебное и соляное довольствие с окладом рядового казака. Как и многие сибирские казаки, С. И. Дежнёв был женат, видимо, дважды и оба раза на якутках. Наверное, он говорил по-якутски. В 1639–1640 гг. Дежнёв участвовал в походах для сбора ясака у местных жителей якутских волостей. Из немногочисленных сохранившихся до наших дней документов можно сделать вывод, что С. И. Дежнёв на протяжении всей службы всегда старался действовать при сборе ясака мирными средствами, применяя силу лишь в крайнем случае.

С казацкими отрядами Дежнёв побывал в зимовьях на Яне и Индигирке. В августе 1641 г. С. И. Дежнёв вышел из Якутска в составе отряда из 16 казаков во главе с М. В. Стадухиным с целью пройти на Оймякон – левый приток Индигирки, куда прибыли уже глубокой осенью. Затем он в составе этого отряда побывал на реке Моме и спустился на коче к устью Индигирки. Осенью отряд М. В. Стадухина перешел морем в устье Алазеи, где соединился с отрядом Д. М. Зыряна и осенью 1643 г. направился также морем к устью Колымы.

Вероятнее всего, С. И. Дежнёв принимал активное участие в постройке Нижне-Колымского зимовья, где он прожил три года и отличился храбростью при сборе ясака с местных племен. На Колыме среди казаков все шире распространялись слухи о том, что на востоке от бассейна Колымы течет «захребетная река Погыча» (до 1647 г. так называли реку Анадырь), по берегам которой в тайге водится множество соболей. Доходили до казаков слухи и о наличии на востоке Колымы моржовых лежбищ, что сулило богатую добычу «рыбьих зубов» (моржовых клыков).

Слухи эти стали известны многим торговцам и промышленникам, которых немало собралось в Нижне-Колымске. Ф. А. Холмогорец (Попов) решил организовать крупную промысловую экспедицию для поиска этой таинственной реки Погычи.

Он снарядил четыре коча, на которых в плавание вышли 63 промышленника и торговца. С. И. Дежнёв по его просьбе был включен в состав экспедиции в качестве официального лица, представителя московских властей, ответственного за сбор ясака в «новых землицах», и получил наказную память на это от приказчика Нижне-Колымского острога, казака Второго Гаврилова.

В своей отписке якутскому воеводе, датированной после июня 1647 г., В. Гаврилов докладывал: «В прошлом во 154 году (1646 г. – Прим. авт.) летом с усть Ковымы реки ходили на море гуляти в коче вперед промышленные люди девять человек: Исайко Игнатьев Мезенец, Семейка Алексеев Пустозерец с товарищи. И с моря пришли к нам на Ковыму реку в роспросе сказали: бежали-де они по большому морю, по зальду, подле Камень двои сутки парусом и доходили до губы, а в губе нашли людей (Л. С. Берг вполне обоснованно предполагал, что они достигли Чаунской губы. – Прим. авт.), а называются чухчами, а с ними торговали небольшее место потому, что толмача у них не было, а съезжати к ним с судна на берег не смели, вывезли к ним товарцу на берег, положили и они в то место положили кости рыбья зуба немного, а не всякой зуб цел: деланы у них пешни да топоры и с той кости, и сказывают, что на море-де тово зверя много, ложится-де он на место. И в нынешнем во 155 году (1647 г. – Прим. авт.), июня… пошли на море москвитина гостиной сотни торгового человека Алексея Усова прикащик Федотко Алексиев холмогорец с покрученниками двенатцать человек (промышленниками, снаряженными за счет Ф. А. Попова. – Прим. авт.), а иные збирались промышленные люди своиуженники (промышленники, которые снарядились сами, за свой счет. – Прим. авт.), а сверх их собралось 50 человек, пошли на четырех кочах той кости рыбья зуба и соболиных промыслов разведывати. И тот Федотко Алексиев с товарищи к нам в съезжую избу словесно прошали (просили выделить. – Прим. авт.) с собою служилого человека. И бил челом государю Якуцкого острогу служилой человек Семейка Дежнёв ис прибыли, а челобитную подал в съезжей избе, а в челобитной явил государю прибыли на новой реке в Анадыре сороков сем соболей (сороков – это 40 соболей, семь сороков – 280 шкурок. – Прим. авт.). И мы его, Семейку Дежнёва отпустили для тое прибыли с торговым человеком с Федотом Алексиевым и для иных новых рек проведывать и где бы государю мошно прибыль учинити. И дали им наказную память и где буде найдут неясашных людей, и им аманатов имати (брать заложников. – Прим. авт.) и государев ясак с них збирати и под ево царскую высокую руку подводити и прочая».

Из наказной памяти следует, что Ф. А. Попов был назначен целовальником, т. е. отвечал за поступление в казну денежных доходов. А благодаря этому и наличию в составе экспедиции лица, ответственного за сбор ясака (С.И.Дежнёва), сугубо частная экспедиция становилась в определенной степени экспедицией, посланной колымскими властями.

Летом 1647 г. четыре коча вышли из устья Колымы в море и повернули на восток. Так и неизвестно, как далеко смогли они продвинуться к востоку. Из-за тяжелых ледовых условий экспедиция тем же летом возвратилась в Нижне-Колымск.

Несмотря на неудачу, Ф. А. Попов решил повторить плавание на восток в следующем году. Когда С. И. Дежнёв снова подал просьбу о назначении его в экспедицию 1648 г. ответственным представителем властей и сборщиком ясака, то на этот раз подобное предложение подал и якутский казак Герасим Анкидинов, который обещал собрать для казны 280 соболей и вдобавок поступить на «государеву службу своим животом, судном и оружьем, порохом и всякими заводы», т. е. за свой счет снарядить судно, приобретя оружие, боеприпасы и все необходимое снаряжение.

С. И. Дежнёв в свою очередь обещал увеличить сбор ясака до 290 соболей и обвинил Г. Анкидинова в том, что тот «прибрал к себе воровских людей человек с тридцать, и хотят оне торговых и промышленных людей побивати, которые со мною идут на ту новую реку, и животы их грабить, иноземцев хотят побивать же, с которых я прибыль явил».

Колымские власти поддержали С. И. Дежнёва и назначили его вновь своим официальным представителем. Тогда один из подчиненных Г. Анкидинова, Пятко Неронов, подал В. Гаврилову жалобу на Дежнёва, обвиняя его в незаконных действиях и требуя над ним «царского суда». Но Гаврилов, убедившись в абсолютной голословности обвинений, проигнорировал жалобу. Тем не менее Анкидинов со своими людьми снарядил коч и сумел присоединиться к экспедиции Попова – Дежнёва.

Историк Б. П. Полевой на основании ряда документов считает, что плавание новой экспедиции началось из Средне-Колымского зимовья 20 июня. После остановки в Нижне-Колымском зимовье экспедиция вышла в Ледовитое море в начале июля и повернула на восток.

Помимо Ф. А. Попова и его 29 покрученников, в походе приняли участие приказчики богатого московского гостя Василия Гусельникова – Афанасий Андреев и Бессон Астафьев со своими покрученниками. Эти приказчики возглавляли отдельный отряд, разместившийся на двух или трех кочах.

С. И. Дежнёв в экспедиции непосредственно возглавил один из отрядов, составивший экипаж одного коча. В отряд входили 18 промышленных и служилых людей. В снаряжении этого отряда Дежнёв принял личное участие. Впоследствии он указывал в челобитной, что снарядился для похода к Анадырю «на свои деньги» и «от морского разбою (т. е. кораблекрушения во время бури. – Прим. авт.) обнищал и одолжал великими неокупными долги». Видимо, он вложил в снаряжение экспедиции все свои деньги, полученные за продажу большой партии соболей, вымененных на русские товары и добытых в результате удачной охоты во время промысловых поездок на Колыме.