Текст книги "Жизнь для Венгрии. Адмирал Миклош Хорти. Мемуары. 1920—1944"

Естественно, я был сильно удивлен, и ответил, что полностью признаю те трудности, о которых они говорили. Я поблагодарил их за доверие ко мне, о котором свидетельствует их предложение, но сказал, что не готов принять его. Что же давало мне смелость и силу трудиться ради возрождения нашего разрушенного Отечества? Только чувство, что, исполняя обязанности регента страны, я могу рассчитывать на доверие честного и преданного стране рядового гражданина. Посягни я на корону, я сразу же потеряю право на уважение, и меня могут обвинить в корысти, и мои собственные братья обернутся против меня. Никогда, даже в случае плебисцита, в результате которого народ выразил бы свою волю, я не принял бы королевскую корону.

Глава 12
Дорога к свободе

Отношение государств-преемников к двум неудавшимся попыткам короля Карла IV восстановить монархию в Венгрии ярчайшим образом показало, как крепки стены тюрьмы, которые Трианон выстроил вокруг страны, и как охотно ее соседи приняли на себя роль тюремщиков. Бенеш зашел настолько далеко, что потребовал выплаты Чехословакии денежной компенсации за те расходы, что она понесла, объявив частичную мобилизацию в октябре 1921 г. Тем не менее моей задачей была консолидация всех политических сил в стране и развитие экономики, чтобы проложить дорогу к свободе. Благое Провидение подарило мне соратника, на которого я мог полностью положиться, и я был уверен, что он воплотит в жизнь все задуманные мной проекты. Это был граф Иштван Бетлен, человек выдающегося ума и замечательного характера, которого, после отставки графа Телеки в апреле 1921 г., я назначил премьер-министром. Дворянский род Бетлен принадлежал к старой протестантской аристократии Трансильвании, и на протяжении нескольких веков многие выдающиеся деятели Венгрии носили эту фамилию. Бетлен удачно совмещал в своей деятельности консервативный подход и идеи либеральных реформ. Его знание общественных запросов и прирожденный талант политика помогли ему воспользоваться имевшимися возможностями в интересах внешней политики и даже способствовать их появлению, что помогло Венгрии постепенно восстановить свою независимость.

Первая возможность появилась, когда обострился вопрос принадлежности западновенгерской области Бургенланд, которая согласно Трианонскому договору передавалась Австрии. Это было сделано ради того, чтобы, во-первых, превратить эту область в яблоко раздора между Австрией и Венгрией и, во-вторых, заложить основание для будущего славянского коридора между Чехословакией и Королевством сербов, хорватов и словенцев. Время передачи этой области, население которой было в основном немецкоговорящим, в договоре определено не было. Партизанские отряды, подобные тем, что появились в восточных районах Верхней Силезии, где немецкие инсургенты были достаточно активны, возникли и в Венгрии. Этими отрядами командовал гусарский полковник Пал Пронаи, который был настроен решительно против дальнейшего отторжения от Отечества его исконных земель. Чехи поддерживали в этом вопросе Австрию и предложили ей военную помощь. Это предложение чехословацкого президента, сделанное во время его встречи с австрийским президентом 10 августа 1921 г. в Халльштатте, было подтверждено договором от 16 декабря 1921 г., заключенным в Лане. Когда правительство в Праге послало нам возмутительную ноту с требованием передать Бургенланд Австрии, конфликт казался неизбежным. Если бы он произошел, то при тогдашних обстоятельствах он мог иметь для нас катастрофические последствия. Но графу Бетлену удалось получить поддержку маркиза де Торретта, итальянского министра иностранных дел, который, по вполне понятным причинам, был против создания славянского коридора. С его согласия была проведена Международная конференция в Венеции, на которой 11 октября спорная область была разделена на две зоны А и В, а для зоны Z, в которую входил город Шопрон и 14 окрестных деревень, был организован плебисцит. В результате свободного волеизъявления 75 % населения сделали выбор в пользу Венгрии. Более важным результатом этого плебисцита было то, что Венгрия показала свою готовность договариваться о границах мирными средствами и что Венецианская конференция пробила тем самым первую брешь в изоляционном кордоне, окружившем страну.

По моей просьбе граф Бетлен вновь занял свой пост после того, как он заявил об отставке своего кабинета, когда парламент 3 декабря 1921 г. был принужден под давлением союзных держав принять Закон о детронизации Габсбургов и отмене прагматической санкции. Отставка была демонстрацией протеста против наглого вмешательства во внутренние дела нашей страны, что вряд ли пристало демократическим державам, которое заставило венгерский парламент подчеркнуть в преамбуле к закону, что он не был бы принят, не будь внешнего давления на страну.

Проблемы внутренней политики все больше выходили на передний план. Когда Бетлен еще был депутатом парламента, ему удалось 13 июля 1920 г. добиться слияния основных политических парламентских партий: Объединенной христианской национальной партии и партии мелких хозяев и сельских работников. Название вновь образованной партии менялось неоднократно, как и ее аббревиатура, но вплоть до 1944 г. эта партия оставалась становым хребтом политической системы страны. На выборах в мае 1922 г., состоявшихся после проведения электоральной реформы, в парламент прошли не только представители буржуазной оппозиции, но также социалисты. Это произошло в результате решения Бетлена попытаться преодолеть все внутренние расколы и расхождения, остававшиеся со времен революции и контрреволюции, разрешить организацию профсоюзов, гарантировать свободу прессы, слова и политических собраний, и в завершение объявить всеобщую политическую амнистию. Курс на примирение, который имел с моей стороны полнейшую поддержку, проводился и в отношении тех лиц, кто в октябре 1921 г. поддержал попытку реставрации. Даже те, кто принял участие в ней, не были привлечены к ответственности.

Поскольку ни верхняя палата, или палата магнатов, которая в своем старом облике соответствовала более или менее британской палате лордов, ни однопалатная система не могли быть рекомендованы для организации внутриполитической жизни в стране, правительство Бетлена в 1926 г. приняло закон о создании реформированной верхней палаты. В состав старой палаты входили представители высшей аристократии, которая платила минимальный поземельный налог. Новая верхняя палата была представлена в основном выборными депутатами, делившимися на четыре группы. В первую входили члены Габсбург-Лотарингского дома, которые были обязаны владеть венгерским языком, и представители высшей аристократии. Представители этих аристократических семейств выбирали собственных депутатов, которые составляли половину общего числа депутатов городов и комитатов. Вторую группу образовывали представители официальных организаций. Среди них были католический епископат, представители трех протестантских церковных общин, главный раввин и председатель Верховного суда. В третьей группе были представители сельских и муниципальных советов, представители университетов, художественной и музыкальной академий и профессиональные представители торговли, промышленности, сельского хозяйства и свободных профессий. И наконец, в четвертой группе были сорок четыре депутата, которых регент имел право назначать.

Парламент был законодательным органом; он состоял из верхней палаты в составе 244 депутатов и нижней – в составе 245 депутатов, которые переизбирались каждые пять лет всеобщим голосованием – открытым в сельских районах и тайным в городах. Объявление войны или заключение мира нуждалось в санкции парламента в соответствии с положением конституции. В качестве регента страны я имел, как я уже объяснял, право дважды отклонять любой законопроект, если же в случае третьего рассмотрения его большинство голосовало за его принятие, я уже не мог отклонить его. Я назначал премьер-министра и министров, но они были ответственны только перед парламентом.

Мы, венгры, гордимся нашей неписаной конституцией так же, как и британцы своей. Эта конституция восходит к Золотой булле 1222 г. (грамота венгерского короля Андраша II Арпада, ограничивающая права монарха). Ни в одной стране европейского континента конституция и парламент не сыграли такой выдающейся роли, как в Венгрии и Польше, и ничто не было так далеко от правды, как то, что Венгрия «феодальная» страна. Аристократия, представленная в верхней палате ipso jure (по закону) 38 членами, избранными из самых древних фамилий, не играла столь важную роль, как в Англии, где король имел право присваивать новые титулы аристократам. Это было право, которым, как я уже говорил, я не обладал. Не соответствует действительности и тот факт, что большая часть земли была в руках небольшого класса крупных землевладельцев. 75 % всей пахотной земли соответственно статистическим данным 1935 г. принадлежала мелким фермерам и владельцам участков земли площадью в среднем 2 тысячи хольдов[49]49
  1 хольд равен 0,432 га или 0,575 га (кадастровый хольд).


[Закрыть] и меньше.

Это не означает, что я или работавшие во время моего регентства правительства считали аграрную проблему решенной. Разработку законодательства, определяющего порядок раздела больших земельных владений, необходимо было вести с большой осмотрительностью. Большая плотность населения и привязанность крестьян к своему земельному наделу делали невозможным решить аграрную проблему простым разделом земли. Тем более если речь шла о такой стране, как Венгрия, экономика которой основывалась на экспорте сельскохозяйственной продукции. Поэтому сохранить рентабельные большие имения было настоятельно необходимо. Не следует забывать, что экономика страны значительно пострадала в результате разрушений, вызванных войной, и выплаты репараций; кроме того, она лишилась многих сырьевых ресурсов и лесных массивов. Экспроприация собственности без всякой компенсации, подобная той, что была проведена в некоторых соседних государствах, в основном за счет национальных меньшинств, противоречила нашим традициям и нашему чувству справедливости. Нашей задачей, таким образом, было привести социальную политику в соответствие с экономическими и финансовыми возможностями, руководствуясь принципом справедливости. И это в действительности и было претворено в жизнь. После Акта об аграрной реформе 1920 г., согласно которому крестьяне получили более миллиона хольдов земли, в результате Акта о поселенцах 1936 г., предвосхитившего позднейшие события, и Актов аграрной реформы 1940 и 1941 гг. было распределено еще 930 тысяч хольдов. Эта земельная собственность почти в 2 миллиона хольдов составила почти две трети площади крупных земельных поместий, причем на одного частного владельца приходилось более чем тысяча хольдов земли. В целом к 1940 г. было создано 412 537 новых малых хозяйств, 251 образцовая ферма и 55 поместий среднего размера.

Так как род мой всегда был связан с землей, мне были знакомы прискорбные результаты либерального права наследования. Равный раздел фермерского хозяйства среди наследников ведет не только к росту все более мелких владений, но также к уменьшению количества семей. Мне надолго запомнилось заявление лорда Кастлри, сделанное на Венском конгрессе. Соглашаясь с мирными условиями для Франции, которые были, по его мнению, слишком льготными, он заметил, что законы наследования при действующем гражданском кодексе Наполеона приведут к тому, что от Франции не будет исходить никакой военной угрозы в ближайшую сотню лет.

Однако было невозможно провести достаточно радикальные изменения в давно сложившихся правах наследования. Мне пришла мысль учредить военный орден за заслуги: все венгры, а также представители иных национальностей, героически сражавшиеся на войне и имевшие безупречную репутацию, получали «земельный надел героя» в 16 хольдов, с домом, конюшней, двумя лошадьми и коровой. Кавалеры ордена, уже владевшие земельным участком, могли зарегистрировать его весь или часть его в статусе вышеупомянутого надела. Право наследовать подобное хозяйство принадлежало исключительно старшему сыну. В первые три года оно получало освобождение от налогов; по истечении этого срока надо было платить за амортизацию, выплата была распределена на 30 лет и больше. Всего были образованы три тысячи таких хозяйств. Необходимые средства для обработки земли были получены за счет дотаций государства и добровольных пожертвований.

Нет необходимости говорить, что формирование и обучение армии было особенно близко моему сердцу. Мы изучали преимущественно труд германского генерала фон Секта[50]50
  Фактического командующего урезанного до 100 тыс. рейхсвера в 1920–1926 гг.


[Закрыть], так как мирный договор разрешал нам иметь армию не более чем 30 тысяч человек.

Мое намерение повысить уровень образования осуществил весьма профессионально министр народного просвещения граф Клебельсберг, который стал широко известен и за границей. В 1920 г. 15,2 % населения в возрасте старше 6 лет были неграмотными; к 1930 г. этот показатель снизился до 9,6 %, а в 1941 г. на той же самой территории (за исключением тех областей, которые были возвращены нам) было всего 4 % неграмотных. За двадцать лет, с 1918 по 1938 г., число начальных школ увеличилось с 5584 до 6899; число учителей начальных школ выросло с 14 400 до 20 149. В сельских районах проводились специальные тесты среди учащихся, чтобы выявить одаренных детей из бедных семей и предоставить им необходимую помощь для дальнейшей учебы в средней школе, а затем и университете. В 1918 г. в наших университетах было 10 тысяч студентов; в 1938 г. их число выросло до 18 тысяч. В 1937 г. правительство учредило стипендию М. Хорти, названную в мою честь, с помощью которой ежегодно несколько сот учащихся с ограниченными средствами могли поступить в университет. Бывшие университеты в Коложваре (Клуже) и Пожони (Братиславе) были переведены в Сегед и Печ соответственно.

Как и во многих других странах, в Венгрии в годы после Первой мировой войны также свирепствовала инфляция. Раздел Венгрии, выплата репараций и тяжелые последствия войны не давали нам возможности провести стабилизацию нашей валюты; наши наиболее ценные активы были в залоге у наших кредиторов. Прежде чем мы могли получить заем в других странах, необходимо было вернуть ценные бумаги. С этой целью 18 сентября 1922 г. мы вошли в Лигу Наций; таким образом, мы могли наблюдать за работой ее финансовой комиссии. Заем в 250 миллионов золотых крон мы использовали наилучшим образом, так что комиссар по финансам мистер Джеремия Смит, накануне своего отъезда в Женеву 30 июня 1926 г. после двух лет пребывания в нашей стране, смог заявить, что мы выполнили свои обязательства и достигли сбалансированности нашего бюджета. На следующий год нашей валютой вместо кроны стала пенгё, от венгерского слова «звонкий», что было приятным напоминанием о звоне полноценных монет.

Американец мистер Смит был надежным другом нашей страны. Он пожертвовал все свои гонорары венгерским студентам, обучавшимся в Америке. Да и впоследствии он давал нам ценные советы. Только однажды он поставил меня в неловкое положение. Когда пришло время его отъезда, мы захотели выразить ему нашу признательность в виде подарка, который доставит ему наибольшее удовольствие. После моих расспросов он высказал необычную просьбу: увидеть своими глазами корону Святого Иштвана (Стефана). Необходимо сказать, что для нас это не просто экспонат, а священная реликвия. Когда государственный секретарь святого престола Пачелли в ранге папского легата посетил Евхаристический конгресс 1938 г., он коленопреклоненно молился перед ней. Три ключа от ларца, в котором лежала корона, находились у премьер-министра и двух хранителей короны. Ключ к помещению, в котором находится ларец, хранился у командира королевской гвардии в чине полковника. Королевская гвардия имела свою форму: белый плащ и шлем с перьями цапли.

Для того чтобы удовлетворить просьбу мистера Смита, я должен был обратиться за разрешением к Тайному совету. Торжественная процессия вошла в сводчатый зал, где хранился ларец, и он был открыт. Мистер Смит стоял безмолвно перед этим великолепным произведением искусства византийского мастера-ювелира. Крест на короне несколько наклонен, что объясняется тем, что в смутные времена Средневековья святыню ради сохранности пришлось закопать и, когда ее доставали из-под земли, крест был немного погнут. Мистер Смит повернулся ко мне и произнес: «Мне теперь понятно, почему я так хотел ее увидеть. Дело было не в короне. Корона Святого Иштвана – это сама Венгрия».

Я уже говорил, что моей задачей было добиться пересмотра Трианонского договора мирными средствами. Дружба с Германией, рейхспрезидентом которой был выбран фельдмаршал фон Гинденбург, к которому я относился с глубоким уважением, была для нас в годы после окончания Первой мировой войны естественным проявлением наших чувств. Ответ «Nem, nem soha!» («Нет, никогда!») нашей нации на решения Трианона нашел горячий отклик в Германии. Однако в то время Германский рейх имел собственные проблемы, но его неоднократные обращения к другим нациям постоянно оставались незамеченными, в то время как по-настоящему мудрый государственный деятель, думая прежде всего о будущем, должен был бы обратить внимание на немецкие предложения о пересмотре Трианонского договора. Венгрии, небольшой стране, находившейся в окружении враждебного внешнего мира, приходилось быть дружественной в отношениях с ведущими державами.

Наша дружба с Польшей после окончания польско-советской войны, о которой я говорил ранее, почти никак не сказывалась на нашей внешней политике, в то время как тесные связи Варшавы и Парижа снизили напряженность в польско-чешских отношениях, что было выгодно и нам. Первой страной, с кем Венгрия заключила договор о союзе в 1923 г., стала Турция; наши отношения с этой страной начали быстро развиваться с образованием турецкого национального государства во главе с Кемалем Ататюрком[51]51
  Ататюрком (тур. «отец турок») Мустафа Кемаль-паша (1881–1938) стал именоваться с 1934 г.


[Закрыть]. Когда Малая Антанта вступила в союз с теми странами, которые были настроены враждебно по отношению к Венгрии (и только во вторую очередь Болгарии), моей главной заботой стало налаживание отношений с нашими южными соседями. В прошлом я близко сошелся с хорватами, прекрасными матросами и морскими офицерами, бегло говорил на их языке; мне открылась военная доблесть сербских офицеров во время войны; и все это заставило меня поверить, что искренний разговор солдата с солдатом сможет привести к взаимопониманию. Поэтому я намеревался воспользоваться представившейся возможностью – 400-летием битвы при Мохаче (в 1526 г.) – при подготовке своей речи, посвященной этому событию. Эта битва на полтора века вперед определила общую судьбу венгров, также и сербов, которые были под игом после битвы на Косовом поле (в 1389 г.) и принуждены были и дальше влачить это ярмо. 26 августа 1926 г. я напомнил о «вековой дружбе и доверии», которые связывали нас. Обращаясь к турецкому послу, который присутствовал на памятной церемонии, я сказал, что мы, венгры, хорошо помним уроки истории и что «враг в прошлом стал другом в настоящем». И я продолжил: «К сожалению, нас в этот момент разделяют с теми, с кем в прошлом мы защищали совместно южные границы этих земель, глубокие противоречия. Я надеюсь и верю, что это продлится недолго и мы вновь достигнем примирения».

Однако не Белград сделал практические выводы из этих слов, а Италия, которой было крайне нежелательно венгеро-югославское примирение в условиях, когда с противоположных берегов Адриатики раздавались и сталкивались лозунги «Mare nostro» и «Наше море». Несколько месяцев спустя после моей речи Бетлен был приглашен в Рим для подписания пакта о дружбе с Италией, что означало возобновление давних отношений и поддержку со стороны одной из держав-победительниц в противостоянии упорной антиревизионистской политике Малой Антанты и Франции. Последствия этого пакта, подписанного Муссолини и Бетленом 5 апреля 1927 г., вскоре дали о себе знать. Пять месяцев спустя Контрольная комиссия была ликвидирована.

В последующие годы граф Бетлен посетил с визитами Берлин, Париж, Лондон и Мадрид. После 1928 г., когда в Юго-Восточной Европе разразился тяжелый аграрный кризис, укрепились наши связи, особенно экономические, с Германией, единственной страной, открывшей свой внутренний рынок для наших пшеницы и кукурузы.

Еще одним свидетельством, что нам открывается путь к свободе, был тот факт, что Будапешт снова начали посещать известные иностранные государственные деятели. Так, в 1929 г. мы встречали Дино Гранди, министра иностранных дел Италии, и Августа (Аугуста) Залеского, министра иностранных дел Польши; в 1931 г. прибыл Исмет Инёню, премьер-министр Турции, вместе с турецким министром иностранных дел Рюштю Арасом. Мы благодарны лорду Ротермеру, который первым в Англии выступил в газетах в 1927 г. с требованием проявить справедливость в отношении Венгрии после того, как лорд Ньютон разоблачил в палате лордов все несправедливые последствия ратификации Трианонского мирного договора. Лорду Ньютону, Роберту Гоуэру и лорду Джорджу Сиденхэму были присвоены почетные звания докторов наук Будапештского университета в знак признания их заслуг перед нашей страной.

Выступление лорда Ротермера и его громкий призыв к справедливости по отношению к Венгрии прозвучали в момент национального отчаяния и встретили спонтанный ответ по всей стране. Сразу же после сообщения, что лорду Ротермеру будет послан благодарственный адрес, множество людей выразили желание поставить под ним свою подпись. В течение нескольких дней было собрано 1 200 000 подписей, и листы с ними составили 26 томов. Если бы дата отправки адреса не была оговорена, все жители страны поставили бы под ним свои имена.

Упоминание о праздновании десятилетия моего избрания на пост регента страны я включил в мемуары только для того, чтобы выразить свою благодарность моему другу и сотруднику графу Бетлену и венгерскому парламенту, который единодушно принял закон о присвоении мне нескольких почетных званий. Невозможно забыть длинную процессию, шедшую к дворцу в феврале 1930 г., и пение хора в 1800 человек, исполнявшего наш национальный гимн. Больше всего мне памятен этот день тем, что благодаря установлению мира в стране после десяти лет моего регентства я смог амнистировать ряд политических заключенных.

Пробыв десять трудных лет премьером, граф Бетлен попросил меня дать ему отставку. Я расстался с ним с величайшим сожалением. Его отставка дала повод для политических спекуляций; люди отказывались признавать тот простой факт, что это не было каким-то неожиданным событием. Ввиду аграрного кризиса и мировой экономической депрессии сам Бетлен решил, что созрело время для перемен в политическом руководстве страны.

24 августа 1931 г. я назначил премьер-министром графа Дьюлу Каройи (Карольи), бывшего главу оппозиционного правительства в Сегеде. Каройи сосредоточил свое внимание на принятии финансовых и экономических мер. В целях экономии он зашел настолько далеко, что запретил министрам пользование персональными автомобилями, и он сам подавал пример и ходил из дома на работу пешком. С самого начала мы договорились, что он будет исполнять свои обязанности только в течение переходного периода. Расхождения с правительственной партией, которые угрожали закончиться расколом, побудили графа Каройи подать в отставку 21 сентября 1932 г. Мы сохранили наши тесные отношения; на него всегда можно было положиться, и он продолжал оставаться одним из самых ценных советников.

Пришло время новых людей, таких как Дьюла Гёмбёш, и с ним начался новый период, но не потому, что он начал активно проводить политику своего кабинета. Положение в Германии к этому времени изменилось кардинальным образом. Она встала на путь, имевший далекоидущие последствия для нашей страны и, конечно, для всей Европы и остального мира.