Текст книги "Жизнь для Венгрии. Адмирал Миклош Хорти. Мемуары. 1920—1944"

Я намеревался создать заградительную линию от Балатона до Дуная и продвинуть ее до Будапешта, но то, как складывалась общая ситуация, говорило о том, что это скорее дипломатическая, а не военная задача. Джордж Кларк, представитель Антанты в Венгрии, отправил британского офицера в Шиофок, через которого он сообщил о своем намерении нанести мне визит. Поскольку я хотел поехать в Будапешт, чтобы переговорить с правительством Фридриха, а также с представителями союзных держав и румынским главнокомандующим, я попросил передать ему, что будет удобнее, если я зайду к нему. Через несколько дней я получил приглашение от него и без помех добрался на машине до Будапешта. Я обратился с просьбой к Кларку, чтобы он остановил продвижение румынских войск; я рассказал также генералу Мардареску о своих намерениях и показал ему на карте ту линию раздела, на которой я намеревался разместить свои части.

– А что, если мы пересечем эту линию? – спросил он.

– Тогда мы откроем огонь, – ответил я.

Мы обменялись несколькими резкими репликами, и на этом наш разговор был окончен.

В Будапеште я остановился в особняке моего брата, который до войны командовал полком гусар в Секешфехерваре. После переговоров с премьер-министром Фридрихом и ужина с Джорджем Кларком в отеле «Палаццо Зичи» я вернулся домой около полуночи и был приятно удивлен, увидев в гостиной свою жену. Можно себе представить радость от нашей встречи, ведь мы не имели друг от друга никаких известий с тех пор, как я оставил Кендереш. До меня дошли известия о каких-то вооруженных столкновениях в тех краях. Моя жена рассказала мне, что ей пришлось бежать с детьми на простой крестьянской подводе в Дебрецен, когда поблизости раздался стрекот пулеметов и гром орудий.

Судьба была снисходительной к ней, ведь ей не пришлось увидеть повторный погром и разграбление нашего имения. В этом случае это были румыны, а не большевики, как в первый раз. Вся мебель была разломана, матрасы и перины вспороты в поисках денег и ценных вещей. Жена отдала трех наших детей на попечение католического священника; нашу старшую 16-летнюю дочь мы потеряли этой весной. Затем она направилась в Будапешт в надежде получить обо мне хоть какое-то известие. Проделав трудный и опасный путь, она приехала в Будапешт в первый день моего пребывания в городе. Теперь я мог предложить ей перебраться в наш новый дом в Шиофоке.

Однако мне приходилось часто наведываться в Будапешт, и каждый раз снова и снова просить военную миссию, чтобы она убедила Верховный совет Антанты в Париже в необходимости воздействовать на румын и заставить их отойти на линию вдоль Тисы, что было согласовано с Клемансо. Я с благодарностью вспоминаю о той помощи, которую в процессе проведения этих переговоров мне оказывал Кларк, и о поддержке адмирала Трубриджа, который, заняв пост председателя Дунайской комиссии, переехал из Белграда в Будапешт. Румыны вставляли палки в колеса, где только могли, чтобы максимально улучшить свои переговорные позиции на грядущей мирной конференции. Только к середине ноября они закончили эвакуацию своих войск из венгерских областей к западу от Тисы. 16 ноября я вошел в Будапешт во главе своих частей.

Это было дождливое утро, но все улицы заполнили радостные, ликующие жители города, которые с энтузиазмом приветствовали нас, счастливые от одной только мысли, что их страдания, перенесенные во время красного террора, уже позади. Официальную встречу войск у отеля «Геллерт» возглавил мэр Будапешта. Мой ответ был в духе того времени, и он звучал так:

«Господин мэр! От имени Венгерской национальной армии я выражаю Вам искреннюю признательность за Ваши теплые слова приветствия. Сегодня, стоя у порога этого города, я не расположен говорить официальными фразами. Мое чувство справедливости заставляет меня высказать простыми словами самую важную в данную минуту мысль. Когда мы были еще далеко, когда наша надежда вернуться в этот несчастный город с оружием в руках казалась несбыточной, мы проклинали и ненавидели его, поскольку издалека видели только ту страшную трясину, в которой он погряз, и не видели страданий и мученичества наших венгерских братьев.

Венгерский народ издавна любил Будапешт и восхищался им, городом, который в последние месяцы был в состоянии упадка. Здесь, на берегах Дуная, я был готов обвинить его. Город отрекся от своей тысячелетней традиции, поверг Святую корону и государственный стяг во прах и облек себя в красные лохмотья. Лучших людей нации он бросил в темницы или отправил в изгнание. Он уничтожил все, чем мы владели, и пустил на ветер наше благосостояние.

Но чем ближе мы подходили к этому городу, тем быстрее оттаивали наши заледеневшие сердца. Теперь мы готовы простить его. Мы простим этот сбившийся с праведного пути город, если он отречется от своих ложных богов и вернется на путь служения Отечеству, если он снова всем своим сердцем и всей душой полюбит нашу землю, в которой покоятся наши предки, которую возделывали наши братья в поте лица своего. Мы простим его, если он снова будет чтить Святую корону, двойной крест, три Холма и четыре Реки, если сказать кратко – наше Отечество Венгрию и наш венгерский народ.

Мои солдаты взяли в свои руки оружие, чтобы восстановить порядок в Отечестве. Теперь они протягивают вам свои руки для дружеского приветствия, но эти руки могут покарать и нанести удар, если понадобится. Да не допустит Господь до этого, но пусть виновные, увидев сделанные ими ошибки, обретут стремление вложить часть и своего труда в восстановление Будапешта, в котором воплощены все лучшие достоинства венгров.

Мы передаем наши сердечные поздравления нашим братьям-страдальцам, которые перенесли столько невзгод и которые все еще относятся к нам с симпатией».

Мы прошли маршем через мост Эржебет и далее по Рингу проследовали к зданию парламента; на площади Свободы премьер-министр Фридрих выразил свою благодарность армии. После ответного приветствия я спешился и поднялся по ступеням здания; был устроен алтарь, на котором примас Чернох отслужил мессу и освятил богато вышитое знамя Национальной армии, которое держала выдающаяся венгерская писательница Сесиль фон Тормаи, президент Лиги венгерских женщин.

Должен был пройти год, прежде чем Венгрия могла почувствовать себя в безопасности под защитой Национальной армии, находившейся в стенах своей столицы, несмотря на то что мир еще не установился, а продолжало соблюдаться перемирие. Это был год революции, красного террора и, как некоторые историки назовут это, время репрессий белого террора. Я не намерен наводить глянец на все те нарушения законности и преступления, которые были совершены в то время, когда только железной метлой можно было очистить страну от скверны. Немецкий офицер, который сражался во Вторую мировую войну против коммунистических партизан Сербии, однажды рассказал мне о той ненависти, которую почувствовали он и его люди, когда увидели на деревьях, росших вдоль сельской дороги, десятки своих повешенных товарищей с выколотыми глазами и страшно обезображенными телами. В такие минуты самые горячие сторонники мира превращаются в яростных мстителей. Я рассмотрел вопрос о роспуске отрядов, которые стихийно начали формироваться по всей стране для борьбы с красным террором, и последующем их преобразовании в дисциплинированные части нашей национальной армии, что стало моей основной задачей. В штабе этой армии никогда не отдавалось кровожадных приказов. Но я полностью поддерживаю то, что писал об этом периоде немецкий писатель Эдгар фон Шмидт-Паули в посвященной мне книге: «Солдат, рвущихся вперед, чтобы установить порядок, рискуя собственными жизнями, – когда нужно поддерживать боевой дух и готовность самопожертвования, если вождь намерен достичь великой цели, которую он поставил перед собой, – нельзя упрекать в каждом пустяке. Офицеров, превысивших свои полномочия, нельзя приговаривать к расстрелу или иным дисциплинарным наказаниям, тем более если необходимо пресечь угрозу мятежа. Во времена всеобщей смуты военным нельзя проявлять мягкотелость. Силы ада, вырвавшиеся из преисподней, невозможно прогнать биением ангельских крыл» (Nikolaus von Horthy. Hamburg, 1942. P. 160).

И действительно, коммунисты в Венгрии, верные ученики российских большевиков, выпустили на свободу все силы ада. Прошло некоторое время, прежде чем штормовые волны улеглись, и закон и порядок, основанные на наших древних традициях, снова воцарились по всей стране.

Глава 10
Регент Венгрии

То, чего я так хотел избежать в своей жизни, все-таки произошло: я оказался втянутым в водоворот политики. Обретению суверенитета страны, половина которой была свободна, а другая половина оккупирована, препятствовал Верховный совет Антанты в Париже и Межсоюзническая военная миссия в Будапеште. Правительство страны не имело парламентского мандата, сама страна была опустошена в результате революции и контрреволюции. Только армия была большим, чем просто защитником народа. Она воплощала в себе силу государства. Еще в Шиофоке моей задачей было восстановить органы гражданской власти в освобожденных районах, выбрать среди соискателей подходящих кандидатов для гражданских должностей. Я пригласил к себе людей, которые были специалистами по конституционному праву, чтобы обсудить с ними вопросы перехода к новому законному правлению, поскольку было явно недостаточным, чтобы просто взять и отменить постановления, принятые коммунистами. Для того чтобы способствовать дальнейшим усилиям в этом направлении, я решил сделать все возможное, чтобы Межсоюзническая миссия в Будапеште перестала быть нашим недоброжелателем, а превратилась в нашего союзника, конечно, насколько это было возможно. Я исходил из того, что у меня сложились замечательные деловые отношения с миссией, но особенно тесные связи были у меня с британским представителем Джорджем Кларком, он нашел нужным посетить меня и ознакомить с политическими инструкциями, которые он получил.

Правительство Фридриха все еще не было признано союзными державами. Уход эрцгерцога Иосифа с поста регента в конце августа объяснялся прямым вмешательством союзных держав. Бенеш в своем письме, адресованном Парижской мирной конференции, утверждал, что нахождение Габсбурга на посту регента в итоге приведет к реставрации монархии, которая будет рассматриваться Чехословацкой Республикой как прямая угроза ее существованию; по его настоянию были составлены соответствующие инструкции, которые должны были быть приняты к исполнению Военной миссией.

Лозунг по итогам Первой мировой войны был – сделать мир безопасным и демократичным. Исходя из этого постулата от Венгрии настойчиво требовали сформировать правительство, которое поддерживали бы представители всех партий, забывая при этом о том факте, что социал-демократы и коммунисты объединились в одну Рабочую партию, так что после падения режима Белы Куна народ будет считать всех ее представителей ответственными за террор.

По просьбе Джорджа Кларка 5 ноября 1919 г. я сделал официальное заявление о готовности вступить в дискуссию с представителями левых партий. Я дал гарантии собравшимся в «Палаццо Зичи» людям, что в мои намерения не входит установление военной диктатуры и что я не потерплю никаких антисемитских высказываний и действий.

Вторая подобная дискуссия, и опять по просьбе Кларка, прошла 22 ноября после вступления армии в Будапешт. Британский представитель выдвинул ультиматум в наиболее вежливой форме: Венгрия должна избрать парламент, выборы в который не могут быть проведены в премьерство Штефана Фридриха (он считался в кругах союзных держав представителем «феодальных традиций»). Если это пожелание Верховного совета Антанты не будет удовлетворено, он, Кларк, будет вынужден покинуть Будапешт, и с его отъездом все иностранные поставки угля и другого сырья будут прекращены. После того как граф Альберт Аппоньи сделал безупречный перевод этой речи, Джордж Кларк покинул зал заседаний, давая возможность начать ее свободное обсуждение. Различия в мнениях были разительны. Даже те, кто не простил Фридриху сотрудничество с графом Каройи, не могли себе представить, чтобы премьер уступил иностранному давлению. Но оставался ли у нас хоть какой-то шанс громко хлопнуть дверью напоследок? Мое мнение, человека военного, что необходимо проявить благоразумие и сдержанность, произвело впечатление; и мое предложение, что Штефан Фридрих должен подать в отставку с поста премьера и возглавить военное министерство, было с готовностью принято. Хусар, министр образования, был избран премьер-министром вместо него. Представитель социал-демократов был кооптирован в кабинет, в котором граф Сомсич остался на посту министра иностранных дел. На следующий день новый кабинет министров получил признание Кларка, уполномоченного стран Антанты. Венгрия наконец обрела правительство, облеченное полномочиями, которое могло начать бороться с нуждой и бедностью, провести выборы в стране и вести борьбу за заключение мирного договора с представителями иностранных держав.

Теперь, когда минула уже Вторая мировая война, даже те, кто не переживал экономический коллапс и голодные годы после Первой мировой, могут в какой-то степени представить себе повседневную жизнь того времени. Та же проблема беженцев актуальна и для нас сегодня. Я только могу добавить, что из 40 тысяч бесприютных людей, бежавших в Будапешт с территорий, оккупированных чехами, румынами и сербами, тысячи были вынуждены провести студеную зиму в железнодорожных вагонах. Но хуже материальных лишений была потеря морального духа. Четыре года войны, завершившиеся разгромным поражением, сменились господством коммунистического режима, который подорвал желание работать, и все его действия были противны здравому смыслу. Межпартийная борьба велась с небывалым дотоле ожесточением. Правые радикалы возлагали всю вину на евреев и коммунистов, а коммунисты отказывались признать поражение. В декабре 1919 г. коммунисты получили от Венской центральной партийной организации задание – взорвать Королевский дворец, в котором располагалось представительство Международной военной миссии, и отель «Геллерт», где работал кабинет министров и находился мой штаб. Все они были изобличены и арестованы. Часто случались нападения на коммунистов и евреев, что было весьма прискорбно.

Я и представить себе не мог, что однажды мне придется играть роль странствующего проповедника. Но постепенно люди поняли, что я не говорю с ними как политический деятель, что у меня нет диктаторских замашек и что я не переношу радикализм в любой его форме, левой или правой, и они стали прислушиваться ко мне; отовсюду я получал приглашения и просьбы приехать и выступить. Однажды мне довелось побывать в Капошваре; пришедшая ко мне делегация настаивала, чтобы я встретился с Иштваном Сабо из Надьатада, лидером Партии мелких хозяев, которого мне описали как неистового революционера. Несмотря на мои ожидания, он оказался не только интеллигентным человеком, но и подлинным представителем патриотического и консервативного венгерского крестьянства.

Что касается внутренней политики, то вскоре стало ясно, что бывший премьер не может примириться с тем, что его понизили в статусе. Он постоянно мешал своему преемнику, который требовал заключения мирного договора, чтобы Венгрия могла наконец-то определиться со своим положением и венгры приступили бы к восстановлению своей страны. Фридрих придерживался мнения, что пограничные государства находятся на грани распада и что нам нужно просто ждать. Условия мирного договора, которые были переданы нашей делегации, возглавляемой графом Аппоньи, в Париже 15 января 1920 г. показались мне просто фантастическими, и я был убежден, что придет день, и наши соседи пожалеют о своих чрезмерных требованиях. В то же время я не думал, что Чехословакия или федерация сербов, хорватов и словенцев распадутся.

Первой задачей парламента, собравшегося 16 февраля 1920 г., было прояснить отдельные положения конституции. Коронованный король не отказывался от своих прав. Он мог быть низложен только революционными мерами. Да, это произошло, но каждому венгру, который разбирался в конституции, было понятно, что провозглашение Венгерской республики было незаконным актом, и правительство Фридриха всегда так считало. С другой стороны, эрцгерцог Иосиф, не по личным причинам, но потому, что он принадлежал к дому Габсбургов, был вынужден под давлением союзных держав уйти в отставку.

Национальное собрание, которое было хранителем национального суверенитета, разрешило существовавшую проблему, приняв решение, исходящее из существующего положения: союз с Австрией и Соглашение 1867 г. должны быть отменены, король продолжает сохранять власть, хотя и не правит с ноября 1918 г. До тех пор, пока он не встанет во главе государства, необходимо назначить регента.

Исходя из интересов внешней политики ни эрцгерцог Иосиф, ни эрцгерцог Альбрехт не могли избираться в регенты; эрцгерцог Иосиф отвел свою кандидатуру, поскольку 2 февраля 1920 г. союзные державы опубликовали еще одну официальную декларацию, что они не потерпят возвращения Габсбургов. Теперь мое имя начало все чаще упоминаться в обществе как кандидата в регенты. Ни премьер-министр, ни кто-либо из ведущих политиков не оговаривали со мной такую возможность, да и я сам не был расположен начать первым обсуждение этого вопроса. Я надеялся, что на этот пост будет избран граф Аппоньи, один из самых блестящих и достойных деятелей нашего общества. Вместо этого неожиданно для меня 1 марта 1920 г. я был избран регентом государства; за меня был подан 131 голос из 141. Делегация, возглавляемая епископом Прохазкой, посетила меня, чтобы сообщить результаты голосования, и призвала немедленно явиться в парламент для принесения торжественной присяги.

Я поблагодарил пришедших за оказанное мне большое доверие, но заявил, что не могу принять столь высокий пост; однако из чувства уважения к Национальному собранию я готов лично сообщить о моем решении его членам. Но прежде чем я предстал перед Национальным собранием, меня начали просить не отказываться от регентства. Члены правительства, партийные лидеры и другие видные политические деятели собрались в большом зале здания парламента и приводили всевозможные аргументы, чтобы я пересмотрел свое решение и дал согласие. Когда я продолжил настаивать на своем отказе, правительству предъявили претензию, что оно заранее до выборов не заручилось моим согласием. Собрание затем разделилось на несколько групп для дальнейшего обсуждения вопроса.

Как офицер, я принес присягу на верность его величеству; в качестве регента мне будет необходимо снова присягнуть, на этот раз конституции и нации. Не породит ли это конфликтную ситуацию? Вопрос был нелегким, и я прекрасно понимал, что на данной тяжелой стадии переговоров все воззовут к моему патриотизму. Я высказал следующее возражение, что права будущего правителя государства, как они представлены в прессе, не соответствовали его положению. Он даже не имел права приостановить работу парламента, не то что распустить его.

Вслед за моим заявлением последовала еще одна короткая дискуссия. Тогдашний президент Национальной ассамблеи Штефан Раковски сел за стол, взял перо и произнес: «Пожалуйста, продиктуйте ваши требования. Парламент согласится с ними».

Я попытался прибегнуть к еще одной уловке. Я сказал следующее. Вопрос настолько серьезный, как этот, может быть решен только по зрелом размышлении и после консультаций с опытными людьми. Тогда было предложено наделить регента прерогативами короля, за исключением права присваивать дворянские титулы и патронажа над церковью. Какие могли найтись возражения на это? Мне буквально не оставалось иного выхода. Я дал согласие на свое избрание, и мы перешли в сводчатый зал, где собравшиеся делегаты ждали уже более часа. В присутствии этих избранных представителей венгерского народа, тех, кто избрал меня во имя суверенитета народа, который они представляли, я принес присягу регента.

Регентство не было новым явлением в истории Венгрии. С 1446 по 1452 г. Янош Хуньяди был регентом при Ладиславе Постуме, несовершеннолетнем сыне Альберта I. Регент – глава государства и имеет полномочия монарха. В соответствии с законом 1920 г. он является верховным военачальником, то есть главнокомандующим Гонведом (Honved), Вооруженными силами Венгрии. Объявление войны и заключение мира нуждается в санкции парламента. Регент представляет страну на международной арене; он высылает и принимает послов иностранных государств. Он осуществляет исполнительную власть при посредстве министров, им назначаемых. Он имеет право созывать парламент, приостанавливать его работу – первоначально максимальный срок 30 дней был отменен в 1933 г. – и распускать его. Регент не обладает правом вето, но имеет право инициировать законопроект и право подавать дважды принятый законопроект на повторное рассмотрение; если закон будет принят, он обязан опубликовать его. Регент обладает правом неприкосновенности. Первоначальная статья закона о необходимости привлечения регента к ответственности в случае нарушения им конституции была отменена в 1937 году.

Закон 1920 г., принятый в надежде на скорое возвращение короля, не содержал никаких законоположений о преемнике регента. Только в 1937 г. в этот закон была добавлена статья, которая уполномочивала регента вручить запечатанное письмо двум хранителям короны, в письме были указаны имена трех кандидатов в регенты на случай смерти правящего регента или его отставки. Парламент, однако, не был связан его назначениями.

Отсутствие у регента права множить ряды аристократов можно было только приветствовать. Но что касается патронажа над церковью, то с этим все было не так ясно. Тысячу лет эта привилегия принадлежала короне, а теперь мы передавали ее папе римскому. Следовало обосновать решение, которое давало бы это право регенту, так как при назначении епископов принималось во внимание не только их членство в верхней палате, но и вопросы трансфера собственности; необходимо было ввести правило, согласно которому регент-протестант обязан проконсультироваться с примасом Венгрии.

Правительство решило, что моя резиденция будет располагаться в королевском дворце. Это было необходимо, так как кабинету регента и военной канцелярии требовалось много места для работы, через них проходило множество посетителей – гражданских лиц, политиков и военных. Лейб-гвардия, подчинявшаяся регенту, осуществляла охрану дворца и его ценных коллекций искусства. Естественно, я не стал располагаться в бывших покоях его величества. Я занял, как их называли, гостевые комнаты в новом крыле королевского дворца.

Выбор регента был сделан, как я уже говорил, в процессе конструктивных переговоров. Но в данных обстоятельствах его положению вряд ли можно было позавидовать. Даже самый честолюбивый политик не мог себе желать возглавить страну с тысячелетней историей в эпоху ее раздела. И все же страна остро нуждалась в таком правителе, патриотизм которого был безупречен. Я рассматривал стоявшую передо мной задачу, как лоцман, пытающийся провести корабль сквозь неистовый тайфун.

В преддверии парижских переговоров 15 марта я поручил Александру Симоньи-Семадаму сформировать относительно небольшой, но авторитетный кабинет министров.

«Народам Австро-Венгрии, положение которых среди других наций мы должны утвердить и защитить, следует предоставить самые широкие возможности автономного развития». Это был текст десятого из 14 условий, содержавшихся в речи президента Вильсона американскому Конгрессу, произнесенной 8 января 1918 г. На ее основе австро-венгерское правительство 7 октября 1918 г. в ноте на имя американского президента выдвинуло предложение заключить перемирие и начать переговоры о мирном договоре. Это хорошо известный факт, что президент Вильсон повторно подтвердил приверженность 14 условиям, которые должны были соблюдаться при проведении переговоров (сравните с его майской нотой 1919 г., направленной немецкой мирной делегации), и заявил, что мирные договоры недостойным образом игнорировали их. Демаркационная линия между народами в Австро-Венгрии была проведена таким образом, что австрийцы и венгры оказались по одной ее стороне, а чехи, словаки, поляки, итальянцы, румыны, сербы, хорваты и словенцы – по другой. Эта линия отделяла потерпевших поражение от победителей, тех, кто лишился всего, от тех, кто воспользовался плодами победы. Венгры были унижены более всех.

В задачу этой книги не входит подробное изложение того, как был заключен Трианонский мирный договор. Историки уже сделали это за нас. Переговоров не было. Наше правительство сформулировало пункт за пунктом все имевшиеся возражения к проекту переданного ему 15 января 1920 г. соглашения. Оно указало на все его политические и экономические несправедливости и явные глупости, но все было напрасно. Граф Аппоньи произнес мастерски составленную речь перед Верховным советом Антанты в Париже на французском, английском и итальянском языках в защиту мнения Венгрии, однако пользы от его речи не было никакой. Судьба Венгрии была уже давно решена. На основании фальсифицированной статистики и карт, подготовленных Бенешем, на основании обвинений в том, что «Венгрия виновата в войне», обвинений, которые давно уже опровергнуты историками и экспертами по международному праву. Хотя Ллойд Джордж и президент Вильсон постоянно утверждали, даже когда война еще шла, что австро-венгерскую монархию следует сохранить, в секретных договоренностях, заключенных с итальянцами, румынами и чехами, уже было намечено расчленение Венгрии. Даже Версальский договор предусматривал проведение плебисцитов в некоторых областях, что были отторгнуты от Германии. Предложение Венгрии, что народам, входившим в государство под скипетром Святого Иштвана (Стефана), должно быть даровано право на самоопределение, принято не было. Плебисцит, который был проведен в 1921 г. в Западной Венгрии, в Бургенланде (венг. Varvidek), был результатом более позднего решения. Только хорваты и румыны покинули Венгрию по собственной воле; словаки, русины, секеи и немцы Баната и Бачки в подавляющем большинстве высказались за то, чтобы остаться в составе Венгрии, как позднее поступили немецкоговорящие жители Шопрона (Эденбурга).

5 мая венгерское правительство получило окончательный текст договора; он содержал те же положения, что были в первоначальном варианте от 15 января, за исключением двух небольших изменений в вопросах касательно оптантов (лицо, имеющее право выбрать гражданство) и бассейна Дуная. Их я обсуждал в деталях с Джорджем Кларком. 4 июня 1920 г. в Трианоне был подписан Договор о мире.

Венгрия, которая до войны (включая коронные земли Хорватии и Славонии) занимала территорию около 28,5 тысячи квадратных километров и насчитывала 18,3 миллиона жителей, потеряла более двух третей своих земель (190 тысяч квадратных километров) и 10,6 миллиона жителей. Произошло не только воссоединение со странами своего происхождения тех национальностей, которые на протяжении сотни лет жили в Венгерском королевстве и стали его частью. Но, как писал лорд Ньютон, «что гораздо хуже, так это то, что более 3 миллионов венгров стали гражданами других стран с другой титульной нацией, стоявшей на более низком культурном уровне, при полном игнорировании права на самоопределение». Чехи вошли в одно государство со словаками вместе с большими районами Верхней и Западной Венгрии, включая Пожонь (Пресбург)[46]46
  Город известен с V в. как славянский Преслав. До этого, еще до нашей эры здесь возник римский лагерь Посониум. В 907 г. город вошел в состав Венгрии как Пожонь, в XIII в. – Пресбург, с 1918 г. в составе Чехословакии под современным названием Братислава.


[Закрыть], город, где происходила коронация монархов. Дунай стал южной границей Чехословакии, и город-крепость Комаром был разделен на две части – чешскую (современный Комарно) и венгерскую. В целом территория бывшей венгерской Словакии (и Закарпатской Украины) площадью 62 тысячи квадратных километров и с населением 3 миллиона 517 тысяч человек вошла в состав Чехословакии. Румыния, чья армия была полностью разгромлена в Первой мировой войне, сделала больше всего приобретений. Она получила всю Трансильванию (62,2 тысячи квадратных километров) с прилегающими территориями и часть Баната (18,2 тысячи квадратных километров) с Темешваром (современная Тимишоара)[47]47
  Все территориальные приобретения Румынии составили 157,8 тыс. км². Ее территория возросла с 137 тыс. км² до 294,8 тыс. км², а население с 7,9 до 17,3 млн человек. Помимо перечисленного, Румыния получила Буковину и Южную Добруджу, оккупировала Бессарабию.


[Закрыть]. Сербии была передана остальная часть Баната и Воеводина, включая важные города Сабадка (современная Суботица), Уйвидек (современный Нови-Сад), Вершец (современный Вршац), площадью 33 тысячи квадратных километров, с населением 1 миллион 509 тысяч человек. Эти области, а также Хорватия и Славония, Далмация, Словения, Босния, Герцеговина, Черногория и бывшее Королевство Сербия образовали большое Югославянское государство – королевство сербов, хорватов, словенцев, с 1929 г. Югославия. Австрии, которая не имела территориальных притязаний, была передана Западная Венгрия, или Бургенланд, площадью 3970 квадратных километров. Несколько сот квадратных километров отошло Польше. В результате экспедиции Д’Анунцио Италия приобрела старый венгерский портовый город Фиуме (Риека).

«Центральный Дунайский бассейн, – так назвал его в своей лекции, прочитанной в Берлинском университете, наш известный географ, будущий премьер-министр граф Пал Телеки, – географический объект, являющийся ярко выраженной границей и одновременно центром ряда областей, которые в его пределах гармонично дополняют друг друга, будучи тесно экономически взаимосвязанными». Но никому в Париже не было дела до этнических проблем, которые обязательно возникают, когда государство теряет 59 % своего населения и 68 % своей территории. Никого не волновали проблемы сельского и лесного хозяйств Венгрии, которая потеряла 88 % своих лесов, и среди них более чем 97 % хвойных пород. Территории, покрытые лесом, важны не только как источник строительного материала и топлива, но и как водный регулятор венгерских равнин. По этой причине Венгрия всегда уделяла большое внимание вопросам лесоразведения. Соседние государства, получившие эти лесные территории, не соблюдали условий договора и начали безжалостно вырубать леса. Поэтому весной в Венгрии стали случаться наводнения, а летом – засухи. Венгрия также потеряла 83 % запасов железной руды и около половины металлургических заводов.

Венгрия, наряду с Германией и Австрией, должна была выплатить репарации. Как Германии и Австрии, ей пришлось подписать декларацию о своей ответственности за развязывание войны, хотя венгерский премьер-министр граф Тиса резко возражал в свое время против ультиматума Сербии. Венгрии разрешалось иметь постоянную армию только в 25 тысяч военнослужащих; демилитаризацию страны провела чрезвычайно непопулярная Контрольная комиссия стран Антанты.