Текст книги "Жизнь для Венгрии. Адмирал Миклош Хорти. Мемуары. 1920—1944"

Во время частых допросов вопросы, касавшиеся Венгрии, не затрагивались никак. От меня они хотели получить информацию только на Гитлера и двух нюрнбергских заключенных, Риббентропа и Кейтеля, которая стала бы еще одним доказательством их вины. Когда в ноябре американский судья вручил мне опросный лист, в котором должны были стоять мои ответы, он задал неожиданный вопрос: не нуждаюсь ли я на самом деле в помощи моего сына, который находился тогда в Риме. Моим ответом было искреннее «да». Судья улыбнулся и сказал: «Хорошо, я пошлю за ним». 1 декабря я уже обнимал своего единственного оставшегося в живых сына, радости моей не было предела. Американский судья оставил нас на полтора часа; с тех пор как мы расстались, прошел год и два месяца – и какие события произошли за это время! – и у нас было что сказать друг другу. Только сейчас я узнал, что он содержался в одиночном заключении в имевшем зловещую известность концентрационном лагере Маутхаузен. Его камера была расположена над печами крематория и рядом с пыточным застенком, так что день и ночь он чувствовал запах горевшей плоти и слышал крики истязаемых. Он ощущал каждый день как последний в своей жизни, ведь ему сказали, что он приговорен к смерти через удушение. Сто пятьдесят узников, среди которых был и он, были переведены из Маутхаузена в концентрационный лагерь Дахау. Затем его перевезли в Вилла Басса, где его 4 мая освободили американские солдаты 5-й армии. У начальника конвоя гаупт-штурмфюрера СС был найден при обыске приказ Гиммлера о казни всех политических заключенных, чтобы они не попали живыми в руки войск антигитлеровской коалиции. Мой сын описал то незабываемое трепетное чувство, с каким освобожденные узники присутствовали на мессе в небольшой горной часовне, которую служил магистр Нойхойслер, а проповедь прочитал пастор Нимёллер. Чувство всеобщего братства, испытанное в тот момент, показалось ему залогом счастливого будущего и долгого мира; однако в реальности все было далеко не так. Представители тех наций, которые воевали на стороне союзников, были отделены от людей всех других национальностей, и, даже когда последних перевели в Неаполь и на остров Капри, им было отказано в полной свободе.

Моего сына разместили на реквизированной вилле, и мы могли встречаться ежедневно. Он присутствовал в то время, когда американский главный судья Джексон пришел сообщить мне, что американская сторона не имеет оснований возбуждать против меня уголовное преследование и что Тито проинформирован об этом. Я догадывался, что меня арестовали для того, чтобы я дал показания в качестве свидетеля. Хотя русские настаивали на моей экстрадиции, США воспрепятствовали этому.

Джексон в самой вежливой форме задал вопрос, есть ли у меня какие-либо пожелания. «Моя Родина, – сказал я ему, – оккупирована русскими. Я не могу туда вернуться. Вы понимаете, что человек в возрасте 78 лет имеет только одно желание: провести остаток своих дней в кругу семьи. В Баварии или где-то еще – мне безразлично». Джексон ответил, что, хотя он симпатизирует мне, решение вопроса зависит не от него. Ему необходимо проконсультироваться с Вашингтоном.

Я ожидал, что пройдут месяцы, прежде чем будет принято решение. Три дня спустя, 17 декабря, меня отпустили из нюрнбергской тюрьмы. В 1.45 ночи в камере внезапно включили свет. Неизвестный мне американский офицер вошел в камеру и попросил меня как можно быстрее собраться. Меня ждала машина.

– Куда мы едем? – поинтересовался я.

– Не могу сказать вам, – был его ответ.

Я вновь почувствовал некоторое опасение. Оно не ослабло, когда Видеман, бывший немецкий генеральный консул в Сан-Франциско, а до этого адъютант Гитлера, присоединился ко мне. Мы положили весь наш багаж – мои ценные вещи были мне возвращены при освобождении – в закрытую машину, и скоро Нюрнберг остался позади. Было легко определить направление, в котором мы двигались; убывающая луна была, как говорят моряки, справа по борту. Таким образом, мы ехали на юг в сторону Мюнхена.

Я было начал думать, что обрадовался слишком рано, когда мы свернули с основной дороги и остановились – рядом с тюрьмой. Оказывается, остановка была вызвана тем, что нам было необходимо перекусить. Когда мы снова продолжили наш путь, американский офицер шепнул мне на ухо: «Вайльхайм».

Вайльхайм-ин-Обербайерн – городок, в котором жила моя семья. Долгие восемь месяцев моего заключения я ожидал этого счастливого момента. Я настолько разволновался, что только смог молчаливо пожать руку офицеру. Ровно в девять часов мы прибыли в Вайльхайм и принялись искать дом, где остановилась моя семья. Я оставался в машине, пока офицер звонил в дверь. Когда она открылась, я услышал, как он сказал:

– Я привез вам рождественский подарок.

– От моего мужа?

– Нет. Его самого.

С этого дня я стал частным гражданином. Только один раз мне пришлось выполнить свои обязанности регента Венгрии: на суде над Веезенмайером в Нюрнберге в марте 1948 г. Я ограничился лишь ответами на вопросы, которые касались в основном деятельности Веезенмайера в Венгрии и преследования евреев.

Как мне стало известно впоследствии, венгерским юристом в миссии Соединенных Штатов в Нюрнберге, оказывается, был Александр Пати. Я не встречался с ним лично, но братьев его я знал достаточно хорошо, один из которых был тесно связан с моим сыном в течение нескольких лет, а два других были венгерскими генеральным консулом и просто консулом в Египте соответственно. Именно он был тем человеком, кто вызвал меня и моего сына в Нюрнберг. Он создал вокруг меня объективную и непредвзятую атмосферу, которая позволила отнестись ко мне и моему сыну без предубеждения. Я благодарен Пати за все, что он для меня сделал, и я ценю тот факт, что он не раскрыл себя во время пребывания в Нюрнберге и после того, как он уехал.

К сожалению, я не могу быть столь же признательным другому венгерскому юристу, чье имя я предпочел бы не упоминать. Он также присутствовал на одном из моих допросов и сделал все, чтобы дискредитировать меня. Характер вопросов, которые он пытался задать мне, показывал, что они были инспирированы тогдашним венгерским режимом. Ему, однако, не было разрешено обратиться ко мне с подобными глупыми вопросами. И он незаметно ретировался со сцены, на которую ему совсем не стоило выходить.

Мы провели четыре года в Вайльхайме, не имея никакого источника дохода. Мы полностью зависели от помощи добрых друзей. В первую очередь это была Администрация помощи и восстановления Объединенных Наций (UNRRA). Когда эта организация закрылась, мы получали благотворительные посылки от американских друзей, в особенности от двух последних американских послов в Будапеште – Монтгомери и Пелла. После разочарований и огорчений последних лет своевременная поддержка наших американских друзей была особенно трогательна, и мы никогда о ней не забудем. Мы выражаем также нашу глубокую благодарность его святейшеству папе Пию XII, который в бытность свою кардиналом, госсекретарем и папским легатом был нашим гостем на Евхаристическом конгрессе 1938 г. Ему стало известно о нашем бедственном положении, и он позаботился о том, чтобы нам выслали денежный перевод. Таким образом, мы избежали печальной необходимости распродавать вещи из благотворительных посылок, что было распространенной практикой в Германии. Мы искренне благодарим также многие немецкие и американские семьи, которые открыли нам двери своих домов и были столь гостеприимны к нам, что мы провели много счастливых часов вместе с ними.

Наш дом, естественно, стал местом встреч моих соотечественников. Многие из них, приехавшие в Германию незадолго до окончания войны, постарались наладить здесь новую жизнь. Западную Германию, однако, захлестнул поток беженцев с Востока. Безработные, старики и престарелые были вынуждены остаться и оказались в тяжелом положении. Тысячи трудоспособных работников эмигрировали; другие остались на родине, когда после убедительной победы партии мелких сельских хозяев Ференц Надь стал премьер-министром, и все с надеждой ожидали становления свободной и демократической Венгрии в соответствии с принципами Атлантической хартии. Но вскоре эти надежды были растоптаны. Мы скорбели, когда слушали рассказы свидетелей о тех ужасных преступлениях, которые совершали Советы и их коммунистические последователи. Хотя, несмотря на русскую оккупацию, 83 % избирателей продемонстрировали Западу свои истинные чувства и отвергли коммунистическую идею на выборах 4 ноября 1945 г., коммунисты вскоре нашли возможность оказать давление на министра внутренних дел. Под его контролем находились государственная полиция и служба безопасности, так что коммунисты смогли захватить в свои руки ключевые позиции в экономике страны и постепенно оттеснили партию мелких сельских хозяев от управления. До заключения в феврале 1947 г. Парижского мирного договора, который восстановил старые границы Венгрии согласно Трианонскому договору с небольшими изменениями в пользу восстановленного государства Чехословакия, русские сохраняли в стране внешние формы демократии. Во время выборов 31 августа 1947 г. в них уже не было никакой необходимости. Роль независимой партии мелких сельских хозяев была сведена к нулю. Коммунистическая «аграрная реформа», нацеленная на создание малых хозяйств, которые не могли быть экономически самоокупаемыми, и в связи с этим принуждение крестьян к вступлению в большие общие хозяйства, превратила Венгрию, которая в 1946 г. была страной – экспортером пшеницы, в ее импортера. Крестьяне должны были удовлетвориться лозунгом, что «Венгерская коммунистическая партия обеспечит крестьянству процветание».

Весь свободный мир теперь узнал, что значат советские понятия «демократия» и «свободные выборы». За железным занавесом поселился жестокий террор, лишая личность присущих ей прав, что было ярко продемонстрировано на показном процессе примаса Венгрии и кардинала Йозефа (Йожефа) Миндсенти, который оказался в тюрьме. Он стал венгерским мучеником, пострадавшим за католическую веру[107]107
  В декабре 1948 г. был арестован, в феврале 1949 г. признан виновным в госизмене и приговорен к пожизненному заключению. В 1956 г. освобожден мятежниками, после подавления мятежа укрылся в посольстве США, где жил почти 15 лет. В 1971 г. все-таки покинул Венгрию благодаря дипломатическим усилиям папы римского Павла VI. Умер в 1975 г. в Вене.


[Закрыть]. И нет ни одного венгра в мире, какой бы он веры ни был, который не произносил бы его имя с глубочайшим почтением. Его судьбу разделили многие епископы и клирики, независимо от их вероисповедания. Сотни тысяч невинных безымянных жертв, которые без малейшего намека на законность обвинены и депортированы, протесты против режима, который держится только на изоляции, заборах из колючей проволоки и минных полях. Но несмотря на то что коммунисты принудили венгерский народ к молчанию, в венграх не угас дух свободолюбия.

С берегов Атлантического океана мои мысли постоянно обращались на восток, на берега Дуная, к моему любимому Отечеству. Ни одна страна на Земле, как бы прекрасна она ни была, не сможет занять место моей страны в моем сердце. Хотя условия жизни в Германии значительно улучшились в результате проведенной денежной реформы, мы должны были оставить Баварию с ее сырым климатом из-за состояния здоровья моей жены и искать нового прибежища. То, что наш выбор пал на Португалию, можно приписать счастливому случаю. Мой сын был знаком с португальским посланником в Берне; он любезно согласился выдать нам визу. Благодаря его стараниям и ходатайству американского генерального консула в Мюнхене Сэма Вудса, военные власти выдали нам «временный паспорт», и 18 декабря 1948 г. мы покинули Вайльхайм. После короткой остановки в Швейцарии мы через Северную Италию добрались до Генуи, где сели на теплоход, идущий до Лиссабона. Перед нашим отъездом нам посчастливилось встретиться в Рапалло с премьером [в 1942–1944 гг. ] Каллаи.

Друзья предоставили в наше распоряжение виллу в живописном городке Эшторил. Здесь мы встретили наших старых друзей и обрели новых. Со всего мира нам стали приходить письма от наших венгерских соотечественников, что доставляет нам глубокую радость. Мы глубоко признательны за оказанное нам гостеприимство. С живым интересом я слежу за развитием Португалии под руководством ее мудрого премьер-министра Антониу ди Оливейры Салазара[108]108
  Салазар (1889–1970) – правитель страны в 1932–1968 гг.


[Закрыть]. Да обретет эта страна счастливое будущее, на которое ее трудолюбивый прекрасный народ имеет полное право.

Глава 23
Последний взгляд на прошлое и перспективы на будущее

В начале своих мемуаров я писал о том, что, когда я начал служить на австро-венгерском флоте, все еще существовали парусные корабли. Возможно, я доживу до того времени, когда движущей силой кораблей станет атомная энергия. В 1931 г. перелет из Америки в Венгрию на самолете «Справедливость для Венгрии», организованный при поддержке лорда Ротермера, в котором приняли участие венгерские пилоты Эндрес и Мадьяр, считался смелым предприятием первопроходцев. В наши дни четырехмоторные самолеты ежедневно грохочут над моим домом, уходя в полет из Лиссабона через Атлантику. В мое время гордостью венгерской армии была ее кавалерия; сегодня ее героическая атака воспринимается как сказка, относящаяся к временам, когда основным оружием войны были лук и стрелы. Но изменилось не только оружие; изменился дух самого человека. Во Второй мировой войне от воинского благородства почти не осталось ни следа; тотальная война не признает различия между бойцами и нонкомбатантами. Это может рассматриваться как регресс человечества; и была надежда, что подобные действия поставят вне закона Гаагская и Женевская конвенции.

Дипломаты были не лучше, чем ярые милитаристы. Ни в Версале, ни в Трианоне храбро сражавшиеся, но потерпевшие поражение воины не были признаны в качестве justus hostis (законного врага), которым после того, как осядет пыль сражений, победитель великодушно протягивает свою руку. И со времен Версаля и Трианона в мире не было мира. Первая мировая война, которая якобы велась ради «утверждения в мире демократии», закончилась диктатом избирателей, ослепленных ненавистью, которая нашла выход в договорах, ставших питательной почвой для коммунизма, фашизма и национал-социализма. Вторая мировая война, которая снова унесла многие миллионы жизней, так и не закончилась обретением главных четырех свобод Атлантической хартии, которые были ее целью. Где сегодня свобода веры, свобода слова, свобода от нужды и бедности и свобода от страха? По общему признанию, ни один человек в западном мире не преследуется за принадлежность к той или иной секте, и каждому позволено критиковать правительство. Но разве чувство страха не ощущается многими в гораздо большей степени, чем раньше в странах этого свободного мира? И четвертая часть человечества принуждена жить при новой тирании, которая имеет единственную цель: установить свое господство над оставшимися тремя четвертями мира.

Секретная дипломатия и «автократия» старых монархий не раз подвергалась осуждению многими политиками. Но секретная дипломатия Венского конгресса избавила Европу более чем на столетие от ужасов и бедствий большой войны. Национализм, распространявшийся из Франции и заражавший одну страну за другой, в итоге нарушил равновесие в мире. Американский президент Вудро Вильсон, движимый самыми благими намерениями, но совершенно не разбиравшийся в европейских делах, начертал на своих знаменах лозунг права наций на самоопределение. Но он не смог помешать победителям в войне в 1918 г. трактовать это право при его первом применении в своих интересах. Ошибки его последователя Франклина Д. Рузвельта привели в итоге к полному нарушению права на самоопределение в Центральной Европе Сталиным.

Венгрию за ее участие в гитлеровской войне назвали «вынужденным» сателлитом. Вернее было бы сказать, что Венгрия, не располагая достаточными средствами, все же старалась защитить себя от двух угрожавших ей сил: Советов и нацистов. В первом случае с помощью своих вооруженных сил, во втором – используя различные дипломатические средства. Я ни в коей мере не собираюсь признавать современную Венгрию феодальным государством; ведь между сюзереном и его вассалом существуют взаимные права и обязанности. Венгрия – оккупированная страна, в которой правят иностранные хозяева. Это действительно так, министры-коммунисты во власти большей частью являются советскими гражданами.

Каким образом, в конце концов, произойдет освобождение Венгрии, ради которого мы трудимся и о котором молимся, никто не может сказать. Многие люди за железным занавесом, охваченные отчаянием, ждут Третьей мировой войны. Но уцелеет ли в ней венгерская нация? Не будет ли в этом случае Европа, частью которой является Венгрия, настолько разрушена и опустошена, что последствия Тридцатилетней войны и турецких нашествий покажутся просто бледной копией этих возможных событий?

То, что однажды каким-то образом удастся отбить наступление советского империализма и он вернется в свои границы – процесс, в котором ООН призвана сыграть важную роль, – весьма вероятно. Мы должны готовиться к этому дню. Я принадлежу к тем немногим еще живущим деятелям, которые верно служили блестящей Габсбургской монархии и лично знали доброго и мудрого императора Франца-Иосифа. Я пережил ее крах и видел бесплодные попытки создать на ее месте жизнеспособное государство. Если бы распад империи, осеняемой короной Святого Иштвана (Стефана), принес счастье «освобожденному» народу, мы могли бы говорить, что не напрасна была совершившаяся в отношении империи несправедливость. Но это было не так. Обремененные расходами на дорогостоящее вооружение, страдая от злоупотреблений соперничавших друг с другом партий, лишенные преимуществ кооперации тяжелой индустрии и сельского хозяйства в рамках общей налоговой системы, наши соседи не обрели того счастья, к которому они стремились. В конфиденциальном разговоре с британским послом в Париже Даффом Купером чехословацкий государственный деятель Ян Масарик признал, что чехи никогда так не были довольны жизнью, как при старой монархии. Более критичное суждение в отношении результатов политики его отца трудно себе представить. Даже румыны Трансильвании были недовольны властями в Бухаресте, как бы те ни старались показать себя в своей новой роли хозяев трансильванских венгров и секеев. Подобно Чехословакии Югославия скоро распадется, когда внешнее давление, которое удерживает чехов и словаков, сербов и хорватов в одном государстве, перестанет существовать. Словаки, которые были обмануты Томашем Масариком при заключении Питтсбургского соглашения 1918 г., никогда, хотя уже прошло время после окончания Второй мировой войны, не простят Бенешу и его режиму смертный приговор, вынесенный отцу Йозефу Тисо[109]109
  Тисо – глава прогерманского правительства Словакии в 1938–1939 гг., президент Словацкого государства в 1939–1945 гг., с 1938 по 1944 г. председатель клерикальной Словацкой народной партии. Казнен по приговору суда.


[Закрыть]. Если же говорить о современном лидере хорватов, то это архиепископ Степинац, которого в 1951 г. коммунистический режим Белграда освободил из заключения, но не разрешил возобновить церковное служение. Когда после войны представители Партии мелких хозяев заявили о праве Венгрии на ряд пограничных областей, населенных венграми, коммунисты заклеймили их как «врагов мира» и заставили замолчать.

Разделить территорию бассейна Дуная, где проживают многие национальности, на национальные государства – это такая же неразрешимая задача, как квадратура круга. Чем больше я думал об этой проблеме, тем яснее становилось для меня, что мира и процветания всех народов от Тироля до Буковины, от Баната до Судет можно достигнуть, только восстановив их старые исторические границы. Можно сказать, что подобный эксперимент не стоит проводить дважды. Я понимаю, что невозможно просто вернуться к старому режиму. Но подавления одной нации другой, предоставления одной нации больших прав в ущерб другой можно легко избежать. Необходимо лишь предоставить странам полную автономию по образцу Швейцарской Конфедерации или любого иного федеративного государства или, наконец, воплотить в жизнь планы последнего австро-венгерского императора Карла I (он же король Венгрии Карл IV), состояться которым помешала вспыхнувшая в 1918 г. революция.

Период между двумя войнами и сама война показали, насколько трагическим было положение небольших дунайских и балканских стран. Великие державы использовали их в качестве пешек на гигантской шахматной доске. Взаимная враждебность небольших государств облегчала большим державам проведение макиавеллиевской политики. Если бы удалось создать новое большое государство из нескольких мелких, которое охватило бы почти всю территорию старой Австро-Венгерской империи, то это было бы стабилизирующим фактором в европейских делах. Ведь Австро-Венгрия была, следует это признать, стабилизирующим фактором на протяжении всего XIX столетия.

Бисмарк был, конечно, не последним, кто признал это. В беседе с венгерским романистом Мором Йокаи 27 февраля 1887 г. он ясно сформулировал свою мысль: «Необходимо иметь в Центральной Европе единое объединенное государство, наподобие Австро-Венгерской империи. Я пришел к осознанию этого, когда в 1866 г. поспешил заключить мир, которым были недовольны многие наши друзья. Малые национальные государства в Восточной Европе нежизнеспособны; только исторически сложившиеся государства могут выжить». Бисмарк в то время признавал только у немцев и венгров наличие «административного таланта и умения управлять государством»; у других же наций имелись только хорошие военные качества. Это суждение сегодня требует пересмотра, однако его основной вывод продолжает сохранять актуальность. Известный чешский историк Ф. Палацкий также утверждал: «Если бы Австрии не существовало, то было бы необходимо создать ее». Бисмарку было понятно, что исторический дом Габсбургов должен стоять во главе исторического государства. Может быть, мы забегаем далеко вперед, обсуждая этот предмет в настоящий момент, но представляется очевидным, что если бы удалось восстановить это старое-новое государство, то во главе его должен быть поставлен человек, для которого интересы государства выше межнациональных споров. Мне было бы радостно видеть, если бы у руля могущественной и процветающей федерации государств Дунайского бассейна встал законный наследник династии Габсбургов.

Что бы будущее ни готовило нам, я обращаюсь ко всем венграм, достойным этого имени, независимо от того, живут ли они в молчании под игом чужеземцев или в изгнании вдали от своих домов, и прошу сплотиться, позабыть партийные споры и иметь перед собой одну цель – восстановление свободы Венгрии. Давайте будем помнить, что жертвы были не напрасны, будем помнить всех тех, кто отдал свои жизни за Отечество, и тех военнопленных, которые еще не вернулись домой. Венгерский народ, и особенно венгерские крестьяне, люди благородного характера. Если венгерское крестьянство, главная опора нашей нации, снова обретет вековое здравое национальное чувство, моральное единство, боевую отвагу и радость труда, даже во времена террора и гнета, если оно откажется внимать тем политическим агитаторам, которые проповедуют классовую ненависть и играют на страстях толпы, тогда однажды Венгрия обретет свою свободу. Ее защите я посвятил свою жизнь.