Текст книги "Король сыщиков (сборник)"

Грабеж во время панихиды

Глава 1

– Не угодно ли? – сказал Шерлок Холмс, протягивая мне газету. – Я думаю, дорогой Ватсон, что наглость некоторых господ бывает настолько велика, что исключительно благодаря этому становится почти немыслимым отыскать виновника.

– А в чем дело? – спросил я, беря из рук Холмса газетный лист.

– Прочтите заметку: «Пропажа драгоценностей у купца Н. А. Мюрева».

Я без труда отыскал в местной хронике эту заметку и прочел:

Необыкновенно дерзкий грабеж

Вчера, 29 июня, купец первой гильдии Николай Александрович Мюрев пригласил в свою квартиру преосвященного Макария и двух священников, чтобы отслужить панихиду по своей любимой и единственной дочери, скончавшейся ровно год назад. Его преосвященство и прочее духовенство собрались к известному часу.

Прибыли также и певчие.

Когда все приглашенные съехались, панихида была отслужена и духовенство с гостями пригласили к столу.

Сам Николай Александрович Мюрев с супругою Анной Егоровной присутствовали на панихиде в полном трауре.

После панихиды госпожа Мюрева переоделась, причем сняла с себя брошь и другие драгоценности. По словам самой Мюревой, на ней в этот день было надето драгоценностей на шестьдесят восемь тысяч рублей, из которых одна брошь стоила сорок тысяч. Эта брошь – вещь старинная и представляет из себя звезду, в центре которой находится бриллиант черной воды ценой в тридцать тысяч рублей.

Выйдя снова к гостям, госпожа Мюрева вспомнила, что не заперла драгоценности, и сию же минуту возвратилась в спальню, но… о ужас!

Украшений там не оказалось.

Госпожа Мюрева переодевалась одна, без прислуги, и после того, как вышла из спальни, никто в эту комнату не входил. Да никто и не мог войти туда незамеченным, так как в спальной комнате всего одна дверь. Она ведет в будуар, который имеет, в свою очередь, две двери: одну – в коридор, а другую – в столовую.

Дверь в коридор была заперта на ключ, а через другую никто не смог бы проникнуть в спальню незамеченным самой хозяйкой или кем-то из гостей.

Заметив исчезновение драгоценностей, хозяйка подняла тревогу. Начался страшный переполох, была вызвана полиция.

Госпожа Мюрева заявила, что из столовой никто не мог войти в спальню незамеченным, поэтому никто из гостей обвинен быть не может.

На этом основании была арестована домашняя прислуга.

Обед расстроился, и гости разъехались.

У всех слуг в квартире Мюревых был произведен самый тщательный обыск.

Но… драгоценностей нигде не оказалось.

Особенно интересным это происшествие делает то, что Мюревы пригласили для расследования знаменитого сыщика Ната Пинкертона, бывшего в этот день проездом в Москве.

Знаменитый сыщик изъявил свое согласие работать по этому делу и с чисто американским рвением взялся за него.

Нет сомнения, что вор скоро будет разыскан.

Сотрудник нашей газеты уже познакомился с мистером Натом Пинкертоном, и он обещал информировать нас о ходе расследования.

Поэтому все сведения относительно этого необыкновенно дерзкого грабежа будут размещаться у нас в самом полном виде.

Прочитав заметку, я возвратил газету Холмсу.

– Ну что? – спросил он.

– Крайне любопытное дело! – ответил я.

– А как вам нравится выступление Ната Пинкертона?

– Ничего относительно этого сказать не могу.

Шерлок Холмс с улыбкой посмотрел на меня.

– Ведь вы знаете, дорогой Ватсон, что я очень люблю спорт, – сказал он.

– Знаю, – ответил я. – Но к чему вы вспомнили об этом?

– Потому что вижу выход своему спортивному азарту.

– То есть?

– Я инкогнито берусь за это дело. Мне просто-таки хочется проверить свои способности и узнать, кто из нас, я или Пинкертон, доберется до истины.

Я невольно улыбнулся.

– Надеюсь, мы будем работать вместе? – спросил Холмс.

– Конечно!

Холмс достал сигару, не спеша закурил и сказал:

– У Ната Пинкертона – огромное преимущество. Он узнал о преступлении на сутки раньше меня, а это все равно что получить на бегу фору в сотню сажен. Ну да посмотрим. Если я буду побежден, это не будет унижением. Не правда ли, дорогой Ватсон?

– Разумеется! – ответил я.

– Но мы не должны терять ни минуты, если не хотим остаться далеко позади. Надевайте пальто, дорогой друг. Нам надо спешить.

Недолго думая, я накинул пальто.

Холмс сделал то же самое, и мы направились к дому Мюрева.

Глава 2

Однако в этот раз нам не суждено было сохранить инкогнито.

Едва мы подошли к дому купца, как из подъезда вышел высокий худощавый господин лет сорока с бритыми усами и бородой и быстрым шагом направился в нашу сторону.

– Нат Пинкертон, – прошептал Шерлок Холмс, указывая глазами на господина.

В свою очередь, и вышедший из дома господин заметил нас.

Он бросил на Холмса пристальный взгляд и, поравнявшись с нами, снял шляпу со словами:

– Привет мистеру Шерлоку Холмсу!

– От души того же мистеру Нату Пинкертону!

Оба знаменитых сыщика остановились и пожали друг другу руки.

Казалось, они читают мысли друг друга.

И поэтому я не удивился, когда их разговор свелся к нескольким коротким фразам.

– Итак, вместе? – спросил Нат Пинкертон.

– Да, – ответил Холмс. – Есть следы?

– Конечно. Если хотите – возвратимся.

– Вы окажете мне любезность.

Больше они ничего друг другу не сказали.

Оба сыщика, понимая друг друга без слов, считали излишним тратить время на разговоры.

Втроем мы возвратились в дом Мюрева.

Там царило уныние.

Нечего и говорить, что приход Шерлока Холмса обрадовал Николая Александровича и его супругу.

Теперь у них уже не было сомнений, что вещи будут найдены.

Не тратя слов, Нат Пинкертон провел Холмса по всему дому, показал ему расположение комнат и коротко рассказал обо всех подробностях преступления.

– Дело, похоже, не настолько запутано. Надеюсь, преступник скоро будет найден, – заявил Нат Пинкертон. – Мною уже найден след, и остается провести лишь маленькую проверку.

– Да? – спросил Холмс.

И в его голосе послышалось легкое разочарование.

– Что делать! – пожал плечами Пинкертон.

– Нет ничего хуже, как явиться слишком поздно, – вздохнул Холмс. – Кого же вы подозреваете?

– О, в нашем деле не может быть секрета! – воскликнул Пинкертон. – Вещи украл один из домашней прислуги, кучер Никита Панкратов.

– Можно спросить, как вы пришли к этому заключению? – спросил Холмс.

– С удовольствием, – ответил Пинкертон. – Не угодно ли пройти в спальню? С момента обнаружения преступления в нее никто, кроме меня, не входил, она все время заперта.

– Прекрасная мера, – согласился Холмс.

Вслед за Натом Пинкертоном мы с Холмсом вошли в спальню, которую Пинкертон отпер ключом. Остановившись на пороге, он пояснил:

– Вон там были оставлены драгоценности. Сначала я решил, что вор проник сюда через столовую или через дверь, ведущую из будуара в коридор, но внимательный осмотр разубедил меня в этом. Не угодно ли подойти к окну?

Пройдя вдоль стены, мы подошли к первому окну, в котором имелась форточка настолько большого размера, что человек средней комплекции мог свободно проникнуть через нее в комнату.

Указав на наружный подоконник, Нат Пинкертон сказал, обращаясь к Холмсу:

– Вы, конечно, видите след на пыльном наружном подоконнике. Это след грубого сапога с набойкой на каблуке. Рядом с ним другой – круглый, более выраженный в центре и расплывающийся по краям…

– Совершенно верно, напоминает след колена, – вставил Шерлок Холмс.

– Так решил и я. Хозяева недоглядели, что форточка не заперта, и вор воспользовался этим. Вне всякого сомнения, он действовал не один. Второй человек выполнял роль наблюдателя. Он расположился на крыше сарая и, конечно, видел, как хозяйка, сняв драгоценности, вышла к гостям. По его сигналу вор забрался через форточку в комнату, схватил украшения и, выбираясь, встал сначала одной ногой на подоконник, затем, держась рукой за ручку рамы, опустился на колено и слез вниз.

– Снаружи было что-нибудь приставлено? – спросил Шерлок Холмс.

– Да. Во дворе под окном я нашел лестницу, а около нее след с той же набойкой на каблуке.

– Это все, что вы обнаружили в комнате?

– Да. А теперь прошу вас во двор.

– Я попросил бы подождать одну минутку, – сказал Холмс.

Он вынул из кармана большое увеличительное стекло и, опустившись на колени и переползая с места на место, принялся что-то разглядывать на полу.

Закончив осмотр, он проделал то же самое с внутренним подоконником.

Вероятно, что-то обратило на себя внимание Холмса, так как его лицо сделалось вдруг серьезным и сосредоточенным.

Вынув из кармана линейку, он проделал какое-то измерение.

Нат Пинкертон с улыбкой посматривал на его работу, но наконец не выдержал.

– Вы работаете так, словно обнаружили новые следы! – проговорил он. – Но… могу вас уверить, что это совершенно излишне. Как и вы, я нашел едва уловимые следы на внутреннем подоконнике, но не придал им значения. Во-первых, на подоконник изнутри постоянно становятся или для того, чтобы протирать стекла, или чтобы открыть форточку, но самое главное – это то, что следы идут дальше.

– Весьма может быть, – ответил Холмс как-то загадочно.

– Вы в этом убедитесь сию же минуту, – проговорил Пинкертон, выходя вслед за нами из спальни и снова запирая ее на ключ.

Мы вернулись во двор и подошли к месту, куда выходили окна спальни.

Оно было огорожено, а небольшой квадрат даже прикрыт рогожей, укрепленной на кольях так, чтобы она не касалась земли.

Осторожно приподняв ее, Пинкертон указал на ясно выделявшийся на песке след.

С первого взгляда я узнал след, который отпечатался на наружном подоконнике, с той же набойкой на каблуке.

– Только один след? – спросил Холмс.

– Только один, – ответил Нат Пинкертон. – Направление следа – к конюшне. Лишь только я заметил это, как тотчас же бросился туда и перешарил в ней каждую соломинку.

– И, вероятно, что-то нашли? – спросил Холмс.

– Да.

– Прислуга была уже арестована?

– Да.

– Задолго?

– Часа за три перед тем, как я начал розыски в конюшне.

– И что же вы там нашли?

Нат Пинкертон достал из кармана женское кольцо с бирюзой, окаймленной розанами.

– Вот эту вещь.

– Где?

– В яслях. В этом месте как раз ход на сеновал. Вор, схватив вещи, бросился в конюшню и оттуда, вероятно, на сеновал, потеряв по дороге одну из украденных мелочей. Можно предположить, что его сообщник, сидевший на крыше конюшни, соскочил на сеновал, где принял краденые вещи и скрылся с ними. А вор возвратился во двор.

– Из чего вы заключаете, что именно кучер Никита Панкратов, а не кто-то другой украл вещи? – спросил Холмс, слушавший объяснения Ната Пинкертона с величайшим вниманием.

Пинкертон улыбнулся.

– Очень просто, – ответил он. – Арестовав всех служащих, я забрал их вещи и, отобрав обувь, принялся сличать ее с найденными следами.

– И?..

– И нашел требуемое. В момент ареста на кучере Никите были сапоги, которые по величине хотя и подходили к следу, но не совсем, а по деталям и вовсе не подходили. Но зато под кроватью Никиты я нашел сапог, его старый сапог, хотя и не с той ноги, но вполне подходящий к следу по величине и деталям.

– Вы говорите, что сапог с другой ноги? – полюбопытствовал Холмс.

– Да. С правой. А на подоконнике и на земле под окном виден отпечаток левой ноги.

– Куда же девался левый сапог кучера?

– Он говорит, что оба его сапога все время находились под кроватью.

– А левый?

– В этом его показания расплывчатые. Он говорит, что не знает, куда и когда пропал сапог. Он, видимо, путает…

– Но ведь действительно возможно, что кто-то украл его сапог.

– Один? – улыбаясь, спросил Пинкертон.

– Хотя бы и один. Для положительного обвинения нужны более веские доказательства.

– И они есть.

– А именно?

– В кармане его кучерского армяка найден маленький рубин, вероятно, вывалившиеся из какой-нибудь вещи и, вследствие своей величины, оставшийся незамеченным.

– Да… эти данные говорят о его виновности, – задумчиво проговорил Холмс. – Где он находится?

– Пока – в сыскном.

– Его можно будет увидеть?

– Без сомнения. Через час его приведут сюда.

– Но что он говорит относительно других вещей?

– Он отпирается от всего. И надо заметить, очень естественно. Он уверяет, что в момент кражи спал, будучи усталым после езды господ. Некоторые из дворни подтверждают это, хотя и показывают, что были в хлопотах и в комнату, где спал кучер, заглядывали редко.

– Подойдите-ка, Ватсон, сюда, – попросил Холмс, прекращая вопросы и снова подходя к месту, где на земле виднелся след. – Держите лестницу!

Он приставил лестницу к окну и взобрался наверх.

– Нет сомнения, что лестницу приставляли и по ней поднимались, – донесся до нас его голос. – След виден ясно.

Он спустился вниз и задумчиво произнес:

– Странно… очень странно…

– Что именно? – откликнулся Нат Пинкертон.

– То, что всюду след только левой ноги.

Нат Пинкертон саркастически улыбнулся.

– Похоже, вы, несмотря на неопровержимые доказательства, не верите в виновность кучера Никиты Панкратова.

В его голосе звучала насмешка.

Холмс пожал плечами.

– У каждого может быть свое мнение, – только и ответил он.

– В особенности, когда люди ждут чудес и фокусов там, где все ясно и просто.

– Вы говорите обо мне?

– В данном случае – да! – отрезал Пинкертон, не стараясь даже скрыть презрительной усмешки.

– Будущее покажет, кто из нас прав, – ответил Шерлок Холмс.

Глава 3

Никита Панкратов оказался рослым, сильным мужиком с солидной, окладистой бородой и добродушным, чисто русским лицом.

Когда его ввели в дом в сопровождении двух часовых, он выглядел совершенно растерянным и убитым.

В эту минуту в комнате, кроме мистера Пинкертона, Шерлока Холмса и меня, находился Николай Александрович Мюрев.

Лишь только Никита увидел хозяина, как грузно повалился на колени.

– Батюшка! Хозяин, отец родной! Смилуйся ты надо мною! – завопил он исступленно. – Пять лет я тебе верой и правдой служил! Да неужели я бы решился…

Речь его прервали рыдания…

Горе этого человека было настолько натуральным, настолько сильным, что лицо Мюрева даже передернулось.

– Я, брат, что ж… Я ничего… Это точно, что я тобой доволен был… – забормотал он растерянно.

Но на Ната Пинкертона это не произвело, по-видимому, никакого впечатления.

Его сухое лицо оставалось по-прежнему бесстрастным, а глаза смотрели строго и холодно, как бы пытаясь проникнуть в самую глубь души жертвы.

– Ваше присутствие я считаю совершенно излишним, – произнес он наконец, обращаясь к хозяину.

– Я ничего… Я могу уйти… – пробормотал последний сконфуженно.

С этими словами он встал с кресла и медленно удалился в другую комнату.

– Встаньте! – произнес Нат Пинкертон, обращаясь к кучеру. – Ваши просьбы и мольбы на нас не подействуют, и вы это прекрасно знаете. Все улики против вас…

– Батюшка, отец родной! Да нешто я мог… – простонал кучер.

Но Пинкертон строго перебил его:

– Вы должны помнить, что признание облегчает вину. Ваше наказание в этом случае будет гораздо легче…

Кучер открыл рот и хотел что-то сказать, но только безнадежно махнул рукой.

Между тем Нат Пинкертон продолжил:

– Если вором были не вы, то у вас, во всяком случае, должны быть хоть какие-то предположения. Кто мог, например, украсть ваш сапог? И почему бы ему не украсть пару, раз оба сапога лежали рядом?

– Не знаю, батюшка, ей-богу, не знаю! – снова бухнулся на колени Никита.

– Да ведь накануне вы видели свои сапоги?

– Не то что накануне, а даже вчера ранним утром!

– А камень, который был найден у вас в кармане? – продолжал пытать его сыщик.

– И про камень, батюшка, ничего не знаю! Отродясь у меня таких камешков не было, а коли бы и был, так я бы его за простое стеклышко почел.

По лицу Ната Пинкертона скользнула презрительная улыбка.

– А знаете ли вы, что тех улик, которые есть, вполне достаточно для суда, чтобы вас покарать? – спросил он холодно.

– Знаю, батюшка, знаю, отец родной! – с тоской воскликнул кучер. – Неспроста тут все! Видно, лукавый замешался в это дело, потому что человеку не сделать такое!

– А кто был вашим помощником?

– Каким помощником? – удивленно спросил Никита.

– Не притворяйтесь! Мне известно, что у вас был помощник, и даже известно, где он сидел. Этот помощник уже арестован и сознался во всем. Вас же я спрашиваю о нем специально, чтобы проверить, насколько вы умеете запираться. Ну?

Физиономия Никиты при этих словах сделалась совершенно растерянной.

– Сознался? Мой помощник? – забормотал он. – Господи! Да кто же это?!

– Не знаешь? – спросил строго Пинкертон, переходя на «ты».

– Не знаю, барин!

– Ну и ладно, узнаешь в суде. Значит, ты решительно от всего отказываешься?

– Да в чем же сознаваться?! – воскликнул с тоской Никита.

– Это дело твое, – холодно ответил Пинкертон. – Моя обязанность заключается в том, чтобы предупредить: все улики против тебя. Никто не поверит, что ты не виноват, а следовательно, от тебя зависит чистосердечным признанием смягчить наказание. – Видя, что кучер не отвечает, Пинкертон добавил: – Поверь, тебе не удастся воспользоваться ни одной украденной вещью. Даже когда ты отбудешь наказание. За тобой будут следить самым тщательным образом…

Но тут речь его оборвалась.

Лицо кучера вдруг побагровело, глаза налились кровью, и он, выпрямившись во весь рост, выкрикнул:

– Не был я вором, да и только! Судите меня, хоть вешайте, а я знать ничего не знаю! Убирайтесь к черту, я и отвечать-то вам не буду! Хоть жилы из меня вытягивайте, ироды, мне все равно!

– В таком случае мне не о чем с тобой разговаривать, – холодно произнес Нат Пинкертон и, обернувшись к конвойным, сказал: – Можете вести его назад.

Ни слова больше не произнеся, Никита в сопровождении полицейских вышел из комнаты.

– Как видите, этот тип умеет отпираться! – с насмешкой произнес Пинкертон. – Но… я еще не спросил вашего мнения, коллега, относительно кучера.

Шерлок Холмс не ответил. Он несколько минут молча шагал по комнате, низко опустив голову, но наконец выпрямился и, задумчиво глядя на Пинкертона, произнес:

– Никита Панкратов ни в чем не виноват.

– Что-о?! – воскликнул тот удивленно. – Вы говорите, что он не виноват?!

– Да, – твердо повторил Холмс.

– Несмотря на прямые улики?

– Да.

– Но кто же, по-вашему, вор?

– Этого я пока не знаю, но будущее все покажет. Могу сказать одно: я знаю душу человеческую более чем хорошо, и голос, звучащий с такой искренностью, как у этого кучера, не может лгать!

Пинкертон улыбнулся.

– Вы думаете? – спросил он пренебрежительно, слегка задетый словами Холмса.

– Повторяю, я в этом уверен.

– В таком случае позвольте пожелать вам успеха в поиске виновного, – насмешливо сказал Пинкертон. – Что же касается меня, то я его уже нашел, и единственное, что мне остается, – это отыскать его помощника и украденные вещи. – Он слегка поклонился нам и добавил: – А пока позвольте пожелать вам всего хорошего!

С этими словами он вышел из комнаты.

Глава 4

Мы остались одни.

Несколько минут мой друг упорно молчал, задумчиво глядя перед собой, а потом подошел, положил руку на мое плечо и произнес:

– Нет-нет, дорогой Ватсон, предчувствие меня не обманывает! Этот человек не может быть виновен! Обстоятельства сложились очень плохо, все говорит против него, но я постараюсь раскрыть это чрезвычайно запутанное преступление и удержать судей от ошибочного шага.

– Мне тоже не верится, что кучер виноват, – ответил я. – Уж чересчур искренен его голос!

– В том-то и дело! Нат Пинкертон напал на ложный след, на который его навел ловкий вор, но самолюбие не позволяет ему в этом сознаться. – И, весело улыбнувшись, Холмс добавил: – Если посмотреть на это дело со спортивной точки зрения, то я должен радоваться, что мой соперник идет на ложному следу. Идемте сию же минуту к хозяину дома, мне нужно расспросить его кое о чем.

Хозяина мы застали в гостиной. Услыхав, что Шерлок Холмс желает задать ему и его жене несколько вопросов, он изъявил свое полное согласие.

На его зов в комнату вошла Анна Егоровна, и Холмс приступил прямо к делу.

– Кто присутствовал в то время, как вы надевали драгоценности? – спросил он Анну Егоровну.

– Горничная.

– А когда снимали?

– Никого.

– Не видали ли вы кого-нибудь входящим в дверь, после того как вышли, переодевшись?

– Решительно нет.

– Были ли окна в вашей спальне занавешены во время переодевания?

– Нет. Это я помню хорошо. Я так спешила, что не успела опустить портьеры.

– Не выглядывали ли вы во время переодевания во двор? Может быть, вы заметили кого-нибудь из своих или посторонних, кто слишком пристально глядел на ваши окна?

– Н-нет… – ответила Мюрева. – Во дворе, кажется, совсем никого не было… Вернее сказать, я не заметила…

– Жаль. Но… не видали ли вы кого-нибудь на одной из крыш?

Анна Егоровна задумалась.

– Нет, – произнесла она наконец. – На наших дворовых крышах я не видела никого.

– А на соседних?

– Погодите… Да-да, теперь я припоминаю! На соседней крыше я видела рабочего. Он, кажется, что-то чинил…

– Ага! Имеет ли та крыша сообщение или соприкосновение с одной из крыш вашего двора? – с живостью спросил Холмс.

– Нет, – ответила Мюрева.

– Совсем?

– Совсем. Та крыша отделяется от нас большим двором.

– Не заметили ли вы чего-нибудь подозрительного в чьем-либо поведении?

– Нет, решительно нет!

– Благодарю вас, – поклонился Шерлок Холмс. – Теперь ваша очередь, Николай Александрович. Как служил у вас Никита?

Мюрев только руками развел.

– Пожаловаться на него я не могу, – ответил он. – Человек он честный, добродетельный, трезвый…

– Часто ли он отлучался?

– Почти никогда. За пять лет службы раза два уезжал на побывку в деревню, жил скромно и деньги копил, старикам своим один раз тридцать рублей дал да другой раз – тридцать четыре.

– Верите ли вы в его виновность?

– Я бы и не поверил, если бы не доказательства…

– Кто у вас еще служит?

– Кухарка есть, горничная да дворник.

– Не подозреваете ли вы кого-то из них? Не отличается ли кто из них дурным поведением?

– Н-нет… кухарке уже шестой десяток пошел, она состарилась в нашем доме. В горничных ее внучка служит, и все ее знают как серьезную, честную девушку. Дворник у нас тоже уже давно, лет восемь, да он никогда и в дом-то не входит! Где уж ему знать: что и как…

– Не заметили ли вы кого-нибудь подозрительного среди гостей?

– А кто их разберет! Были певчие…

– Где они находились и раздевались?

– Раздевались в передней, а стояли в зале.

– Не заметили ли вы, чтобы кто-то из них выходил во время службы или до нее?

– Гм… один певчий точно часто выходил… должно быть, расстройство желудка было.

– А какой он из себя? – быстро спросил Холмс.

– Черный такой, худощавый…

– Опишите подробнее его лицо.

– Он стоял с самого краю хора, так я его потому и заметил. С вас будет ростом, одет прилично, в черную сюртучную пару, глаза черные, волосы черные, довольно длинные, усы густые, распушенные.

– Больше вы ни на кого не обратили внимания?

– Нет. Вот только диакон, у того голос богатейший!

– Ну, это-то меня мало интересует, – улыбнулся Шерлок Холмс.

– А больше я, признаться, никого не приметил! – вздохнул Мюрев.

Поблагодарив, Холмс простился, и мы вышли.

Глава 5

– Ну-с, дорогой Ватсон, а теперь скорее вперед! Если мы не опоздали, то добьемся своего! – воскликнул Холмс, когда мы вышли на улицу. – Мне кажется, я напал на новый след, которого не заметил Нат Пинкертон.

С этими словами он подозвал извозчика, мы сели в пролетку, и Холмс приказал ехать к преосвященному Макарию, сказав извозчику его адрес.

Не прошло и получаса, как мы были на месте.

– Скажите, пожалуйста, где живет регент хора? – спросил Холмс у привратника.

– А вот там, – указал он на один из флигелей.

Следуя указанию, мы поднялись на второй этаж и позвонили.

К счастью, регент оказался дома. Узнав наши имена, он просиял от радости, что видит перед собой самого Шерлока Холмса, и суетливо пригласил нас в гостиную.

– Чем могу служить? – заговорил он, усаживая нас. Но, не дождавшись ответа, вдруг обернулся к двери и крикнул: – Маша, поди-ка сюда! Посмотри, каких знаменитых гостей привел к нам Бог!

Из соседней комнаты появилась жена регента, пухлая, довольно красивая женщина лет двадцати пяти.

– Подумай только – сам Шерлок Холмс!

– Ах, батюшки! – воскликнула хозяйка. – Сейчас вот закусочку да самоварчик приготовлю…

И она снова исчезла.

Это было нам на руку. С утра мы ничего не ели и были голодные как волки.

Однако Холмс приступил к расследованию, не дожидаясь завтрака.

Задав несколько вступительных вопросов, он принялся расспрашивать о певчих.

– Скажите, а как фамилия высокого певчего, брюнета, с довольно длинными волосами и черными пушистыми усами? – спросил он.

Регент удивился.

– Брюнета, с черными пушистыми усами? Это какого же?

– Такой худощавый, – пояснил Холмс. – Во время панихиды у Мюревых он был одет в черную сюртучную пару и стоял с краю хора.

– Гм… В черной, вы говорите, сюртучной паре?

– Да. И притом очень хорошей.

– Ничего не понимаю… – с недоумением произнес регент. – Есть у меня бас – брюнет, только усы у него не пушистые, да и пьет он шибко, так что хорошей сюртучной пары у него и в заводе не было.

– Так, значит, у вас нет певчего, который подходил бы по всем названным приметам?

– Решительно нет.

– Но, может быть, вы заметили…

– Постойте, постойте! – перебил регент. – Ведь действительно на панихиде у Мюревых был такой! Да-да, я припоминаю… Точь-в-точь такой господин, как вы описываете! Только он вовсе не певчий. Он, должно быть, так присоединился к хору! Это многие любят. Он стоял рядом с басами и подпевал.

– Вот-вот! – воскликнул Шерлок Холмс. – О нем-то и идет речь! Так вы не знаете, кто этот господин?

– Нет, не знаю, – ответил регент – А почему вы им интересуетесь?

– Потому что вижу связь между ним и кражей драгоценностей у госпожи Мюревой, – серьезно ответил Холмс.

– Вот как! – воскликнул заинтересованный регент.

В это время в комнату вошла хозяйка и пригласила нас закусить.

За завтраком разговор вертелся преимущественно вокруг преступления.

– А вы не заметили, с вами выходил господин, которого я описываю, или нет? – спросил между прочим Холмс.

Регент задумался.

– Кажется, с нами! – сказал он наконец. – Но куда он делся потом, я не знаю.

– А кто вышел раньше: преосвященный или вы?

– Мы вышли следом, так что его при нас усаживали в карету.

– Это верно?

– О да!

– А кто усаживал?

– Диакон и священник Благовещенский.

– А где живет этот диакон?

– В этом же дворе, только в другом флигеле.

– Как его зовут?

– Отец Петр.

Холмс выпил рюмку водки, закусил сардинкой и продолжил расспрашивать:

– Переполох в доме Мюревых поднялся при вас?

– А как же!

– А вы не заметили, сколько прошло времени с того момента, как госпожа Мюрева вышла, чтобы пригласить всех к столу, до момента, когда поднялась тревога?

– Как вам сказать? Минут шесть-семь!

– А не меньше? Госпожа Мюрева говорит, что прошло не более двух минут.

Регент улыбнулся.

– Ну уж нет! – возразил он. – Я по своему желудку это помню! Помню, закончили мы панихиду, хозяйка ушла переодеваться, а мы и ждем, когда же нас закусить попросят! На часы посмотрел – вижу, хозяйки уже пять минут как нет, а потом через минутку-две она появилась, бледная да встревоженная. Ну и пошло смятение! Нас, певчих, конечно, не обыскивали, потому что весь хор все время в зале стоял…

– Так-так, – задумчиво произнес Холмс. – Значит, не две минуты?

– Конечно не две! Это хозяйке впопыхах так показалось!

– Это очень важно для меня! И, значит, из-за этого завтрак расстроился?

– Да. Поняли все, что хозяевам не до нас. Сначала преосвященный собрался ехать, а за ним и остальные потянулись.

– Очень, очень благодарен вам за помощь! – сказал Шерлок Холмс, вставая из-за стола. – Вы, конечно, понимаете, что моя работа не терпит промедления, поэтому я не могу оставаться здесь и лишней минуты! Еще раз благодарю вас!

И мы направились к диакону.

Он жил в том же дворе, но через дом.

Когда мы вошли, его не оказалось дома. Однако жена диакона сию же минуту послала за ним к священнику, и уже через несколько минут он был перед нами.

Глава 6

Подобно регенту, он страшно обрадовался, узнав, что перед ним стоит знаменитый Шерлок Холмс.

Как и регенту, Шерлок Холмс точно описал ему приметы незнакомого брюнета.

– Заметили ли вы его? – спросил Холмс.

– Заметил, как не заметить, – ответил диакон. – Раньше-то я, признаться, не примечал его, а вот когда подсаживал его преосвященство…

– И что тогда случилось? – быстро спросил Холмс.

– Да уж больно ретиво он помогал нам!

– А ну-ка расскажите все по порядку, – попросил Шерлок Холмс.

– Дело, видите ли, было так, – заговорил диакон. – Когда его преосвященство вышел, карета подъехала, и я с отцом Благовещенским подошел, чтобы подсадить его преосвященство.

– Так, так…

– Ну вот-с… Только мы начали подсаживать, как вдруг подскакивает этот самый господин под благословение. Его преосвященство благословил… Ну так вот… Вдруг он и говорит: «Разрешите и мне подсадить его преосвященство!» Ну, мы – ничего! Он и бросился подсаживать! Все ногам чтобы преосвященного легче было…

– Ногам, вы говорите? – переспросил Холмс.

– Да, – ответил диакон. – Он уставил преосвященному ноги, подвернул ему рясу и, снова приняв благословение, удалился.

– Не заметили ли вы, чтобы он чересчур долго усаживал архиерея? – спросил Холмс.

– Гм… как вам сказать… – замялся диакон. – Конечно, постороннее лицо не столь привычно… Мы-то ведь на этом стоим, а следовательно, у нас все быстрее делается…

– Так-так! А не заметили вы, куда он после этого пошел?

– Право, не заметил.

– И больше вы его не видали?

– Видел.

– Когда и где?

– Часа три назад.

– Где?

– Здесь.

– В архиерейском дворе?

– Да. Он спрашивал старшего кучера.

– Ну, ну…

– Только старшего кучера не было дома.

– И что ему сказали?

– Просили зайти позднее.

– И что он ответил?

– Что придет.

– А не знаете ли, приходил он во второй раз?

– Не знаю. Но это можно узнать.

– Пожалуйста! – попросил Холмс.

Диакон кивнул головой и вышел из комнаты.

Немного спустя он вернулся и объявил, что незнакомец еще не возвращался.

Тогда Шерлок Холмс приказал позвать старшего кучера. А пока человек ходил, подробно расспросил о нем диакона.

Судя по словам диакона, кучер, которому было лет сорок восемь, был человеком крайне религиозным, высокой честности и редкой благотворительности, доходившей до того, что в продолжение своей двадцатилетней службы он раздавал почти все жалование бедным, оставляя себе лишь на самое необходимое.

Слушая эту аттестацию, Шерлок Холмс с видимым удовлетворением кивал головой.

Наконец пришел и старший кучер.

По одному взгляду можно было заключить, что это безусловно честный человек.

Он вошел, перекрестился на образа и поклонился нам.

– Слушай, Иннокентий, – заговорил диакон. – Тут случилось одно преступление, так по этому делу приглашены они… чтобы разведать, значит. Так ты уж говори и делай все для них.