Текст книги "Музы героев. По ту сторону великих перемен"

Немного личной жизни

Среди них особое место отводится вернувшемуся из эмиграции аристократу Кристиану де Николаи, который активно скрашивал прозябание Зоэ в замке в период с 1805 по 1808 год. Серьезным свидетельством глубины этого романа является тот факт, что в своем завещании бывшая возлюбленная отказала ему портрет «Коринна», изображение героини одноименного романа мадам де Сталь, пользовавшегося бешеной популярностью. Героиня являла собой идеал женщины, совершенно свободной в своих чувствах. Надо полагать, с этим образом были связаны какие-то дорогие сердцу Зоэ воспоминания об идиллии, пережитой вместе с Кристианом в сельской глуши. Но в 1808 году роману пришел конец, и в жизни молодой женщины прочно обосновался Состен де Ларошфуко, ярый монархист. Трудно сказать, когда нежные чувства между ними переродились в прочную дружбу, ибо до самой смерти Зоэ вела с ним активную переписку. Он был одним из влиятельнейших лиц ультрамонархической партии и, как считается, впоследствии использовал свою подругу для оказания воздействия на Людовика ХVIII. Состен оставил после себя «Мемуары» в 15 томах, куда включил также свою обширную переписку.

Как уже упоминалось выше, в 1811 году скончался отец нашей героини, оставив ей солидное состояние и, как небезосновательно подозревали современники, еще и признание маркиза де Фавра. Талон предпринял все законные меры к тому, чтобы оградить деньги дочери от посягательств ее супруга, граф же был твердо намерен не упускать то, что считал неоспоримо своим. Зоэ была вынуждена начать процесс против мужа, который растянулся почти на полтора десятка лет. Тяжкая судьба отца молодой женщины вызывала глубокое сочувствие у людей ее круга. Ни сама Зоэ, ни ее друзья не стеснялись в выражениях по поводу власти, сжившей со света этого прекрасного человека, положившего жизнь на святое дело спасения династии Бурбонов. Поскольку министр полиции Фуше наводнил общество своими агентами на всех уровнях[73]73
  Известно, что он платил супруге Бонапарта Жозефине, погрязшей в долгах, дабы она выполняла роль стукачки при муже.


[Закрыть], эта светская дама весьма шатких моральных устоев быстро оказалась в списках врагов Империи.

Итак, неумолимый ход истории никак не мог оставить нашу аппетитную брюнетку в покое. В июне 1810 года Бонапарт отправил в отставку министра полиции Фуше, ибо счел его ведущим слишком самостоятельную игру, а также чрезмерно снисходительным по отношению к монархистам. Вместо него был назначен генерал Рене Савари (1774-1833), слепо преданный императору и неуклонно исполнявший все его указания без дальнейших размышлений. Согласно его собственному выражению, главной задачей было «внушить страх всему свету». Репутация среди эмигрантов у него была прескверная, ибо он лично занимался арестом, судом и расстрелом герцога Энгиенского. От этого пункта в своей биографии он не мог впоследствии откреститься до конца жизни, хотя и неуклюже пытался свалить всю вину на Талейрана. Наполеону даже пришлось отозвать его с поста посла Франции в Санкт-Петербурге, ибо высший свет северной столицы повернулся к убийце спиной.

Трудно сказать, зачем в 1810 году Зоэ была вызвана на аудиенцию к Савари. Хотел ли он припугнуть ее неблаговидным прошлым отца и завербовать в качестве стукачки? Дело в том, что Фуше, дабы затруднить работу новому министру, уничтожил практически все списки своих агентов. С другой стороны, Савари мог действовать по указу Наполеона всенепременно разыскать исповедь маркиза де Фавра, компрометировавшую претендента на престол, и если с впавшего в старческое слабоумие Омера Талона взятки были гладки, то беззащитную женщину припугнуть было легче. Как бы то ни было, министр полиции немедленно по уши влюбился в Зоэ, а та разыграла роль беспомощного невинного создания, нуждавшегося в покровительстве. Ведь ей было не на кого рассчитывать, ибо даже законный муж, пренебрегая своим семейным долгом, превратился, в сущности, в ее злейшего врага.

Не сказать, чтобы Савари был безмерно счастлив в своей семейной жизни. Он, практически по приказу Наполеона, женился на однокласснице Зоэ по пансиону мадам Кампан, Фелисите, которая отчаянно изменяла ему, побывав, по слухам, даже в постели императора. Обычно в качестве иллюстрации приводят анекдот из тех времен, правда, относящийся к несколько более позднему периоду жизни Савари. Он как-то пожаловался графу де Бёньо, что ему слишком дорого обходятся его семеро детей, и тот якобы ответил:

– Просто надо отправить каждого к своему отцу, и тогда тебе придется думать только о себе самом.

Почему Зоэ отдалась Савари? Было ли это расчетливым шагом, направленным на то, чтобы вернуться в круги, близкие к императору, – ведь перспективы реставрации Бурбонов казались все более туманными? Или она отбросила все практические соображения, последовав велению сердца – 36-летний Савари был красивым мужчиной в самом расцвете сил? Как бы то ни было, завязался бурный роман, а Наполеону министр юстиции доложил, что все доносы о слишком монархических настроениях графини дю Кайла есть не что иное, как чистой воды ничем не обоснованные наветы. Страсть настолько овладела любовниками, что то ли в конце 1811, то ли в начале 1812 года Зоэ родила сына Юголена-Пьера. Почему у нее была такая прочная привязанность к имени этого канонизированного монаха-капуцина ХIII века, историкам выяснить так и не удалось. Правда, на сей раз никаких сомнений относительно отцовства этого ребенка быть не могло: мальчик как две капли воды походил на Савари. Роман с генералом, которому Наполеон пожаловал титул герцога де Ровиго, вернул Зоэ в ряды благонадежных лиц и позволил возобновить дружбу с Гортензией, к тому времени уже ставшей королевой голландской.

Однако ветреная графиня вовремя почувствовала, что положение Империи становится шатким и порвала со своим любовником, хотя, как утверждали современники, весьма страдала от этого вынужденного шага. Тем не менее, она сочла, что эта связь слишком компрометирует ее среди монархистов. По-видимому, дабы заставить общество забыть ее роман со столь преданным Бонапарту человеком, Зоэ увлеклась Морисом де Баленкуром, записным донжуаном. В списке его завоеваний числились такие светские львицы как сестра Бонапарта, княгиня Полина Боргезе, бывшая невеста Бонапарта и жена маршала Бернадотта, впоследствии королева Швеции Дезире Клари, а также любвеобильная Лора Жюно, герцогиня д'Абрантес.

Долгожданная Реставрация

Зоэ сделала верный ход, поскольку после русского похода Империя очень быстро развалилась, и в апреле 1814 года граф Прованский официально стал Людовиком ХVIII. Во Францию потоком потекли эмигранты, не пожелавшие в свое время продать шпагу Бонапарту. Среди них был и свекор Зоэ, Франсуа-Эркюль дю Кайла, которому за верность Бурбонам был пожалован титул пожизненного пэра Франции. История умалчивает, как он воспринял наличие двух внуков, в жилах которых текла явно не его кровь. Муж Зоэ немедленно заявил, что намерен увезти детей в провинцию, дабы забрать их у матери из-за ее «предосудительного поведения». По-видимому, свекровь сумела привести возвратившемуся супругу какие-то веские доводы в пользу невестки, и родители несколько укоротили прыть своего сына. В результате скандала удалось избежать, и Зоэ была должным образом принята при новом дворе Бурбонов. Далее Кайла-старший отправился наводить порядок в своих владениях, и Зоэ с детьми последовала за ним, пережив в провинции «Сто дней» Наполеона и повторное возвращение Людовика ХVIII из эмиграции в бельгийском Генте. Австрияки и пруссаки, оккупировавшие Париж, навязали ему позорный договор содержать свои расквартированные во Франции военные силы в течение пяти лет.

В июне 1816 года Зоэ вернулась в Париж, чтобы сопровождать своего свекра на церемонии бракосочетания племянника короля. Сама свекровь была не в состоянии явиться на эту церемонию, ибо состояние ее здоровья резко ухудшилось. К физическим немощам прибавилось волнение за финансовые и моральные неурядицы невестки, которые та испытывала из-за остервенелого желания мужа заполучить ее наследство. Напоминаем, что Элизабет дю Кайла некогда была фрейлиной покойной супруги короля (Мария-Жозефина скончалась в Лондоне в 1810 году). Она написала Людовику ХVIII письмо, в котором рекомендовала свою невестку как женщину исключительной доброты и всяческих добродетелей. Свекровь просила для нее защиты его королевского величества и помощи по сохранению опеки над детьми, которых слишком вспыльчивый муж грозит отобрать.

После кончины жены свекор явно изменил свое отношение к Зоэ, что она почувствовала, проведя с ним и детьми лето в имении принца де Конде. Надлежало действовать незамедлительно, и в сентябре 1817 года графиня дю Кайла добилась аудиенции у короля. Годы изгнания превратили Людовика в настоящую развалину. Страдая сахарным диабетом, он чудовищно растолстел, лицо сильно отекло, мучимый приступами подагры король передвигался с большим трудом, черпая силу в своем убеждении, ставшем крылатой фразой:

– Король умирает стоя!

Правда, вид у него оставался величественным, взгляд проницательным, речь внушительной. Зоя явилась во дворец, где по углам еще не успели заменить золотых пчел, эмблему династии Бонапартов, золотыми лилиями Бурбонов, кое-как прикрыв их символом Людовика ХVIII – рогом изобилия. Монарх дал понять просительнице, что графиня может рассчитывать на его поддержку, ибо он в курсе ее положения. Все это звучало весьма абстрактно, и чувство тревоги не покинуло Зоэ. Оно еще более укрепилось, когда ей сообщили, что муж, узнавший об аудиенции, написал королю письмо, в котором перечислял все измены жены и якобы ее попытки незаконного присвоения его наследства. Зоэ пришлось вновь ходатайствовать об аудиенции у Людовика ХVIII, ибо она опасалась, что происки мужа могут повредить ей в глазах его величества.

Графиня настолько переволновалась, что, после глубокого реверанса перед монархом, направившись к креслу, на которое указал ей король, по пути опрокинула круглый столик. На столе лежал доклад какого-то министра, его листки разлетелись по ковру. Смутившаяся дама неловко собрала их и, в попытке уложить бумаги в прежнем порядке, начала читать их вслух. К своему вящему удивлению она услышала голос монарха, произносивший слова, совершенно не свойственные церемонии аудиенции:

– Продолжайте, мадам, очарование вашего голоса умножает удовольствие созерцать вас.

Далее дела отчаявшейся матери уладились как по мановению волшебной палочки. Ими занялся по указанию его величества премьер-министр (один из любимчиков короля) Элиа Деказ. Тот отрядил в суд пройдоху-адвоката из Бордо, проявившего чудеса изворотливости и пронырливости. Уже 6 мая 1818 года суд первой инстанции вынес решение о раздельном проживании и дележе имущества четы дю Кайла. Естественно, опеку над детьми доверили матери. Четыре года спустя, 31 мая 1822 года графа дю Кайла приговорили к «возврату приданого, имущества, подпавшего под раздел, и неоплаченных долговых обязательств». Зоэ переехала в небольшую очень миленькую квартиру. Она активно принимала там своих гостей, которых становилось все больше по мере того, как росла ее близость с Людовиком ХVIII.

Услада последних лет короля

Какого рода была эта близость, не возникла ли она как следствие благодарности к монархистке, сохранивший документ, переданный ей отцом? Вполне возможно, что эта бумага, столь компрометировавшая графа Прованского, сгорела в пламени дворцового камина. Поначалу король пожелал видеть графиню по средам. Далее он потребовал один раз в месяц общаться с ее детьми. Это чрезвычайно нравилось Зоэ, ибо давало ей законное право гордо заявлять:

– Я всем обязана моим детям.

Людовик начал писать ей письма, сначала каждый день, потом по нескольку раз в день. Ее визиты во дворец Тюильри стали более частыми и приобрели установленный распорядок: три раза в неделю, с 3 до 5 часов пополудни. Далее они превратились в ежедневные. Во дворце к ним вскоре привыкли, хотя, конечно, не обходилось без ядовитых шуточек. В особенности язвили придворные после того, как преклонных лет канцлер Камбрэ постучал в дверь го величества в тот момент, когда король ожидал прихода своей утешительницы. В ответ он услышал:

– Входите, Зоэ!

Зоэ была красива, в расцвете сил, остроумна, как истинная ученица мадам Кампан, она великолепно владела искусством светской беседы и сноровкой найти психологический подход к любому собеседнику. Графиня умела развлечь и отвлечь больного короля, но, самое главное, с величайшим терпением выслушивать его воспоминания о прошлом, зачастую сильно приукрашенные. Она проявляла исключительные внимание и нежность, в которой так нуждался этот давно овдовевший бездетный монарх. Его младший брат, граф д'Артуа, имел двух сыновей, которые относились к дядюшке с такой же леденящей вежливостью, как и их родитель. Сыновья были женаты, один, герцог Ангулемский – на Марии-Терезии, дочери казненной Марии-Антуанетты, второй, герцог Беррийский, – на принцессе Бурбон-Сицилийской, внучке королевы Неаполя Марии-Каролины. Король был очень внимателен к этим молодым женщинам и называл их своими дочерьми. После того как присутствие Зоэ во дворце превратилось в более или менее привычное явление, Людовик стал называть ее своей «третьей дочерью». Чопорная герцогиня Ангулемская, не желавшая возвышения Зоэ до своего уровня, не гнушалась вслух выражать свое недовольство женщиной, которой в молодости приписывали неоднократное нарушение супружеской верности. С герцогиней же Беррийской графиня дю Кайла подружилась, причем эти отношения сохранились на долгие времена. Она даже оказывала ей по просьбе Бурбонов некоторую помощь, когда та после восшествия на престол в 1830 году короля Луи-Филиппа Орлеанского пустилась в рискованную политическую авантюру. Любопытно, что сам граф д'Артуа, которому предстояло унаследовать трон после смерти Людовика, не стеснялся пользоваться влиянием фаворитки на брата и регулярно твердил ей:

– Не обращайте внимания на злословие других против вас и мирно наслаждайтесь благородным использованием того, что извлекаете из доверия и привязанности короля[74]74
  Моральный облик самого графа д’Артуа был чист. В молодости он пользовался большим успехом у женщин, рано расстался с навязанной ему супругой (она скончалась в 1805 году). Однако, в 1803 году чахотка рано свела в могилу его фаворитку, графиню Луизу де Поластрон, перед смертью взявшую с него обещание покончить с греховным образом жизни. Граф стал весьма набожен и сдержал данное любимой женщине слово принять обет целомудрия.


[Закрыть].

В одном Зоэ могла быть совершенно уверена: соперниц у нее нет. Она придерживалась крайне монархических взглядов и потому стала «эгерией ультрамонархистов». 13 февраля 1820 года бонапартист Лувель, одержимый манией искоренить династию Бурбонов, убил наследника престола герцога Беррийского. После этого Людовик лишился своих либеральных воззрений и перешел к авторитарному правлению. Зоэ способствовала падению некоторых государственных деятелей, таких как министр иностранных дел Ришелье, его последователь Шатобриан, назначению премьер-министром реакционера Вильеля, одобрению всякого рода реакционных законов. Когда слава о могуществе фаворитке разнеслась по городам и весям Франции, ее принялись заваливать кучами прошений об оказании всякого рода помощи, но Зоэ не ответила ни на одно из них. Осознавая, что Людовик не протянет долго, она стремилась поскорее обстряпать свои собственные делишки.

Постепенно король впал в апатию и беспрекословно соглашался на все, что внушала ему фаворитка. Ей был весьма признателен граф д'Артуа, поскольку отказ от либерализма формировал именно такое королевство, которое он желал получить в управление после смерти брата.

Из Тюильрийского дворца новости о пассии короля просочились в народ и моментально пробудили к жизни поток эротических карикатур и саркастических стишков, которые чернь распевала на манер частушек на всех углах. Откликнулся даже народный поэт Пьер-Жан Беранже. Он нарек фаворитку именем Октавия, которое никого не могло ввести в заблуждение, ибо стихотворец призывал ее «не подставлять розовые лепестки своих уст мертвым лобзаниям бессильного призрака». Карикатуры изображали Зоэ в непристойной позе, позволявшей королю брать понюшку табака с ее ягодиц. По немногим воспоминаниям современников «королевская понюшка» располагалась на грудях фаворитки. Как упоминал де Витроль, «король брал в своей табакерке щепотку табака, которую клал на грудях своей фаворитки, как вложил бы ее в сердцевину розы». В народе Зоэ немедленно снабдили кличкой «табакерка короля».

В 1823 году, когда король уже практически был прикован к креслу-каталке, маршал Кастеллане стал свидетелем весьма скабрезной сцены, которую с удовольствием пересказывал в близком кругу. Во время посещений Зоэ дверь плотно закрывалась. Маршал вдруг услышал в кабинете ужасный грохот, затем пронзительные крики и приказал лакеям и дежурным офицерам войти в помещение. Там они обнаружили, что кресло-каталка свалилось на упавшего навзничь короля, который, будучи не в состоянии подняться на ноги, похоронил под собой Зоэ. Тут следует упомянуть, что вес монарха в конце жизни превысил 100 килограммов.

Королевские милости

Зоэ поистине стала усладой и отрадой последних лет Людовика, утешая его, внимательно выслуживая жалобы как на важные проблемы, так и на волнующие старика мелочи, рассказывая потешные истории, заботясь о его здоровье. Графиня чувствовала себя в полном расцвете сил, она отнюдь не потеряла вкус к любовным приключениям и в течение последних двух лет жизни короля состояла в интимной связи со своим нотариусом Жан-Пьером Леруа. Поскольку ловкая фаворитка была мастерицей соблюдать приличия, то сведения об этом увлечении не вышли за стены ее спальни.

Зоэ никогда ни разу никому ни словом не обмолвилась о своих интимных встречах с монархом. Он делал ей щедрые подарки: преподнес, например, роскошное издание Библии. Обычно раньше в особо ценных книгах иллюстрации перекладывались папиросной, или, как ее называли тогда, шелковой бумагой. Вручая свой дар, король прочувствованно промолвил:

– Если вас когда-нибудь постигнет несчастье, эта священная книга принесет вам сильное утешение.

Действительно, все пятьдесят иллюстраций были проложены банкнотами в тысячу франков. Сумочка графини из зеленого бархата, которую она не выпускала из рук при визитах, после посещения Людовика никогда не оставалась пустой. В ней она выносила из его кабинета то драгоценности, то золотые монеты. Король подарил ей замок Сент-Уэн под Парижем, неподалеку от берега Сены, небольшой, но с богатой историей, начало которой восходило к ХIII веку. В течение периода с 1759 по 1764 год это здание даже принадлежало фаворитке Людовика ХV маркизе де Помпадур. Для Людовика ХVIII это место было особенно дорого, ибо в нем он в ночь со 2 на 3 мая 1814 года подписал Декларацию, возвещавшую о восстановлении династии Бурбонов на троне Франции с признанием некоторых свобод, обретенных страной во время Французской революции и Империи. В 1815 году строение сильно повредили пруссаки, и король купил его у кавалерийского генерала Венсана Потоцкого.

Старое здание было полностью снесено, и на его месте за счет средств короля и под его надзором архитектор Юве построил совершенно новое, типичное для периода Реставрации. Скромное снаружи, внутри оно было роскошно отделано, с монументальной лестницей, просторными помещениями для приемов на первом этаже, беломраморными каминами и консолями, расписными потолками, отделкой из драгоценных сортов дерева, обставленное роскошной мебелью и украшенное великолепными гобеленами. К торжественному новоселью, состоявшемуся 2 мая 1823 года, был подарен умопомрачительный сервиз из севрского фарфора с видами замка. На праздник собрались 800 гостей самых голубых кровей, столы были накрыты на лужайке под навесами по эскизу известного художника Изабэ. Гвоздем торжества было представление портрета Людовика ХVIII в полный рост кисти лучшего портретиста Франции Франсуа Жерара, ученика Давида. Под ним была прикреплена пластина из белого мрамора с надписью: «Здесь, 2 мая 1823 года, началась новая эра». Сам король, который к тому времени был в состоянии передвигаться только либо на костылях, либо в кресле-каталке, отсутствовал, но утром приехал, чтобы проверить все мельчайшие детали праздника.

В 1824 году король заказал все тому же Жерару в пару к своему портрету изображение мадам де Кайла с детьми. Художник запечатлел ее с сыном и дочерью на пороге своего замка. Портрет создавался «в знак признания важных услуг, оказанных монархии мадам графиней де Кайла и в знак моей благодарности».

К тому времени здоровье короля окончательно подвело его. Он страдал диабетом, не мог стоять на ногах и в промежутках между приступами подагры ворчал, намекая на брата:

– Вам не нравится король без ног, вы еще узнаете, что такое иметь короля без головы.

Но в конце концов он был вынужден слечь, ибо тело его начало разлагаться заживо. Зоэ пригодился опыт ухода за больной свекровью, хотя теперь задача была сложнее, ибо от короля исходил совершенно непереносимый запах. Она оставалась с ним до последнего вздоха и доказала свою безусловную преданность монархистки династии Бурбонов. Дело в том, что просвещенный король наотрез отказывался собороваться, что, безусловно, стало бы несмываемым позором для династии. Именно Зоэ уговорила его принять архиепископа и отойти в мир иной подобно благочестивому христианину. Когда 16 сентября 1824 года король скончался, графиня была безутешна, рыдая и причитая в голос. Благодарный король составил завещание в ее пользу, но явившийся после его смерти в кабинет граф д'Артуа, ставший королем Карлом Х, забрал все бумаги и сжег завещание, проявив, прямо скажем, черную неблагодарность к фаворитке. Но он все-таки назначил графине пожизненную пенсию в 25 тысяч франков для достойного содержания замка Сент-Уэн.

После смерти короля Зоэ занялась улаживанием своих собственных дел. 5 мая 1825 года ее дочь Валентина вышла замуж за принца Эдмона-Анри де Бово-Краон (1795-1861), весьма привлекательного мужчину. Он родился в Англии во время эмиграции родителей, в семилетнем возрасте вернулся с ними во Францию, служил в наполеоновских войсках и был награжден орденом Почетного Легиона. После Реставрации служил адъютантом военного министра. К великому горю Зоэ, ее сын Юголен-Пьер в возрасте 17 лет скончался. Зато ей стали утешением внуки, родившиеся у дочери, мальчик и три девочки.

После Июльской революции 1830 года на престол взошел король Луи-Филипп из младшей, Орлеанской ветки Бурбонов, и графиню попросили отойти от светской жизни. Похоже, ее это ничуть не огорчило. Постоянно поселившись в своем поместье, Зоэ развила бурную деятельность, основательно занявшись фермерством. Она не только оказала себя рачительной хозяйкой, но и проявила редкую для светской дамы сообразительность, хотя о генетике в ту пору никто и слыхом не слыхивал. Графине же удалось достигнуть большого успеха, оставив след в истории французского овцеводства. Некогда вице-король Египта Мухаммад Али во время своего официального визита во Францию подарил ей пару длинношерстых тонкорунных нубийских овец. Как истинно мудрый восточный правитель, он руководствовался несложным правилом: «Хочешь получить что-то с монарха, угоди его фаворитке». На основе этой блеющей парочки под руководством Зоэ была выведена новая порода овец, получившая название по фамилии графини.

Еще с 1823 года замок Сент-Уэн был открыт для посещений, и графиня регулярно выдавала билеты желающим увидеть ее салон, ставший мемориалом Людовику ХVIII. Окруженная всеобщим почетом как верная монархистка, Зоэ скончалась в своем замке 19 марта 1852 года. Она немного не дожила до 2 декабря того же года, когда сын ее подруги Гортензии провозгласил себя императором Наполеоном III. Зоэ завещала поместье с 26 гектарами земли племянникам, Омеру и Рене Талон, а содержимое замка – единственной дочери. Валентина перевезла мебель, картины и все прочее в замок Аруэ, принадлежащий принцам де Бово-Краон. В 2007 году государство купило большую часть прекрасно сохранившейся мебели, признанной объектом исторического наследия, и выставила ее в реставрированном замке Мезон-Лафит. В настоящее время разрабатывается проект реставрации замка Сент-Уэн с переносом мебели на место ее исторического пребывания. В 2015 году потомок Зоэ, принцесса Минни де Бово-Краон, нуждавшаяся в средствах для починки крыши своего замка Аруэ, продала часть мебели и портретов из наследства графини дю Кайла, а также ожерелье из 31 жемчужины идеальной формы, которое можно увидеть на портретах ее прапрабабки.

Но все это низменные материальные аспекты ее наследия, лишь опосредствованно связанные с воспоминаниями о красивой женщине с непростой судьбой, сформированной непредсказуемыми поворотами истории. Ее память счел почтить более изящным способом некий цветовод, который в 1902 году представил на суд общественности выведенную им прелестную разновидность китайской розы под названием «Графиня дю Кайла».