Текст книги "Операция «КЛОНдайк»"

Леонид опустился на колени перед кроватью и, склонившись к Есении, осторожно прикоснулся губами к ее обнаженному плечу.

«Замерзла, моя маленькая!» – ощутив прохладное прикосновение ее кожи, с нежностью подумал он.

Одним движением он стащил через голову футболку и накрыл ею плечо Есении, после чего вышел из комнаты, ступая на цыпочках.

Как только за ним закрылась дверь, Есения шевельнулась на кровати, с трудом переводя дыхание. Ее переполняли противоречивые чувства: все это время она безумно хотела, чтобы Леонид пришел к ней, но когда это произошло, она почему-то очень испугалась. Испугалась той лавины эмоций, которая обрушилась на нее.

Она не спала и слышала, как Леонид открывал дверь в ее комнату. Успев в последний момент положить обнаженную руку сверху на меховое одеяло и постеснявшись раскрыться более откровенно, она с бешено колотящимся сердцем замерла в ожидании. И в тот потрясающий момент, когда Леонид склонился к ее плечу с поцелуем, она последним усилием воли сумела удержаться и не выдать себя ни движением, ни сбившимся дыханием.

Сейчас она с трудом приходила в себя, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Высвободив вторую руку из-под одеяла, Есения потянула на себя футболку Леонида, согревающую ее оголенное плечо, и прижалась к ней лицом, вдыхая исходящий от нее знакомый запах Леонида. И не смогла сдержать стона от неожиданно накатившего на нее почти непереносимого желания. Она столько лет провела в холодной раковине своего одиночества, что ее буквально смяло это желание, заставив заметаться на постели.

Уже совершенно не владея собой, она откинула в сторону медвежье одеяло и, прижимая футболку к своему обнаженному телу, стала гладить мягкую ткань, словно это был сам ее хозяин.

– Я хочу тебя, я хочу тебя… – горячечно шептала она, одновременно вслушиваясь в собственные слова, словно их произносил он, и в этот момент перед ее внутренним взором стояло лицо Леонида, когда он овладевал ею в первый раз там, в Юрмале.

Как он тогда боялся сделать ей больно! Как из последних сил сдерживал себя, в напряжении нависая над ней, осторожно и медленно проникая в глубь ее тела…

Подол футболки под неистово поглаживающей ее рукой соскользнул к низу живота и, теранув подшитым краем нежную плоть лона, вызвал у Есении еще больший взрыв эмоций, заставив изнемогавшую от страсти женщину широко развести бедра. Но в следующую секунду она опять судорожно свела бедра и, перевернувшись на живот, изо всех сил прижалась к кровати, ощущая между ног скрутившуюся в валик футболку. Где-то в глубине ее тела зародился и нарастал какой-то дикий восторг, грозивший затопить собой все: и сознание, и окружающее пространство.

А Леонид, вернувшись на печку, откинулся на спину и несколько раз потрогал пальцем свои губы, которые еще хранили ощущение прохладной кожи плеча Есении. Это было какое-то святое ощущение.

Если бы Леонид знал, какой взрыв чувств бушует сейчас за стеной, то вряд ли бы смог уснуть, но он об этом не подозревал, поэтому умиротворенно закрыл глаза и забылся сном праведника.

Глава тринадцатая

Бурый нервно проглотил очередную рюмку коньяка, не чувствуя ни вкуса, ни крепости, лишь в голове слегка шумело, но это было, скорее всего, от напряжения…

Демонстративно глянув на часы, на которых минутная стрелка уже успела отщелкать сорок минут после характерного хлопка, раздавшегося в трубке мобильного телефона, Бурый подозвал метрдотеля и сказал, притягивая его к себе за пуговицу:

– Принеси счет, я уезжаю. Приедет Пряхин, будет спрашивать, скажи, что я поехал домой. Пусть теперь он звонит, я его и так тут с час, как дурак, прождал. Хотя нет, погоди, принеси-ка мне бумагу и ручку, я ему записку оставлю…

Вышколенный метрдотель мгновенно выудил из кармана блокнот с ручкой и протянул Бурому.

Тот вырвал из блокнота листок и написал на нем:

«Пряхин! Что там у тебя произошло? Совести у тебя нет, уже девять часов, я тебя час прождал, блин! Проверь трубу, не могу до тебя дозвониться. Позвони или заезжай ко мне домой. Буду ждать. Виктор».

Перечитав записку, он протянул ее метрдотелю:

– На вот, передай ему, как приедет.

– А если он не приедет? – спросил его метрдотель.

Бурый настороженно зыркнул на него исподлобья:

– Чего это он не приедет? Опаздывает, как всегда, ты же знаешь… – и, помолчав, вроде как нехотя добавил: – А если не приедет, то вернешь записку мне при следующей встрече.

Добавил он это для подстраховки, чтобы метрдотель не выкинул, а сберег его записку и, когда все закрутится, она в нужное время оказалась бы у ментов, еще раз демонстрируя его, Бурого, святое неведение о произошедшем с Пряхиным несчастьем.

Никаких угрызений совести Бурый не испытывал. Спускаясь по лестнице к машине, он на ходу набрал домашний номер и обрадовал Риту, что едет домой.

Козак несколько ошибся с прогнозами насчет милиции и кипежа: машина, которая вскоре подъехала к стоявшей иномарке Пряхина, даже и не подумала останавливаться. Ее водитель, увидев в незакрытое окно окровавленную голову Пряхина, на ходу резко дернул руль влево. Наехав на снежный бруствер, он почти на двух колесах протиснулся мимо машины Пряхина к перекрестку и, не дожидаясь очередного зеленого, рванул прочь под красный…

Только через двадцать минут возле остывающих машины и трупа вынужден был остановиться подъехавший к перекрестку грузовик – при его габаритах он не смог бы повторить маневр своего предшественника.

Сидевший рядом с водителем грузовика экспедитор оказался малым не робкого десятка, да к тому же еще и сообразительным. Заметив на коленях трупа мобильник, он обернул руку носовым платком и, просунув ее в окно, вытащил трубку, после чего невозмутимо набрал «02».

Ну а дальше все уже пошло по сценарию Козака. Как только прибывшая следственная бригада поняла, кто перед ними, машина завертелась. Через час на квартире Пряхина уже работали сотрудники милиции, а еще через десять минут они обнаружили его предсмертную записку, прямо указующую на убийцу или, вернее, заказчика убийства.

Бурый уже успел задремать в объятиях жены, когда в дверь позвонили.

– Кто это? – удивленно спросила сонная Рита.

– Не знаю… – вставая с постели, пожал плечами Бурый и, накинув халат, направился в коридор.

У него были подозрения, кто бы это мог быть, поэтому он спокойно среагировал, увидев высветившихся на экране монитора нескольких человек в милицейской форме, которые стояли вдоль стен, оставляя перед дверью пустое пространство.

«Надо же, каким составом!» – усмехнулся Бурый и спросил в селектор:

– Кто там?

– Откройте, милиция!

Бурый распахнул дверь и, обведя взглядом милиционеров, поинтересовался:

– Чем могу быть полезным в столь поздний час?

Внутри у него, как всегда, сладко сжалось от столь красиво сказанной фразы… Ему бы филологом быть или поэтом…

– Вы – гражданин Прошкин Виктор Иванович? – строго спросил его капитан, в то время как двое – лейтенант и сержант – почти незаметно проскользнули мимо Бурого в квартиру и, оказавшись позади него, замерли по бокам. Двое других остались стоять на площадке позади капитана, настороженно разглядывая Бурого.

– Он самый, – подтвердил Бурый. – А почему «гражданин»? Я вроде пока по вашему ведомству не прохожу.

– Верно замечено: пока… – неожиданно сверкнув белозубой улыбкой, с нажимом произнес капитан. – Пока просим только пройти с нами в отделение.

– Что-то произошло? – посерьезнев, спросил Бурый. – Почему так срочно? Может, завтра с утра к вам зайду?

– Дело не терпит отлагательства, просим проехать с нами, – терпеливо попросил капитан.

– С вещами на выход? – глядя на него с усмешкой уверенного в своей безопасности и невиновности человека, съерничал Бурый. – А санкция у вас есть?

– Есть, а вещи, если понадобится, вам потом довезут, – парировал капитан, бросив на него насмешливый взгляд. – Одевайтесь.

Бурый направился к спальне, двое по бокам двинулись за ним.

– У меня там жена спит, – остановил их Бурый. – Я возьму вещи и выйду.

 Милиционеры вопросительно посмотрели на капитана. Тот разрешающе махнул рукой, рассудив, что с пятого этажа Бурый не сбежит. А даже ежели у него и появится такое желание, то внизу стоят его ребята…

Войдя на цыпочках в спальню и закрыв за собой дверь, Бурый наткнулся на испуганно-настороженный взгляд Риты.

– Ты чего не спишь? – спросил он шепотом. – Мне нужно ненадолго отъехать…

– Кто там пришел? – перебила она его, садясь на постели.

– Лежи, лежи, – остановил он ее, укладывая обратно и накрывая одеялом. – За мной приехали. Не волнуйся, часа через два я буду дома.

– Да кто приехал?

– Милиция… – нехотя ответил Бурый, понимая, что если Рита захочет узнать, то он ее не удержит.

– Что произошло? – побледнела она.

– Говорю тебе: не волнуйся, у них какие-то срочные вопросы, узнаю скоро и расскажу, – успокаивающе ответил Бурый.

В дверь деликатно постучали.

– Сейчас, сейчас! – отозвался Бурый, вытаскивая из шкафа одежду. – Видишь, как спешат. Успокойся, у меня все нормально.

Он быстро оделся, чмокнул жену в губы и живот и вышел из спальни.

– Пойдемте, я готов! – по-деловому сказал он и стремительно двинулся по коридору к выходу.

Милиционеры растянулись в шеренгу и последовали за Бурым, стараясь поспеть за его скорым шагом…

Следователь в отделении принял Бурого грубо-настороженно, но потом, когда тот начал отвечать на все задаваемые вопросы без всякого выёживания, часто свойственного «новым русским», он немного ослабил натиск и даже подобрел, несмотря на то что на сидевшем перед ним бизнесмене висело подозрение в организации убийства начальника управления золотодобычи.

– Виктор Иванович, когда вы в последний раз видели Пряхина? – неожиданно по имени-отчеству обратился следователь к Бурому, испытующе глядя на него.

– О, вот это так сразу и не вспомнишь – довольно давно, – задумчиво покачал головой тот. – Сегодня как раз собирался с ним увидеться, прождал его в ресторане с час, но он почему-то не приехал, а телефон не отвечает. А что? У него что-нибудь случилось?

– К сожалению, не у него, а с ним… – многозначительно посмотрел на него следователь, внимательно следя за реакцией Бурого.

– Что?! – умело изобразив волнение, привстал со своего места Бурый.

– Да вы сидите, сидите, – остановил его порыв следователь. – Вы что, с Пряхиным были близкими друзьями?

– Да не то чтобы друзьями, скорее, хорошими знакомыми, – ответил, опускаясь на место, Бурый. – Иногда вместе в баню ходили. Он мужик толковый, край хорошо знает, людей. Всегда путевый совет даст, если что. Я его даже хотел к себе на работу переманить. Он тут обмолвился, что у него в управлении какие-то неприятности и возраст уже дает знать – нервотрепка ему ни к чему, вот и подумывали поработать вместе. Жалко, когда хороший человек пропадет – он ведь попивать начал…

– А у вас, значит, работа спокойная, без нервов, и алкоголя не требует? – недоверчиво улыбнулся следователь.

– Ну, по-всякому бывает, – усмехнулся Бурый. – Как везде… Бизнес есть бизнес…

– Ну ладно, – сказал следователь, что-то записывая. – Так говорите, отношения у вас хорошие были?

– Вполне… А почему вы спрашиваете? – нахмурился Бурый. – Что все-таки произошло?

– Тяжело ранен ваш Пряхин, – ответил следователь и бросил внимательный взгляд на Бурого.

А тому в этот раз даже притворяться не пришлось: «Как ранен?! – пронеслось у него в голове. – Неужели Козак опять прокололся?!»

– Как ранен?! – вырвалось у него вслух, но он тут же спохватился и добавил: – Кому нужно было в него стрелять?..

– А почему вы решили, что в него стреляли? – быстро спросил его следователь, насторожившись.

– Пряхин не мелкий пост занимал, – беря себя в руки, объяснил Бурый. – Если его заказали, то не ножом же пырнули!

– Экая осведомленность у вас в этих делах! – недобро прищурился следователь.

– Ну зачем же так? Средства массовой информации кого хочешь просветят, – укоризненно посмотрел на него Бурый. – Тут собственные знания иметь не обязательно.

– Да? А что вы скажете на то, что заказчиком Пряхина считают вас?

– Меня?!

Бурый так оторопел от неожиданности, что его потрясенный вид поколебал уверенность следователя в причастности Бурого к смерти Пряхина и к тому, о чем Пряхин поведал в своей предсмертной записке.

А Бурый судорожно соображал, откуда могла просочиться информация, и тут его прошиб озноб: «А ну как Козака с Квачом взяли и они меня заложили?!» Ведь следователь обмолвился, что Пряхин только ранен, а не убит. Значит, у Козака что-то сорвалось…

Внимательно наблюдая за Бурым, следователь видел, как на побледневшем лице бизнесмена сменяются эмоции – от недоумения до растерянности. Решив, что с того достаточно, он попытался его успокоить:

– Да вы не переживайте так, Виктор Иванович! Разберемся… Давайте по порядку, – и, вытащив из папки предсмертную записку Пряхина, попросил: – Расскажите, пожалуйста, о ваших взаимоотношениях с Гуреевым.

– А кто это? – спросил Бурый, решивший про себя, что будет все отрицать, какие бы ему обвинения не предъявляли.

– Ну как же! – удивился следователь. – Это же начальник золотоносного рудника, с которым у вас были какие-то дела. – Он говорил так, словно это было общеизвестным фактом.

– Вы ошибаетесь, мой бизнес с золотом никак не связан, – отказался Бурый.

– Я и не говорю, что с золотом, – перебил его следователь, – я спрашиваю о вашей связи с начальником рудника Гуреевым.

– Да не знаю я никакого Гуреева! – возмутился Бурый. – И связей у меня по этой части никаких нет! Пряхин в данном случае был единственным человеком из моих знакомых, кто работал в золотодобыче, но мы с ним общались вовсе не на этой почве, и совместных дел у нас с ним не было.

– Да не может быть, чтобы такой занятой человек, как вы, стали бы тратить время на общение с человеком, не связанным напрямую с вашим бизнесом! – с усмешкой посмотрел на него следователь.

– Почему? Что я – не человек и не могу иметь просто друзей? – вроде как даже обиделся Бурый.

– А говорили, что он вам не друг, а просто хороший знакомый, – опять прищурился следователь.

– Ну вот, начинается! – Бурый погладил начавший ныть затылок. – Теперь будете к словам придираться? Вы лучше объясните, что вы от меня хотите… Если вы пытаетесь что-то на меня навесить, так мне тогда лучше вызвать адвоката и пока помолчать.

– Тоже кино насмотрелись или это уже из собственного опыта? – поддел его следователь.

– А вот это вы должны знать уже точно, – хмуро парировал Бурый. – Наверняка перед моим приездом «проконсультировались» по поводу меня – чист я перед законом, не привлекался.

– Верно! Пока не привлекались, – согласился следователь. – Но от сумы и от тюрьмы, сами знаете… – И он неожиданно положил перед Бурым исписанные Пряхиным листки, а сам откинулся на стуле, закуривая сигарету.

Бурый поднял первый листок и начал читать. По мере того как он углублялся в смысл, ему становилось не по себе: Пряхин довольно подробно и почти безошибочно изложил свою версию событий, произошедших на руднике, а также роль Бурого в истории с попыткой хищения золота. Бурый отдал ему должное: умный все-таки был мужик, быстро все просчитал, только не учел, что все это только слова… Очевидцев нет, все свидетели погибли… слава богу… Только трое – Валера, Козак и Квач знают… Надо бы их куда-нибудь подальше отправить, пока все не уляжется…

Дочитав до конца, Бурый вернул следователю листки и спросил, спокойно глядя ему в глаза:

– У Пряхина большие неприятности на работе?

Следователь слегка растерялся, но Бурый вроде и не ждал его ответа.

– Все это – пьяный бред, – твердо сказал он. – Проверяйте, если не верите, а я не обязан тратить время на доказательства, что я не верблюд.

– Где вы были сегодня с девятнадцати до двадцати одного часа? – спросил его следователь, склоняясь над бумагами, лежавшими на столе.

– В семь вечера я выехал из офиса в ресторан, где должен был встретиться с Пряхиным, и просидел там почти до двадцати одного, спросите у обслуги…

– Спросим, – кивнул следователь. – Какие отношения у вас были с Пряхиным и для чего вы назначили встречу?

– До сегодняшнего дня… – Бурый демонстративно покосился на записку Пряхина, – …считал, что нормальные отношения, а встретиться мы собирались потому, что давно не виделись, хотели выпить и пообщаться.

– У вас с ним были конфликты?

– Нет, я могу себе позволить не общаться с теми, с кем у меня могут быть конфликты, – усмехнулся Бурый. – Повторяю, у нас было банное общение. Ну базарили за жизнь, иногда спорили по поводу политики, но не более того.

– Значит, у вас не было причин «заказывать» его? – сощурился следователь.

– Блин… – раздраженно покрутил головой Бурый и усмехнулся: – Ну наступил он один раз на мое любимое мыло, но это же не причина…

– Виктор Иванович, я же вас серьезно спрашиваю! – оборвал его следователь.

– Не похоже, чтобы серьезно, – сказал Бурый. – Неужели вы думаете, что кто-то на такой вопрос будет серьезно отвечать? Если бы и были у меня причины «заказать» Пряхина, то я все равно никогда бы о них не сказал. Хотя бы потому, чтобы вы на меня лишнего не навешали. Короче, не имею я никакого отношению к покушению на Пряхина, более того, хоть он и написал обо мне всякую чушь, мне его жаль. И как только вы меня отпустите, я поеду к нему в больницу. Говорю это вам для ясности. Где он, кстати, сейчас?

– В морге, – буркнул следователь, вынимая какие-то бумаги из конверта.

– Как в морге? Вы же сказали… – Бурому снова не пришлось изображать потрясения, поскольку его и так тряхануло.

– В морге, – еще раз повторил следователь. – Два выстрела в голову. Вот, можете полюбоваться. – Он протянул Бурому фотографию.

Но тот мельком взглянул на нее и, отвернувшись, сказал:

– Нет уж, увольте! Я не хочу видеть весь этот ужас. Это ваша прерогатива.

Окровавленные лицо и грудь Пряхина, которые он успел заметить, словно впечатались в его память, но при всей своей жути эта картинка вдруг странным образом успокоила Бурого.

«Молодец, Козак! – мысленно похвалил он. – Хоть это дело до конца довел…»

– А того, кто это сделал, поймали? – спросил он у следователя.

– Ищем… Если бы сразу взяли, то гадать о вашей причастности к этому делу не пришлось бы. – В голосе следователя прозвучала странная интонация. Было непонятно, то ли он имел в виду, что вина Бурого была бы тут же доказана, то ли наоборот, мол, все бы разрешилось, и история с компромитирующей Бурого предсмертной запиской – тоже.

– Ну ладно, – помолчав, сказал следователь. – Подпишитесь здесь, – он ткнул пальцем в низ протокола, – и не уезжайте из города, пока идет следствие…

– А сколько оно будет длиться? – озадаченно спросил Бурый. – У меня жена должна скоро рожать, мы как раз хотели перед этим съездить отдохнуть, а то потом с мальцом особо не разъездишься.

– Сколько продлится, столько и продлится… – отрезал следователь и, решив смягчить свою резкость, добавил, улыбаясь: – Потом погуляете, чай не бедные – наймете няню и погуляете. Нужно же с этим делом разобраться. Не уезжайте пока из города, чтобы быть под рукой.

«Да уж, перспективка: под рукой у органов быть… Но ничего, как-нибудь вывернусь из-под этой рученьки… Улик, кроме этой бездоказательной записки, у них все равно нет», – думал Бурый, расписываясь в протоколе.

Вернувшись домой, он сразу же, не снимая дубленки, прошел в спальню, где, судя по горевшему свету, его ждала жена.

Рита села на постели, пристально глядя на мужа.

– Ну, как ты тут? – спросил он, скидывая дубленку на кресло и садясь у нее в ногах. – У меня все нормально. Разговор, правда, вышел несколько длиннее, чем я предполагал, но, видишь, я уже дома.

– Что произошло? – спросила Рита тихо, пальцы, нервно теребившие воротник пеньюара, выдавали ее волнение.

На Бурого накатила волна щемящей нежности, он обнял жену и, уткнувшись ей носом в плечо, сказал:

– Убили одного человека, с которым у нас должна была состояться встреча, вот меня и вызвали задать ряд вопросов.

– Кого убили?

– Ты не знаешь его, это некто Пряхин – начальник управления золотодобычи.

– У тебя с ним были дела? – спросила Рита.

– Были, – тихо ответил Бурый, – но говорить об этом мы не будем.

«Не будем, я и так догадываюсь, что за дела у вас были…» – подумала Рита и спросила:

– Ты есть не хочешь?

– Нет.

– Ну, тогда иди мойся и ложись, утро вечера мудренее…

«Завтра нужно будет Валеру прижать…» – подумала Рита, наблюдая, как муж раздевается.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ИСХОД

Глава первая

На следующий день Григорий Тарасович разбудил Фёдора и Леонида в седьмом часу и, хмуро глядя на них, сказал:

– Идите, вас Филипп зовет.

– Он здесь? – удивился Леонид, соскакивая с печки.

– Нет, по рации.

В «радиорубке» знакомо потрескивал динамик.

– Слушаем, – сказал Фёдор, пододвигая к себе микрофон.

– Я обсудил ваше условие со своим руководством, – раздался голос Филиппа. – Мы согласны, но встречу назначить можно только в Гонконге, когда мы будем уже в безопасности. Однако нужно решить, как сын Есении Викторовны туда доберется.

– Об этом мы побеспокоимся сами, – ответил Фёдор. – Нам нужно будет связаться с нашим человеком, чтобы он его туда привез.

– Связываться с вашим человеком вам придется при мне, из Абакана. Я должен его проинструктировать. Кроме того, обстоятельства заставляют нас торопиться. – Сделав паузу, он пояснил: – По моим сведениям, не сегодня завтра наши с Есенией Викторовной портреты появятся во всех аэропортах, нужно срочно продвигаться к границе. Григорий Тарасович рядом?

– Я тут. – Старик подошел к микрофону.

– Сможете их к вечеру привезти ко мне? – спросил Филипп. – Вы знаете, где меня искать…

– Чего же не смочь, привезу, – ответил Григорий Тарасович, у него почему-то поникли плечи, когда он добавил: – Если выедем через час, то к пяти вечера будем у тебя.

– Тогда я вас жду, – обращаясь уже, видимо, ко всем, сказал Филипп. – Не задерживайтесь.

Когда он попрощался, Григорий Тарасович буркнул:

– Идите собирайтесь! В восемь часов по «железке» «кукушка» пойдет, нужно на нее поспеть.

– А что, мы разве не на снегоходе в Абакан поедем? – спросил его Леонид.

– Долго и холодно, на снегоходе я вас только до «железки» довезу, – ответил тот, остановившись в дверях в ожидании, пока они выйдут из «радиорубки».

Когда они вернулись в большую комнату, Фёдор тихо сказал Леониду:

– Не нравится мне эта спешка, по пути нужно будет обсудить, как мы станем связываться при Кондратюке с Сергеем насчет Лёни. Да и с «дипломатом» нужно что-то решать. Если там действительно деньги, то Кондратюк ничего не должен о них знать. Надо было нам вчера пошуровать в нем.

– Мы же не думали, что сегодня придется ехать, Филипп ведь говорил о нескольких днях, – попытался оправдать их просчет Леонид.

Через полчаса, спешно позавтракав и собравшись, они вышли на крыльцо. Фёдор нес рюкзак, в котором лежал кругловский «дипломат».

Мороз за ночь набрал силу.

Есения, зябко кутаясь в выданный ей, уже знакомый тулуп, остановилась на крыльце.

– Мне страшно, – шепнула она Леониду.

– Нам нельзя бояться, – покачал головой тот. – Что делать? Не век же здесь сидеть, надо выбираться.

Они с Фёдором ничего не сказали ей об опасениях Филиппа насчет их портретов, ей и так хватало поводов для волнения. Он обнял Есению, подводя ее к снегоходу, на котором уже сидел Григорий Тарасович.

До «железки» они добрались быстро и некоторое время ехали вдоль нее, благо пространство между насыпью и кустами для этого было достаточным. Наконец Григорий Тарасович остановил снегоход и попросил всех сойти, а сам загнал свой транспорт под ближайшую елку.

Посмотрев на часы, он сказал:

– Сейчас подойдет «кукушка». Пока я буду договариваться, снимите тулупы, бросьте их в снегоход и подходите к тепловозу.

– А поезд остановится? – с тревогой спросил Леонид.

– Остановится, меня здесь знают, – покосившись на него, ответил Григорий Тарасович и пошел к насыпи, осторожно неся какой-то баул, который он прихватил из снегохода.

Есения спросила его в спину:

– А вы с нами поедете?

– Куда же мне от вас деваться? – на ходу ответил старик. – Филипп просил довезти вас до места.

Он забрался на насыпь и, демонстративно отвернувшись, стоял, ожидая, когда появится поезд.

Вскоре послышался характерный перестук колес. Из-за заснеженных елей показался тепловоз, тащивший за собой два грузовых вагона.

Григорий Тарасович сошел с путей и поднял руку. Свистнув, поезд начал замедлять ход и вскоре остановился возле старика.

Из окна тепловоза высунулся машинист:

– Здорово, Григорий Тарасович! В город собрался? А это кто с тобой?

– Здравствуй, Володя. Подбрось нас в Абакан, мне вот гостей проводить нужно. – Он поднял руку с баулом: – А я тебе тут молочка свежего принес и яиц.

Машинист махнул рукой:

– Забирайтесь!

Сбросив с себя тулупы и положив их на снегоход, «гости» подошли и начали карабкаться вслед за Григорием Тарасовичем по железной лесенке в кабину. Леонид поддерживал Есению, чтобы она не поскользнулась на металлических перекладинах.

В кабине было тесно и жарко.

– Сколько вас! – улыбнулся машинист, оглядывая пассажиров, и предложил, посмотрев на Леонида, все еще державшего Есению за руку: – Двоих могу разместить у себя в «спальне». А вам, – он повернулся к Фёдору и Григорию Тарасовичу, – придется устраиваться здесь. – И он кивнул на два замасленных табурета рядом с собой.

– Спасибо, Володя, тут вполне хорошо разместимся, – поблагодарил Григорий Тарасович, усаживаясь на один из табуретов.

– Пойдемте, я покажу ваши места, – сказал машинист, протискиваясь мимо Леонида и Есении и открывая в тесном коридоре дверь в купе с двумя спальными полками и столиком. Обледеневшее окно почти не пропускало свет, поэтому машинист сразу включил электрическую лампочку под потолком, которая высветила убогую и грязную обстановку.

На нижней полке валялось скомканное одеяло и чьи-то старые тренировочные штаны. Машинист откинул их к изголовью и накрыл подушкой.

– Присаживайтесь, до Абакана ехать несколько часов, можете даже поспать, – предложил он.

– Спасибо, – поблагодарил его Леонид, бросая украдкой взгляд на покрывало весьма сомнительной свежести.

– Не за что! – отмахнулся машинист, выходя из купе и закрывая за собой дверь.

Есения опустилась на постель и расстегнула куртку. Леонид поставил под столик свой рюкзак и сел рядом с ней. В окно смотреть было бесполезно – покрывавшую его ледяную корку, шапкой застывшую даже с внутренней стороны стекла, можно было растопить разве что только паяльной лампой. Это не Питер, где в детстве Леонид любил протаивать пальцем на замерзшем трамвайном стекле дырочку и смотреть через нее наружу.

Коротко постучав, в купе вошел Фёдор, занося рюкзак.

– Пока они там обсуждают семейные дела Володи и политику, нам нужно решить, как будем действовать дальше. Для начала надо посмотреть, что же лежит в этом «дипломате», – сказал он.

Закрыв дверь, он поставил рюкзак на пол и, вытащив из него «дипломат», попытался его открыть.

– Нужен ключ, – подсказал Леонид, наблюдая за его тщетными попытками.

– И где я тебе его возьму? – насмешливо посмотрел на него Фёдор и, положив «дипломат» на пол, изо всех сил ударил по нему сверху ногой.

– Осторожно! – воскликнул Леонид. – А вдруг там бомба! Или что-нибудь хрупкое.

Фёдор, не обращая внимания на его слова, удовлетворенно посмотрел на повреждения, нанесенные «дипломату» его ударом, а потом зацепил пальцами его чуть разошедшиеся края и, крякнув, дернул их в разные стороны. «Дипломат» распахнулся, из него выпали две пары мужских трусов, носки, футболка с рубашкой и бритвенный набор. Больше в «дипломате» ничего не было…

Все трое недоуменно воззрились на пустое дно. Зачем же Круглову понадобилось пристегивать к запястью «дипломат», в котором, кроме белья, ничего ценного не было? Леонид тут же по-бухгалтерски рассчитал, что на средства, вырученные от продажи этого скарба, ребенка не вырастишь, о каких же деньгах и ценных бумагах тогда Круглов говорил?

– Погодите-ка… – сказал вдруг Фёдор, взвешивая «дипломат» в руках. – Тяжеловастый, однако…

– И дно слишком мелкое при его внешней толщине, – заметил Леонид.

Фёдор положил «дипломат» на стол и, вытащив из ножен, висящих у него на поясе, охотничий нож, вогнал его в стык дна и стенки. Там что-то щелкнуло, и дно, как крышка, подскочило вверх, приподнимаясь над скрытым содержимым.

Взглянув на то, что там лежало, Леонид потрясенно опустился на сиденье. Деньги деньгами, но такую сумму Леонид увидеть не ожидал: под стопкой ценных бумаг, о которых говорил Круглов, несколькими плотными рядами были уложены упаковки со стодолларовыми купюрами, и лишь в одном углу виднелась еще какая-то пластмассовая коробка.

– Ну и сколько здесь, на твой взгляд? – спросил Фёдор, посмотрев на Леонида.

– Похоже, тысяч восемьсот… – ответил тот, оценивающе прикидывая количество пачек, в каждой из которых было по десять тысяч долларов.

Фёдор присвистнул:

– Почти мильон! А это что? – Он потянулся к пластмассовой коробке.

Открыв ее, он передал Леониду лежавшие сверху два паспорта, а потом недоуменно покрутил в руках вытащенную из-под них деталь, напоминавшую транзистор в полуразобранном виде.

Леонид, взглянув на нее, сказал:

– Это жесткий диск от компьютера. Видимо, Круглов серьезно готовился к побегу: и деньги припас, и паспорта, и информацию какую-то.

Он полистал первый паспорт и, обнаружив фотографию Есении, с удивлением узнал, что она, оказывается, гражданка Уругвая, недавно въехавшая в Россию по пути в Японию. Все визы были на месте. Второй паспорт принадлежал Круглову, который, судя по одинаковой фамилии, приходился Есении мужем.

Леонид молча положил паспорта к тем, что уже лежали в кармане его куртки. По ним получалось, что Есения имела мужа не только в Панаме, но и в Уругвае, прямо латиноамериканская роковая женщина! В душе Леонида шевельнулась ревность. Если бы Круглов не погиб, а вывез Есению из страны, то она считалась бы его женой не только на бумаге… И ребенка она носит от Круглова, вернее, не совсем от него, но это сути не меняет.

От размышлений его отвлек голос Фёдора, который озабоченно заметил:

– Так деньги везти нельзя – в любом аэропорту заинтересуются, не говоря уже о том, чтобы их через границу переть. Да и перед Кондратюком их лучше не засвечивать. Надо их в одежду зашить, тяжело будет, правда, но зато всегда при себе. – Он посмотрел на Есению. – Кстати, часть можно провезти под видом беременности. Как ты, Есения, не против? Кондратюку скажем, что это конспирация, которую можно и в аэропорту использовать.

– Боюсь, что в аэропорту такое количество баксов выдаст звон, когда будем проходить через эти… не помню, как они называются, ну такие ворота…

– Что-нибудь придумаем, – сказал Фёдор. – А вот этот, как ты говоришь, диск, что ли? Вот он точно звенеть будет, и на телевизоре его увидят. Если на нем важная информация, то…