Текст книги "Золото Колчака"

ФИНАНСОВЫЙ СОВЕТ

В деятельности Финансового совета как в зеркале отразились проблемы русской эмиграции в наиболее сложный, начальный период ее существования – 1921–1924 годы. Финансовый совет функционировал, как нам удалось установить, с 8 февраля 1921 по 14 июня 1924 года. Всего было проведено 95 заседаний, на которых принимались решения об ассигновании средств на те или иные нужды. Источником этих средств были по преимуществу остатки сумм, вырученных некогда в результате колчаковских золотых займов.

Ко времени образования Финансового совета на счетах Финансового агентства в Лондоне, возглавлявшегося ранее фон Заменом, числилось 147 560 ф. ст., однако бóльшая часть суммы была связана, и в распоряжение Финансового совета поступило 56 264 ф. ст. 15 шиллингов 10 пенсов. От продажи имущества военного ведомства, оплаченного, но не отправленного в Крым угля и др. поступило 77 673 ф. ст. 12 шиллингов. Таким образом, в свободном распоряжении Финансового совета за время его существования имелось 133 938 ф. ст. 7 шиллингов 10 пенсов.

Бахметев и Угет перевели в Европу 1 млн 356 тыс. долл., из которых 556 тыс. долл. на заранее оговоренные цели, а остальные суммы – на образование различных фондов под эгидой Финансового совета. Из средств, хранившихся в Японии, К. К. Миллер предоставил 63 430 ф. ст.; за первую половину 1923 года перебравшийся в Европу Миллер перевел на гуманитарные цели 1 201 752 фр. С июля 1923 по июнь 1924 года на сметные ассигнования гуманитарным организациям он предоставил 2,4 млн фр., на сверхсметные надобности – 150 тыс. фр., и добавил из образовавшейся благодаря разницы курсов экономии 126 тыс. фр., а всего – 2 млн 676 тыс. фр.

Средства расходовались по трем основным статьям: на помощь беженцам, на культурно-просветительные цели и на пособия, для чего были образованы специальные фонды. Всего за время своей деятельности Финансовый совет ассигновал различным организациям (прежде всего Земгору и Красному Кресту) и израсходовал 388 999 ф. ст. и 3 860 742 фр., исключая суммы, переведенные из США целевым назначением на расселение армии на Балканах.

Наибольшие суммы пошли на нужды беженцев – 246 814 ф. ст. и 3 832 562 фр.; на нужды эвакуированной армии и помощь воинским чинам – 125 455 ф. ст. (без учета сумм, переведенных Бахметевым и Угетом целевым назначением).

Нам удалось обнаружить 48 протоколов заседаний Финансового совета и извлечения еще из двух. На заседаниях принимались решения как об ассигновании миллионов франков, так и о совсем небольших суммах. Протоколы демонстрируют, как постепенно сокращались находившиеся в распоряжении дипломатов средства. Эти документы лишь отчасти отражают кипение страстей, борьбу интересов различных эмигрантских организаций, за которыми стояли судьбы десятков тысяч изгнанников. Приведем для примера один из типичных протоколов:

Совершенно секретно

ПРОТОКОЛ № 18

заседания Финансового Совета 25‐го апреля 1921 года.

Присутствовали:

Председатель: М. Н. Гирс

Члены Совета: М. В. Бернацкий

Князь Г. Е. Львов

Слушали:

1) Доклад М. В. Бернацкаго о состоянии имеющихся в распоряжении Финансоваго Совета средств, из которого усматривается, что, за исключением забронированных фондов, свободная наличность, которой мог бы располагать Финансовый Совет, при своих ассигнованиях, выражается в сумме 75 000 фунтов или около 3,5 миллионов франков.

Постановили:

1) Принять к сведению.

Слушали:

2) Заслушано сообщение об основаниях, на которых Сербское Правительство согласилось бы принять эвакуированных из военных лагерей русских граждан.

Постановили:

2) Ассигновать для передачи Сербскому Правительству полтора миллиона (1 500 000) франков и просить М. Н. Гирса выяснить через Российскаго Посланника в Белграде, рациональнее ли, имея в виду желательность переезда в Сербию наибольшего количества лиц, отпустить эту сумму единовременно или же равномерными частями в течение 3‐х месяцев.

Переходя далее к источнику, из которого имеет быть произведено помянутое ассигнование, Финансовый Совет полагал просить М. Н. Гирса использовать для этой цели суммы, находящиеся в его распоряжении и переведенные из Японии.

Слушали:

3) Доложено ходатайство Красного Креста о необходимости ассигновать в срочном порядке некоторой суммы, в счет сметы на май, июнь и июль месяцы.

Постановили:

3) Ассигновать двести пятьдесят тысяч (250 000) франков.

Слушали:

4) Доложено о необходимости ассигнования некоторых пособий: 1) для воспитания двух детей Генерала Корнилова, находящихся в Бельгии; 2) вдове Генерала Романовскаго и 3) Генералу Шапрону дю Ларре, одному из основателей Добровольческой Армии.

Постановили:

4) Ассигновать: 1) на воспитание детей Генерала Корнилова, в течение 6 месяцев, начиная с 1‐го мая, девять тысяч шестьсот (9600) франков, 2) вдове Генерала Романовскаго три тысячи (3000) франков и 3) Генералу Шапрону дю Ларре три тысячи (3000) франков.

Слушали:

5) Доложено ходатайство Генерала Миллера об ассигновании 15 000 франков на содержание офицерского общежития в Париже, в течение 2 месяцев.

5) Отклонено.

Слушали:

6) Доложено письмо Б. А. Бахметева о желательности оказания материальной поддержки Адмиралу Веселаго.

Постановили:

6) Ассигновать единовременное пособие в одну тысячу пятьсот (1500) франков.

Слушали:

7) Заслушано ходатайство Карпато-Русского Комитета об оказании материальной помощи.

Постановили:

7) Отклонено, за недостатком средств.

Как это часто бывает, когда денег мало, расходы производились в спешке, не были выработаны четкие правила использования средств и ведения отчетности, к тому же причастные к этому люди придерживались разных политических взглядов, из‐за чего возникало множество недоразумений и обид.

Маклаков признавался главному спонсору Финансового совета Бахметеву:

Ошибки, конечно, были. Вы не один раз правильно нас за них упрекали; наша безбюджетность, доверчивость к учреждениям, которым давали деньги, – все это ошибочные шаги, в которых повинен и я; если бы надо было в них оправдываться, я мог бы привести только психологические оправдания; в то время, когда мы начали расходование этих денег, никто не представлял, что мы будем жить только на эти деньги, и будем жить на них более года; все рассчитывали на иные получки и уверены были, что не пройдет нескольких месяцев, как наша деятельность прекратится. Один Земский Союз поэтому представлял нам сметы, которые за один месяц превышали годичный бюджет. Несоответствие между тем, что надо было тратить, и тем, что у нас имелось, было столь разительно, что мы жили в атмосфере назревающего краха, когда вперед не заглядывают.

Выдача пособий неизбежно носила характер «усмотрения»; тем, кто «понахрапистей», порой удавалось получить казенных денег несколько больше, чем другим; особенно в том преуспела вдова адмирала Колчака, которая, получая вполне приличную пенсию, пожаловалась Бахметеву на то, что ей якобы «перестали помогать». «Не знаю, что ее побудило обратиться ко мне, – писал тот Маклакову, – тем более, что я, кажется, был под „сомнением“ и, во всяком случае, был не в милости у Верховного правителя. Само собой, я немедленно помог ей в пределах возможности, так как я глубоко и свято чту память и деятельность всех искренно и честно положивших свою жизнь за национальное дело, независимо от того, удачно или неудачно кончались их начинания». Бахметев даже не подозревал, что причина обращения к нему Софьи Федоровны проста: она просила денег у всех, у кого они были.

Вдовы военачальников, погибших во время революции и Гражданской войны, были не единственными получателями финансовой помощи. Из средств российского посольства в Париже, а затем в Вашингтоне выплачивалась пенсия вдове адмирала С. О. Макарова, жившей в Ницце. Финансовый совет выделил также скромное пособие княгине Шаховской, дочери фельдмаршала Д. А. Милютина.

Денег остро не хватало. По расчетам Земгора, на помощь беженцам требовалось ежемесячно около 8 млн фр. Финансовый совет мог лишь констатировать отсутствие в его распоряжении подобных средств и необходимость их изыскания; он считал необходимым «принять возможно энергичные меры к реализации некоторых казенных активов». Правда, казенное имущество, в частности суда, находилось под контролем французского правительства, и Совет просил князя Львова вступить в переговоры, с тем чтобы вырученные от продаж средства были направлены на оказание помощи беженцам. Совет решил также связаться с торговым агентом в Лондоне А. С. Остроградским «для ускорения начала ликвидации находящихся в Лондоне казенных товаров: шерсти, табака, вина и поташа».

Однако казенного имущества, представлявшего коммерческую ценность, оставалось не так много; кроме того, французское правительство предпочитало компенсировать за счет его продаж средства, потраченные на содержание крымских беженцев. Остроградский же заявил, что передаст деньги, вырученные от продажи находящихся под его контролем товаров, только Врангелю.

СОВЕТ ПОСЛОВ И ЗЕМГОР: ДЕНЬГИ И ПОЛИТИКА

Дипломаты, не имевшие ни достаточного опыта, ни специального аппарата, были рады переложить эти заботы на плечи Земгора. Заботам Земгора были поручены казенные грузы, вывезенные в свое время из Новороссийска в Швецию; через Земгор было решено перевести 20 тыс. ф. ст. в Константинополь на помощь армии. Земгору должны были передать 75 тыс. долл., «которые имеют поступить из Соединенных Штатов». «В целях объединения отчетности» на счета Земгора был зачислен 1 млн. фр., полученный различными общественными организациями из США после публикации в январе 1921 года воззвания о помощи русским беженцам. На усмотрение князя Львова передавалась смета другой благотворительной эмигрантской организации – Российского общества Красного Креста. Финансирование деятельности Красного Креста также поначалу осуществлялось через Земгор.

Аппарат Земгора предполагали использовать не только для помощи беженцам, но и для поддержки восставших против советской власти в России. Надежды на скорое падение власти большевиков возникли в связи с восстанием в Кронштадте в марте 1921 года. В распоряжение князя Львова было переведено 100 тыс. фр. «для нужд восставших против советской власти в Пскове и его районе»; Земгору было также ассигновано 400 тыс. фр. из сумм, предоставленных в распоряжение Финансового совета Б. А. Бахметевым. Последнюю сумму предполагалось направить на закупку продовольствия для освобожденных от советской власти районов.

Однако идиллия в отношениях Совета послов и Земгора очень скоро закончилась. Военные возмутились тем, что миллион франков, предназначавшийся крымским беженцам, застрял в земгоровских структурах. Финансовый совет потребовал от князя Львова объяснений, которые признал неудовлетворительными.

Послы, противопоставившие себя Врангелю, придерживались разных политических взглядов и, соглашаясь с необходимостью перевода армии на беженское положение, весьма различно оценивали сроки, в какие это возможно сделать. Самый правый член Совета послов Гирс был наиболее лоялен по отношению к генералу и его армии. Не был категоричен и Маклаков, хотя его отношение к Врангелю резко изменилось – от безоговорочной поддержки и даже восхищения после поездки в Крым в сентябре 1920 года до признания генерала авантюристом, когда выяснилось, что заявления Врангеля о неприступности Крыма были блефом.

На скорейшем окончании врангелевской эпопеи настаивали Бахметев и Львов. Но если Совет послов хотел мягко осуществить операцию по переводу армии на беженское положение, то Львов, выражавший в данном случае мнение левого крыла эмиграции, стремился «ликвидировать» врангелевское воинство как можно скорее. Простейшим способом было сокращение финансирования, на чем постоянно настаивал князь.

Армия Врангеля и крымские беженцы оставались основными реципиентами помощи со стороны как Финансового совета, так и хранителей государственных средств в США и Японии. Бахметев к июню 1921 года перевел – напрямую и через Финансовый совет – на «беженцев Врангеля» 1,3 млн долл. «Недурненькая сумма, в общем брошенная в воду, так как мы сейчас стоим у того же разбитого корыта, где стояли в декабре», – комментировал он эту ситуацию в письме к Маклакову.

Однако и наиболее внушительные, по сравнению с другими, фонды вашингтонского посольства быстро иссякали. После ассигнований на «различные нужды Европы» и за вычетом сумм, связанных обязательствами по отношению к американским учреждениям, к середине июня 1921 года в распоряжении посольства оставалось, по словам Бахметева, «несколько сот тысяч долларов». «За эти деньги я уцеплюсь зубами», – заявлял он.

В ответ на очередную просьбу Гирса о переводе денег Бахметев писал ему 27 сентября 1921 года:

Посольство вполне сознает трагичность создавшегося положения, но мы бессильны помочь. Вам известны наши денежные обстоятельства… мы сделали последние усилия и перевели все, что мы могли, оставив в распоряжении представительства самые незначительные средства, необходимые для поддержания работы, хотя бы в сокращенных размерах, примерно в течение года…

Напряженность в отношениях между Советом послов и Земгором, возникшая вследствие различного понимания методов расходования и учета средств, усугублялась непростыми личными отношениями между Маклаковым и Львовым. Маклаков не мог забыть, что князь в бытность председателем Временного правительства провел на обещанные ему посты своих людей. Маклакову пришлось уступить должность министра юстиции А. Ф. Керенскому, а затем Ф. Ф. Кокошкину – пост председателя Юридического совещания. Взамен Львов предложил Маклакову должность председателя Совещания по выработке положения о выборах в Учредительное собрание, однако в итоге и этот пост достался Кокошкину. К тому же «законника» Маклакова смущало слишком вольное, как ему казалось, обращение Земгора с казенными деньгами.

Маклаков, анализируя итоги деятельности «львовского комитета» за три месяца, пришел к выводу, что Земгор сохранил все черты, свойственные этой организации в дореволюционное время: искусство получать деньги и не давать в них отчета; уклонение от безраздельной ответственности в какой бы то ни было отрасли, что давало ему возможность приписать достижения себе, а недостатки свалить на кого-нибудь другого; партийный подбор персонала; «кормление около них разнообразных представителей общественности».

Львов, в свою очередь, в письмах к Бахметеву обвинял послов в «самокормлении». Он сетовал на «обильный душ грязного дождя из черной тучи Гучкова, Маклакова и К^о», который ему приходится принимать. «И обидно же мне и больно соединять эти два имени вместе, но что же делать – такова действительность. Дошел Вася до уровня Гучкова».

Страсти, кипевшие вокруг расходования казенных денег, и борьба различных организаций за контроль над ними, так же как весьма вольная трактовка руководством Земгора способов и сроков их расходования, не должны заслонять огромной работы, проделанной земгорцами в деле помощи беженцам. Так, в мае 1921 года Земгор оказывал помощь беженцам Константинопольской группы, а также русским изгнанникам в Сербии, Болгарии, Германии, Франции, Тунисе, Финляндии, Польше, Греции, Эстонии, Швейцарии, Англии и на Корсике. Помощь варьировалась от содержания бань и прачечных в армейских лагерях Галлиполи, на Лемносе и в Чаталдже, содержания ночлежных домов, обеспечения беженцев бесплатным питанием, одеждой и обувью до организации швейных мастерских, трудовых артелей и земледельческих колоний, юридической помощи, содержания школ и училищ, выдачи стипендий и субсидий учащимся. Всего на указанную выше деятельность в мае 1921 года Земгор ассигновал 1 556 017 фр., полученных им, в свою очередь, от Финансового совета.

* * *

Все имеет конец, а деньги в особенности. Состоявшееся 26 июня 1924 года совместное заседание Совещания послов и финансовых агентов при участии Гирса, Маклакова, К. К. Миллера, Новицкого, Угета и Бернацкого, констатировав истощение средств Финансового совета (оставалось 300 тыс. фр.), приняло решение о его ликвидации. Взамен, по предложению финансовых агентов, создавалась Финансовая комиссия, которая должна была распределять средства, предоставляемые на гуманитарные нужды.

Финансовую комиссию (комитет) составили реальные держатели государственных средств: финансовые агенты Угет, Новицкий и Миллер, а также заведующий контролем Савич. Председателем комиссии стал Бернацкий. Комиссия должна была действовать под общим руководством Совещания послов и представлять ему отчеты.

* * *

В начале марта 1925 года умер князь Львов. «На похоронах Львова, – писал Маклаков Бахметеву, – сказались все-таки результаты того одиночества, в котором он жил последнее время, и той травли, которой он подвергался. Это сказалось и в нелепой речи митрополита, который счел нужным как будто защищать его от нападок, говоря, что судить его будет Бог».

«Я никак не могу понять людей, которые на него нападают и которые с такой жестокостью травили его, – отозвался Бахметев. – Его недостатки или, вернее, отсутствие разных действенных качеств ни для кого не были секретом; меньше всего для него самого. За всем тем в нем было много, чего я по крайней мере не знаю ни в ком другом. Он был самый русский из всех русских людей, которых я знаю».

При всех ошибках в деятельности благотворительных организаций они, несомненно, способствовали адаптации (а иногда и просто выживанию) беженцев в самые сложные – первые – годы их пребывания в изгнании.

В середине 1920‐х годов казалось, что вследствие истощения финансовых ресурсов, с одной стороны, и признания Советского Союза ведущими европейскими державами – с другой, деятельности российских дипломатических учреждений скоро придет конец. Они и в самом деле были закрыты. Однако бывшие посольства и консульства в странах, ставших прибежищем для значительного числа эмигрантов из России, были преобразованы в Нансеновские офисы по делам русских беженцев, и бывшим дипломатам еще многие годы пришлось вести эти дела. Казенные деньги, находившиеся на исходе, вопреки ожиданиям удалось растянуть надолго, и они даже – как мы увидим из следующих глав – послужили новому поколению русских эмигрантов.

Глава 6. НАЦИОНАЛЬНЫЙ ФОНД

ПОСЛЕДНЕЕ ЗОЛОТО

В начале 1921 года между финансовым агентом в США С. А. Угетом и агентом Министерства торговли и промышленности в Японии К. К. Миллером состоялся следующий обмен телеграммами:

21 февраля 1921 г. № 35

Советник посольства – послу в Токио

Угет просит передать Миллеру:

Ближайшие дни Гонконг-Шанхайской банковской корпорацией в Шанхае из золотого депозита, установленного августе 1919 года Омским правительством по доставке винтовок Ремингтоном, освободится нашу пользу примерно 233 000 долларов золотых слитков. Прошу срочно сообщить, не найдете ли возможным взять на себя реализацию этого золота на Дальнем Востоке с переводом вырученной суммы Нью-Йорк, также каковы условия рынка.

Бах

5 марта 1921 г.

Посол в Токио – послу в Вашингтоне. № 23

Миллер просит передать Угету.

№ 35 получен.

Готов взять на себя реализацию слитков. Из переговоров с банками выяснилось, что наиболее подходящим является предложение Йокогамского Спесие банка. Последний предлагает следующие условия: сдача в Шанхае, цена 41 иена 47 сен за унцию повторяю 41 иена 47 сен, выручка переводится в Америку по курсу 48, 5/8 повторяю 48 и 5/8 доллара за 100 иен. Если Вы находите условия приемлемыми, то прошу меня уведомить, а также телеграфировать во-первых Гонконг-Шанхайскому банку в Шанхае чтобы он сдал слитки Йокогамскому Спесие банку в Шанхае поручив ему перевести выручку Вам и второе Йокогамскому Спесие банку в Шанхае чтобы он принял слитки и переслал выручку Вам. Случае необходимости могу выехать Шанхай для наблюдения за исправным соблюдением сделки.

№ 50 Миллер

/подпись/ Крупенский

9 марта 1921 г. № 40

Посол в Вашингтоне – послу в Токио

Ваша телеграмма № 23 получена.

Угет просит передать Миллеру.

На № 50. Крайне признателен за любезное содействие. Предложение Йокогама Спесие банка вполне приемлемо. Соглашение Ремингтоном будет подписано около пятнадцатого марта. Договор предусматривает возможность рассчитаться наличными, каковой опцион, вследствие выгодности предложения Спесие банка, предполагаю использовать. Таким образом, золотых слитков будет примерно 500 000 долларов. Предполагаю увеличение количества золота не изменит условий Банка. Считал бы Ваше присутствие Шанхае крайне желательным, расходы возмещу по указанию Вами потребной суммы.

/подпись/ Бахметев

14 марта 1921 г.

Посол в Токио – послу в Вашингтоне. № 26.

Миллер просит передать Угету. № 40 получен.

Заключил соглашение с Йокогама Спесие банком о продаже золотых слитков на условиях изложенных моей телеграммой 50. Банк согласен однако принять слитки лишь только на сумму не свыше 500 000 иен как было первоначально условлено. О возможности продажи дальнейших слитков сообщу дополнительно после совершения первой сделки. Мною обусловлено, что операция будет произведена банками в Шанхае между собой по Вашим телеграфным распоряжениям без моего участия ввиду того что в настоящее время не имею возможности отлучиться из Токио. Благоволите поэтому телеграфировать Гонконг-Шанхайскому и Йокогама Спесие банку Шанхае как упомянуто моей телеграммой 50 и уведомите меня.

57 Миллер

/подпись/ Крупенский

25 апреля 1921 г.

Посол в Токио – послу в Вашингтоне № 37.

Миллер просит передать Угету.

Согласно результата апробирования вес чистого золота первой партии слитков 12 131 унция что по цене 41 иена 47 сен за унцию составляет 503 101 иен, равняющихся 244 633 доллара. За вычетом уже полученных Вами 120 000 долларов, Йокогама Спесие банком 15 апреля сделано распоряжение о переводе Вам остальных 124 633 долларов, о получении коих не откажите уведомить.

№ 105 Миллер

/подпись/ Крупенский

В архиве российского посольства в США не сохранились документы, разъясняющие, почему руководители японского банка передумали и решили закупить и вторую часть золотых слитков, освободившихся в ходе расчетов Угета с компанией «Ремингтон». Так или иначе, вторая часть золотого депозита также была вскоре продана; о деталях Миллер телеграфировал Угету в начале мая 1921 года:

2 мая 1921 г.

Посол в Токио – послу в Вашингтоне. Вход. № 47

Получена 3 мая 1921 г.

Миллер просит передать Угету.

Вес чистого золота второй партии слитков двенадцать тысяч сто две унции, что составляет 501 874 иен, равняющихся 244 036 долларов. За вычетом уже переведенных Вам 120 000 долларов Иокогама Спесие Банк уплатит Вам 124 036 долларов, получение коих благоволите подтвердить.

№ 114 Миллер

/подпись/ Крупенский

Я привел все сохранившиеся телеграммы полностью, поскольку эта продажа, не столь крупная по сравнению с другими операциями, проведенными российскими финансовыми представителями за рубежом, имела особое значение. Ибо на этот раз была продана последняя часть золотого запаса России, оказавшаяся в распоряжении Колчака и его «наследников». Так завершилась история «колчаковского золота». Деньги же, вырученные от его продажи, имели свою – и неожиданно долгую – судьбу.