Текст книги "Черная Луна"

– В смысле? – сыграл непонимание Белов.

– Вопрос снят как риторический, – констатировала Настя. – Ваше здоровье. Чокнулась краем бокала о его рюмку.

Белов с удовольствием отметил, что первое впечатление оказалось ошибочным. Настя так и осталась задорной девчонкой. Все бы ничего, если бы покойный папа не натаскал дочку в специфических аспектах оперативного ремесла. Ей понравилось играть в Мату Хари, а всем вышло боком.

«Какой агент пропадает, – вздохнул Белов. – Красива, умна и авантюристка от бога».

– Итак, на секретном фронте без перемен, я надеюсь? Своих позиций не сдаем, на чужие не наступаем? – заговорщицким шепотом произнесла Настя и первая рассмеялась. – Нет, я серьезно, как поживаете?

– Нормально. – Белов прицелился на рюмку, но, подумав, отодвинул ее. Закурил. – А ты, Настя?

– Уже лучше. – Поиграла маслинкой в бокале. – Ладно, все равно же захотите знать. – Резким движением убрала за ухо выбившуюся прядку. – Было трудно, потом пришла в себя. Очнулась в «дурке». Нет, не «Белые столбы», не волнуйтесь. Бывший муж проявил сочувствие, пристроил по блату. Клиникой даже не назовешь двадцать комнат в особняке. Выход в парк свободный, в комнате занимаешься, чем хочешь. Публика приличная. Три художника, один крупный ученый, остальных не помню. Вышла, осмотрелась, стала жить.

– А с Димкой у тебя как? – Белов знал ответ от самого Рожухина, но по оперской привычке решил перепроверить информацию.

– Никак. – Настя пожала плечиком. – Что было раньше, после больницы само собой отмерло, а новое не заладилось. Так, встречались одно время, потом разошлись. Простите за подробности, но Димка не из тех, с кем можно спать без любви. Какой– то он нудный стал. – Она пригубила коктейль. – Вы не находите?

– С чего ты взяла, что я с ним встречался? – Белов постарался сыграть удивление как можно органичнее. – «Вот, блин, попался!»

– Сами однажды сказали, мир спецслужб тесен, здесь, как в деревне, все про всех знают. Говорили?

– Вроде бы, да.

– Из ваших же слов следует, что с Димкой вы просто обязаны были встречаться. – Настя сделала строгое лицо, но не выдержала – рассмеялась.

– М-да, папина дочка, – покачал головой Белов. – Только Рожухин сейчас вне моей досягаемости.

– Ну и черт с ним! – Настя махнула рукой. – Без него обойдемся.

Белов скользнул взглядом по Настиному костюму.

– Дорого стою? – Она моментально расшифровала его взгляд.

– Ну не так, конечно, грубо, – смутился Белов.

– Игорь Иванович, смотрите на жизнь проще! И она покажется вам интереснее. – Настя поправила соскользнувшую бретельку. – Деньги есть, но к моральному разложению они не имеют никакого отношения. Скажем так, наследство.

– От папы?

– От папы осталась квартира у Белорусского вокзала. Каюсь, продала. Настя чуть дрогнула губами. – Не смогла там жить. А полгода спустя, пришел какой-то дядя. Седой, авторитетный. Представился папиным знакомым. Представляете, заявил, что дочка такого человека, как Стольник, ни в чем нуждаться не должна.

– Так и сказал – Стольник? – насторожился Белов.

– Ага. Угадали, так папу уголовники прозвали. Этот дядя был его последним клиентом. Только папа его не посадил, а, наоборот, от «вышки» спас. Дело пересматривал Верховный суд, освободил клиента подчистую, но это было уже без папы.

– Понятно, – протянул Белов. Папа Насти умер в Новосибирске, получив сообщение о ранении дочери. Но к этому времени успел гарантированно и грамотно развалить дело, наскоро сварганенное Новосибирским РУОПом. Вмешательство бывшего прокурорского, переквалифицировавшегося в адвоката, повергло всех в шок. Лишь Белов знал, что Столетов старался ради дочери, – весь гонорар планировал потратить на срочный вывоз Насти из страны.

– Я подумала и сказала, что в спонсорах не нуждаюсь, а папин гонорар возьму. Папа же его заработал, так?

– Вообще-то, правильно. Прости, много дал?

– Можно было и не продавать квартиру, – ответила Настя.

Белов мысленно прикинул стоимость трехкомнатной квартиры в центре. Авторитет явно знал цену своей свободе.

– А мама?

– Мама, как всегда, опять замужем. – Настя наморщила носик. – Живет в Италии. Учит малышей бельканто. Сама иногда выступает. Не Вишневская, и не Монтсеррат Кабалье, но для европейской провинции годится.

– Значит, ты у нас теперь богатая невеста. – Белов постарался уйти от неприятной темы – отношения у Насти с матерью всегда были сложными.

– Да дура я по жизни, Игорь Иванович! Кому такая нужна? Деньги за бугром, а я – здесь.

– А что так? – удивился Белов.

– А чтобы не мешали жить. – Настя по-детски улыбнулась. – Нет, кое-что трачу, но жить на них не хочу. С друзьями открыла фирмочку. Снимаем этнографические фильмы-десятиминутки. Представляете, оказалось, всем наплевать на наших политиков и ядерные боеголовки! Снимали буддистов в Бурятии, немецкую деревеньку под Оренбургом, бабку-знахарку из Архангельской губернии. Все с руками отрывали!

– Никогда бы не подумал! И кто берет?

– Иностранцы для кабельного телевидения. Там же свой народ уважают, хочет человек развиваться, мир через «ящик» посмотреть – вынь ему и положь. А у нас одни политические рожи и голые задницы… – Настя брезгливо поморщилась. Кстати, секрет раскрою. Учтите, коммерческая тайна! Проект японцам предложили, «Языческая Русь» называется. Снимем целый сериал о знахарях, колдунах деревенских, древних камнях и заповедных местах. Здорово?

Белов невольно зажмурился. Подхватил рюмку, с лету опрокинул в себя. Забил водочное жжение сигаретой.

«Не завидуй, Игорь, не завидуй! У нее своя жизнь, и видит Бог, она ее выстрадала!»

– Игорь Иванович, – прошептала Настя. – Дура я, дура. Чирикаю воробьем, а у вас глаза больные. Плохо, да? – Она накрыла его пальцы ладонью.

У Белов на секунду замерло сердце. Тяжко ухнуло и затихло.

– Порядок, малыш. – Он заставил себя улыбнуться. – Просто был трудный день.

Освобождать пальцы из сладкого плена не спешил. Ее ладонь была мягкой и на удивление горячей. Заглушив музыку, пиликнул какой-то приборчик. Настя отдернула руку, пошарила в сумке. Звук повторился. Где-то совсем близко.

– Это не ваш пейджер? – Настя прикоснулась к руке задумавшегося Белова.

– А? Вот черт! – Он полез в карман. Выложил пейджер на стойку. – Слушай, а как им пользоваться?

– Просто нажмите вон ту кнопку, – подсказала Настя.

На светящимся зеленым светом дисплее проступили черные буковки.

«Срочно позвони на работу Авдееву. Очень срочно. Барышников», – прочитал Белов.

Посмотрел на часы. Десять вечера.

Вспомнил, что Авдеева за разгильдяйство оставил дежурным по отделу.

– Здесь есть телефон? – Белов обратился к Насте, а глазами отыскивал бармена. Интуиция подсказывала, вечер отдыха окончен.

– Возьмите мой. – Настя достала из сумочки мобильный. – Пользоваться умеете?

– Отстал от жизни я, Настенька. Для меня это как есть китайскими палочками. Видел, но сам ни разу не пробовал.

– Отщелкните крышку, наберите номер, нажмите кнопочку с телефончиком. Вот эту. Дальше, как обычно. – Настя с интересом посмотрела на Белова. – А вы опять такой, каким я вас помню. Собранный и злой.

– Будешь тут злым!-Белов подцепил крышку. – Набирать?

– Да. А я отвернусь. Вам же на работу звонить. Белов покосился на ее спину, до лопаток вынырнувшую из шелковой маечки. Покачал головой, подумал, что школа Столетова будет сказываться в Насте еще долго.

Соединили. Слышимость была, вопреки ожиданию, идеальной.

– Авдеев? Бедов говорит. Что у тебя? Так. Та-ак. Ни ху… Ладно, я выезжаю.

Медленно опустил руку. Бросил взгляд на пустую рюмку.

– Поговорили? – Настя повернулась, встревоженно заглянула в лицо.

– Ни фига себе… Извини.-Белов очнулся. – Настя, мне надо бежать.

– Далеко ехать? У меня машина.

– На Цветной.

– О! За десять минут доедем. – Настя спрыгнула с табурета.

Белов оставил деньги на стойке,, приготовился встать, но на секунду замер.

«Нет, не может быть! Это простое совпадение, Игорь. На этот разсовпадение!» – Он собрался и вспомнил, что боковым зрением контролировал вход, за все время, пока он сидел у стойки, никто не вошел. А Настя, он точно помнит, подошла слева, из глубины зала.

– А друзья не встанут на уши, что я тебя увел? – на всякий случай спросил он.

– Встанут, конечно. – Настя хитро блеснула глазами. – От зависти. Я с подругой. – Она небрежно махнула в полумрак зала. – Но она нашла себе какого-то плейбоя. А я – мужчину в самом соку. Пусть теперь сдохнет от зависти! – Настя сунула ладонь под руку Белова. – Поехали?

– Ладно. – Белов польщено усмехнулся. Потом вспомнил, куда едет, согнал с лица улыбку. – Настя, только уговор: довезешь до Цветного – и моментально испаришься.

– Как скажете. – Настя повела бровью, но больше ничего не сказала.

Под руку прошли к выходу. Сидевшие за крайними столиками проводили их взглядами. Им вслед чисто и печально пропела труба, заполняя все вокруг щемящим предчувствием беды.

Глава пятнадцатая. ОЧИЩЕНИЕ ОГНЕМ

Дикая Охота

Прошло минут сорок, как они уединились на небольшом пустыре где-то на Плющихе. Судя по изобилию строительного хлама, пустырь был несостоявшейся стройплощадкой. По состоянию пленника Максимов догадался, какое действие оказывает яд, покрывавший острие шакена, – нокаут. Началось с удушья, пленник хрипел и пускал слюну сквозь фиолетовые губы. Потом дыхание сделалось поверхностным, едва слышным. Следом развилось полное отупение, вялость мышц и нарушение координации движений. Отличный способ уравнять шансы: метнул в противника, а потом делай с ним, что хочешь. Пленник уже дважды открывал глаза и вновь закатывал их под веки. Симуляции в этом не было никакой, Максимов не переставая мял, давил и пощипывал нужные точки на его груди и руках, наконец парень открыл глаза, взгляд сделался осмысленным. Зашипел, попытался встать. За что сразу же получил болезненный шлепок по лицу.

Максимов опустил его голову на землю, повернул так, чтобы пленник видел стоявшую невдалеке машину. Прошел к ней, намеренно долго возился у бензобака. Все необходимое для раскола можно было бы приготовить заранее, но Максимов решил, что так будет еще страшнее. Вернулся, неся тряпку, пропитанную бензином.

Встал над пленником. Тот был загодя распят на земле, руки и ноги растянуты между бетонными блоками, веревки надежно прикручены к стальным скобам, плотный кляп во рту. Выждал, пока в глазах пленника не заплещется отчаяние, но с минуту тот еще щерился по-волчьи и жрал Максимова взглядом, потом затих. Максимов шлепнул тряпку прямо на пах пленника.

Присел, развернул к себе побелевшее лицо.

– Вот так оно и бывает, парень, – зашептал Максимов отчетливо и зло. Тебя выбирают и говорят, что ты избранный. Натаскивают, учат махать руками-ногами. И мало-помалу ты сам начинаешь верить, что избран. Так веришь, что почти забываешь, про страх, который так и не победил. Мерзкий, животный страх. Он все еще живет в тебе, но сначала стыдно признаться, а потом просто привыкаешь. – Максимов щелкнул зажигалкой. – Знаешь, в чем твоя ошибка? Лично я знаю, что обязательно сломаюсь, правда, пока не знаю, когда и на чем. А вот тебе вдолбили, что сломать тебя невозможно. Сейчас я поднесу огонь к тряпке. И уеду. До утра, надеюсь, не помрешь. Но жить будешь с яйцами, сваренными вкрутую. Страшно жить калекой, да? Тебе не мешало бы для начала съездить на экскурсию в военный госпиталь. Сразу бы узнал цену победы. Победить и жить всю жизнь обрубком намного страшнее, чем умереть, поверь мне. Начинаем?

Огонек зажигалки поплыл перед лицом пленника, на секунду глаза вспыхнули яркими отблесками. Максимов повел руку ниже. Когда она зависла над дрожащим животом пленника, тот сломался.

Максимов вырвал кляп у него изо рта. Для подстраховки положил ребро ладони на горло. Крика не получится, только хрип.

За минуту он узнал достаточно, чтобы серьезно осложнить жизнь Маргарите Ашотовне и ее охране.

– Вот и все, боец! – Максимов легко шлепнул пленника по щеке.

Дальше требовалось сделать самое неприятное. Как ни убеждал себя, что действие это привычное и необходимое, рука не поднималась.

«Может, связаться с Сильвестром? Пусть оприходует „языка“. Знает много, а мне пространное интервью брать просто некогда». Максимов с сомнением осмотрелся.

Уже смеркалось. Площадка наполовину поросла дикой травой. Дома достаточно далеко. Возможно, час-другой пленник и пролежит без осложнений.

– Кстати, ты мне ничего не сказал о твоем командире. – Максимов решил напоследок еще кое-что узнать, перед тем как вернуть на место кляп. – Кто он? Как найти?

Неожиданно пленник засопел, изогнулся, коротко взвизгнул и захрипел. В горле у него заклокотало, сквозь сжатые зубы полезли красные ручейки.

Максимов едва успел отпрянуть. Из распахнутого рта парня вырвалась темная пенная струя.

Максимов вскочил на ноги. Застывшим взглядом смотрел на корчившееся на земле тело. Через минуту все кончилось.

Парень с иероглифом Черного воина на груди ушел из жизни жутким способом ниндзя – откусив себе язык. Болевой шок и кровотечение гарантировали молчание. Поверить, что такое может произойти в центре Москвы в наши дни, было просто невозможно. Рассказал бы кто-нибудь, Максимов не поверил бы. Чем-то языческим, древним повеяло от этой слепой готовности к смерти.

– Ниндзя делятся на живых и тех, кто плохо тренировался. Надеюсь, в Немчиновке будут такие же. – Максимов развернулся и не оглядываясь пошел к машине.

В Америке в пригородах живет средний класс, в России пригород среднеарифметическое между нищетой и богатством. Немчиновка, как и всякий поселок в получасе езды от Москвы, переживал нашествие больших денег. Среди приземистых деревянных домиков как грибы-мутанты выпирали кирпичные особняки. Но поселок еще не утратил милой сердцу провинциальной тишины и безалаберности. Все еще буйно росли лопухи вдоль заборов, шелестела густая листва, а дорога, как и полагается, – сплошные рытвины и колдобины, хотя в сотне метров шумело идеально ровное Минское шоссе.

Максимов оставил машину у клуба. Площадка у здания с облупленной побелкой и выцветшим российским флагом над дверью показалась вполне пригодной для этого. Неизвестно, как отнесется коренной житель, если у его ворот поставить незнакомую машину, но событие это надолго останется в его памяти, не номер, так модель и цвет запомнит непременно. А клуб – место общего пользования и нейтральная территория.

Нужный дом он нашел быстро. Третий от поворота к платформе электрички. Все совпало с описанием: хозяйственный блок и гараж на первом этаже, второй – жилые комнаты и маленькая комнатушка под самой крышей. Лужайка перед домом и сарайчик в дальнем углу. Максимов лишь мельком взглянул на дом, проходя мимо, пристроившись к мирным жителям, приехавшим на электричке. Понравилось, что забор невысокий, из сетки, такой перемахнуть ничего не стоит. Не понравилась тишина в поселке и слишком светлый вечер. Если наблюдают из окна, преодолеть лужайку незаметно не удастся. За соседей он не беспокоился, не те у нас сейчас времена и не тот народ, чтобы в исподнем выскакивать на крик: «Люди добрые, режут!»

Максимов сбавил шаг. Сорвал соломинку, пожевал. Навстречу шла бабка с двумя козами на поводке.

Стрельнула глазками из-под платка. Максимов вежливо кивнул.

– А молочка козьего не желаете? – явно наобум спросила бабка.

– Спасибо, не пью.

– А детям? От туберкулеза очень полезно. У меня многие берут. – Бабка остановилась, натянула поводок. Козы, прижавшись друг к другу, подняли на Максимова блестящие глаза.

– И почем?

– Бутылка – полста рублей. Можно и дешевле, если траву на участке дашь скосить.

– Нет у меня участка, бабушка. В гости приезжал.

Бабка вздохнула и, переваливаясь на раздувшихся ногах, пошла дальше.

Максимов отступил с дорожки, пропуская зло косящихся на него коз. Машинально отметил, что трава вдоль забора скошена. Среди зеленых клочков тускло отсвечивала коса. Видно, махал мужик, замаялся, пошел пиво пить да не вернулся.

Решение пришло само собой. Максимов оглянулся. Бабка как раз поравнялась с домом Маргариты Ашотовны. Если там еще не закрыли ворота гаража, должно сработать.

Максимов сорвал с себя рубашку, обмотал вокруг пояса. Черноморский загар еще не сошел, вполне сойдет за подмосковный. Черные джинсы – одежда универсальная, черные мягкие мокасины, естественно, не дачная обувь, но в темноте могут и не разглядеть. Взъерошил волосы, похлопал по щеками и шее, чтобы раскраснелись. Подхватил косу и быстрым шагом бросился догонять бабку.

Она едва миновала участок, а он уже подошел к калитке. Бросил камешек в створку ворот гаража. Сделал по-деревенски простецкое лицо и стал ждать. Второй раз бросать не пришлось. Из гаража вышел крепкий широкоплечий парень в спортивном костюме.

«Стрижка, как у того, что отгрыз себе язык. Интересно, у этого татуировка есть?» – подумал Максимов.

– Слышь, командир, траву косить надо?

Парень никак не отреагировал. Но вслед бабке посмотрел. Этого и добивался Максимов. Люди боятся непонятного, а когда готово объяснение, то никто и не подумает напрягаться.

Он решил ускорить темп, не дожидаясь приглашения, просунул пальцы в ячейку сетки и потянул за щеколду. Парень, наконец, среагировал. Пошел, с каждым шагом ускоряясь, к калитке.

Максимов отметил, что у парня характерная пластика и осанка фаната восточных единоборств.

«Каратисты сегодня за день уже достали», – усмехнулся Максимов.

Щеколда отошла, калитка медленно распахнулась. Максимов сделал шаг на территорию противника. Снял с плеча косу.

– Бабка, значит, молоко… – Максимов изобразил улыбку олигофрена, застенчиво переминаясь с ноги на ногу. – Ну а я… значит…

– А ты – на фиг. – Парень был уже в двух шагах. – Не ясно?

Еще шаг, и он оказался в радиусе действия косы. Максимов согнал с лица улыбку.

– Только пикни, отрежу ноги, – отчетливо прошептал он.

– Не понял? – Парень непроизвольно согнул руки в локтях и подался вперед.

Коса скользнула по траве и прижалась холодным лезвием к его икрам.

– Только попробуй свое каратэ-хренатэ, в миг связки перережу, предупредил Максимов. Дал прочувствовать сказанное, по выражению лица убедился, что дошло. – Сколько вас в доме?

– Трое. – Ответ последовал после секундной заминки.

– Где держите заложника?

Парень как-то странно посмотрел на Максимова.

– Я задал вопрос. – Пришлось немного пошевелить косой.

– В подвале.

– Маргарита еще здесь?

– Она с ним.

Максимов принял к сведению, но не до конца понял, что это значит.

– Мне нужен только он. Будете мешать, поотрываю головы. – Поднял взгляд на окна дома.. Светилось только окошко под крышей. – Непринужденно махни ручкой, будто приглашаешь меня войти. Пойдешь первым. И не вздумай шутить. Отмахну ноги по самое-самое. Или вместе с этим самым. Уяснил?

– Это тебя не добили на Хорошевском? – Парень прищурил хищно поблескивающие глаза. Не имея возможности наброситься, решил морально подавить.

– Ага. Не все руки переломал, пришлось сюда приехать. – Максимов легко парировал удар. – Маши ручкой и топай ножками. Пока я добрый.

Парень сделал, как приказывали. Сначала шел по тропинке к гаражу, но свернул на отвилку.

– Куда? – Максимов приподнял с плеча черенок косы.

– Через гараж не пройдем. Вход с крыльца, а оно за домом.

– Иди!

Максимов бросил тяжелый взгляд на маячащую впереди спину. Парень подписал себе приговор. Вход в дом через гараж был, это Максимов знал.

Только повернули за угол, парень сорвался в сторону, кубарем прокатился по земле, успел выхватить что-то из-за пояса. Вскинул обе руки. Громко клацнул затвор пистолета.

Взмах, и коса вспорола воздух. Снизу вверх. Что-то тяжелое плюхнулось в траву. Максимов припал на колено, коса спланировала в горизонтальный полет, громко чавкнуло, протяжно зазвенело косое лезвие, пролетев дальше. Серый шар покатился по траве, обезглавленное тело завалилось набок, забилось в конвульсиях.

Максимов обошел жирно блестевшее пятно на траве. Нагнулся. Отрубленные кисти все еще сжимали рукоять пистолета. Осторожно разогнул пальцы, поднял пистолет, вытер о рубашку, обмотанную вокруг пояса. Проверил оружие: шесть патронов в обойме, один в стволе.

В дом вошел через дверь в дальнем конце гаража. И сразу же насторожился, услышав странное завывание, глухо доносящееся откуда-то снизу. Лестница вела наверх, а звук шел из темного угла под лестницей.

Максимов провел ладонью по стене, обитой «вагонкой». Доски плотно прилегали друг к другу. Приложил ухо, гудение стало отчетливее, уже можно разобрать низкий женский голос.

Максимов отступил на шаг. Прицелился в стену, выбирая место для удара.