Текст книги "Черная Луна"

– В каком смысле пожертвует? – переспросила Майя.

– Убьет, – коротко ответил Подседерцев. – Он будет подбрасывать нам труп за трупом, чтобы еще больше запутать следы. Мы хотим избежать ненужных жертв и не потерять темпа. Поэтому я обращаюсь к вам за помощью. Возможно ли его вычислить?

– Возможно все, но вероятность отдельно взятого события бывает крайне мала. – Мужчина принялся поглаживать высокие залысины.

«Ты хоть понял, что сказал?» – чуть не сорвалось у Подседерцева.

Пожилой закряхтел, подтянул короткие ноги, перевалился в кресле, вытянул на столе руку. На сгибе локтя, отметил Подседерцев, сально отсвечивала полоска пота.

– Вы употребляете единственное число, Юрий Михайлович. А между тем речь, насколько я понял, идет о преступной группе. .Что это – ошибка или позиция?поинтересовался он.

– Любая организация – продукт невроза ее лидера, – после секундного размышления ответил Подседерцев. – Армия Наполеона – это лишь средство для удовлетворения амбиций Наполеона. Поэтому меня прежде всего интересует лидер.

– Понятно. – Пожилой мужчина удовлетворенно кивнул. – Дайте мне вашу руку. – Он пошевелил короткими пальцами. Прикасаться к этой пухлой лягушачьей ладони не хотелось, но Подседерцев, поборов брезгливость, положил сверху свою широкую ладонь, полностью накрыв лягушачью лапку. – Вы непосредственно связаны с этим делом. Думайте только о нем. Ничего говорить не надо. Просто думайте.

Чтобы сконцентрироваться, пришлось закрыть глаза. Сначала мысли путались, потом он заставил себя вспоминать все этапы, один за другим. Хотел начать со звонка в приемную ФСБ, но память сама собой перекинулась на секретное совещание на скамейке у дома Шефа. Лишь потом все пошло, как в кино, кадр за кадром, эпизод за эпизодом.

Он не видел, как второй рукой пожилой мужчина нащупал кисть женщины, сжал. Та откинула голову и закатила округлившиеся глаза, как неожиданно заснувшая птаха.

Подседерцев почувствовал, что из-под его ладони выскользнула холодная лапка, и открыл глаза. Сразу же встретился с пристальным взглядом женщины. Майя свободной рукой поднесла к губам сигарету, сделала несколько коротких затяжек.

– Достаточно, Леонид Матвеевич. – Она освободила кисть, поморщившись, растерла следы пальцев, оставшиеся на коже.

– Приговор? – с трудом усмехнулся Подседерцев, скрыв нехорошее ощущение, будто проснулся рядом с чужим человеком, страшновато и неприятно от собственной беззащитности, и мыслишка точит – а вдруг что-то болтал во сне, вдруг выползло наружу так хорошо скрываемое днем.

– Только не сейчас, – отрицательно покачала головой Майя. – Мне надо принять меры защиты. Сейчас – просто опасно.

– Да? – насторожился Подседерцев, слишком уж явен был испуг женщины.

– А я – пас. – Леонид Матвеевич достал платок, принялся тщательно растирать взмокшее лицо.

– Я попробую, но результат не гарантирую. – Мужчина о чем-то задумался, потом добавил: – И уж точно не сейчас. Время и место абсолютно не соответствуют.

– Может, объясните бестолковому? – Подседерцев повернулся к Ролдугину, как главному режиссеру этого театра абсурда.

– Действительно, друзья, почему бы сразу не сказать Юрию Михайловичу, что вы жутко напуганы? – раздался насмешливый голос.

Подседерцев резко повернулся к молодому.

– Поясните!

– Думаю, выражу общее мнение, – тот сделал небольшую паузу, достаточную, чтобы пробежать взглядом по лицам коллег. – Ваш клиент находится под защитой сил Зла. Как будто его укрыли черным плащом. Считать какую-либо информацию о нем чрезвычайно затруднительно. И без предварительной подготовки просто опасно.

– Да, такое случается, – подал голос Ролдугин. Но Подседерцев никак не отреагировал, продолжал смотреть на молодого. Тот указал глазами на дверь, губы чуть дрогнули в мимолетной улыбке. Подседерцев догадался, что тот хотел сказать.

– Хорошо, – обратился он к остальным. – Когда и где это возможно сделать?

– Только не здесь и не сейчас, – почему-то потупила глазки Майя.

– Я работаю дома, – сказал мужчина.

– А я даже не собираюсь участвовать. Здоровье, простите, не позволяет, прохрипел пожилой.

– В таком случае, не смею задерживать. – Подседерцев решил побыстрее закрыть этот балаган. – Буду рад любому, подчеркиваю, любому результату. Подбросишь товарищей до дома? – обратился он к Ролдугину. В предстоящей беседе в его консультациях и комментариях не нуждался. – А я пока чайку поставлю.

– Лучше кофе, – обронил молодой, не сделавший ни малейшей попытки встать.

Пока закипал чайник, Подседерцев рассматривал на мониторе одинокую фигуру, застывшую у окна. Молодой человек ни разу не пошевелился, не говоря уже о том, чтобы пройтись по комнате, поинтересоваться книгами на полках, а заодно и глазком видеокамеры, которую он, вроде бы, вычислил. Нет, он стоял неподвижно, свет, бивший из окна, не позволял различить деталей, и казалось, что он плотно завернулся в черный плащ.

«Становлюсь мистиком, – усмехнулся Подседерцев. – А как им не стать при таких совпадениях!»

Молодого человека звали Виктором Павловичем Ладыгиным. Судя по досье Ролдугина, окончил мединститут с красным дипломом, ординатуру, дипломированный психиатр, увлекся парапсихологией, из-за чего сломал карьеру врача, занялся экспериментальной наукой, за что вместе с руководителем, неким Мещеряковым, был сослан в глубокую провинцию, в Заволжскую психбольницу. Но не пациентами, слава богу. Там, на маленьком острове, в кельях старого монастыря развернулись вовсю, благо дело, надзора никакого не было. Клинику неожиданно ввиду безденежья прикрыли-, и два эскулапа вынырнули в Москве. За год с небольшим Мещеряков наверстал упущенное, став академиком двух самозваных академий, издал пару книг и отметился на международном конгрессе. Виктор предпочитал до сих пор держаться в тени, хотя его незаурядные личные способности и научные труды высоко оценили все, кто получил возможность с ними ознакомиться. Официально Мещеряков с Ладыгиным числились в исследовательском центре при крупном концерне. Отдавали кормильцам лишь малую толику знаний и опыта: тестировали операторов сложных технических комплексов, выдавали прогнозы аварийности трубопроводов и по личному заказу хозяина концерна готовили психологические портреты его партнеров и конкурентов.

Это все, что знал Ролдугин. Подседерцев знал больше, но вместо привычного чувства превосходства опера над персонажем досье, почему-то изнутри росла тревога. Такие пересечения редки и до крайности опасны. Ладыгин был мужем, правда бывшим, некой Насти Ладыгиной[18], по папе – Столетовой. Именно эта пигалица вычислила Крота, но не успела доложить об этом вездесущему Белову, потому что попала под бандитские пули. Но тот все равно узнал о Кроте и закусил удила. Операция по поиску денег Дудаева, с таким трудом закрученная Подседерцевым, дала сбой, и пришлось срочно рубить концы. Настю от «зачистки» спасло лишь то, что в это время она болталась между жизнью и смертью, а потом еще долго отлеживалась в психушке, поэтому временно вышла из игры, а когда вынырнула на свет, реальной опасности уже не представляла.

«Вот такие пересечения, – подумал Подседерцев. – Интересно, он знает, что его жизнь стала условием договоренности между мной и некими вежливыми господами? Что мы вместе обсуждали, какие концы отрубить, чтобы избежать провала „по цепочке“, и лишь здравый смысл остановил пулю? Эх вы, всеведущие! Знали бы, в каком мире живете, давно бы повесились. Блаженные нищие, ясновидящие слепцы!»

Подседерцев внес поднос с чашками и сахарницей. Поставил на стол.

Виктор обернулся, сел на свое место. На этот раз полностью развернувшись лицом к собеседнику.

«И то – дело», – отметил Подседерцев, подвигая к нему чашку.

– Кофе, к сожалению, растворимый.

– Не суть важно, главное – кофеин. – Виктор сделал маленький глоток. – А что, вкусно!

– Почему вы остались? – сразу же пошел в атаку Подседерцев, едва опустившись в кресло.

– Скорее, зачем, – поправил его Виктор. – Затем же, зачем вы отослали вашего коллегу. Нам необходимо поговорить с глазу на глаз. Разве вы не согласны?

Подседерцев, чтобы не упускать инициативу, зашел с другой стороны:

– Я действительно положил на вас глаз. Мне вы показались гораздо серьезнее этих. – Он, презрительно скривив губы, кивнул на пустующие кресла. – Но зачем же так демонстрировать свою инакость?

– Видите ли, в чем дело, Юрий Михайлович. – Виктор усмехнулся. – Нет в том моей вины. Вам понять сложно, но мои коллеги создали коллективную ауру, а меня в нее не включили. Зрительно, может, это и незаметно, но, поверьте, прекрасно ощущается.

– Мне показалось, что вы особо и не горите желанием присоединиться к этой ауре.

– А зачем? – неподдельно удивился Виктор. – Мы – люди разные, придерживаемся диаметрально противоположных взглядов, зачем же устраивать коммунальное общежитие? Я, конечно, не ставлю под сомнение их профессиональные данные.

– А в чем же разница? – Подседерцев применил известный прием – «пусть пока говорит, о чем болит, а ты мотай на ус». Больше всего человек раскрывается, когда обсуждает других.

– Они – люди, идущие по спирали. Путь достойный, но уж больно медленный. Изменения происходят незаметно, поэтому человек, не сознавая, что стал другим, тащит на себе ненужный багаж прошлого опыта. От этого движение еще больше замедляется, а рано или поздно прекращается вовсе. Тогда или катятся вниз, или всеми силами пытаются удержаться на достигнутом уровне, прежде всего потому, что он значительно выше, чем у простого человека.

– А вы?

– Понимаете, существует круг, замкнутый цикл бытия, как круговорот воды в природе, например. Если верить Ницше, то большинство всю жизнь бредут по кругу, но ввиду краткости земной жизни не успевают этого осознать. Герои и прочие незаурядные личности разрывают круг, превращая его в спираль развития. Но есть еще и прямая, вертикаль, относительно которой вытягивается спираль. Это самый быстрый путь к цели, но он же – самый трудный.

– И по нему вы идете? – Подседерцев смерил взглядом свободно и расслабленно сидевшего в кресле Виктора. Ничего в нем не изменилось, лицо по-прежнему было непроницаемо, как у иезуита.

– Вертикаль – путь еретиков, штурмующих небо. Это требует колоссальной энергии и невероятного отречения от своего, земного «я» ради «сверх-я». А ваш покорный слуга лишь знает, что такой путь существует, и время от времени им пользуется. Вот и все отличие от моих коллег. Они в это не верят, а скорее всего – боятся поверить. Поясню, к чему это приводит. – Виктор закинул ногу на ногу, пристроил чашку на подлокотнике кресла. – Небезызвестный Алистер Кроули, взявший псевдоним Зверь 666, действительно был великим магом. Во всяком случае, он отлично понимал, что делает. Однажды на заседании эзотерического кружка, где дамы и кавалеры с трепетом передавали друг другу древний папирус с заклинаниями египетских жрецов, он во весь голос заявил, что все это чепуха. Ценность свитка в одном – в астрономической сумме, заплаченной за него членами кружка. И взялся доказать, что познавшему истинный смысл магии древние каракули ни к чему. Главное – вера. Кроули взял телефонный справочник и с пафосом и убежденностью, словно магический текст, стал читать его, но задом наперед. Через пять минут он вошел в состояние транса и вызвал дух демона Асмодея. – Виктор достал сигарету, но прикуривать пока не спешил. – Весь трюк в том, что Алистер Кроули знал, для чего составлялись заклинания. Только для одного – достичь измененного состояния сознания. Для этого достаточно, как говорят в школе, «с выражением» читать любую абракадабру. Сознание сопротивляется насилию, ведь оно понимает бессмысленность происходящего. Но рано или поздно капитулирует под натиском убежденности и веры, и наружу выплывает наше подсознание. По сути, происходит расщепление сознания. Термин страшный только для психиатров и их пациентов. На самом деле вы отбрасываете прошлый опыт и по-новому смотрите на привычное и неоспоримое. Стресс новизны будит мощные инстинкты выживания и «память предков», сокрытые в вашем подсознании. Если вы умеете сохранять контроль над собой, то можете творить чудеса.

– И вы умеете это делать?

– Угу, – кивнул Виктор, прикуривая сигарету. – Каждый по-своему. Если обратили внимание. Майя несколько смутилась, когда вы предложили ей немедленно считать информацию. – Виктор хитро усмехнулся. – На людях она это проделывать стесняется. Она у нас поклонница ритуалов женской магии. Вбила себе в голову, что информационный канал у нее открывается в момент оргазма. А так как с мужчинами у нее вечные проблемы, то приходится применять технические средства. Уверен, что сегодня она всю ночь пролежит на полу в магическом круге с жужжащим вибратором между ног.

Подседерцев крякнул, представив себе эту картину.

– А этот? – Он кивнул на кресло, в котором сидел мужчина.

– О, Андрей прибегнет к своему изобретению. Майя всадила шпильку в больное место, когда сказала, что он несостоявшийся врач. Он до сих пор не пережил исключение из мединститута. Пришлось отслужить срочную где-то в Сибири. Там, пока бинтовал пальцы и мазал мазью потертости на ногах сослуживцев, на него и снизошло озарение, что лечить можно и без диплома. Вернулся в родную Казань, наскоро кончил педфак, для общей эрудиции и куска хлеба на черный день, как я понимаю, там и сошелся с кооперативными целителями. Дорос до собственного центра в Москве. Основной доход имеет с продажи некого симбиоза тибетской мандалы, восьмиконечной звезды и мальтийского креста. Говорят, помогает при расстройстве зрения и мочеполовой системы. На эту конструкцию и будет сегодня медитировать.

Подседерцев невольно запустил пятерню в густую шевелюру.

«Вот, блин, попал! – с ужасом подумал он. – Ролдугин, твою мать, пригрел психов под нашей крышей. Шеф узнает, как они информацию добывают, перебьет все компьютеры у него в кабинете. И мне еще перепад дет за их несанкционированный допуск к делу».

– И что, все ваши с таким прибабахом? – недоверчиво спросил он.

– А вы разве видели нормальных художников и артистов? Однако на выставки и в театр ходите. Многие экстрасенсы воспринимают свои пороки и отклонения от нормы как безусловное доказательстве «избранничества» или как плату за дар. Что, поверьте в корне неверно. Самопознание и саморазвитие – в этом истинная цель занятий парапсихологией. Так называемые феномены: от ясновидения до левитации – лишь побочный эффект. Цель одна – достичь контроля сознания над подсознанием. А многие, увы в буквальном смысле теряют разум, отдаваясь тому темному, первобытному, что сокрыто в подсознании Именно там и находится Ад, о котором столько сказа но пустых и высоких слов. Я же – рационалист, в мистике мистическое, простите за каламбур, меня абсолютно не привлекает. Я, прежде всего, ученый, и эзотерика для меня – лишь область знания, еще не переведенная на язык современной науки.

– Вы же сами тут что-то говорили про силы Зла, черный плащ… Разве это не мистика?

– Для меня – всего лишь термин. – Виктор аккуратно раздавил сигарету в пепельнице. – Если имели возможность ознакомиться с прогнозами на данное лето, то наверняка обратили внимание, что все экстрасенсы предупреждают о возможных катастрофах. К сожалению, язык образов у каждого сенса самобытен, порой представляет дикую смесь терминов из самых разнообразных эзотерических учений, густо приправленную профессиональным жаргоном из той области, где он раньше подвязался. Но по сути все говорят о некоем мощном разрушительном вихре, возникшем в нашем мире. А что есть вихрь, смерч? Спираль! Смерч несет разрушение, крушит все вокруг, разрушает сложившуюся инфраструктуру. Временно торжествует Хаос, структуры управления и безопасности не в состоянии выполнять свои функции. Управленцы в таких случаях говорят – системный кризис. Именно поэтому в условиях кризиса никогда не стоит полагаться на правительство. Государство – вот первая и единственная жертва кризиса.

– А общество, люди?

– Люди, естественно, страдают.-Особенного сострадания на его лице Подседерцев не заметил. – Страдают от изменившегося климата в обществе. Как Страдали бы от холодной зимы. Смерти, разводы, болезни – они были, есть и будут. При кризисе их кривая ползет вверх, но и ни один благодатный период не отменил их полностью. Государство – достаточно жесткая конструкция, но ее прочность имеет пределы. А общество по своей сути полиморфно, оно тестообразно, биологично, насквозь пронизано миллионами связей. Чтобы выжить, организм общества вынужден адаптироваться, включая те структуры жизнеобеспечения и самоуправления, которые наиболее отвечают изменившимся условиям. Рано или поздно сообщество людей выделит из себя новую структуру управления, государственные институты: правительство, армию, полицию и прочее. Так что любой системный кризис порождает новую систему. Это закон.

– Вас послушать, все просто и безболезненно, – с сомнением покачал головой Подседерцев.

– Смотря для кого, – бесстрастно ответил Виктор. – Крушение Римской империи – историческая катастрофа. Но подумайте, неужели все ее граждане на следующий же день вымерли, как динозавры? Для крестьянина, раба и солдата трагедия была меньше, чем для Сената, вам не кажется? Крах государства – смерть для его чиновника. Причем смерть при жизни. Сколько живых трупов бывших партийных чиновников блуждает вокруг! Согласен, это колоссальная личная трагедия. Но, поверьте психологу, это всего лишь эмоциональное переживание утраты привычного мирка «согласований», «директив», «партхозактивов». Они жили иллюзией и утрату химеры, которую самозабвенно обслуживали, переживают как типичные невропаты.

– Пожалуй, вы правы. Но вернемся к нашей проблеме. – Подседерцев выложил на стол пачку сигарет, закурил, придвинул к себе пепельницу. – То, что в говорили, чересчур академично, слишком сухо и безжизненно. А вот страх у них, Подседерцев указа сигаретой на пустующие кресла, – был вполне реальным. Осязаемым, я бы сказал. Чего же они так испугались?

– Не смейтесь: тех самых сил Зла. Вспомните, я сказал – вихрь, смерч. Точнее было бы – тайфун. Да, тайфун. – Он на секунду замолчал, пожевал сухими губами, словно пробовал это слово на вкус. – А где самая безопасная точка в тайфуне? Правильно, в эпицентре. Пока вокруг бушует стихия, там царит полный штиль. Считать информацию о человеке, находящемся в «глазе тайфуна», чрезвычайно сложно. Для этого нужно пробиться через вихри энергии, сквозь своеобразный силовой кокон, которым он себя окружил. Но проблема еще в одном. Энергетический вихрь можно уподобить динамо-машине, за счет вращения создается разность потенциалов. То есть сам вихрь имеет положительный заряд, а в «глазе тайфуна» накапливается отрицательный. О чем это говорит? Человек, находящийся в эпицентре, чужд нам по своей природе, он совершенно иное энергетическое образование. Поэтому попытка установить контакт с ним, даже в виде дистантного снятия информации, чрезвычайно опасна. Молнию видели? Вот так могут «коротнуть» энергетические поля разной полярности. Вполне вероятна серьезнейшая травма, падение энергетического потенциала, болезнь, смерть. А разрушение вашего личного информационного поля будет выглядеть как психическая болезнь. Согласитесь, такая перспектива вряд ли кого-то обрадует.

Подседерцев, до этого сидевший напряженно, подав тело вперед, откинулся в кресле. На несколько минут ушел в себя, требовалось осмыслить услышанное. Больше всего ему не давала покоя абсолютная независимость Виктора, невербуемость, если говорить на профессиональном языке. Качество столь же редкое, как и абсолютный музыкальный слух. Большинство, с кем приходилось общаться, напоминали девиц на выданье или блудливых школьниц, только предложи, грамотно подобрав ключик и не задев самолюбие. Даже у жертвы принудвербовки в подоплеке согласия можно найти тайное мазохистское удовольствие. Виктор, казалось, был бесстрастен, холоден и жесток, как может быть жесток только аскет. А самое опасное – вполне самодостаточен, ничего лишнего в свой выстуженный и выхолощенный мирок привносить не желал. Игры, в которые играют люди, ему были понятны, а поэтому – скучны. Такой на вербовку не пойдет, хоть тресни.

К счастью, в нем не было азарта младореформаторов, сторонников схем и мертворожденных программ. Подседерцев имел несчастье общаться со многими из этого шакальего племени и довольно быстро с брезгливостью уловил, что за крикливой саморекламой и наукоемким пустозвонством Франкенштейнов от экономики стоит банальное желание поскорее обменять протухшие диссертации на кусок госсобственности, обильно политый соусом западных кредитов. А единственный обменный пункт, по твердому курсу конвертирующий бред в реальность, – Кремль. На его приступ они и шли плотным крысиным строем.

«А вдруг?» – мелькнула мысль, и Подседерцев сразу же решил проверить.

– Виктор, вы никогда не задумывались о работе на высший эшелон власти? «Если примет мысль к обсуждению, я угадал. Это же все равно что у нимфетки спросить, хочет ли она интересно провести время. Глазки сразу выдадут, что намек понят, взвешен, принят. Остальное – дело техники».

– Я же говорил, умный избегает госструктуры, – ответил Ладыгин, сделав маленький глоток кофе.

– А карьера, слава, власть? – не отступил Подседерцев.

– Вам ли не знать, что карьера покупается в обмен на человеческое в человеке. Слава? Кто из нынешних может на нее претендовать? Власть? У нас ее понимают как самодурство барина. Простите, других традиций не имеем. Так что не соблазняйте, не получится.

– Ладно, не буду. Душа ваша мне ни к чему. А вот голова очень нужна. Подседерцев вновь подал тело вперед, пристроил локоть на стол, сел, полностью развернувшись к Виктору. – Скажите прямо, вы можете найти этого человека?

– Взять за руку и привести к вам – конечно, нет, – усмехнулся Виктор. – Но понять его, постараться предвидеть его поступки… Думаю, да.

– Честно говоря, и этого достаточно. А они? – Подседерцев кивнул на пустующие кресла.

– Возможно, – неуверенно ответил Виктор. – Будут стараться, во всяком случае.

– Вам; как я понимаю, вибраторы и кресты не требуются. – Подседерцев решил подыграть гипертрофированному самомнению собеседника. – Можете сказать что-то уже сейчас?

– Не так много, как вам бы хотелось, но достаточно, чтобы отрезать себе пути для отступления. – Виктор выдержал паузу, но Подседерцев никак на отреагировал на его слова. – Сейчас я могу сказать, что делает этот человек и в чем его основная ошибка. Как мне представляется, он творит типичное действо черной магии. Уловив всплеск негативной энергии, он пытается заняться серфингом на волне цунами, прокатиться на разъяренном тигре, если вам понятны эти образы. Дай Бог, если это просто забава, вроде ночных гонок на мотоцикле по спящему городу, сноуборда и прыжков с парашютом. Извращенное удовольствие от опасности, адреналиновая наркомания.

«Ни хрена себе удовольствие! – вскипел Подседердцев. – Ядерные фугасы под городом. Или… Возможно, Ладыгин прав. Эта сука получает удовольствие, но не от своего страха, а от чужого. Как садист, лупцующий плеткой распятую бабу».

– А он нормален?

– Норма – понятие относительное, – пожал плечами Виктор. – Я бы не спешил ставить диагноз. На вашем месте я бы молился, чтобы он оказался нормальным.

– Это еще почему?

– Если это злодей из голливудского боевика, то есть психопат или невропат, что я отношу к норме, потому что эти отклонения нормальны для популяции двуногих, – то вам повезло. Его действия поддаются просчету, достаточно привлечь серьезных психоаналитиков. А кроме того, болезненное состояние психики может пойти на спад, и он сам потеряет интерес либо даст пик, тогда он утратит над собой контроль и начнет совершать ошибку за ошибкой. Тут вы его и возьмете. Хуже, если совершаемые преступления имеют более глубокую подоплеку. Вот это самое страшное.

– Политика? – Подседерцев сжал кулак.

– Вряд ли его интересует то, что вы называете политикой, – отмахнулся Виктор. – Вспомните, что я говорил о вертикали, пронизывающей спираль. Прямой путь. Вверх или вниз. Перемешайте ложкой кофе в своей чашке, рано или поздно воронка дойдет до дна, так? Вот примерно так и выглядит вихрь энергии. Все смешано, все сорвалось со своих мест, и в этот момент открываются врата в преисподнюю и в небеса. Самое опасное, если этот человек не забавляется, не совершает уголовных преступлений, а пытается взять штурмом небо. Акт страшный, нечеловеческий. Это великий грех! Но не банальное нарушение норм морали и уголовных законов. Это Грех! Не бросить вызов Богу, не стать равным ему, а просто уничтожить Бога. Как вам это нравится?

– Никак. Бред сивой кобылы! – Подседерцев нервно дернул ртом.

– Между прочим, задача решается чрезвычайно просто. Бог – созидатель. По сути – это вечная Жизнь. Значит, нужно не созидать, а разрушать. Разрушать тотально и безжалостно. Большевиков же не зря считали безбожниками за их партийный гимн. Еще не забыли? «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…». Кстати, гимн – священное песнопение, призывающее Высшее божество. А какое божество они призывали, распевая «мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем»? Напишите «ничем» и «всем» с больших букв, и вы поймете истинный смысл этого заклинания. Бог, по христианской доктрине, есть Все. А что тогда тот, кто при Боге был «Ничем»? – Виктор выждал немного, насладившись недоумением собеседника. – Дьявол. Вечный противник, архивраг Бога. То самое Ничто, которое может только уничтожить. Отбросив теологию, скажу, что это иная энергетика, иная система взаимодействий, иное мироустройство в конце концов. Дьявол не может превратить человека в сверхчеловека. Антибог может создать только античеловека. Можете себе вообразить это существо? Причем как биологическая форма он непременно сохранит человеческие черты. Я вижу ваше недоверие, и оно меня ничуть не шокирует. Вы нормальный человек и просто обязаны не верить. Но тот, неизвестный, кого вы пытаетесь найти, верит! И внутри себя он уже убил все человеческое.

Подседерцев отметил, что впервые Виктор утратил холодное спокойствие. Острые крылья носа нервно подрагивали, в глазах несколько раз вспыхнул пугающий огонек. Но и у самого Подседерцева внутри все перевернулось, версия была дикой, вне всяких разумных норм, но слишком страшной, чтобы от нее отмахнуться.

«Вот они добились своего, – поморщился он. – Теперь я тоже боюсь. Постыдным, животным страхом».

Усилием воли взял себя в руки. Поиграл онемевшими от напряжения плечами.

– Почему вы говорите в единственном числе-»этот человек»?

– Потому, что этот путь – удел одиночек, – медленно произнес Виктор.

Подседерцев уперся взглядом в переносье Виктора и выстрелил вопросом:

– Сам бы так смог?

– Нет. – Виктор не отвел глаз.

– Почему? Знаний же достаточно.

– Это не мой путь. Это – смерть.

– Боишься? – усмехнулся Подседерцев.

– А разве не страх привел вас сюда? – неожиданно ударил Виктор.

– Слушай, а что ты такой холодный? Будто вымерз изнутри, – тут же перескочил на другую тему Подседерцев.

Уловка не скрылась от Виктора, но он лишь чуть дрогнул уголками губ.

– Многие эксперименты пришлось проводить на себе. Очевидно, сказалось.

– А тот человек, о котором мы говорим?

– С такими способностями и знаниями он не мог долго оставаться в тени. Очевидно, он приобрел их в результате психотравмы. Он новичок в нашей сфере, и дай Бог, чтобы его не взяли под крылышко более опытные.

– Итак, ты его можешь установить, – как о решенном сказал Подседерцев. Когда?

Виктор поставил чашку на стол. Встал, одернул светлые брюки.

– Результат вы узнаете завтра утром, Юрий Михайлович.

– А почему утром?

– Потому что наиболее благоприятное время для такой операции с двенадцати ночи до трех утра. – Виктор сунул в карман пачку сигарет. – Не заставляйте меня объяснять почему, иначе я буду вынужден прочитать лекцию по астрологии.

– Ладно, договорились. – Подседерцев встал. Ростом оказался намного выше и фигурой гораздо крупнее. – Со мной свяжетесь через Сергеева. – Так по давней чекистской традиции от собственного имени произвел себе псевдоним Ролдугин.

Он проводил Виктора до дверей, протянул широкую ладонь.

– Надеюсь, предупреждать не надо о том, что наш разговор… – начал он.

– Не беспокойтесь, никто о нем не узнает, – со странной улыбкой прервал его Виктор.

На том и простились. Подоплеку улыбки он узнал через пять минут, когда, удобно расположившись в кресле, закурил и стал анализировать прошедшую встречу. Только дошел до эпизода с угадыванием термоса на госпитальном столике, как в комнату заглянул «технарь».

– Что еще? – нехотя отвлекся от своих мыслей Подседерцев.

– Борис Михайлович, тут такое дело… – «Технарь» смущенно попереминался с ноги на ногу. – Ну, телись быстрее!

– Запись последнего эпизода… Когда вы вдвоем остались. Накрылась она, короче говоря.

– В каком смысле? – Подседерцев привстал от неожиданности. – Ты что, не записал ни хрена?

– Запись-то есть, да толку. – «Технарь» почесал затылок. – Это не наведенные помехи, клянусь. Я такого в жизни не видел.

– Пошли!

Подседерцев вскочил и, громко топая, прошел по коридору в «технарскую». Пнул дверь.

– Вот смотрите, – высунулся из-за спины «технарь», направил пульт на панель видеомагнитофона.

На мониторе возникла черно-белая картинка комнаты. Окно, кресла, стол. Две темные фигуры, словно вырезанные из картона. Одна на фоне окна, вторая, крупнее – со спины. Двигались, вскидывали темные руки, качали головами. Ни лиц, ни деталей, ни одежды не разглядеть. И ни одного звука.

– Это еще что за немое кино? – Подседерцев стал медленно закипать.

– А звук сразу же накрылся, как вы в комнату вернулись. Это же не звук, а под…6 один. – «Технарь» нажал кнопку на пульте. Из динамика послышались вой и визги, словно бушевала стая мартовских котов. – Я и через фильтры, и по-всякому, Борис Михайлович. Но не наведенные это помехи, клянусь. Я же сразу проверил, ни одного прибора поблизости.

– Ну, блин, шельма! – Подседерцев сжал кулаки. – Экстрасекс хренов… Дэвид Копперфилд!

Он вдруг вспомнил докладные Ролдугина, там среди прочих шуток диверсионного характера у особо продвинутых уникумов было и наведение помех на электронное оборудование.

– А что это было, Борис Михайлович? – вежливо поинтересовался «технарь», сообразив, что молнии в его голову не полетят.

– Правильно сказал, под…6, – усмехнулся Подседерцев. – Но не самое страшное, что могло быть. – Посмотрел на часы. – Ладно, наведи здесь порядок и можешь идти домой.

Сам поехал в Службу. Это у нормальных людей вечером кончается рабочий день. Когда идет активный розыск, самый пик активности падает на вторую половину дня.