Текст книги "Черная Луна"

– А центр как назывался?

– Хм, «Космическое сознание». – Гусь покрутил пальцем у виска.

– Имя гадалки? – Белов уже знал ответ, но боялся его услышать.

– Армянка вроде бы, – пожал плечами Гусь. – Мария Ашотовна, кажется.

«Маргарита Ашотовна», – чуть не поправил Белов, но сдержался.

Белов достал сигарету, но, задумавшись, прикуривать не стал, так и крутил в пальцах, пока не просыпал весь табак, и тогда скрутил бумагу в жгутик, дернул, порвав пополам.

– Ты ментов в известность поставил? – спросил он, все еще не в силах отвлечься от своих мыслей.

– А хрена толку! Вам же только в радость, если у нас разборы идут.

– Резонно, – согласился Белов. Он всегда считал, что провокация стрельбы между бригадами – дело благородное. Трупы в морг, победителей – в камеру. На зоне желательно свести с дружками погибших. За десять лет можно полностью уничтожить носителей генов и идеи бандитизма. – Ментов, значит, подключать побоялся. А отморозков не боишься? Он сюда не один придет, а со своей стаей. Перегрызут вас тут, как лисы кур.

– Зубы сломают, – без особой уверенности в голосе ответил Гусь.

– Поживем-увидим. У центра были хозяева? Ну, кто бабки в него вложил.

– Пропала сучка. Либо на грунт легла, либо… – Гусь провел ладонью по кадыку.

– Резонно, – кивнул Белов. – Под мое крыло пойдешь?

Гусь усмехнулся:

– Чего это ради?

– А потому, Борис Борисович, – Белов резко подался вперед, впился взглядом в лицо Гуся. – Потому, что никто тебя не прикрыл. Никто из тех, с кем ты таможенный терминал делил, хотя бы. И обращаться к ним ты не станешь. Знаешь, что вляпался по самые уши. Никто не знает, что на тех пленках было и куда они пропали. Если ты крупно нагадил серьезным людям или хотя бы напугал их, они же тебя просто по асфальту размажут. Тебя уже приговорили. И ты это знаешь.

– Не дави, опер! – неожиданно ощерился Гусь. Белов с брезгливостью отметил, как мелко дрожат у того губы.

– Иди под крыло, Гусь, – спокойно произнес Белов. – Что зря хвост задрал? Не выдержишь ты таких разборов, не на тех напал. Получается, без твоего ведома кто– то сосал компру на серьезных людей. За это без лишних базаров вырвут тебе хвост вместе с позвоночником, помяни мое слово. А в моих раскладах ты ноль без палочки. Но временное прикрытие обещаю.

– А что попросишь?

– Денег пачку, крутую тачку, а в ней телку с длинными ногами, – усмехнулся Белов.

– Серьезно? – Гусь от удивления выпучил глаза.

– Шутка!

– Да иди ты! – Гусь отвернулся к окну.

– Ладно, замяли. – Белов сел удобнее, вытянул ноги. – Чуть не забыл, тебя просили узнать о краже компьютера. Вспомни, кто-то выставил хату на Октябрьском поле.

– Мне бы твои печали! – Гусь болезненно поморщился. Полез в нагрудный кармашек, достал клочок бумаги, бросил на стол. – На, кровосос. Двое пацанов хату выставили, их не ищи, по другой статье сейчас срок на Урале мотают. Компьютер толкнули барыге, по его наводке работали. Вот с него весь спрос. Телефон покупателя на определителе высветился, барыга сдуру запомнил. Память на цифры у него… это…

– Феноменальная, – подсказал Белов, рассматривая каракули на бумажке. – Но и твои, наверняка, помогли вспомнить.

– Не без этого, – полыценно усмехнулся Гусь.

– Значит, от помощи моей не отказываешься, – заключил Белов. – Иначе, с какого это рожна ты егозил с этим телефончиком, когда у тебя такие неприятности. Я прав?

– Умный ты, аж тошно! – покачал головой Гусь.

– Короче, звонить будем? – не отстал Белов. Гусь вздохнул, бросил взгляд за окно. Запустил руку под пиджак.

Рука Белова сам собой легла на рукоять пистолета.

– Да не дергайся ты! – проворчал Гусь и выложил на стол мобильный.

– Учти, возьму в качестве оплаты, – предупредил Белов, сразу же определив ценность мобильной связи в нынешней ситуации.

– Могу даже телку голую в придачу подарить, – отмахнулся Гусь.

Белов взял телефон, задумавшись, похлопал им по колену.

Он понимал, что у Гуся после звонка возникнут некоторые проблемы. Но они не идут ни в какое сравнение с теми, которые Гусь уже получил. Белов заботился прежде всего о себе, разговор требовалось построить так, чтобы к имеющимся проблемам не добавить себе новых.

Срочно Сов. секретно т. Подседерцеву

Перехвачен телефонный разговор на абонентский номер 224-14-18, принадлежащий отделению «Р» УФСБ по Москве и Моск. области, следующего содержания:

А. – Слушаю. Барышников.

Н. – Для начала, Миша, знай: ты порядочная сука!

А. – Игорь! Слушай… Слушай меня… Не дури, возвращайся. В эту фигню я ни секунды не верил! И никто не верит!

Н. – Приятно слышать. А теперь не перебивай. Возьми ручку и записывай. Готов?

А. – Да. Игорь Иванович…

Н. – Не перебивай! Первое немедленно возьми под охрану Елену Хальзину. Немедленно! Снимешь с нее показания о центре «Космическое сознание». Главное, не упоминала ли она у гадалки о своем гениальном Волошине. Понял?

А. – Ни фига не понял, но записал.

Н. – Теперь о гадалке. Имя – Маргарита Ашотовна. Фамилию не знаю. Работала в этом центре. Свяжись с Одинцовским РОВ Д. На них должно висеть дело о пожаре в Немчиновке в этот понедельник. Шесть трупов. Один женский, возможно, это Маргарита.

А. – Игорь, а что это нам даст?

Н. – Не перебивай! Пиши. Та-ак. Свяжись с уголовной из Центрального округа, запроси информацию по стрельба в кафе на Садово-Кудринской. Еще… немедленно пошли людей в адрес этого центра «Космическое сознание». Пусть ищут следы установки спецтехники. Брось всех сотрудников, а главное – хозяйку центра в разработку. Да! У одинцовских ментов узнай, не нашли ли на пожаре обгоревшие видеокассеты. Прокрути все, что я сказал, найди пересечения. Это новый след, я уверен!

А. – Игорь, брось дурить!

Н. – Иди ты на фиг! Слушай. Догадайся сам. Домашняя птица… Понял? Он готов с тобой поговорить и передать подробности. Условие: ты приезжаешь один. Все, привет!

А. – Игорь Иванович, не бросай трубку! Слушай…

Н. – Миша, они еще раз звонили?

А. – …Нет. Пока нет.

Н. – Спасибо, старый. До связи.

Глава тридцать восьмая. «ГОСПОДА ЮНКЕРА, КЕМ ВЫ БЫЛИ ВЧЕРА?»

Профессионал

Белов с трудом сдержал стон, показалось, в голове разорвалась пуля. Морщась от боли, с трудом поднял веки. Нащупал в кармане коробочки с лекарствами.

– Слышь, командир, притормози у киоска. Воды купить надо.

– Поплохело? – Водитель посмотрел на осевшего в кресле Белова. – Слушай, да ты белый совсем!

– Притормози. Лекарство запить надо.

Машина остановилась у вереницы ларьков. Белов вышел, не стал захлопывать дверь. В ближайшем ларьке купил жестяную банку «Фанты», сковырнул замок, сделал несколько жадных глотков. Колючая струя, защипав горло, немного привела в себя. Он вытряс на ладонь таблетки, отправил в рот, запил водой. Оглянулся на машину.

Частник, которого он поймал рядом с клубом, азартно собачился с водителем красного «опеля». Тому, судя по жестам, приспичило прижаться к обочине именно в этом месте. Частник, хоть и водил ветхий «жигуленок», на крутизну иномарки плевал, жестикулировал и сыпал непечатными выражениями без всяких комплексов.

«Может, сменить его? – Белов незаметно огляделся по сторонам, станция метро всего в сотне метров, „наружки“ в таких местах просто немеренно. – Ладно, обойдемся. У клуба, как полагается, в первую же машину садиться не стал, этот был третьим».

Вернулся к машине, кряхтя, занял свое место. Водитель долго усаживался в свое кресло, продолжая ворчать:

– Понакупали машин на свалках, теперь думают, что круче их никого нету! Вот откуда у щенка бабки на иномарку? Я полжизни на эту колымагу копил, по винтику ее перебираю. Слушай, а ты как? – Он повернулся к Белову.

– Полегчало.

Водитель облегченно улыбнулся.

– Слава богу, а то я даже испугался. – Он осторожно вырулил со стоянки. Мужик ты вроде крепкий, а так повело. Сердце, что ли?

– Все сразу, – нехотя ответил Белов.

– Экология! – авторитетно поставил диагноз водитель. – Мне так врачиха сказала. У младшей дочки температура была под сорок, сопли ручьем, вызвали участковую. Пришла под вечер, посмотрела горло и говорит: «Экология. А что вы хотели, мамаша? Вот мой сын вчера на рыбалку ходил, принес одноглазую рыбу без плавников. Все мутируют, и мы – мутируем. Так что не волнуйтесь, все с вашим ребеночком в порядке». Прикинь, а? – Водитель первым захохотал, выставив крепкие зубы. – Диагноз, блин, – экология!

Белов усмехнулся, пристроил голову так, чтобы обдувало сквозняком из окна. Поддерживать веселый треп не было ни сил, ни желания.

– Значит, на Таганку? – уточнил водитель.

– Да.

Белов закрыл глаза, таблетки уже начали действовать, голова осталась тяжелой, но боль притупилась, уже не рвала череп на части.

Срочно т. Салину

Службой безопасности «М-банка» установлен и взят под контроль объект «Белый». В настоящее время движется в район Таганской площади на оперативной машине СБ банка.

Среди адресов вероятного появления объекта «Белый» в районе Таганской площади установлен творческий центр «Сигма» (ул. Ульяновская, д. 34) , где находится студия Ладыгиной А.В. – дружеской связи «Белого». Адрес взят под контроль моими сотрудниками, в настоящее время Ладыгина (присвоен псевдоним «Белка») находится в адресе.

Группа наружного наблюдения сообщила, что десять минут назад в адрес вошел Рожухин Д. А. (сотрудник СБП, взятый нами под контроль с момента присутствия на обыске в лаборатории Мещерякова, располагаю информацией об участии Рожухина (присвоен псевдоним «Юнкер») в следственных действиях на месте гибели Виктора Ладыгина), «Юнкер» в течение года имел личные отношения с объектом «Белка».

Группа под моим руководством способна провести захват и изоляцию объекта «Белый» на маршруте следования.

Жду ваших указаний.

Владислав

Телохранители

Дмитрий свернул с Ульяновской во двор, тихо чертыхнулся, когда колеса машины глубоко нырнули в укатанную колею. Описав круг по двору, огляделся. Ничего здесь не изменилось с тех пор как он приезжал вечерами к Насте, чтобы отвезти домой, иногда к себе, чаще к ней, в квартирку на Планетной, в двух шагах от Петровского парка.

С тех пор как бывшую городскую усадьбу передали военкомату, время здесь остановилось. Двухэтажные постройки, с трех сторон окружавшие дворик, пришли в то состояние ветхости, что могли обвалиться разом в один момент или простоять еще век, как забывшие умереть старухи, высохшие и скрюченные, что каждый день клянут старость, но каждую весну исправно появляются на скамеечке у дома.

Что не освоил военкомат и дружественный ему совет ветеранов, без волокиты сдали в аренду. Конспирация не позволяла вывешивать вывески, а экономия и осторожность – провести хоть минимальный ремонт, даже окна никто мыть не рисковал. Жили большой коммуной, неизвестно, кто приехал, кто уехал и кто кому сколько остался должен. Поговаривали, что военком периодически устраивал обход вверенных ему помещений на предмет чистоты и правильности использования. Но коммерсанты по уставу жить отказывались, и проверка заканчивалась оброком в виде бутылок с прилагающейся закуской.

У крыльца все еще врастали в землю остовы станков неизвестного назначения. Судя по ржавчине, завезли их еще в период НЭПа, очевидно, аккурат к его угару, так как владельцы сгинули и до сих пор не объявлялись. Предприниматели новой эры на скелеты промышленной революции взирали с философским спокойствием. Во всяком случае, вывозить за свой счет не спешили. Даже стали использовать в качестве Ориентира. Скажут по мобильному партнеру: «На Таганке направо, вверх по Ульяновской. Во двор военкомата вкатишь, сразу увидишь кучу металлолома. Поднимешься на крыльцо, потом на второй этаж. Спросишь мой офис, тут каждый знает».

Дмитрий толкнул скрипучую дверь, легко взбежал по широкой, ни разу в том веке не мытой лестнице на второй этаж.

На площадке двери в две стороны. Он привычно свернул направо, толкнул дверь, разукрашенную разномастными фирменными наклейками. Перед ним открылся длинный коридор. Как всегда, запруженный сотрудниками всевозможных фирм и их посетителями. Если тут и имели понятия о коммерческой тайне, то весьма относительные. Дмитрий для себя подобную безалаберность объяснял тем, что в этом отсеке помещались фирмы, так или иначе связанные с творческой деятельностью. А народ в них всегда специфический – рабочие лошадки с придурью. Большие деньги, накачанные толстыми дядями в эту слабоконтролируемую отрасль, ходили в более фешенебельных местах, а наезжали, разбирались и стреляли за эти деньги в местах более малолюдных. Здесь же процветала богемная нищета и полная свобода от лишних условностей.

Мимо прошел худосочный бородач с мутными по неизвестной причине глазами, то ли за монитором пересидел, то ли не отошел от выкуренного наспех косяка. Задел Дмитрия плечом, не извинился.

Дмитрий едва успел подхватить спрятанную под пиджаком папку. Пластиковая обложка скользнула по рубашке и предательски высунулась из-под полы. Дмитрий вернул ее на место, крепко прижал под мышкой. Так и пошел дальше, под правойпапка, под левой – кобура.

Настиной студии принадлежали три комнатки в этом термитнике. Одна – якобы офис, вторая – якобы общая, третья – монтажная. Своему назначению постоянно служила лишь последняя. В двух первых каждый работал там, где смог пристроиться. Проблему с рабочими местами решали столы, выстроенные в длинный ряд в центре комнаты, и изобилие стульев.

Постучал в нужную дверь. До сих пор никто не сменил лозунг, пришпиленный на уровне носа:

«Жизнь – это кино, а люди в нем – зрители». Неизвестный остроум перефразировал изречение Шекспира. Получилось довольно цинично, но зато ближе к истине.

– Разрешите? – Дмитрий шагнул через порог.

Двое парней подняли головы над мониторами. В конце длинного стола сидела Настя, напротив нее на стуле, уперевшись коленками в сиденье, устроилась штатная художница Даша. По случаю летней жары одежда на Даше была сведена к шортам и куцей маечке, но поза и наряд на прилипших к монитору особ мужского пола не производили никакого впечатления.

Дмитрий оторвал взгляд от Дашиных округлостей, посмотрел на выжидающе молчащую Настю и глупо улыбнулся.

– Я вам звонил, не отпирайтесь, – выдал он, чем вызвал максимальное округление глаз повернувшейся на голос Даши.

В папке под мышкой лежали досье, конфискованные при обыске в лаборатории Мещерякова, всю дорогу Дмитрий репетировал разговор с Настей, серьезный разговор, который должен был стать вершиной устного оперативного творчества, но стоило встретиться взглядом с Настей, как все вылетело из головы.

– Ой! – Даша узнала Дмитрия и с испугом посмотрела на Настю.

– Да, девки, бывших надо резать! – вздохнула Настя. Встала, отодвинула ворох эскизов. – Между прочим, мог бы и пораньше приехать. Мне уходить скоро. Светская жизнь одолела.

За месяцы, которые они не встречались, Настя ничуть не изменилась. Сразу же после выписки из Склифосовского Настя напоминала беженку или жертву кораблекрушения, чудом выброшенную на берег. Поблекшее лицо, остановившийся взгляд. Время – лучший доктор, довольно скоро Настя пришла в себя и незаметно превратилась из симпатичной ершистой девчонки в женщину с той непередаваемой красотой, что идет от корней, от породы. Черты лица заострились, проступила ранее незаметная чувственность, взгляд все чаще делался властным и одновременно равнодушным, как у людей, привыкших не командовать, а повелевать, уверенных в своей силе настолько, что не считают нужным ее демонстрировать. Дмитрий так радовался Настиному возвращению к жизни, что не сразу заметил, что заново родившаяся Настя оказалась необратимо другой. С каждым днем она все больше и больше отдалялась, и настал тот день, когда всё, что связывало их, треснуло и рассыпалось, как сосулька, ни собрать, ни склеить, только пальцы обморозишь.

– В пробку попал, – против воли смутился Дмитрий.

– Немудрено, ты же у нас квадратная пробка для всех круглых дырок, как я понимаю.

– Ты что такая злая, Насть?

– Да затрахали уже с утра! – Настя села на стол, легко перебросила ноги, спрыгнула на другую сторону. В отличие от подчиненной Даши, на работу пришла в шелковой рубашке навыпуск и светло-синих джинсах. Трюк с сокращением пути к Дмитрию получился в ее исполнении в меру скромным. Она сдула челку, упавшую на лоб. – Тьфу! Дашка, в монтажной кто?

– Никого, – ответила подруга, единственный зритель короткой пикировки между Настей и Димкой. Молодые люди уже уткнулись в мониторы.

– Даш, под твою ответственность! Если придут ко мне, скажи, я в монтажной.

– Хорошо, Настенька, – с готовностью кивнула Даша.

– Пошли, боец невидимого фронта. – Настя подхватила Дмитрия под руку и вывела в коридор.

Монтажная находилась через дверь от офиса. Маленькая комнатка с наглухо зашторенными окнами. Стол с монтажным оборудованием, пара мониторов. Три кресла на колесиках. Пахло пылью, табачным дымом и немытыми полами.

– Садись. – Настя толкнула ногой к Дмитрию кресло, сама полезла под стол, в темноте щелкнула тумблером, зажглась неяркая настольная лампа. Загремели пустые бутылки. – Нычечки-заначечки, – проворчала Настя из-под стола. – Ага!

Вылезла на свет, стряхнула с плеча пыль.

– Кофе будешь? – Настя потрясла в руке банку.

– Давай.

– У нищих слуг нет. Вон чайник, вот кружка. Сахар уже перемешан с кофе, так наш монтажник чудит.

Дмитрий поболтал в руке чайником, определил, что воды хватит, и щелкнул тумблером.

– Ты Белова давно не видела? – Он задал вопрос мимоходом, в это момент старательно рассыпал кофе по кружкам.

– Давно.

– Странно, присказка о нищих – из его репертуара.

– Тебе лучше знать, ты у него служил, не я. – Настя приняла из его рук кружку. – Спасибо. Ой, горячая!

– Значит, с Беловым ты не встречалась. – Дмитрий поставил перед собой кружку, стал водить пальцами над поднимающимся над ней облачком пара. – И он тебе не звонил?

– Дим, а у тебя с женщинами все в порядке? Ну, нормально получается?

– Ты это к чему?

– К тому, Димочка, что я тоже умею задавать вопросы на засыпку. – Настя сделала маленький глоток и кротко улыбнулась. – Вот ты папочку под пиджачком прячешь. К какому выводу должна прийти набитая дура, вроде меня? Сегодня Виктор, мой бывший муж, выбросился из окна. Само собой, в прокуратуру меня уже таскали. Не пытали, но настойчиво спрашивали, не горела ли я желанием отправить на тот свет Витю. А таскали меня, заметь, в районную прокуратуру. Я, конечно, дура– дурой, но помню Витькины научные закидоны. Все исследования, что они проводили с профессором Мещеряковым, стопроцентно попадали в поле зрения спецслужб. Значит, дело по его смерти ведет Следственное управление ФСБ или, на худой конец, курирует Лубянка. Не успела я в себя прийти, как появляешься ты. Не с цветами в руках, а с папкой под мышкой. Отсюда вывод, что дело в руках СБП. А в папке что– то по мою душу. – Заметив Димкино замешательство, она усмехнулась. – Бедненький, расшифровали его! Откуда знаю, что СБП? Дим, прости за интимные подробности, но в апреле мы как-то вновь оказались в одной постели, а у тебя из кармана выпало удостоверение.

Дмитрий тяжело засопел.

– Зачем ты так?

– А затем, что я тоже живой человек! – Настя едва не расплескала кофе. Один такой же, правильный и чистенький, полдня нервы мотал. Вопросы типа твоих задавал, на нестыковке ловил, ботаник стерильный! Год как из института, а уже мокрые дела крутит. Да мой папа «важняком» в прокуратуре Союза был, когда вы даже букварь не читали.

– Но в его годы не было семи убийств с огнестрельными ранами за день, возразил Дмитрий. – И машины в центре города не взрывали.

– Нашел чем городиться. – Настя достала сигарету. – Ладно, извини. Нервы действительно попортили. Не каждый день бывший муж из окна сигает. Ты мне одно скажи, Дим. Ты сюда как друг пришел или как опер?

Дмитрий протянул ей зажигалку, дождался, пока язычок пламени опалит кончик сигареты. Заглянул в глаза.

– Как друг. Настя, разве я мог иначе…

– Это уже лирика. – Настя отмахнулась от дыма. – Давай, что у тебя там?

Дмитрий выложил на стол папку. Отхлебнул кофе.

– Очень интересные материалы. – Он раскрыл папку. – Ты сказала, что более– менее была в курсе работы Виктора. Я прошу тебя прокомментировать пару моментов. Вот, слушай. «Феномен посвящения до сих пор с научных позиций изучался лишь этнографами и антропологами. Естественно, им оказалась доступна лишь внешняя форма феномена, а не его глубинная суть. Но и этого оказалось достаточным, чтобы отметить чрезвычайно важную роль акта посвящения в мироустройстве народов самых разных культур. Но материалистическая наука отказывалась видеть в ритуалах посвящения нечто большее, чем фольклор и религиозные пережитки. С другой стороны, пагубную роль сыграли различного рода мистики и „светские“ эзотерики, окончательно опошлившие все, что связано с феноменом посвящения. Наш многолетний опыт и клинические наблюдения позволили вплотную приблизиться к разгадке. Как нам представляется, обряд посвящения является отточенной методикой психиатрической хирургии. Столь спорный термин мы употребляем, чтобы подчеркнуть моментальный, взрывной характер изменения в психике посвящаемого. Не случайно в различных культурах этот момент описывается как „озарение“, „перерождение“, „просветление“. Длительная подготовка к акту посвящения, отнимающая порой целые годы жизни, есть не что иное, как жесткий психологический и психофизиологический тренинг, позволяющий свести психотравму, вызванную стрессом посвящения, к минимуму.

С точки зрения современной психиатрии, посвящение можно интерпретировать как ограниченную по времени и управляемую вспышку острого невроза. Собственно невроз трактуется нами как интрапсихический конфликт, затрагивающий фундамент человеческого «я». Это конфликт между «хочу быть» и «есть на самом деле». (Например, хочу быть героем-Рембо, но слаб физически. Хочу иметь фигуру Клаудии Шиффер, но наследственная толстушка.) Подобный конфликт разрешается либо созданием новой оболочки для гипертрофированного «я» (через спорт – стать сильным, как Рембо), либо через кризис разрушения «я». Затянувшийся, загнанный внутрь конфликт и приводит к тем болезненным невротическим реакциям, с которыми мы сталкиваемся в быту, и тяжелым формам невроза, которые лечим в клинических условиях.

В клинических случаях невроза он развивается до крайней стадии «расщепления сознания», когда, не разрушая первичное «я», создается новое, новая личность, полностью удовлетворяющая владельца. Это явление неизбежно сопровождается «разрывом в памяти» (так называемой катативной амнезией), когда из памяти вытесняются личностно значимые поступки и события как правило, связанные с изначальным стрессом».

– Слушай, на кой мне этот бред? Тебе к Мещерякову надо, это по его части.

– Не торопись, Настя. – Дмитрий лихорадочно перелистнул страницу. – Виктор с Мещеряковым совершили настоящее открытие.

– Вот и дай Вите Нобелевскую. Посмертно.

– Ну зачем же так? Все-таки не чужой человек!

– Везет мне на близких друзей. Один в окно прыгнул, а второй кровь пьет. И все – любя!

– Успокойся, Настя.

– А я спокойна, как удав. – Настя нервно забарабанила по столу. – Читай дальше, мучитель. Мой короткий опыт семейной жизни подсказывает, что если мужик начал нести такую ахинею, то лучше всего дать ему выговориться.

Дмитрий повернул папку так, чтобы на лист падал свет.

– Дальше. – Он нашел нужный абзац. – К самым мощным психотравмирующим стрессам относится опыт переживания смерти – личной (клиническая смерть) и смерти близких родственников. Важно отметить, что все обряды посвящения основаны на акте ритуальной смерти и возрождения. Смерть, ее эмоциональное переживание и есть тот фактор, который приводит к «возрождений» через появление абсолютно новой личности у посвященного.

Мы обследовали пятнадцать пациентов, семь из которых пережили стресс личной смерти. Комбинированным воздействием нам удалось снять «блокировки» в сознании и купировать катативную амнезию. У всех без исключения пациентов было выявлено существование изолированного «я», ранее не проявлявшегося в ходе психоаналитических сеансов. Данные «я» обладали собственным опытом, взглядами и устоявшимся мировоззрением, полностью отличным от «первого „я“„ пациентов. Уникально, но, вскрывая все новые пласты подсознания, мы выявляли новые „я“, относящиеся к другим историческим эпохам. При этом воспоминания пациентов базировались не на интерпретации школьного курса истории и сюжетов кинофильмов, а на реальных ощущениях: цвета, запаха, освещения и т.п. Многие пациенты излагали свои ощущения на языке той страны, в которой существовало «новое «я“! Проведенный по нашей просьбе лингвистический анализ показал полное соответствие речи пациентов языковым нормам данной эпохи. – Дмитрий покачал головой. Поднял взгляд на Настю. – Ты что-нибудь помнишь?

– Слушай, умник! – вскипела Настя. – Я теперь абсолютно здорова и давно все забыла; и то, что было в клинике, и то, что было до нее. И не хочу даже вспоминать!

– Это и есть блокировка сознания, Настя.

– Да хоть запор, мне-то что!

– Виктор превратил тебя в «подопытного кролика». Здесь есть выписка из твоих видений. Или показаний, как тебе больше нравится. – Дима постучал пальцем по папке. – Они вскрыли пласт подсознания, и ты рассказывала о гибели твоей сестры. Ей отрубили голову. Только не удивляйся – в Марселе. В одна тысяча триста пятом году.

– По-русски трепалась? – усмехнулась Настя.

– Нет, на старофранцузском. Диалект провинции Лангедок.

– Чего только под наркотой не бывает! – Она пожала плечами. – Кстати, не тамплиеры ей голову отрубили?

– Видишь, вспомнила!

– Ага. Школьный курс. В тысяча триста седьмом году, тринадцатого октября, был разгромлен Орден тамплиеров.

– Настя…

Дмитрий попытался придвинуться, но она выставила ногу и уперлась в ножку его кресла.

– Знаешь, Дим. – Она наклонила голову к плечу. – Я наконец-то поняла, почему ушла от тебя. Сначала думала, что просто надоели друг другу. Потом поняла, что нравишься ты мне все меньше и меньше. А почему, понять не могла. Из-за своей службы ты меняться начал. Почувствовал кайф от власти над людишками. Плебейство ментовское из тебя поперло. Думала, пройдет это, мальчик ты интеллигентный, что у тебя общего с теми, кто только в фуражке себя человеком и чувствует. А вот сейчас поняла, ты мне Виктора стал напоминать. Холодный интеллект, снобизм и латентный садизм. Между прочим, поставь рядом психологического садиста и хама с резиновой дубинкой, я отдам предпочтение последнему. Он хоть и быдло, но еще человек.

– Значит, Виктора ты ненавидела. Так я понял?

– Был ли у меня мотив его убить? – усмехнулась Настя. – Запиши – нет. Потому что считаю, таких господь судит. Все! – Она хлопнула ладонью по столу. Сеанс психоанализа окончен.

Дмитрий накрыл ее ладонь своею, не дал встать.

– Погоди. Тебе знаком Прохоров?

– Кто это еще? – с раздражением переспросила Настя. – Дим, я пока в том возрасте, когда большинство знакомых знают по именам.

– Между прочим, он находился в клинике в одно с тобой время. Красивый мужик, бывший десантник. Атлет. Ты просто не могла не обратить внимания.

– Да Господи, какие мужики, если днем тебя гипнотизируют, а на ночь успокоительные в задницу колют!

– В клинике всего двадцать палат, в тот месяц заняты были лишь пятнадцать, – спокойно продолжил Дмитрий. – Да и какая это клиника? Особняк с парком. Столовая общая. Вы просто не могли не встретиться.

– Встретиться и встречаться – разница большая. Я его не помню, хоть убей!

– Ваши палаты были рядом. В столовой сидели за одним столиком. – Дмитрий цепко сжал ее запястье. – На момент смерти Виктора у тебя есть алиби. А что ты делала в день убийства Прохорова? Когда ты последний раз видела Белова? Отвечай!

Дмитрий потянул Настю за руку, ее перекошенное от боли лицо попало в полосу света.

Неожиданно она вывернула кисть из захвата, перехватила мизинец Дмитрия, заломила до хруста. В глазах Дмитрия потемнело от боли, он невольно подался вперед, пытаясь уменьшить боль, но Настя гнула палец вверх; ни на секунду не прекращая пытки.

– Сука ты, Дима, – зло прошептала она. – Какой же сукой ты стал!

Срочно т. Салину

Объект «Белый» вошел в адрес. Возможен его контакт с «Юнкером». Жду указаний.

Владислав