Текст книги "Черная Луна"

Максимов сбавил ход, подвел Вику к небольшой группке, окружившей кукловода. Подтолкнул вперед.

Сильвестр уже встал за спиной.

– Что за люди были в кафе? – беззвучно прошептал он.

– Шейх какого-то исламского ордена. Печатку на перстне не разглядел. Не Танцующих дервишей, это точно, – отвернувшись в сторону, ответил Максимов.

– Что им от тебя было нужно?

– Просто обнюхались.

– Совпадение?

Максимов понял, что Сильвестр имел в виду встречу с Навигатором.

– Скорее всего, – ответил он. Кивнул оглянувшейся Вике.

Марионетка, послушная искусным рукам, дергающим за нити, стала рисовать фломастером в блокноте ее портрет. Этим трюком кукловод кормился не один год, но всякий раз рисующая кукла вызывала неподдельный восторг зрителей.

– Двое ребят потопают за тобой. – Сильвестр указал взглядом на тех, кого вычислил Максимов. – Не напрягайся, приказ Навигатора. Они в твоем распоряжении круглые сутки.

– Мне нужна другая машина, – глядя под ноги, произнес Максимов.

– Будет.

Сильвестр отошел в сторону, достал мобильный телефон, стал тыкать в клавиши. Бизнесмен вдруг вспомнил, что есть неотложные дела.

Максимов проводил взглядом его коренастую фигуру. Через минуту она исчезла в толпе.

Он не стал говорить Сильвестру, что в странной встрече в кафе почувствовал больше чем совпадение. Это был знак. Достаточно явный, чтобы не оставить его без внимания.

Ранг Олафа в Ордене позволял ему руководствоваться в поиске тем, что он считает для себя важным, не давая на этом этапе отчета другим. В Ордене он был Странником, воином, действующим в одиночку, идущим к цели своим путем, принимающим на себя ответственность за выбранные средства. Эта встреча для него стала знаком, что Лилит искали все.

«То, что она творит, – грех. Незамеченным такое пройти не может. Хотела она или нет, но круги пошли по воде. И тревожные волны дошли до тех, кто всеми силами поддерживает баланс Добра и Зла. Знающие и умеющие слышать уже потянулись сюда, откуда исходят волны. Ее обложат и затравят. Непременно. Не мы, „гак другие. Для меня это Дикая Охота. Они назовут – джихад. Какая разница, если один смысл и одна цель? Не важно, кто остановит эту бестию, лишь бы это удалось“.

Вокруг толпился радостно возбужденный народ. В середине лета, на самой бесшабашной улице Москвы никому даже в голову не могло прийти, что Дикая Охота уже началась.

Глава двадцать седьмая. ОХОТНИКИ ЗА ПРИВИДЕНИЯМИ

Телохранители

Подседерцев машинально прочитал первый лист аналитической записки, приоткрыл второй, пробежал глазами, поморщился и захлопнул папку. Его сосед по этажу, партнер по шахматам, такой же начальник управления СБП, как и Подседерцев, похоже, окончательно тронулся умом.

«Вернее, стал шибко умным, – поправил себя Подседерцев. – Пора Ролдугина из контрразведки переводить в „чистую“ науку, завлабом в Институт космических исследований. Совсем уже от земли оторвался».

В записке, наполовину состоящей из астрологической абракадабры, на основании положения планет и прочих небесных тел делался вывод о неизбежном развале службы к концу нынешнего лета. Может, для звездочета это и было открытием, но Подседерцев, обеими ногами стоящий на земле, а конкретно – в дерьме, а оно им и остается, даже если происходит из самых что ни есть «элитарных» источников, грядущий развал спрогнозировал давным-давно.

Хозяин, с обкомовских времен прозванный Шахматистом» за любовь к кадровым этюдам, перед вторым туром выборов не мог не произвести очередную «сильную рокировочку». Эффектно отдав на заклание одних, он получал оперативный простор в игре против тех, кого собирался приблизить. Прием старый, не раз доказавший свою эффективность. Потому что ничто так не дает понять, что Хозяин не просто король на доске, а – гроссмейстер, играющий по собственным правилам. И чтобы понять правила кремлевских игрищ, вовсе не обязательно уходить в научные дебри. В них всегда одна первопричина и одна цель – Власть.

Подседерцев верил лишь в психологию и психиатрию, в них все достаточно научно, соответственно, понятно цивилизованному уму, а главное, как сказал невропат Ницше, «человечно, слишком человечно», соответственно – практично и утилитарно. Серьезное изучение трудов классиков психоанализа и психиатрии стало для Подседерцева лучшей прививкой от ежедневного вынужденного общения с обитателями Кремля, Белого дома и прочих Охотных рядов, иначе такую концентрацию физических недостатков, моральных уродств и психических отклонений выдержать невозможно. А у соседа была идея-фикс – парапсихология.

Очевидно, спасаясь от жестоких реалий жизни и тоски на суше, бывший моряк Тихоокеанского флота Ролдугин ушел в дебри психокинеза, полтергейста и прочей астрологии, как соломенная вдова при запойном муже до слез зачитывается «дамскими» романами.

Ролдугин читал лекции слушателям Высшей школы КГБ с высоких позиций марксистско-ленинского учения, а сам стойко носил в крови и голове вирус «буржуазной лженауки», пока не попал в тепличные условия СБП, где идея-фикс дала бурную поросль идей, концепций и даже методических указаний. Но если решил поставить свои недостатки и комплексы на службу государству, трату бюджетных денег требовалось обосновать. Этот единственный тест перед до-. пуском к халяве сосед прошел с честью. Подседерцев смеха ради и для пополнения своей коллекции кремлевских уникумов пролистал докладную записку, состряпанную соседом.

Первым и обязательным пунктом шло обеспечение безопасности и комфортного царствования Хозяина. Здесь приводился полный комплект мер от массажа по методике Джуны до экстрасенсорной защиты от «насылания порчи». Вторым пунктом, помятуя, что СБП создавался как «мини-КГБ» для персональных нужд Хозяина, сосед указал экстрасенсорную контрразведку и нетрадиционные методики подготовки оперсостава. Третий пункт, как полагается, восхищал глобальностью задач. В перспективе сосед брался применить накопленный опыт в деле обеспечения энергоинформационной и этнопсихологической безопасности России. В приложении, в три раза толще основного документа, приводились многочисленные ссылки на зарубежный опыт и достижения, а самое интересное – на кое-какие факты из оперативной деятельности НКВД.

Трюк сработал. Но «карма», «эгрэгоры» и звезды тут были ни при чем. Подседерцев лично наблюдал ритуал принятия решения, поэтому знал – сработала голая психология, вернее – психопатология нынешних «лиц, принимающих решения».

Шеф, поскоблив ногтями лысину, блеснул хитрыми, глазками и выдал заключение:

– А хрен с ним, хуже не будет.

– Во всяком случае, много денег не проест, а мы получаем еще один кордон на доступ к телу. Операция стара, как мир. Бабу Хозяину, по понятным причинам, подкладывать не станут, а вот домашнего экстрасенса вполне могут сосватать. Нам тут только Гришки Распутина для полного счастья не хватает! – решился тогда перевести решение в практическую плоскость Подседерцев.

– Дело! – ухватил мысль Шеф. – Пусть возьмет на контроль всю шаманскую кодлу и глаз с нее не спускает. Мне нужно знать, кто через их раскрутку отмывает деньги и на каких высоких персон ищет выход. А остальным может заниматься в свободное время и на сэкономленные бабки. В конце концов, у Мальчиша-Плохиша целый институт есть, «Проблем экономики переходного периода», во как! От одного названия офигеть можно. А чего изучают, даже Плохиш не знает. Почему же нам свой НИИЧАВО не иметь!» – Шеф продемонстрировал, что в молодости в свободное от охраны партийных вождей время не только играл в волейбол, но и кое-что читал.

– Разумно, – согласился Подседерцев, понимая, что решение все-таки будет принято в сфере психопатологии. – На худой конец, лишняя статья расходов нам не помешает.

Он усмехнулся, вспомнив этот давний разговор. К счастью, научные достижения соседа дальше астрологического прогноза состояния здоровья водителей «членовозов» не применялись. Не тот человек был Первый, чтобы позволить кому-то мешать «княжить и володеть», как его правая задняя с утреннего бодуна захотела. Зря что ли революцию устраивал?

Отсутствие доступа к мозгу и душе Хозяина Ролдугин компенсировал и сублимировал на ближайшем окружении. Своем, естественно. Кончилось все визгом экзальтированной барышни из многочисленной когорты советников по непонятным вопросам. Почувствовав прилипший к вырезу на жакете тяжелый взгляд Ролдугина, она заорала прямо на заседании: «Ролдугин, прекратите лезть мне в подкорку! Хватит меня гипнотизировать, нехристь!» И наманикюренной щепотью принялась открещиваться от смущенного соседа.

Весь ужас был в том, что все присутствующие поверили. И даже «слили» эту историю в газеты. Околокремлевские круги и клоаки еще месяц будоражило слухами, что СБП, кроме классического прослушивания и подглядывания, теперь еще и читает мысли на расстоянии. Шеф прошелся гоголем на очередном теннисном турнире, ведя под ручку Ролдугина, чем окончательно деморализовал стан врагов. Бюджетные рубли, потраченные на Ролдугина, окупились на сто процентов.

Подседерцев согнал с лица улыбку, вспомнив, что у Ролдугина, кроме курьезов, были и достижения. Занятные и, главное, полностью достоверные.

Он подошел к сейфу, небрежно бросил на полку папку с астрологическим прогнозом, перебрал кожаные корешки, нашел нужную папку. Вернулся за стол.

Раскрыл, хмыкнул, прочитав заглавие: «Методы дистантного считывания информации и поиска объекта в оперативно-розыскных мероприятиях». Стал читать, лицо все больше и больше становилось серьезным. Он несколько раз делал пометки на документе только ему понятными иероглифами. Через десять минут он отложил папку, закурил, задумчиво глядя перед собой. Сделав последнюю затяжку, медленно выпустил струйку дыма. Проводил взглядом сизый шлейф, вытянувшийся к решетке кондиционера. Снял трубку местного телефона, ткнул пальцем в клавишу.

– Институт «Ананербэ[17]»? – беззаботно начал он, услышав голос Ролдугина.

– Натюрлих, герр штандартенфюрер! – захохотал Ролдугин, узнав Подседерцева. – Чем обязан, Боря?

– Читаю твою записку, Сережа; – Подседерцев решил для начала потешить самолюбие непризнанного Нострадамуса. – В грусть и тоску ты меня вогнал. Неужели так все серьезно?

– Машины весь месяц выдают одно и то же: «Развал Службы, развал Службы». Мы и методики меняли, и системы прогноза. Буквально все перепробовали: карты Таро, И– Цзин, руны. Об астрологии я уже не говорю. И так и эдак кроим натальные карты – все один хрен. – Он тяжко вздохнул. – А экстрасенсы мои вообще заходятся от предчувствий. Если отбросить шелуху личных образов, то все говорят об одном – мощном вихре негативной энергии, ворвавшемся в наш мир. Получается, что Служба станет его первой жертвой.

– И за что нам такая честь?

– Боря, мы же единственная организация, хоть на что-то еще способная в нынешнем бардаке! – не без апломба разъяснил Ролдугин.

– Понятно. – Подседерцев решил не высказывать свое мнение о родной конторе. – Я тут еще одну папочку пролистал. О экстрасенсах и розыске. Знаешь, впечатляет.

– Отрадно слышать. Борь, ты меня всегда поддерживал, я же знаю. Но, видно, твоего влияния маловато. Не дают хода. Не верят!

– Сереж, прости, но я в аппаратных играх поопытнее, поверь, причина не в самом результате, – забросил крючок Подседерцев.

– А в чем же тогда?

– Да в докладе, естественно! – Подседерцев придвинул к себе папку, открыл на нужной странице. – Положим, нашел ты при помощи экстрасенсов двух супостатов. Десять лет сидели тише воды, ниже травы. Один – в Забайкалье, второй в Приморье. С одной стороны – крупный успех российской контрразведки. Новые методы и все такое прочее. Даже реальная опасность налицо – один за БАМом наблюдал, а второй якобы охотился в районе секретного аэродрома. – Подседерцев выдержал паузу. – Но посмотри на это с другой стороны. На кой хрен врагам наш поросший багульником БАМ? И что мог высмотреть шпион на бетонной площадке в глухой тайге? Над этим аэродромом только мухи с комарами и летали!

– Не скажи, Боря! – возразил Ролдугин. – Аэродром строили для посадки «Буранов».

– И много их там приземлилось?

– Согласен, ни одного. Но площадку планировали переоборудовать в новый космодром.

– А деньги под этот «проект века» дали? И если дали, что, не все разворовали? Да если бы там стоить начали, сразу же всех бичей и охотников на тысячу километров отселили. Спустись на землю, Серега! – Подседерцев сыграл искреннее сочувствие. – Получается, вычислил ты и обезвредил двух идиотов, засланных следить за ударными стройками очередной пятилетки. Начальство их забыло проинформировать что у нас перестройка началась. А когда до их медвежьих углов перемены докатились, было уже поздно. Вывозить ребят долго и хлопотно, вот и определила их в «глубокое залегание». Им надо орден дать за то, что мужественно мыкались со всем русским народом, сидели месяцами без зарплаты и горячей воды. И ни разу не запросили из Центра контейнер со жратвой. Они тебе спасибо не сказали, что избавил их от страданий? Отсидят свое и с чистой совестью вернутся в родной Сеул.

– Тебе смешно? – обиделся Ролдугин.

– Грустно, – тут же сбавил нажим Подседерцев, добившись нужного психологического состояния собеседника. Теперь из того можно лепить все, что душе угодно. – Грустно, что именно в таком ключе о твоей работе и доложили.

– Кто? – мертвой хваткой вцепился Ролдугин.

– Да хрен с ними, Серега! – Подседерцев откинулся в кресле. – Оставь убогих и нищих духом Бог это по его части. Мы-то с тобой делом занимаемся и цену ему знаем.

– Не ты мой начальник, Боря, – печально вздохнул Ролдугин.

А Подседерцев подумал, что желание иметь над собой начальника, к которому полагается ходить на доклад и чьи резолюции, как глас с небес, никогда не вызывают сомнений, не стоит относить к порокам человеческой натуры, коль скоро человек избрал стезю чиновника.

– Слушай, Серега, давай всем нос утрем! – Подседерцев подпустил в голос комсомольский задор. – Я тут дельце кручу. Могу тебя подключить. Докладывать, естественно, буду сам. В нужном ракурсе. В результатах, кстати, не сомневаюсь. Иначе не предлагал бы. – Он подергал крючок, чтобы Ролдугин поскорее захватил наживку.

Тот не заставил себя ждать.

– Боря, чем могу…

– Ты можешь устроить встречу со своими экстрасенсами? Желательно сегодня и побыстрее. – Подседерцев подсек жертву. – Скажем, часов в шесть.

– Та-ак, – В трубке послушался какой-то шелест.

«Листает записную книжку», – догадался Подседерцев. – Смогу, Боря. Обеспечу лучших. Только где?

– На одной квартирке на Масловке. – Подставляться под чужие микрофоны не хотелось. – Назначь им встречу у касс стадиона «Динамо». Запиши телефон явки: 224-56-82. Пусть позвонят, им объяснят, как пройти. А мои ребята все проконтролируют. Лады?

– А мы с тобой?

– Я часиков в пять зайду к тебе и вместе поедем.

– Постой, постой, Боря! А что им сказать?

– Ничего. Для чистоты эксперимента. – Подседерцев знал, что именно такой аргумент подействует на Ролдугина. – Все, до встречи!

Он положил трубку. Сразу же устало опустились плечи, складка на переносье сделалась еще глубже.

«Никто не сможет упрекнуть меня, что я не использовал самый ничтожный шанс, чтобы вывести Службу из-под удара, – сказал он сам себе. – Хотя с радостью сам взорвал бы этот кремлевский гадюшник».

С полчаса Подседерцев наблюдал за ними по монитору: в панель книжной полки вмонтирован «телеглаз», сигнал шел к пульту, установленному в соседней комнате. Видеокамера намного удобнее банальной дырки в стене, Подседерцев то на общем плане рассматривал все троих, увлеченно что-то обсуждающих, то брал крупном планом руки, глаза, рот. Мимика, жесты, позы – то, что называется «невербальное общение» – говорили ему гораздо больше, чем их тонкие досье, любезно предоставленные Ролдугиным. Сам Ролдугин развлекал гостей разговором и, судя по блеску глаз и частым кивкам плешивой головы, наслаждался каждой минутой общения. Подседерцев вдруг поймал себя на мысли, что не следит за ними, а смотрит передачу «Третий глаз», настолько происходящее и произносимое в той комнате отдавало смесью конъюнктуры с шизофренией, столь характерной для всех передач с участием «экстрасенсов». Напоминало общение попсового ансамбля и импресарио, тот же апломб и пафосность, неизвестно на чем основанные, и та же взаимная зависимость друг от друга в расчете на скорые и нехлопотные доходы.

«М-да, Серега Ролдугин не играет, не подыгрывает, а на полном серьезе вместе с ними. – Этому выводу Подседерцев не особенно обрадовался. Скорее, почувствовал брезгливость, словно узнал о неприличной болезни приятеля. Особенно его раздражала какая-то ущемленность Сергея и менторский тон собеседников, которым они комментировали его разглагольствования. Словно академики, принявшие в свой кружок подающего надежды аспиранта. – Естественно, он же без них – ноль без палочки. А они растут в собственных глазах, общаясь с офицером спецслужбы. Получается, не простые шизики, а серьезные люди. Тьфу, у нас даже реклама этот трюк использует: „Методики, разработанные спецслужбами СССР и США“, „Таблетки для секретных агентов теперь доступны всем“, „За этим препаратом безуспешно охотились секретные лаборатории КГБ и ЦРУ, а теперь он в открытой продаже“. В принципе понятно, мы людей так пыльным мешком трахнули, что они миф о наших всемогуществе и вездесущности переносят на всякое дерьмо в яркой упаковке. Чужие – ладно, а наш-то, наш с какого хрена умом тронулся! Или есть в них то самое могущество?»

Он еще раз прошел камерой по лицам четырех гостей.

Самый пожилой, обрюзгший и неестественно бледный, как вурдалак, сидел, сгорбившись, широко раздвинув толстые короткие ноги. Двойной подбородок лоснился от пота. Вурдалак время от времени вытирал лицо платком, и тогда в кадре возникала дряблая рука в старческих пятнышках. Темные пятна пота расползались по бокам рубашки. Широко распахнутый ворот открывал грудь, поросшую густой седой шерстью.

Второй мужчина, лет сорока пяти, с костистым лицом и тяжелым взглядом, сидел напротив Ролдугина, говорил размеренно и терпеливо, как преподаватель на семинаре у бестолковых студентов, каждую фразу заканчивал мягким хлопком по столу. Слушая других, машинально поглаживал высокие залысины, покусывал чуть оттопыренную нижнюю губу. На безымянном пальце правой руки поблескивал перстень с темным гладким камнем.

Больше всего не повезло с женщиной. Из категории вечных девочек, несмотря на далеко не школьный возраст. Подседерцев специально поймал в кадр ее правую руку, обручального кольца не было. Непоседливая и гомонливая, как галка, женщина встревала в разговор и, захватив его нить, ни за что не желала ее отпускать. Глаза то вцеплялись к лица мужчин, то мутнели и делались по-птичьи бездумными. Именно в эти мгновения женщина и начинала говорить, скороговоркой выстреливая фразы из «Махабхараты» и «Бхагаватгиты», где самое короткое слово содержало минимум пятнадцать букв.

Последний сидел вполоборота к окну, свет падал так, что хорошо рассмотреть его не удавалось. Был он моложе всех, не больше тридцати, голос ровный, какой-то замороженный, начисто лишенный эмоциональной окраски. Фразы короткие, больше для поддержания разговора, чем для активного участия. Когда он потянулся за пепельницей, Подседерцев успел поймать крупным планом лицо. Сразу же поразило выражение: холодное и непроницаемое, как у монаха. Губы, красиво очерченные, были неподвижны и безжизненны, словно прилепленные к лицу. А вот в глазах – живой блеск и неприкрытая ирония. И смотрели они в эту секунду точно в глазок видеокамеры.

Подседерцев посмотрел на часы – пора.

– После моих фраз – панорамой по лицам. А молодого старайся чаще брать крупным планом, – проинструктировал он «технаря», уступая ему место за пультом.

Бесшумно вышел из комнаты. Квартира раньше была коммунальной. Служба через «подшефную» фирму облагодетельствовала жильцов, разбросав их по разным концам Москвы. Ремонт сделали скромный, только бы ликвидировать последствия совместного пребывания на ограниченной площади трех семей, бабки и алкоголика. Для простой агентуры вполне годилось. Возникни нужда – опять же через «фирму друзей» можно забабахать евроремонт и поселить «коммерсанта», чтобы пускал пыль в глаза клиентам, перед тем как разложить их в интимных позах под бдительным оком видеокамеры.

Подседерцев бесшумно прокрался длинным коридором к входным дверям. Постоял, прислушиваясь к разговору за дверью напротив, там Ролдугин, сам того не зная, доводил клиентов до кондиции. Громко завозился с замком, приоткрыл дверь и захлопнул. Успел только изобразить на лице улыбку, как Ролдугин быстро протопал по паркету и распахнул дверь в комнату.

– Юрий Михайлович, ждем, ждем! – Он протянул руку, зачем-то подмигнув, хотя «мэрский» псевдоним Подседерцев не запомнить просто не мог.

– Извините, попал в пробку. – Подседерцев, мимоходом пожав руку Ролдугину, прошел в комнату. Верный правилу «больше трех, руки не пожимают», ограничился общим приветствием:

– Добрый день.

Все дружно кивнули. И сразу же четыре взгляда скрестились на нем, как лучи прожекторов на самолетике в ночном небе. Пожилой посмотрел из-под полуопущенных век, как толстая лягушка на мотылька; мужчина пристально, словно прицеливаясь; женщина, как пичуга, увидевшая что-то блестящее в траве, даже голову свесила набок; молодой – как-то вскользь, задержавшись на руках Подседерцева.

– Юрий Михайлович – виновник нашей встречи, – представил Подседерцева Ролдугин. Указал на свое место в кресле, там камера снимала со спины, а сам приставил к столу еще один стул.

Подседерцев грузно опустился в кресло. Обвел взглядом сидевших напротив. Молодой сидел по правую руку, за Ролдугиным, и снова толком его разглядеть не удалось.

– Как мне вас называть? – спросил Подседерцев, ни к кому не обращаясь персонально.

Ожидал, что первой откликнется женщина, на худой конец – мужчина, но голос подал пожилой.

– Думаю, наши имена, как и ваше, в данном случае не имеют никакого значения, – прохрипел он сквозь тяжелую одышку.

Судя по молчанию, это было общим мнением.

– Хорошо, тогда к делу. – Подседерцев выложил на стол конверт. – Меня интересует один человек. – Он показал фотографию.

Карточка пошла по рукам. Каждый смотрел по-своему: пожилой словно делал одолжение, женщина – пристально, округлив птичьи глаза, мужчина рассматривал лицо на фото дольше всех, нервно покусывая губу, потом передал фотографию самому молодому. Тот лишь мельком взглянул, толкнул по столу к Подседерцеву и отвернулся к окну.

– Что можете о нем сказать? – Подседерцев опять сознательно не обратился ни к кому персонально. Больше всего интересовало, изменит ли его появление распределение ролей в группе. От него не укрылось, что все посмотрели в сторону молодого человека, слово предоставляя ему слово. Но он промолчал.

Тогда начал мужчина:

– Он недавно перенес операцию на брюшной полости. Еще не начал ходить.

– Язва двенадцатиперстной, – уточнил пожилой, промокнув лицо. – Не дурак выпить, хотя это до добра не доведет. В роду – наследственный алкоголизм.

Женщина раскурила длинную сигарету, закинула ногу на ногу. Взгляд стал отсутствующим, смотрела куда-то под стол, очевидно, на носок туфельки.

– Вадим Ильич прав, – произнесла она, на этот раз растягивая слова. Мальчик рано потерял отца. Какая-то трагедия… Вижу много крови. Правильно… Да, виновата водка. Мальчик это не раз слышал. Мать вышла замуж второй раз, и это стало еще одним ударом по психике ребенка. Рано стал взрослым. В нем живет тяга к насилию, подавлению. Только так, он считает, можно контролировать ситуацию и избежать предательства. Классический невропат. Да! – Женщина встрепенулась. – Он – левша!

– Достаточно, – кивнул Подседерцев. «Все правильно, только мальчику тридцать восемь». – У вас есть, что добавить? – обратился он к молодому человеку.

– Ничего существенного. – Губы растянулись в холодной улыбке. – За исключением того, что вы имеете к нему некое касательство. Предполагаю, по служебной линии.

– Угадали! – не стал таиться Подседерцев. На фотографии был его сотрудник – Коля Великанов. Для чистоты эксперимента выбрал знакомого, в данный момент доподлинно находящегося в известном Подседерцеву месте. – Вы не могли бы определить его местонахождение?

– Это к Майе, – ответил на его взгляд молодой человек.

Майя пожала острыми плечиками, стрельнула глазками в Подседерцева.

– В Москве, где же ему еще быть?

– А конкретно?

Она на секунду прикрыла глаза, глубоко затянулась сигаретой, медленно выпустила дым сквозь свернутые трубочкой губы.

– Там много деревьев… Какой-то парк. – Она еще раз затянулась. – Трамвай… Да, вечером в палате слышно, как мимо идет трамвай. – Сергей Игнатьевич, – обратилась она к Ролдугину, – дайте-ка карту.

Тот послушно достал из внутреннего кармана пиджака буклетик. Развернул на столе.

Женщина, закрыв глаза, повела острым пальцем над картой. Вдруг палец стал сам собой описывать концентрические круги, пока темно-красный ноготь не уткнулся в бумагу.

– Здесь! Белое высотное здание.

Подседерцев молча выжидал, что будет дальше. «Я не Ролдугин, меня на мякине не проведешь! – подумал он, не сводя взгляда с лица женщины, глаз она еще не открывала. – Сначала надо искать рациональное объяснение, а уже потом, если его нет… Лучше не искать вовсе! Фантазия от версии отличается одниммерой реальности. Дай себе волю, в бытовом убийстве по пьяни первым делом начнешь подозревать марсиан. А моя версия проста. Если верить досье, Майя долго работала на МВД Союза, с Ролдугиным и его людьми почти три года общается, кто-то мог и ляпнуть, где находится госпиталь ФСБ. А догадаться, что Кольку с приступом язвы повезут именно туда, для этого не надо быть Кашпировским».

– Вы мне мешаете! – Майя нервно дернула плечиком. – Спокойно, спокойно… – Она крепче зажмурилась, веки сделались морщинистыми, сразу выдав возраст. Двухместная палата на третьем этаже. Да… Ваш человек лежит у окна. У окна… – Она распахнула глаза, с улыбкой посмотрела на Подседерцева. – Хотите деталь, чтобы сразу поверили? У него на тумбочке стоит красный термос.

– М-да. – Подседерцев отвалился в кресле. Термос там, действительно, был. Сам видел на прошлой неделе, когда с замом ездили навещать Кольку.

– Внутри что-то противное. – Майя поморщилась. – Бурда какая-то.

Мужчина взял ее за запястье, Подседерцев отметил, что зрачки глубоко запавших глаз на мгновение расширились, как у кошки.

– Майя прекрасно считывает информацию, – произнес мужчина, не отпуская ее руку, – но у нее не хватает логики, чтобы точно встроить ее в ситуацию. Если больной лежит в хирургическом отделении, а, как мы уже знаем, иммунитет у него понижен ввиду постоянной алкогольной интоксикации, почему бы не предположить, что заживление идет сложно, а в термосе нечто, ему способствующее? Горькое и вяжущее на вкус. Так, Майя?

– Да-а. – Она не спешила освободить руку, лишь пошевелила пальцами. – Не мешайте… Горький, странный вкус… Напоминает сургуч.

Подседерцев знал ответ: Великанов сам пожаловался, что жена каждый день приносит эту гадость, от которой с души воротит, как от теплой водки, но пить надо, хотя бы во искупление предыдущих грехов.

– Мумие с горячим молоком, – подытожил мужчина, отпустив руку Майи.

– Да, – подтвердила она. – Приносит женщина.

Подседерцев покосился на притихшего Ролдугина, у того на лице сияла улыбка, как у режиссера после удачного выступления любимых питомцев.

– Коль скоро мы сдали экзамен, может, перейдем к более интересному? сквозь отдышку просипел пожилой мужчина.

Подседерцев достал еще одну фотографию, протянул ему.

– Пожалуйста, все о нем, с той же тщательностью.

Пожилой всмотрелся в лицо на фото, брезгливо скривился, передал Майе, та склонила голову набок, хмыкнула и передала мужчине. Тот смотрел дольше всех, потом поднял на Подседерцева недоуменный взгляд. До молодого карточка не дошла. Вернее, едва прикоснувшись – фото лежало лицевой стороной вниз, – он придвинул его к Подседерцеву.

– О мертвых или хорошо, или никак, – усмехнулся он.

– Этот человек мертв? – удивился Подседерцев.

– Уже давно, – ответил мужчина.

– Ребята, ну почему сразу же мертв? – встрепенулась Майя. – Возможно, он находится в коме. Поэтому мы его и не чувствуем.

– Скажи еще, что его заключили в магический круг! – поморщился мужчина. Он не может быть в коме. Подумай сама, почти полгода не подавать признаков жизни, имея за спиной такой четкий образ смерти!

– В тебе говорит несостоявшийся медик, – обиделась Майя. – А я считаю, что в нашем мире возможно буквально все. Бесконечность Вселенной предполагает бесконечное число вариантов в ней. Почему ты рассматриваешь всегда лишь один? Кстати, в коме можно пробыть и дольше!

– Только под аппаратом искусственной жизни, моя дорогая, – начал было мужчина, явно задетый, но тут вмешался пожилой:

– Он мертв. Мертв давно. Тело успело разложиться. – Он восстановил дыхание, потом продолжил: – Этот человек – убийца. За это и поплатился.

– Нет, Леонид Матвеевич, – перекинулась на него Майя. – Солдат не убивает, а отнимает жизнь у врагов. Это принципиальная разница. Просто он чрезмерно отяготил карму, и Колесо Сансары совершило свой оборот.

Следом она выдала длинную фразу, сплошь состоящую из санскритских слов. Мужчина вступил в спор, Ролдугин поддакнул ему – и понеслось.

Подседерцев молча разглядывал фото: открытое мужественное лицо, короткий бобрик выгоревших волос. Майор Слободин, без вести пропавший в Чечне. Он вытер холодную испарину со лба. Поймал острый, испытывающий взгляд молодого. Тот по– прежнему сидел вполоборота к столу, демонстрируя свою полную непричастность к набиравшему обороты спору. Ждал, явно ждал продолжения.

Подседерцев набычился, как боксер перед рывком на противника. Внутри медленно закипала злоба.

«Птички божьи, блаженная нищета! Всегда рядом, всегда готовы, закатив глазки, давать прогнозы, но никогда не разделят ответственности. Цацкаться с ними может только Ролдугин, сам уже умишком тронулся. Либо мы их используем в конкретных целях, либо они нас заставят реализовывать свои бредовые видения».

– Попрошу минутку внимания! – Подседерцев дождался, пока спорящие замолчат. – Скажу сразу, я не отношусь к тем, кто огульно отрицает нетрадиционные методы. Иначе меня бы здесь не было. Конечно, я не столь эрудирован в этих вопросах. – Последовал кивок в сторону Ролдугина. – Но только что имел возможность убедиться, что они открывают широкие перспективы в нашей непростой работе. – Он обвел взглядом притихших экстрасенсов, убедился, что вступление произвело должное впечатление. – А теперь к делу. Нам удалось вычислить преступную группу, готовившую крупный теракт в Москве. – Подседерцев соврал привычно и легко, как умеют только опера. – Исполнителей мы умеем находить и брать. Но меня интересует организатор. К сожалению, у нас ничего на него нет, даже словесного портрета. Человек этот чрезвычайно опасен. Умен, расчетлив, жесток. Умело манипулирует исполнителями. Но он ими легко пожертвует, стоит нам сесть ему на хвост.