Текст книги "Игра теней"

– На войне как на войне.

– Даже так?

– Ага.

– Знаешь, как ребята говорят? Если это твоя война – воюй, если не твоя – отдыхай.

– Да… Только… – Лека смотрит на меня грустно и очень устало. – Да ты и сам знаешь…

Она права. Знаю.

Чужой войны не бывает.

Глава 33

Сидим с Лекой на кухне, прихлебываем чаек. Я смотрю на девушку – да, совсем не изменилась. И – изменилась…

А в голове вертится и вертится настойчиво совсем давняя мелодия… Я был двенадцатилетним, а Леки – вообще на свете не было…

И одно лишь помню я, и одно лишь знаю я, И в одно лишь верю я – что путь нелегок наш, Может, ты – звезда моя, может, ты – судьба моя, Может, ты – любовь моя, а может быть – мираж…

– Ну что, рассказывай?

Лека кивает. Только опять очень грустно.

– Ага. Сейчас… Жил-был один король. В волшебной стране. И была у него дочь, принцесса. Все считали ее обычной девочкой, а папа называл ее – Элли…

* * *

Советник размышлял. Урфин… Человек в чинах, с амбициями и возможностями… Почему он принял беспрекословно первенство Советника? Только потому, что был разгромлен «Гудвин»? Кстати, причины этого остались до конца непроясненными, опасность рассекречивания самых закрытых подразделений Организации казалась столь велика, что было решено не рисковать и не заниматься внутренними разборками… Людей нескольких уровней просто списали…

Уровни «Янус», «Урфин», «Советник» готовились долго и тщательно, совершенно не соприкасаясь с основной Организацией. В период «демократических перемен» слишком много людей Организации засветилось, некоторые – двинули в бизнес и стали слабоуправляемы…

Советник понимал, что подчиненность ему уровней «Янус» и «Урфин» и людей, их возглавляющих, во многом номинальна и определяется только авторитетом Командора. Советник считался резидентом Командора и Малого Совета в России… Но так ли это на самом деле?..

У Командора хватит ума сыграть и двойную, и тройную многоходовую партию…

Тогда – что такое «Джокер»?..

«Урфин»… Как там в книге? «Овладев Изумрудным городом, Урфин Джюс долго думал над тем, как ему именоваться, и в конце концов остановился на титуле, который выглядел так: Урфин Первый, могущественный Король Изумрудного города и сопредельных стран, Владыка, сапоги которого попирают Вселенную». Впрочем, удовольствоваться ему пришлось другим: «Могучий Король Изумрудного города и всей Волшебной страны»… А волшебная страна на этой земле всего одна – Россия…

Овладев Изумрудным городом… Может быть, может быть… Если Париж стоит мессы, то Город стоит Организации…

– К вам посетитель.

– Спасибо. Я его жду.

Этому человеку за пятьдесят, но выглядит моложе, много моложе. В крутых генеральских чинах. Впрочем, мундир он носит еще реже, чем костюм.

– Слушаю вас.

Посетитель молча оглядел помещение.

– Чисто. Абсолютно.

– Вы уверены?

– Да. Сам проверяю кабинет. Сегодня я его еще не покидал. Все системы электропитания и связи отключил с вашим приходом. Системы глушения, наоборот, включены. Нас невозможно прослушать даже теоретически, по крайней мере, при нынешнем уровне развития техники. Итак, что вы мне хотели сказать о Дронове?

– «Мираж».

– Что?! – Лоб Советника покрылся мгновенной липкой испариной.

– «Мираж».

– Но это – миф!

– Я так не думаю. Да и вы, сдается мне, тоже.

– Не реви…

– Я не реву… – Лека смахнула слезинки с глаз, но олько для того, чтобы на их место набежали новые.

– Водки хочешь?..

– Ничего я не хочу… Домой хочу… Надоело жить.; нигде…

– Анекдот слушай…

– Какой еще анекдот?..

– Мужик приходит к врачу: «Доктор, у меня не стоит». – «Да? Показывайте». – «Вот, доктор». – «Не стоит… Действительно, не стоит. Зато как висит!»

– Дурацкий анекдот…

– Поучительный.

– И чему он учит?

– Во всем искать что-то хорошее.

– Балабол. Ты, точно, не изменился.

– Так потому, что человек хороший.

– И не страдаешь излишней скромностью.

– Скромность украшает только тех, кто других доблестей не имеет. К тому же самоуничижение – всего лишь извращенная гордыня.

– Значит, ты не извращенец.

– Разве только в быту.

– Не наговаривай на себя. Кстати, как в хижине с «ушами»?

– Только на мне.

– Уверен?

– «Чищу» хату каждый день по два раза. Как Маленький Принц – вулканы.

Береженого Бог бережет.

– Причина имеется?

– Да хоть отбавляй! Вот девушка в гости зашла…

Вот от чего балдею – так это от женского кокетства! Лека когда-то «сбросила» на мою многострадальную бестолковку информацию о Досье, этакий «Форт-Нокс» в семи цифрах… Причем каждая из цифр – как брачная весенняя эфа в малогабаритной квартирке! Теперь, появившись из мест столь отдаленных, с приятным нездешним загаром, невинно осведомляется, есть ли у «клиента» причина беспокоиться! Если это не кокетство, то что?!

– Дрон… Можно мне спросить?..

– Валяй.

– А чем ты занимался все эти годы?

– Ждал одну милую девушку.

– Ну и как? Дождался?

– Пока не знаю.

– Дай сигарету, я свои оставила.

Шарю по карманам. Смотрю на полках в шкафу. Пусто Только бычки в пепельнице, а бежать сейчас в ларек – момент не вполне подходящий… Тут вспоминаю о давнем подарке…

– С табачком напряженка. Сигары – будешь?

– Сигары?

– Ну да. – Достаю из стола массивную металлическую сигарницу. Тяжелая…

– Девушка с сигарой – это почти что женщина с веслом.

– Как знаешь.

Открыл, вынул сигару, прикурил…

* * *

…Нам тогда повезло. Невероятно повезло. Кумулятивно-зажигательный снаряд, пробивший борт бронетранспортера, воткнулся между досками сиденья и не взорвался. Водитель, Сашка Мамонтов, оглохший и ошалевший, гнал машину напролом – другого способа прорваться сквозь засаду просто не было. Пули боевиков жестко цокали по броне. Слава Богу, других гранатометов у них не оказалось. А может, растерялись: ребята тоже палили густо, из всех щелей… Мы ушли. Чудом ушли. Уже на точке осмотрелись: один убитый, лейтенантик, – форсил, ехал на командирском сиденье, как на параде, выставив голову в люк; на наши скромные пожелания ответил коротко и по-русски. Ошибку он сделал одну: принял нас с Димкой за «начальственных шестерок»… Мы тоже не поостереглись: зона была спокойная, наша, никаких передвижений в последний месяц… Лейтенанта сняли одним выстрелом.

Остальные отделались легко. Двое контуженых и девять испуганных. Сгрузились с бэтээра – и тут эта дура Рванула. Машину разворотило напрочь, пятеро ребят оглохли, но снова – ни одного убитого. Чудо – оно чудо и есть.

Лимонтов смотрел на искореженную машину и плакал. Лицо было обожжено, из ушей – ручейки крови. Сашка отрезал от брони кусок и увез домой после дембеля.

Сделал одиннадцать сигарниц – массивных, толстых, отшлифовал и разослал ребятам.

Дима Крузенштерн выгравировал на двух по-латыни «Помни о смерти», одну презентовал мне. Помнится, я посетовал на меланхоличность изречения. Дима хмыкнул тогда:

«Старик, это очень жизнеутверждающе. Только если не забываешь о грядущей вечности, и жить будешь по большому счету…»

«Ты банкир, со счетами тебе виднее. Но мне ближе: „Пусть всегда будет солнце, пусть всегда буду я!"

Мне тогда почему-то вспомнилось, что в детстве я суеверно сторонился церквей. Кресты на могилах, кресты на куполах… Как каждый нормальный ребенок, обладающий воображением, покойников я боялся. И до сих пор боюсь. В русском языке слова «покойник» и «мертвец» – существительные одушевленные. Потому в печати используется другое существительное: «убитые». Убитый – это из области статистики… Потери, в общем. Для всех, кроме близких.

Чисто детское заблуждение – принимать крест, символ спасения и жизни, за символ смерти. Слава Богу, от заблуждений люди избавляются. Жаль – не все и не всегда.

Дима свою сигарницу носит постоянно, хотя почти не курит. Я – держу в ящике стола.

Лека отхлебнула чаю, задумалась:

– Рассказывать придется много.

– А мы спешим?

– Даже не знаю… Дрон, у меня такое чувство, будто я схватила за хвост зверя… Опаснее которого нет.

– Наши старые-новые друзья китайцы, любят повторять: страшно держать тигра за хвост, но еще страшнее – его отпустить.

* * *

Урфин говорил внешне спокойно и даже монотонно. Советник ходил из угла в угол огромного кабинета.

– Сотрудники службы наружного наблюдения опознали в Дронове человека, которого должны были «вести». Больше месяца он вел себя как полный полудурок, а в нужный ему момент – легко ушел. В метро. Это первое.

Второе. Люди из группы, подчиненной непосредственно Глинскому, опознали в Дронове контакт, с Которым Глинский имел встречу в ночном клубе «Артан» Встреча была организована по штатной схеме, тем не менее Дронов сумел уйти, вытащить Крузенштерна… Глинский был убит неустановленным киллером-профессионалом. В этот же день при невыясненных обстоятельствах погиб Глумов. Таким образом, лишившись уровней «Катилина» и, главное, «Гудвин», Организация потеряла координирующие структуры, часть силовых и самое важное – контакты влияния, которые замыкались на уровень «Гудвин».

– Тогда мы проводили проработку ситуации…

– И решили, что причина – в борьбе за власть между Глинским и Глумовым. Тем более Глумов самостоятельно взял на себя контроль над уровнем «Катилина» и стремился к высшей власти в Организации… Досье исчезло. Людей из «наружки» и спецгрупп мы не опрашивали – как вы помните, ими заинтересовались люди Колесникова, и мы сочли за благо полностью законсервироваться.

– Это правильное решение.

– Можно было заняться этим чуть позднее, но ситуация стала развиваться стремительно и не в нашу пользу… Да и ставить под угрозу сепаратные уровни…

– Можете не объяснять. – Советник поморщился. Еще в девяносто первом началась разработка уровней «Янус» и «Советник»; «Гудвин» продолжал считать себя «верхним этажом» Организации, да и был им: Организация изжила себя, оставшиеся от нее словоблуды в Думе и вне ее – жалкое зрелище… Лодка политики – капризное суденышко… Тот, кто из нее выпадает – выпадает навсегда. На долю «выпавшего» достается «спасательный пояс» в виде Фонда, Института экономики или партии с пятью Десятками засранных функционеров… «Урфин», «Янус», «Советник» вместе с уровнями помельче составляли, по ути, новую Организацию – в свете «нового мышления» соответствующих «реалий». Экономическая мощь трех основных уровней и ее влияние было несопоставимо прежним… Сейчас необходимо только одно – закрепить это влияние и превратить его во власть.

– Понятно. Ваши выводы.

– Сопоставляя активное участие Дронова в операции «Досье», закончившейся полным провалом «Гудвина», и высокую профессиональную подготовленность его действий, я предполагаю, что он – «мираж». Как и люди, которые с ним работали…

Советник снова почувствовал холодную изморозь страха, волной прокатившуюся по спине…

«Мираж»…

Что это – план, супергруппа или просто сотрудники, обладающие значительными полномочиями, агентурной базой и исключительно подготовленные, – не знал никто.

Когда еще в 1974 году Андропов создал «Альфу», ходили слухи о создании подобного подразделения в ГРУ. Но вскоре слухи поутихли. Андропов был слишком могущественной фигурой, а КГБ – кроме разведки и контрразведки – занимался еще и проблемой благонадежности армии; позволить создавать подразделение, представляющее собой нечто большее, чем армейский спецназ, он не позволял. У себя же в ПГУ вырастил еще одну супергруппу – «Вымпел»…

В 1984 году Андропов скончался. В КГБ, где и при Брежневе проносились кадровые сквознячки, перемены стали «реалиями»… Пощечина, которую получила «Альфа» после Вильнюса от Генсека КПСС, – этот велеречивый политик просто-напросто отказался признать погибшего офицера не только за сотрудника Комитета, бойца «Альфы», но вообще – за служилого человека, отправленного воевать по приказу…

Тогда-то появились смутные слухи о «мираже» и «миражах»… Но попытки Организации через своих людей, весьма высокопоставленных, хоть что-то разузнать об этом начинании ГРУ не привели ни к чему. Вполне возможно, что сама военная разведка и инспирировала эти слухи, с тем чтобы объявить их вздором, скомпрометировать идею и потом, втихую, заняться ее реализацией в полном объеме…

Слухи побродили, не подтвердились, о них забыли – текущие дела ждать не любят. Тем более, что успехи Организации были грандиозны; казалось, высшая власть у них в пуках… Вот именно: казалось.

Уже с девяносто первого года они почувствовали смутное но целенаправленное противодействие, которое становилось все более упорным… Первая «смена состава» в верхах не насторожила, октябрь девяносто третьего, казалось, принес Организации реванш, но победа оказалась пирровой: смены в рядах политического истеблишмента ускорились…

Советник мерил шагами кабинет и думал.

Действительно, организованность противника не вызывала сомнения. С восемьдесят четвертого по девяносто первый – времени вполне достаточно, чтобы сформировать этот «мираж» или как он там прозывается… Слухи о «миражах» в девяносто первом возобновились, но проверки, проводимые еще «Гудвином» достаточно регулярно, ни к чему не привели…

Никакая организация не может существовать без системы связи, любая структура «светится» на контактах. Если «миражи» все-таки существуют, то можно предположить следующее: если это все же организация, то она законсервирована до поры. Или… Или принцип ее построения совершенно парадоксален: она состоит из людей, прошедших оперативную, аналитическую, боевую подготовку весьма высокого уровня; каждый из них действует в одиночку и просто-напросто не знает других! У летчиков-асов это называется «свободный вылет парой»… Получив долговременную стратегическую задачу, они самостоятельно определяют и тактику, и средства, и в действиях своих совершенно автономны; ответственность несут только за Результат.

Ответственность… Перед кем?.. Значит, существует руководящая структура, причем официально функционирующая, имеющая «крышу» спецслужбы… Какая именно? ФСБ можно исключить, но исключить наличие гам «миражей» нельзя. Тогда – кто? ФАПСИ?

СВР? ГРУ? последняя служба особенно беспокоит.

Ну а возглавить ее может человек… Хм… Лучшая кандидатура – Владимир Сергеевич Подгорский… Ныне покойный… В его отдел стекалась такая информация… Покойный?..

Мираж… Советник не верил ни в какую мистику. Пуля, выпущенная из крупнокалиберного оружия, превращает любого супермена в кусок неподвижной разлагающейся материи. Вот в это он верил.

Урфин сидел в кресле… Он был спокоен и сосредоточен. В углу рта зажата длинная тонкая сигара., Он ждал приказа.

– Так Дронов – «мираж»?

– Это только мое мнение.

– А «Долли»?

Урфин пожал плечами.

– Готовность к варианту «эскейп»?

– Пока – по схеме тихого устранения.

– Нам нужна «разборка». Со стрельбой и дымом. Чтобы камня на камне не осталось… Пожалуй, «РПО» подойдет…

Ручной пехотный огнемет… Метровая дура, в действительности – гранатомет, снаряд которого пробивает броню легкого бэтээра и взрывается, просто-напросто выжигая в радиусе семидесяти метров все живое. И – неживое тоже.

Урфин мельком глянул на Советника – на лице того играла улыбка, словно он вспомнил нечто очень приятное. Или предвкушал это.

– Для проведения «эскейп» по силовому варианту необходимо подтянуть людей и заготовить мотивировки. Нужно время.

– А мы и не торопимся… Вечером огонь ярче… А миражам – место среди теней.

Глава 34

«– А кто же будет играть Бориса, царя? – Какого Бориса-царя? Бориску, на царство?! Так он, лукавый, презлым заплатил за предобрейшее? Сам захотел царствовать и всем володети? Повинен смерти!»

– Что это? – Лека, напряженно размышлявшая о чем-то, вдруг подняла глаза.

– Видик. Я его так и не выключил. Кино.

– А-а-а…

«Какой типаж… Браво… Но я не узнаю вас в гриме…»

– Олег… По-моему, готовится… устранение Президента.

– Да? Милая барышня, ты детективами обчиталась. Завалить Деда?.. Пройдись к книжному лотку – там даже опус под таким названием. И – никто не берет. Потому что – на хрен никому не нужен.

– Президент?

– Боевик.

– Олег, я серьезно.

– Да я тоже не шучу. Валить Деда невыгодно. Никому. Уже не говоря о том, что это технически почти невыполнимо.

– Олег… Тогда я начну по порядку.

– Это смотря что считать порядком…

– Ты знаешь, где работал мой отец?

– Ага. Мне сообщил один собиратель стеклотары. Замминистра по совместительству. Разносторонних дарований был человечек. Ныне покойный.

– Тогда ты понимаешь, почему я исчезла…

– Еще бы. Сейчас тебе ничего не грозит. Досье – нет, «Гудвина» – тоже. Живи и радуйся.

– Досье – на кого?

– Ты не знаешь?

– Нет.

– И что такое «Гудвин» не знаешь?

– Не-а. Зато знаю, что есть еще «Янус».

– Что за зверь?

Девушка пожимает плечами.

– Тогда – излагай. По порядку не нужно. Лучше – логически. Как ты оказалась в Штатах?

– Отец работал в ЦК. Возглавлял специальный отдел. В девяносто первом его убили.

– Извини, Лека. Как убили?

– Ты имеешь в виду…

– Да, технику. Еще раз извини.

– На даче. Выстрелом в голову.

– Что – дача не охранялась?

– Ты же помнишь… Старая власть ушла, новая – словно еще не заступила.

Сама дача – нет, но блок це-кашных дач охранялся, однако как-то по инерции.

Проникнуть туда можно было без особого труда. Особенно вместе с функционером соответствующего ранга. Убийство было замаскировано под самоубийство.

– Следствие проводилось?

– Официальное? Символически. Времечко-то было: управделами ЦК из окна выпадает, Маршал Советского Союза вешается в собственном кабинете, министр внутренних дел стреляется… Рядом с такими китами мой папа – скромный служащий…

– Значит, было и неофициальное?

– Полагаю – да.

– Кто проводил?

– Я же сказала – предполагаю. У папы были друзья. Настоящие друзья.

– Они сейчас живы?

– Надеюсь.

– Никакую связь с ними не поддерживала?

– Нет. А как?

– Это они помогли тебе оказаться в Штатах?

– Ага. Один из них. Игорь Дмитриевич, старый папин друг. Тогда это он звонил по телефону. Он снабдил меня настоящим американским паспортом и отправил в Штаты. Я стала Хэлен Джонсон.

– Чем по жизни этот Игорь Дмитриевич занят?

– Не знаю. Военный. Хотя форму никогда не носит.

– Тогда откуда…

– Все-таки однажды его в форме видела. Наградил его чем-то, потом он к нам заезжал из Кремля вместе отцом.

– И кто он по званию?

– Был – генерал-майор. А вот род войск – я не помню.

– А это и не важно. Он с твоим отцом работал?

– Думаю, да. Но дружат они с папой очень давно. – Лека осеклась. – Дружили…

– В Штатах тебя кто-то опекал?

– Нет. Игорь Дмитриевич сразу сказал, что мне натурализоваться нужно. То есть на работу устроиться, лучше – замуж выйти..

– Ну и как – вышла?

– Не-а.

– Чего?

– Не за кого.

– Что так?

– Знаешь, американцы на работе похожи на запрограммированные машины. А дома – на ленивых толстых собак. К тому же они жутко необразованные.

– С нашей точки зрения.

– Мы с их – вообще дураки… Хотя… Им до нас дела нет вообще… Да и меряют они на свой аршин.

– Как все. А мы и их, и себя – на свой. Русский дурак – это не глупость, а особый склад ума, – констатирую не очень уверенно.

Лека смотрит куда-то в себя…

– Может, и так. А вообще – у нас поживее. Американцы существуют в какой-то закомплексованной, зазаконенной расслабухе…

– Какой расслабухе?

– Зазаконенной. За законом.

– И что в этом плохого?

– Не знаю. – Лека пожимает плечами. – Наверное, ничего. Только – скучно.

– Зато у нас весело.

– Я еще не разобралась. Но вроде – ничего. Только люди другие. Совсем.

– Это точно. Сейчас уже и одеваются все наши не хуже, по крайней мере в Москве, а иноземца, будь он в метро или на улице, – за сто шагов отличишь. Даже если молчит. И дело даже не в холености – наши новые куда холеней, жирок под упругой кожей нагулян уж точно не «ножками Буша»… Просто у тех – взгляд другой. Вроде как близорукие все. И – улыбаются словно тихие шизофреники. А у наших… У наших, у любых – банкиров, шоферов, врачей, торговцев, учи-лей, – не в лице даже, в глазах читается готовность дать немедленный и жесткий отпор.

Всем. Время, что ли, такое?..

– Сначала – устроилась посудомойкой. В Калифорнии.

– Там любой труд почетен?

– Нет. Но у меня три штуки всего было: что здесь что там – не разгуляешься.

Учитывая что за жилье у них платить – ого-го…

– Зато и качество другое.

– Олег, я же не в хрущобах росла. Потом… Потом стала секретарем шефа Особого отдела разведки ВМС США адмирала Макбейна.

– Ох, ни фига себе! Круты карьерные взлеты в Америке!

– Я с ним в кафе познакомилась.

– Адмиралы что, по третьесортным забегаловкам там напропалую шатаются?

– Ну, забегаловка-то была как раз ничего. В Нью-Джерси. Там я уже официанткой работала.

– А чего это тебя по стране мотало?

– Игорь Дмитриевич мне такую легенду сочинил. Ведь и тетка там какая-то жила, настоящая Джонсон, в Неваде…

– А если бы ее разыскали?

– Кто? Да и в доме для престарелых она. Крыша давно поехала. Так что…

– Ладно. Легендирована ты была действительно классно, раз «въехала» в разведподразделение ВМС. Кстати, тебя туда занесло тоже по «дядиной» ориентировке?

– Случайно. С адмиралом познакомилась, даже не зная, кто он такой.

– И как босс к тебе отнесся?

– Тепло. Да и слово «босс» к нему не подходит. Он хороший человек.

Немолодой и очень одинокий. Мне его даже жалко.

– А что за Особый отдел такой?

– Спецоперации.

– Круто. Ну и как служба?

– Офицер.

– Закончила что-то?

– Ага. Академию ВМС в Эльс-Ноке.

– Еще круче!

– Америка – страна равных возможностей.

– Ну и служила бы… Жалованье приличное?

– Мне хватало.

– Так чего не работалось-то? По специальности?

– Меня раскрыли.

– Что именно?

– Кто я и чья я дочь.

– Когда?

– Недавно. Случайно.

– Насколько случайно?

– Нинасколько. Действительно случайно. Один цэрэушник. Его на базу вроде в ссылку перед отставкой прислали. А он решил выпендриться.

– И ему это удалось…

– Частично. Я его застрелила.

– Ого!

– Самозащита. Будь я действительно американкой, любые присяжные меня бы оправдали.

– Умеешь стрелять?

– Научилась. С кем поведешься…

– Ты с кем-то контактировала из России?

– Нет.

– Тогда как он тебя вычислил?

– Думаю, методом «тыка». Нашел на какой-то третьесортной фотовыставке на Брайтоне фотографию. Там я – еще девчонкой, мой папа и дядя Сережа. На Сретенке.

– Талантливый парень, этот аналитик…

– Сволочь!

– С девушкой спорить…

– Нет, он действительно самая натуральная сволочь. Маньяк к тому же!

– Вам, милая барышня, на месте виднее. А что, эта выставка истории спецотдела ЦК была посвящена?

– Да нет. Старой Москве. Я же тебе говорю – фото двенадцатилетней давности.

А кто фотографировал? Не помню даже.

– Кто такой дядя Сережа?

– Другой папин друг. Еще с юности. Разве ты с ним не встречался?

– А что – должен был?

Лека помялась: 11 – Почему?

– Ты помнишь цифры, какие я тебе назвала? Там, в Приморске?

– Еще бы! Кстати, зачем папа тебе их вообще сообщил? По сути, он сделал тебя секретоносителем такого уровня, что твоя жизнь просто зависла… Повезло, что тебя не нашли…

– Наверное, больше некому было. Тем более ничего особенного я не знаю.

– А что – знаешь?

– В детстве мы с папой постоянно играли. В Элли, Гудвина и Изумрудный город. Но не так, как в книжке. Мы сами досочиняли сказку. Боролись с волшебниками и злыми чудищами…

– Успешно?

– Да. Папа так меня воспитывал. Появляется противник, первый шаг – сбор о нем наиболее полной информации, дальше – определение слабых мест, принятие решения и – победа! Было интересно и радостно!

– Психологическая подготовка… – Наверное. Так вот, в девяностом году мы сидели с ним на даче, под Москвой… Он выглядел очень усталым и вдруг сказал:

«Элли… Помнишь сказку про Изумрудный город?..» И – начал рассказывать… О Гудвине, Изумрудном городе, римских императорах, Янусе… Сказку.

– То есть он передал тебе информацию.

– Выходит – так.

– Зачем?

– Он сказал: «Лека, что-то со здоровьем у меня совсем неважно. Всякое может случиться…» Ну, я начала вышучивать его мнительность, потом встретила его взгляд – и осеклась. Он попросил, если с ним что-нибудь случится, сказать дяде Сереже номер телефона… И назвал те семь цифр… Еще – он просил рассказать ему эту сказку. Об Изумрудном городе. И – передать часы.

– Часы?

– Ну да – «Ролекс».

– Хм. Ну и как, передала?

– Да, только не ему.

– Кому?

– Человек один подошел ко мне. В Штатах.

– Как ты узнала, что от него? Пароль?

– Вот еще… Просто рассказал один случай. Мне года четыре было, папа и дядя Сережа рыбу ловили на даче… Там речка недалеко… А я этих рыбок – ершиков, пескарей окуньков – в аквариум запустила… Жалко мне было, что из них суп сварят. Да еще – скормила им большой шоколадный торт… Это он мог только от дяди Сережи узнать. Ему и передала часы.

– Человек этот – пожилой, полный…

– Да. А ты откуда знаешь?

– Эти часы ему стоили жизни. Девушка замолчала, глядя в стол и покусывая найденный здесь же огрызок карандаша.

– Лека… Ты сразу догадалась, что информация, которую сообщил тебе отец, чрезвычайной важности?

– Вообще-то… Да.

– Игорь Дмитриевич готовил тебя к поездке лично?

– Да. Собственно, и готовить-то – времени не было. Факты биографии – на одной страничке, а память у меня хорошая, даром что девичья. Из Приморска я прилетела в Москву, а следующим вечером в Нью-Йорк вылетела уже Хэлен Джонсон.

– Прямым рейсом?

– Конечно нет. С четырьмя пересадками, через Латинскую Америку и Мексику. В Штаты я въезжала уже оттуда – якобы ехала от тети из Акапулько.

– Ну и родственников у тебя там!

– Эта «тетя» мне даже наследство оставила – почти четыре миллиона баксов.

– Да… Отходы твой папа продумал основательно…

– Слушай, Олег… Ведь эти деньги не мои… Как-то не удобно…

– Ты хочешь их сдать партии и правительству? Нет теперь партии. А правительство с таким Госкомимуществом под крылом, надо полагать, не бедствует.

– Все равно как-то…

– Где теперь деньги?

– На моих специальных счетах в Латинской Америке.

– Дядя Сережа сейчас жив?

– Надеюсь.

– Ну вот он и решит, что с ними делать. Если разыщется.

– А что, может и не разыскаться?

– Запросто.

– И что тогда с деньгами?..

– Не комплексуй… Эти баксы рядом с миллиардами новых русских…

– Да я заметила уже! Похоже, Россию по числу миллионеров на душу населения обгоняет только Украина.

– Не задавайся. Я имею в виду настоящих миллиардеров. «Зеленых».

– И много их здесь? j – Хрен их знает. Ну а миллионеров, думаю, не меньше, чем в Штатах.

– Да… Давненько я на Родине не была.

– Лека… Когда ты отъезжала в Штаты… Почему не передала информацию, полученную от отца этому генералу, Игорю Дмитриевичу?

– Но ведь папа сказал определенно, кому передать – А ты – послушная дочь.

– Ага. К тому же это часть нашей детской игры в Изумрудный город.

Информация должна передаваться точно от слова до слова, и только тому, кому предназначена. Иначе…

– Иначе – делай, что тебе нравится, вместе с шоколадом «Виспа»!

– Что?

– Игра в испорченный телефон. Слушай, я силы похож на дядю Сережу?

– Совсем не похож. Хотя… Что-то общее в вас есть.

– Тогда почему ты передала номер мне? Понимаю что глаза у меня красивые, но у Филиппа Киркорова куда краше!

– Но его же в Приморске не было! Тем более он женат.

– Лека…

– Я знала, что дядя Сережа, так или иначе, разыщет тебя.

– Как?

– Ты последний человек, с которым я контактировала перед отъездом в Штаты.

А на Территории регистрировали гостей.

– Крайний.

– Ну, крайний…

– А Игорь Дмитриевич?

– Дрон… Когда информация предназначена одному генералу, ее не передают другому.

– Дядя Сережа – генерал?

– Вроде того.

– А я – вроде лоха отечественного, многоцелевого…

– Вовсе нет… Просто… Я была уверена, что дядя Сережа тебя найдет.

Легче, чем меня.

– Почему?

– Он тебя знает.

– Да? А я – его?

Лека пожимает плечами:

– Я ведь тебя тоже видела раньше, до Приморска.

– Где?

– На фотографии. Но очень давно.

– Да?..

– Мы ездили с папой в гости к дяде Сереже. А у него на руках был котенок, сиамский. Я, конечно, схватила его, он выскользнул на стол и смахнул на пол несколько папок. Вернее, свалился вместе с ними, уцепившись коготками. Одна из папок раскрылась и – выпала твоя фотография.

– Когда это было?

– Сейчас… Мне было десять… Году в восемьдесят четвертом или восемьдесят пятом…

– Ну-у-у… В восемьдесят пятом я был еще молод и хорош собой… Два метра ростом, косая сажень. Голубоглазый блондин и волосы вились… С годами – усох…

– От чего?

Вздыхаю:

– От чувств-с.

Хм… Я знаю только одного человека, у которого в восемьдесят пятом году в папке могла быть моя фотография…

Прикуриваю сигару, пыхаю, наблюдаю, как невесомый прозрачный дым вьется в теплых лучах…

…Солнечные лучи пронизывают комнату, покачиваясь на паутинках невесомого сигарного дыма. Мужчина наблюдает за игрой света, ему кажется, в завитках дыма он видит город…

…Начало июня шестьдесят седьмого года. Ближний Восток. Караван тяжело груженных машин идет через пустыню. Молодой мужчина, укутанный в джеллабу[7]7
  Джеллаба плащ с капюшоном, традиционная арабская одежда: шерстяной


[Закрыть], загорелый, с короткой, выгоревшей на солнце бородкой, тем не менее совсем не походит на араба: выдающиеся скулы, прямой нос, коротко остриженные мягкие волосы – все выдает в нем славянина. Он едет в джипе, замыкающем караван…

Израильские «миражи», истребители-перехватчики французского производства, появились со стороны солнца. Первый ракетный залп был страшен: два мощных взрыва разметали караван, люди побежали врассыпную, но самолеты вернулись… Заход, еще заход… Крупнокалиберные пулеметы вспахивали песок рядами трасс, разрывая на части тела затаившихся и убитых…

Мужчина зарылся в песок рядом с разваленным на части, догорающим «ЗИСом»…

Наконец «миражи», израсходовав боекомплект, развернулись и ушли на базу…

Мужчина поднял голову. Оглушенный, он оглядел воспаленными глазами место побоища. Из более двухсот бойцов, подготовленных в иорданском лагере, в живых осталось человек семь. То, что налет спланировали по заранее намеченной цели, было очевидно.

Оставалось только вычислить «крота». Мужчина поглядел в сторону – и увидел город. Несколько легковых машин нетерпеливо застыли на перекрестке, регулировщик в белой форме и пробковом шлеме устало и раздраженно помахивал жезлом…

Ухнул взрыв, горящую машину приподняло на месте, она грузно перевернулась вверх днищем. Белый город, застывший в колышащемся мареве, исказился, словно на расплавленной кинопленке, и пропал.

Из-под груды песка вылез чумазый водитель «ЗИСа» с обгоревшим лицом и веселыми, белыми от пережитого страха и возбуждения глазами…

– А знаешь, Серега, – толкнул он в бок мужчину, наплевав на звания и ранги, – для того, чтобы здесь выжить, нужно просто исчезнуть!

…Мужчина нажал клавишу магнитофона… Для того, чтобы выжить, нужно исчезнуть… Исчезнуть.

 
В знойных песках караван идет,
В знойных песках каждый день как год,
К синей реке путь найдешь другой —
Миражи кругом, миражи кругом…
 

– Центурион вызывает Стратега.

– Стратег слушает Центуриона.