Текст книги "Сталь и Золото. Книга 2. Смерть и Солнце. Том 1"

Валлариксу хотелось запереться в аулариуме и напиться до качающихся стен. Но вечером он должен принимать послов с Томейна. Да и вообще – не может император заливать свою печаль вином, словно какой-нибудь мастеровой.

Валларикс тяжело вздохнул и обернулся к Марку.

– Думаю, что ты можешь идти назад в Лакон. Сегодня ты мне больше не понадобишься.

Марк, кажется, хотел что-то спросить, но, посмотрев на императора, быстро собрался и покинул кабинет. Пожалуй, деликатность Марка была его самым лучшим качеством, рядом с которым меркли даже его редкие таланты по части языков.

Весь экипаж гудел, как растревоженный пчелиный улей. Но при этом Айя с удивлением и радостью почувствовала, что многие из хирдманнов готовы ее поддержать. Должно быть, ей все-таки удалось обрисовать план каларийца в самых соблазнительных тонах.

Поймав тоскливо-обреченный взгляд стоящего с ней рядом Энно, девушка нахмурилась.

– Ты чем-то недоволен? Может, собираешься со мной поспорить?

– Нет, – быстро ответил он, невольно отводя глаза. – Я сделаю, как ты захочешь. Но…

– Но ты бы предпочел сражаться и погибнуть, – перебила Айя, мрачно усмехаясь. – Это я уже заметила.

Энно промолчал – но стиснул зубы так, что на побледневших скулах выступили желваки. Да, мальчик явно полагал, что лучше бы им всем погибнуть. И в особенности – каларийцу, слушавшему этот разговор с непроницаемым лицом. Но Энно слишком предан ей, чтобы расстроить ее планы. Совсем другое дело – Моди. И его приятель Хаур по прозвищу Три Стрелы. Сам Хаур утверждал, что так его прозвали потому, что он спускает тетиву три раза за то время, за какое средний лучник успевает выпустить одну стрелу. Может быть, так оно и было, потому что с луком Хаур в самом деле обращался виртуозно. Но в команде были люди, ядовито утверждавшие, что прозвище досталось Хауру за то, что три стрелы якобы составляли его полный рост, от макушки до сапог. Поэтому иначе его называли Хаур-Коротышка. Совсем другое дело – Моди, тот был на голову выше всех в команде и на веслах управлялся за двоих. Но в остальное время смотрел в рот своему другу и говорил то, чего хотелось Коротышке. Как сейчас, к примеру.

– Наша «Чайка» до сих пор идет так медленно только потому, что у нее под палубой полно имперцев и мешков со всякой рухлядью. Если вышвырнуть за борт пленных и тот груз, который мы взяли у Ревущего, то мы легко смогли бы оторваться от погони, – распинался Моди. Три Стрелы скромно помалкивал, но Айя не сомневалась, что Моди всего лишь повторяет в голос то, что Хаур сказал шепотом. – Нам нужно только облегчить корабль и налечь на весла, и проблема решена.

– На кроггах будут подменять гребцов, когда они устанут, – сказал Брис. – А у нас для этого не хватит людей. Или ты собираешься один грести отсюда до Томейна?.. Они нас все равно догонят, идиот. Если и не теперь, то к ночи.

Моди набычился.

– Значит, будем драться!

– Может быть, кто-нибудь хочет покомандовать вместо меня? – показала зубы Айя. – Ты, Моди? Или Хаур?.. Тогда с этого и начинайте. Я готова. Заодно и подеретесь… раз уж так не терпится.

Сэр Ирем вопросительно взглянул на Королеву, но она только раздраженно дернула плечом. Традиции Берегового братства требовали, чтобы каждый человек на корабле мог бросить вызов капитану. В сущности, для этого достаточно было публично поставить под сомнение его авторитет. Подобные вопросы разрешались поединком с незапамятных времен, когда была построена первая снекка. И это было разумно, потому что люди не пойдут за слабаком, который не способен отстоять свои права в бою.

К счастью, каларийцу не потребовалось долгих объяснений – он и сам все понял по повисшей тишине и по тому особенному ощущению сгустившегося воздуха, который всякий раз предшествует серьезной драке. Плечи каларийца чуть заметно напряглись. Должно быть, он прикидывал, что можно будет сделать, если дело все-таки дойдет до схватки. Видеть это было почему-то приятно, хотя Айя не нуждалась в помощи гвардейца. Если на то пошло, она не побоялась бы схватиться с Хауром и Моди разом. Как и всякий капитан, которому пока не надоело жить, Айя прекрасно знала, на что способен каждый человек в ее команде. И в особенности хорошо – кто может одолеть ее в том случае, если действительно дойдет до поединка. Таких в экипаже было не так много, но с их мнением она всегда считалась больше, чем со всеми остальными, вместе взятыми. Глемм, Элоф, Корноухий, Йаррен, Брис… По счастью, сейчас все они хранили хмурое молчание. Может быть, потому, что плавали с ней куда дольше Моди и его дружка и понимали, что предложенный светловолосым каларийцем выход – в самом деле лучшее, на что они сейчас могут рассчитывать. Это ведь только всякие щенки, похожие на Моди (и на Энно, мысленно добавила она, поморщившись), все время рвутся встретить героическую смерть в бою. Люди постарше, как недавно сказал рыцарь, всегда предпочтут пожить еще. Жизнь – слишком восхитительная штука, чтобы ею разбрасываться… Восхитительная и богатая самыми разными возможностями. Айя покосилась на стоящего с ней рядом каларийца. Надо бы распорядиться, чтобы с него сняли цепи. Теперь уже было очевидно, что команда согласится с ее предложением. Пусть нехотя, за неимением чего-то лучшего, но согласится. Даже Моди с Хауром заметно скисли, а за ними следом – и ведь остальной безмозглый молодняк. «Мы победили», – мысленно сказала себе Айя и невольно усмехнулась. Надо же, как быстро в ее мыслях появилось это «мы».

– Чему ты улыбаешься? – спросила она у мужчины. То есть поводы для радости у каларийца, безусловно, были, раз уж он остался жив и даже нашел способ возвратить себе свободу. Но Айя подозревала, что внезапно просветлевшее лицо и странную улыбку Ирема не стоит относить только на этот счет.

– Кажется, я узнал корабль, который идет за нами, – отозвался рыцарь, продолжая так же непонятно улыбаться. – Это «Зимородок».

Айя посмотрела на облезлый глейт, идущий под орденским флагом. В самом деле, корабли преследователей уже подошли так близко, что их можно было рассмотреть во всех подробностях. Айя подумала, что на всех четырех судах гребцы сейчас, наверное, трудились, словно одержимые. И особенно старались на том глейте, который только что опознал сэр Ирем. Невзрачный на первый взгляд корабль уже заметно вырвался вперед, и это несмотря на то, что одна мачта на имперском глейте была сломана. Что могло так обрадовать стоявшего с ней рядом каларийца в этом зрелище, так и осталось для нее загадкой. Айя подождала еще каких-то объяснений, но их не последовало. Ладно, время терпит, и с этим она еще разберется.

– Спустить парус, поднять весла! – приказала она своим людям. – Пленников вывести на палубу и расковать. И поднимите белый щит, чтобы все видели, что мы не собираемся сражаться.

«Чайка» двигалась вперед все медленнее, и сейчас, наверное, со стороны напоминала не ту птицу, в честь которой она была названа, а ощетинившегося иголками ежа – во всяком случае, вид торчащих над водой сосновых весел наводил именно на такие ассоциации. Вскоре парус безжизненно обвис, а весла вытащили на верхнюю палубу. На имперском корабле, наверное, сейчас царило ликование. Они не знали, что сэр Ирем предложил пиратам выкуп, и для них происходящее, должно быть, выглядело совершенно однозначно: люди Айи струсили и пожелали сдаться. Мысль об этом разъедала, словно ржавчина. Айя подумала, что с того дня, когда она в первый раз взошла по сходням «Бурой Чайки», они еще никогда не поднимали белый щит. Если бы раньше кто-нибудь сказал ей, что она будет вступать в торги с имперской «псарней», она бы, наверняка, сочла эти слова смертельным оскорблением.

Сэр Ирем неожиданно всем корпусом толкнул ее в плечо, и, еще не успев удивиться столь идиотскому способу нападения, она отлетела на несколько шагов от места, где стояла, чтобы растянуться на дощатой палубе. И только тогда почувствовала разрывающую боль в боку. Она попробовала сделать вдох, и перед глазами сразу потемнело.

«Хаур, – промелькнуло в голове, пока ставшие чужими пальцы бессмысленно скользили по древку стрелы. – Хаур, ублюдок. Все-таки решил стрелять…»

Должно быть, Коротышке тоже невыносимо было наблюдать за тем, как «Чайка» поднимает белый щит. Айя вполне могла представить, что он чувствовал. Возможно, она сама бы поступила точно так же… хотя нет. На его месте она вышла бы на поединок, но не стала убивать исподтишка.

«А ведь он меня не убил, – подумала она. – Хотел, но не убил. Это все калариец…»

Помутившимся от боли взглядом она попыталась найти сэра Ирема. Но на том месте, где он стоял раньше, доминанта уже не было. Айя внезапно поняла, что «Зимородок» подошел уже почти вплотную, так, что можно было видеть его серый парус, нависающий над «Бурой Чайкой». Вероятно, нечто в это роде раньше видели купцы, которых они грабили в Заливе. Ощущать себя добычей было непривычно и немного жутковато, но думать об этом получалось плохо – у нее уже мутилось в голове, и нарастал противный звон в ушах. А потом Айя неожиданно увидела, как на борт глейта вспрыгнул гибкий, словно ласка, человек, и, оттолкнувшись от него, в один прыжок перелетел на палубу их снекки. Покачнулся, но все-таки удержался на ногах и, на ходу выхватывая меч, вихрем пронесся мимо Айи куда-то к носу корабля. Тут Королева поняла, что она бредит, потому что прыгнуть так, как этот человек, и, не поморщившись, помчаться дальше, было совершенно невозможно – уж она-то, побывавшая в десятке абордажных схваток, знала это наверняка. Этот помешанный просто обязан был переломать себе все кости. Впрочем, еще вероятнее парень просто упал бы вниз, прямо в кипящую между десятками весел воду, и нашел там своей конец.

Девушка попыталась приподняться, опираясь на руку, и ее начало неудержимо рвать.

«Пожалуй, даже хорошо, что Ирем этого не видит», – промелькнуло в голове, и Айе захотелось рассмеяться – до того нелепой была эта мысль. А потом в рану на боку как будто ткнули раскаленной кочергой, и мир померк.

Глава XII

Когда Айя окончательно пришла в себя, она лежала уже не на жесткой палубе, а на чем-то мягком, словно настоящая кровать. Но на кровати она могла спать только на суше, а на этот раз ее постель плавно покачивалась, и это свидетельствовало о том, что Айя все еще на корабле. Она смутно помнила, как между «Чайкой» и имперским глейтом закрепили абордажные мостки, и калариец поднял ее на руки, чтобы перенести на «Зимородок». Энно попытался возражать, но Ирем сообщил, что на имперском корабле есть врач. Айе пришлось вмешаться и сказать, что калариец прав, только тогда Энно слегка утихомирился.

То, как из нее вытаскивали стрелу, Айя почти не помнила. Сознание милосердно покидало ее всякий раз, когда боль становилась нестерпимой. Кажется, во время мучительно-долгой перевязки она не кричала, хотя, может быть, память великодушно сохранила только то, что ей хотелось помнить.

Айя только сейчас поняла, что в маленькой каюте она не одна. Рядом сидел загорелый и темноволосый юноша, который сразу показался девушке знакомым. Через несколько секунд она и в самом деле его вспомнила. Ну разумеется, это же парень, выпрыгнувший через борт на помощь каларийцу! А потом, когда все кончилось, вертевшийся вокруг и бестолково пытавшийся помочь. Айя в то время была в полузабытьи, но все равно успела осознать, что парень ей не померещился. Как и его чудовищный прыжок. Мальчишке полагалось свернуть себе шею, но он выжил и, похоже, не получил даже царапины… как говорится, дуракам везет.

Наверное, этот темноволосый был слугой или оруженосцем рыцаря. Айя припомнила, что, выходя из кормовой каюты, калариец поручил ему следить за состоянием больной. Должно быть, это поручение пришлось мальчишке не особенно по вкусу, но возражать он не решился. Или просто не сумел, так как гвардеец хлопнул дверью раньше, чем южанин успел открыть рот.

Парень заметил – или, может быть, почувствовал – что девушка очнулась, и в лицо Айи впился взгляд внимательных, зеленоватых глаз. Странное все же сочетание: настолько светлые глаза при черных волосах и такой смуглой коже… вероятно, полукровка, – лениво подумала она. Вблизи юноша выглядел старше, чем ей поначалу показалось – слишком уж определенные и жесткие черты лица, и еще этот шрам, пересекавший лоб… Айя задумалась, сколько ему на самом деле лет. Шестнадцать? Или меньше? А потом ее как будто бы толкнуло изнутри полузабытое воспоминание. Определенно, она уже видела это лицо. И даже не тогда, когда он ошивался возле сэра Ирема на «Бурой чайке», а гораздо раньше.

Королева озадаченно нахмурилась.

Взгляд парня сразу сделался встревоженным – должно быть, он вообразил, что она морщится от боли. Теперь лицо энонийца выглядело еще более знакомым, и ее внезапно озарило.

– Вот ты, значит, чей, волчонок, – усмехнулась Айя, чувствуя, что туго стянутая на груди повязка не дает нормально говорить. – Так значит, Гирса… тоже твой сеньор убил? Хотя, какая теперь разница…

– Твоего человека убил я, – возразил парень, продолжая пристально смотреть на Королеву.

Айя выразительно ощерилась.

– Ну да, конечно… Гирс таких, как ты, десятками в рядок укладывал.

Южанин открыл было рот, чтобы ответить, и Айя успела этому обрадоваться – пререкания с молокососом могли бы отвлечь ее от боли в ране и от поднимающейся к горлу тошноты. Но парень почему-то передумал возражать, и развлечение не состоялось.

– Хочешь чего-нибудь? – осведомился он чуть погодя. – Воды?.. Или, может, вина?

Айя мотнула головой. Пить, в самом деле, почему-то не хотелось, хотя она и потеряла много крови. Правда, можно было бы заставить себя выпить воду, как лекарство – но достаточно было представить, как кому-нибудь придется таскать ее до борта и назад, как пропадало всякое желание лечиться таким способом.

Кто-то – может быть, даже этот самый парень – накрыл ее двумя плащами, но Айю все равно знобило. Она облизнула сухие, потрескавшиеся губы и трезво подумала, что коадъютор отрядил следить за ней оруженосца для того, не иначе, чтобы самому не любоваться на такую «красоту». Айя неплохо разбиралась в ранах и отлично знала, что лицо у нее сейчас бледное, глаза запавшие, на лбу холодная и липкая испарина, а губы посинели, как у трупа. «Мертвая невеста» из рыбацкой сказки, да и только.

– Который час, волчонок? – хрипло спросила она у южанина.

Он несколько секунд молчал, как будто бы раздумывал, не скрыт ли в ее словах какой-то коварный умысел, но потом нехотя ответил:

– Думаю, уже за полночь.

– И что, ты так и будешь на меня смотреть? Поспать не хочешь?.. А то я подвинусь – места много.

Парень отвернулся. А вот это зря, малыш, – подумала она. Если желаешь выглядеть невозмутимым, то не надо так стискивать зубы, чтобы желваки ходили по щекам. Узнать бы, почему он на нее так взъелся?

Дверь приоткрылась, и в нее проскользнул тот самый недомерок, которого она чуть не выбросила за борт, когда он пытался ткнуть ее ножом. Айя насмешливо скривила губы. Надо же, еще один знакомец.

– Зачем пришел? – неласково спросил южанин.

– Я подумал… уже поздно. Я тебя сменю.

– Не сменишь, – безразличным тоном возразил оруженосец коадъютора.

– Ну, Рикс!..

Южанин неспешно обернулся, и мальчишку будто ветром сдуло.

– Лучше бы поесть принес, – крикнул оруженосец коадъютора вдогонку.

– Надо же, «Рикс», – осклабилась Айя, когда энониец снова обернулся. – Ты у нас, оказывается, высокая особа?

Никакой реакции. Молчание. Ладно, попробуем иначе…

– Слушай, Рикс. А весело… наверное… шугать этого воробьишку, да? – говорить было трудно, но лежать в молчании – практически невыносимо. – Ты вот только повернулся – а его уже и след простыл. У нас на Островах об этом есть пословица. Про молодца среди овец.

Южанин посмотрел прямо на нее. Ага, похоже, проняло!

Но Рикс – или как его там на самом деле – удивил ее еще раз.

– Ты его не помнишь, – утвердительно заметил он.

– Кого?.. – немного удивилась Айя.

– Лара. Мальчика, который только что отсюда вышел.

– Почему же, я его прекрасно помню, – усмехнулась Айя. – Это он хотел пырнуть меня ножом.

Теперь настала очередь волчонка удивляться. Но он быстро овладел собой.

– Я не об этом, – холодно возразил он. – Линар рассказывал, что это твои люди выкрали его из дома, а потом продали перекупщику на островах, когда ему было лет восемь. Ты, конечно, этого не помнишь.

Вот оно что…

– Естественно, не помню. Он такой был не один. А я предпочитаю помнить только то, что может пригодиться в будущем, – зевнула Айя.

Парень, надо думать, ожидал какой-то другой реакции, потому что несколько секунд оторопело смотрел на нее. А потом отвернулся – вероятно, окончательно уверившись, что женщина, которую ему велели охранять, – самое настоящее чудовище.

Ну что ж, раз разговор не получился, нужно сделать над собой усилие и все-таки заснуть. Иначе от скрутившей ее внутренности боли и закаменевшего лица напротив можно и свихнуться.

…Когда она проснулась, из маленького окна в стене каюты лился бледно-золотистый свет. Южанин прикорнул на табурете, свесив голову на грудь и прислонясь плечом к стене. Несколько секунд Айя разглядывала висевший у него на боку кинжал. Если бы можно было дотянуться до него рукой, она, наверняка, сумела бы вытащить его так, что парень этого не заметил бы. Но, помимо удовольствия от глупой шутки, это ничего бы не дало. К тому же, она ведь не пленница. Ее перенесли на «Зимородок» только потому, что здесь есть лекарь. Когда она встанет на ноги, никто не станет ее здесь удерживать. «Даже наоборот», – подумала она, глядя на бледное, осунувшееся от усталости лицо своего сторожа. Кое-кто будет только рад, когда она отсюда уберется.

Интересно, что на этот счет думает коадъютор?..

Дверь каюты скрипнула, и калариец – легок на помине – осторожно вошел внутрь. Айя тут же опустила веки. Незачем показывать имперцам, что она уже не спит. Пусть думают, что она их не слышит, и тогда, если ей повезет, можно будет услышать что-то интересное.

Сэр Ирем подошел к оруженосцу и потряс мальчишку за плечо.

Тот вздрогнул и сел прямо.

– Монсеньор!..

– Не ори, – поморщился мужчина. – Ты ее разбудишь.

Разбудит он, как же.

– Надо было мне прислать кого-нибудь тебя сменить, – заметил калариец уже мягче, глядя в ошалевшее лицо южанина.

– Вы были заняты… – возразил парень.

Калариец прикусил губу, чтобы не рассмеяться.

– Ты, по своему обыкновению, склонен думать о людях лучше, чем они заслуживают. Я спал без задних ног. Прости, «дан-Энрикс». Думаю, тебе сейчас лучше пойти и отдохнуть. А я пока останусь здесь.

Айя почувствовала, что сердце забилось быстрее. Но проклятый мальчишка все испортил.

– Монсеньор, я хотел с вами поговорить, – сказал он тем преувеличенно серьезным тоном, от которого любого нормального человека должно было замутить. По крайней мере, Айя в самом деле ощутила приступ тошноты.

Рыцарь приподнял брови.

– Именно сейчас? Я думаю, если ты выспишься и хоть чуть-чуть поешь, это не помешает делу. Нет?.. Ну ладно, говори. А то, судя по твоему лицу, ты не заснешь, пока не выскажешь мне все, что собирался.

– Что вы собирались делать… с этой женщиной?

Айя навострила уши. Паршивый волчонок спутал ее планы, но беседа, кажется, и в самом деле обещала оказаться интересной.

Каларийский лорд пожал плечами.

– Она сдержала свое слово, отпустив всех пленников. Теперь я должен сделать то, что обещал. Она получит корабли и форт Эбер.

– Но так нельзя! – приглушенно возмутился энониец.

– Почему?

– Это пираты. Они продавали людей в рабство, грабили и убивали. А вы собираетесь их наградить.

– Я собираюсь сдержать свое слово. Или ты хотел бы, чтобы я сначала заключил с ней договор, а потом велел заковать и отвезти в столицу, как преступницу?..

– Она бы точно не сдержала свое слово, будь у нее хоть малейшая возможность.

– Ну, если так рассуждать, то можно нарушать любые обещания, – лорд улыбнулся – холодно и неприязненно. – Можешь не продолжать… Такие аргументы я уже неоднократно слышал. Хотя, признаться, как раз от тебя я этого не ожидал.

Южанин покраснел. Но, судя по всему, сдаваться он не собирался.

– Все равно вы не правы, монсеньор. Представьте, что у вас был сын, а потом эти ублюдки выкрали его и продали на Острова. Вы и тогда бы думали о том, что нужно обходиться с ними честно?.. А ведь это еще далеко не худшее из того, что они делали!

– Допустим, – лорд устало потер веки. – Ну, и что ты предлагаешь сделать?..

– Эта женщина заслуживает смерти, – твердо сказал Рикс. – И ее люди – тоже.

– Ну, если ты так уверен… Нож у тебя есть? Прекрасно. Действуй!

Рыцарь хлопнул парня по плечу и вышел из каюты. Айя чуть не выдала себя, заорав ему вслед: «Что значит “Действуй”?!». Этот каларийский выродок спасал ее от стрелы Хаура только затем, чтобы теперь позволить сопляку ее добить?

Но тут ее взгляд упал на вытянувшееся, беспомощно-растерянное лицо энонийца, и до нее дошло. Она чуть не расхохоталась, осознав, что лорд только что положил спору конец единственно возможным способом. Начни он возражать, проклятый энониец до конца их путешествия не дал бы рыцарю прохода – или она совершенно ничего не понимала в людях. Интересно только, почему рыцарь был так уверен, что парень ее не тронет. Правда, одно дело рассуждать о том, чтобы лишить кого-то жизни, и совсем другое – это сделать, но южанин, откровенно говоря, не походил на мямлю и слюнтяя.

Энониец повернулся к ней и обнаружил, что она лежит с открытыми глазами. Если взглядом можно было бы убить, то приговор, который он ей вынес, оказался бы исполнен в ту же самую секунду.

Пожалуй, пора было что-то с этим делать, а то он действительно когда-нибудь ее придушит.

– Ты не мог бы… принести воды? – негромко попросила Айя. Ей даже не пришлось изображать слабость – голос и без того звучал, как писк недотопленного котенка.

Злость во взгляде юноши сменилась озабоченностью. На кувшин, стоящий на столе, он даже не взглянул – должно быть, еще ночью выпил все до капли.

– Я сейчас, – пообещал он коротко, вставая на ноги. И быстро вышел из каюты, прихватив с собой пустой кувшин.

Ну надо же, как просто, – восхитилась Айя. Любопытный все же экземпляр этот южанин. Сперва злится так, что на загривке шерсть топорщится, а потом сразу же бросается выполнять просьбу «умирающей». Ну-ну.

* * *

Из двух тренировочных мечей, хранившихся в потертом кожаном чехле, Рикс выбрал тот, который был потяжелее. Они с Лаской сделали эти мечи, пока он изводился от безделья и тревоги в захваченном городе. Наверное, разведчица хотела таким способом отвлечь его от мыслей о мессере Иреме и об их товарищах, погибших во время штурма. Надо отдать Ласке должное, изобретенный ею способ оказался действенным. Пока они скакали по двору, утаптывая снежный наст до каменного состояния, все мысли покидали голову «дан-Энрикса», и порой он чувствовал себя почти счастливым. Оказалось, тело может быть счастливым совершенно независимо от головы, если получит то, что хочет – быстрое движение, хмельное ощущение собственной ловкости и силы, а в конце – глухую боль в усталых мышцах. Сражаясь с Лаской, Рикс с досадой обнаружил, что он был не первым, кто сумел чему-то научиться у Асгейра Аэстерна. Но южанин быстро понял, что девушка смотрит на тхаро-рэйн сугубо прагматично – для нее оно сводилось к знанию нескольких дюжин основных приемов и ухваток, с помощью которых можно одолеть более сильного противника. «В драке есть только одно искусство, Рик: искусство выживать, – со смехом заявила девушка, когда он попытался поговорить с ней о тхаро-рэйн. – Все остальное меня не интересует». Рикс тогда немного растерялся, но потом подумал, что она по-своему права. Это как с книгой: вроде бы для всех написано одно и то же, но при этом каждый все равно поймет по-своему, и в этом-то, по утверждению Саккрониса, и заключается весь смысл. К тому же, явное пренебрежение к истокам тхаро-рэйн никак не отражалось на умениях разведчицы. Многие вещи она знала лучше Рикса и щедро делилась с ним своими знаниями. А потом сэр Ирем выздоровел, и чехол с «мечами» несколько недель без дела провалялся среди остальных вещей «дан-Энрикса», поскольку энонийцу стало не до фехтования. Казалось, в коадъютора, поднявшегося на ноги после болезни, вселилась сотня фэйров, и южанин сбился с ног, пытаясь не отстать от сюзерена, делавшего по три дела разом и, похоже, получавшего от этой суеты большое удовольствие. Только на корабле Крикс обнаружил, что мечи перенесли на «Зимородок» вместе с прочими его вещами.

Взвесив меч в руке, Крикс сделал пару пробных выпадов. Качание палубы под ногами совершенно не сбивало с ритма – он давно успел привыкнуть к нему так же, как когда-то приноровился к ходу лошади, и даже начал находить в этом особенное удовольствие. Казалось, что корабль дышит, как живое существо. Раньше «дан-Энрикс» постеснялся бы размахивать на палубе затупленной железкой, опасаясь ядовитых реплик Нойе, но в последние несколько дней островитянин почему-то прекратил к нему цепляться и вообще выглядел слегка пришибленным. Сперва «дан-Энрикс» хотел выяснить, в чем дело, но потом решил, что от добра добра не ищут, и что самым лучшим будет сделать вид, что он в упор не видит перемен в манерах Альбатроса.

Неуклюжее спросонья тело понемногу оживало, выбившиеся из-под повязки волосы липли ко лбу, и даже мысль о том, что день опять придется провести возле постели Айи, не могла испортить ему настроение.

Подшаг, удар, обманный финт, еще удар… Места на палубе было немного, но «дан-Энрикс» досконально изучил его во время прошлых тренировок и, пожалуй, мог бы фехтовать даже с закрытыми глазами. Например, сейчас он знал, что за его спиной, на расстоянии меньше протянутой руки – стена каюты, где лежала Айя. Здесь любой нападающий решил бы, что южанин загнан в угол, и атаковал… «дан-Энрикс» уклонился от удара и скользнул «противнику» за спину. Ненастоящий поединок, в отличие от сражения с живым врагом, нисколько не мешал думать о чем-то постороннем, и южанин размышлял о том, что надо еще раз побеседовать с мессером Иремом о буре, погубившей «Беатрикс». Или не стоит?.. Риксу показалось: известие о том, что их каким-то непонятным образом вышвырнуло из мая прямиком в июль, не произвело на его сюзерена никакого впечатления.

Возможно, дело было в том, что лекарь как раз делал Айе перевязку, а они с мессером Иремом стояли у дверей каюты, и его сеньор слушал «дан-Энрикса» вполуха. Сдавленные стоны за перегородкой явно занимали его куда больше, чем все то, что говорил его оруженосец, и лицо у каларийца было таким напряженным и застывшим, словно мучения мерзавки за перегородкой каким-то образом касались его самого. Столь явное неравнодушие мужчины к Королеве злило энонийца больше, чем он был готов признаться даже самому себе, и в последние дни он избегал общества коадъютора – настолько, насколько это вообще возможно на сравнительно маленьком корабле. Как ни парадоксально, проще всего было прятаться от сэра Ирема в каюте Айи – лорд туда практически не заходил, а если даже и заглядывал, то ненадолго и обыкновенно в обществе врача или кого-то из команды. Получалось, что делиться своими догадками и опасениями энонийцу абсолютно не с кем. Ну не с Королевой же!.. А поводов для беспокойства у «дан-Энрикса» хватало.

Прежде всего, он не пожалел бы ничего за известие о том, не потопило ли во время шторма баржи с лошадьми. Конечно, глупо было думать о коне, когда на «Беатрикс» погибла половина всей команды, но южанин ничего не мог с собой поделать. Он сам завел Фэйро на баржу по широким деревянным сходням, и жеребец, уже имевший опыт путешествия по морю и пребывающий в понятном раздражении, даже прицапнул его за руку – конечно, далеко не так, как мог бы, но все же весьма чувствительно. «Ну сам подумай, что я могу сделать?.. – мрачно спросил Рикс. – Ты ведь не человек, чтобы брать тебя на «Зимородок». И с тобой поплыть я тоже не могу. Представь себе, что бы сказал сэр Ирем, если бы я заявил, что собираюсь путешествовать на барже?..» В ответ Фэйро раздул ноздри, скребя палубу копытом. Ему явно было наплевать на мнение мессера Ирема. Привязав жеребца в узком и тесном стойле под палубой, «дан-Энрикс» ощутил себя предателем. Если окажется, что баржа в самом деле затонула…

Рикс с такой силой ударил с полуразворота, что ненастоящий меч со свистом рассек воздух.

Нет. Все грузовые баржи шли вдоль берега, к тому же они должны были прибыть в столицу значительно позже остальной эскадры, так что шторм их, наверняка, не зацепил.

А вот что стало с остальными кораблями? Они потонули? Или, может быть, пришли в Адель еще в июне – в том июне, которого для людей с «Бесстрашной Беатрикс» и «Зимородка» просто не существовало?.. Если это так, то Альверин Финн-Флаэн должен пребывать в столице уже месяц. И никто, конечно, не мешает ему бывать в доме у Гефэйров или видеться с невестой во дворце.

«Дан-Энрикс» заскрипел зубами.

Правда, возможно, что Финн-Флаэн утонул, – сказал он сам себе и тут же устыдился этой мысли. Альверин не сделал ему ничего плохого. Он не виноват, что отец Лейды Гвенн Гефэйр посчитал Финн-Флаэна хорошей партией для своей дочери… и уж тем более нельзя винить его за то, что он, в отличие от большинства аристократов, был действительно влюблен в свою невесту.

Помнится, когда Рикс отправлялся на войну, Лейда Гефэйр не испытывала никакого восторга при мысли о браке с Альверином. Но, конечно, за прошедший год она могла и передумать…

Нижняя защита. Финт. Удар, удар, удар!..

– Ты так кого-нибудь убьешь, – укорил коадъютор, который, оказывается, успел подойти поближе и остановиться в нескольких шагах от Рикса.

Энониец тяжело дышал – не от усталости, а от внезапной беспричинной вспышки ярости.

– Могу я узнать, кого ты только что рубил с таким… энтузиазмом? – спросил рыцарь, иронично улыбаясь.

«Финн-Флаэна», – чуть было не ответил Рикс.

– Я просто… разминался, монсеньор. Хотите присоединиться? – спросил он мужчину с ноткой вызова.

– Ты предлагаешь мне сразиться?.. – хмыкнул рыцарь.

– Нет, конечно, – покривил душой «дан-Энрикс», скромно опустив глаза. – Я прошу вас об уроке.

– Ну, раз так… – сэр Ирем откровенно забавлялся. – Я согласен.

Энониец ощутил приятное волнение. Они не фехтовали с коадъютором с тех пор, как началась война. В то время Крикс был еще ребенком… то есть сам он так, конечно, не считал, но сути дела это не меняло. И еще – тогда он ничего не знал о тхаро-рэйн… Сегодняшняя схватка обещала стать гораздо интереснее.

– Я принесу вам меч, мессер.

– Значит, об уроке?.. Любопытно, – сказал лорд почти задумчиво, скосив глаза на меч «дан-Энрикса», касающийся его ребер. Энониец первым опустил оружие. Чуть-чуть помедлив, коадъютор тоже убрал меч от шеи Рикса. Юноша потер место удара и почувствовал под пальцами стремительно вспухающий болезненный желвак.