Текст книги "Сталь и Золото. Книга 2. Смерть и Солнце. Том 1"

– Тогда… если вы действительно столько замечаете… может, вы знаете, почему Нойе перестал на меня огрызаться?

– Знаю, – кивнул маг.

– Расскажите!

– Почему бы тебе не спросить об этом его самого?

– Это же Нойе. Он мне ничего не скажет.

– А тебе понравилось бы, если бы я начал с кем-то обсуждать твою обиду на мессера Ирема?..

Южанин растерянно сморгнул, а потом рассмеялся.

– Точно, не понравилось бы. Извините, мэтр, мне не стоило об этом говорить. Вы правы, я спрошу самого Нойе…

* * *

– Марк? Ты еще здесь?.. – вслух поразился император, заходя в скрипторий. Голос Валларикса в этот раз звучал как-то иначе, чем обычно, но в самую первую минуту Маркий не заметил этого. Он поднял глаза от свитка, собираясь объяснить, что он уже почти закончил и сейчас уйдет назад в Лакон, но император не дал ему даже рта открыть. – Мне показалось, что я отпустил тебя, по меньшей мере, час назад. Но, может быть, и хорошо, что ты остался. Я должен признать, что ты был прав, а я ошибся. «Зимородок» вошел в гавань полчаса назад и встал на рейде у Сиреневых причалов. Мне только что сообщили, что лорд Ирем спрашивает позволения явиться во дворец с утра вместе со своим оруженосцем и другими спутниками.

Этайну показалось, что Валларикс неожиданно помолодел на десять лет. Темно-синие глаза дан-Энрикса смотрели весело и прямо, без обычного задумчиво-печального выражения, и теперь стало ясно, что правителю никак не больше тридцати пяти.

Потом до Маркия дошел весь смысл сказанного.

Крикс был жив. И даже более того – он уже находился в городе.

– Я же говорил, что надо просто подождать!.. – сорвалось с губ Этайна прежде, чем он осознал, с кем говорит. Поняв свою оплошность, Маркий опустил глаза. Таким, как Валларикс, не говорят об их ошибках, даже если сам король снисходит до того, чтобы признать свою неправоту.

Если бы мессер Валерик Этайн услышал, как его наследник говорит с правителем, он бы, наверняка, решил, что Маркий безнадежен. Но Валларикс только рассмеялся.

– Да, мне следовало бы к тебе прислушаться.

Маркий сложил бумаги в стопку, отодвинул от себя чернильницу и встал из-за стола.

– Позвольте мне уйти, мой лорд?

– Не позволяю. Уже поздно и вдобавок льет, как из ведра. Переночуешь во дворце. Я прикажу, чтобы тебя устроили в одной из комнат для гостей.

Маркий поблагодарил, слегка расстроившись, что Юлиан услышит потрясающую новость от кого-нибудь другого. Может быть, знай он о том, что будет дальше, он рискнул бы нарушить приказ императора и все-таки вернуться в Академию. А еще лучше – потихоньку улизнуть из кабинета Валларикса через узкий и неудобный выход для прислуги. Не успел лаконец выйти из личного аулариума императора, как его чуть не сбили с ног. Марк еще не успел понять, что налетевший на него вихрь из серебряной парчи на самом деле был принцессой Лисси, а наследница, одновременно плача и смеясь, уже повисла у него на шее.

– Крикс вернулся!.. – выпалила она.

Окаменевший от чудовищной неловкости Этайн сумел ответить только «Да, мне только что сказали». С дочерью Валларикса он познакомился чуть ли не в первый день после того, как поступил на службу императору, но все равно каждая встреча с ней надолго выбивала Маркия из колеи. К примеру, в самый первый раз они столкнулись в коридоре, и Элиссив, не ответив на его почтительный поклон, остановилась прямо перед ним, бесцеремонно преградив ему проход.

– Ты новый скриба? – спросила она, внимательно разглядывая Марка.

– Да, принцесса.

– Хм… По-моему, ты слишком молод для секретаря. По виду мы с тобой ровесники.

Маркий молчал, не зная, что сказать. Взгляд васильковых глаз – точно таких же, как у императора, – остановился на его лице.

– У тебя чернила на щеке, ты знаешь?..

Марк не знал. Ужасно растерявшись, он потер скулу рукавом.

– Левее. Нет, не там, а выше, – беззастенчиво распоряжалась Лисси, еще более усугубив и без того глубокое смущение Этайна. Наконец, чернила были стерты, или, может быть, ей просто надоело его мучить, и принцесса смилостивилась. – Сойдет.

Кивнув Этайну с видом настоящей королевы, она наконец-то прошла мимо. Взмокший Маркий бросился вперед по коридору, надеясь, что он больше никогда не встретится со взбалмошной наследницей. Но у принцессы явно было свое мнение на этот счет, поскольку виделись они с тех пор довольно часто. Лисси приходила в аулариум правителя, когда Марк бывал там один, и могла долго отвлекать его от дел, болтая о каких-то пустяках, или, напротив, сидеть очень тихо и листать какую-нибудь книгу. Поначалу ее появление всякий раз приводило его в ужас, но со временем Этайн привык и даже начал изредка поглядывать на дверь, надеясь, что принцесса посетит его еще раз. Маркий мог поклясться, что другой подобной девушки на свете не существовало – Элиссив была единственной в своем роде. Ей ничего не стоило устроиться на кресле императора с ногами, отчего подол красивого и дорогого платья всякий раз непоправимо мялся, и грызть яблоко, откусывая от него огромные куски. Пряди каштановых волос, выбившихся из прически, шевелил тянувшийся от окон ветер, а принцесса беззастенчиво болтала с полным ртом, жалуясь Марку на своих придворных дам или на островных послов.

– Мне пришлось развлекать их два часа, пока отец был на совете. Теперь у меня такое ощущение, как будто меня вымазали медом, а потом облили патокой. Это невыносимо. «Ах, принцесса, если бы наш государь Аттал мог вас увидеть, он бы не решился посылать вам драгоценности. Подобной красоте не требуются никакие дополнения!» – насмешливо копировала она неизвестного посла, с комичным пафосом прижав раскрытую ладонь к груди.

А если Маркий осторожно замечал, что такой комплимент звучит довольно куртуазно, Лисси принималась хохотать.

– Марк, да он бы говорил мне то же самое, даже если бы я встречала их, вымазавшись сажей или обвалявшись в птичьих перьях!

Еще чаще, чем о леди Лэнгдем или о сватах с Томейна, она говорила с ним о Криксе. Маркий пришел в ужас, выслушав историю о том, как Ирем как-то раз застал наследницу престола в спальне «дан-Энрикса», и поразился, что эта история кончилась без всяких последствий для обоих. Правда, Лисси думала иначе.

– Без последствий?.. – удивилась она, вскинув брови. – Он орал на меня битых два часа. Сказал, что нас обоих стоило бы высечь, и пообещал, что, если я еще раз подойду к комнате Рикса, он именно так и сделает.

Марк только покачал головой. Его отец на месте лорда Ирема не ограничился бы одной лишь угрозой.

В свою очередь, он рассказал принцессе, как глава имперской гвардии внезапно заявился в лаконский лазарет, когда они с Юлианом Лэром навещали Рикса, и, подойдя к энонийцу, молча швырнул на одеяло какой-то исписанный клочок пергамента, при виде которого южанин почему-то побледнел и чуть не опрокинул себе на постель кувшин с оремисом. И как вошедший вслед за коадъютором наставник Хлорд выставил их с Лэром вон, но они, разумеется, никуда не пошли, а остались стоять под дверью лазарета. Юлиан сказал: «Если окажется, что он узнал про пугало (тут Марку пришлось сделать небольшое отступление и рассказать наследнице о шутке, выдуманной Риксом), то придется признаваться – не бросать же энонийца одного». Но о недавнем происшествии с ряженым чучелом в комнате речи не было. Там говорили что-то о мессере Аденоре, о контрабандистах и люцере. Голос Ирема был слышен очень хорошо, наставник говорил чуть тише, а ответы Рикса нельзя было различить, даже вплотную прижимая ухо к замочной скважине. Марк с Юлианом удивленно переглядывались. Оба собирались расспросить «дан-Энрикса», чего от него добивались два мужчины, но сделать это не удалось, поскольку в тот же день Ирем забрал их побратима из Лакона. Целую неделю от «дан-Энрикса» не поступало никаких известий, а потом он снова появился в Академии, но уже в качестве оруженосца коадъютора. И, к досаде Этайна с Лэром, наотрез отказался что-либо объяснять. Выслушав Марка, Лисси почесала нос и важно сообщила, что она «догадывается», что там могло произойти. Но больше ничего сказать не пожелала.

Марку иногда казалось, что принцесса просто влюблена в «дан – Энрикса». Она вытягивала из Этайна все новые подробности их жизни в Академии, а в ответ рассказывала о нечастых встречах с Риксом во дворце, и вообще заметно оживлялась, когда разговоры заходили о южанине. Сначала Марк охотно поддерживал эти разговоры, но со временем он начал ощущать какую-то неясную досаду. Рикс, Рикс, Рикс, все время один Рикс!.. Оруженосец коадъютора покинул Академию больше года назад, тем не менее в Лаконе о нем говорили чаще, чем о ком-либо другом. Во многом это было связано с внезапным возвращением Дарнторна и мутными слухами о каком-то неприглядном происшествии в Каларии, снова столкнувшем Льюберта и Рикса лбами. Но не только. Крикса вспоминали без всяких причин в скриптории, на тренировках и во время трапезы. О нем все время говорили мастера; наставник Вардос – желчно, все остальные – с явным одобрением. О нем болтали все ученики из их отряда, и чаще других – Юлиан Лэр. Марку порой казалось, что, хотя они все это время жили в одной комнате, на самом деле настоящим побратимом Юлиана был только «дан-Энрикс». А теперь и дочь Валларикса вела себя с ним так, как будто Марк – пустое место, просто еще один человек, с которым можно вспомнить какую-нибудь историю о Риксе.

Если до сегодняшнего дня Марк не был до конца уверен в чувствах Лисси к его побратиму, то теперь у него не осталось никаких сомнений. Руки у принцессы были тонкими, но сейчас они сжимали его ребра так, что Маркий на секунду испугался, что задохнется. Мысль, что она обнимает его прямо посреди коридора, где их в любой момент может увидеть кто-нибудь из слуг, а то и – Марк поежился – внезапно вышедший из аулариума император, явно нисколько не заботила Элиссив. Она вообще была как будто не в себе.

– Они вернулись, Марк! И Крикс, и мессер Ирем! Завтра они уже будут здесь. Ты рад?!

Марк с трудом отстранился от наследницы, но при этом неосторожно посмотрел в сияющие – то ли от недавних слез, то ли от радости – глаза. И ощутил, как у него внезапно защемило сердце.

Все-таки мир возмутительно, до тошноты несправедлив, подумал Марк Этайн. Лучше бы здесь, на его месте, стоял Крикс – он бы, по крайней мере, видел то, что предназначено ему, а не кому-нибудь другому.

– Разумеется, я рад, – ответил он, заставив себя улыбнуться.

Глава XIV

Над столицей шел проливной дождь, так что к одиннадцати вечера стало совсем темно. Прохожих почти не было, зато на Разделительной стене можно было различить два движущихся силуэта.

– Это дурацкая затея, дайни, – недовольно говорил идущий сзади человек, встряхивая головой, как мокрая собака. С копны кудрявых, отливавших в рыжину волос во все стороны летели брызги.

– Я тебя с собой не звал, – нетерпеливо возразил второй. – Не нравится – иди назад и жди меня в «Морском Петухе».

– Чтобы ты тут в одиночку навернулся вниз и сломал себе шею? Нет уж, – пробормотал его собеседник тихо, но при этом так, чтобы спутник мог его слышать.

В ответ долетел короткий и сухой смешок.

– Если я навернусь отсюда вниз, мне будет уже все равно, кто со мной был. Да ладно, успокойся, мы уже почти пришли. Видишь ту крышу? Это дом ростовщика и ювелира Диведа. Она вплотную примыкает к Разделительной стене. Оттуда можно будет перебраться на карниз, а после этого спуститься в Верхний город. Только и всего.

– Действительно, только забраться и спуститься, сущая безделица… – ворчливо отозвался первый человек. – Если нам повезет, и мы не сверзнемся на голову ночному патрулю, твой Ирем все равно заметит, что ты исчез посреди ночи. Интересно, как ты будешь объяснять ему, куда ходил?..

– Как-нибудь справлюсь, – отмахнулся Рикс.

– Надеюсь, эта девушка и в самом деле того стоит.

– Стоит, даже и не сомневайся.

Несмотря на дождь и на холодный ночной ветер, в голове южанина по-прежнему шумело от вина, который они пили в этот вечер. Настроение у Рикса было радостно-тревожным, и меньше всего ему хотелось тратить время на долгую перепалку с Нойе.

Рикс шел первым, осторожно выбирая, куда наступить. Разделительная стена была такой же старой, как сама Адель, только, в отличие от других зданий, ее строили не Альды, а простые люди, и она успела сильно обветшать. Камни кое-где выпали, образовав щербины, на которых можно было поскользнуться, особенно в наступившей темноте. Впрочем, вряд ли кто-нибудь рассчитывал, что по стене будут ходить.

Нойе продолжал раздраженно пыхтеть у него за спиной. Хождение по узкой, а теперь еще и намокшей после проливных дождей стене давалось ему нелегко, и терпеть молча было выше его сил.

– Я бы еще понял, если бы она назначила тебе свидание. Но проделывать все это только для того, чтобы на кого-то посмотреть… – островитянин раздраженно фыркнул. – Как хочешь, дайни, но это ребячество. Вот повзрослеешь – перестанешь так переживать из-за каждой юбки.

– Прекрати зудеть и лезь на крышу, если ты действительно решил идти со мной.

«Дан-Энриксу» было плевать на то, что Нойе считает их вылазку бессмыслицей. «Зимородок» вошел в гавань поздним вечером, и мессер Ирем заявил, что ехать во дворец под проливным дождем, не переменив костюма, было бы к лицу гонцу со срочным донесением, но уж никак не людям, присоединившим к Империи весь равнинный Айришер. «Подождем, – сказал лорд Ирем. Завтра нам устроят подобающую встречу».

Криксу это представлялось еще одной досадной проволочкой. Если бы они вернулись во дворец сразу же по прибытии, то, может быть, он уже сегодня увидел бы Лейду Гефэйр. Энониец выслушал десяток совершенно безразличных ему сплетен, прежде чем осмелился спросить хозяина гостиницы, ушлого трактирщика по кличке Слепень, не болтают ли в столице о мессере Альверине. О Финн-Флаэне болтали очень много. Но о его свадьбе Слепень не упомянул, и сердце Рикса радостно забилось. Значит, Лейда все еще не вышла замуж. Крикс думал об этом все то время, пока команда «Зимородка» угощалась в большом зале. Он едва заметил, что еда в трактире была не совсем такой, к какой он привык. Хлеба не подавали вовсе, вместо пива наливали кисловатое такийское вино, а рыбу, мидий и креветок, блюдами из которых всегда славилась эта гостиница, теперь готовили без соусов и масла. Энониец краем уха слышал разговоры, что из-за войны, опасностей на море и неурожая цены на продукты в городе росли, как на дрожжах, но в ту минуту эта новость не могла привлечь его внимания, поскольку мысли Рикса были целиком и полностью сосредоточены на Лейде. Тот, кто посмотрел бы на него со стороны, решил бы, что оруженосец коадъютора как никогда в ударе – он шутил, смеялся, развлекал собравшуюся за столом компанию, полностью завладев общим вниманием. Но сам южанин едва понимал, что говорит. Через пару часов это состояние стало насколько нестерпимым, что Рикс понял: дальше так идти не может. Следует добраться до столичного особняка Гефэйров и попытаться как-нибудь увидеть Лейду. Пусть издалека, всего на несколько секунд, но обязательно сегодня, а не завтра утром, во дворце. Возможно, сильное влияние на Рикса оказало выпитое им вино, но в тот момент он ничуть не сомневался в правильности своего решения.

Когда южанин выскользнул из-за стола, никто и не подумал спрашивать, куда он направляется – количество опорожненных энонийцем кружек говорило само за себя. Однако Нойе оказался рассудительнее остальных и вышел вслед за Риксом. Зная дотошность Альбатроса, Крикс предпочел сказать ему всю правду, а не врать, что он пошел проветриться. Нойе в ответ сообщил «дайни», что он полный идиот. И увязался с ним. В последние недели Криксу иногда казалось, что Нойе считает себя кем-то вроде его вассала, который обязан следовать за бестолковым сюзереном. Крикс несколько раз пытался объяснить, что он ни в чем подобном не нуждается, но рыжий невозмутимо игнорировал его слова и продолжал поступать по-своему. А продолжалось это с того дня, когда на горизонте показались очертания Томейна, и «дан-Энрикс» решил, наконец, воспользоваться предложением мэтра Викара и спросить у Нойе, почему тот перестал на него злиться.

Выслушав его вопрос, Нойе заметно стушевался.

– Как бы тебе объяснить… сначала я считал, что ты просто сопляк, который нацепил на себя доминантский плащ и собирается всеми командовать.

– Это я понял, – кивнул Рикс. – А почему ты передумал?..

– Помнишь бой на «Бурой чайке»? Когда Айю подстрелили, а сэр Ирем спрыгнул с кормовой площадки вниз, к гребцам, было похоже, что его убьют. Конечно, он и с колодкой на руках неплохо управлялся… взять хотя бы этого верзилу, Моди, которому он сломал челюсть. Но все-таки его, наверняка, прикончили бы, если бы ты тогда не кинулся ему на помощь. Ну, так вот… – лицо Нойе застыло, будто бы он собирался с силами, чтобы признаться в чем-то страшном. – Когда ты прыгнул, я собирался сделать то же самое. Но в последний момент струсил. Понял, что я не смогу – упаду вниз и сверну себе шею. Корабли были еще слишком далеко. Мне кажется, ни один человек на свете не рискнул бы прыгать. А ты даже не задумался.

– Мне это было проще, чем кому-нибудь из вас, – возразил «дан-Энрикс», думая о тхаро-рэйн. – Но все равно, я вряд ли стал бы прыгать, будь там не сэр Ирем, а кто-то другой.

– Я тоже так подумал. Я вообще часто вспоминал эту историю и повторял себе, что дело не во мне, а в том, что для тебя этот лорд Ирем – важный человек, а для меня – никто. И знаешь, что я понял?.. Что я мог бы струсить, даже будь на этой «Чайке» мой отец. И дело тут не в том, что я такой слабак. Любой другой на моем месте чувствовал бы то же самое. Но ты – особый случай. Из тебя однажды выйдет настоящий дайни.

– Воин, одержимый фэйрами?.. – фыркнул «дан-Энрикс», вспомнив все, что слышал о героях островных легенд.

– Дайни не одержимы фэйрами, – строго возразил Альбатрос. – Это великие бойцы, не знающие страха. Каждый настоящий воин – хоть немного дайни, но стать дайни в полном смысле слова удавалось только единицам. У нас говорят, что память об истинных дайни будет жить даже тогда, когда все острова уйдут под воду.

«Это, вероятно, что-то вроде нашего “когда рак на горе свистнет”, – подумал «дан-Энрикс». Но больше шутить не стал, поскольку Нойе явно относился к сказанному исключительно серьезно и не потерпел бы никаких насмешек.

– Если бы ты был вождем у нас, на островах, я бы счел честью для себя ходить на твоем корабле, – сказал он энонийцу. Риксу еще не случалось слышать, чтобы голос Нойе звучал так торжественно.

– А-а… ну, спасибо, – пробормотал оруженосец коадъютора, польщенный и растерянный одновременно. Рикс подумал, что кто-то другой на его месте обязательно нашел бы подходящие слова для этого момента. Например, сказал бы, что из Нойе самого выйдет прекрасный вождь – недаром Альбатрос с первых же дней напоминал ему островных кённингов из старых песен. Но чем дольше Рикс об этом думал, тем сложнее было произнести это вслух. Да и момент, пожалуй, был уже упущен.

Несколько минут они молча смотрели на туманный горизонт и вырастающий впереди остров. Потом Крикс рискнул и решил все-таки задать вопрос, который давно не давал ему покоя. Может быть, после своего торжественного заявления рыжий островитянин будет откровеннее, чем раньше.

– М-мм, а кстати, Нойе… Сколько тебе было лет, когда ты первый раз сидел на веслах? Только честно.

Альбатрос как-то болезненно поморщился.

– Четырнадцать.

Крикс ждал чего-то в этом роде и сумел не улыбнуться, но губы у него все-таки дрогнули, и Нойе мрачно покосился на него.

– Ты не поймешь. Когда отец впервые взял меня в морской поход, вся ребятня на берегу мечтала быть на моем месте. Помню, что мой лучший друг ревел от зависти. Когда я снова оказался дома, мне смотрели в рот не только мои сверстники, но даже парни на два года старше. Как я мог сказать им, что мне даже не позволили грести?.. Пришлось наврать, а потом я уже не мог признаться, что сказал неправду. Не особенно-то это было весело. Я постоянно ждал, что правда как-то выплывет наружу, но все обошлось. Когда в шестнадцать лет я нанимался на чужой корабль, то мне даже не понадобилось ничего рассказывать о себе, вокруг и так шептались: это Нойе Альбатрос – тот самый, что с одиннадцати лет на веслах!

– Все равно не понимаю, как они тебе поверили… – вздохнул «дан-Энрикс», вспомнив, как он сам едва не надорвался, сев на место Нойе в первый раз.

Дальше разговор свернул на обсуждение морского дела – тема, на которую любой островитянин мог распространяться почти бесконечно, – и южанин с облегчением подумал, что, по крайней мере, с Нойе у него больше не будет никаких проблем.

Доказательство его неправоты, шумно сопя, перелезало вслед за ним на крышу. Подумав так, Крикс против воли улыбнулся, но сейчас же устыдился собственной иронии. Для Нойе эта вылазка была гораздо неприятнее, чем для самого «дан-Энрикса». Южанин слишком поздно понял, что его «вассал» боится высоты. Но намекнуть об этом Нойе было невозможно; рыжий точно оскорбился бы до глубины души. Впрочем, упорство, с которым он игнорировал свой страх, и впрямь внушало уважение.

– Подожди, я сейчас закреплю веревку, и мы спустимся, – пообещал своему спутнику «дан-Энрикс».

Нойе был прав, когда сказал, что его план – чистейшее безумие. Рискуя свернуть шею, перебраться через Разделительную стену, пройти долгий путь по городу, причем два раза еле унести ноги от отряда ночной стражи и, в конце концов, порвать рукав, форсируя живую изгородь – и все это только для того, чтобы с полчаса побродить под окнами особняка Гефэйров и мельком увидеть за одним из них девичий силуэт… такое в самом деле больше подошло бы для стихов Алэйна Отта, чем для настоящей жизни. Пару лет назад «дан-Энрикс» ни за что бы не поверил, если бы кто-то сказал ему, что он станет вести себя подобным образом, да еще ради девушки, которая наверняка о нем забыла. От нечего делать он рассказал Нойе об их первой встрече на пиру в честь островных послов, но рыжий быстро спустил его с небес на землю. «То есть вы с ней один раз поцеловались, потом поболтали во дворце, и она попросила тебя научить ее владеть мечом? И только-то?.. – взгляд Нойе выражал непонимание. – Ну, знаешь, дайни, если ты намерен тратить столько сил из-за любой девчонки, с которой где-нибудь поцелуешься, то тебе придется всю жизнь проторчать под чужими окнами». Крикса тогда как будто окатило ледяной водой. До сих пор ему никогда не приходило в голову, что для Лейды Гефэйр их случайный поцелуй мог значить так же мало, как для Нойе. Это ведь была просто игра… к тому же, в сущности, Лейда его почти не знает.

В результате Крикс ушел от дома Лейды раньше, чем планировал, но всю обратную дорогу сохранял угрюмое молчание.

Когда вымокший до нитки энониец, наконец, пришел назад в гостиницу, сквозь ставни нижних этажей уже не пробивался свет. Крикс с облегчением вздохнул, решив, что все улеглись спать. Но когда он простился с Нойе и взобрался на второй этаж, еле переставляя ноги от усталости, то оказалось, что он рано радуется. Дверь угловой комнаты, которую занял сэр Ирем, приоткрылась, и рыцарь встал в проеме, подперев косяк плечом.

– Как это понимать? – осведомился он, оглядев вымокшего Рикса с ног до головы. – Где тебя носило?..

– Сэр Ирем, вы еще не спите? – удивился Рикс. – Надеюсь, не из-за меня?..

Южанин не сразу понял, почему его сеньор не пригласил его войти, а предпочел устроить ему выволочку прямо в коридоре, но потом отметил, что мужчина стоит так, чтобы загородить собой дверь комнаты, и понял, что Айя решила задержаться в его комнате до самого утра. Одновременно стало ясно, почему его сеньор не слишком торопился во дворец.

За месяц, проведенный на Томейне, Крикс успел привыкнуть к постоянному присутствию пиратской Королевы. Но сейчас он с горечью подумал, что у коадъютора все получается как-то на удивление легко. Он всегда добивается того, чего захочет. Сколько «дан-Энрикс» себя помнил, и жеманные аристократки, и служанки из трактиров с одинаковым энтузиазмом начинали строить каларийцу глазки, всеми правдами и неправдами пытаясь привлечь к себе внимание мессера Ирема. И даже Айя, в остальном разительно отличавшаяся от всех прочих женщин, явно была солидарна с ними в вопросе о привлекательности его сюзерена.

Энониец подавил тяжелый вздох.

Ирему, в отличие от некоторых, не нужно ломать голову, помнит ли о нем девушка, из-за которой он не может спать, да он и не из тех, кто потеряет сон из-за какой-нибудь девицы. Узнай коадъютор о проблемах своего оруженосца, он, наверное, смеялся бы до слез.

Следовало все-таки что-то ответить на вопрос мессера Ирема, и Рикс сказал:

– Я слишком много выпил и пошел проветриться.

– А потом, вероятно, заблудился, потому что три часа назад тебя здесь уже не было, – заметил Ирем. – Мне сказали, что вместе с тобой пропал и Нойе. Зная Альбатроса – и тебя, если на то пошло, – я почти не сомневался, что назад вас приведет ночной патруль. Похоже, я ошибся.

– Монсеньор, Нойе тут ни при чем, – решительно сказал «дан-Энрикс». – Он пошел со мной, поскольку видел, что я слегка перебрал, и не хотел отпускать меня одного.

– Ладно, все это, в конце концов, не важно… Я велел нагреть воды, чтобы ты, наконец, привел себя в порядок, но она давно остыла. Здешний хозяин и его прислуга уже легли спать, так что придется тебе обходиться тем, что есть.

– Не думаю, что после сегодняшнего вечера я нуждаюсь в умывании, – пробормотал южанин. Дождевая вода даже сейчас стекала по его лицу и капала с одежды.

– Еще как нуждаешься. Завтра мы едем во дворец, и мне совсем не улыбается, чтобы мой оруженосец позорил меня своим видом. Я распорядился, чтобы тебе принесли приличную одежду. Убедись, что она тебе впору.

– Хорошо, мессер. Простите, что я вас побеспокоил.

Крикс кивнул и толкнул дверь собственной спальни. Из-за огромной дубовой бадьи, втащенной слугами наверх, комната казалась совсем тесной. Крикс вздохнул и начал стаскивать с себя одежду. Он сунул руку в бадью и убедился, что вода действительно совсем остыла. Зато на постели энонийца лежали новые штаны и праздничный дублет.

Ну что ж, подумал Рикс, если Лейда действительно забыла о его существовании, то это еще ничего не значит. Он сумеет сделать так, чтобы подруга Лисси его вспомнила. И не отступится от своего, пока та девушка, в которую он неожиданно для самого себя влюбился год назад, не ответит ему взаимностью. А когда это, наконец, произойдет, он поцелует ее снова – уже безо всяких «выкупов».

Вода в бадье была холодной, но сейчас она внезапно показалась энонийцу обжигающей.

Ирем проснулся от того, что Айя, забавляясь, водила по его лицу прядью своих волос. Он попытался опрокинуть ее на кровать, но Королева ужом вывернулась из его рук и, рассмеявшись, села рядом.

– Уже совсем светло. Если не встанешь, кто-нибудь придет тебя будить. И что они подумают, увидев тут меня?..

– Плевать, лишь бы завидовали молча, – отозвался Ирем, но все-таки сел и начал одеваться. Как бы ни хотелось провести все утро здесь, но надо было ехать. Валларикс вправе рассчитывать, что его друг и коадъютор не заставит себя ждать.

Он собирался разбудить «дан-Энрикса», но энониец дожидался в коридоре, уже полностью одетый и даже с приглаженными волосами.

– У ворот гостиницы толпа людей, – сообщил он. – Наших лошадей привели еще час назад. Они ждут во дворе.

– Галларн прислал гвардейцев?

– Да, мессер.

– Ну что ж… поехали.

Когда они выезжали со двора, толпившиеся снаружи люди дружно заорали: «Ein dan-Enrix!». Ирем имел все основания подозревать, что эти крики относились вовсе не к Валлариксу. Он покосился на оруженосца, но тот явно ничего не замечал – только счастливо улыбался, без конца оглядываясь по сторонам. Смотреть, сказать по правде, было на что. Слух об их возвращении успел распространиться по всему городу, и на башнях вывесили праздничные стяги, как на годовщину коронации, а на всех улицах, по которым предстояло ехать их кортежу, процессию поджидала шумная и беспокойная толпа. Вид людей, которые кричали, забирались на карнизы и каменные тумбы и махали всадникам руками или лентами, приятно волновал даже мессера Ирема, неоднократно видевшего это раньше, тогда как для энонийца впечатления должны были быть в десять раз сильнее в силу своей новизны. Когда коадъютор и его спутники проезжали под аркой возле Нового моста, одна из девушек, в которой Ирем с опозданием признал наперсницу Элиссив, Лейду Гвенн Гефэйр, бросила южанину цветок. Бросок был не особенно умелым, так что цветок Лейды пролетел довольно далеко от Рикса и упал на землю под ноги коню, тут же исчезнув в большой луже, появившейся здесь во время вчерашнего дождя.

«Не повезло», – подумал Ирем про себя. Но тут оруженосец его удивил: он быстро соскользнул с седла, взметнув целую тучу брызг, и опустился на одно колено прямо в грязь, не думая о бархатном костюме. Коадъютор удивленно вскинул брови. Но выбора у него не оставалось, и лорд Ирем придержал коня. Движение отряда застопорилось. Посмотрев вверх, Ирем увидел, как вспыхнуло от удовольствия лицо леди Гефэйр, и подумал, что Рикс вряд ли мог придумать способ доставить дарительнице большее удовольствие, чем вызвала его непредсказуемая выходка. Ирему самому случалось проявлять подобную находчивость, когда он был чуть постарше своего оруженосца и пытался обаять какую-нибудь знатную девицу, и сейчас рыцарь невольно улыбнулся собственным воспоминаниям. Но когда Крикс поднялся, пряча мокрый цветок на груди, Ирем случайно встретил его взгляд и понял, что находчивость тут была совершенно ни при чем.

Глаза у Рикса были шалыми, зрачки – дико расширены, как у заядлого любителя люцера. Он взлетел в седло, даже не замечая, что из-за него кортеж остановился, и так же бессознательно толкнул пятками Фэйро, направляя его вслед за Иремом.

Подумав, рыцарь решил до поры до времени не задавать оруженосцу никаких вопросов. Но взял на заметку, что его оруженосец ухитрился по уши втрескаться в дочь сэра Гефэйра. Это бы еще полбеды, но то, что Лейда, судя по всему, тоже была неравнодушна к Риксу, уже вызывало беспокойство. Годелвейн Гефэйр не потерпит нищего безродного мальчишку в роли ухажера своей дочери, будь Рикс хоть десять раз оруженосцем коадъютора. Ирем знал Гефэйра очень хорошо, и он не сомневался, что с точки зрения старого рыцаря даже Семиконечная звезда не сделает южанина достойным претендентом на руку его дочери.

В следующем месяце «дан-Энриксу» должно было исполниться пятнадцать лет – не самый лучший возраст для женитьбы, зато самый подходящий для того, чтобы творить всякие глупости. Сам Ирем в его годы уже вовсю кувыркался со служанками на чердаках и сеновалах. Но простолюдинки и девчонки из веселого квартала – это одно дело, а леди Гефэйр, нареченная невеста Альверина – несколько иное… Рыцарь сдавленно вздохнул. Если бы можно было под каким-нибудь предлогом отослать оруженосца из столицы, он поступил бы так, не колеблясь. Впрочем, зная Рикса, можно было ожидать, что тогда южанин выкинул бы что-то уже совершенно несуразное. Пусть лучше остается на виду.