Текст книги "Возвращение домой.Том 2."

И наконец последний. Джереми Уэллс.

До Джудит доходили вести о нем. Он благополучно прошел битву за Атлантику и теперь был послан на Средиземное море. С той самой ночи в Лондоне, в доме Дианы, она не получила от него ни строчки. Джудит убеждала себя, что он сам захотел уйти из ее жизни, но иногда, в такие минуты, как сейчас, ей безумно хотелось, чтобы он был рядом, хотелось увидеть его простое лицо, от которого на душе становилось спокойно, поговорить. Может быть, однажды его занесет случайно в Тринкомали?.. И все-таки, даже если это случится и он ее разыщет, что они смогут сказать друг другу, после того как столько лет не поддерживали связи? Им было бы только неловко вдвоем. Время залечило рану, которую он нанес ей, но душевная боль научила ее осторожности. И Джудит решила не бередить старые раны.

– Джудит Данбар здесь?

Внезапно раздавшийся голос вывел ее из задумчивости. Она пошевелилась и только теперь заметила, что уже стемнело. Солнце быстро зашло, и за открытыми ставнями из пальмового листа сумерки сгустились до сапфировой синевы. К ее кровати подошла девушка в брюках защитного цвета и рубашке с длинными рукавами; очки в роговой оправе, темные волосы коротко острижены.

Дгкудит узнала ее – старшина Энн Докинс, она работала в финансовой части и славилась своим сочным произношением кокни.

– Я тут… – Джудит села на кровати, не считая нужным прикрыть полотенцем голую грудь.

– Жутко извиняюсь, что потревожила, я тут взялась за свою почту и гляжу – письмо вам. Я, видно, прихватила по ошибке со своими. Подумала, лучше будет сразу вам занести…

Она передала Джудит пухлый, объемистый конверт. Джудит взглянула на адрес, узнала почерк Лавди, и по спине у нее пробежал холодок. Какое совпадение! Сначала Тоби Уайтейкер, потом – «Густой багрянец», и теперь – письмо от Лавди. Очень странно. Лавди вообще редко писала письма, и последнее письмо от нее было несколько месяцев назад. Только бы не случилось ничего плохого.

Энн Докинс все еще стояла над ней, продолжая сыпать извинениями.

– …Вот дура-то… растормошила человека… о чем я только думала.

– Ничего страшного, честное слово. Спасибо, что принесли. Наконец Энн ушла. Джудит проводила ее глазами, потом взбила

подушки, привалилась к ним спиной и вскрыла конверт ногтем большого пальца. Внутри лежало несколько сложенных листков почтовой бумаги. Мошкара лезла в лицо. Джудит распустила москитную сетку, развернула письмо и начала читать.

«Лиджи,

Роузмаллион.

22 июля 1945 г.

Дорогая Джудит, только не пугайся. Ты, конечно же, думаешь, что случилось что—нибудь ужасное, но не волнуйся, никаких дурных новостей не будет. Мы с Натом только что вернулись из Дауэр-Хауса – ходили на чай. Без тебя там было очень непривычно, и я так по тебе заскучала, что решила написать. Ham, слава Богу, уснул, а Уолтер ушел в паб выпить пива с приятелями. Ham – не у себя в кроватке, а на диване, прямо здесь на кухне. Стоит мне положить его в кроватку, он вопит и вылезает обратно, так что я обычно его не трогаю – пусть заснет, – а потом несу на руках в спальню. Ох, и тяжеленный же он! Ему уже два с половиной года, и ты бы видела, как он вырос. Черные волосы, очень темные глаза, неисчерпаемая энергия и непокорный нрав. Домой его калачом не заманишь, даже в проливной дождь рвется на улицу и больше всего любит ездить на тракторе со своим отцом. Сидит у Уолтера на коленях, часто так и засыпает, а Уолтер на него внимания не обращает, просто делает свое дело. Прилично себя ведет, только когда мы в Нанчерроу, потому что побаивается папчика и, разумеется, Мэри Милливей, которая не спускает ему с рук ни одной проделки.

После чая Бидди рассказала мне, что твоего дядю Боба назначили в Коломбо и что он уже там. Ну не странно ли, что вы в конце концов оказались в одном месте. Хотя, может быть, ничего странного тут и нет, ведь теперь, когда война в Европе кончилась, наверно, весь военный флот устремился на Восток. Интересно, виделась ли ты уже с ним, с дядей Бобом? Я посмотрела карту: Коломбо и Тринкомали – на противоположных концах острова, так что, по всей вероятности, не виделась.

А может, в ваших краях появится и ДжеремиУэллс. Последний раз, когда мы получали от него весточку, он был в Гибралтаре в составе 1-го флота. Во время войны он столько носился по всей Атлантике, что теперь, должно быть, блаженствует в Средиземном море. По крайней мере, там не холодно.

В Нанчерроу теперь пусто и печально, потому что месяца два тому назад Афина с Клементиной уехала насовсем к Руперту в Глостершир. От мамы, Бидди или еще от кого-нибудь ты уже наверняка знаешь, что он был очень тяжело ранен в Германии, после перехода через Рейн, и ему ампутировали правую ногу. До боли обидно, ведь он прошел всю Западную пустыню от Эль-Аламейна до Триполи, а потом еще воевал в Сицилии, не получив ни единой царапины, и вот угораздило, когда до конца войны оставалось совсем чуть-чуть. Его привезли домой, и он долго пролежал в больнице, а потом еще в реабилитационном центре учился ходить на металлическом протезе. Афина оставила дочку с Мэри и мамой и съездила к нему. Он, конечно, не мог уже оставаться в полку, и его демобилизовали по состоянию здоровья. Теперь они с Афиной живут в маленьком фермерском домике в имении его отца. Руперт собирается освоить все хозяйственные тонкости к тому времени, когда его престарелый отец уйдет на покой. Всем нам тяжело было прощаться с Афиной и Клементиной, но она уехала с легким сердцем, и мне кажется, просто благодарна судьбе, что Руперта не убили. Она уже два раза звонила, говорит, что Глостершир очень милое место и дом тоже будет чудный, нужно только найти время и заняться им. Трудновато, конечно, из-за того, что все продается по купонам, даже занавески, одеяла и простыни не достать без них.

Ham скучает по Клементине, хотя, с другой стороны, рад, что теперь все игрушки в детской Нанчерроу принадлежат только ему, никто не возмущается и не лупит его по голове куклой или игрушечным грузовиком.

Окончание войны – огромная радость, однако повседневная жизнь мало изменилась: горючего по-прежнему мизерная норма, в магазинах пусто, с продуктами туго как никогда. Нам еще повезло, у нас ферма; всегда можно зарезать курицу, в лесу остались фазаны и голуби, можно и рыбешкой иногда разжиться. И яиц, хватает, конечно. Мы только благодаря им и держимся и купили еще два десятка кур породы «леггорн». Огород в Нанчерроу бедняге Неттлбеду уже не осилить, поэтому мы на одном из полей в Лиджи сделали общий огород, отец Уолтера его вспахал, и они с Неттлбедом там вместе работают. Картошка, капуста, морковь и пр., много бобов и гороха. Отцу Уолтера последнее время нездоровилось, боль в груди и сильный кашель. Врач велел ему поберечься, а он на это только рассмеялся, и все идет по-старому. Миссис Мадж все еще надрывается в молочне, ну и так далее.

Ната она обожает и балует его безбожно, оттого-то, между прочим, он и ведет себя из рук вон плохо. Жду—не дождусь, когда он пойдет в школу…

Теперь, боюсь, мне надо приниматься за оставшуюся после ужина посуду, потом пойти запереть кур и укладывать Ната спать. Еще надо бы перегладить кучу белья, но, наверно, сегодня уже не успею. Да и все равно напрасный это труд.

Чудесно было поговорить с тобой. Пожалуйста, ответь. Бывает, я не вспоминаю о тебе по многу дней, а иногда, наоборот, думаю все время, так, что даже приходится напоминать себе, когда идешь в Нанчерроу, что тебя там нет, и так становится странно.

Люблю,

Лавди».

В экзотической обстановке тропиков, где бесконечная череда монотонных солнечных дней разнообразилась лишь стремительно обрушивающимся сезоном дождей, дни, недели и месяцы мелькали с такой устрашающей быстротой, что легко было утратить всякое представление о времени. Ощущение оторванности от реальной жизни усугублялось отсутствием ежедневной прессы и нехваткой времени даже на то, чтобы послушать новости по радио. Только самые серьезные девушки старались внимательно следить за тем, что происходит в мире. Последним событием исключительной важности был День Победы, после которого прошло уже три месяца.

Потому рутинный ритм рабочей недели с ее кульминацией в виде выходных приобретал еще большую важность, чем на родине, помогая придать противоестественному существованию видимость какого-то порядка и смысла. Каждый с нетерпением ждал субботы и воскресенья, дней свободы и отдыха, дней «для себя», когда можно было ничего не делать или, наоборот, делать что угодно.

Для Джудит приятней всего было то, что не надо вставать в половине шестого утра, чтобы вовремя прийти на пирс и поспеть ка первую шлюпку, отправляющуюся на «Аделаиду». Правда, ее биологические часы работали с удручающей надежностью, и она все равно просыпалась ровно в пять-тридцать, но обыкновенно переворачивалась на другой бок и спала до тех пор, пока жара не выгоняла ее из постели; тогда она принимала душ и шла завтракать.

В эту субботу приготовили омлет, и в отличие от будних дней, когда Джудит наспех проглатывала кусок хлеба, намазанный персиковым джемом, теперь она могла без спешки разделаться с завтраком и спокойно посидеть за чашкой чая. Вскоре к ней присоединилась девушка по имени Хелен О'Коннор, большая оригиналка, ирландка родом из графства Керри, которая славилась полнейшей безнравственностью. Тощая и долговязая как жердь, с длинными темными волосами, она коллекционировала мужчин, как марки, носила золотой браслет в виде цепочки, увешанной брелоками, которые она называла «скальпами», и ее всегда можно было застать в офицерском клубе, каждый раз с новым, обезумевшим от страсти кавалером.

– А у тебя какие планы на сегодня? – спросила она Джудит, закуривая первую за день сигарету и с наслаждением выпуская длинную струйку дыма.

Джудит рассказала ей о Тоби Уайтейкере.

– Как он из себя?

– Ничего. Женат, с двумя детьми.

– Советую тебе быть поосторожней, такие хуже всего. А я надеялась, что ты пойдешь сегодня со мной плавать на лодке. Меня уговорили провести целый день под парусом, и у меня такое странное чувство, что мне не помешала бы компаньонка.

Джудит рассмеялась:

– Нет уж, спасибо, поищи себе другую няньку.

– Найдешь тут, как же. Ну и ладно… – Хелен зевнула и потянулась. – Наверно, все-таки рискну. Я и сама смогу постоять за себя…

Ее синие глаза весело блеснули, и она стала так похожа на Лавди, что Джудит внезапно почувствовала к ней живую симпатию.

После завтрака Джудит сходила искупаться на пляж, а потом пора уже было готовиться к встрече с Тоби Уайтейкером. Она надела шорты и рубашку с короткими рукавами, натянула старые теннисные туфли и собрала в корзинку необходимые вещи. Потрепанная соломенная шляпа от солнца, купальник, полотенце, книга – на случай, если беседа не будет клеиться или Тоби сморит сон. Подумав, положила еще защитного цвета брюки с рубашкой и сандалии: вдруг их встреча затянется до вечера и они будут вместе ужинать.

Повесив корзинку на плечо, ока прошла через территорию лагеря в регистратуру и вышла из ворот наружу. Пришла она раньше времени, но Тоби Уайтейкер уже был на условленном месте, и ее ждал чудесный сюрприз – каким-то образом ему удалось завладеть джипом. Машина стояла в тени на противоположной стороне дорога, а сам он сидел за рулем, мирно попыхивая сигаретой. Увидев ее, он вылез из джипа, выбросил сигарету и направился через дорогу. Он тоже был одет по-будничному, в синие шорты и полинявшую рубашку. Увы, Тоби принадлежал к числу тех мужчин, которые, сняв с себя военную форму, выглядят серыми и заурядными – в теперешнем своем наряде он напоминал добросовестного отца семейства, собравшегося на пикник. Хорошо еще, мысленно усмехнулась Джудит, что он не надел с сандалиями носков и, даст Бог, не повяжет себе на голову носовой платок вместо шляпы от солнца.

– Привет.

– Я рано, не думала, что вы уже здесь. Откуда у вас джип?

– Одолжил на день у капитана Куртиса.

Похоже, Тоби был очень горд собой и, надо сказать, имел на то полное право.

– Изумительно. Транспорт у нас вещь бесценная.

– Капитан сказал, что сегодня все равно никуда не поедет. Я рассказал ему о вас, а он и говорит: негоже, пригласив девушку, возить ее на грузовике. Вечером мне надо будет вернуть машину. – Чрезвычайно довольный собой, он взял у нее корзинку. – Поехали.

Они забрались в джип, тронулись с места, подняв облако пыли,

и выехали на портовую дорогу, которая бежала вдоль берега. Они двигались довольно медленно: на дороге было много разнородного транспорта – военные грузовики, велосипеды, рикши, запряженные волами повозки. На волноломе трудилась бригада рабочих; босые женщины, закутанные в бумажные сари, шли на рынок, ведя за собой вереницу голозадых ребятишек; в руках они несли грудных младенцев, на головах – корзины с фруктами. За волноломом гавань была заполнена глянцево-серыми военными кораблями. На верхушках мачт полоскались флаги, хлопали на ветру белые матерчатые тенты, над сверкающими волнами плыли звуки горна, передающего полученные по рации приказы. Для Тоби все здесь было новым, незнакомым.

– Будьте моим штурманом, – сказал он. – Жду ваших указаний.

Джудит стала показывать ему маршрут, и по изрытой колеями дороге они добрались до поселка, проехали мимо фруктового рынка, миновали громады форта Фредерик и горы Свами, пока наконец не выехали на береговую дорогу, ведущую на север к Нилавели.

На дороге было пусто, никто им не мешал, но нельзя было прибавить скорость из-за колдобин, рытвин и камней. Неторопливо они продвигались вперед.

– Вы обещали рассказать о той даме, что заведует общежитием, – напомнил Тоби, стараясь перекричать рев мотора и свист пыльного ветра.

– Да, я помню. – Лучше было бы пока помолчать, но как-то неудобно было говорить ему об этом, – Как я сказала, это своеобразная личность.

– Еще раз, как ее зовут?

– Тодди. Миссис Тодд-Харпер. Она вдова чайного плантатора. У них было имение в Бандеревеле. В тридцать девятом они должны были возвращаться в Англию, но началась война, кораблей не было, а в море – полно подводных лодок, и они остались на Цейлоне. А потом, пару лет назад, мистер Тодд-Харпер умер от сердечного приступа, и Тодди осталась одна. Она переложила заботы об имении на управляющего и записалась в здешний аналог женской добровольческой службы. Хотела пойти в ЖВС, но по возрасту уже не подходила. В конце концов ее послали в Тринкомали и вверили управление новым общежитием МЖХО. Вот и вся история.

– Откуда вы столько о ней знаете?

– Я до десяти лет жила в Коломбо. Тодд-Харперы, бывало, приезжали к нам, останавливались в отеле «Галле-Фейс» и встречались со своими друзьями.

– Они были знакомы с вашими родителями?

– Да. Правда, у Тодди и моей матери было мало общего. Мама считала ее слишком фамильярной. Суровый приговор.

Тоби рассмеялся.

– Значит, после стольких лет вы с ней снова встретились?

– Да. Она уже жила здесь, когда я приехала около года тому назад. Мы устроили потрясающую вечеринку по случаю встречи. Иногда, после поздней вечеринки, когда у меня увольнительная с ночевкой, я остаюсь на ночь у нее в общежитии. Если нет свободной спальни, она велит слуге поставить мне кровать с москитной сеткой на веранде. Это изумительно – просыпаться в утренней прохладе и видеть, как возвращаются с ночного лова рыбацкие катамараны.

Теперь они ехали посреди пустынной равнины. Впереди над берегом с полоской пальм висело знойное марево. Справа уходило вдаль море цвета нефрита, неподвижное, словно стеклянное. Спустя некоторое время показалось общежитие МЖХО, вытянутое низкое строение, живописно расположенное в пальмовом оазисе между дорогой и океаном. Кровля, покрытая пальмовыми листьями, утопающие в тени широкие веранды. Никакого другого жилья в округе не было, если не считать хижин туземцев на берегу примерно в полумиле. Там поднимался дымок, виднелись рыбацкие катамараны, вытащенные на песок.

– Это и есть цель нашего путешествия? – спросил Тоби.

– Так точно.

– Какое идиллическое место.

– Здание построили всего пару лет назад.

– Никогда бы не подумал, что молодые христианки одарены таким воображением.

Еще каких-то пять минут – и они добрались до места. Жара была убийственная, зато тут слышался шум моря. Они прошли по раскаленному, довольно замусоренному песку, поднялись по деревянным ступенькам на веранду и вошли в дом. Длинная комната, открытая на все четыре стороны, чтобы захватить малейший ветерок, была меблирована самыми простыми столами и стульями. Бой-сингалец в белой рубашке и саронге в красную клетку очень медленно накрывал на стол. Под потолком вращались деревянные вентиляторы, через окна на обращенной к морю стороне виднелись небо, горизонт, море и раскаленный белый пляж.

Им недолго пришлось стоять там – в дальнем конце столовой распахнулась дверь, и вошла женщина со стопкой только что отглаженных белых салфеток. Увидев Джудит и Тоби, она на секунду приостановилась, потом узнала Джудит, свалила салфетки на ближайший стол и, сияя от радости, направилась через всю комнату к ним.

– Душечка! – Она раскинула руки. – Вот так сюрприз! Никак не думала, что ты придешь. Почему не предупредила заранее? – Подойдя к Джудит, она заключила ее в медвежьи объятия и расцеловала в щеку, оставив на ней жирные следы помады. – Ты случайно не болела? Вот уж год, наверно, как не была у меня…

– Скорее месяц, и я была совершенно здорова. – Высвободившись, Джудит попыталась незаметно стереть с лица пятна помады. – Тодди, это – Тоби Уайтейкер.

– Тоби Уайтейкер, – повторила Тодди. У нее был хриплый голос, и неудивительно – она курила непрерывно. – Мы ведь раньше с вами не встречались? – Она внимательно к нему пригляделась.

– Нет, – сказал слегка опешивший Тоби, – вряд ли. Я только что прибыл в Тринкомали.

– То-то я вас не узнала. Друзей Джудит я почти всех знаю.

Тодди была высокая и сухощавая, с узкими бедрами и плоскогрудая, как мужчина; на ней были брюки защитного цвета и простая рубашка. Ее огрубелое, словно дубленое, лицо почернело от загара и сморщилось, как чернослив, но все это восполнялось обилием косметики – густо подрисованными бровями, блестящими синими тенями и жирным слоем темно-красной помады. Ее волосы, для которых не нашлось бы более подходящего слова, чем «лохмы», в естественном своем состоянии серебрились бы сединой, но «седина так старит, душечка», а потому были выкрашены в ликующий, прямо-таки кричащий медный цвет.

– Вы пришли пообедать? Чудесно! Я к вам тоже присоединюсь. Выложу самые свежие новости. К счастью, не так много народу. И сегодня у нас рыба. Купила утром у одного рыбака. Хотите выпить? Вы, должно быть, умираете от жажды. Джин с тоником? Джин с лаймовым соком? – Не переставая говорить, Тодди полезла в нагрудный карман рубашки за сигаретами и зажигалкой. – Джудит, мне не терпится тебе рассказать… На днях у нас тут обедала одна препротивнейшая особа… По-моему, офицерша, сразу видно, не из простых. За столом все разглагольствовала, не понижая голоса, вокруг люди, а она кричит во все горло, как будто на охоте. И не стыдно! Ты с этой дамочкой случайно не знакома? Джудит засмеялась и покачала головой:

– Близко – нет.

– Но ты знаешь, о ком я говорю? Впрочем, не бери в голову, это не суть важно. – Тодди щелкнула зажигалкой, закурила сигарету. И, надежно зажав ее в накрашенных губах, продолжала: – Надеюсь только, что больше ее не увижу. Так. Теперь напитки. Значит, вам обоим джин с тоником? Джудит, идите с… – Она уже забыла, как его зовут.

– Тоби, – помог ей Тоби.

– Идите с Тоби на веранду, располагайтесь, а я организую нам выпивку.

Дверь за ней захлопнулась, но они слышали, как она дает указания. Джудит взглянула на Тоби.

– Ну и видок у вас, – засмеялась она.

Он быстро согнал с лица изумленное выражение.

– Теперь я понимаю, что вы имели в виду.

– Фамильярная?

– Фамильярная, это точно. Если не сказать – вульгарная. – И, как будто спохватившись, прибавил: – Но уверен, она прекрасная собеседница.

Они поставили свои корзинки и выбрались на веранду. Она была обставлена плетеными шезлонгами и столами и, определенно, служила в общежитии комнатой отдыха. Там уже собрались в ожидании обеда несколько компаний девушек и двое-трое мужчин; все были легко одеты, явно собираясь позже идти купаться, а пока наслаждались прохладой и потягивали коктейли. Пляж бьи покрыт бронзовыми телами загорающих – точно разбросали по песку копченую селедку. Кое-кто плавал или лениво лежал на спокойных волнах. Джудит и Тоби облокотились о деревянные перила и наблюдали за происходящим.

Песок слепил глаза белизной. У самой кромки воды, обведенной бледно-розовым бордюром, он был покрыт обломками морских раковин, выброшенных на берег прибоем. С этими экзотическими раковинами, конечно, не могли тягаться пенмарронские скромные мидии и гребешки с цветным ободком. Тут были крупные витые раковины, перламутровые внутри, раковины наутилуса, каури и морские ушки, панцири улитки-конуса и круглые игольчатые панцири морских ежей.

– Вряд ли я смогу долго продержаться, так хочется поскорее броситься в море, – сказал Тоби. – Доплывем до тех скал?

– Плывите, если хотите, но только без меня – там полно морских ежей, у меня нет особого желания поранить себе ногу. Да и вообще я не люблю заплывать в такую даль. Тут не ставят заграждения от акул, чтобы не закрывать рыбацким лодкам выход в море.

– Вы видели акул?

– Здесь – нет. Но однажды, когда мы заплыли далеко на парусной лодке, нам села на хвост акула и преследовала до самого берега; если бы она захотела, в два счета перевернула бы лодку и схрумкала нас на обед. Страху было!..

Из воды на берег вышла девушка – стройная, длинноногая, в белом купальнике. Подняв руки, они выжала мокрые волосы, лоснящиеся, как тюленья кожа. Потом подобрала, нагнувшись, полотенце и неспешно двинулась к своему спутнику, который ждал ее на пляже.

Тоби загляделся на нее. После минутного молчания он сказал:

– Скажите, правда ли, что девушки в этих краях кажутся куда привлекательнее, чем дома? Или я просто зачарован их малочисленностью?

– Нет, я думаю, здесь они действительно хорошеют. – Отчего?

– Видимо, здешние условия способствуют. Жизнь на воздухе, много солнца, теннис, плавание. Любопытная вещь: когда новая группа девушек женской вспомогательной службы прибывает сюда из Англии, все они выглядят ужасно. Пухлые, дряблые, серые. На головах завивка, лица напудрены, нарумянены. И вот они начинают купаться, и вся их завивка идет коту под хвост; они делают короткую стрижку. Через какое-то время они понимают, что здесь слишком жарко, чтобы краситься, и вся косметика летит в мусорное ведро. Жара отбивает у всех аппетит, и они начинают сбавлять вес. Наконец, они сидят на солнце, смуглеют и вскоре их не узнать. Естественный процесс.

– Не могу поверить, что вы когда-то были пухлой и дряблой.

– Ну, пусть не пухлой, но бледной уж точно…

Он рассмеялся и сказал:

– Я рад, что вы привели меня сюда. Хорошее место. Сам я бы никогда его не нашел.

Появилась Тодди с напитками, холодными как лед и очень крепкими. Покончив с ними, они быстренько окунулись и сели за стол. Жареная рыба была такой свежей, что жирное белое мясо отставало от кости, а на десерт был приготовлен салат из манго, апельсинов и ананасов. Тодди не закрывала рта ни на минуту, потчуя их колоритными сплетнями, часть которых вполне могла оказаться правдой, если учесть, что Тодди прожила на Цейлоне полжизни и была здесь на короткой ноге со всеми, начиная с вице-адмирала в Коломбо и кончая бывшим чайным плантатором, который теперь заведовал исправительно-трудовым лагерем в Тринкомали.

Тоби вежливо слушал и бодро улыбался, но Джудит ясно видела, что он несколько шокирован. Это немного раздражало Джудит. И она провоцировала Тодди на еще более возмутительное злословие.

Из-за этой болтовни, подпитанной второй порцией джина с тоником («Душечка, по второй?»), обед растянулся. Наконец Тодди затушила сигарету, поднялась из-за стола и объявила, что идет к себе в комнату – сиеста.

– А вы, наверно, хотите кофе? Я распоряжусь, чтобы Питер принес его вам на веранду. Я выйду, скорей всего, около половины пятого, будем вместе пить чай. Ну, отдыхайте.

Потом целый час они нежились в шезлонгах, потягивая кофе глясе, пока день не пошел на убыль и на песок не легли тени. Джудит ушла надеть купальник, а когда вернулась, Тоби уже был в воде. Джудит пустилась бегом по пляжу и бросилась в чистые зеленые волны. Прохладная вода ласкала обожженную солнцем кожу, точно шелк. Ресницы от морской соли стали твердыми и острыми, как иглы, солнечные лучи заиграли на них всеми цветами радуги.

Условия для купания были идеальными, поэтому время летело незаметно, и только через час они повернули обратно к берегу. До этого момента они плавали медленно, лениво, но тут вдруг на Тоби что-то нашло – то ли прилив бешеной энергии, то ли обычного мужского хвастовства. «А ну, наперегонки!» – крикнул он, и Джудит опомниться не успела, как он рванул вперед великолепным австралийским кролем. Она же осталась плескаться на волнах и, слегка раздосадованная, не собиралась принимать его вызов, ибо дело было явно безнадежное. И кто бы мог подумать, что взрослый мужчина способен на такое ребячество. Доплыв до берега, Тоби вышел из воды и с победоносным видом, подбоченясь, встал на песке, глядя, как она с нарочитой неторопливостью плывет следом. На лице его сияла ухмылка.

– Копуша! – ехидствовал он.

– Это нечестно, вы даже приготовиться мне не дали, – суровым тоном ответила она.

Еще одна волна, и колени защекотал песок. До берега осталось пройти несколько ярдов. Джудит встала на дно.

И тут боль глубоко пронзила ступню ее левой ноги, боль такая острая, невыносимая, что она даже не смогла издать ни звука, хотя открыла рот, чтобы закричать. От неожиданности она потеряла равновесие и, пошатнувшись, рухнула вперед. Захлебываясь морской водой, в полном замешательстве она уперлась ладонями в песок дна, кое-как высунула из воды лицо и, не думая о собственном достоинстве, поползла на четвереньках.

Хотя все произошло в считанные секунды, Тоби тотчас же оказался рядом с ней.

– Что, черт возьми, случилось?

– Нога… Наступила на что-то… Не могу встать на ноги.

Он подхватил ее под мышки и вытащил, словно умирающего кита, на берег. Она полулежала, приподнявшись на локтях, струйки воды с мокрых волос текли по щекам, с носа капало. Тыльной стороной руки она отвела волосы с лица.

– Порядок?

Дурацкий вопрос.

– Нет, не порядок! – раздраженно ответила она и тут же пожалела о своей резкости, ибо Тоби встал на колени возле нее, и улыбка исчезла с его лица, сменившись выражением неподдельного беспокойства и тревоги.

– Какая нога?

– Левая.

Нелепые слезы подступили к глазам, и она стиснула зубы от боли и страха.

– Не шевелитесь, – велел Тоби. Он взял ее за левую лодыжку и поднял ступню, чтобы осмотреть рану. Джудит закрыла глаза – она не хотела видеть.

– О Господи!.. – услышала она его голос. – Это стекло, осколок стекла. Все еще там, в ноге. Сейчас я выну. Приготовьтесь, придется потерпеть…

– Тоби, нет!..

Но дело было сделано, и еще один приступ мучительной боли огнем прошелся по всему ее телу, чуть не лишив сознания. Постепенно боль стала утихать, и Джудит почувствовала, как по подошве ползут липкие струйки.

– Ну вот, готово, – сказал Тоби. – Смелая девочка! Смотрите.

Она открыла глаза. Он держал в руке страшный с виду треугольный кусок стекла – отточенное морем лезвие. Наверно, осколок какой-нибудь выброшенной за борт бутылки, который разбился о скалы и был вынесен волнами к берегу.

– Это все? Там больше ничего не осталось?

– По-видимому, нет.

– У меня идет кровь.

– Это слабо сказано. – Он аккуратно положил кусок стекла в карман шорт. – Ну-ка, обнимите меня за шею.

Он поднял ее, и она ощущала себя до странности невесомой, пока он нес ее по пляжу. В тени и прохладе веранды он положил ее на подушки одного из шезлонгов.

– Так нельзя, – начала было Джудит. – Я же запачкаю кровью…

Но Тоби уже ушел в дом, а когда вернулся, в руках у него была белая скатерть, которую он сдернул с одного из столиков. Тоби сложил ее валиком и осторожно подпихнул Джудит под ступню. В несколько мгновений полотно устрашающе покраснело.

– Что стряслось? – одна из девушек, загоравших на пляже, пришла разузнать, в чем дело. Смуглолицая, с выгоревшими на солнце волосами, она была в купальнике, только на пояс повязала на манер саронга шелковый платок. – Я медсестра из военно-морского госпиталя. – Она присела на корточки, чтобы взглянуть на рану. – Ого, серьезный порез. Чем это так? Слишком глубокая рана, на раковину не похоже.

– Стеклом. – Тоби извлек из кармана смертоносный осколок, показывая его зазубренный край.

– Боже, какой ужас! Должно быть, глубоко вошла. – Девушка перешла непосредственно к делу. – Послушайте, кровь все еще идет. Нужны корпия, вата и бинты. Где-то должна быть аптечка первой помощи. Где миссис Тодд-Харпер?

– Отдыхает у себя.

– Я схожу за ней. А вы тут постарайтесь остановить кровь. Она ушла. Как только нашелся знающий человек, который взял

дело в свои руки и дал ему ясные указания, Тоби воспрянул духом и сел в изножии ее шезлонга. «Мне очень жаль», – все повторял он, и Джудит хотелось, чтобы он замолчал. Она испытала большое облегчение, когда вернулась сестра с аптечкой, сразу же следом прибежала и Тодди.

– Душечка! – Тодди была одета наспех: рубашка торчит из-под брюк, застегнута криво – пуговицы не совпадают с петельками. – Боже мой, надо ж такому случиться! Как ты себя чувствуешь? В лице ни кровинки! – Она повернула встревоженное лицо к медсестре. – Это очень серьезно?

– Довольно-таки, – ответила та. – Очень глубокая рана, Джудит, придется зашивать.

К счастью, сестра оказалась весьма компетентной. В мгновение ока рану Джудит промыли, обработали корпией, обложили ватой и перевязали. Медсестра аккуратно закрепила конец повязки безопасной булавкой и поглядела на Тоби.

– Мне кажется, вам нужно отвезти ее в лазарет женской вспомогательной службы. Либо в госпиталь. Там ей наложат шов. У вас есть машина?

– Да, джип.

– Это хорошо.

Тодди опустилась на первый попавшийся стул.

– Я в полном расстройстве, – заявила она, ни к кому в особенности не обращаясь. – Сущий ужас! У нас тут всякое случалось: кого-то медузы жалили, кое-кто напарывался на морских ежей, бывала даже угроза нападения акулы, но никаких осколков стекла мы сроду не видывали. Как только у людей хватает совести!.. И какое счастье, что вы оказались рядом… – Она благодарно улыбнулась сестре, которая уже складывала медицинские принадлежности обратно в аптечку. – Умница, не знаю, как вас благодарить!