Текст книги "Такуан из Кото"

«Защити меня от злых сил, великая Сиваньму, – молился он. – Пусть твоё благословение поможет монаху-комусо одолеть оборотня, каким бы страшным он ни был».

В этот самый момент через каминную трубу и влетела куница.

Когда дым рассеялся, перепуганный Сонциан увидел чёрного как ночь демона, грозно размахивающего хвостом. Демон тёр себе морду и чихал. Наконец, он убрал руки от глаз, которые тотчас же хищно уставились на Сонциана.

«Конец мне пришёл!» – успел подумать Сонциан, но тут с улицы в обеденную залу ворвались волки и бросились на хвостатого демона. Тот принялся прыгать по столам, словно горная обезьяна, но в конце концов уступил волкам в схватке.

Те придавили его к земле, и каждый наступил демону на плечо.

В проёме появился Дзаэмон с флейтой в руке.

Увидев монаха-комусо невредимым, Сонциан успокоился и тогда только заметил, что на голове у демона блестел золотой обод.

«Прекрасноликая богиня Запада! – возрадовался Сонциан. – Снова ты явилась ко мне на помощь! Ведь на демоне твой золотой обод. Сейчас я его усмирю!»

И Сонциан принялся читать заветную камишутту, которой обучила его богиня Запада. Стоило словам камишутты достигнуть золотого обода, как тот принялся гнать куницу из Такуана прочь.

Куница же изо всех сил уцепилась за всё, чем Такуан на неё походил. Пригодилось ей тут, что с детства, ещё прозываясь Хацукои, Такуан мечтал стать таким же прытким и ловким, как сама небесная куница Та Гуан. Пригодилось и то, что Такуаном мальчика прозвали в монастыре как раз за проделки, что подошли бы и самой кунице. Словом, никак у обода не выходило прогнать из головы небесную куницу.

Но зато сам Такуан почувствовал, что хватка куницы ослабла. Он изо всех сил закричал:

– Помогите мне, почтенные монахи! Сидит во мне куница Та Гуан, и всё это её проделки!

– Правда? – с недоверием сказал Сонциан. – А кто у меня обод украл? Тоже куница?

– Да! Куница! – попытался выкрутиться Такуан, но сказанная им ложь вдруг придала кунице сил. Она вонзила свои когти в мысли Такуана.

– Нет! Нет! Это я! – заорал Такуан благим голосом. – Я украл обод, и робу твою тоже!

– И ожерелье из монастыря?

– И ожерелье!

– Где оно? – спросил Сонциан, исполнившись нужной строгости. – Верни ожерелье, и тогда прогоню куницу из твоей головы.

– Нет у меня ожерелья, нет!

– Врёшь ведь!

– Правду говорю! – чуть не плакал Такуан.

– Где же оно тогда?

– Украл его у меня колдун! Брика-Брика-Брей! Толстый такой коротышка!

– Вор у вора украл, – назидательно сказал Сонциан.

– Перехитрил меня колдовством и выпустил куницу эту негодную. Из посоха!

– Какого такого посоха? – продолжал выспрашивать Сонциан, которому стало интересно, какой же в этот раз обман ему предстоит услышать.

– Золотого! – крикнул Такуан и взмолился снова: – Помогите же мне! Я всё вам верну! Найду колдуна этого и верну ожерелье!

– Ну, хорошо, – сказал Сонциан. – Поклянись тем, что тебе дороже всего.

– Матушкой своей и сестрицей клянусь! – вспомнил Такуан о своей семье.

Удовлетворённый, Сонциан взялся повторять охранную камишутту снова. Обод сжимался всё сильнее и сильнее вокруг небесной куницы, покуда наконец та не выдержала.

Но так хорошо куница оказалась с Такуаном связана, что даже у волшебного обода не получилось выгнать её прочь. Небесная куница Та Гуан попросту затаилась в мыслях Такуана, вернув ему тело в единоличное владение.

– Ура! – обрадовался Такуан и задрыгал ногами.

Руками пошевелить у него не вышло, поскольку волки по-прежнему крепко прижимали его к полу.

– Отпусти меня, уважаемый, – попросил Такуан теперь у монаха-комусо. – Мы ведь с тобой из одного монастыря оба, с Белой горы.

Дзаэмон посмотрел на Сонциана с вопросом: «Что делать с ним? Отпускать?» Сонциан кивнул, и волки отошли в сторону, освободив Такуана.

Тот вскочил на ноги и от радости взмахнул хвостом.

Только в этот момент Такуан понял, что хвост его никуда не делся, как никуда не пропала и золотистая шерсть. Всё это осталось у него в наследство от небесной куницы.

«Ну и ладно! Хвост – полезная штука! – так подумал Такуан. – А теперь пора отсюда выбираться!» Оставаться с монахом и тем более помогать ему он не собирался. «Глупый монах! – усмехнулся про себя Такуан. – Поверил мне!»

И Такуан прыгнул поближе к покрытому копотью камину, намереваясь выскочить через него на крышу.

Сонциан вновь принялся читать камишутту, и золотой обод сдавил Такуану голову.

– Отпусти меня, монах! – вскричал Такуан.

– А кто мне обещал помочь? – спросил его Сонциан.

Он покачал головой.

– Хорошо! Хорошо! Только обод разожми! – взмолился Такуан, падая на колени от боли.

Сонциан оборвал камишутту на полуслове, и обод ослабил хватку. Такуан остался на полу. Бежать во второй раз он больше не пробовал.

В обеденную залу стали возвращаться постояльцы, и первый же из них при виде Такуана крикнул:

– Вот он, оборотень! Бей его, монах!

Дзаэмон спокойно прошёл к своему столу, обтёр флейту о рукав своей робы и убрал в мешок.

– Успокойся, уважаемый, – спокойно ответил кричавшему Сонциан. – Никакой это не оборотень, а мой слуга и ученик. Вреда он тебе не причинит.

– Пусть тогда он порядок наведёт, – сказал трактирщик, оглядывая покрытые пеплом и копотью столы.

– Вот ещё, – ответил Такуан, которому вовсе не хотелось возиться с тряпками.

Сонциан же ничего не сказал, а принялся про себя читать камишутту. Такуан тотчас поменял своё мнение.

– Хорошо! Хорошо! Приберу тут сейчас. Где у вас тряпки?

И Такуан, похожий теперь на горную обезьяну, побрёл на кухню за тряпками и половым ведром.

О том, что произошло с монахами и хвостатым Такуаном дальше, читайте в следующей главе.

Глава двенадцатая
в которой повествуется о том, как Такуан получил новое имя, а также о том, как монахам удалось наконец вернуть изумрудное ожерелье богини Запада

Итак, после того как небесная куница поселилась у Такуана в голове, она повстречала странствующего монаха по имени Сонциан, которого Такуан обокрал некоторое время назад. Монах помог Такуану вновь овладеть своим телом. Однако полностью выгнать небесную куницу не удалось. Спрятавшись у Такуана в голове, куница оставила ему свою рыжую шерсть и хвост, который ловкостью своей теперь больше походил на обезьяний.

Такуан поклялся монаху вернуть украденное, но сделать это было можно, только изловив колдуна по имени Брикабрей. А колдун этот владел теперь не только изумрудным ожерельем, но и чёрной как смоль жемчужиной с песчаным демоном внутри.

Где искать колдуна, ни Такуан, ни монах не знали. Долго пришлось бы им бродить по уголкам Итаюинду, если бы колдун сам не попал им в руки. Но не будем забегать вперёд.

– Как тебя звать? – спросил у Такуана монах, когда на следующий день они вышли на дорогу.

– Такуан, – ответил тот и недовольно добавил: – В честь куницы Та Гуан, щука её побери.

– «Та» означает «царь», – промолвил монах. – А на царя ты вовсе не похож. Как твоих родичей прозывают?

– Цунь.

– Нарекаю тебя Цунь Гуан тогда, – промолвил монах. – Покуда ты у меня в услужении, так и буду тебя звать.

Цунь Гуан хотел было затеять спор, но лоб, покрасневший под заколдованным ободом, подсказал ему в этот раз промолчать. Промолчал и второй монах, что шёл рядом. Лицо этого монаха скрывала залатанная тростниковая шляпа, а рядом трусили два волка.

– Куда пойдём? – спросил монахов Цунь Гуан. – Не в Сурин только.

– Обойдём деревни в округе. Может, видели где этого колдуна, – рассудил Сонциан.

«О, Сиваньму, всеокая богиня Запада! – мысленно сотворил он молитву. – Пошли нам удачу! Пусть колдун сам к нам в руки придёт. Ну или хотя бы на след его наведи».

Монах не знал, что богиня Запада сейчас была занята совсем другими делами. Да и удачу просить следовало не у неё, а у семи богов, которые удачей заправляли. Поэтому ни в ближайшей деревне, ни в следующей за ней ничего про колдуна не знали.

Но затем удача всё же улыбнулась Сонциану. Не зря ведь говорят, что удача клюёт на молитву, как рыба на сухую лепёшку, – только если загодя мотылём прикормить. Так и в этот раз получилось: в третьей по счёту деревне Сонциан встретил своего старого знакомого – странствующего воина Ван Чжу Люцзы.

Тот сидел на рыночной площади с двумя огромными арбузами в ногах. Третий арбуз был расколот надвое, и Люцзы с громким хрустом вгрызался в сочную мякоть.

– Люцзы! – обрадованно воскликнул Сонциан.

– Монах, неужто ты это! – ответил ему Ван Чжу Люцзы, выплевав горсть арбузных косточек. – Ты же в Сурин пошёл? И что это за обезьяна с тобой?

– На себя посмотри, боров! – огрызнулся Цунь Гуан.

– Ах ты, наглец! – вскричал Люцзы и вскочил на ноги, побросав разложенные на коленях дольки арбуза.

Он ухватился за свою булаву каумодаки и обрушил её на Цунь Гуана. Точнее, на то место, где тот мгновение назад был.

Сам же Цунь Гуан отпрыгнул в сторону и с обезьяньей ловкостью вскарабкался на ближайшее дерево, которое оказалось яблоней. Он сорвал с ветки два спелых яблока и, хорошенько размахнувшись, метнул их в Чжу Люцзы.

Первое яблоко ударило Люцзы в плечо, а второе прилетело прямо в похожий на пятак нос. Ярость вскипела в голове странствующего воина, и глаза его налились кровью. Из ушей повалил зелёный дым. Сидевший внутри злобный бес полез наружу.

– Стойте! – крикнул Сонциан, но никто его не послушал.

Почуявшие злобного беса волки бросились на Чжу Люцзы. Тот отмахнулся булавой и зацепил белого волка так, что того вверх тормашками выбросило за высокий забор соседнего дома. Серый же волк увернулся от удара и ухватил Чжу Люцзы за правую ногу.

Люцзы не обратил на волка и толики внимания, как будто какой-то комар его укусил и только. Он выпустил булаву каумодаки из рук и подскочил к яблоне. Ухватив её своими мощными руками, Люцзы выдернул дерево из земли.

Цунь Гуан спрыгнул с дерева на забор и закачался там, удерживая равновесие хвостом.

Чжу Люцзы размахнулся вырванным деревом, которое тотчас выстрелило яблоками во все стороны, и вдарил по забору так, что тот повалился плашмя. Но Цунь Гуан снова успел увернуться. Он запрыгнул на телегу с глиняными горшками, что стояла поодаль.

Монах-комусо по имени Дзаэмон всё это время стоял без движения и наблюдал за боем. Его второй волк появился из-за упавшего забора и, увернувшись от следующего взмаха яблоней, вцепился Чжу Люцзы туда, где у поросят размещается хвост. Люцзы взревел и хлестнул себя по спине деревом, словно это был банный веник. Листья полетели во все стороны, но ни один из волков не разжал зубы.

Наконец и Дзаэмон вступил в схватку. Он выхватил из дорожного мешка свёрток с флейтой и, прочертив им в воздухе короткую дугу, ткнул Чжу Люцзы прямо в солнечное сплетение. Не останавливаясь ни на мгновение, Дзаэмон нанёс странствующему воину ещё четыре укола, всякий раз попадая в специальные точки на теле, известные только лекарям и мастерам воинских искусств.

Чжу Люцзы почувствовал, что и руки и ноги перестали его слушаться. Яблоня вывалилась у него из рук, а колени сами собой подогнулись. Люцзы с грохотом рухнул на землю прямо у ног Сонциана, подняв перемешанное с бесовским дымом облако пыли.

Сонциан присел и положил руку Люцзы на лоб. Он принялся читать восьмую камишутту, которая не раз уже его выручала. Бушующий в Люцзы злобный бес закорчился и нехотя попятился, прячась вглубь огромного живота Чжу Люцзы. А Цунь Гуан, сидевший на телеге, схватился руками за голову и кубарем покатился вниз.

– Прекрати! – закричал он монаху. – Он первый начал! Ну перестань!

Но Сонциан продолжил читать камишутту и повторял её до тех пор, пока зелёный дым вокруг Чжу Люцзы не рассеялся, а кровь не отхлынула от глаз странствующего воина.

– Ох, что же это нашло на меня, – виновато пробормотал Люцзы, оглядываясь на причинённый разгром. – Бесы попутали!

– Да у тебя, почтенный, и безо всяких бесов нрав горячее кузнечной печи, – ответствовал ему Сонциан. – Легко тебя раззадорить!

– Не люблю я, когда мой внешний вид поминают, – с виноватой сердитостью сказал Чжу Люцзы.

– Так и ты сам не обзывайся! – ответил ему Цунь Гуан, который всё ещё тёр виски. Всю минувшую ночь он пытался избавиться от золотого обода, но ничего у него так и не вышло.

– Кто же ты тогда? – спросил Цунь Гуана Люцзы.

– Это мой ученик, – ответил Сонциан, не желая вдаваться в подробности. – Цунь Гуаном его зовут.

– Я же известен как Ван Чжу Люцзы, странствующий воин и демоноборец, – назвал себя Люцзы. И повернулся к Дзаэмону: – А ты чего молчишь? Собаки у тебя будь здоров!

Монах-комусо только склонил голову. Волки смиренно лежали у него в ногах.

– Не ответит он тебе, Люцзы, – сказал Сонциан.

– Немой, что ли?

– Обет молчания. Всё, что скажет, услышат волки только.

– Вот как… – промолвил Чжу Люцзы.

Помолчав для приличия, он сказал:

– Беда со мной, монах! Поселились во мне бесы, и теперь стоит мне осерчать, никак остановиться не могу.

– Да уж видно! – съязвил Цунь Гуан, который тем временем подбирал раскатившиеся вокруг яблоки.

– Тихо ты! – одёрнул его Сонциан. – Есть у меня камишутта охранная, которую мне сама богиня Запада присоветовала. Будешь её читать, бесы твои уснут и спрячутся. Научить?

Таланта к заучиванию стихов у Люцзы не было, поэтому он вместо ответа припомнил кое-что другое:

– Монах! Я ведь нашёл вора твоего! Который ожерелье украл!

Сонциан с Цунь Гуаном переглянулись.

– Колдуна? – спросили они хором.

– Его самого! Бри-бра-брея.

– Брика-Брика-Брея, – поправил его Цунь Гуан.

– Точно!

– Где? – спросил Сонциан.

Чжу Люцзы замялся.

– Сбежал он от меня, – сказал он, потупившись.

Он поднял взгляд на Сонциана и вдруг, уставившись ему за спину, заорал:

– Вот же он! Держи его!

Все разом посмотрели туда, куда теперь указывала могучая рука Люцзы.

На окраине деревни, только что выступив из густых кустов смородины, стоял не кто иной, как Брикабрей собственной персоной.

«Спасибо тебе, всевидящая богиня Запада! – сотворил благодарность Сиваньму монах. – Привела ты колдуна прямо нам в руки». Но заслуга в этом была вовсе не богини Запада, а лисёнка по имени Дзин.

Это он заманил колдуна в смородиновые кусты, что во множестве росли вокруг деревни. Он же и вывел его прямо на собравшихся вокруг Чжу Люцзы охотников. Вот как это произошло.

С той самой поры, как овладевшая Такуаном куница бросила золотой посох и побежала разыскивать волшебные колбы, лисёнок по имени Дзин лежал в кустах подле высокого вяза и выжидал.

Стоило только кунице скрыться из виду, как лисёнок ухватил посох за один конец и уволок его глубоко в кусты, где хорошенько присыпал опавшей листвой. Найти посох по случайности теперь было никак невозможно. Оглядев свою работу, лисёнок остался доволен и улёгся рядом, положив острую мордочку на передние лапы.

Пока Брикабрей путешествовал в Мандалай и обратно, а Такуан, сменивший теперь имя на Цунь Гуана, искал его совсем в другой стороне, лисёнок и с места не сдвинулся. Он ждал того, что непременно должно было произойти.

И вот наконец ветки кустов на противоположной стороне поляны зашуршали и раздвинулись. Из кустов вышел, отряхивая поломанные ветки, низенький толстый колдун, звали которого Брикабрей.

В заплечном мешке у него лежали хорошо известные нам волшебные колбы, изумрудное ожерелье и чёрная как смоль жемчужина. А на уме у него была такая мысль: «Здесь где-то куница посох обронила. Тут он и остался, значит! Сейчас найду его, и будет у меня всё, что Тёмному Владыке надобно. Вот так я и заслужу его благодарность! Я! А не какой-то Люпин чванливый».

Брикабрей осмотрелся. «Вот вяз этот, – сказал он сам себе. – Значит, и посох рядом где-то быть должен». Он стал ходить по поляне кругами, нагибаясь и заглядывая под ветки окружавших поляну кустов.

Из-под одной такой ветки колдуну в ответ на пристальный взгляд мелькнули бусины глаз.

«Лисёнок! – вспомнил Брикабрей о том, как он в первый раз обнаружил посох. – Есть у него на волшебные вещицы нюх. Изловлю его и снова посох найду».

И колдун бросился в кусты, намереваясь поймать сидевшего там лисёнка. Но лисёнок не стал дожидаться, покуда коротенькие ручки Брикабрея ухватят его за хвост. Он выскочил на поляну и припал на передние лапы, виляя хвостом.

– Дразнишься! – воскликнул Брикабрей и вновь прыгнул на лисёнка.

Но куда было тягаться толстому колдуну с маленьким ловким лисёнком. Тот легко увернулся и шмыгнул в кусты.

– Не уйдёшь! – крикнул вслед ему Брикабрей и поспешил в погоню.

Хотя лисёнок и был вёртким и быстрым, ему никак было от колдуна не отделаться. Быть может, причиной тому была страсть погони, захватившая колдуна, а может быть, лисёнку и вовсе не хотелось насовсем убегать. Дзин за прошедшие дни вдоволь насиделся в кустах и теперь был рад поразмяться. К тому же наблюдать за тем, как снова и снова колдун беспомощно растягивался в траве, лисёнку весьма нравилось.

День уже повернул к вечеру, а Брикабрей всё гонялся за проворным лисёнком. Погоня вывела его из леса и привела к зарослям смородины, за которыми стояли деревенские дома. И вот, в очередной раз прыгнув на лисёнка, Брикабрей схватил руками только воздух и, прокатившись по опавшей листве, выехал из кустов на обочину дороги.

Дорога эта вела прямо на рыночную площадь, где колдун тут же заметил всех, кого ему хотелось видеть меньше всего: огромного странствующего воина Ван Чжу Люцзы, бродячего прорицателя, похожего теперь на горную обезьяну, и монаха-комусо, в ногах которого сидела пара волков. Рядом с ними стоял ещё один, незнакомый Брикабрею монах.

В тот же самый момент, когда колдун увидел Чжу Люцзы, и сам странствующий воин углядел Брикабрея.

– Держи его! – заорал Люцзы.

Его спутники тотчас обернулись и замерли от удивления.

Брикабрей опомнился первым. Он развернулся и бросился обратно в кусты смородины. Но споткнулся о лисёнка, который оказался у него прямо в ногах, и растянулся на земле. Впрочем, это его задержало только малую толику. В мгновение ока он уже бежал прочь по дороге.

Люцзы и Цунь Гуан бросились следом, оставив монахов позади. Они быстро настигали колдуна, который семенил своими короткими тонкими ножками.

Брикабрей понял, что убежать у него не выйдет, и, зажмурив свой страх, повернулся навстречу опасности. Он сунул руку в дорожную суму и вытащил оттуда три волшебные колбы.

Чжу Люцзы увидел знакомые колбы и вскричал:

– Сейчас он бесов выпустит!

Цунь Гуану и вовсе объяснения были не нужны. Он и сам прекрасно помнил, чем разбитые колбы закончились для разбойников. Он притормозил, на бегу соображая, что же делать.

Чжу Люцзы было уже не остановить. На полном ходу он врезался в колдуна и сбил того с ног. Брикабрей и странствующий воин покатились по дороге, поднимая облако пыли.

Волшебные колбы вылетели у колдуна из рук и, описав ровный полукруг, влетели в распахнутое окно коровника. Струи зелёного дыма брызнули изо всех щелей. В коровнике зашумело, и стены его затряслись крупной дрожью.

Бесы-оборотни вылетели из разбившихся колб и вселились в первого, кто попался им на пути – в дородного крестьянина, который сидел подле самой большой коровы с ведром в ногах. Крестьянин намеревался эту корову выдоить, но вместо этого упал на землю, раскинув руки. А бесы, получив в своё распоряжение его силу, принялись обращать стоящих рядом коров, которых было как раз три штуки, по числу бесов.

Ноги у коров раздались вширь, а копыта заострились. Они громко заревели и, стряхнув с себя путы, поднялись на задние ноги. Передние же ноги обратились в руки, вместо кистей которых по-прежнему оставались копыта.

Самая крупная корова ударила себя копытами в грудь и проревела:

– Ура! Свобода! Как же я в колбе засиделся!

Теперь в корове обитал оборотень, которого звали Львом. Шерсть на шее коровы выросла втрое и теперь напоминала львиную гриву. Оборотень-лев посмотрел на вымя, которое свисало посреди его живота, и попытался впихнуть его в себя.

Два других оборотня, которых звали Гиеной и Шакалом, засмеялись высокими голосами:

– На кого же ты стал похож, брат Лев!

– Заткнитесь вы! – гневно ответил им Лев.

«Побыстрей надо другое тело найти! – подумал он и посмотрел на раскинувшегося в ногах крестьянина. – Должны быть ещё люди в округе. Схватим их и получим нормальные тела».

Махнув остальным бесам рукой, лев-оборотень выскочил из коровника на свет. Оборотень-гиена и оборотень-шакал последовали за ним. Дважды приглашать их не нужно было – они и сами были бы рады новым телам.

Оказавшись на улице, оборотни столкнулись нос к носу со странствующим воином Чжу Люцзы, который держал за ногу низенького колдуна. Брикабрей болтался в воздухе словно мешок с морковью. Он голосил:

– Отпусти меня, боров треклятый!

Но в этот раз Люцзы устоял перед собственной гневливостью. Прочитанная монахом камишутта всё ещё звучала эхом в его похожей на колокол голове. Он собирался трясти колдуна до тех пор, пока из него не выпадет изумрудное ожерелье.

Сделать этого он не успел, потому что из коровника на него выскочили оборотни.

– Брат Кабан! – радостно воскликнул оборотень-лев, ошибочно приняв Люцзы за такого же оборотня, каков был он сам.

– Какой я тебе брат!

Тут уже Люцзы не выдержал. Он швырнул колдуна в сторону и, размахнувшись булавой каумодаки, которая была во второй его руке, приложил рогатого оборотня-льва прямо по рогам.

Тот опешил, пошатнулся и бросился на Чжу Люцзы, который поднял каумодаки для следующего удара. Дюжину раз противники сходились в поединке, но никто из них не мог другого пересилить.

Остальные оборотни хотели было помочь своему собрату, но тут в них полетели яблоки. Цунь Гуан закидывал ими оборотней, метко попадая то в глаз, то в нос. Оборотни завыли противными голосами и стали гоняться за Цунь Гуаном, который обезьяной скакал и по дороге, и по всему, что было рядом. Он кривлялся и строил рожи, чтобы раззадорить оборотней.

– Не поймаете меня, тупые коровы! – стал он дразниться. – Молоко только растрясёте.

От подобного обращения оборотни, которым коровий облик был не по нраву, совершенно ошалели. Гнев застлал им глаза, и ловить Цунь Гуана стало ещё сложнее.

Цунь Гуан же заметил, что Брикабрей, оставшийся без внимания, ползёт в кусты, держась обеими руками за дорожную сумку.

– Погоди ты! – крикнул он колдуну и прыгнул на него с крыши коровника, куда только что вскарабкался.

Колдун увернуться не успел и оказался у Цунь Гуана в руках. Тот схватил сумку хвостом и потянул на себя. Она разорвалась пополам, и колбы высыпались на дорогу. А ожерелье и жемчужина, которые были завёрнуты колдуном в отдельную тряпицу, зацепились в складках ткани и остались в той половине сумки, что досталась Цунь Гуану. Довольный добычей, он выпустил колдуна и перехватил сумку из хвоста в руки.

Развернув тряпицу, Цунь Гуан первым делом увидал ожерелье и закричал:

– Эй, монах! Ожерелье твоё у меня!

«Теперь-то монах меня отпустит», – радостно подумал он, совсем позабыв о схватке.

А колдун, воспользовавшись моментом, сгрёб рассыпанные колбы, сунул их за пазуху и бросился в кусты смородины. Лисёнок в этот раз не стал ему мешать, и Брикабрею удалось скрыться.

Оборотни же тем временем прыгнули на Чжу Люцзы втроём. Они так на него крепко наседали, что тому пришлось отступить.

– Помогай, монах! – завопил Люцзы, обращаясь к Дзаэмону.

Монах-комусо как раз подошёл к месту разгоревшейся схватки. Он дал сигнал волкам, которые бросились на помощь Чжу Люцзы. Втроём они стали теснить оборотней в сторону коровника.

– Не туда! – окрикнул странствующего воина Сонциан, который понял, что происходит.

Чжу Люцзы притворился, что отступает и, приманив оборотней в сторону, вновь перешёл в атаку. А Сонциан поспешил внутрь коровника, где обнаружил то, чего и ждал: захваченного бесами крестьянина, лежавшего без чувств на земляном полу. Монах наклонился к нему и положил руку на опрокинутую голову. Вполголоса, чтобы слова не долетали до золочёного обода на голове Цунь Гуана, монах принялся повторять охранную камишутту.

Бесам ничего не оставалось, как покинуть крестьянина. Тотчас же они потеряли власть и над захваченными коровами. Зелёным дымом бесы рассеялись в воздухе, оставив бедных коров лежать на дороге без чувств. Чжу Люцзы чуть было не расколол одной из них череп, но вовремя свернул булаву в сторону, и она лишь проделала глубокую яму в укатанной телегами земле.

Когда схватка закончилась, Цунь Гуан передал посланнику богини Запада изумрудное ожерелье, а также жемчужину, походившую на одну из волшебных колб. Только вот дым внутри жемчужины был не сизо-зелёным, а чёрным как ночь. Если приглядеться, можно было увидеть, как в нём проскакивают зелёные тени. В жемчужине был заключён песчаный демон, но Цунь Гуан этого не знал. И Сонциан тоже. Ясно им было одно: с камнем обращаться надо было осторожно.

Сонциан укутал жемчужину в тряпку и убрал в свою шкатулку для молитв. Шкатулку он вернул в свой дорожный мешок и следом положил туда и ожерелье.

– Вернул я тебе то, что украл, – сказал тогда монаху Цунь Гуан. – Снимай теперь обод с меня.

Монах подошёл к Цунь Гуану и совершенно безо всякого усилия стянул золотой амулет с головы Цунь Гуана.

– Ну наконец-то! – обрадовался Цунь Гуан и, переполненный чувством свободы, принялся скакать вокруг.

А Чжу Люцзы спросил у Сонциана так:

– Теперь что будем делать, монах? Ожерелье у тебя, волшебный свиток тоже.

– Пойдём к Молчаливому морю, – ответил ему Сонциан. – Будем тайник искать, в котором сокрыта частица Яньвана Умма-ё. Таково моё поручение от богини Запада. Благодарю тебя, всеокая Сиваньму, за то, что вернула нам ожерелье!

Опустившись на колени, монах принялся молиться.

После молитвы он задумался о том, какие опасности подстерегают его на пути. Он промолвил такие слова:

– Мало ли что нам по пути встретится. Может, разбойники, а может, и бесы.

И Сонциан обратился к Дзаэмону так:

– Позволь мне с просьбой к тебе обратиться, уважаемый брат. Составь нам с Люцзы компанию? Хоть он и могуч, волки твои нам не помешают.

Дзаэмон молча кивнул.

А Цунь Гуан, прослышав про бесов и разбойников, перестал прыгать и спросил:

– Уважаемые, можно и мне с вами?

Он вспомнил о своей давней мечте, когда он хотел стать охотником на демонов. В компании монахов ему оборотней встретилось больше, чем за всю прежнюю жизнь.

Сонциан недолго поразмыслил и согласился. Цунь Гуан снова запрыгал от восторга и предвкушения ждущих его приключений.

Переночевав на постоялом дворе, путники двинулись дальше в путь, который теперь лежал в сторону, откуда Сонциан изначально и прибыл. Парчовая гора была от Молчаливого моря совсем не далеко.

Чтобы срезать путь, посланники богини Запада сошли с торгового тракта и шли теперь узкой лесной тропой, где лошадям проехать было нельзя.

Два дня в пути им никто не попадался. Такуану стало скучно, и он то и дело забегал вперёд с криками:

– Эй, бесы лесные! Выходите драться! Что, страшно вам стало? Прячетесь от нас?

Но никто на дорогу не выходил. Однако чем дольше они шли, тем больше Цунь Гуану казалось, что кто-то за ними наблюдает. Так оно и было.

Следом за путниками крался бес-оборотень, которого звали Летучая Лисица. На лисицу он был совсем не похож, и видом своим напоминал помесь летучей мыши с лесной белкой. Из кожистых крыльев у него торчали заострённые когти, с помощью которых оборотень перескакивал с дерева на дерево, прячась от внимательных взглядов Цунь Гуана и скучающего взора Чжу Люцзы.

Наконец монахи, Цунь Гуан и Люцзы расположились на ночлег под ветками большого кедра. Припасы, которые они взяли с постоялого двора, подходили к концу, и спать все легли, не насытившись. Волки Дзаэмона и лисёнок по имени Дзин скрылись в лесу, чтобы добыть себе ужин самостоятельно.

Чжу Люцзы оголодал так, что не мог заснуть. Он беспокойно ворочался с бока на бок и наконец встал на ноги. В лунном свете он заметил, что спутники его крепко спят. Волки с лисёнком так и не вернулись. «Поймали небось кого-нибудь и наелись до отвала!» – с завистью подумал Люцзы.

Тут в кустах раздался шорох, который голодный воин принял за шебуршание лесного кролика. Пересохший рот Люцзы наполнился слюной. «Сейчас я тебя!» – подумал он и, осторожно ступая, подкрался к кустам. Шебуршание раздалось из-за кустов чуть поодаль. Люцзы двинул туда.

Шорох переместился чуть подальше, за густой куст жимолости. Чжу Люцзы не выдержал и бросился туда. Но кролика там не оказалось. Вместо этого соседний куст закачал ветками.

В своей погоне за кроликом Чжу Люцзы совсем упустил из вида спящих монахов и Цунь Гуана. Оборотень, который устроил шорох в кустах, на это и рассчитывал. Он специально наколдовал шебуршание, чтобы отманить Люцзы подальше. С огромным воином бесу-оборотню было не совладать, вот он и прибегнул к хитрости.

Стоило Люцзы скрыться из глаз, как оборотень спустился по стволу кедра с верхних его веток. Там он провёл весь вечер, выжидая, покуда путников не схватит крепкий сон. Довольный хитростью, он молнией помчался вниз, хватаясь острыми когтями за кедровую кору.

Спрыгнув на землю, оборотень осмотрел путников и определил спящего Сонциана, который даже во сне теперь не расставался со своим дорожным мешком.

Оборотень, не мешкая понапрасну, схватил Сонциана когтями и полез наверх.

Монах тотчас же проснулся и завопил спросонья истошным голосом:

– Помогите!

Такуан и Дзаэмон вскочили на ноги. Чжу Люцзы тоже услышал вопли монаха и поспешил на помощь. Но Сонциана рядом уже не было.

Оборотень забрался уже так высоко, что из-за густых кедровых веток его совсем не было видно. Довольный удавшимся планом, он не заметил, что в руках монаха дорожного мешка уже не было. От испуга Сонциан в первый же миг выпустил мешок из рук, и мешок теперь лежал внизу на траве, в ногах Чжу Люцзы. Но оборотень на это внимания не обратил. Он перехватил монаха в задние лапы и, раскинув крылья, полетел в логово, где его дожидались братья-оборотни и колдун, прибывший с той стороны Вечного моря.

Чтобы узнать о том, что приключилось с монахом дальше, читайте следующую главу.