Текст книги "Такуан из Кото"

Монах открыл глаза и тотчас взвизгнул от ужаса, увидев прямо перед собой похожее на свиную морду лицо странствующего воина.

– Извини ты меня, уважаемый, – виновато сказал монаху Чжу Люцзы. – Осерчал я. Не люблю, когда про уродство моё напоминают. Меня ведь и на самом деле изгнали с Небес. Правда, видать, глаза мне колет.

Сонциан присоединился к извинениям, и вскоре обиды были позабыты. Но как ни упрашивал Чжу Люцзы, ни одной даже крохотной маринованной сливы из большой залы ему не принесли. Потому, когда странствующий воин вернулся в гостевые покои, в животе у него бурчало от голода, а в голове – от разочарования.

В голове Цунь Гуана ходили совсем другие мысли. Весь вечер он вспоминал проделки, которые устраивал в монастыре Белой Горы, ещё будучи послушником по имени Хацукои. «Что бы мне и здесь этакого придумать?» – размышлял Цунь Гуан во время ужина. И в тот самый момент, когда Чжу Люцзы попотчевал неудачливого монаха по голове деревянной миской, Цунь Гуану в голову заскочила шальная мысль.

Когда трое спутников улеглись спать и глаза у Сонциана накрепко сомкнулись, Цунь Гуан раскрыл свои пошире и уставился ими на Чжу Люцзы. Тот беспокойно ворочался, переваливаясь с одного бока на другой, на спину и на живот. Голод не давал странствующему воину заснуть.

– Эй, Люцзы, – негромко позвал Цунь Гуан.

– Чего тебе? – ответил Чжу Люцзы.

– Перекусить хочешь?

– Так нечем!

– А как насчёт кушаний из большой залы?

– Ты не слышал, что ли? – недовольно пробурчал Люцзы. – Для небожителей они.

– Вот как раз это нам и поможет! – сказал ему Цунь Гуан и поделился своим планом.

О том, что задумал хвостатый Цунь Гуан и что из этого вышло, читайте в следующей главе.

Глава пятая
в которой повествуется о проделке, что Цунь Гуан устроил в монастыре Золотой вершины, а также о том, как ему достался золотой обод богини Запада

Итак, Сонциан и его спутники добрались до монастыря Золотой вершины, где их тепло приняли и накормили ужином. Однако скромной монашеской трапезы для Чжу Люцзы оказалось мало. Поэтому он ворочался на кровати, безуспешно пытаясь найти сон. Это приметил Цунь Гуан, который ещё во время ужина задумал проказу. Вернее, проказу эту нашептала куница, спрятавшаяся у него в сердце.

– Хочешь перекусить? – спросил Цунь Гуан у Чжу Люцзы. – Тогда пойдём.

И Цунь Гуан бесшумно выскользнул из гостевых покоев, прихватив золотой посох. Чжу Люцзы на цыпочках пошёл следом. Деревянные половицы заскрипели под его весом. Странствующий воин замер и бросил взгляд на спящего Сонциана, но тот даже не пошевельнулся. Чжу Люцзы с облегчением выдохнул и, пригнувшись, шагнул за порог.

Не успел он сделать и шага в сторону обеденной залы, как Цунь Гуан потянул его совсем в другую сторону.

– Там, в дальнем храме, – показал он в сторону расположенной поодаль молельни, – настоятель медитирует. Ждёт, пока небожители к нему заявятся.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво сказал Чжу Люцзы.

– Подслушал, что монахи говорят, – ответил Цунь Гуан с немалой гордостью.

Ведь пока Чжу Люцзы размахивал миской, а Сонциан приносил извинения, Цунь Гуан в оба уха слушал, о чём совещались посвящённые монахи. Так он узнал, что настоятель монастыря весь день провёл в молельной зале.

– Настоятель про нас ничего не знает, – продолжил Цунь Гуан. – Проберёмся к нему и небожителями прикинемся. Потребуем от него праздничных кушаний.

При упоминании кушаний глаза у Люцзы наполнились желанием, и дальнейших уговоров не потребовалось. На пару с Цунь Гуаном странствующий воин прокрался к заднему входу в молельню.

Дверь оказалась заперта. Чжу Люцзы, всё ещё переполненный голодом, хотел было её выломать, но Цунь Гуан его остановил. Приложив палец к губам, он протянул Люцзы посох, а сам ловко вскарабкался под самую крышу и пролез в припотолочное окно. Из-за двери тотчас же раздался шорох, и она отошла в сторону. В проёме возник Цунь Гуан, который прошептал:

– Пойдём, чего стоишь, – и поманил Люцзы внутрь.

В молельной зале стоял полумрак. Три дюжины свечей дрожали небольшими огоньками, подсвечивая контуры Люцзы и Цунь Гуана. Отбрасываемые тени плясали на приалтарной стене. В красном углу стояли несколько конических сосудов, предназначенных небожителям.

Посреди залы на джутовой циновке сидел настоятель, облачённый в белую робу с широким, откинутым на спину капюшоном. Кисти рук покоились без движения на бёдрах, а пальцы плавно сплетались в священные мудры.

– Заснул, что ли? – сказал Чжу Люцзы недовольным тоном.

– Медитирует, – пояснил Цунь Гуан, который в настоятельских делах немного разбирался.

Он выдернул из своего хвоста длинную шерстинку и, подобравшись к настоятелю вплотную, принялся щекотать его левую ноздрю.

Настоятель поморщился, но глаз не открыл. «Не отвлекайся!» – приказал он себе и тем самым отвлёкся. Признать это настоятель не захотел, поэтому дал себе ещё один приказ. «Сосредоточься! Зачем ты сидишь медитируешь? Хочешь небожителей повидать небось?» – с негодованием подумал он и зажмурился для пущего усердия.

«Готово!» – обрадовался Цунь Гуан. По напряженному лицу настоятеля он понял, что медитация оборвалась. Цунь Гуан продолжил щекотать настоятелю нос и не останавливался до тех пор, пока настоятель не сморщился, как маринованная слива.

Волны напряжения пробежали по лицу настоятеля, и он громко чихнул.

Цунь Гуан отпрыгнул к Люцзы и приосанился.

– Приветствую тебя, настоятель! – сказал он важным тоном. – Небожители к тебе в гости пожаловали!

Настоятель прищурился. В дрожащем свете Цунь Гуан показался ему достаточно грозным, а уж Люцзы так и вовсе предстал великаном. «Небесные Цари!» – подумал тут настоятель и посмотрел в красный угол. Конусы так и стояли там нетронутыми. Но это не вызвало у настоятеля подозрений. Так сильно хотел он встречи с небожителями, что принял слова Цунь Гуана за чистую воду.

Переполняемый возбуждением, настоятель простёрся ниц. Он промолвил:

– Почтеннейшие Небесные Цари! Как рад я вас видеть в нашей обители! Позвольте вручить вам от моего сердца наичистейшие дары.

– Да-да, – поспешил Чжу Люцзы. – Неси их сюда из большой залы.

«Из большой залы?» – с удивлением подумал настоятель. Он, как и прочие настоятели, хранил уговор между монастырями и небожителями. И обыкновенная мирская пища в этот уговор не входила. Но тут настоятель второй раз выпустил сомнения прочь, как отпускают карпа в лесной пруд.

– Всё, что угодно вам, почтеннейшие! – сказал он. – Немедля пробужу своих монахов. И глазом не моргнёте, как всё будет здесь. Или желаете сами в большую залу проследовать?

Цунь Гуан и Чжу Люцзы переглянулись.

– У тебя в гостях мы, настоятель, – сказал Цунь Гуан, пристукнув посохом в пол. – Незачем остальных будить.

Чжу Люцзы был иного мнения.

– Возьми пару послушников, чтобы побольше лакомств захватить, – сказал он.

– Но в молельню не входят пусть, – торопливо добавил Цунь Гуан.

Настоятель, не поднимаясь с колен, выполз наружу четвереньками вперёд. Со всех ног он помчался на кухню, где послушники до сих пор убирали оставшуюся после ужина посуду.

– Ты и ты ещё, – показал настоятель пальцем на двоих послушников. – За мной.

Он привёл их в большую залу и повелел набрать как можно больше самых лучших кушаний из тех, что были там разложены. В ответ на их вопрошающий взгляд настоятель сказал:

– Небожители пришли ко мне!

Послушники не стали настоятелю перечить, хотя про себя каждый из них подумал так: «Проголодался настоятель, видно. Устал от медитаций своих. А кушаний тут много, чай, не убудет». Поэтому вскоре у дверей молельни стояли настоятель и гружённые кушаньями послушники.

– Оставьте здесь, у входа, – повелел настоятель.

Уложив принесённые лакомства, послушники отправились на кухню, где поделились мыслями друг с другом и обнаружили их полное сходство. Нет там небожителей никаких, догадались они. Настоятель для себя кушанья выбрал.

Ну а настоятель в это время самолично втащил принесённые лакомства в молельню.

– Угощайтесь, почтеннейшие, – смиренно произнёс он.

Чжу Люцзы дважды уговаривать не пришлось. Он шлёпнулся на пол и принялся за обе щеки уплетать выставленные кушанья. Цунь Гуан выбрал себе парочку иссиня-чёрных слив и, хорошенько прожевав мякоть, взвесил косточки в ладони.

Размахнувшись, он швырнул их в красный угол. Перевернувшись в воздухе, косточки ударили в один из волшебных конусов, где тотчас же образовались две дырки. Из дыр повалил белый пар и быстро окутал молельню. Настоятель в почтении простёрся ниц.

– Бежим! – толкнул Цунь Гуан странствующего воина в бок.

– Погоди, – с набитым ртом ответствовал Люцзы. – Сейчас!

Он прихватил в каждую руку по здоровенному пирогу с баклажанами. Жуя на ходу, Люцзы выскочил из молельни вслед за Цунь Гуаном, который уже был на полпути к гостевым покоям.

Там Чжу Люцзы улёгся на полати и через мгновение уже спал крепким сытым сном. Цунь Гуан последовал его примеру. Он был доволен своей проделкой.

Окутавший же настоятеля белый пар тем временем рассеялся. Настоятель огляделся и не заметил вокруг небожителей. «Благодарю вас за визит!» – с трепетом в голосе произнёс настоятель и вновь уселся медитировать.

Ночь пролетела как одно мгновение и не принесла вещих снов ни Цунь Гуану, ни Люцзы, ни даже Сонциану. Монах проснулся от шума, доносившегося из храма. Он прислушался и тотчас подскочил от удивления. Из глубины храма доносился голос настоятеля, который орал:

– Что ты мелешь! Небесные Цари ко мне приходили. Пока я всю ночь медитировал. Отправляйся в молельню тотчас. Прибери там, что осталось. И садись опустошайся. Ишь, что придумал!

– Почтеннейший Пандаэмон-бханте! – отвечал ему голос, в котором Сонциан узнал послушника, что вчера привёл их в гостевые покои. – Кто же к вам приходил? Дзикокутен? Или Бисямонтен? Может быть, Дзотётен?

– Не представились они, да я и не спрашивал, – ответил настоятель. – Двое было их. Один здоровенный такой, под самый потолок ростом. А второй, хоть и чуть поменьше…

Настоятеля посетила догадка:

– Хачиман это был! Точно! На обезьяну похож, как в Двенадцати Книгах написано.

Услышав это, Сонциан догадался, что произошло. И кто был в том виноват.

– Цунь Гуан! – грозно сказал он.

До сих пор дремавший Цунь Гуан раскрыл полные недовольства глаза.

– Случилось чего? – спросил он, нащупывая посох, убранный под полати.

– Что ты натворил, негодник? – продолжил Сонциан.

Цунь Гуан с притворным непониманием закрутил головой.

– Кто? Я? Так я же спал всю ночь.

В этот момент Чжу Люцзы перевернулся с боку на бок и, не покидая сна, пробормотал:

– Неси нам ещё кушаний, настоятель.

Цунь Гуан поморщился. Отпираться теперь было бесполезно.

А Сонциан, выхватив припрятанный в кармане золотой обод, нахлобучил его Цунь Гуану на голову и принялся громко читать восьмую камишутту. Обод сжал Цунь Гуану виски так, что тот упал ниц, охватил голову руками и принялся кататься по полу.

Куница, которая было выбралась из своего логова благодаря ночной проделке, закрутилась у Цунь Гуана в голове и спряталась ещё глубже, чем раньше. Сам Цунь Гуан взмолился:

– Перестань ты меня мучить!

– А ты перестань без толку проказничать, – отвечал ему Сонциан. – Ладно бы ты какого беса провёл. Настоятель-то чем у тебя провинился?

На это Цунь Гуану ответить было нечего. Будучи Такуаном, он хоть и устраивал проделки, но виноватыми в них находил самих пострадавших: жадных братьев Ту, хвастливого Даньяна, заносчивого Бао Чжу. Настоятель монастыря Золотой вершины если и был в чём виноват, так лишь в том, что через меру хотел повидать небожителей.

– Придётся тебе перед настоятелем извиниться и покаяться, – продолжил Сонциан. – Объяснить ему, что произошло.

Покуда они с Цунь Гуаном разговаривали, золотой обод отпустил свою хватку. Монах не стал продолжать камишутту, а Цунь Гуан, всё ещё схватившись за голову, медленно поднялся на ноги. Смотря себе под ноги, он отправился к настоятелю.

– Хачиман! – воскликнул тот, когда увидел Цунь Гуана.

И хотел было простереться ниц в поклоне, но стоявший рядом послушник поспешил его остановить. Он промолвил так:

– Это ведь Сонциана ученик! Не далее как вчера я их поселил в гостевых покоях.

– Прости меня, почтенный! – с этими словами Цунь Гуан упал на колени. – Не Хачиман я, и даже никакой из Небесных Царей. Зовут меня Цунь Гуан, и я путешествую с монахом, который тебе должен быть известен. И с воином Чжу Люцзы. Это с ним я вчера прокрался в твой храм и помешал медитации. Очень уж нам захотелось кушаний праздничных отведать.

– Ах ты, негодный! Как ты посмел! – вскричал тут настоятель, который теперь вспомнил всё, на что не обращал внимания ночью.

Он приказал стоявшим тут послушникам:

– Ну-ка, всыпьте как следует ему!

Послушники разом набросились на Цунь Гуана, но тот увернулся и, проскользнув у одного из послушников между ног, запрыгнул на опорную потолочную балку. Там он зацепился хвостом и, свесившись вниз головой, крикнул:

– Я же сам перед тобой покаялся! Старый дурак!

Настоятель от гнева подпрыгнул на месте.

Тут со стороны улицы донеслось:

– Цунь Гуан для меня постарался. Ведь это я остался на ужине голодным.

В залу шагнул Чжу Люцзы. Половицы жалобно скрипнули.

Настоятель вздёрнул руку, чтобы дать послушникам новое указание – всыпать странствующему воину. Послушники уже догадались, что за этим последует, и заранее перепугались. Настоятель потряс кулаком, но сказать ничего не успел, потому что следом за странствующим воином в дверях появился и Сонциан.

– Цунь Гуан ведь мой ученик, – сказал он, склонив голову. – Значит, это мне следует перед тобой отвечать.

Увидав монаха, настоятель смягчил своё сердце.

– Уважаемый Сонциан, – сказал он, – как же я рад снова тебя увидать. Что до учеников твоих нерадивых, то я их прощаю.

Чжу Люцзы хотел было настоятелю возразить, что никакой не ученик он, но благоразумно промолчал. А Цунь Гуан, отцепившись от потолка, ловко спрыгнул вниз и встал рядом со странствующим воином и Сонцианом.

– Ну, теперь, когда всё улажено, можно и позавтракать! – сказал он.

– Позавтракать было бы совсем недурно, – согласился Чжу Люцзы, который успел снова проголодаться за всеми этими извинениями и покаяниями.

Настоятель хотел опять было разозлиться, но смиренный вид Сонциана, который всё так же не поднимал головы, его расхолодил. Он приказал послушникам проводить Цунь Гуана и Люцзы в обеденную залу, где тех накормили всем тем же, что подавали за ужином.

Оставшись наедине с Сонцианом, настоятель поспешил к нему и, пожав обе руки, как полагалось, сказал так:

– Раз ты у нас во второй раз появился, то держишь, должно быть, обратный путь. Нашёл, зачем тебя богиня Запада посылала?

– Нашёл, и даже больше! – ответствовал Сонциан.

Без промедления он поведал настоятелю о приключениях, выпавших на его долю, а также о том, какая открылась ему тайна.

– В том и было настоящее поручение наимудрейшей Сиваньму, – сказал он. – Воистину, не может обыкновенный человек с небожителями сравниться умом.

Настоятель вспомнил о своей ночной глупости и поморщился. Сонциан поспешил перевести тему:

– Теперь, когда мне известен стал путь, которым и мы, монахи, и обычные люди, живущие в миру, сможем противостоять голодным бесам. – Сонциан перевёл дух, такое вышло у него длинное вступление. Затем он продолжил. – Я теперь посвящу свою жизнь тому, чтобы разделить это знание со всеми.

– Воистину так, уважаемый, – ответил ему настоятель.

– Первым я выбрал монастырь Золотой вершины, – сказал Сонциан важным тоном.

– Это великая честь! – склонил голову настоятель.

Ему польстило, что первым на пути Сонциана стал его монастырь. Хоть и было это случайностью, настоятель увидел в этом небесную мудрость. Но тут он вспомнил про Цунь Гуана и Люцзы. Оставлять их при храме настоятелю совсем не хотелось.

– Как же ученики твои? – спросил он. – С тобой останутся?

– Нет, – ответил Сонциан, заметив, как сбежались к носу лобные морщины настоятеля. – Им начертан другой путь. Позавтракают и дальше двинутся.

Настоятель этому так обрадовался, что разрешил угостить монашеских учеников разложенными в большой зале абрикосовыми пирогами, хоть это и было против правил.

После завтрака Сонциан подошёл к Цунь Гуану и произнёс так:

– Верно ты поступил, что извинился. Вот и настоятель на тебя зла больше не держит.

Цунь Гуан же, пока угощался сладкими пирогами, поразмыслил над произошедшим и решил, что это куница его соблазнила. О чём и рассказал монаху:

– Куница эта негодная! До сих пор внутри где-то сидит. Никакого с ней сладу нет!

Сонциан улыбнулся в ответ:

– Всяк на голодных бесов своих готов переложить вину. Но и на бесов управа есть.

Цунь Гуан на всякий случай схватился за голову. Но Сонциан читать камишутту не стал. Вместо этого он подошёл к Цунь Гуану вплотную и стянул с его головы золотой обод.

– Теперь твоя воля в твоих руках, – сказал он. – Запомни камишутту и сам её читай. Тогда ни кунице тобой не овладеть, ни другим бесам.

Цунь Гуан запрыгал от восторга, ведь обода на голове у него больше не было и он мог делать, что душе пожелается. Почуявшая свободу куница попыталась было одолеть его изнутри, но, подметив огненный блеск в глазах Цунь Гуана, монах начал громко читать камишутту.

Цунь Гуан, который и сам обнаружил кунье присутствие, присоединился к монаху. Куница поняла, что ничего у неё не выйдет, и запряталась обратно.

– Вот видишь, – сказал монах Цунь Гуану.

– Вижу, – закивал тот, всё ещё обрадованный тем, что голова у него теперь была свободной.

А Сонциан протянул ему золотой обод:

– Тебе он в дороге больше пригодится. Мне же в монастыре бояться нечего.

Цунь Гуан спрятал обод за пазуху, а монах, пожав ему обе руки, пошёл в обеденную залу, где до сих пор завтракал Чжу Люцзы.

– Пришла пора нам проститься, – сказал он.

Чжу Люцзы закивал. Рот у него был набит спелыми абрикосами.

– Я в монастыре остаюсь, – продолжил Сонциан. – Ну а ты дальше следуй. Вот всё необходимое.

С этими словами монах выложил на стол перед Чжу Люцзы волшебный свиток, а также шкатулку, в которой хранились изумрудное ожерелье и жемчужина, чёрная как смоль.

– Неужто они тебе не нужны? – сказал Люцзы, наконец управившись с абрикосами.

– У меня теперь иные заботы, – ответил Сонциан.

Поскольку Чжу Люцзы и сам получил нужные указания в своём вещем сне, он дважды не стал монаха спрашивать и сгрёб волшебные вещи в дорожный мешок. После чего набил мешок припасами так, что прочные швы затрещали.

Сопровождаемый Цунь Гуаном, странствующий воин вышел за ворота монастыря. Там их ждал Дзаэмон, который – как будто не прошли уже почти целые сутки – всё так же сидел на земле и упражнялся в игре на флейте. Волки лежали у его ног двумя меховыми кучами.

При виде Люцзы и Цунь Гуана монах-комусо поправил свою соломенную шляпу и пружиной поднялся на ноги. Втроём путники зашагали вниз по вытоптанной паломниками дороге.

Спустя дюжину шагов Цунь Гуан почувствовал, что из придорожных кустов кто-то на его смотрит. Он подскочил к кустам и поднял посох, чтобы хорошенько огреть разбойника, по его мнению, там прячущегося. Но из шевелившихся веток на дорогу выпрыгнул только маленький лисёнок.

– Дзин! – обрадованно промолвил Цунь Гуан и сразу похвастался: – Обода у меня больше нет на голове! И куницу я теперь сам усмирить могу.

Лисёнок в ответ повалился на спину и задрыгал ногами. Цунь Гуан пощекотал ему живот, а затем поднял лисёнка на руки и спрятал за пазухой.

Дорога к подножию горы закончилась большими деревянными воротами. Мимо ворот шёл торговый путь, на котором ни одной повозки не было видно.

Зато у самих ворот их ждала девушка, от красоты которой затрепетал бы даже Сонциан, хоть это и стало бы нарушением его обетов. На девушке было плотное дорожное платье, на ногах – высокие тряпичные туфли и плетённые из лозы сандалии. Аккуратно уложенные волосы покрывал платок, из-под которого выбивался поблёскивающий на солнце золотистый локон.

О том, что это была за девушка, читайте в следующей главе.

Глава шестая
в которой повествуется о той, кто встретился Цунь Гуану и его спутникам, а также о том, как они оказались в Сурине и что там с ними произошло

Итак, Цунь Гуан, Чжу Люцзы и монах-комусо по имени Дзаэмон покинули монастырь Золотой вершины и направились в сторону Молчаливого моря, чтобы отыскать там волшебные вещи Яньвана Умма-ё. Только они спустились с монастырской горы, как им встретилась девушка, глаза которой блестели изумрудно-зелёным цветом. Одета была она весьма скромно, и платье у неё уже покрылось слоем дорожной пыли.

Первым девушку заметил Дзаэмон, который тотчас же поспешил к ней и заключил в свои объятья. Оба волка его радостно прыгали вокруг. Затем монах взял девушку за руку и подвёл к своим спутникам.

Цунь Гуан первым сообразил, что давший обет молчания Дзаэмон представить никого не сможет, и сказал так:

– Меня звать Цунь Гуан, таково моё ученическое имя. Мирское же моё имя Такуан, и родом я из деревни Кото.

Девушка скромно наклонила голову в поклоне и сказала в ответ:

– Цинь Бао. А ты, уважаемый, часом не Ван Чжу Люцзы, знаменитый странствующий воин?

Щёки Люцзы покраснели от важности. Ему стало приятно, что воинская слава следует впереди него.

– Он и есть! – сказал он.

Люцзы хотел расспросить девушку обо всех подробностях своей славы, но сделать этого не успел. Такуан, схваченный любопытством изнутри, перебил странствующего воина:

– Как вы с монахом друг друга знаете?

Цинь Бао бросила взгляд на Дзаэмона и крепко сжала руку монаха. Глаза Дзаэмона блеснули через прорезь в шляпе. Ясно было, что девушку и монаха связывают давние чувства.

«Никак ещё до монашества знакомы были», – порешил Цунь Гуан и дальше расспрашивать не стал. К тому же в голове у него всплыли слова Чжу Люцзы: «Какую-то Цинь Бао монах разыскивает».

Люцзы поймал мгновение тишины и наконец спросил, что хотел:

– Что говорят обо мне? – сказал он.

– Хвалят силу твою и аппетит, – уклончиво ответила Цинь Бао.

«И верно, – подумал Люцзы. – Есть за это меня похвалить!» И похлопал себя по животу, куда уже пробирался так хорошо знакомый ему голод.

– Что же мы стоим! – поторопил своих спутников Чжу Люцзы. – Пойдём дальше!

– Деревня в той стороне, час до неё ходьбы, – показала Цинь Бао рукой туда, где дорога пряталась за холм.

– Решено! – обрадовался странствующий воин.

«Там и подкрепиться можно», – подумал он. Хотя заплечный мешок воина и распирали захваченные из монастыря припасы, пропустить деревенский ужин Люцзы не хотел.

Дорога, по которой шли Цунь Гуан и его спутники, привела их в деревню, что стояла на одной из четырёх рек.

Солнце уже почти спряталось за вершинами отдалённых гор, поэтому путешественники остановились на ночлег в деревне. Чжу Люцзы получил свой ужин, а Дзаэмон с Цинь Бао отправились на отдалённый мыс, откуда вскоре донеслись нежные звуки флейты.

На следующее утро Цунь Гуан проснулся от хруста, с которым челюсти Чжу Люцзы разламывали рыбные кости. Потянувшись, Цунь Гуан спросил:

– Куда теперь отправимся?

Чжу Люцзы развернул волшебный свиток и перечитал первую строфу:

 
На горных склонах самого Молчаливого моря,
Там, где воды Жёлтой реки размывают песок,
Между монастырём Остроконечных Пиков и Белой горой.
 

– Нам бы до Жёлтой реки дойти, – сказал Люцзы. – Здешняя ведь не жёлтая? Вроде не пахнет.

В устройстве страны Итаюинду воин был не силён. Пораскинув мыслью несколько раз, Чжу Люцзы поднялся с циновки и вышел к причалу.

– Эй, уважаемый! – окликнул он сидевшего на пристани лодочника. – Куда река эта ведёт?

– До самого Круйтепа можно добраться, – отвечал ему лодочник. – А дальше к Придонному морю.

– Придонное ведь не Молчаливое? – поразмыслил вслух Люцзы.

Лодочник уловил, что неспроста огромный странствующий воин задаёт вопросы о реках.

– Куда вам надобно, уважаемый? – сказал он.

Чжу Люцзы в ответ произнёс три стихотворные строки.

– Знаешь, о чём речь? – спросил он у лодочника.

Лодочник наморщил лоб, как если бы крепко задумался. В стихах он понимал ещё меньше, чем Чжу Люцзы понимал в устройстве рек и морей. Но упускать почти верную сделку не стал. Он сказал так:

– Доберётесь до Круйтепа, а там уже подскажут.

Кто подскажет, лодочник не сказал, потому как и сам того не знал.

Цунь Гуан прослышал о Круйтепе и тотчас же вспомнил о своей семье. Он запрыгал от радости.

– Поедем в Круйтеп! – заявил он. – Матушка моя и сестра родная там живут!

Чжу Люцзы прикинул, что всякое направление лучше никакого, а уж матушка Цунь Гуана наверняка превосходно готовит. На всякий случай он оглянулся вокруг и обнаружил, что к пристани уже подошли Цинь Бао с Дзаэмоном в сопровождении волков.

– Говорят, в Круйтеп дальше, – сказал им Чжу Люцзы.

Дзаэмон промолчал, а Цинь Бао спросила мягким голосом:

– Что же там?

– Там подскажут, – показал Люцзы на лодочника.

– Что? – переспросила Цинь Бао.

– Как нам поскорей до Жёлтой реки добраться, – ответил Люцзы.

Вдаваться в объяснения Люцзы не стал. А Цинь Бао удовольствовалась ответом странствующего воина.

Поэтому вскоре путешественники загрузились в лодку, которая под весом Чжу Люцзы просела так глубоко, что лодочнику пришлось вынуть из неё весь прочий груз.

Не успело солнце коснуться верхушек отдалённых гор, как лодка привезла Цунь Гуана и его спутников в шумный город, лежавший на изгибе реки.

Название городу было Сурин, и был он столицей княжества Четырёх Рек. Цунь Гуану этот город был хорошо знаком. Стоило только причалить, как он уже принялся уговаривать друзей:

– Не будем задерживаться! Плывём дальше!

Но лодочнику необходимо было передохнуть, а Чжу Люцзы – подкрепиться. Все припасы из мешка испарились ещё во время завтрака. Поэтому Цунь Гуану не оставалось ничего, как смириться и сойти на берег за своими спутниками.

Чжу Люцзы первым делом направился к ближайшей лавке, Цинь Бао, выпустив наконец руку Дзаэмона, подошла к лотку, на котором стекольщик выставлял простецкие украшения. Дзаэмон же потрепал серого волка по загривку, уселся на причале и достал флейту. Цунь Гуан примостился рядом, стараясь не привлекать внимания. Хотя было это довольно сложно, ведь с головы до ног он теперь покрыт был золотисто-рыжей шерстью. Да и поблёскивающий на солнце посох сложно было не заметить. «На известного здесь Такуана я в этом облике совсем не похож», – подумал Цунь Гуан и успокоился. Он подскочил с причала и отправился догонять Люцзы.

А тот со всей внимательностью рассматривал жаренных в кляре судаков, уже прикидывая, с какого начать. Наконец он выбрал самого крупного и протянул руку, чтобы его схватить. Но тут Люцзы услышал позади громкий незнакомый голос:

– Эй, уважаемый!

«Кого ещё будут так звать? – подумал Чжу Люцзы. – Ведь это обо мне слава по стране идёт». Наполнившись важностью, он обернулся и увидел княжеских стражников и престарелого повара. Того самого, который совсем недавно сообщил князю Бао Чжу и принцу Даньяну о своей необычной встрече и был отправлен с поручением. Нам это уже хорошо известно, а вот Чжу Люцзы об этом узнать было неоткуда.

Повар склонился в поклоне и произнёс:

– Князь Бао Чжу приглашает с ним отобедать. Вас и ваших спутников.

Повар был неглуп и сообразил, с кого приглашение начать. Чжу Люцзы тотчас позабыл о судаках и сказал такие слова:

– Сочту за честь отобедать с почтенным князем. Ведите меня к нему!

– Князь со всем уважением просит и вас присоединиться к обеду, – добавил повар, обратившись к Цинь Бао.

А Цинь Бао спросила в ответ:

– Тот ли это князь, что приходится наследником князю Бао Гунь? Не у него ли всем известная коллекция статуй с диковинными глазами?

– Он самый, уважаемая, – ответил ей повар.

С каждым взглядом он всё больше замечал сходство между прекрасной Цинь Бао и погибшей от чёрного недуга первой женой князя Бао Гунь.

– И вас, уважаемый… – повар замялся, рассматривая покрытого шерстью Цунь Гуана. Таких диковинных людей ему ещё не приходилось встречать.

– Я, пожалуй, откажусь, – ответил Цунь Гуан и добавил: – Со всем почтением.

– Князь настаивает, – сказал один из стражников таким тоном, что Цунь Гуан перехватил свой посох.

Тут Цинь Бао положила свою ладонь на плечо Цунь Гуана и промолвила:

– Когда сам князь на обед приглашает, не стоит шум поднимать. О чём твоё беспокойство?

– Устал я с дороги, – ответил Цунь Гуан. И тут же поправился: – Ноги затекли.

– У князя Бао Чжу самый лучший ножной лекарь, – сказал повар. – Ноги часто у князя болят.

Причиной тому были долгие часы, который ленивый Бао Чжу проводил за трапезой не вставая. Но в присутствии стражников повар не стал об этом говорить.

Цунь Гуан промолчал, не зная, что ещё придумать. И вспомнил мысль, что крутилась в голове чуть ранее. «Никто меня в таком облике не узнает», такая была это мысль. Тогда он прибавил ещё одну, что пришла откуда-то из глубин его сердца: «Однажды провёл ты уже князя, неужто и второй раз не проведёшь».

– Ну ладно! – сказал он и помахал Дзаэмону рукой.

Но монах сидел на пристани, погрузившись в медитацию, и на Цунь Гуана внимания не обратил.

Цинь Бао подошла к Дзаэмону и поведала ему о своих планах, а потом вернулась к повару и сказал так:

– Раз всё теперь решено, уважаемый, проводи нас в замок.

Повар пошёл вперёд, указывая дорогу. За ним последовали Цинь Бао, Цунь Гуан и Чжу Люцзы, мысли которого занимал только один вопрос: «Какими блюдами нас в замке будут потчевать?» А лисёнок по имени Дзин смотрел им вслед, спрятавшись в аккуратно свёрнутом канате, что лежал на дне одной из лодок.

В замке гостей встретили как полагается. Без особой спешки – к недовольству Чжу Люцзы – их препроводили в умывальню, где приготовлены были вёдра с прозрачной колодезной водой. Смыв дорожную пыль и оставив под присмотром слуг боевую палицу с посохом, путники прошли в обеденную залу.

На мягких подушках там восседали князь Бао Чжу и принц Даньян Арра-ё, увидеть которого Цунь Гуан совсем не ожидал.

Гостей пригласили к столу, где уже стояли всяческие кушанья. Были тут и жаренные в кляре судаки, которых приметливый повар захватил с рынка, и маринованные в кисло-сладком соусе жаренные целиком каплуны, и салат, среди листьев которого прятались крошечные осьминоги, и даже составленное из восемнадцати частей блюдо, каковое в разных провинциях называли по-разному. В Сурине блюдо носило имя «Князь Бао Чжу перепрыгивает море».

Чжу Люцзы хотел уже наброситься на еду, но всё же нашёл в себе достаточно хороших манер, чтобы поприветствовать князя:

– Чистого неба тебе, уважаемый Бао Чжу! – сказал он.

– Благодарю тебя, – ответил ему князь. – Как вас называть, почтенные гости?

Чжу Люцзы поморщился, но решил, что слава его настолько велика, что люди, даже не зная его имени, слыхали о присущих странствующему воину качествах. «Как иначе князь бы меня пригласил!» – порешил он и представился: