Автор книги: Сборник статей
Жанр: Культурология, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
Для белорусской ментальности характерна вторая стратегия поведения (я не трогаю других и создаю свой мир, не претендуя на свободу другого), что проявляется в известной толерантности как национальной черте. Те герои В. Быкова, которые несут позитивный потенциал, живут в пространстве своих нравственных ценностей. Они признают право других на свободу, никогда не станут ограничивать свободу другого. Они достигают независимости внутреннего мира как от внешних сил, так и (часто в нелегкой борьбе) от собственных стремлений, которые противоречат требованиям народного морального кодекса. Степанида Богатька и Петрок всю свою нелегкую жизнь пытались создать свой, обособленный (но не оторванный) от других мир на хуторе, который связывался с деревней мостом через реку. Именно по этому мосту приходили все неприятности и беды. «Інстынктыўна Сьцепаніда адчувала кірунак, зь якога ўвесь час імкнецца да іх бяда, – то быў мост. Дужа яна хацела яго панішчыць, каб канчаткова адасобіцца, ад’яднацца – тое для беларускіх хутаранцаў было важней за ўсе»14. Но некоторые герои В. Быкова в экстремальных ситуациях выбирают стратегию альтруизма: я свободен тогда, когда существую для других, ради других. Таковы жертвующие собой Сотников, Мороз, Иван из «Альпийской баллады».
В. Распутин и В. Быков всегда ставят героев в такую ситуацию, когда возникает необходимость выявить духовный потенциал, возможность быть свободным или совершать иной выбор. Повести писателей об одном: о свободе человека подняться над самыми жестокими обстоятельствами, свободе сохранить свою честь, свободе достойно умереть, когда иного выхода нет.
_____________________________________
1 Сартр Ж.-П. Бытие и ничто. Опыт феноменологической онтологии. – М., 1989. – С. 35.
2 Быков В. Долгая дорога домой. – М., 2005. – С. 535.
3 Там же.
4 Кожемяко В. Валентин Распутин. Боль души. – М., 2007. – С. 119–120.
5 Там же. – С. 123.
6 Там же. – С. 52.
7 Там же. – С. 102.
8 Евлампиев И. И. История русской философии. – М., 2002. – С. 482.
9 Там же. – С. 482.
10 Кожемяко В. Указ. соч. – С. 276.
11 Семенова С. Валентин Распутин. – М., 1992. – С. 69.
12 Ильин И. А. Духовный смысл войны // И. А. Ильин. Собр. соч.: В 10 т. —
М., 1993–1999. – Т. 9–10. – С. 15.
13 Там же. – С. 19.
14 Васіль Быкаў. Доўгая дарога дадому. – Мінск, 2003. – С. 427.
Распутин и Россия
Страницы из записных книжек 1990–2005 годов
Н. В. Переяслов
Секретарь правления Союза писателей России, Москва
Часть I. Выбираясь из пут публицистики: о прозе Валентина Распутина 1990-х годов
Поклонники творчества Валентина Григорьевича Распутина наверняка обратили внимание на некоторое изменение, произошедшее в 1990-е годы в поведении, казалось бы, привычных для распутинской прозы персонажей. Они начали очень длинно говорить.
На первый взгляд, длина произносимых литературными героями фраз – вещь в художественном произведении далеко не самая главная, ибо важнее то, что именно говорят герои, а не как. И тем не менее кое на что может указать и сам характер изложения мыслей персонажей. Так, если перепасовка короткими репликами в диалоге служит не столько для высказывания собственных мыслей беседующих, сколько для выявления мнения собеседников, то есть является признаком умения (и желания) слушать чужое мнение, то длинные монологи – это скорее речь для самого себя, наболевшая необходимость высказаться, освободить душу от накопившейся в ней горечи.
Именно таким – наболевшим – многословием и отличаются от своих предшественников персонажи рассказов В. Распутина «Женский разговор» («Москва», 1995 г., № 7) и «В ту же землю…» («Наш современник», 1995 г., № 8). Плоды горьких размышлений – это последнее, что осталось у героев рассказов от их жизни, последнее, что еще не отнято у них нашим бездушным временем, поэтому и сдержать свое многословие им попросту невмоготу.
«– Время настало такое провальное, все сквозь землю провалилось, чем жили», – говорит Пашута, вынужденная из-за отсутствия денег хоронить умершую мать «подпольно», выкопав ей могилку за городом, чтоб никто не знал. «– Ничего не стало, – продолжает она. – Встретишь знакомых – глаза прячут, не узнают. Надо было сначала вытравить всех прежних, потом начинать эти порядки без стыда и совести. Мы оттого и прячем глаза, не узнаем друг друга – стыдно… стыд у нас от старых времен сохранился. Все отдали добровольно, пальцем не шевельнули… и себя сдали. Теперь стыдно. А мы и не знали, что будет стыдно».
Понятно, что все это произносится вовсе не для просвещения персонажа-собеседника, а только для облегчения собственной души, а собеседник способен все это понять и сам и даже произнести свой собственный монолог на эту же тему. И он – в данном случае это старый друг Пашуты Стас из рассказа «В ту же землю…» – его произносит:
«– …я тебе скажу, чем они нас взяли, – не отвечая, взялся он рассуждать. – Подлостью, бесстыдством, каинством. Против этого оружия нет. Нашли народ, который беззащитен против этого. Говорят, русский человек – хам. Да он крикун, дурак, у него средневековое хамство. А уж эти, которые пришли… Эти – профессора! Академики! Гуманисты! Гарварды! – ничего страшней и законченней образованного уродства он не знал и обессилено умолк». Долгий – на целую ночь! – монолог ведет в рассказе «Женский разговор» старуха Наталья, рассказывая блудной внучке Вике историю своей любви.
Приняв в самое сердце все беды сегодняшней России, Валентин Распутин не может не говорить об этом прямо, открытым текстом, из-за чего его произведения постоянно «перетекают» в публицистику. Публицистичны, как речи на политических митингах, монологи многих его героев, публицистична речь и самого автора – особенно там, где он касается описания гибнущей сибирской деревни или возведенного на великой реке алюминиевого завода, отравляющего собой окружающую среду.
Нет места публицистике только в рассказе Распутина «По-соседски» («Москва», 1995 г., № 7), но в нем нет и признаков сегодняшнего времени вообще, а есть только характеры действующих лиц. Причем лица эти настолько действующие (пьют, кидают в огород соседа пустые бутылки, затем ищут в глубоком снегу заброшенную по случайности вместе с пустыми одну непочатую бутылку водки и т. д.), что им некогда произносить длинные монологи, и они разговаривают так, как и герои прежних произведений Распутина. Многословие персонажей – это в первую очередь признак нарушения быта, выбитости из привычной колеи жизни, требующей объяснения ситуации хотя бы самому себе. Там же, где жизненные ценности остаются прежними (даже если это и водка, хотя в рассказе Распутина, конечно, речь идет о гораздо большем – о ценностях самих человеческих отношений), где завтрашний день не несет с собой противоречий законам дня сегодняшнего, – там речи героев служат им только средством коммуникации и не берут на себя функции газетных статей.
Таким образом, получается, что самым лучшим с художественной точки зрения является рассказ «По-соседски», где фактически полностью отсутствует вторжение политической темы. Но самым отзывающимся в сердце является рассказ «В ту же землю…», сама фабула которого сильнее всяких прямолинейных высказываний героини на темы политики передает трагедийность нашего «провального» времени. Отсюда само собой вытекает желание увидеть рассказ «В ту же землю…» написанным так, как рассказ «По-соседски», – легко, без отягощающих его монологов и обличительной публицистичности самого автора. Зачем это, если судьбы героев и драматические коллизии сюжета уличают нынешнее время в губительном бездушии сильнее любых аргументированных обвинений?..
…Валентин Распутин еще очень тяжело выбирается из пут публицистики, которой было отдано миновавшее десятилетие. Но его творчество идет не от заигрывания с западным миром и не от озлобленности на отечественную историю и свой народ, а от искренней, лишающей сна и аппетита любви к России и ее людям.
Валентин Распутин не пишет романов на вселенские темы и не перебеливает наново мировую историю, но каждый из его рассказов произрастает из той же родной почвы, что и «Уроки французского» или «Прощание с Матерой», а это говорит о том, что почва эта еще и сегодня остается плодоносной, способной питать литературу высшей художественной и жизненной правдой. А значит, и литературные открытия следует ожидать именно на этом (или максимально близком к нему) направлении.
Часть II. О символике последних произведений Валентина Распутина
1. Рассказ «В непогоду»
Произведения Валентина Распутина (и я особенно отчетливо понял это после прочтения его повести «Пожар», в которой почти до деталей оказалось предсказано все то, что происходило впоследствии на Чернобыльской АЭС, а несколько позже и по всей России) нельзя читать, как любого другого автора, – он уже давно, сам того, может быть, даже и не ведая, пишет не рассказы, а главы некоего Русского Откровения, в своеобразной притчевой форме показывающие, что нас ожидает в нашем шествии сквозь Историю. Поэтому и появившийся на рубеже нового тысячелетия рассказ «В непогоду» нельзя воспринимать как очередное описание увиденного писателем бурана (да мало ли мы читали подобных описаний, чтоб нас еще можно было этим удивить?), поскольку в нем описана не столько метеорологическая, сколько, я бы сказал, астрологическая или пророческая картина, показывающая, что происходит с нашим Отечеством сегодня и что его ожидает в его футурологическом завтра. Да – сегодня на нашу Родину обрушилась страшная мировоззренческая буря: она с треском ломает дубы нашей традиционной культуры и духовности, расшатывает наши хлипкие идеологические и экономические жилища и, как говорит одна из героинь распутинского рассказа, «так и норовит тебя сдуть с земли», но пройдет еще какое-то время – и однажды утром…
«Утром, когда я очнулся и выглянул в окно, весь мир был укутан в снег и тишину. Все было погребено под удивительно белым и чистым, в застывших волнах, снегом. Как будто ничего и не было, как приблазнилось от болезненных дум…»
Белое и чистое – это краски Святой Руси, которая, слава Богу, никуда не исчезла, а просто пока что не видна нам за заслонившим всю жизненную перспективу ураганом. Верить в нее и стремиться дожить до нее, не осквернив свою душу унынием и забвением дарованных нам ранее свыше символов прекрасного, – этому-то как раз и учит своего читателя таким простым с виду рассказом как «В непогоду» Валентин Распутин.
2. Повесть «Дочь Ивана, мать Ивана»
Не так давно в правлении Союза писателей России состоялось обсуждение новой повести Валентина Распутина «Дочь Ивана, мать Ивана», опубликованной в № 11 журнала «Наш современник» за 2003 г. Патриотические литературные и читательские круги давно ждали слова Валентина Григорьевича, выступавшего в последнее время и редко и в основном лишь с какими-то небольшими произведениями – публицистическими статьями, рассказами или манифестами. И вот – полновесная художественная повесть.
Первое, чего просто нельзя не заметить в новом произведении Распутина, – это его откровенная сюжетная перекличка с нашумевшим не так давно фильмом Станислава Говорухина «Ворошиловский стрелок», в котором трое отморозков насилуют чистую и невинную школьницу, а затем преспокойно откупаются от суда и продолжают на глазах у всего городка свои циничные пиршества. Видя бездействие и бессилие нашего правосудия, дед оскорбленной девушки покупает на черном рынке снайперскую винтовку и сам выносит приговор подонкам…
Примерно то же самое происходит и в повести Валентина Распутина, только здесь за поруганную честь дочери мстит не дед, а ее мать, которая изготавливает из ружья обрез и, видя, как суд собирается отпустить насильника на свободу, осуществляет над ним заслуженную кару. Однако, как это всегда и бывает у Распутина, повесть его растекается гораздо шире обозначенного сюжета и заставляет думать не только о сути произошедшего с героиней, но и о том, что происходит сегодня со всем русским народом. Ведь если в фильме Говорухина все четко поделено на «черное» и «белое», то в повести Распутина дело выглядит уже далеко не так просто и однозначно. Да, его Светка подверглась грубому насилию со стороны азербайджанского торговца, но ведь незадолго до этого она сама бросила школу и, окончив какие-то курсы, пыталась устроиться работать на рынке. Она ведь и домой к своему насильнику поехала именно ради того, чтобы он ее устроил на работу к своему брату. И что – она или ее мать не понимали, что рано или поздно ей придется вступить в связь с кем-нибудь из кавказцев, как это делают практически все работающие на наших рынках женщины, боящиеся потерять свое место у лотка или в палатке? Ведь практически все российские рынки уже давно и прочно принадлежат «лицам кавказской национальности», которые осознают себя на нашей земле ее полновластными хозяевами, однако до тех пор, пока беда не коснется кого-нибудь из нас лично, никто в них, как мы знаем, не только не стреляет, но и вообще их не трогает…
В том-то и заключается принципиальная разница между фильмом Говорухина и повестью Распутина, что насилие в «Ворошиловском стрелке» носит, так сказать, одиночный, разовый характер – обладание девушкой необходимо пьяным подонкам только сейчас, в данный момент, и после удовлетворения своих животных потребностей она им становится абсолютно без надобности, тогда как изнасиловавший Светку кавказец в повести «Дочь Ивана, мать Ивана» даже и не думает утром отпускать ее домой, требуя, чтобы она родила ему сына, и вообще относясь к ней уже как к своей собственности. Это и есть та самая характерная, может быть, черта, которую подметил в сегодняшних «хозяевах жизни» Валентин Григорьевич Распутин: все, к чему прикасается грязная лапа торгаша, автоматически превращается в его личную собственность – рынок, женщина, власть, страна, законы…
Надо заметить, что в повести Валентина Григорьевича очень много символики. Символично само ее название – «Дочь Ивана, мать Ивана», – восходящее к тому же принципу, который мы видим и в приводимом евангелистом Матфеем родословии Иисуса Христа: «Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его» и т. д. Стремление вписать героев своего повествования в хронологию большой истории – черта, характерная как для авторов Библии, так и для древнерусских летописцев, и, давая своей повести название «Дочь Ивана, мать Ивана», Валентин Распутин как раз и пытается показать этим неразрывную цепь продолжения человеческого рода, беспрерывный процесс бытия и одновременно с этим – роль своей героини в этом процессе.
Следующий момент: необычайно жаркий весенний день в повести Распутина не может не напомнить нам собой другой необычайно жаркий весенний день, описанный в романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», – и эта демонстративная перекличка, подчеркивание этой несвойственной для весны необыкновенной жары, ее акцентирование обоими писателями кажется отнюдь не случайным, так как жар – это не что иное, как символ ада, и авторы сразу настраивают на то, что впереди нас ожидает встреча с представителями этой инфернальной области. И действительно – то, что случается далее, ничем иным, как бесовщиной, назвать нельзя, причем это касается не только событий романа Булгакова, но и того, что совершается в повести Валентина Распутина. Разве надругательство над чистотой – это не есть дело рук беса?..
Самое страшное в повести Валентина Распутина – это тот вытекающий из нее вывод, что мы должны быть чуть ли не благодарными насильнику Светланы, так как только совершенное им надругательство над девочкой оказалось способным разбудить в ее матери (да и в нас самих) чувство протеста против растущего засилия чужеземцев в России и попрания ими всех основ нашей морали, нравственности, культуры и самой жизни. Если бы этого не случилось, все так бы и продолжали спать, терпя повсеместное воцарение кавказцев…
Часть III. Из случайных записей
…Думается, мы абсолютно напрасно сетуем на то, что наши мэтры так редко публикуют ныне свои произведения. Сегодняшнюю литературу пишут уже не Распутин и не Вознесенский, а писатели совсем иного поколения – Юрий Поляков, Виктор Ерофеев, Александр Сегень, Виктор Пелевин,
Захар Прилепин, Павел Крусанов, Юрий Козлов, Владимир Шемшученко и другие. А Распутин и Вознесенский только расставляют своей прозой и стихами необходимые ударения в этом общем тексте…
* * *
…К 12 часам дня пошел в расположенную неподалеку от нас школу русско-словацкой дружбы на встречу с педагогами. Почитал им стихи, поговорили о состоянии сегодняшней литературы, и, анализируя их пожелания, я вывел эдакий совокупно-виртуальный образ современного российского писателя, каким бы они хотели его видеть. Оказывается, для того, чтобы быть кумиром у сегодняшних читателей, надо:
а) чтобы писатель был красивым, как Владимир Сорокин;
б) чтобы он писал глубоко, как Валентин Распутин;
в) чтобы его книги читались легко, как детективы Дарьи Донцовой.
Обогатившись такими любопытными выводами, я попил с учителями чаю с вафельным тортом и поехал к себе в правление СП России. Не знаю, удастся ли нам когда-нибудь селекционировать образ, удовлетворяющий сразу трем этим пунктам…
* * *
…В Большом конференц-зале Правительства Москвы состоялся Первый съезд добрых людей мира, в президиуме которого находились председатель Союза писателей России Валерий Ганичев, актер и поэт Михаил Ножкин, писатель Валентин Распутин, телеведущая Анна Шатилова, композитор Евгений Дога, герой России Михаил Борисов и другие известные люди. Начиная работу съезда, Ганичев сказал: «Надо остановить продвижение зла… История нашего Отечества полна подвигов и примеров делания добра, а по ТВ и во всех других СМИ сегодня ведется оголтелая реабилитация зла…» – и процитировал слова патриарха Алексия II, сказанные им на открытии Рождественских чтений: «Сегодняшнему миру не хватает добра и милосердия».
А я сидел в зале и, глядя на задник сцены, где висел огромный голубой плакат с парящим белым голубем и надписью «Kind people of the world» («Добрые люди мира»), думал о том, что слово «kind», переводящееся с английского как прилагательное «добрый», удивительным образом накладывается на слово «Kinder», означающее в немецком языке понятие «ребенок», и, таким образом, выведенная на этом плакате фраза может читаться еще и как «Дети – люди планеты», что, в свою очередь, еще более удивительным образом перекликается с тем, к чему нас призывал в своей Нагорной проповеди Сам Господь, говоря: «Если не обратитесь и не будете КАК ДЕТИ, не войдете в Царство Небесное» (Мтф. 18:3).
* * *
…По пути домой с работы увидел сегодня в вагоне метро сразу человек пять с книгами Б. Акунина в руках и подумал о том, что мы, может быть, абсолютно не знаем своего собственного народа и вследствие этого работаем на не существующего в природе, выдуманного нами же самими читателя, который, по нашим представлениям, должен отчаянно жаждать откровений Владимира Крупина или Валентина Распутина о том, как ему жить в ладу с Богом да спасать Россию от тлетворного влияния масскультуры, а он вместо этого расхватывает миллионные тиражи Александры Марининой и того же Акунина, с пристрастием наркомана смотрит зарубежные «мыльные оперы» и доморощенные сериалы про ментов, и ничего ему, кроме этого (разве что еще куска колбасы в руках да бутылки «Клинского»), не надо. Тысячелетия прошли со времен Древнего Рима, а народ по-прежнему требует в основном только «хлеба и зрелищ», а вовсе не Слова и Духа. Печально, если это и вправду так. Тогда для него образ Григория Распутина всегда будет интереснее образа и слова Валентина Распутина…
«Последний срок» и «В ту же землю…» Валентина Распутина – духовная пища для американского поколения «Baby Boom»
Тереза Полевая
Аризонский университет, США
Проза Валентина Распутина – трудная проза. В традициях лучшей русской классической литературы Достоевского и Толстого повести Распутина адресованы внимательному и неравнодушному читателю, требуют душевного отклика. Их внутренняя суть основана на психологическом, моральном и эмоциональном действии, сконцентрированном в коротком промежутке времени и связанном с небольшим количеством персонажей. Данные особенности побуждают читателя к безотлагательному соучастию и состраданию.
В советском и постсоветском контексте произведения Распутина были важны тем, что констатировали ухудшение связей между людьми в обществе и в семье, а также широко распространенную деморализацию, которая стала последствием социального отчуждения, глубокого личностного и общественного неблагополучия. Однако нравственно-социальная проблематика работ Распутина не ограничивается только советской и постсоветской Россией и, вне всякого сомнения, выходит за рамки «деревенской темы» в деревенской прозе, с которой его часто ассоциировали в 1970-х и 1980-х годах. В ряде его произведений в художественно совершенной форме отражены неподвластные времени универсальные общечеловеческие аспекты межличностных отношений. Среди них и трагическая история Настены и Андрея в повести «Живи и помни» (1974), и влюбленность молодой девушки в мужчину гораздо старше себя в «Рудольфио» (1966), и абсолютное прощение, которое дарит жена своему умирающему мужу в рассказе «Василий и Василиса» (1967). И большинство других произведений Распутина, несмотря на локализацию времени (советское/постсоветское) и места (Сибирь), обращаются к всеобщим социальным и нравственным вопросам, соотнося их с универсальными стандартами справедливости и несправедливости, хорошего и плохого, правды и красоты, обладая вневременной актуальностью.
Важнейшая тема художественных произведений Распутина – отношение людей к природе и окружающей среде. Она прослеживается в таких работах, как «Вниз и вверх по течению» (1972), «Прощание с Матерой» (1976), «Век живи – век люби» (1982). Как художник и публицист Распутин одним из первых забил тревогу по поводу опустошения земли и ее ресурсов из-за алчности и власти. Эти произведения предвосхитили много проблем, напрямую связанных с сегодняшними дебатами о глобальном потеплении и влиянии экономической глобализации на окружающую среду. На более глубоком уровне беспокойство Распутина о природной среде связано с размышлениями о недостатке внимания, уделяемого таким фундаментальным человеческим ценностям, как правда, доброта, забота о других. Вопрос о взаимодействии людей с окружающей средой Распутин рассматривает в неразрывной связи с этикой межчеловеческих отношений. В 1982 г. в журнале «Природа и человек» Распутин утверждал, что если наше отношение к природной среде будет основываться на доброте и доверии, то те же самые качества будут определяющими в наших отношениях с другими людьми1. Мы, конечно же, можем заметить соответствие между этой фундаментальной нравственной позицией и сходными проблемами в регионах, весьма далеких от Сибири, когда отношение и к людям, и к окружающей среде основано на безразличии, расчете и жадности. Такой нравственный дефицит сегодня приводит к тому, что уничтожаются тропические леса в Южной Америке, происходит заражение рек и вытекающее из этого искоренение туземных жителей, вызванное, опять же, людьми. Мы усматриваем те же закономерности, когда видим, как происходит массовое уничтожение огромных лесов и на западном побережье Северной Америки, которое угрожает традициям и культуре туземных жителей западного побережья.
Как бы ни была актуальна в художественных произведениях Распутина тема окружающей среды, в данной статье я хочу обратить внимание на другую тематическую область, которая также имеет всеобщее социальное и этическое значение: отношения между людьми среднего возраста и их стареющими родителями. Упомянутая тема имеет особую важность в русском социальном и этическом контексте, который Распутин знает лучше всего, вместе с тем она включает в себя проблемы, с которыми сталкиваются многие другие страны. В частности, нравственные дилемы и внутрисемейные отношения в повести «Последний срок» (1970) и рассказе «В ту же землю…» (1995) резонируют с социальной действительностью жителей Северной Америки, относящихся к поколению «Baby Boom», – это люди, рожденные между 1946 и 1964 гг., которые, по данным за 2003 г., составляют 27,5 % американского населения.
Хотя характерный русский контекст, в котором думают и действуют персонажи Распутина, может быть не вполне ясен для американских читателей, но вопросы этики, которые писатель затрагивает как на человеческом, так и на семейном уровне, становятся все более близкими инонациональной аудитории.
Несмотря на то что произведения «Последний срок» и «В ту же землю…» разделяет период в двадцать пять лет, центральная фигура – образ старой русской женщины – сохраняется. Распутин идеализирует престарелых женщин, видит в них самые лучшие человеческие качества, включая самоотверженность, сострадание, чувство ответственности и вины за то, что происходит вокруг. Описание положительных героинь по контрасту подчеркивает и необратимые нравственно-этические потери, которые, по мнению Распутина, понесло общество. Совестливость, сострадание уже не входят в ряд основополагающих ценностей современного человека.
Тематически эти произведения также имеют много общего: всеохватывающий конфликт между прошлым и настоящим; мотив непрерывности поколений; вопрос о чувстве ответственности, которую ощущают или не ощущают дети по отношению к своим стареющим родителям; этические проблемы, которые возникают у них из-за таких чувств; отношение стареющих матерей к смерти. Таким образом, в статье мы рассмотрим два вышеназванных произведения с точки зрения того, как их проблематика и пафос отражаются как в русском, так и в американском контекстах.
«Последний срок» описывает материалистический, духовно обнищавший мир детей Анны, контрастирующий с богатым внутренним миром их матери. Когда Анна видит своих детей снова вместе, она оживляется в тот «последний срок», который также становится последним сроком для морального самоопределения ее родичей. Когда ее детям кажется, что кризис надвигающейся смерти проходит, они возвращаются к своему обычному поведению – мужчины пьют, женщины делятся своими банальными интересами и все они ввязываются в мелкие перебранки. Младшая дочь Анны, Таньчора, которая описана как самая любящая из ее детей, по непонятной причине не отвечает на просьбу приехать в деревню, что символизирует крах семьи2.
В рассказе «В ту же землю…» героиня Пашута последние четыре года забирает старую мать Аксинью Егоровну из ее деревни на зиму, чтобы та могла перезимовать самые холодные месяцы с ней, в маленькой квартире в микрорайоне на окраине города. Обстоятельства, усложняющие смерть Аксиньи, типично русские: она не прописана в городе, где живет Пашута («Она не имела права здесь умирать»), а ее любимая деревня уже не числится ни в каком административном регионе3. В самом деле, спрашивает рассказчик, как же было бы возможно сменить деревенскую прописку Аксиньи на городскую, «если деревня, продолжая еще стоять под небом, под государством больше не стояла?! Не было здесь ни колхоза <…> ни магазина, ни медпункта, ни школы – все унесло неведомо куда при новых порядках» (с. 6). Поэтому Пашуте, обедневшей и практически одинокой, приходится тайно хоронить мать, которая умерла «неофициально».
Написанная в советское время повесть «Последний срок» изображает Анну и ее семью, живущих в социально и политически стабильном обществе, в то время как Пашута и Аксинья кое-как существуют в социальном и политическом хаосе России 1990-х. Несмотря на то что Анна живет в глубинке, ни она, ни ее деревня не испытывают нужды, и все ее дети также живут относительно обеспеченной жизнью. Во многих отношениях семья Анны и большинство этических вопросов, связанных с заботой о пожилых родителях и моральным самоопределением детей таких родителей, не сильно отличаются от тех, с которыми сталкивается преобладающий средний класс поколения «Baby Boom» в Америке. С другой стороны, ситуация Пашуты – это абсолютно индивидуальная беда, усиленная распадом советской социально-политической системы. В то время как эта история далека от опыта большинства американских представителей «Baby Boom», существует достаточное количество ужасных свидетельств о людях, «провалившихся в трещины» сегодняшних социальных условий в Соединенных Штатах, что позволяет данному поколению американцев действительно прочувствовать положение Пашуты и понять проблемы, поднимаемые Распутиным в рассказе «В ту же землю…».
«Последний срок» и «В ту же землю…» почти целиком сосредоточивают внимание на внутрисемейных отношениях, где центральным событием становится смерть старой матери. В то время как в первом произведении четверо из пятерых живущих детей собираются у смертного одра Анны Степановны (причем некоторые из них, чтобы увидеть мать, проделывают весьма дальний путь), во втором – семья, которая ухаживает за Аксиньей Егоровной в последние недели и собирается на ее похоронах, состоит из единственной истомленной дочери и правнучки. Развитие сюжета в «Последнем сроке» определяется приближением смерти Анны Степановны, но, так как это происходит в самом конце повести, на всем ее протяжении внимание читателя фокусируется на этических аспектах, которые имеют место, пока она жива, рассматривается отношение детей к матери, друг к другу и самим себе. Смерть Аксиньи Егоровны, напротив, изображена в начале рассказа «В ту же землю…», и движение вперед связано с повествованием об экономических, эмоциональных, и этических последствиях ее смерти для дочери Пашуты, женщины, которой уже далеко за пятьдесят. В то время как старуха Анна является активной центральной фигурой в «Последнем сроке», Аксинья Егоровна, напротив, предстает лишь в описаниях рассказчика и размышлениях Пашуты, однако и в этом случае мы убеждаемся, что ушедшая из жизни крестьянка становится отправной точкой формирования идей произведения.
В обоих произведениях повествование ведется от третьего лица – от лица всеведущего рассказчика. Такой тип повествования придает произведению психологическую убедительность, обеспечивая для читателей возможность понять мотивацию, основные причины, и эмоции главных героев. Кроме того, данный тип повествования позволяет автору в необходимых случаях делать комментарии по ходу действия и развития темы. Рассказчик эффективно и лаконично воссоздает психологический тип и моральный облик персонажей, так как он напрямую передает их мысли и эмоции читателям. Такой результат чаще всего достигается с помощью форм несобственно-прямой и свободной прямой речи, которые встроены в повествование и воспроизводят внутренний монолог того или иного персонажа4. Например, в «Последнем сроке» в таком стиле выдержано описание рассказчиком момента, когда Таньчора не смогла приехать в деревню: очерченное нейтральными вводным и заключительным предложениями рассказчика, повествование ярко отражает сарказм раздраженных братьев и сестер Таньчоры:
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
