Текст книги "Всё в прошлом. Теория и практика публичной истории"

Федор Панфилов
Видеоигры

История видеоигр насчитывает более половины столетия: в 1970-е годы, примерно тогда же, когда публичная история оформляется как новое направление исследований, видеоигры переживают первую волну популярности[860]860
  Видеоигрой (в русском языке чаще используется термин компьютерная игра) называют игру с использованием изображений, генерируемых электронной аппаратурой. Понятие видеоигр может включать в себя не только компьютерные игры, но и любые электронные игры, требующие взаимодействия человека и устройства с помощью визуального интерфейса. В данном очерке речь идет исключительно о компьютерных играх.


[Закрыть]. Уже в этот период появляются видеоигры, связанные с обращением к прошлому и симуляцией исторических процессов. В 1971 году Дон Рович, Билл Хайне-манн и Пол Диллебергер разрабатывают игру Oregon Trail, спустя несколько лет выпущенную Миннесотским консорциумом вычислений и образования. Название служило отсылкой к Орегонскому пути, имевшему большое значение для колонизации Северной Америки. Целью игры было рассказать школьникам о трудностях повседневной жизни пионеров Дикого Запада.

Видеоигры обладают колоссальным потенциалом для переживания исторического опыта, предлагая уровень погружения в виртуальный мир, который зачастую недоступен другим средствам коммуникации с пользователем. Уже столь ранний пример исторической видеоигры, как Oregon Trail, отличался определенным реализмом. Игрок выступал в роли предводителя группы переселенцев, путешествующих на повозке в 1848 году. Ему нужно было думать о закупке провианта и упряжек волов; дорога была полна опасностей – и путешествие могло завершиться сообщением: «Вы умерли от дизентерии». В то же время позднейшая критика указывает на отсутствие в Oregon Trail адекватной репрезентации коренного населения Северной Америки[861]861
  Новая образовательная игра When Rivers Were Trails (2019) посвящена именно этой теме, позволяя увидеть период 1890‐х годов глазами представителей индейских племен, а не только белых первопроходцев. См.: [indiancountrytoday.com/lifestyle/real-native-history-in-a-video-game-an-indigenous-take-on-the-oregon-trail-t0HHVelCr0uBAsBE64jumQ]; [www.wpr.org/video-game-tells-story-oregon-trail-through-indigenous-perspective].


[Закрыть]. Тем не менее Oregon Trail стала частью детства для нескольких поколений американских школьников и неоднократно переиздавалась на разных платформах.

На протяжении следующих десятилетий исторические видеоигры переживают развитие от нишевых продуктов 1980-х, копирующих механики настольных игр (Nobunaga’s Ambition (1983), Bismark (1987) и другие), до таких хитов, как Civilization (1991), которая положила начало одной из самых популярных игровых серий, стала объектом для подражания и первой видеоигрой, в которой было представлено древо развития технологий. В XXI веке видеоигры, использующие элементы прошлого и обращающиеся к истории, становятся заметной частью продукции игровой индустрии. Сохраняет свою актуальность высказывание Уильяма Уриккьо, сделанное в 2005 году: «Учитывая скорость перемен, происходящих в вычислительных технологиях и технологиях передачи данных, развитие компьютерных игр и возрастную демографию их самых активных пользователей, будущее прошлого никогда еще не было более многообещающим»[862]862
  Uricchio W. Simulation, History and Computer Games // Raessens J., Goldstein J. Handbooks of Computer Game Studies. Cambridge, MA: The MIT Press, 2005. P. 336.


[Закрыть].

Исторические видеоигры не ограничиваются переосмыслением далекого прошлого, но могут и реагировать на недавние и современные им события. Так, в 1991 году появился политический симулятор «Кризис в Кремле» (Crisis in the Kremlin), позволявший управлять СССР в период перестройки. Новое ощущение темпоральности, развивающееся с конца прошлого века, привело к слиянию прошлого и настоящего, что в ряде случаев распространяется и на осмысление истории сквозь призму видеоигр. Такая модель восприятия времени позволяет радикально переосмыслять прошлое в соответствии с требованиями настоящего. При этом сторонники «модернизации» прошлого могут стремиться легитимировать свою точку зрения в традиционном ключе, опираясь на исторические факты. С этим же связана зыбкость границ между историей, фэнтези и научной фантастикой в современной массовой культуре, в результате чего, например, сказочное Средневековье может восприниматься как достоверная модель исторических Средних веков[863]863
  Панфилов Ф.М. Телемедиевализм: «Средневековые» сериалы конца XX – начала XXI века // Логос. 2014. № 6 (102). С. 193–208.


[Закрыть].

Специфика видеоигр заключается в том, что в основной своей массе они являются коммерческим продуктом, ориентирующимся на рынок и отражающим его запросы. Этические аспекты интерпретации истории в видеоиграх напрямую связаны с их восприятием в современной культуре. Постоянно растущее игровое сообщество неоднородно и включает группы пользователей с разным социальным статусом, образованием, политическими и религиозными взглядами, гендерной идентичностью, возрастом. Популярность и значимость видеоигр обусловливают повышенное внимание со стороны общества, массмедиа, политических организаций. Видеоигры зачастую становятся объектом стигматизации. С ними могут связываться такие устойчивые стереотипы, как «игровая зависимость», распространение насилия, статус асоциальной активности.

Важным фактором влияния видеоигр на восприятие истории можно считать геймификацию образовательного процесса в начале XXI века.

Геймификацией (также геймизацией, игрофикацией) обычно называют адаптацию игровых методов в сферах за пределами мира компьютерных игр. Геймификация образования подразумевает возможность сделать его более интерактивным и активно вовлекающим учеников в образовательный процесс. Собственно видеоигры могут использоваться в качестве платформы для знакомства с историей.

В то же время существует значительная разница между коммерческими продуктами, выпускаемыми крупными издателями, и чисто образовательными проектами. Последние, как правило, не расцениваются как конкурентоспособные в условиях рынка игровой индустрии и не могут рассчитывать на высокий уровень инвестиций. Между этими крайностями находятся различные игры от независимых разработчиков, так называемые инди-игры (англ. indie game, от independent video game – «независимая компьютерная игра»), число которых продолжает расти в связи с развитием краудфандинга. Тем не менее гиганты игровой индустрии также иногда издают видеоигры, выполненные небольшими студиями разработчиков, которые позволяют соприкоснуться с исторической памятью в нестандартной, оригинальной форме. Примером могут быть игры Йоана Фаниза Valiant Hearts: The Great War (2014) и 11–11 Memories Retold (2018), выпущенные Ubisoft и Bandai Namco соответственно. Отмечу, что зачастую популярность той или иной исторической темы может быть напрямую связана с памятными датами – так, выход ряда игр в начале XXI века совпал со столетием Первой мировой войны[864]864
  Valiant Hearts: The Great War (2014); Verdun (2015); Battlefield 1 (2016); Tannenberg (2017); 11‐11 Memories Retold (2018).


[Закрыть].

Определяющим аспектом интерпретации исторической памяти в компьютерных играх остается влияние цензуры, в том числе самоцензуры. Ключевым здесь можно считать представление о допустимости или табуированности различных тем (религиозные войны, геноцид, Холокост, нацизм и т. д.), не всегда официальное, но определяющее развитие рынка. Компьютерные игры, как уже отмечалось, обычно являются коммерческим продуктом, поэтому их разработчики и издатели не склонны брать на себя потенциальные репутационные риски. Так, едва ли возможно представить компьютерную игру, посвященную арабским завоеваниям и жизни пророка Мухаммеда, – по крайней мере, как официальный продукт игровой индустрии. Британская студия Creative Assembly, специализирующаяся на исторических стратегиях, выпустила в 2015 году игру Total War: Attila. Ее действие разворачивается в период падения Западной Римской империи и Великого переселения народов. Арабы представлены конфедерацией танукидов, династией Лахмидов и царством Химьяр – христианами, язычниками или иудеями в зависимости от выбора игрока. При этом собственно арабские завоевания VII века ожидаемо остаются лакуной между основной частью игры, охватывающей временной отрезок IV–VI веков, и эпохой Карла Великого (742–814), представленной в отдельном дополнении. В игре Crusader Kings II (2012) пророк Мухаммед присутствует в родовом древе некоторых исламских династий, но, в отличие от других исторических персонажей, без портрета.

Вдохновленные историей образы антагонистов из различных эпох неизбежно обладают определенной притягательностью в массовой культуре. Отвечая на запрос части аудитории, создатели видеоигр могут сознательно эксплуатировать эту популярность, в то же время переводя действие игры в пространство альтернативной, фантастической реальности для уменьшения репутационных рисков. Шутер Battlefield V, вольно использующий черты Второй мировой войны для создания полуфантастической, квазиисторичной вселенной, подвергается критике не только за введение женских персонажей в качестве бойцов на передовой, но и за обеление нацизма. Видеоигра позволяет игрокам выступать в роли солдатов Третьего рейха, хотя в ней отсутствуют изображения свастики. Такой подход интерпретируется издателем игры как ситуация, в которой персонажи являются не нацистами, а просто «немецкими солдатами». Разграничение между нацистами и солдатами вермахта становится удобным способом уклонения от критики[865]865
  Zacny R. Games Have Always Tried to Whitewash Nazis as Just “German Soldiers” // Vice. 2019. June 19.


[Закрыть]. В 2019 году Battlefield V оказалась в центре скандала из-за того, что очередной немецкий персонаж игры по ошибке получил имя Виллема Франке, антифашиста, арестованного гестапо в 1944 году[866]866
  Schott D. Wie Battlefield 5 einen Antifaschisten zum Nazi macht: Der seltsame Fall des Wilhelm Franke // Archaeogames. 2019. 1 Juni.


[Закрыть]. При этом в проморолике персонаж был представлен как стереотипный нацистский суперсолдат из массовой культуры.

Еще более сложными являются случаи, когда игры помещают протагониста в альтернативный мир, где нацисты смогли победить во Второй мировой, как это происходит в серии Wolfenstein. Игрок не может сражаться на стороне нацистов, вся история посвящена их уничтожению и свержению их режима. Тем не менее Wolfenstein: The New Order (2014) и Wolfenstein II: The New Colossus (2017) обвиняли в том, что авторы увлекаются эстетикой нацизма, делая воображаемую реальность слишком интересной и тем самым обеляя и нацизм[867]867
  Taylor H. How Games Whitewash Nazism, and the Responsibility Developers Have to History // Gamesindustry. 2019. February 28.


[Закрыть]. Переживание исторической памяти с помощью видеоигры может легко обесцениваться, если игра игнорирует весь ужас обыденности насилия и сводится к трактовке антагонистов как абсолютного зла в духе героического фэнтези. В этом случае игровое восприятие прошлого сводит его к неизбежным клише и крайним упрощениям. В игре Assassin’s Creed: Freedom Cry (2013), как отмечает Эмиль Хаммар, работорговцы представлены как однозначные враги, лишенные сложной личности; возможность реального знакомства и диалога с ними отсутствует[868]868
  Hammar E.L. Counter-Hegemonic Commemorative Play: Marginalized Pasts and the Politics of Memory in the Digital Game Assassin’s Creed: Freedom Cry. 2016 // Rethinking History. 2017. Vol. 21. № 3. P. 372–395.


[Закрыть]. Вместе с тем очевидно, что эксплуатация определенных образов в коммерческих целях потенциально усугубляет использование клише и стереотипов, привлекая тех, кто склонен идеализировать эти образы.

Вопрос исторической достоверности применительно к видеоиграм остается крайне сложным. Тем не менее на рынке безусловно существует запрос на игры, отображающие исторические реалии. Это показывает пример Kingdom Comes: Deliverance (2018), чья рекламная кампания основывалась на подчеркнутом средневековом реализме этой ролевой игры. Разумеется, у разных категорий пользователей могут быть различные взгляды на то, что может считаться достоверным, в зависимости от их социального происхождения, образования и политических взглядов. В 2018 году рекламный ролик видеоигры Battlefield V, действие которой разворачивается во время Второй мировой войны, вызвал резко негативную реакцию части игрового сообщества. Причиной стало присутствие в ролике британской женщины-бойца с не слишком историчным обликом. Критики обвинили разработчиков из шведской студии DICE в искажении истории ради политкорректности.

Создатели игры в ответ отметили, что «для нас развлечение всегда будет важнее аутентичности»[869]869
  [twitter.com/Alekssg/ status/999545829475090432].


[Закрыть]. В итоге скандал вокруг Battlefield V, возможно, повлиял на значительное падение продаж игры по сравнению с предыдущими частями серии. В популярной глобальной стратегии Hearts of Iron 4 (2016) пользователь может играть за Третий рейх как сторону военного конфликта, но социальная модель общества максимально упрощена. Как заявил глава студии Paradox Development, разработчики старались сделать свой продукт

военной игрой и оставить рассказы о лагерях смерти для уроков истории. Некоторые стратегические решения, такие как чистка советских офицеров, напрямую влияют на качество армий, поэтому их нужно сохранить. Но в остальном мы отделяем нашу игру от всего этого уровнем абстракции. Если игрок считает, что альтруистическая нацистская Германия могла существовать, я полностью это поддерживаю[870]870
  Hafer T.J. Redeeming the Third Reich (or Not) in Hearts of Iron 4 // IGN. 2015. February 23.


[Закрыть].

Важным и интересным аспектом развития видеоигр является непосредственное вовлечение пользователей в их создание. Это возможно не только посредством дискуссии с разработчиками и участия в тестировании во время раннего доступа. Для многих видеоигр существуют пользовательские модификации, созданные энтузиастами на некоммерческой основе, иногда даже с участием настоящих историков – например, мод Rome Total History, призванный сделать более историчной стратегическую игру Rome: Total War (2004).

Исследования видеоигр (game studies) переживают бурное развитие в начале XXI века. Их важной частью можно считать historical game studies – исследование игр, определенным образом представляющих прошлое или относящихся к связанным с ним дискурсам[871]871
  Chapman A. Digital Games as History: How Videogames Represent the past and Offer Access to Historical Practice. New York: Routledge, 2016. P. 16.


[Закрыть]. В конце XX – начале XXI века теоретическая составляющая исторического исследования подверглась серьезным испытаниям и пересмотру, чему способствовал целый ряд как экзогенных, так и эндогенных факторов. В целом можно отметить влияние постмодернизма, институциональное утверждение культурологии, распространение междисциплинарности, гендерных и феминистских исследований, активизацию постколониального дискурса, развитие глобальной и транснациональной истории. Как отмечает Ирина Савельева, развитие историографии в начале XXI века заметно определяется социальным заказом, о чем говорит и распространение публичной истории, и авторитетность фигуры публичного историка; история переживает интервенцию исторической социологии, что может создать базу для плодотворного междисциплинарного диалога[872]872
  Савельева И.М. Исторические исследования в XXI веке: Теоретический фронтир // Gefter.Ru. 2013. 24 апреля.


[Закрыть].

В свою очередь, для публичного историка необходимы осмысление своей позиции при обращении к историческим видеоиграм как объекту исследования, выработка соответствующей методологии. По словам Альдо Скарселли,

поскольку исторические видеоигры часто критикуются за неточность и большие вольности при развитии и пересказе истории, мы можем ошибочно решить, что публичные историки должны действовать как цензоры и стражи исторической достоверности. Однако подобный подход полностью упустил бы самые интересные аспекты исторических видеоигр, их воздействие на общее восприятие прошлого и их способность сделать историю «живой» в настоящем, пускай и посредством ошибок и неточностей[873]873
  Scarselli A.D. Can I play with Public History? // IFPH. 2019. April 25.


[Закрыть].

Не претендуя на полный обзор историографии, я хотел бы остановиться на нескольких ключевых темах и связанных с ними исследованиях.

Опубликованный в 2005 году текст Уильяма Уриккьо является одновременно исследованием и своего рода манифестом, определяющим потенциал взаимодействия исторического сообщества и индустрии видеоигр[874]874
  Uricchio W. Op. cit. P. 327–338.


[Закрыть]. Уриккьо призывает не просто «улучшать» видеоигры более достоверными деталями или изобилием педагогических подсказок – по его мнению, важнее передать богатство и сложность истории через внедрение различных историографических эпистемологий в структуру игрового мира. По Уриккьо, симуляция истории с помощью видеоигр может сочетаться с постструктуралистским подходом в историографии.

Исследователи отмечают непопулярность истории в том виде, в котором она преподается в школе, в то время как ученики предпочитают проводить свободное время за видеоиграми, действие которых происходит в прошлом[875]875
  O’Neill K., Feenstra B. “Honestly, I Would Stick with the Books”: Young Adults’ Ideas About a Videogame as a Source of Historical Knowledge // Game Studies. 2016. Vol. 16. № 2.


[Закрыть]. Некоторые case studies посвящены интеграции коммерческих видеоигр в состав образовательного процесса и предоставляют информацию о конкретных результатах подобной практики. Одно из первых исследований такого рода рассматривало применение игры Civilization III (2001) для преподавания всемирной истории ученикам, которые ранее не смогли сдать этот школьный курс[876]876
  Squire K., Barab S.A. Replaying History: Engaging Urban Underserved Students in Learning World History Through Computer Simulation Games. Paper presented at the International Conference of the Learning Sciences. Los Angeles, CA, 2004.


[Закрыть]. В другом случае в ходе изучения истории Второй мировой войны ученики под руководством учителей играли в глобальную стратегию Making History II: The War of the World (2010). В результате стало очевидно, что, когда ученики получают возможность моделировать исторические события на виртуальной карте военных действий, степень их вовлеченности в процесс закономерно возрастает[877]877
  Watson W.R., Mong Ch.J., Harris C.A. A Case Study of the In-class Use of a Video Game for Teaching High School History // Computers & Education. 2011. Vol. 56. № 2 (February). P. 466–474.


[Закрыть]. Вместе с тем подобные исследования часто бывают излишне оптимистичными в своих оценках, хотя вовлечение учеников в обучение с использованием видеоигр требует по меньшей мере нескольких учебных дней. Как отмечает Эндрю Макмайкл, серьезным препятствием становится недоверие учеников к видеоиграм как источнику информации об истории по сравнению с учебниками, фильмами и телепередачами – эффективное использование видеоигр в обучении требует изменения этой иерархии знаний[878]878
  McMichael A. PC Games and the Teaching of History // The History Teacher. 2007. Vol. 40. № 2. P. 213.


[Закрыть].

Осмыслению прошлого в исторических видеоиграх посвящен специальный раздел Challenge the Past – Historical Games журнала Rethinking History (выпуск 21 за 2017 год). Он открывается вводной статьей Алана Чепмэна, Анны Фока и Джонатана Уестина, характеризующей исследования исторических видеоигр в целом[879]879
  Chapman A., Foka A., Westin J. Introduction: What is Historical Game Studies? // Rethinking History. 2017. Vol. 21. № 3. P. 358–371.


[Закрыть]. Вопрос исторической достоверности и представлений о ней в мире видеоигр рассматривается в статье археолога Тары Джейн Копплстоун, предлагающей критический анализ 156 интервью, взятых у представителей игровой индустрии, геймеров и профессионалов, изучающих историческое наследие[880]880
  Copplestone T.J. But That’s Not Accurate: the Differing Perceptions of Accuracy in Cultural-heritage Videogames Between Creators, Consumers and critics // Ibid. P. 415–438.


[Закрыть]. Случай, когда детали исторических событий переосмысляются в фантастическом сеттинге, становится предметом статьи финского исследователя Йоханнеса Коски. Автор анализирует то, как восприятие Второй мировой войны в японской видеоигре Valkyria Chronicles (2008) соотносится с устойчивым метанарративом об этом историческом периоде, в том числе через внутреннюю рефлексию, присутствующую в самой игре относительно переосмысляемых исторических фактов[881]881
  Koski J. Reflections of History: Representations of the Second World War in Valkyria Chronicles // Ibid. P. 396–414.


[Закрыть].

В работе, посвященной восприятию Холокоста в XXI веке, Вульф Канштайнер приходит к выводу о том, что

первая реалистичная, полностью вовлекающая игрока и служащая симулятором игра о Холокосте должна быть разработана в самом сердце культуры Холокоста, например, путем взаимодействия Фонда Шоа, Мемориального музея Холокоста (США), Яд Вашем… и других заинтересованных сторон, включая некоммерческие организации. Это слишком важная и затратная задача, обладающая слишком высоким дидактическим потенциалом, чтобы отдавать ее на откуп коммерческим предприятиям или фрилансерам[882]882
  Kansteiner W. The Holocaust in the 21st century. Digital Anxiety, Transnational Cosmopolitanism, and Never Again Genocide Without Memory // Digital Memory Studies. Media Pasts in Transition / Ed. by A. Hoskins. New York: Routledge, 2018. P. 132.


[Закрыть].

Канштайнер приводит ряд примеров того, как попытки создать игру о Холокосте – например, незавершенный проект 2010 года о восстании узников Аушвица – наталкивались на жесткую критику за обращение к недопустимой теме. В то время как в кино не только приемлемы, но и получают награды такие буйные фантазии на тему исторического отмщения, как «Бесславные ублюдки» (2009) Квентина Тарантино, игры по-прежнему воспринимают как более низкое проявление массовой культуры, а не искусство, что только усиливает самоцензуру в отношении гораздо более достоверных исторических проектов[883]883
  Ibid. P. 111.


[Закрыть].

ГЛОБАЛЬНАЯ СТРАТЕГИЯ (GRAND STRATEGY GAME)

Игры от шведской студии Paradox Entertainment считаются эталоном этого жанра, охватывая разные исторические периоды – от Древнего Рима и Средних веков до викторианского периода и Второй мировой. Жанр глобальной стратегии требует от пользователя управлять десятками рычажков и функций. Пользователь в первую очередь развивает государства и цивилизации, а не переживает исторический опыт через призму восприятия персонажа. Такой подход действительно создает некое представление об исторических процессах, позволяет увидеть более глобальную картину. При этом в таких видеоиграх присутствует и ролевой элемент.

Глобальная стратегия Crusader Kings III (2020), а также ее предшественники Crusader Kings II (2012) и Crusader Kings (2004) концентрируют внимание на судьбе определенной династии и ее конкретных представителей. В зависимости от выбора игрока в ряде ключевых ситуаций правители и члены их семьи приобретают те или иные черты, влияющие на судьбу их рода и владений.

ШУТЕР ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА (FIRST-PERSON SHOOTER, FPS)

Небольшой проект независимых разработчиков Verdun (2015) и самостоятельное дополнение к нему Tannenberg (2017) контрастируют с более зрелищными и высокобюджетными продуктами крупных издателей, такими как Battlefield 1. Verdun показывает Первую мировую не как веселый тир с огромным арсеналом. Игрока встречают грязная, размытая цветовая гамма, исторически достоверное обмундирование и оружие, артиллерийские обстрелы и авианалеты, облака отравленного газа, в которых персонаж умирает, если не успел надеть противогаз в течение нескольких секунд.

Авторы хотели передать атмосферу окопной войны, изнурительной борьбы за каждый клочок земли и переходящие из рук в руки траншеи. Разумеется, формат многопользовательской командной игры допускает только определенный уровень реалистичности. Больше всего обесценивают восприятие происходящего постоянные смерти и возрождения персонажей – механика, типичная для видеоигр такого типа.

РОЛЕВАЯ ИГРА (ROLE-PLAYING VIDEO GAME)

Kingdom Comes: Deliverance (2018), разработанная чешской студией Warhorse Studios, интересна и как опыт обращения к национальной истории (действие игры происходит в средневековой Чехии в 1403 году), и попыткой создания аутентичного опыта жизни в Средние века (в игре детально воспроизведены одежда, вооружение, ландшафт, архитектура и общественное устройство Богемии). Игре, однако, не удается избежать некоторой идеализации протагонистов. Дискуссия, развернувшаяся вокруг Kingdom Come: Deliverance, позволяет увидеть принципиальное различие подходов к исторической достоверности. Критики игры воспринимали Средневековье как пространство глобализации, игнорирующее географическую дистанцию и этническую специфику регионов, гомогенное в своем хронологическом континууме. В частности, автор блога People of Color in European Art History доказывал возможность присутствия темнокожего персонажа в мире видеоигры, ссылаясь на пример Иоанна Мавра, ставшего камергером при Фридрихе II Штауфене[884]884
  Kingdom Come and Related Debacles: Epilogue // medievalpoc.tumblr.com [medievalpoc.tumblr. com/post/112158952123/kingdom-come-and-related-debacles-epilogue].


[Закрыть]. При этом игнорировалась разница между Сицилийским королевством XIII века – средиземноморским государством, где иудеи и мусульмане пользовались определенными свободами и покровительством монарха, – и Богемией начала XV века.

КВЕСТ (ADVENTURE, NARRATIVE ADVENTURE GAME)

Квест-головоломка Valiant Hearts: The Great War (2014) авторства французского разработчика Йоана Фаниза позволяет игроку пережить судьбу четырех людей, оказавшихся на фронте, и вместе с ними пройти через испытания Первой мировой войны. Следующий проект того же автора, 11–11 Memories Retold (2018), был приурочен к юбилею окончания Первой мировой и опять же посвящен ее участникам: юный Гарри в 1916 году отправляется на фронт из Торонто в надежде произвести впечатление на женщин своим героизмом, а немец Курт узнает, что его сын пропал без вести на передовой. В обоих случаях историческая память исследуется не через переживание квазиреалистического опыта, а посредством особого визуального языка – мультипликации, стилизованных образов. В играх практически отсутствует насилие, что позволило снизить возрастные ограничения для игроков. По словам Фаниза, игра создавалась в том числе под впечатлением от обнаруженных им писем, которые прадед присылал домой из траншей[885]885
  Great-grandfather’s WW I letters inspire new video // CBCnews. 2018. November 7.


[Закрыть]. Таким образом, личный опыт переживания исторической памяти повлиял на создание коммерческого проекта, предлагающего нестандартный подход к восприятию Первой мировой войны.

«ПЕСОЧНИЦА» (SANDBOX GAME)

К типичным песочницам – играм, позволяющим игроку минимально зависеть от сюжета и свободно исследовать открытый мир – можно отнести Mount & Blade: Bannerlord (2020), а также вышедшие ранее Mount & Blade (2007) и многопользовательское продолжение Mount & Blade: Warband (2010) от турецкой студии TaleWorlds. Хотя мир, представленный в играх серии, является альтернативной вселенной, очевидны прямые аналогии с историческим Средневековьем. Игроку дается возможность проделать путь от простого наемника до влиятельного феодала, заключить династический брак, обзавестись собственными вассалами и даже восстать против сюзерена и основать новое королевство. При всех упрощениях феодальная система, представленная в Mount & Blade, действительно напоминает о настоящем устройстве средневекового общества.

ПРИКЛЮЧЕНЧЕСКИЙ БОЕВИК (ACTION-ADVENTURE)

Игры, относящиеся к этому смешанному жанру, сочетают в себе черты квеста и экшена/шутера. Они обычно используют историю как декорацию для создания увлекательного приключения, придавая больше внимания зрелищности, чем достоверности, как это происходит в серии Assassin’s Creed.

В то же время игры серии Red Dead совмещают эстетику спагетти-вестернов с реальными деталями жизни Дикого Запада XIX века. Для обеих серий характерен акцент на открытом мире, по этому признаку они могут быть отнесены и к играм-песочницам.

МАССОВАЯ МНОГОПОЛЬЗОВАТЕЛЬСКАЯ РОЛЕВАЯ ОНЛАЙН-ИГРА (MASSIVELY MULTIPLAYER ONLINE ROLE-PLAYING GAME, MMORPG)

Массовая многопользовательская ролевая онлайн-игра (ММОРПГ) представляет собой смешение жанров ролевой игры и массовых онлайн-игр. Такие проекты сильно зависят от коммерческой составляющей и характеризуются высоким уровнем цензуры. Исторических ММОРПГ практически не существует, обычно речь идет о стилизованном мире, условно напоминающем исторические аналоги (Life is Feudal: Your Own, The Black Death, New World).

Популярность видеоигр в первой четверти XXI века неуклонно растет, что связано не только с развитием цифровых технологий. Подобно кинематографу в прошлом веке, видеоигры давно завоевывают право быть не только средством развлечения, но и формой искусства и инструментом образования. Очевидно, что в полной мере это может осуществиться только при кардинальных изменениях в массовом сознании, по-прежнему склонном к стигматизации видеоигр. Ситуация осложняется и тем, что видеоигры в значительной мере остаются коммерческим продуктом, зависящим от законов рынка. Тем не менее видеоигры все чаще обращаются к темам переживания исторического опыта. Колоссальный потенциал исторических видеоигр, связанный с их интерактивностью, сочетанием различных способов передачи и осмысления информации, а также жанровым многообразием, безусловно заслуживает внимания публичного историка.

Литература

– Chapman A. Digital Games as History: How Videogames Represent the Past and Offer Access to Historical Practice. New York: Routledge, 2016.

– Chapman A., Foka A., Westin J. Introduction: What is Historical Game Studies? // Rethinking History. 2017. Vol. 21. № 3. P. 358–371.

– Digital Gaming Re-imagines the Middle Ages / Ed. by D. Kline. Abingdon: Routledge, 2014.

– Digital Memory Studies: Media Pasts in Transition / Ed. by A. Hoskins. New York: Routledge, 2018.

– Playing with the Past: Digital Games and the Simulation of History / Ed. by M.W. Kapell, A.B.R. Elliott. London: Bloomsbury, 2013.

– Uricchio W. Simulation, History and Computer Games // Raessens J., Goldstein J. Handbooks of Computer Game Studies. Cambridge, MA: The MIT Press, 2005. P. 327–338.

– Панфилов Ф.М. Средневековые песочницы: Медиевализм в компьютерных играх начала XXI века // Неприкосновенный запас. 2016. № 107. С. 64–77.

– Яблоков К.В. Компьютерные исторические игры 1990–2000‐х гг.: Проблемы интерпретации исторической информации: Дисс. М., 2009.