Текст книги "Всё в прошлом. Теория и практика публичной истории"

Значимой стратегией конструирования локальных нарративов выступает разработка «невидимой» истории, акцентирующей внимание на сюжетах, которые по тем или иным основаниям вытесняются из официальной историографии (в этом смысле характерно название книги Витольда Славнина «Томск сокровенный»). Такие сюжеты, во-первых, могут быть исключенными из-за своей «ненаучности» и связаны с местным фольклором, мифологическими рассказами о загадочных местах и мистических событиях. Во-вторых, некоторые формы краеведческого нарратива выступают компенсацией дефицитов господствующей системы исторических репрезентаций, описанной современными исследованиями памяти. Эти формы включают реконструкции частных историй и изучение различных аспектов трудного прошлого: истории маргинализированных групп (переселенцев, язычников, иноэтничных), истории трагедий и репрессивных учреждений и т. д. В качестве примера последних можно привести проекты «Это прямо здесь» общества «Мемориал», «Сибиряки вольные и невольные» Томского краеведческого музея, а также независимый сайт «Москва – Волга», посвященный трагической истории строительства канала в 1930-е годы[155]155
  «Это прямо здесь» [topos.memo.ru/page/ about]; «Сибиряки вольные и невольные» [сибиряки. онлайн.] См. также: [tomskmuseum. ru/projects/sibiryaki-volnye-i-nevolnye]; сайт «Москва-Волга» [moskva-volga.ru/o-proekte].


[Закрыть].

При исследовании краеведения и его значения стоит обращать внимание на то, какие существуют форматы деятельности. Так, например, наряду с интеллектуальной работой по формированию образа места и изучению его истории, краеведы участвуют в практическом преобразовании локальной среды. Краеведческое знание также связано с охраной культурного наследия, организацией музеев и памятных мест и т. д. Выражая таким образом привязанность к своему городу или краю, краеведы оказываются в центре локальной политики, причем не только исторической, но и градостроительной. Здесь можно наблюдать целый диапазон вариантов – от сотрудничества с администрацией, заинтересованной в создании позитивного образа региона и притоке туристов, до конфликтов с властями и девелоперами, осуществляющими снос исторической застройки с целью постройки нового современного жилья.

Со сферой наследия связана такая характерная форма просветительской краеведческой работы, как экскурсия, и такой жанр краеведческих текстов, как путеводитель. Развитие туристической индустрии стимулирует развитие этой сферы краеведческой работы. Вместе с тем краеведческие экскурсии и путеводители не только выступают материалом для конструирования туристических образов территории и создания туристических аттракционов, но и имеют потенциал формирования альтернативы массовому туристическому рынку. Краеведческие экскурсии и путеводители претендуют на более аутентичный опыт знакомства с лежащими в стороне от туристических маршрутов непарадными достопримечательностями и неосвоенными пластами наследия, а также на рефлексию по поводу практик сохранения последнего (ср. экскурсии и путеводители в рамках проектов «Москва, которой нет» и «Неизвестная провинция»). Благодаря этому они приобретают не только популяризаторский, но в некоторых случаях и исследовательский характер. В рамках современного краеведения происходит модернизация форм экскурсионной работы (например, растущие коллекции городских аудиогидов или VR-экскурсии, организуемые проектом «Москва глазами инженера»), развитие новых театрализованных форматов – музейные постановки, сайт-специфик-спектакли и т. д.

Следующий аспект, который необходимо учитывать, – кто участвует в краеведческой деятельности. Интерес к новым пластам наследия часто способствует трансформации краеведческого сообщества, включению в него новых акторов, аудиторий и групп. Примером может быть сеть исследователей из Москвы, Екатеринбурга и других городов, возникшая в связи с интересом к конструктивистскому наследию, или борьба за сохранение деревянной застройки в Томске и Нижнем Новгороде. Разработка проблематики наследия может стимулировать не только историческое, но и гражданское просвещение постольку, поскольку речь идет об общественных пространствах и общественном достоянии. Эти задачи решались в рамках таких новых инициатив, как созданная при поддержке Архнадзора «Школа наследия» или цикл лекций и семинаров «Места памяти», организованный «Мемориалом». Свидетельством растущего интереса к охране и восстановлению наследия является также ренессанс волонтерских движений, в которых участвуют не только местные жители, но и группы волонтеров (фестиваль «Том Сойер Фест», волонтерские программы ВООПИК, фонда «Крохино» и др.).

Нередко краеведы выступают в качестве экспертов по истории того или иного места, иногда краеведение превращается из любительской активности в профессию. Так, например, создатели упомянутого выше проекта, посвященного каналу «Москва – Волга», активно публикуются, выступают с лекциями, организуют выставки и консультируют создателей телепередач и документальных фильмов[156]156
  Ikuv [Кувырков И]. Проект Москва-Волга. Ру в офлайне // Живой журнал «Истории с картинками». 2015. 25 июля [ikuv.livejournal. com/57130.html].


[Закрыть]. В городе Тотьма Вологодской области директором местного музея стал создатель популярного краеведческого паблика во «ВКонтакте» Алексей Новоселов. Сейчас, несмотря на ограниченность музейного бюджета учреждения, он вместе с небольшой командой единомышленников, состоящей из сотрудников музея и работников отдела культуры районной администрации, активно и успешно участвует в грантовых конкурсах с различными общественными и культурными проектами, а также обращается к возможностям краудфандинга. Это позволяет обустраивать новые общественные пространства, обновлять экспозицию музея, издавать книги с фотографиями Тотьмы в дореволюционное и советское время, учиться на примерах культурных проектов из российской и международной практики, а главное – вовлекать местных жителей в проекты, связанные с их городом. Показательно, что даже такие крупные музеи, как музей-заповедник «Царицыно» или Государственная Третьяковская галерея[157]157
  Метод Васнецова: Лайфхак для «понаехавших» / Государственная Третьяковская галерея [www.tretyakovgallery.ru/programs/metod-vasnetsova].


[Закрыть], обращаются к краеведению. Можно наблюдать реорганизацию поля краеведения в целом, где происходит как освоение новых принципов и форм работы уже существующими и работавшими ранее с локальным прошлым институциями (примерами здесь могут служить городские музеи Москвы и Екатеринбурга, краеведческий музей Анадыря и др.), так и появление новых игроков. К краеведческой тематике обращаются не только традиционные музеи, но также и музеи современного искусства, например музей PERMM и нижегородский ГЦСИ. Наконец, появляются и частные краеведческие музеи (например, музей города Хлынова в Вятке), составляющие альтернативу государственным институциям.

Для понимания процессов производства и распространения краеведческого знания, форм соучастия и способов включения аудиторий в краеведческую деятельность необходимо изучать роль различных медиа. Развитие интернета и социальных медиа создало новые возможности для краеведческих сообществ и проектов. Все более распространенной формой такой кооперации становятся форумы и группы в социальных сетях, связанные с тем или иным городом или районом. Преобладающей формой активности здесь является публикация изображений, позволяющих установить преемственность между тем, каким было место в прошлом, и тем, каким оно стало. В комментариях всплывают также фрагменты личных историй, обсуждаются современные проблемы жизни территорий. Более продвинутой формой работы становятся интернет-ресурсы, где создаются базы памятников и архивы публикаций, связанные с историей того или иного места, различные медиапроекты. В качестве примера можно назвать проект музея-заповедника «Царицыно» под названием «Старожилы. Частная история Царицына». Появление этого сайта показательно с точки зрения эволюции музея, идеология которого была изначально весьма далека от краеведческой тематики[158]158
  Подробнее см.: Степанов Б.Е. Указ. соч.


[Закрыть]. Между тем проект о старожилах сосредоточен на жизни непарадного, повседневного Царицына: «Мы хотим рассказать о Царицыне то, чего невозможно найти в путеводителях, – бытовые подробности, частный взгляд»[159]159
  Старожилы Царицына [starozhily.tsaritsyno-museum.ru].


[Закрыть]. На сайте проекта собраны личные истории людей, которые выросли здесь в коммунальной квартире или помнят семейную дачу, ходили гулять на природе и видели руины в парке. Рассказы «старожилов» приведены в виде текста и видео, дополнены фотографиями из личных и музейного архивов – то есть посетитель сайта может услышать прямую речь и увидеть героев. Формат сайта дает возможность мультимедийного, персонифицированного, многомерного повествования, добавления содержания (по задумке авторов проекта, сайт должен пополняться новыми героями и их рассказами). Таким образом, благодаря развитию туризма и новых медиа, расширению корпуса институций, вовлеченных в производство «локального знания», краеведение сегодня адресуется гораздо более широкой и распределенной аудитории[160]160
  Глава подготовлена в ходе работы в рамках Программы фундаментальных исследований Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ) и с использованием средств субсидии в рамках государственной поддержки ведущих университетов Российской Федерации «5-100». Авторы благодарят П.С. Куприянова за содержательное обсуждение первой версии этого текста.


[Закрыть].

Литература

– Hayden D. The Power of Place: Urban Landscape as Public History. Cambridge, MA: MIT Press, 1995.

– Kammen C. On Doing Local History. Walnut Creek, CA: AltaMira Press, 2003.

– Smith-Peter S. The Six Waves of Russian Regionalism in European Context, 1830–2000 // Russia’s Regional Identities. New York: Routledge, 2018. P. 15–43.

– Абашев В.В. Пермь как текст: Пермь в русской культуре и литературе XX века. Пермь: Издательство Пермского университета, 2000.

– Донован В. «Идя назад, шагаем вперед»: краеведческие музеи и создание местной памяти в Северо-Западном регионе. 1956–1981 // Антропологический форум. 2012. № 16. С. 379–402.

– Куприянов П.С. Исторический персонаж как локальный бренд, или Сказочная история Дуняши Стрешневой // Воображаемая территория: От локальной идентичности до бренда / Сост. М.В. Ахметова; отв. ред. Н.В. Петров. М.: Неолит, 2018. С. 107–133.

– Лоскутова М.B. Академия наук и краеведческое движение первой четверти ХХ в. // Академия наук в истории культуры России в XVIII – ХХ вв. / Отв. ред. Ж.И. Алферов. СПб.: Наука, 2010. С. 645–677.

– Мельникова Е. «Сближались народы края, представителем которого являюсь я»: Краеведческое движение 1920–1930‐х годов и советская национальная политика // Ab Imperio. 2012. № 1. С. 209–240.

– Мельникова Е.А. Локальное прошлое на границе национального: Краеведческие музеи Северного Приладожья в постсоветское время // Антропологический форум. 2015. № 25. С. 9–41.

– Московское архитектурное наследие: Точка невозврата / Под ред. К. Сесил, Э. Харрис. М.: MAPS, 2007.

– Разумова И.А. Краеведческий текст в социальном поле исторической науки (размышления над книгой А.А. Киселева «Записки краеведа») // Труды Кольского научного центра РАН. 2013. № 6 (19). С. 5–19.

Сет Бернстейн, Анастасия Заплатина
Цифровое пространство

С 1990‐х годов происходит стремительное развитие цифровых технологий. Распространение интернета и появление новых компьютерных программ позволяют историкам использовать их в своих исследованиях и делиться результатами с большой аудиторией. Цифровая история (digital history) является частью так называемых цифровых гуманитарных наук (digital humanities). Под «цифровыми гуманитарными науками» мы подразумеваем нетривиальное (то есть недоступное обычному пользователю) использование компьютерных технологий для решения исследовательских задач и расширения аудитории, с которой исследователи могут делиться результатами своей работы. Без сомнений, digital humanities повлияли на всех специалистов, которые так или иначе связаны с изучением прошлого: от профессиональных историков и журналистов до общественных деятелей и всех интересующихся. В первой части этой главы речь пойдет о существующих подходах к цифровой истории, а также о некоторых методах, которыми пользуются цифровые историки. Вторая часть посвящена вызовам, с которыми сталкиваются специалисты по публичной истории при создании цифровых проектов. В третьей части главы мы приведем несколько примеров недавних проектов в области digital history.

Цифровая история выросла из интереса гуманитариев к компьютерным технологиям и интернету. Сложные программы для работы с картами или базами данных начали использоваться специалистами еще до 1990‐х годов, но из-за высокой цены они были доступны только военному комплексу, крупным корпорациям и университетам. С тех пор ситуация кардинально поменялась: компьютеры стали доступны массовому пользователю, выход в интернет есть у более чем половины жителей земного шара[161]161
  Internet – Our World in Data [ourworldindata. org/internet].


[Закрыть], а компьютерные программы стали относительное дешевыми или вовсе бесплатными. Сегодня каждый, у кого есть компьютер и выход в интернет, может использовать их возможности в своих исследованиях.

Важно отметить и то, что digital history сегодня преимущественно занимается переводом уже существующих форм репрезентации информации в цифровой вид. Так, каждый крупный музей развивает свой сайт, который, по сути, заменил собой информационные табло и буклеты, а посты в официальных аккаунтах музеев в социальных сетях стали аналогами рекламных акций. Создание качественных веб-сайтов сегодня тоже доступно каждому: для этого достаточно воспользоваться одной из систем управления контентом, предоставляющих открытый исходный код. Платформа YouTube, вкупе с инструментами для редактирования видео (Apple’s iMovie, Lightworks или Shotcut), во многих отношениях превзошла телевидение и другие каналы коммуникации по своим возможностям для историков. В целом социальные сети существенно повлияли на рост интереса к истории и на возможности историков взаимодействовать с общественностью.

В течение последних десяти лет многие журналы и даже книжные издательства полностью отказались от печатных публикаций и перешли к их онлайн-версиям. Историки могут больше не публиковаться в журналах и сборниках, предпочитая академическим статьям блогинг. Такие платформы, как LiveJournal, Blogger и Medium, позволяют авторам публиковать тексты самостоятельно. Существенным недостатком этого пути является отсутствие процедуры рецензирования, характерной для традиционных научных публикаций, достоинством – возможность мгновенно делиться с читателями новыми идеями. Помимо этого, блоги обладают неограниченным объемом памяти и могут содержать не только тексты, но и дополнительные медиафайлы, такие как фото, видео, аудио (в то время как издательство, возможно, разрешит опубликовать в книге 10–12 иллюстраций).

Архивы также постепенно начинают перемещаться в виртуальное пространство. Еще несколько лет назад программное обеспечение, место на серверах для хранения данных, профессиональный веб-дизайн были слишком дороги для того, чтобы оцифровывать коллекции архивов и библиотек. Сейчас архивисты и просто энтузиасты делают архивные материалы доступными, сканируя документы и публикуя их в интернете. Технологии автоматического распознавания текста (optical character recognition) делают возможными непосредственную работу с текстом источников и поиск по их содержанию. Крупные музеи имеют возможность нанять веб-дизайнера, однако даже небольшие институции или частные лица могут воспользоваться онлайн-сервисами вроде Omeka для создания собственных онлайн-коллекций артефактов. В качестве примеров сайтов на основе Omeka можно назвать архив «ГУЛАГ: множество дней, множество жизней»[162]162
  Gulag: Many Days, Many Lives [gulaghistory.org].


[Закрыть], а также проект «Отправляясь на север»[163]163
  Goin’ North [goinnorth.org/about].


[Закрыть] – коллекцию устных историй афроамериканцев, переселившихся в Филадельфию в 1910–1930-е годы. Многие из цифровых проектов обращаются к простым пользователям как к соавторам. Например, некоторые проекты используют краудсорсинг (crowdsourcing), то есть привлекают к решению интеллектуальных, производственных или творческих задач большое число людей, готовых работать на добровольных началах. В рамках одних проектов нужно заполнить Google-форму, рассказав о своих воспоминаниях о том или ином событии (например, о событиях 1989 года в Германии в проекте «Мы были такими свободными»[164]164
  Wir waren so frei … Momentaufnahmen, 1989/1990 [www.wir-waren-so-frei.de/index.php].


[Закрыть]). Другие обращаются к волонтерам за помощью в расшифровке оцифрованных источников или сличении автоматически распознанного текста с оригиналом (например, в проекте «Прожито» (см. ниже) или в коллекции документов Военного министерства США, где любой желающий может прямо на сайте поучаствовать в расшифровке документов, пострадавших в пожаре 1800 года[165]165
  Papers of the War Department, 1784–1800 [wardepartmentpapers.org/s/home/page/ home].


[Закрыть]).

Повышенное внимание к digital history вызвано не только тем, что она сделала существующие формы публичной истории более доступными, но и тем, что она создала новые интерактивные возможности. Традиционные статьи или выставки передают читателю или зрителю факты о прошлом или интерпретации прошлого, однако, вне зависимости от инновационности транслируемой информации, способ ее восприятия остается неизменным. Вместо привычного всем текстового формата digital history предлагает пользователям вступить в более тесный контакт с прошлым и как бы окунуться в него с помощью технологии геймификации. Подобные «игры с историей» не обязательно должны быть сложноустроенными: например, сервис Twine[166]166
  [twinery.org].


[Закрыть] позволяет создавать простые истории с альтернативными вариантами развития событий.

Компьютеры позволяют заменить или дополнить тексты визуализацией. При этом пользователи могут постоянно редактировать данные и мгновенно видеть изменения. Особенно полезным инструментом для историков являются таймлайны. В отличие от хронологической ленты, просто перечисляющей события, таймлайны позволяют прикреплять дополнительные медиафайлы, так что пользователь может перемещаться по ленте, изучая эти материалы. Еще один полезный инструмент – геоинформационные системы (ГИС), которые, в отличие от статичной карты, представляют собой скорее базу данных, разные информационные слои которой привязаны к географическим координатам. Программы для 3D-моделирования помогают историкам реконструировать древние города или даже создавать симуляции, в которых пользователи могут взаимодействовать с местными жителями из прошлого. Благодаря интерактивным технологиям пользователи могут почувствовать себя участниками исторического события, сформировать собственное мнение и критически осмыслить мнение профессиональных историков[167]167
  Один из самых амбициозных и дорогостоящих проектов в области digital humanities – Venice Time Machine – воссоздает тысячелетнюю историю Венеции, реконструируя не только архитектурный облик города, но и социальные и экономические связи между жителями. Это один из редких гуманитарных проектов, которому посвящена статья в Nature, см.: Abbott A. Venice gets a time machine // Nature. 2017. June. Vol. 547. P. 341–344.


[Закрыть].

Таким образом, развитие технологий существенно повлияло на публичную историю. Программы, которые ранее были дороги и сложны, стали доступны большинству историков. Наряду с оцифровкой уже существующих источников и исследований, digital history позволяет исследователям создавать динамичные и интерактивные репрезентации прошлого, а интернет сближает академических историков и активистов с широкой публикой.

ТЕОРИЯ

Цифровизация всех сфер жизни создала не только множество новых возможностей для историков, но и множество новых проблем. Последние можно свести к двум основным вопросам. Во-первых, насколько цифровая история может/должна быть включена в поле академических исследований и являются ли цифровые историки «настоящими» историками? А во-вторых, каковы интеллектуальные и материальные издержки тех, кто использует методы digital humanities?

Проблема включения цифровой истории в академическую науку частично отражает ключевую проблему, стоящую перед digital humanities в целом: какие именно проекты и исследования можно отнести к цифровым? Одна из точек зрения подразумевает, что цифровые гуманитарные науки решают технически сложные задачи, недоступные «нецифровым» гуманитариям[168]168
  Рамси С. О конструировании // Цифровые гуманитарные науки – хрестоматия / Под ред. М. Террас, Д. Найхан, Э. Ванхутта, И. Кижнер. Красноярск, 2017. С. 289.


[Закрыть]. Другая точка зрения делает акцент на возможности распространять информацию среди большого числа людей. Человек, который пользуется поисковыми системами, применяет ту же технологию, что и человек, который занимается анализом данных (text mining) при работе с корпусами текстов. Разница только в масштабе этой работы[169]169
  Маллен Л. Цифровые гуманитарные науки – это спектр, или Мы все сейчас цифровые гуманитарии // Там же. С. 283.


[Закрыть]. В этой главе мы пользуемся наиболее общим и инклюзивным определением цифровой истории, включая в это понятие и более «простые» формы, такие как блоги и социальные сети.

Вопрос о доступности цифровых методов широкой аудитории также связан с проблемой исторической памяти. До повсеместного распространения интернета историческая память передавалась преимущественно в школах и учреждениях культуры, посредством государственных программ. Люди имели доступ к этой информации, но в целом существовал огромный зазор между теми, кто создавал знание о прошлом, и теми, кто получал его. Интернет в определенном смысле обеспечил демократизацию исторического знания, а также распространение прежде маргинальных и/или маргинализированных точек зрения на историю[170]170
  Rutten E., Fedor J., Zvereva V. Introduction: Old Conflict, New Media: Post-Socialist Digital Memories // Memory, Conflict and New Media: Web Wars in Post-Socialist States / Ed. by E. Rutten, J. Fedor, V. Zvereva. London: Routledge, 2013. P. 1–18.


[Закрыть]. По сравнению с советским периодом уровень цензуры в России сегодня относительно невысокий, но при этом существует и явный недостаток редактирования и проверки информации. Это приводит к эпидемии «фейковой истории» в интернете.

Еще одна проблема интернета в том, что хранящаяся в нем информация может быть недолговечной: так, сайты и посты в социальных сетях можно легко редактировать и удалять. Поэтому некоторые крупные платформы, хранящие большие объемы данных («Википедия», например), используют «системы управления версиями», то есть собирают информацию о внесенных в код изменениях. Но как будущие историки будут писать о событиях XXI века, основываясь на такой нестабильной источниковой базе?[171]171
  Garde-Hansen J. Introduction // Save as… Digital Memories / Ed. by J. Garde-Hansen, A. Hoskins, A. Reading. London: Palgrave Macmillan, 2009. P. 1–21.


[Закрыть]

Вопросом, вытекающим из необходимости управлениями версиями, является стоимость поддержания работоспособности цифровых объектов. Одно из часто упоминаемых достоинств digital humanities – их экономическая эффективность. Музейные помещения и архивы требуют уборки, ремонта и прочего. Все эти расходы не нужны, когда речь идет об онлайн-выставках и цифровых коллекциях. Кажется, достаточно один раз заплатить профессиональному веб-дизайнеру и сделать красивый сайт, чтобы после этого сайт работал вечно. Тем не менее поддержание музейных и других сайтов требует определенных усилий. Каждое новое изменение, внесенное в код той или иной платформы или библиотеки, снижает вероятность того, что программа или сайт продолжат работу без ошибок. Поэтому содержание всей онлайн-инфраструктуры в работающем и соответствующем времени состоянии требует от институций не меньших (а порой и больших) расходов, чем поддержание порядка в физических помещениях[172]172
  Drucker J. Complexity and/or Sustainability / DH2019. Утрехт, Нидерланды. Краткое описание на русском языке на сайте «Вестник DH». Выпуск 12 [vdigital.me/issues/issue12. html].


[Закрыть].

Вторая проблема связана с возможной утратой значения классической интерпретативной истории. В статье Los Angeles Review of Books от 2016 года авторы предостерегают, что растущая популярность «всего цифрового» приводит к некритическому подходу к созданию онлайн-архивов и инструментов. Статья стала реакцией на политику финансирования американских университетов, поддерживающих любые цифровые проекты на всех уровнях, от распределения рабочих мест до выдачи грантов на исследования. Авторы статьи видят в этой политике плоды неолиберальной идеологии, для которой развитие технологий и сбор данных, а не новые интерпретации являются приоритетной целью университетов[173]173
  Allington D., Brouillette S., Golumbia D. Neoliberal Tools (and Archives): A Political History of Digital Humanities // Los Angeles Review of Books. 2016. May 1.


[Закрыть]. Исследователи надеются на изменение курса, при котором академическая история вновь сможет на равных соревноваться с базами данных и визуализациями. Но даже для тех, кто не согласен с негативными выводами авторов, вопрос заключается в том, как цифровые методы могут использоваться в академических исследованиях. Могут ли инструменты для визуализации и геймификации содержать в себе такую же аналитическую глубину, как классическая статья или книга?

Последняя проблема непосредственно связана с изменениями в интеллектуальной культуре, к которым приводит развитие цифровой истории. Раньше для поиска необходимой информации ученые должны были просматривать выпуски ежедневных газет за несколько лет, работать с архивными делами, ходить в библиотеки. Сегодня электронные каталоги позволяют найти необходимые документы по тематическому запросу в течение нескольких секунд. Несмотря на то что возможность быстрого поиска по массиву данных значительно облегчила жизнь большинству историков, она привела к исключению из исследовательской практики процесса, который историк Лара Путнам называет «осмотром по сторонам» (side looking). В процессе работы с бумажными каталогами и описями исследователь невольно просматривает большое количество дополнительной, «ненужной» информации, которая может оказаться важной как для его непосредственной темы, так и для появления новых идей. Side looking позволяет рассмотреть и учесть более широкий контекст[174]174
  Putnam L. The Transnational and Text-Searchable: Digitized Sources and the Shadows They Cast // American Historical Review. 2016. Vol. 121. № 2. P. 377–402.


[Закрыть]. Более того, огромное число материалов находятся в свободном доступе в интернете, в результате чего многие исследователи ограничиваются ими в своей работе, не предпринимая дополнительных архивных поисков. Таким образом, по мнению Путнам, достижением цифровой истории являются более доступные источники, но не обязательно более качественные исследования.

Стоит ли публичным историкам заниматься цифровыми выставками и архивами? Несмотря на все сформулированные выше вопросы, разумеется, стоит. Важнейшее достижение цифровых гуманитарных наук – в том, что они расширили целевую аудиторию музеев, предоставив доступ к своим коллекциям и выставкам людям, которые по разным причинам не могли получить его вживую. Главный вызов, стоящий перед историками сегодня, состоит в том, чтобы начать осознавать ограничения цифровых инструментов. Управление версиями опубликованной информации, контроль над ними – одна из задач, которую должны выполнять современные историки, чтобы следить за достоверностью появляющегося сегодня контента – и для сохранения источников, которые «рождены цифрой», и для новых поколений историков.

ПРАКТИКИ

В следующей части главы рассказывается о ряде конкретных примеров реализации цифровых проектов в области публичной истории в России. Мы постарались выбрать наиболее разнообразные кейсы, демонстрирующие «спектр» возможностей digital humanities.

В 2017 году в России и по всему миру отмечалось столетие революционных событий 1917 года. Одним из самых ярких и уместных усилий по коммеморации революции стал «Проект 1917. Свободная история», подготовленный командой Михаила Зыгаря при поддержке «Издательства Яндекса»[175]175
  Проект 1917 [project1917.ru/about].


[Закрыть]. В центре проекта – попытка представить, как социальные сети вроде Facebook и Twitter выглядели бы сто лет назад. Посты для этой «социальной сети 1917 года» создавались на основе дневников и писем современников событий, а интерфейс сайта включал уведомления о днях рождения героев и прогноз погоды на каждый день в Москве и Петрограде, с целью создать иллюзию полного погружения в прошлое. Идея проекта поражает своей простотой и изящностью одновременно: погрузить жителей XXI века в мир витавших в воздухе сто лет назад идей, мнений и мыслей, используя знакомый и привычный современному человеку формат и тем самым показав историю страны через призму личных историй и общность частного опыта. В проекте представлены профили более 600 героев, среди которых представители творческой и политической элиты, государственные деятели и революционеры, ученые и писатели, а также российские и зарубежные журналы и газеты. «Проект 1917» стал невероятно успешным благодаря удачному сочетанию нескольких факторов: во-первых, заметного общественного и государственного запроса на раскрытие этой темы в популярном и «несерьезном» формате; во-вторых, современного и профессионального технического воплощения, за которое отвечали разработчики и дизайнеры из бюро ITSumma; и в-третьих, простой и интересной идеи и грамотного продвижения с привлечением медиалиц, которому способствовал сам формат проекта[176]176
  Wijermars M. Project “1917 – Free History”: Reliving the Russian Revolution in the Digital Age // Digital Icons: Studies in Russian, Eurasian and Central European New Media. 2018. № 18. P. 45–65.


[Закрыть].

Одним из наиболее заметных игроков в российских digital humanities является общество «Мемориал», которое часто использует цифровые технологии в своей работе с культурой памяти и активно привлекает желающих к сотрудничеству[177]177
  memo.data: Хакатон по материалам баз данных «Мемориала» [www.memo.ru/ru-ru/ projects/hackathon].


[Закрыть]. Начиная с 2017 года «Мемориал» проводит ежегодный хакатон по работе со своими базами данных и возможностями их использования программистами, лингвистами, историками, журналистами. Один из ключевых цифровых проектов «Мемориала» – «Топография террора»[178]178
  [topos.memo.ru]; подробнее о проекте см. интервью с его куратором Александрой Поливановой: [https://urokiistorii.ru/ articles/topografija-terrora-jeto-prjamo-zdes].


[Закрыть]. Это геоинформационная система, которая посвящена местам в Москве, связанным с историей советских политических репрессий. Название было позаимствовано у одноименного берлинского музея, рассказывающего об истории национал-социализма, но слоган проекта – «Это прямо здесь» – постепенно вытеснил его название и выразил суть: рассказать об ограничении свободы и насилии над людьми, которые происходили в знакомых всем местах совсем недавно. «Топографическая оптика передает близость этих событий к нам сегодняшним и, возможно, позволит нанести память об этой несвободе на ментальную карту современных горожан», – говорится в описании проекта на сайте. В основе проекта – карта Москвы, на которой отмечены объекты, тематически выделенные в несколько слоев: репрессированная наука, принудительный труд, места принятия решений, дети, места массовых расстрелов, ГУЛАГ в Москве. Редакторы регулярно добавляют новые слои, например «Москва Солженицына» и «Москва Шаламова». Среди отмеченных объектов – здания органов безопасности, тюрьмы, лагеря, колонии и спецпоселения, адреса проживания хотя бы самых известных жертв террора, места расстрелов, некрополи, памятники и пр. Редактированием информации о каждом объекте и уточнением его географической локализации занимается команда из более чем 20 исследователей и волонтеров; за техническую часть работы над проектом отвечают профессиональные картографы, разработчики и дизайнеры. «Топографию террора» можно назвать образцовым примером цифрового проекта в области публичной истории. Карта связывает жителей города с историей конкретных мест, помогая выстраивать диалог и формируя причастность к месту. Поэтому важным элементом проекта являются и различные офлайн-мероприятия, например регулярные тематические экскурсии, лекции и выставки.

Визуализацией как методом реконструкции исторических объектов активно занимаются в центре дизайна и мультимедиа Университета ИТМО под руководством Николая Борисова. Проекты в области публичной истории – одно из приоритетных направлений работы центра. Первым подобным проектом была реконструкция первой постановки чеховской «Чайки», премьера которой состоялась в 1896 году в Александринском театре в Санкт-Петербурге[179]179
  Чайка. Мультимедиа-реконструкция театрального события [seagull.ifmo.ru].


[Закрыть]. Один из последних проектов Борисова – виртуальная реконструкция облика Соловецкого монастыря XVI–XVII веков, то есть периода его расцвета. Соловецкий монастырь занимает особое место в российской истории, но его внешний вид был сначала изменен перестройками XVIIIXIX столетий, а затем сильно пострадал в XX веке во время нахождения в нем Соловецкого лагеря особого назначения. Поэтому основная цель проекта – внести вклад в сохранение культурного наследия. «Виртуальная реконструкция – единственная возможность представить сообществу исследователей русской культуры и широкой общественности древний монастырский ансамбль во всей его полноте и целостности»[180]180
  Архитектурный ансамбль Соловецкого монастыря в период наивысшего расцвета (XVIXVII вв.). Реконструкция [solovky.ifmo.ru/ reconstruction].


[Закрыть], – говорится в описании проекта. Для выполнения этой задачи было привлечено большое количество самых разных источников: от описей Соловецкого монастыря, начиная с XVI века, и изображений монастыря на гравюрах и иконах до материалов археологических раскопок. Работу над созданием проекта вели сотрудники сразу четырех институций: Соловецкого музея-заповедника, ИТМО, СПбГУ и МГУ. Помимо собственно реконструкции, на сайте можно посмотреть панорамные видеоэкскурсии по монастырю.