Текст книги "Лучший телохранитель – ложь"

– И в чем же они заключаются? – поинтересовался Квинн.

– Рассматривать обращения от федеральных организаций, направленные против агентов внешней разведки, заподозренных в ведении операций на территории США. Они называются исками к СДВР.

– Простите, – снова перебил его Квинн, – я помню, что мистер Темплтон уже представлял вас, но кто же вы на самом деле?

– Меня зовут Джеймс Райтаг, я помощник генерального прокурора и курирую вопросы, относящиеся к деятельности отдела национальной безопасности в сфере разведки министерства юстиции.

– Это всего лишь должность, – заявил Квинн. – В свете распоряжения федерального суда я не уверен в том, какова будет моя роль в этом деле. Надеюсь, что я все еще обладаю полномочиями в части, касающейся уголовного дела.

– Полагаю, да.

– Очень любезно с вашей стороны, – проговорил Квинн. – Итак, вы заявляете, что те фотографии, которые мистер Мадриани и его клиентка хотели бы рассмотреть на суде, представляют собой нечто относящееся к государственным секретам, не так ли?

– Вот именно, – подтвердил Райтаг.

– Мистер Мадриани, у вас есть что сказать по этому поводу? – Квинн посмотрел в мою сторону.

– Я не хотел бы обсуждать это, – настаивал Райтаг.

– Возможно, я что-то не так понял, – вмешался я. – Вы заявляете нам, что юрисдикция специального федерального суда ограничивается соблюдением контрольных данных, касающихся деятельности шпионов на территории Соединенных Штатов. Это так?

– Да, это так, – подтвердил Райтаг.

– А какое отношение к этому имеют эти шесть фотографий?

– Это секретная информация, и вы не имеете к ней доступа, – заявил Райтаг.

– Ваша честь, мы имеем дело с двумя убийствами, по которым скопилось очень много вопросов, на которые у нас нет ответов. У нас есть вопросы, относящиеся к одной из жертв, а именно к Эмерсону Пайку. Чем он занимался, как ему удалось заполучить визу и привезти нашу клиентку в США, ту самую визу, оформление которой обычно занимает месяцы? Но ему удалось получить ее в нашем консульстве в Коста-Рике за три дня. Известно ли вам что-нибудь об этом? – Последний вопрос я адресовал Райтагу.

– Извините, – проговорил он и покачал головой.

– Мы знаем, что Эмерсон Пайк был буквально поглощен данными фотоснимками, – теперь я обращался к судье, – и что эти фотографии были сделаны матерью подзащитной…

– Где? Где именно они были сделаны? – воскликнул Райтаг.

Я посмотрел на него:

– Если вас интересует обмен информацией, дайте мне копии фотографий и расскажите все, что вам известно. А я передам вам все имеющиеся у меня данные.

Но при одном условии: это не должно подвергнуть мою клиентку риску преследования со стороны закона.

– Почему бы вам просто не сказать мне, где были сделаны снимки, – поинтересовался Райтаг, – в Коста-Рике? Это ведь была Коста-Рика, не так ли? Почему бы вам просто не рассказать нам, что вы узнали от клиентки? Ведь тогда мы могли бы очень быстро все выяснить.

– Полагаю, что вы ищете господина Никитина.

Это было сказано наугад, но сработало. Глаза Райтага чуть ли не вылезли из орбит, когда он повернулся ко мне.

– Что она вам сказала?

Еще более интересным был сконфуженный взгляд, брошенный им на Темплтона, который развернулся в своем чудо-кресле и посмотрел сначала на меня, а потом на Райтага. Что бы ни было известно федералам, они, очевидно, не сочли нужным поделиться информацией со своим приятелем-прокурором.

– Давайте поговорим с ней, – предложил Райтаг, – мы могли бы обеспечить ей защиту.

– От чего? От обвинений в убийствах? – переспросил я.

– Ни в коем случае, – вмешался Темплтон.

Райтаг подался вперед, поближе к Темплтону. Ким Говард склонилась к другому уху коротышки. Ее помощник немедленно вскочил со своего края кушетки и встал прямо за передвижным креслом прокурора, чтобы закрыть его от наших с Гарри взглядов. Все они сгрудились перед судейской кафедрой.

– Если вы хотите посовещаться несколько минут, одна из моих комнат в вашем распоряжении, – предложил Квинн. – А кстати, кто такой господин Никитин?

Темплтон поднял руку, как бы удерживая судью. Они шептались еще несколько секунд перед креслом Темплтона, пока тот, наконец, не проговорил:

– Ну хорошо, ваша честь. Я не вполне уверен, что понимаю суть здесь происходящего, но, возможно, существует решение, которое устроило бы всех нас. Именно этот вариант я хотел бы сейчас предложить. Конечно, мне придется оговориться, что прежде я должен буду посоветоваться со своим боссом, но думаю, что и он не станет возражать. Но у нас будет два условия.

Темплтон повернулся в кресле, чтобы посмотреть на меня, а помощник Говард сразу же отступил на свое место.

– Если она пойдет на сотрудничество, – Темплтон имел в виду Катю, – если она поделится информацией с правительством и если эта информация окажется полезной, – продолжал коротышка, – если выдаст своего сообщника, который помогал ей в доме Пайка, кем бы он ни был, то я буду ходатайствовать перед судом, чтобы он ограничился пожизненным заключением без права помилования.

– Мечтать не вредно, – отрезал я.

– Все это предполагает наличие сообщника, – вступил в разговор Гарри, – но как же, черт возьми, она сдаст вам кого-то, кто не существует в реальности?

– Ну, этого мы не узнаем, пока она сама не скажет нам об этом, не так ли? – предположил Темплтон. – Тем не менее я внес предложение, ваша честь, – Темплтон снова повернулся к судье, – и поскольку правосудие штата сделало свое предложение, которое я готов изложить письменно, его необходимо довести до подзащитной. Отвергать его не относится к компетенции адвокатов. Решение должна принимать сама подзащитная. Адвокаты могут консультировать ее, но они не вправе за нее решать. И я бы попросил во избежание недоразумений и путаницы, чтобы господа Мадриани и Хайндс присутствовали в момент, когда предложение будет разъясняться их клиентке. – Говоря это, Темплтон смотрел прямо на Гарри. – Я переведу это на испанский язык, чтобы она могла прочитать документ. Путь к спасению от смертного приговора – совсем не тривиальное дело.

– Отклоняется, – объявил Квинн, – вы передадите свое предложение господам Мадриани и Хайндсу.

– Будем рады передать его, – сказал я, – но могу заверить, что она отклонит его.

– Как вы можете быть уверенными в этом? – Темплтон снова развернулся и посмотрел на меня.

– Я знаю свою клиентку. И если вы соизволите вынуть голову из зада, то сможете увидеть дневной свет.

– Господин Мадриани! – вмешался Квинн.

– Простите, ваша честь, но были убиты двое людей. Кто-то проник той ночью в дом Эмерсона Пайка. Мы знаем об этом, потому что на замке задней двери дома остались следы взлома. Единственной причиной, почему убийца не забрал данные фотографии, является то, что они принадлежали матери подзащитной. Кате Солаз удалось добиться, чтобы Эмерсон Пайк вернул ей снимки в ту ночь, когда она бежала из его дома, в ночь убийства. Катя Солаз сумела выбраться из дома, буквально на один шаг опередив того, кто убил Пайка. Если бы этого не произошло, то сейчас она была бы мертва и фотографии исчезли бы.

– Ну да, и вы конечно же готовы поручиться за это, – заметил Темплтон. – Ваша честь, мы считаем, что это она убила Эмерсона Пайка с помощью сообщника. – Он снова повернулся к судье. – Вместе они обчистили дом, забрали монеты и компьютер потерпевшего.

– Если мотивом была кража, то почему они забрали только компьютер и часть монет? – спросил я.

– Потому что не смогли больше ничего унести, – заявил Темплтон. – Это называется физикой, а еще точнее, законом гравитации.

– Неправильно, – возразил я. – Компьютер изъяли, потому что в нем в цифровом виде хранились те самые фотографии. Разве вы не знали об этом?

Гарри выстрелил в меня взглядом исподлобья, будто призывая заткнуться.

– Ваша честь, это не было ограблением в общепринятом смысле этого слова. Кто бы ни явился в дом, чтобы убить, убийство было совершено из-за тех фотографий. Именно это было целью. Именно поэтому фотографии являются ключом к нашему делу.

– Что изображено на снимках? – поинтересовался Квинн.

– Спросите у них. – Я указал на Райтага.

– Не могли бы вы дать нам хотя бы подсказку? – спросил Квинн.

– Нет, сэр, – отрезал Райтаг.

– Я отвечаю за то, чтобы суд был честным, – напомнил судья.

– А в мои обязанности входит защита национальной безопасности, – парировал Райтаг.

– Найдите компьютер Пайка, и вы найдете убийцу, – вмешался я. – И это будет не моя клиентка.

– Тогда подскажите нам, где именно искать, – съязвил Райтаг.

– Похоже, что мы снова оказались там, где были с самого начала, – заявил Гарри. – У меня есть предложение.

Райтаг посмотрел на него:

– В чем оно заключается?

– Федеральное правительство имеет право контролировать деятельность большинства банков, не так ли?

– И что же мы должны предпринять в отношении какого-то из них?

– Нам известно имя – Джон Уотерс. Мы располагаем информацией, что мистер Уотерс получил сто тысяч долларов наличными в качестве оплаты за одну из принадлежавших жертве, Эмерсону Пайку, золотых монет. Возможно, это займет какое-то время, но не исключено, что господин Уотерс положил эту сумму на банковский счет в одном из американских банков. Вы можете проверить в своих компьютерах имя Джон Уотерс и убедиться, что будет обнаружено. Я имею в виду то, что для открытия счета в банке необходимо предъявить карточку социального страхования или данные налогоплательщика, не так ли?

Райтаг ненадолго задумался, потом сделал у себя пометку.

– Не думаю, что вы располагаете датой его рождения, – поинтересовался он.

– Но ведь речь идет о вымышленном имени, – насмешливо бросил Темплтон.

– Ну и что? – парировал Гарри. – Если кто-либо открыл в банке счет под этим именем, мы должны знать об этом. В интересах национальной безопасности. – Он посмотрел на Райтага.

– Я согласен с господином Мадриани в одном, ваша честь, – заявил Темплтон, – если мы найдем компьютер Эмерсона Пайка, мы обнаружим одного из убийц. Потому что второй уже находится в окружной тюрьме. Передайте наше предложение своей клиентке. – Он посмотрел на меня. – Скажите ей, что у нее появился шанс на жизнь. Это самое большее, на что она может рассчитывать. Посмотрим, что она на это скажет.

И он одарил меня зловещей улыбкой.

Глава 24

Вчера днем, положив трубку телефона, Катя поняла, что забыла поблагодарить Пола. Она почувствовала, что он или Гарри переговорил с руководством тюрьмы, потому что ее жизнь стала значительно легче.

Пол позвонил ей, чтобы рассказать, что произошло в здании суда, о спорах вокруг исчезнувших фотографий. Через несколько дней, сообщил он, им придется встретиться в суде. Им предстояло обсудить множество важных вопросов, ни об одном из которых нельзя было говорить по телефону. Кате предстояло поехать в здание суда, где в присутствии судьи в его кабинете они обсудят все это. При этом прокурор будет ожидать результатов беседы в соседней комнате. Катя спросила, что произошло. Пол ответил, что все подробности при встрече, и на этом разговор закончился. Она пообещала себе, что не забудет поблагодарить его, когда они встретятся в суде.

Ее жизнь удивительно быстро изменилась к лучшему. Последние несколько дней, даже принимая во внимание ту драку в душевой комнате, все ее прошлые проблемы в тюрьме исчезли. Мексиканские чики, которые третировали Катю с самого первого дня пребывания там, в особенности та огромная женщина с рябым лицом и шрамом на щеке, оставили ее в покое и зализывали раны.

Катя с улыбкой размышляла об этом, направляясь через двор к зданию, где находилась ее камера.

Огромная мексиканка иногда бросала в ее сторону злые взгляды. Но когда Катя смотрела на нее, сразу же отводила глаза. У нее до сих пор не все в порядке было с носом. Она и ее друзья теперь держались на дистанции. Даже в общей комнате, куда Катя так долго избегала заходить, она теперь чувствовала себя свободно. Могла сколько угодно сидеть там и смотреть телевизор, не опасаясь, что ей придется бежать от кого-то из своих коллег-заключенных.

Катя понимала, что все это стало возможно благодаря Полу или Гарри. Они поговорили с кем-то в тюрьме, и одна из Катиных соседок по камере, подруга большой мексиканки, причина всех Катиных проблем, неожиданно была переведена в другую камеру. Вместо нее поселили другую латиноамериканку, Даниэлу Перес, которая заняла место над Катиной койкой.

Даниэла была родом из Колумбии и, как и Катя, оказалась в тюрьме в одиночестве, без подруг. Обычно выходцы из Коста-Рики относились к колумбийцам с опасением, помня о той волне насилия, с которой был связан колумбийский наркобизнес. Но Даниэла отчего-то казалась Кате другой.

Она была тихой и спокойной, всегда погруженной в себя. Но она никогда не забывала улыбнуться и поздороваться с Катей при встрече. И это было нетипично для обитателей тюрьмы. Улыбаться и вежливо разговаривать считалось здесь признаком слабости. Это превращало тебя в потенциальную жертву, подталкивало кое-кого к действиям.

Катя думала, как долго сумеет продержаться здесь Даниэла, если и с другими будет вести себя вот так, по-дружески. Рано или поздно она точно так же улыбнется и поздоровается с проходящей мимо большой мексиканкой или бандиткой-чикой.

Два дня Катя наблюдала за Даниэлой издали. Колумбийка была старше и выше и очень хорошо сложена. Каждый день она занималась в тренажерном зале. Но, хотя Даниэла и имела привлекательную внешность, Катя догадывалась, что на долю этой женщины выпала непростая жизнь. Сложно было определить, сколько же ей лет. Катя предполагала, что за тридцать.

На спине колумбийка носила огромную татуировку, которая продолжалась вплоть до локтя на левой руке: паутина, которая перекатывалась на ее коже, когда Даниэла поднимала тяжести в зале. Катя поражалась тому, какой большой вес могла поднимать эта женщина. Она совсем не выглядела сильной. Наверное, все дело было в технике, в том, как она владела своим телом. Многие женщины, даже те, что привыкли работать с тяжестями, удивлялись этому. Катя видела, как две из них заговорили с Даниэлой. Перебросившись с ними несколькими фразами, она пожала руку одной из них, и они вместе направились во двор гулять.

Все переменилось в тот день. Катя решила пойти принять душ. Обычно она делала это раньше, чтобы не встретиться в душевой с другими женщинами-заключенными. Из-за шума воды и струи, направленной в лицо, она не увидела и не услышала их. Большая мексиканка и две ее подруги зашли в общую душевую вскоре после нее. Все они были одеты в свитера и кроссовки. Несмотря на то что мексиканка была очень крупной, по крайней мере на пятьдесят фунтов тяжелее Кати, она никогда не ходила без сопровождения менее чем двух подруг.

Одна из женщин ощупала Катю сзади. Когда Катя обернулась, вздрогнула и попыталась прикрыться руками, все трое рассмеялись.

– Успокойся, мы не собираемся сделать тебе больно. Мы просто хотим немного позабавиться, – сказала великанша.

Когда она вышла вперед и попыталась прикоснуться к Кате, девушка отшатнулась. Тогда все трое принялись оскорблять ее. Они говорили, что женщины ее страны ничего не стоят, что костариканки спесивы, как павлины, что они привыкли выставлять свои тела на потеху гринго. Катя отвернулась и попыталась продолжить мытье.

– Ну-ка повернись ко мне лицом, сука. – Большая мексиканка обхватила Катю и вытолкнула ее из-под струи воды к кафельной стене, туда, где мексиканки могли общаться с ней, не боясь быть забрызганными. Две подруги большой мексиканки схватили Катю за руки и прижали их к стене. Великанша налила себе на руку немного мыла из флакона на полке и стала брызгать им в лицо и в глаза Кати.

– Оставьте ее в покое!

Глаза Кати горели. Она ничего не видела, но слышала этот голос. Он доносился откуда-то снаружи.

Неожиданно две женщины отпустили Катины руки. Она заскользила вдоль стены подальше от них, туда, где лилась вода. Смыв едкое мыло с глаз, сквозь желтый туман девушка разглядела Даниэлу, стоявшую у входа в душевую. На Даниэле были шорты, тюремная майка и кроссовки. Тело женщины блестело от пота: возможно, она вернулась с пробежки по двору.

– Почему бы вам не оставить ее в покое? – снова спросила Даниэла.

– Почему бы тебе не заниматься своими делами? – огрызнулась великанша мексиканка. – Или, может быть, ты хочешь, чтобы и тебе досталось?

– Я не думаю, что вас здесь достаточно для того, чтобы напугать меня, – заявила Даниэла.

– Ах вот как ты думаешь?

– Я знаю, что говорю.

Все произошло так быстро, что Катя не была даже уверена, действительно ли что-то видела.

Чувствуя резкий запах мыла, ощущая резь от него в глазах, она все же заметила, как одним молниеносным броском мускулистого тела Даниэла сократила дистанцию. Она приблизилась к ним так стремительно и с такой агрессией, что первым инстинктивным желанием мексиканок было отступить. Из-за этого одна из них, та, что стояла ближе всех к Кате, оказалась прямо под струей воды.

Женщины растопырили руки, готовые схватить Даниэлу. Но ее уже не было поблизости. Уклоняясь от их рук, она нырком бросилась вниз, на плитку пола. Одним мощным махом мускулистой ноги сбила с ног всех троих.

Катя запомнила тот звук. Звук падающих тел женщин, удар их голов о плитку пола напоминал ей звуки, которые издают кокосовые орехи, когда падают на бетон. Следующим, что увидела Катя, были три женских тела, лежащие спинами на покрытом мылом полу, и пытавшиеся, как в замедленной съемке, уползти прочь. Несколько секунд они так и лежали с открытым ртом, пытаясь прийти в себя.

Только одна из них попыталась встать – большая мексиканка, и это было ошибкой с ее стороны. Поднявшись с пола, с горящими злобой глазами-бусинками, она, опустив плечо, бросилась на Даниэлу.

Хитрая колумбийка сделала шаг в сторону, как тореадор отступает перед устремившимся на него быком. Даниэла ухватила мексиканку за волосы, когда та, не успев затормозить, проносилась мимо нее, и, придав ее движению новое направление, швырнула великаншу лицом прямо в плитку стены.

Катя вспомнила глухой удар и красную реку мексиканской крови, которая, смешиваясь с водой, стекала в дренажное отверстие.

Женщина пролежала на полу более минуты, пока ее подруги осмелились наконец помочь ей. И когда все же решились на это, старались далеко обходить Даниэлу.

Катя тогда подумала, что мексиканка мертва. Но Даниэлу, похоже, это нисколько не смутило. Для нее все произошедшее казалось нормальным ходом событий. Закон джунглей, царивший в тюрьме, не был для нее чем-то новым.

После того столкновения в душевой Катя и Даниэла провели вместе немало времени, гуляя и беседуя.

Даниэла рассказала Кате, что ее арестовали три дня назад в Сан-Диего по делу, связанному с наркотиками. Но разумеется, как и все заключенные в тюрьме, она говорила, что ни в чем не виновата.

Пол говорил Кате, что нельзя никому рассказывать о своем деле, и она следовала его совету. Даже когда Даниэла спросила Катю, за что она попала в тюрьму, Катя откровенно ответила ей, что адвокаты порекомендовали ей не обсуждать это ни с кем. Это было трудно, так как Катя сознавала, что своей вновь обретенной безопасностью и независимостью обязана новой подруге.

По вечерам после отбоя они играли в карты за небольшим столиком в камере. Даниэла обучила Катю нескольким новым играм. В этот вечер они в третий раз разыгрывали партию в джин-рамми, и перед Катей стоял сложный выбор, следует ли ей разыграть три или пять карт, когда она услышала звук катившейся мимо их камеры тележки. Катя повернулась, чтобы посмотреть. Это были чистые полотенца на следующий день.

– Я возьму, ты играй, – сказала Даниэла.

Она встала, прошла мимо и выглянула через толстое стекло двери наружу, туда, где заключенная из прачечной сложила стопкой два полотенца. Заключенная уже была готова сложить полотенца в металлическое устройство за дверью, похожее на большой почтовый ящик, когда в коридор спустился один из охранников-мужчин. Коротко остриженный, одетый в форму с нашивками сержанта на рукаве, он остановился у тележки и заговорил с заключенной. Даниэла не слышала, о чем шла речь, но, когда он потянулся к полотенцам, чтобы быстро осмотреть их, глядя в глаза заключенной-прачки, она почувствовала, что ее сердце вот-вот остановится. Охранники часто находили так наркотики и другую контрабанду.

Она прошла мимо, и заключенная из прачечной проводила ее презрительной ухмылкой. Потом она бросила два сложенных полотенца в прорезь ящика за дверью. Даниэла забрала их с другой стороны.

– Я положила пять карт, – сказала Катя.

– Секунду.

Даниэла бросила одно из полотенец на Катину койку, второе – на свой матрас. Сделав это, она запустила руку во внутреннюю складку полотенца и нащупала там ребристые края рукоятки. Сам предмет был ненамного больше по размеру, чем колода карт, которыми они играли. Пистолет «вальтер-ППК» был смертельной игрушкой. Это было все, что ей сейчас требовалось.

Яков Никитин больше не мог пытаться отдалить неизбежное. Алим развил неустанную деятельность. Он постоянно совещался с техническим специалистом, направленным к нему его правительством. Этот человек не был знаком с созданным русскими устройством, но достаточно знал об общей конструкции этого вида оружия, чтобы понять, что пришла пора приступать к сборке.

Ствол был чистым. Ржавчины не было, а бурые пятна окисла, появившиеся на металлических деталях, тщательно зачистили и удалили вручную с помощью ветоши. Затем последовало купание в легком машинном масле с целью удалить любые остатки шлифовальных материалов, с которыми не справилась материя.

Никитин наблюдал за всеми этими действиями. Сначала он инструктировал людей Алима, а затем контролировал их работу. Особое внимание он уделял внутренней поверхности гладкого пушечного ствола. Яков искал любые признаки неровности на металлической поверхности, все то, что могло бы послужить причиной снижения скорости снаряда в канале ствола. Требуемая начальная скорость снаряда должна была составлять тысячу футов в секунду, что примерно соответствовало скорости пули, выпущенной из американского пистолета 45-го калибра.

Даже несмотря на то, что сам снаряд никак не мог повлиять на начальную скорость, а длина ствола была менее трех футов, любое значительное снижение скорости могло бы привести к преждевременной детонации. Прежде чем две подкритические массы урана соприкоснутся, чтобы под давлением инициировать цепную реакцию, небольшой ядерный взрыв разорвет устройство на части. Иначе говоря, произойдет то, что физики долгое время называли пшиком. Последует выброс радиации, но ее будет немного, и окажется нетрудно произвести работы по очистке местности. Но само устройство будет утрачено, а миссия окажется проваленной.

Техник из группы Алима знал об этом. Но он не знал правильный порядок сборки устройства перед тем, как привести его в действие. Несколько раз он пытался получить эту информацию от Никитина. Но Яков дал ему несколько расплывчатых, вводивших в заблуждение ответов. Еще более затрудняла процесс необходимость перевода с русского на испанский и на фарси. Наконец тот человек прекратил свои попытки и что-то сказал Алиму. Никитина оставили в покое. И тогда он решил, что пришло время начать собственную игру.

Через переводчика он заявил Алиму, что у него есть два условия. И это были требования, а не просьбы. И если Алиму нужна бомба, он должен выполнить оба.

Когда его слова перевели на фарси, Яков видел, как глаза Алима превратились в две узкие щелки, а мускулы на его шее напряглись, подобно стальным проводам.

Во-первых, для окончательной сборки устройства Якову не потребуется помощь никого из людей Алима, в том числе специалиста-техника. Фактически он требовал убрать всех с места, где будет проводить последние работы.

Алиму это не понравилось. Он был взбешен и отчаянно пытался оспаривать это решение с помощью переводчика. Был момент, когда он схватился за пистолет и наверняка был готов убить упрямого старика.

Не успел Алим успокоиться, как Яков выдвинул второе требование. Дочь Никитина Мариселу следовало доставить в ее дом в Коста-Рике с помощью людей из ФАРК, которым Никитин доверял. ФАРК должны дать гарантии, что ни она, ни кто-либо из ее семьи никак не пострадает.

Лицо Алима снова загорелось злобой.

Но Никитин не желал идти на уступки ни по одному из своих требований. Причиной, по которой он не хотел использовать людей Алима, был языковой барьер. По крайней мере, так он это объяснил. Процедура подготовки устройства была опасной. Малейшая ошибка, и контакт двух подкритических масс урана может привести к полномасштабному ядерному взрыву или как минимум отравить радиацией огромный участок джунглей. Якову не нужны были ошибки, и он не нуждался в праздных наблюдателях, путающихся у него под ногами.

Он произведет сборку устройства сам, с помощью всего одного повстанца из организации ФАРК.

Не поставив об этом в известность Алима, Никитин уже подобрал себе такого человека. Ему было чуть больше двадцати лет, и он обладал самыми умелыми руками среди всех обитателей лагеря. Повстанец, как и сам Никитин, говорил на испанском языке. Если Алиму действительно нужна бомба, то он должен будет заплатить эту цену. Он практически не оставил персу иного выхода.

Пока Алим сердито переговаривался с техником, Яков бросил переводчику еще несколько коротких фраз. Он сказал этому человеку, что он и его помощник из ФАРК сами будут дергать дракона за хвост.

Потом он наблюдал за тем, как переводчик передает его послание. Он не смотрел на Алима. Он наблюдал за выражением лица специалиста-техника, который блестящими глазами навыкате неожиданно уставился на русского.

Яков не был силен в искусстве блефовать, но перед тем, как сделать решающую ставку, хотел бы верить в то, что в день, когда они будут собирать бомбу, техник Алима найдет самые убедительные причины, чтобы оказаться в Медельине, за несколько сотен миль отсюда.