Текст книги "Лучший телохранитель – ложь"

Глава 40

Пока Герман работал с замком, я стоял на углу. Это заняло больше времени, чем я прикидывал, и мое внимание стало рассеиваться.

Осмотревшись, я вдруг понял, что здесь отсутствовали дворы, куда можно бы ло нырнуть, или забор, через который я легко мог бы пе репрыгнуть в случае, если все пойдет не так, как надо. Повсюду один рядом с другим высились дома. Было несколько боковых двориков с воротами и два высоких железных забора, но и те защищены сверху скрученной в спираль колючей проволокой.

Я огляделся и задумался о том, что, должно быть, здесь, в Коста-Рике, проблемы с безопасностью жилища. Вдруг я услышал голос Германа, из уст которого лился поток не вполне приличных выражений.

Оглянувшись, я увидел его убегающим от ворот. Развернувшись, он со всех ног понесся по улице прочь от меня, в темноту, к лестнице на другом конце.

Я не мог понять, что произошло. Моим первым инстинктивным желанием было последовать за ним. По-видимому, Герману все-таки удалось взломать замок, потому что, как я увидел, ворота перед домом были слегка приоткрыты. Вдруг показалась рука, которая придерживала решетчатые ворота изнутри.

Ничего не успев сообразить, я буквально влетел обратно за угол. Когда пришел в себя, то понял, что, лежа на животе, выглядываю из-за угла, держась за оштукатуренную боковую стену дома. Кто бы ни показался сейчас из того дома, он должен был оказаться между мною и Германом. Я никак не мог присоединиться к Герману, и мне негде было спрятаться.

Конечно, могло случиться, что те двое мужчин выбрали именно этот дом прямо под ярким светом фонаря для того, чтобы ограбить его той ночью. Но Ликида никогда не верил в совпадения. Наверное, благодаря этому он все еще был жив.

Для него существовал только один человек, которому было известно, что он находился в этом доме, – это его наниматель. Ликида посчитал нужным проинформировать нанимателя, что предыдущее задание не позволяет ему приступить к решению задачи с домом женщины в Сан-Хосе до вечера следующего дня. И его работодатель в Колумбии подтвердил получение этого сообщения.

Итак, я лежал на животе в боковом проходе, осторожно выглядывая из-за угла здания на противоположную сторону улицы, туда, где стоял Катин дом.

Мои мысли лихорадочно метались. Все, что я видел, была рука, которая схватилась за решетку ворот. Если она принадлежала женщине, то это могла быть Катина мать. Вполне возможно, что Гарри ошибся и она уже вернулась домой. Может быть, у нее просто неполадки с сотовым телефоном.

Если она выйдет на дорожку и я буду уверен, что это именно она, у меня появится возможность подойти к женщине и представиться ей. Ведь она могла уже от кого-то узнать, что ее дочь попала в беду на территории США.

Я надеялся, что ее английский окажется лучше моего испанского. И тут ворота вдруг распахнулись, и оттуда показался мужчина. С ног до головы его заливал яркий свет уличного фонаря. Мужчина смотрел в сторону темного края улицы, туда, где скрылся Герман.

Я продолжал внимательно его рассматривать, когда он вдруг повернулся и посмотрел прямо на угол дома, за которым я прятался. Я убрал голову, прижался к краю здания и затаил дыхание. Не знаю, видел ли он меня. Если нет, то только потому, что я прижимался к земле, а он смотрел выше. И все же по тому, как он повернул голову в мою сторону и обшаривал глазами окрестности, я понял, что он каким-то образом догадался о том, где я нахожусь.

Может быть, это был один из людей Райтага, но вряд ли. Если бы в доме расположились агенты ФБР, и, вероятно, в компании местных полицейских, они позволили бы Герману войти и уже потом постарались бы выяснить, кто он такой.

Катя никогда не говорила, что в доме проживали мужчины. Но кто же, черт возьми, был этот человек? Я решил попытать удачу. Вжимаясь подбородком в бетон, выглянул из-за угла правым глазом, стараясь, чтобы моя голова оставалась максимально незаметной для моего оппонента. Мужчина наклонился, поднимая что-то с земли. Потом он вдруг снова скрылся в доме, но не закрыл ворота, оставив их приоткрытыми, и это означало, что мужчина намеревался вернуться.

Я замер и попытался собраться с мыслями. Я понимал, что если тот человек пойдет в мою сторону, то легко обнаружит меня здесь, в переулке, где абсолютно негде спрятаться. Я попытался мысленно представить себе карту города, чтобы составить обратный маршрут к отелю.

Можно было развернуться и побежать по улице в обратную сторону. Улица хорошо освещалась. Повернув на следующем перекрестке направо и пробежав еще один квартал, я окажусь почти напротив центрального входа в отель. И если перед входом отеля будут дежурить агенты ФБР, они ни за что меня не упустят.

Можно было пойти в противоположном направлении, по другой стороне улицы, и миновать один квартал. Я точно знал, что именно ждет меня на этом пути: забор вокруг территории зоопарка и извилистая дорожка, которая идет вдоль него. Там темно, как в шахте, но если я пойду по той дорожке, то, сделав крюк, смогу выйти к лестнице на другом конце Катиной улицы, туда, где скрылся Герман. А стоит мне пройти еще несколько сотен шагов, и я окажусь перед зеленой дверью, черным ходом в нашу гостиницу.

Недолго думая я пронесся через улицу и нырнул за угол дома с другой стороны. На секунду я остановился, чтобы восстановить дыхание и попытаться отогнать мысль о том, что тот мужчина мог наблюдать все мои маневры через одно из окон дома.

Пока Ликида быстро двигался по кухне, доделывая всякую мелкую работу, в его голове безостановочно билась мысль о том, что человек, который скрывался в проулке, пытался установить его личность.

Конечно, сам по себе этот факт не был для него полной неожиданностью. Ликида никогда не доверял людям, на которых работал. Ведь они не были святыми и даже не состояли с теми в близком родстве. Они нанимали его для того, чтобы он убивал других людей, тех, кто стал для его нанимателей неугодными. Единственным оправданием здесь могло быть лишь то, что жертвы по большей части были не лучше тех, кто хотел от них избавиться. Конечно, само по себе это не давало ему возможности выставить свою кандидатуру в местный филиал Ротари-клаб. Кроме того, Ликида постоянно думал о том, что снова может наступить момент, когда и он сам станет для кого-то слишком неугодным лицом. Пока такое случалось всего дважды. А два сотрудника, которым поручили покончить с ним, теперь сами покоились в пустыне на севере Мексики. И найти их можно было только в том случае, если знаешь, где копать.

Ликида вовсе не был тупицей. Он понимал, что его могли попытаться ликвидировать, руководствуясь соображениями бизнеса, чтобы заставить замолчать, так как он знал слишком много, или, возможно, просто потому, что не хотели платить. Знай он это заранее, он мгновенно избавился бы от заказчика, вынашивающего подобные мысли. И все же он понимал их мотивы.

Но его нынешний клиент, человек из Колумбии, был совсем другим. У Ликиды имелись все основания не любить этого человека. Он был заносчив и не скрывал этого. Ликида видел, как переводчик пытался сделать речь своего хозяина менее оскорбительной, но это удавалось ему с трудом. На всех переговорах работодатель относился к Ликиде свысока. Он обвинил его в непрофессионализме за то, что тот потерял женщину в том доме в ту ночь. Он говорил, что Ликида еще более усугубил ошибку, допустив, что женщину арестовали по обвинению в убийстве человека, которого звали Пайк. Но в том, что женщина в ту ночь пустилась в бега, не было его вины. И все же работодатель так и не простил киллера, даже после того, как тому удалось устроить засаду на тюремный автобус и окончательно решить проб лему.

Ликида закончил наводить в доме порядок и потянулся за двумя вещами, которыми решил заняться в последнюю очередь, – пультом дистанционного управления и фотоаппаратом женщины со снимками в нем. Он выполнил еще одно задание, которое, в чем киллер был уверен, так и не будет оценено нанимателем.

В поисках фотоаппарата ему пришлось заново обшарить дом, но он нашел его. Ну кто же оставляет камеру на полке в комнате для стирки? Он уже успел проверить снимки на экране фотоаппарата. Фото все еще были там, те самые, что он видел на экране компьютера в ту ночь, когда убил мужчину в фотолаборатории штата Виргиния. Он сделал все, о чем его просили, и сделал хорошо. А утром, когда вернется мать той женщины, ее будет ждать Ликида и его тщательно подготовленный сюрприз. О чем еще мог бы просить тот человек из Колумбии?

Тот человек не сумел оценить всей работы, что выполнил для него Ликида. Вот и сейчас он направил двоих своих людей, чтобы те разобрались с ним. Но Ликида преподаст ему урок, который тот не скоро забудет. Пока позволяло время, киллер поспешил в сторону входной двери и ворот в дом.

Я все еще находился за углом дома, пытаясь восстановить дыхание и определить расстояние отсюда до отеля. Наверное, до него была миля или чуть больше. Вдруг я услышал скрежет металлических ворот.

Незаметно посмотрел в ту сторону. Тот мужчина снова вышел наружу. Он стоял на коленях перед воротами. Рядом лежали какие-то предметы, но издалека мне не было видно, что именно.

У мужчины не было ключа. Он проделывал с замком то же, что и Герман, и, похоже, одновременно бормотал себе под нос. Я едва слышал его голос. Казалось, мужчина спорил с кем-то. Он точно не был агентом ФБР.

И шансы на то, что речь идет о законопослушном госте, таяли по мере того, как я видел, что он копается в замке отмычкой, чтобы закрыть его. Не знаю, был ли он более искусным в обращении с ней, чем Герман, но мне пришлось признать: действовал он быстрее, что, вероятно, свидетельствовало о более богатой практике.

Вот он закончил работу и сложил инструменты в контейнер. Я стал оглядываться в поисках места, где можно спрятаться. Если он пойдет в мою сторону, у меня будут проблемы. Примерно в сорока футах позади меня, на бордюре была припаркована машина. Дальше простирались какие-то чахлые кусты. Вдоль улицы тянулась ржавая колея давно заброшенной железнодорожной ветки.

Я встал и когда снова бросился за угол, он уже закончил возиться с замком и тоже был на ногах. Он собрал лежавшие рядом с ним предметы, и, когда я уже принял решение, что пора пускаться наутек, мужчина вдруг зашагал в противоположном от меня направлении, вниз по улице. Я снова отступил за угол, сделал глубокий вдох и схватился за сердце. Гарри был прав: мне следовало оставаться дома.

Затем я вдруг понял, что, наверное, тот мужчина отправился вслед за Германом. Если это так, то он сделал это вовремя. Едва эта мысль пришла мне в голову, шумно завелся двигатель машины, и прежде, чем я посмотрел за угол, послышалось шуршание шин. Луч фар почти коснулся меня, скользнув по краю здания, за которым я прятался. Автомобиль покатил вверх по улице, прямо в мою сторону.

Я повернулся и так быстро, как только мог, побежал в сторону припаркованной у обочины машины. И все равно я понимал, что у меня нет шансов.

Когда я оглянулся, машина выехала за угол, не глуша двигатель. Время от времени водитель тормозил, останавливаясь, а затем рывками снова двигался вперед. Прежде чем нырнуть в канаву за припаркованной машиной, я успел разглядеть его голову сзади.

Те несколько секунд, которые он потерял, поехав в неправильном направлении, решили судьбу погони. К тому времени, когда он повернул в сторону моего убежища, я уже успел спрятаться в глубокой канаве, там, где дорога сворачивала вниз навстречу высокой обочине проулка. Лежа в полной темноте и глядя в узкий просвет между задними колесами и обочиной, я сумел рассмотреть его лицо. Он вглядывался в проулок, туда, где находилось мое убежище, потом посмотрел на машину, за которой я спрятался. Он долго изучал лобовое стекло, затем достал из кармана маленький фонарик и узким лучом света попытался осветить передние сиденья. Я приник к земле так плотно, как только мог, и постарался сделаться меньше и незаметнее, прячась за задними колесами.

Больше я не видел того мужчину, зато видел, как колеса его машины двигались в сторону перекрестка, приближаясь ко мне. Колеса медленно двигались вперед, хрустя гравием. Мне удалось даже услышать приглушенные звуки сальсы, которую играло радио в салоне автомобиля. Медленно я прополз на животе под машину. Он тут же проехал рядом с ней борт в борт.

Я оглянулся. Мои ноги уже успели скрыться под задним бампером, но я продолжал, извиваясь ужом, продвигаться вперед. Послышался легкий шум электромотора и шелест водительского стекла, которое поползло вниз. Шумные звуки сальсы заполнили улицу. Музыка скрывала все звуки, которые, должно быть, я издавал, двигаясь вперед под машиной.

Я знал, что делает водитель. Он обшаривает с помощью фонаря боковые окна машины, под которой я лежал, заглядывает внутрь, чтобы убедиться, что никто не спрятался внутри. Если бы я мог сделать так, чтобы все это происходило за пару кварталов отсюда! Тогда бы все эти манипуляции привели молодчика под прицелы оружия агентов ФБР. Почему-то я был уверен, что они заинтересовались бы этим типом.

Вот он проехал вперед еще на несколько дюймов. Через секунду окно закрылось, и звуки музыки затихли. Если он поедет дальше вперед и посмотрит в зеркало заднего вида или проедет до угла и там развернется, то я погиб. Он увидит меня распластавшимся под машиной при свете уличных фонарей.

Когда эта мысль пришла мне в голову, мужчина снова завел двигатель. Взвизгнули шины. Я почувствовал острый запах горелой резины. Автомобиль незнакомца с дребезжанием чуть подался вперед, после чего понесся задним ходом в обратном направлении. Вот он подъехал к началу Катиной улицы, сделал молниеносный поворот и быстро поехал в противоположную от меня сторону. Я видел, как он блеснул тормозными огнями на следующем перекрестке. Там он на несколько секунд снизил скорость, посмотрел в оба направления – направо, в сторону нашего отеля, и налево, туда, где находилась больница.

Тормозные огни погасли, и автомобиль понесся прямо, вниз по улице. Там дорога делала правый изгиб, за которым и исчезла машина.

Я выполз из-под машины. Не останавливаясь, чтобы привести в порядок одежду, метнулся в темноту и помчался в сени деревьев вдоль ограды вокруг зоопарка. Сердце бешено колотилось. Я повернул и всем весом упал на цепочку ограды. Затем восстановил дыхание и дальше пошел уже медленно, один по темной извилистой дорожке. Мне хотелось бежать, но я уже не мог. Здесь, в полнейшем мраке, под кронами деревьев, запросто можно было свернуть себе шею.

Я подходил к первому перекрестку, когда неожиданно увидел, как по улочке в мою сторону едет машина. Я поискал, где здесь можно было спрятаться. Вдоль забора, у сучковатого эвкалипта, рос невысокий кустарник. Я подошел к дереву и встал между его стволом и забором, наблюдая за передними фарами и стараясь сделать так, чтобы между мной и двойным лучом света от приближающегося автомобиля всегда находился ствол дерева.

Так было до тех пор, пока огни включенных фар не пронеслись мимо и я не увидел, что это было такси, и не заметил на заднем сиденье машины Германа, который, опустив стекло, смотрел на противоположную сторону улицы.

– Герман! Я здесь! – крикнул я, выходя из своего укрытия на улицу.

– Остановите здесь, – приказал Герман.

Водитель такси нажал на тормоз. Я обошел машину справа и сел на переднее сиденье.

– Вперед! – скомандовал я, и через секунду машина тронулась с места.

– Я ждал тебя наверху, на лестнице, – сказал Герман. – Я видел, как тот парень вышел наружу. Потом, когда он ушел, я наблюдал, как ты бежишь через улицу. Но я не знал точно, где тебя искать, поэтому решил, что лучше будет нанять такси. Он все еще в доме?

– Нет.

– Кто это был?

– Не знаю.

– Что ты видел?

– Это был визит ангела смерти, – проговорил я.

– Как это?

– Я видел его всего лишь одно мгновение. Он был за стеклом машины. Но это лицо я никогда не забуду. С одной стороны оно было рябым, но это не просто прыщи. Здесь что-то более страшное. Может быть, оспа или следы ожогов, не знаю точно.

– Забавно слышать это от тебя. Когда я возился с замком от ворот, у меня было какое-то очень неприятное чувство, будто кто-то подглядывал за мной, и не просто подглядывал. Думаю, ты понимаешь, что я имею в виду.

– Понимаю.

Я не сказал об этом Герману, но я не смог более внимательно разглядеть лицо того мужчины, потому что мой взгляд был прикован к его глазам. Это трудно объяснить… Чтобы понять, нужно увидеть самому. В них было что-то похожее на отражение зла.

Мне уже приходилось встречаться с этим взглядом прежде. Будучи молодым прокурором в Капитол-Сити, я отправил обладателя похожего взгляда в тюрьму. Это был человек, который убивал много раз, и, как говорили доктора, ему нравилось это занятие. Он обязательно убил бы снова, выпади ему случай. Я помню, как через несколько лет я стоял перед камерой и смотрел через прозрачный пластик окна в комнату с металлическими стенами зеленого цвета. Я наблюдал за тем, как изгоняли демонов, которые постепенно уплывали из глаз Брайана Денли. Это происходило в газовой камере тюрьмы Сан-Квентин.

Глава 41

Урановый снаряд вдруг вырвался из рук и стал падать внутрь ствола. Томас инстинктивно вытянул вперед правую руку в перчатке и поймал его в полете. Но он не смог удержать снаряд на весу на вытянутой руке. Под действием веса снаряда его рука тоже падала вниз до тех пор, пока пальцы Томаса не оказались зажаты между тяжелым цилиндром и урановым телом, где должна была начаться реакция деления.

Томас потянул снаряд обратно и успел донести его до уровня груди, когда воздух в комнате вдруг взорвался ярким фиолетовым светом. Он пульсировал волнами других цветов, становясь иногда синим. Томас никогда прежде не видел такого. Жар становился невыносимым. Он жег руки молодого человека даже через рукавицы, но Томас был так захвачен великолепной игрой света, что не заметил этого. Но так же, как постепенно исчезало сияние возбужденных молекул воздуха, жар ослаблял его тело, которое заметно теряло силы.

Томас посмотрел вниз и понял, что держит обогащенный уран как раз напротив груди. Он тщательно уложил снаряд на стол, как можно дальше от мишени. Потом повернулся и вышел за дверь, туда, где стояли Никитин и другие мужчины.

Яков обратил на него внимание, когда Томас уже успел стянуть с лица защитный капюшон. По лицу градом лил пот. Во всем же остальном он выглядел прекрасно. Он казался оживленным, шутил и смеялся, как вратарь футбольной команды, который только что сумел отразить пенальти.

Он заверил Никитина, что снаряд не касался урановой цели. Он сумел избежать этого, но в процессе борьбы с весом снаряда прищемил пальцы.

Похоже, Томас просто не понимал природу синего свечения и того невыносимого жара, из-за которого от его защитного костюма до сих пор шли клубы пара. Он сказал Якову, что все в порядке, потом поднял правую руку, чтобы сбросить с нее перчатку.

Неожиданно он остановился, не успев завершить этот жест, и посмотрел на руку. От трех пальцев на ней не осталось ничего, кроме обуглившихся обрубков.

Яков подбежал к Томасу за мгновение до того, как тот рухнул на землю. Он уложил его на землю и помог освободиться от защитного костюма. Окликнул подчиненного Алима, того самого, что так и застыл с шомполом в руке, и попросил помочь. Но мужчина продолжал стоять на месте, качая головой.

Алим с оставшимися подчиненными по-прежнему продолжал прятаться за деревьями примерно в трехстах футах. Яков попросил человека с инструментом в руке надеть защитный костюм. Ему нужна была помощь. Видя, что мужчина его не понимает, Никитин показал жестами, что тот должен надеть костюм.

Молодой человек посмотрел на него, медленно покачал головой и попятился. Яков прокричал свою просьбу, повернувшись в сторону деревьев, и через пару секунд оттуда послышался повелительный голос Алима, говорившего что-то на фарси. Мужчина тоже посмотрел в сторону деревьев, потом с обреченным выражением на лице обернулся к Никитину и, наконец, неохотно ступил вперед и стал надевать костюм.

Никитин попросил переводчика, прячущегося в джунглях, чтобы тот перевел своему товарищу, что ему нечего больше бояться. Имея под руками все инструменты, Никитин может быстро и надежно собрать устройство. Эта работа займет всего несколько минут. Перевод последовал немедленно. Мужчина кивнул. Русский не стал говорить, что человек, который сейчас влезал в костюм, был уже мертвецом. Его тело успело получить от злого дракона такую дозу радиации, которую был не в состоянии выдержать ни один человеческий организм.

Мужчины вдвоем вошли в домик. Из-за радиации температура внутри поднялась настолько, что оставаться там можно было не более двух-трех минут.

Яков заставил напарника прочно фиксировать ствол пушки голыми пальцами, выглядывавшими через дыры в правой перчатке. Сам он с помощью щипцов поднял снаряд. Менее чем за минуту с помощью шомпола он надежно зафиксировал урановый заряд в нижней части ствола.

Еще полминуты потребовалось, чтобы вставить предохранительный диск, изготовленный из урана-238, исполняющего роль отражателя нейтронов, в специальное гнездо между краем ствола пушки и мишенью. Как только диск занял свое место, он тут же начал выполнять свою работу – отбрасывал свободные нейтроны от двух элементов устройства, выполненных из обогащенного урана, обратно к их источнику. Поток радиации мгновенно снизился. Никитин понял это по тому, как тревожно пощелкивавший на столе счетчик Гейгера вдруг стал вести себя гораздо спокойнее.

Предохранительный диск из урана-238 был прикреплен к проволоке из прочной стали. Эта проволока проходила через узкое отверстие в корпусе бомбы, надежно запирая диск на месте. Если бы кто-то попытался удалить диск, предварительно не повернув проволочный рычаг в направлении против часовой стрелки, хрупкая конструкция оказалась бы нарушенной, связь между диском и проволокой терялась, и бомба становилась бесполезной. Конечно, пушка выстрелила бы, взрыв кордита разрушил бы ствол и корпус бомбы, но цепной реакции не последовало. Даже радиоактивное заражение было бы минимальным, сводясь к непосредственному пространству рядом с бомбой.

Если же повернуть, а затем плавно потянуть на себя проволоку, диск скользнет из своего гнезда, освобождая снаряду путь к урановой цели.

Более сложной процедурой, чем удаление диска безопасности, была лишь операция по его замене, если бы в этом возникла необходимость. При закрытом корпусе устройства было невозможно увидеть ни сам диск, ни гнездо, в котором он располагался. Имея для манипуляции диском только проволоку, при его замене можно было полагаться лишь на метод проб и ошибок. Для такой работы требовались чуткие пальцы хирурга. Даже Никитин не был уверен, способен ли он до сих пор выполнять подобную операцию, хотя в молодые годы ему приходилось дважды проделывать ее на макетах.

После того как диск-предохранитель был установлен, менее чем за минуту бомба была упакована в свинцовый контейнер, становясь на какое-то время безопасной.

Когда мужчины вышли из домика, подчиненный Алима поднял капюшон и оскалился в улыбке. На его потном лице читалось выражение явного облегчения.

У Никитина не было возможности просчитать дозу радиации, которая была выделена при ионизации молекул воздуха, когда появилось то самое синее свечение. Но он точно знал, что и Томас, и этот улыбающийся парень, на которого он сейчас смотрел, были уже мертвы.

Старик русский просидел над кроватью Томаса четыре дня и пять ночей. И все это время ни он, ни даже доктора из ФАРК не могли ничего сделать для того, чтобы облегчить страдания молодого колумбийца.

Его жажду не смог бы утолить даже целый океан воды, имей он возможность его выпить. Юношу мучила тошнота, его постоянно рвало, он страдал кровавым поносом. Радиация уничтожала его организм изнутри.

Через три дня ногти на пальцах Томаса почернели. Его густая черная шевелюра осыпалась клочьями, и сиделке каждые несколько часов приходилось сметать волосы несчастного с его подушки в специальную коробку, которую в дальнейшем следовало поглубже закопать где-нибудь в укромном месте. Вокруг рта и глаз проступили глубокие язвы. Когда доктор поднял простыню, он увидел, что такие же кровавые язвы покрыли все тело больного.

Никитин не мог даже прикоснуться к юноше, опасаясь внести в раны инфекцию, хотя он и понимал, что надежды нет никакой. Конец был уже близок. На четвертый день началась жестокая лихорадка; это инфекция давала о себе знать похоронным звоном. Томас испытывал страдания при каждом вдохе, поскольку его дыхательные пути были воспалены, а легкие заполнены жидкостью. Сразу же после полуночи на пятый день у Томаса неожиданно начались конвульсии. Его спина выгибалась, подобно арке, как будто в теле была спрятана сжатая стальная пружина. Почти минуту его тело бросало по всей кровати, потом оно вдруг обмякло.

Яков заметил, что застывшее тело Томаса больше не пытается дышать. Ему не нужно было подтверждение от врача после проверки пульса или прослушивания стетоскопом изъеденной язвами груди Томаса в том, что молодой человек умер. Яков встал и прикрыл голову Томаса одеялом.

Вряд ли Томас успел осознать, что же он совершил. Но Никитину было ясно, что его быстрая реакция и ловкие пальцы предотвратили ядерную катастрофу, которая могла бы разразиться прямо здесь, в джунглях, убив их всех.

– Извините, но мистер Хайндс сейчас говорит по телефону с клиентом. Если вы подождете минуту…

– Офицер, если она снова попытается встать у нас на пути, арестуйте ее.

Гарри действительно говорил по телефону, но он узнал голос снаружи, за дверью в офис. Через секунду дверь распахнулась.

– Я свяжусь с вами позже, – проговорил Гарри.

Гарри еще не успел повесить трубку, а Темплтон уже стоял по другую сторону его стола. За его спиной высился дюжий мускулистый помощник шерифа в форме, а также один из детективов, занимающихся расследованием дела Кати. Рука детектива повисла в воздухе со свернутыми в рулон бумагами. Казалось, он держит в руках пистолет, который по приказу коротышки готов направить в грудь Гарри.

– Мы могли бы продолжить разговор попозже, я вам позвоню. Да, да… позвоню сегодня во второй половине дня. – Гарри повесил трубку.

Детектив швырнул документы на стол перед ним.

– К вашим услугам.

– Что это?

– Поищите ордер, – сказал Темплтон. – Принесите сюда одну из тех коробок. – Он обращался к кому-то невидимому, кто стоял за дверью.

Застывшая в проходе секретарша Гарри была буквально сметена в сторону могучей дланью одного из служителей закона, за которым шествовал еще один полицейский. Он катил перед собой что-то типа магазинной тележки, в которую были уложены плоские картонные коробки. Парочка принялась разгружать тележку и складывать коробки на полу. При этом они старательно укрепляли дно коробок с помощью упаковочной ленты.

– Почему бы вам не сказать мне, что здесь? – Гарри все еще стоял за столом, комкая в руке бумаги.

– Почитайте ордер, – объявил Темплтон. – Сержант, любую бумагу, где упоминается слово «Солаз», пакуйте в коробку и несите сюда для ознакомления. Если у вас возникнут вопросы, спрашивайте! Вы! – Он указал на другого служителя Фемиды. – Возьмите несколько из этих коробок и идите за мной! – И Темплтон прошествовал из офиса наружу.

Гарри, пытаясь одновременно читать документы, пошел за ним, присоединившись к колонне, что следовала в холл. Снаружи, в приемной, было еще трое помощников шерифа. Они сноровисто собирали в коробки папки с документами.

– Подождите, подождите… Что они делают? – спросил Гарри. – Они не имеют права доставать документы из ящиков.

– Если вы хотите, чтобы мы забирали документы вместе со шкафами и ящиками, а потом грузили их в грузовики, что ж, по мне, пусть будет так, – ответил Темплтон на ходу. – Я прошу вас удалить из офиса ваш персонал до тех пор, пока мы не соберем все. Потом они могут вернуться, – добавил коротышка.

– Почему бы вам не остановиться на секунду, чтобы мы могли об этом поговорить? – спросил Гарри.

– Время разговоров вышло.

Через открытую дверь Темплтон скользнул в кабинет Пола и, пошарив по стене, включил там свет.

– Вы можете начинать с этого стола, – кивнул он одному из полицейских – Нет, нет. Теперь я думаю, что скорее поручил бы все это инспектору Хаусеру. Джил, забирай каждую папку. Вычисти здесь все. Вам, ребята, придется поработать со шкафами и полками здесь и снаружи, у секретарей. Не упускайте ни одной полки. Здесь везде должны быть документы. Кладите все в коробки, – приговаривал Темплтон. – Забирайте все.

Гарри все еще был поглощен чтением нескольких страничек приложения к ордеру на обыск. Он был подписан другим судьей, не Квинном.

– Одну минуту. – Гарри заметил, как один из полицейских начал выгружать с полок папки с бумагами. – В этих папках нет ничего, имеющего отношение к делу Солаз. А в ордере говорится только о деле Солаз.

– В таком случае вы получите документы назад, – заявил Темплтон. – Существует установленная процедура, утвержденная судьей, по которой содержание документов будет рассмотрено независимой командой.

– Ну и что же, черт возьми, вы понимаете под независимой командой? – поинтересовался Гарри.

– А вы не знаете?

– Прежде мой офис еще никогда не подвергался налету.

– Положите вот эти сюда. Да, вот те, высокие. – Темплтон проигнорировал вопрос Гарри. Он взялся руководить одним из рослых помощников шерифа, пытаясь загнать его на самые дальние полки, расположенные под самым потолком, так, будто речь шла об уборке и очистке потолков от паутины. – В независимую группу входит другой прокурор из моего ведомства и другой детектив из полиции, не Хаусер. Ни один из них не имеет отношения к делу Солаз. Они осмотрят все, что мы нашли, и решат, подпадают ли те или иные бумаги под действие ордера. Если это не так, вы получите документы назад. – Темплтон быстро взглянул на Гарри через плечо и подмигнул ему.

– Но в этих папках содержится важная переписка между адвокатом и клиентами, – заявил Гарри, – и эти клиенты не имеют никакого отношения к делу Солаз.

– Другой прокурор определит, является ли эта информация важной или нет. Если это так, то вы получите обратно и эти документы.

– После того, как их скопируют в вашем офисе?! – вскричал Гарри.

– Мы представляем закон, – патетически воскликнул Темплтон, – и меня шокирует ваше заявление!

– Думаю, что вы будете шокированы еще больше, когда я представлю ваше маленькое щуплое тельце на растерзание половины городских судей, которые получат соответствующие прошения о пересмотре дел или отводе судей в связи с тем, что вы подгребли под себя плоды нашей работы по этим делам. И пока это будет продолжаться, возможно, вы захотите также, чтобы мы позвонили главному прокурору и рассказали ему, чтобы он ожидал апелляций по любому из этих дел, по всем приговорам, что могут быть вынесены в течение ближайших четырех-пяти лет. Если ему повезет, то речь пойдет о требовании пересмотра всех этих дел. Вы сэкономите ему кучу времени.