Текст книги "Лучший телохранитель – ложь"

Глава 46

Никитин отправился спать, как обычно, в восемь часов. Но сегодня ему не спалось. Он поднял голову и посмотрел на часы. Его мучила мысль о том, что его могли обмануть. Десять дней назад один из его друзей из ФАРК показал ему факс. Это была копия коносамента одной из панамских компаний, занимающихся морскими перевозками. Она недавно поступила к нему по каналам ФАРК.

Коносамент представлял собой контракт о доставке одного грузового контейнера морем из порта Тумако на тихоокеанском побережье Колумбии в контейнерный терминал в Бальбоа, Панама, западнее входа в Панамский канал.

Приподнявшись на кровати, Никитин с беспокойством обдумывал тот факт, что, согласно коносаменту, транспортировка была запланирована на утро следующего дня. Крайний срок погрузки контейнеров был назначен на два часа ночи, а отправка судна – на четыре.

Расстояние от лагеря ФАРК в долине реки Тапахе до порта Тумако составляло более шестидесяти миль по прямой, около часа быстрой езды по скоростному шоссе. Но здесь не было никакого шоссе, только узкие дороги, проходившие через глубокие реки и горы. К тому же из-за того, что приходилось опасаться колумбийских военных патрулей, поездка могла занять больше чем целый день. И это при условии, что какой-нибудь из мостов через реку не окажется смытым потоком воды.

Когда ко второй половине дня за контейнером с ядерным устройством не прибыл грузовик, Никитин пришел к выводу, что содержавшаяся в факсе информация была ошибочной. Или, может быть, Алим вел с ним свою собственную игру.

Яков планировал свои действия исходя из того, что через тридцать шесть часов после выхода из бухты Тумако он вместе с бомбой окажется на территории Панамы. Он не знал, было ли это конечным пунктом. Но через одного из друзей из ФАРК ему удалось заполучить чип к сотовому телефону, действующий на территории Панамы. В джунглях Колумбии этот чип был бесполезен, но из Бальбоа, расположенного близ столицы Панамы, он мог бы подать сигнал по сотовому телефону. Средства на карте позволяли сделать короткий звонок с территории Панамы на сотовый телефон его дочери в Коста-Рике. Никитин предпринимал отчаянные попытки убедиться в том, что она в безопасности, ему хотелось в последний раз сказать ей, что он любит ее.

Это трехэтажное здание из бетона располагалось всего в двух кварталах от отеля «Спортсменс лодж». Но, вынужденные тащить с собой наши вещи и помогать матери Кати, Мариселе Солаз, мы смогли добраться до него, потратив на дорогу чуть ли не целый час. Мы познакомились на ходу. Я постарался как можно подробнее рассказать женщине обо всем, что касалось Кати, о том, что ее обвиняли в тяжких преступлениях, что она находится в больнице после покушения на ее жизнь.

Марисела сказала, что никогда не слышала имени Эмерсон Пайк, но после случившегося ее совсем не удивил тот факт, что кто-то покушался на жизнь дочери. Фотографии она сделала в Колумбии. И несмотря на то, что ее отец ничего не сказал ей об этом, была уверена, что люди, которых ей удалось снять, были опасны:

– Кто бы ни пытался убить мою дочь, это он попытался убить и меня.

– Вы его видели? Сможете его опознать? – спросил я.

– Нет. Но я могла бы опознать человека из Колумбии. И уверена, что это он отдал такой приказ.

– Какой человек?

– Я расскажу вам, когда придем на место.

Мы далеко стороной обошли наш отель, прошли еще несколько кварталов вверх по дороге, обогнули больницу, чтобы избежать встречи с полицией и людьми из ФБР, которые могли остаться рядом с нашим отелем.

Катина мать указала на многоквартирный дом впереди, похожий на постройки тридцатых годов. Это было серое бетонное здание, контуры которого повторяли кривизну улицы, с элементами ар-деко, с колоннами, украшенными выдавленным на них декоративным орнаментом, на фасаде.

– Желтое здание через дорогу за забором – это Желтый дом, ministerio внешних связей, как это перевести?

– Министерство иностранных дел.

– Да, точно. Мой друг живет на втором этаже в том доме через дорогу.

Теперь она шла впереди. Когда мы приблизились к железным воротам, она взялась за ручку и постучала ею в ворота, потом отступила на несколько футов назад к тротуару и прокричала, глядя наверх:

– Лоренцо, это Марисела, откройте дверь!

Несколько секунд никто не реагировал на голос. Она снова постучала в ворота. Наконец, голос наверху спросил:

– Кто там?

– Es Maricela y sus amigos. Впустите нас.

Свесившийся через пару секунд из окна мужчина походил на жителя Коста-Рики не больше, чем я.

– Где вы были? Я пытаюсь найти вас вот уже шесть недель! – воскликнул он. – У Кати неприятности.

– Я знаю, – ответила женщина, – пожалуйста, впустите нас.

– Сейчас, я только найду ключи. – Мужчина снова исчез внутри дома.

– Ваш друг американец, – понял я.

– Да, его зовут Ларри Гоудас. Здесь он зовет себя Лоренцо. Он из Калифорнии, из Кремниевой долины, – ответила она.

– Я знаю. – Мне было знакомо это имя из одного из наших разговоров с Катей в тюрьме. – Насколько я помню, Катя говорила, что это ваш друг.

– Да, я уверена, что она должна была рассказать вам о нем.

Лоренцо Гоудас фигурировал в коротком списке Гарри, где перечислялись возможные контакты, имена, которые назвала Катя. Эти люди могли бы помочь отыскать ее мать. Она рассказывала, как перед тем, как отправиться в Калифорнию, она познакомила Гоудаса с Эмерсоном Пайком. Гоудасу Пайк не особенно понравился. Если бы Катя послушалась его и осталась дома, с ней бы ничего не случилось.

Марисела рассказывала, что этот человек является профессиональным посредником. Он нашел свою нишу, обеспечивая связь между местными жителями и американцами, как живущими здесь, так и прибывающими сюда на время, и знакомство с ним было полезно для всех.

– Лоренцо живет здесь вот уже двадцать лет, не меньше, – говорила Марисела. – Он со всеми подружился и время от времени помогает окружающим. Все norteamericanos, вы ведь зовете их экспатриантами…

– Да.

– Все они знают его. Когда приезжают в город, идут к нему. Они зовут его мэром колонии гринго, а Катя зовет его сокращенно MOGG. Но не называйте его так.

Катя так зовет его в шутку, но я вижу, что ему это не нравится.

Потом Марисела посмотрела на меня и улыбнулась такой же завораживающей улыбкой, как у ее дочери.

Мы услышали, как кто-то спускается по лестнице.

– А почему все зовут его мэром? – спросил Герман.

– Потому что он так долго живет здесь и знает так много людей. Если у вас проблемы, вам следует обратиться к Лоренцо, и он все решит или порекомендует кого-то, кто сможет это сделать.

Через секунду входная дверь распахнулась. Мы поздоровались с улыбающимся толстяком, обладателем сверкающей лысины. Его коренастый округлый торс был обнажен, на широкой груди виднелись редкие волоски.

Посмотрев на Мариселу, он сразу же перестал улыбаться.

– Вы выглядите так, будто больны. Что случилось?

– В моем доме был пожар. Пожалуйста, впустите нас.

– Конечно. – Он возился с огромной связкой ключей, пытаясь найти тот, что был от ворот. – Как это произошло?

– Я расскажу, когда мы войдем.

Он продолжал свою борьбу со связкой, потом выронил ее на землю.

– Чертовы ключи, – проговорил мужчина, наклоняясь, чтобы поднять их. Выпрямившись, он виновато посмотрел на Мариселу. – Простите за грубость.

Через решетку ворот он искоса бросил нам с Германом шаловливый взгляд.

– Пожалуйста, быстрее, – попросила женщина, – мне нужно в ванную комнату.

Наконец он нашел нужный ключ и открыл дверь.

Марисела стрелой бросилась вперед нас по цементным ступеням изогнутой в виде спирали лестницы.

– Что я могу сказать? Любой друг Мариселы является и моим другом. – Мужчина коротко улыбнулся, будто бы стараясь убедить нас в произнесенной мантре о том, что имя Мариселы для него равноценно имени любого другого человека, которого она знает. – Извините меня за мой вид. Сегодня у меня день стирки и не оказалось под рукой свежей рубашки. Поэтому вам придется лицезреть стирающееся белье и любоваться моим голым телом.

Мы с Германом улыбнулись. Гоудас обладал природным обаянием своего в доску парня. Ему легко удавалось создавать такое впечатление, даже будучи по пояс обнаженным.

– Простите за вторжение. Меня зовут Пол, а это Герман.

– Мне нравится больше всего, когда люди сразу же называют друг друга просто по имени. – Он пожал нам руки и посмотрел на наши дорожные сумки.

– Надеюсь, это не выглядит так, будто мы рассчитываем у вас поселиться, – успокоил хозяина Герман.

– Не волнуйтесь об этом. Входите. Я уверен, что Марисела рассказывала вам обо мне. Ведь я – местная достопримечательность.

Он закрыл за нами ворота, а потом и входную дверь.

– Нам рассказали все, кроме того, как вы стали Лоренцо, – сказал я.

– Это все потому, что мисс Ослепительная Коста-Рика любит играть с единственным волоском на моей груди. Именно благодаря ей я стал Лоренцо Великолепным. Если вас интересует что-то еще, не стесняйтесь, спрашивайте. У меня целая куча забавных историй, – ответил он.

Медленно поднимаясь по крутым ступеням с нашими сумками, мы с Германом от души посмеялись.

– А теперь расскажите мне, что случилось.

Вскоре после полуночи демоны наконец прекратили свои пляски в его голове и Якову удалось заснуть. Сон был глубоким и здоровым, хотя старик не мог точно сказать, сколько тот длился.

Внезапно его разбудили раздавшиеся сверху звуки, которых он никогда прежде не слышал. Глубокий мерный стук, становившийся все громче и громче, сотрясал избушку все сильнее. Это был вертолет. Наверное, колумбийская армия обнаружила лагерь.

Никитин выскочил наружу; неожиданно прямо в глаза ему ударил луч света.

– Вставайте. Мы уходим.

Яков заслонился от яркого света рукой и посмотрел на собеседника. Это был переводчик Алима. Он опустил фонарь.

– Одевайтесь. Все вещи оставьте здесь. Ничего не нужно брать с собой. Вам дадут все, что нужно. Поторопитесь. – Переводчик стоял прямо перед дверью в жилище Никитина и ждал. – Скорее!

Под оглушающий шум винтов вертолета Яков принялся натягивать брюки. Он посмотрел на часы: было чуть больше трех часов утра.

Никитин надел и застегнул рубашку. Он снова начал искать глазами часы, но не увидел их.

– Поскорее!

Он схватил ботинки и куртку, потом нырнул под кровать, чтобы захватить заранее собранную сумку. Запустив руку в сумку, он убедился, что небольшая пластиковая коробочка сотового телефона была на месте. Также на ощупь он отсоединил от аппарата шнур зарядного устройства и переложил телефон в карман брюк. Потом он достал зарядное устройство, которое было включено в розетку в стене у кровати.

– Быстрее! Что вы там делаете? – Переводчик вошел в домик.

– Я ищу носки.

– Бросьте. У нас нет времени. Обувайте ботинки прямо так. Пошли.

Мужчина стоял и наблюдал, как Никитин натягивает ботинки на босые ноги. Яков уже много лет не носил носков. Но ему нужно было время, чтобы забрать зарядное устройство к телефону. Теперь приходилось оставлять его здесь и молить Бога, чтобы заряда батареи хватило на звонок дочери.

Он вышел за дверь и вслед за переводчиком направился по дорожке между домиками. Некоторые из повстанцев ФАРК уже успели захватить свои «калашниковы» и теперь двигались в том же направлении. Вертолеты над лагерем внушали страх. Их всегда использовали, чтобы напасть на лагерь или чтобы обмануть бойцов ФАРК. Как раз недавно на них погрузили заложников, как сказали представителям ФАРК, чтобы перевезти их в другой лагерь. На самом же деле заложники были освобождены.

Огромная птица все еще находилась на земле. Яков слышал, как медленно, с мягким шумом вращаются ее лопасти, разгоняя воздух над хижинами лагеря. Когда Никитин огибал угол последнего домика, он вдруг понял, что Алим выжидал так долго, чтобы отправить контейнер вертолетом.

Это был не простой вертолет. Яков и прежде видел такие машины, но на расстоянии нескольких миль. Оттуда трудно было правильно судить об их размере. Громадный Сикорский «Скайкрейн» предназначался для того, чтобы покрывать большие расстояния, транспортируя редкие массивные деревья экзотических твердых пород из недоступных речных долин. Яков слышал рассказы и о том, что в утробе таких монстров перевозились и гораздо более ценные грузы, такие как тысячи фунтов кокаина, которые транспортировались неведомо куда.

Вблизи стоящий на земле гигантский вертолет был похож на огромную стрекозу. Его семидесятидвухфутовые лопасти и два мощных газотурбинных двигателя обеспечивали подъем полностью снаряженного танка на высоту почти десять тысяч футов. Вертолет мог менее чем за два часа полета перенести его на двести миль и аккуратно вернуть на землю. Яков заметил, что этот вертолет отличался от виденных им ранее машин данного типа. Там, где обычно было пустое пространство, теперь висели два больших внешних топливных бака.

Никитин увидел Алима, стоявшего недалеко от вертолета. Размахивая обеими руками, он указывал на транспортный контейнер примерно в сотне метров, на небольшой поляне между деревьями.

Два члена экипажа в оранжевых комбинезонах тянули подъемные канаты под брюхом машины. Длина этих канатов составляла как минимум сто футов. На них, подобно маятнику, контейнер будет раскачиваться под фюзеляжем огромного вертолета.

– Сюда. – Переводчик стукнул Якова по плечу, подталкивая его от вертолета в сторону контейнера, где уже ждали четыре оставшихся в живых боевика из группы Алима. Когда они подошли, один из боевиков широко распахнул дверь в контейнер. Жестами он приказал Никитину забираться внутрь.

Деревянный ящик, в который было упаковано ядерное устройство, был уже на месте. Его прикрепили к полу посередине. Бомба не была тяжелой. Она весила меньше, чем прозванная «Малышом» атомная бомба, сброшенная на Хиросиму в Японии в конце Второй мировой войны. Но она не уступала, а, может быть, даже превосходила в разрушительной силе ее легендарную предшественницу. За те годы, что прошли после войны, как Советский Союз, так и США сделали все, чтобы уменьшить размер и вес головной части.

Самыми тяжелыми были свинцовые стенки контейнера, мера безопасности, принятая, скорее для обеспечения скрытности транспортировки, чем для защиты находившихся рядом людей. Никитин говорил Алиму, что в этом не было необходимости, но Афунди не верил ему. Боеголовку, в которой использовался обогащенный уран, более примитивную, менее мощную, обнаружить было сложнее, чем устройства имплозивного типа, внутри которых находился оружейный плутоний. Гамма-лучи и излучаемые урановым экраном нейтроны можно было засечь только на очень маленьком расстоянии, от двух до четырех футов. Более важным было время, необходимое для того, чтобы рассчитать число излучаемых урановой бомбой заряженных частиц, после которого аппаратура контроля поднимала тревогу. Это время могло составлять от нескольких минут до часов. А любое транспортное средство, на котором предполагалось переправить устройство за границу, с ее постами контроля, в любом случае будет тихоходным.

Яков стоял у открытой двери и смотрел на ящик. Один из подчиненных Алима бросил в контейнер три большие сумки. Потом он подтолкнул Якова по направлению к двери. Когда Никитин вошел внутрь, он жестами приказал ему опуститься на пол. Яков сел, прислонившись спиной к стене контейнера и уперев ноги в деревянный ящик. Посмотрев на дверь, он увидел там Афунди, который смотрел на него с фальшивой улыбкой на лице.

Алим собрал свои вещи. Он знал, что больше уже не вернется в этот лагерь. Вместе с вещами он упаковал газету, которую подарил ему Фидель в то утро в Гаване, и маленький компьютер Эмерсона Пайка. Он подумал: почему бы нет? Компьютер больше не нужен тому мертвому американцу.

Через несколько мгновений Алим, четверо его подчиненных и переводчик присоединились к Якову. Переводчик вручил Никитину две небольшие белые таблетки.

– Что это?

– Драмамин, помогает от укачивания. Поверьте, они вам понадобятся.

Никитин проглотил таблетки.

Кто-то закрыл дверь снаружи. Яков слышал скрежет металла, когда стальной штырь застопорил запор двери, закупорив всех внутри тяжелого металлического ящика. Переводчик включил фонарь. Все уселись и приготовились ждать.

Глава 47

На следующее утро Ликида прочитал в местной газете краткий репортаж с места пожара. Одна жертва, женщина, установить ее личность не представляется возможным до прибытия ближайших родственников.

Во второй половине дня, упаковав свой багаж для возвращения в Мексику, по дороге в аэропорт Ликида снова отправился на то место. Он припарковал машину и прогулочным шагом пошел вниз по улице, к тупику. Все уже почти привели в порядок, за исключением сгоревшего дома, третьего по счету от перекрестка. Кто-то успел вывезти осколки стекла и мусор. На воротах перед домом красовался висячий замок, наверное, для того, чтобы случайные зеваки не упали в образовавшуюся на месте взрыва глубокую яму с обуглившимися краями.

Через провалы окон с выбитыми стеклами Ликиде с улицы было хорошо видно то, что осталось от дома – практически только внешние стены. Вся внутренняя часть полностью разрушилась. Видно, старое дерево хорошо горело.

В бейсболке с эмблемой нью-йоркской команды «Янки» и больших солнцезащитных очках, Ликида неторопливо перешел на тротуар по другую сторону улицы. Держа руки в карманах, он созерцал творение своих рук. Если бы у него была камера, он непременно сделал бы снимки и отправил их своему заказчику. Проклятый погонщик верблюдов вечно был недоволен.

Ликида миновал разрушенный дом и прошел три следующих здания. Там он увидел женщину, которая из шланга поливала растения в своем маленьком дворике. Он улыбнулся и обратился к ней на испанском языке:

– Добрый день.

– Здравствуйте, – ответила она и улыбнулась в ответ.

– Какой ужас! – Он смотрел на сгоревший дом.

– Да, здесь был очень сильный пожар. А взрыв прогремел на весь квартал.

– В самом деле?

– О да. Газ, – пояснила женщина. – Именно поэтому я не держу его в своем доме. Это слишком опасно. Только электричество. Огонь был такой высоты, что сгорели даже телефонные провода. – Она указала на телефонную линию, которая проходила по столбам вдоль улицы.

– Надеюсь, никто не пострадал.

– Ну, с одной дамой случился сердечный приступ, – ответила женщина.

– Вы имеете в виду ту женщину, что жила в этом доме? – Ликида удивился тому, что от хозяйки дома осталось достаточно, чтобы суметь определить, где у нее было сердце.

– Нет-нет, это была не Марисела, а ее соседка. Ей было за восемьдесят. Наверное, на нее так подействовал взрыв. Нет, той женщине, что жила в доме, повезло. Она спаслась.

Ликида буквально застыл на месте, повернувшись к женщине.

– Студентки из школы массажисток рассказывали, что видели двоих мужчин, которые все в дыму выскочили из того дома. Им удалось попасть вовнутрь, и один из них вынес ее как раз до того, как раздался взрыв.

Ликида ничего не ответил. Он просто стоял и смотрел, как женщина продолжает поливать цветы.

– Она была ранена? – наконец вымолвил он.

– О да, когда они ее вынесли, она была без сознания.

– Значит, она сейчас находится в больнице?

– Нет. Один из них, тот, что вынес бедняжку, очень крупный мужчина, сумел привести ее в чувство. Прямо здесь, на тротуаре. – Она показала на улицу. – Это было просто чудо. Когда он ее вынес, я была уверена, что Марисела мертва. И второй мужчина, его друг, тоже был не в лучшем состоянии.

– Как он выглядел? – спросил Ликида.

– Я же сказала, он был очень большой. Чернокожий.

Ликида сразу же все понял.

– А что случилось с Мариселой?

– Вы с ней знакомы?

– Нет, я слышал, как вы только что назвали ее по имени.

– Ну, по-моему, она ушла с этими мужчинами.

– То есть это были ее друзья?

– Вряд ли. Они были иностранцы. Я никогда прежде их не видела. По-моему, это американцы.

– Тот чернокожий мужчина, как вы сказали, был очень большой?

– Очень. Очень большой.

– Он был лысым? У него была лысина?

– Так вы его знаете?

– Нет, но мне кажется, я видел его где-то по соседству.

– Ну, тогда, может быть, я ошиблась, и они были местными. Я предложила им отдохнуть в моем доме, но она решила идти в дом Мэра.

– Она знакома с мэром Сан-Хосе?

– Нет, – улыбнулась женщина. – Это шутка. Этого человека зовут Лоренцо, и он ее друг. Здесь некоторые зовут его Мэром американской колонии, потому что он знает всех и все. Он живет в нескольких кварталах отсюда, вон там. – Она указала рукой куда-то в сторону центра города.

Ликиде очень хотелось узнать у нее полное имя этого Лоренцо, а еще лучше, чтобы она показала его дом на карте и сказала, подведен ли туда пропан. Но продолжать задавать вопросы означало возбудить в женщине подозрения.

Вчера вечером, после того как она благополучно попала в дом Лоренцо, Марисела наконец полностью осознала, сколько несчастий обрушилось на ее плечи. В изнеможении она упала на кушетку в дальней комнате и проспала всю ночь. На следующее утро она проснулась только к полудню.

– Должен сказать, Марисела, что я не доверял ему, – заявил Гоудас, – и пытался предупредить Катю. Но она не хотела слушать меня. – Речь шла об Эмерсоне Пайке. – Он задавал слишком много вопросов. Кто-нибудь будет пиво?

Герман поднял руку:

– Я с удовольствием выпил бы бутылочку.

– А вы?

– Я – нет, – ответил я.

Мы собрались за обеденным столом, чтобы перекусить тем, что нашлось у Гоудаса, – цыпленок с рисом и черные бобы. Похоже, хозяин дома любил готовить. После того как мы провели под крышей его дома всего одну ночь, я не мог судить о нем с полной определенностью. В этом человеке присутствовала какая-то шутовская харизма. Создавалось впечатление, что он привык жить на стыке двух разных культур. Трудно сказать, что думала о нем Марисела.

Он нырнул головой в холодильник, вынул оттуда две бутылки «Империала», смахнул с них крышки и протянул одну Герману, одновременно делая большой глоток из другой.

Лоренцо двигался неторопливо, но очень уверенно. Уже через минуту после того, как мы ступили на порог его дома, он нашел в нем место для каждого. Обитатель одной из соседних квартир в доме оказался в отъезде. У Мэра были ключи от его жилья, и он заявил, что тот человек не станет возражать, если кто-то воспользуется им. В последнюю ночь мы с Германом отправились на боковую в другую квартиру, где спали на кровати и раскладушке. Это было не совсем удобно, но мы получили пристанище на несколько дней, пока не определимся, как нам действовать дальше. А это в значительной степени зависело от того, что нам удастся узнать от Мариселы.

В это утро я кратко рассказал ей о злоключениях Кати в Калифорнии. Мы поговорили о фотографиях из Колумбии, о пристальном интересе со стороны Пайка к этим снимкам, о его убийстве. Она хотела понять, какую роль во всем этом сыграл Пайк. Я честно сказал, что мы не знаем об этом точно. Я не рассказывал женщине об агентах ФБР и о том, что сам нахожусь под угрозой ареста по обвинению в соучастии ее дочери. Я просто сказал ей, что мы были заинтересованы в том, чтобы заполучить снимки из ее дома. Но, к сожалению, теперь они погибли в результате пожара в доме.

Она рассказала, что на фото был запечатлен ее отец, а с ним другой человек по имени Алим и несколько его последователей, которые, как считала женщина, виновны и в покушении на ее жизнь, и в пожаре.

Когда я спросил, где были сделаны те снимки, Марисела не смогла ответить на это определенно. Она сказала, что всегда добиралась до места сначала на местном автобусе, а потом ее подбирали на своей машине те люди. От поселка до деревушки в джунглях, где жил ее отец, было довольно далеко. На это уходил почти целый день, а иногда и больше, в зависимости от состояния дорог в горах. Марисела говорила, что обычно она спала большую часть пути и почти не обращала внимания на окружающую местность.

– Почему вы считаете, что в том, что произошло в вашем доме, виноват Алим? – спросил Гоудас.

– Я уверена в этом, – ответила Марисела. – Это зловещий тип. Мой отец был уверен, что он не захочет, чтобы я благополучно добралась до дома. Поэтому он специально попросил мужчину и женщину, которым доверял, чтобы они проводили меня до Сан-Хосе. Когда мы приехали в аэропорт Медельина, кто-то прислал им сообщение, в котором говорилось, что у них дома что-то произошло и они оба должны срочно туда вернуться.

– Итак, вы уверены, что во всем виноват Алим? – снова спросил Гоудас.

– А кто же еще?

– А чем там занимается ваш отец? – продолжал расспросы Мэр.

– Извините, но часть информации об этом может быть секретной, – вмешался я, – поскольку она связана с делом, по которому ведется расследование. Я понимаю, что мы свалились вам на голову без предупреждения, и прошу прощения за это, но, если можно, хотел бы попросить вас дать нам несколько минут для того, чтобы мы могли все обсудить втроем.

– Да, конечно, простите, – сказал Гоудас. – Я не понял сразу. У вас есть сколько угодно времени. Мне нужно идти поработать в студии. Позовите меня, если понадоблюсь.

– Спасибо.

Он вышел в холл, потом скрылся в студии и закрыл за собой дверь.

– Спасибо вам, – сказала Марисела. – Лоренцо хороший человек, но он имеет привычку лезть в чужие дела.

– Я заметил, – ответил я. – Вы сказали, что Алим и его люди не говорят по-испански.

– Верно.

– Вы можете предположить, откуда они?

– Назвать страну я не могу, а регион – по-моему, это Ближний Восток. Несколько раз в день они становились на колени и молились, повернув голову на восток.

– То есть они мусульмане, – догадался я.

– Я думаю, да.

Марисела рассказала нам с Германом, что ее отец всегда был очень скрытным. Когда она была ребенком, он надолго исчезал из ее жизни. Он отказался рассказать ей, чем занимается в Колумбии. Она не допускала и мысли о том, что его работа была как-то связана с наркотиками. Единственное, что она знала, было то, что какой бы ни была конечная цель этой работы, она близилась к завершению. Именно поэтому он отправил ее домой. Он предупредил, что намерен и сам вскоре покинуть территорию Колумбии и никогда не возвращаться. Ей ясно дали понять, что она навещала отца в последний раз.

Мысль о том, что они никогда больше не увидятся, и последние события в ее доме совершенно разбили ее эмоционально.

Добиться от женщины каких-либо по дробностей оказалось невозможно.

Мы коротко обсудили то, что она видела, когда была в том лагере. Там было много людей, в основном молодых мужчин, некоторые из которых были почти детьми, и женщин в форме. Многие были с автоматами. Марисела считала, что это не солдаты регулярной армии, следовательно, речь шла о повстанцах. Она знает, что в Колумбии уже давно идет революция. Ее отец знал многих из этих людей, и никто из них не представлял для него угрозу, за исключением Алима с его друзьями.

Неожиданно она, выпрямившись, застыла в кресле:

– Боже мой, я совсем забыла. – Она встала и принялась рыться в карманах брюк, будто искала ключ или что-то другое.

– Что случилось?

– Это… он дал мне это. Надеюсь, что я не потеряла ее. После пожара и всего этого я просто о ней забыла. – Она быстро и тщательно проверяла каждый карман.

– О чем вы говорите? – спросил Герман.

– Это просто записка. – Наконец она нащупала что-то в правом переднем кармане. Она сунула туда руку, и когда вынула ее обратно, в ней был зажат маленький сложенный листок бумаги. – Слава богу. – Она вздохнула с облегчением, отвернулась на минуту и, пройдя к столу, развернула записку. Послание было написано от руки на половинке стандартного бумажного листа. Прочитав, Марисела снова повернулась к нам.

Мы с Германом переглянулись.

– Если там есть что-то, что поможет Кате, мы должны знать об этом, – заявил я.

Прочитав записку, женщина опустила руки, все еще крепко сжимавшие бумажный листок. Когда она посмотрела на нас, по ее щекам текли слезы.

– Какой сегодня день?

– Среда, – ответил Герман. – А что случилось?

– Нет, я хотела спросить, какое сегодня число?

Он посмотрел на часы:

– Двенадцатое.

Она снова глубоко вдохнула и выдохнула:

– Значит, у нас еще есть время.

– Время на что? – спросил я.

Она посмотрела на меня:

– Мой отец заставил меня пообещать, чтобы я никому об этом не говорила. Но никто из нас тогда не знал, что может случиться. Я не могу даже предположить, кому, кроме Алима, понадобилось меня убить. А если он пытался убить меня, то, наверное, он хотел также убить Катю и ее друга. Как его звали?

– Эмерсон Пайк.

– Я думаю, что, если бы мой отец все это знал, он бы согласился, чтобы я рассказала вам то, что знаю сама. Может быть, у нас будет последняя возможность поговорить с ним. В записке говорится, что он постарается позвонить мне.

– Когда? – спросил Герман.

Она протянула ему записку:

– Он пишет, что собирается быть в Панаме. Но не указывает, с какой целью.

Неожиданно на ее лицо легла тень.

– Что случилось? – спросил я.

– Он не сможет до меня дозвониться.

– Но почему?

– Потому что единственный телефон, по которому он может связаться со мной, – это сотовый. А он оставался в доме.