Текст книги "Цифровые валюты и ЧВК. Хаос и смута в мире финансов"

«Они» – кодовое название закулисной власти

В своей книге «Капитализм. История и идеология “денежной цивилизации”» (М.: Институт русской цивилизации, 2015) я провожу мысль, что «хозяева денег» стремятся стать «хозяевами мира». «Хозяева денег» в Древнем мире и в Средние века – ростовщики. В новое время – банкиры. После Второй мировой войны – главные акционеры Федеральной Резервной Системы США, печатающей мировую валюту – доллар США. «Хозяева денег» ещё не стали «хозяевами мира», но близки к заветной цели. Важным условием успешной борьбы за мировое господство является секретность. Поэтому ключевые фигуры из команды «хозяев денег» и их ассистентов сохраняются в тайне. А на политической арене мы видим лишь некоторых публичных «ассистентов» «хозяев денег». Таковыми являются Генри Киссинджер (ему в мае этого года исполнилось 100 лет), Збигнев Бжезинский (ушел из жизни в 2017 году), ныне здравствующие Клас Шваб (президент Всемирного экономического форума), Джордж Сорос (известный финансовый спекулянт и по совместительству глава фонда «Открытое общество»), Жак Аттали (известный финансист, писатель, представитель клана Ротшильдов) и некоторые другие.

Конечно, имена отдельных представителей команды «хозяев денег» попадают в информационное пространство, но редко. Например, имя Дэвида Рокфеллера, банкира, миллиардера, ушедшего из жизни в 2017 году на 102-м году. Внесшего немалый вклад в построение единого мирового государства и единого мирового правительства. По инициативе Дэвида Рокфеллера, в частности, в 1968 году был учрежден Римский клуб, призванный на «научной» основе продвигать глобализацию. Им же в 1973 году была создана ещё одна наднациональная организация – Трехсторонняя комиссия. Через неё «хозяева денег» получили возможность более оперативно и эффективно решать вопросы назначения на ключевые посты «нужных» им людей в Северной Америке, Европе и Японии.

Среди «засветившихся» «хозяев денег» называют и Бернарда Баруха (1870–1965), миллиардера и финансового дельца, который прикрывался должностями советника при целом ряде американских президентов (начиная с Вудро Вильсона и кончая Д. Эйзенхауэром). Баруху пришлось пожертвовать своей конфиденциальностью ради того, чтобы более эффективно управлять американскими президентами и обеспечивать чёткую реализацию планов «хозяев денег» по подготовке и проведению двух мировых войн и мирового экономического кризиса.

В целом же «хозяева денег» имеют очень хорошую информационную защиту, что, безусловно, очень помогает им в продвижении своего проекта захвата мировой власти. Они через публичных представителей (своих «ассистентов» и «агентов») требуют и добиваются от государств, бизнеса и отдельных граждан максимальной «транспарентности», оставаясь невидимыми для всех. Поэтому их и называют «мировой закулисой».

Часть «ассистентов» «хозяев денег» также действуют конфиденциально. Часто у них есть формальное основание для такой конфиденциальности – гостайна, коммерческая тайна, принадлежность к спецслужбам и прочее. «Хозяева денег» вместе со своими конфиденциальными «ассистентами» (не говоря уже про «агентов») образуют тайную организацию, которую сегодня называют «глубинным государством».

Я сделал такое обширное предисловие для того, чтобы напомнить ещё одно название этой тайной организации. «Глубинное государство» – термин, вошедший в обиход уже в XXI веке (особенно во времена американского президента Дональда Трампа). А до этого её называли местоимением «они». Об этом кодовом названии я узнавал из самых разных источников.

Впервые я обнаружил понятие «Они» у Василия Александровича Кокорева (1817–1889), нашего соотечественника, русского купца и фабриканта, богатейшего в середине XIX века человека Российской империи. В конце жизни он написал книгу «Экономические провалы», в которой откровенно изложил главные угрозы, которые таили реформы Александра II, выводившие Россию на путь капиталистического развития. Такие угрозы он назвал «экономическими провалами», всего их в книге пятнадцать. Описывая шестой провал, Василий Кокорев назвал его коротко: «Фирма “Они”».

Фирма «Они» нанесла тяжелейший удар не только по народу, почти всем сословиям, но также по российской государственности: «Одним словом, государство оказалось в том же бедственном состоянии, до какого властительные “они” довели помещичье хозяйство закрытием опекунских советов и разрушением мелких винокурен, при безграничном распространении пьянства. Мы употребили выражение “властительные они”, полагая, что люди, достигшие на всём обширном пространстве русской земли разрушения сельскохозяйственного быта, без сомнения, выразили в своих действиях полную властительную силу, но, к сожалению, силу самого печального (скажу сильнее, преступного) свойства, породившую общее обеднение и разорение».

Согласно подробному описанию Василием Александровичем действий, предпринимавшихся в 60-80-е годы позапрошлого столетия фирмой «Они», эта тайная фирма в полной мере соответствует современному понятию «пятой колонны». Фирма «Они» XIX века очень похожа на «пятую колонну» в России XXI века. Удивительно, но Василий Александрович почти не называет имен представителей фирмы «Они». Кокорев имел связи в высших кругах российского общества. Он наверняка знал поименно членов указанной «фирмы», не только имена, но и их деяния. Но это, наверное, тот случай, когда местоимение «Они» применяется не по причине незнания, а по причине каких-то опасений. Кокорев избегал возможных последствий оглашения имен. Василий Александрович рассчитывал, что имена членов тогдашней «пятой колонны» в России и их деяния станут когда-нибудь известны потомкам: «…они, о которых, вероятно, со временем будут написаны целые тома с выразительными портретами».

Подробнее о работе Кокорева «Экономические провалы» и его описании таинственной фирмы «Они» читатели могут узнать из моей книги: «Пора возвратиться домой! Становление капитализма в России как история “экономических провалов”. По воспоминаниям русского промышленника и купца Василия Александровича Кокорева» (М.: Родная страна, 2017).

А вот книга из другого времени, где также фигурирует фирма «Они». Её название «Красная симфония», она была опубликована в Испании на испанском языке в 1949 году[111]111
  В полном виде издана на испанском языке в 1952 году (издатель Mauricio Carlavilla). – Прим. ред.


[Закрыть]. Позднее книга была переведена на английский и многие другие языки. В русском переводе книга впервые была издана в 1968 году в Буэнос-Айресе нашими эмигрантами. В годы «перестройки» книга на русском языке появилась также на нашем книжном рынке. Она представляет собой изложение протоколов допросов известного «пламенного революционера» Христиана (Хаима) Раковского в 1938 году в СССР. Раковский, уроженец Болгарии, учился в Европе. Приехал в Россию из-за границы для того, чтобы «делать революцию». Он – один из главных создателей советского большевизма, с 1919 года по 1923 год – Председатель Совета Народных Комисаров Украины и фактически полновластный диктатор Украины. Один из главных деятелей Коминтерна. По убеждениям – троцкист.

В допросах Раковского в качестве переводчика участвовал доктор Ландовский. Примечательно, что Раковский лучше говорил по-французски, чем по-русски. Поэтому бывший «пламенный революционер» на допросах пользовался французским языком. Оказавшись за границей, Ландовский подготовил в 1952 году в Испании издание книги «Красная симфония» на испанском языке (Sinfonia en rojo mayor). Перевод книги на русский язык осуществил профессор А.П. Столешников (потомок русских эмигрантов, проживавший в США). В предисловии к русскому изданию книги, написанном этим профессором, говорится: «Раковский открывает следователю существование “Их” – международной финансовой мафии, как вершителей судеб человечества».

На допросах «пламенный революционер» Раковский очень подробно описал тайные пружины новейшей мировой истории и истории России в конце XIX – начале XX веков. Раковский знал, о чём говорил, потому что с ранних лет он оказался в сети масонских организаций, был тесно связан с международным сионизмом. Примечательно то, что X. Раковский старается уходить от того, чтобы называть имена руководителей мировой закулисы. Даже на допросе он их называет «Они». Видимо, тех, кого он именует местоимением «Они», Христиан Раковский боится не меньше, чем советских чекистов.

Удивительно, что местоимение «Они» для обозначения тайной власти, закулисы использует также английский писатель Джордж Оруэлл. В его известном романе «1984» общество состоит из трех основных групп. Элитой является так называемая «Внутренняя партия» – партийные боссы, «бессмертный мозг партии», который управляет всем государством «Океания».

Под ними находятся члены «Внешней партии» – «руки партии». А ещё ниже – простой народ, «пролетарии», или просто «пролы». На последних приходится примерно 85 % населения Океании. «Пролы», судя по всему, вообще не догадываются о том, как устроена власть и не задаются вопросом о том, кто ими управляет. А вот члены «Внешней партии» прекрасно понимают, что власть находится в руках «Внутренней партии». Конечно, рядовые партийцы знают лишь отдельных представителей «Внутренней партии» (тех, которые непосредственно руководят рядовыми партийцами, или тех, кто уполномочен от имени партии делать публичные выступления). Весь состав партийной элиты им не известен, и знать этого им не положено. Поэтому рядовые члены партии называют элиту неопределенным словом «Они». От незнания, а, может быть, отчасти и из опасения. Зачем демонстрировать излишнюю осведомленность? – Особенно учитывая, что тебя постоянно прослушивают и за тобой непрерывно наблюдают.

Одна из главных героинь романа – Джулия. Во время своей первой встречи (естественно, тайной) с главным героем Уинстоном Смитом она откровенничает: «Я хорошо угадываю чужаков. Когда увидела тебя, сразу поняла, что ты против них». А далее следует авторский текст: «Они, по-видимому, означало партию, и прежде всего внутреннюю партию, о которой она говорила издевательски и с открытой ненавистью».

В другом месте романа Оруэлл описывает некоторые особенности мировосприятия и поведения Джулии: «Жизнь в её представлении была штука простая. Ты хочешь жить весело; «они», то есть партия, хотят тебе помешать; ты нарушаешь правила как можешь. То, что «они» хотят отнять у тебя удовольствия, казалось ей таким же естественным, как то, что ты не хочешь попасться». Оруэлл лишний раз дает понять, что «Они» являются чем-то ненавистным для героини. Вместе с тем Джулия наверняка знает имена некоторых партийных боссов (ведь она умеет играть свою роль и числится среди партийных активистов). Знать-то знает, но не называет. Все «Они» ей одинаково ненавистны.

Примерно в то же время, когда Оруэлл создавал роман «1984» (т. е. в 1947 г.) он написал очерк «Англичане». Здесь опять фигурирует понятие «они», без которого трудно понять, кто такие англичане: «Политическое мышление англичан во многом руководствуется словом “они”. “Они” – это вышестоящие классы, таинственные силы, определяющие вашу жизнь помимо вашей воли. Но широко распространено ощущение, что хоть “они” и тираны, но не всемогущи. Если потребуется на “них” нажать, “они” поддадутся. “Их” можно даже сместить. И при всём своём политическом невежестве англичане часто проявляют удивительную чувствительность, стоит какой-то незначительной детали показать им, что “они” перешли черту».

Размышляя над тем, почему местоимение «они» приобрело особый смысл в жизни людей, невольно приходишь к выводу, что это результат того, что миром начинают править деньги, мир превращается в «денежную цивилизацию». Её нередко кто всерьёз, а кто с иронией называет «демократией». Власть денег скрывается за декорациями «демократии» – избирательным правом, парламентом, «общественным мнением» и т. п.

Но на самом деле это жесточайшая диктатура, причём даже намного более жёсткая, чем так называемая «диктатура пролетариата». Классики марксизма-ленинизма называли её «диктатурой буржуазии», русский дореволюционный экономист Сергей Федорович Шарапов – «диктатурой капитала». Карл Маркс также назвал эту политическую систему «новой деспотией». Имея в виду, что старой является восточная (или азиатская) деспотия. В старой был персонифицированный деспот. В новой деспотии такого конкретного деспота нет. В лучшем случае есть образ полумифического деспота наподобие «Большого Брата». А за таким образом и за фасадом «парламента» скрывается узкая группа настоящих капиталистических деспотов. Это и есть «Они». Сколько их и кто они, – можно только догадываться. Вот, например, бывший разведчик Джон Коулман написал ставшую бестселлером книгу «Комитет 300». Из самого названия следует, что в клубе «Они» насчитывается три сотни «избранных» (автор в приложении даже приводит поименный список членов «Комитета 300»).

Это в классической деспотии можно свергнуть ненавистного деспота (диктатора, властителя), а в новой деспотии реальная смена власти крайне затруднена. Можно заменить «декорации» (поменять законы, переизбрать парламент, оправить в отставку премьер-министра и т. п.), но сама группа «Они» остается той же, неизменной и не сменяемой. Ротшильд говорил: «Дайте мне печатать деньги, и мне плевать, кто и какие законы пишет». Он имел в виду, что любые законы можно нейтрализовать деньгами. Уже не приходится говорить о том, что с помощью денег можно заказать «нужные» законы. И с помощью денег на корню скупить заново сформированный кабинет министров. Одним словом, имеет место диктатура денег с анонимной властью, называемой «Они».

Она в корне отличается от классической деспотии, где есть конкретное живое лицо. Новая деспотия характеризуется анонимностью узкой группы капиталистических деспотов. Что, конечно же, затрудняет реальную смену власти новой деспотии. Если и происходит смена, то чаще не самой власти, а лишь её декораций.

Примерно век назад французский дипломат и посол в России в 1914–1917 гг. Морис Палеолог на примере революции 1917 года в России сделал вывод, что власть денег предпочитает обходиться без монарха, что монархическая власть более уязвима по сравнению с анонимной властью «Они». В своих «Дневниках» он отмечал, что демократия «не нарушая своих принципов… может сочетать в себе все виды гнета политического, религиозного, социального. Но при демократическом строе деспотизм становится неуловимым, так как он распыляется по различным учреждениям, он не воплощается ни в каком одном лице, он вездесущ и в то же время его нет нигде; оттого он, как воздух, невидим, но удушлив, он как бы сливается с национальным климатом. Он нас раздражает, от него страдают, на него жалуются, но не на кого обрушиться. Люди обыкновенно привыкают к этому злу и подчиняются. Нельзя же сильно ненавидеть то, чего не видишь. При самодержавии же наоборот, деспотизм проявляется в самом, так сказать, сгущенном, массивном, самом конкретном виде. Деспотизм тут воплощается в одном человеке и вызывает величайшую ненависть».

В романе «1984» партийный босс О’Брайен проводит в застенках Министерства любви воспитательные беседы с главным героем Уинстоном Смитом. В этих беседах он постоянно употребляет местоимение «мы». Это то же самое, что и «они», прозвучавшее из уст Джулии. Только тональность разная. У О’Брайена «мы» – вера в непогрешимость и вечность партийной власти. У Джулии «они» – ненависть к партии и вера, что рано или поздно её власть закончится.

P.S. Кстати, диалектику метафизических понятий «мы» и «они» впервые затронул не Джордж Оруэлл, а русский писатель Евгений Замятин (1884–1937). Он считается основателем литературного жанра антиутопии. Его роман-антиутопия, родившийся в 1920 году, так и называется: «Мы». Естественно, в его романе есть также понятие «Они».

«1984»: «Вся литература прошлого будет уничтожена»

Продолжу разговор о романе Джорджа Оруэлла «1984». Это литературное произведение в жанре антиутопии. Ещё раз обращу внимание читателя на то, что все лучшие антиутопии последнего века («Мы» Евгения Замятина, «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли, «451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери, а также, конечно, «1984» Джорджа Оруэлла) очень схожи по своим основным идеям.

Во-первых, все они рисуют возможное будущее человечества как тоталитарный строй.

Во-вторых, условием поддержания тоталитарной власти в «дивном новом мире» является полный контроль над всеми без исключения людьми.

В-третьих, другим (и ещё более важным) условием сохранения власти является радикальная «переделка» граждан, превращение их в живых роботов, скотину (а скотами, как известно, легче управлять, чем полноценными людьми).

Романы-антиутопии лишь различаются по описанию тех методов, которые используют властители для того, чтобы управлять своими подчиненными. Впрочем, даже некоторые методы, описанные в разных романах-антиутопиях, имеют большое сходство.

Сейчас я хочу обратить внимание на некоторую схожесть романов «1984» и «451 градус по Фаренгейту». Схожесть – по той роли, которую властители уделяют уничтожению книг. Роман Рэя Брэдбери вообще наполовину посвящен теме уничтожения книг. Вернее – уничтожению человека как разумного и нравственного существа через уничтожение (сожжение) старых книг.

В эпиграфе романа Брэдбери говорится, что температура воспламенения бумаги 451° F (233 °C). То есть объясняется загадочное название произведения. В романе описывается общество, которое опирается на массовую культуру и потребительское поведение. В этом обществе все книги, заставляющие задумываться о жизни, подлежат уничтожению. Чтение и даже хранение таких книг является преступлением. Под подозрение попадают люди, способные критически мыслить. Наверняка они читали и продолжают читать «вредные» книги.

Исследователи творчества Брэдбери полагают, что роман был частично вдохновлён варварским сожжением книг в нацистской Германии, где уничтожались произведения авторов, противоречивших идеологии нацизма. Впрочем, известно, что практика массового сжигания (причём публичного) «вредных» книг началась ещё в позднем Средневековье (особенно после изобретения книгопечатания). Этим занималась преимущественно инквизиция, которая боролась таким способом с еретиками (кстати, нередко вместе с еретическими книгами сжигали и самих авторов-еретиков). Некоторые полагают, что роман аллегорически отражает события в Америке начала 1950-х годов – время оголтелого маккартизма, когда заработала цензура и происходили гонения на коммунистов, а заодно и всех инакомыслящих. Примечательно, что на протяжении многих лет роман Брэдбери издавался с «купюрами» (изъятиями некоторых фраз) или с исправлениями текста. Лишь в 1980 году приятель Брэдбери обратил внимание на «редактирование» текста. Писатель потребовал от издательства восстановления текста, и роман стал выходить в авторской версии. Получается, что произведения Брэдбери также подвергались частичному уничтожению.

Тема уничтожения книг присутствует и в романе «1984». Там на всём пространстве Океании (государства, где правит партия Большого Брата) также часть книг физически уничтожается. Но, в отличие от романа Брэдбери, главным методом уничтожения книг является не сжигание, а их «переделка». Если угодно, «подделка». То есть имеет место гораздо более тонкая и изощренная технология уничтожения. Этим напряженно занимается Министерство правды, в котором трудится главный герой романа Уинстон Смит. Большое количество сотрудников этого министерства занято проверкой текстов ранее издававшихся книг на предмет их соответствия последним установкам партии: «.. .сонмы служащих трудились над невообразимым множеством задач. Тут были огромные типографии со своими редакторами, полиграфистами и отлично оборудованными студиями для фальсификации фотоснимков. Была секция телепрограмм со своими инженерами, режиссерами и целыми труппами артистов, искусно подражающих чужим голосам. Были полки референтов, чья работа сводилась исключительно к тому, чтобы составлять списки книг и периодических изданий, нуждающихся в ревизии».

Согласно высшим установкам партии, все книжные массивы надо было разделить на три части: 1) книги, которые можно оставить в их первозданном виде; 2) книги, которые надо «переделывать»; 3) книги, которые надо уничтожить без остатка. Читаем в романе: «И где-то, не понятно, где, анонимно, существовал руководящий мозг, чертивший политическую линию, в соответствии с которой одну часть прошлого надо было сохранить, другую фальсифицировать, а третью уничтожить без остатка».

Те книги, которые относятся к третьей категории, запрещены к хранению и чтению. За этим бдительно следит полиция мыслей. Вот, например, в романе фигурирует запрещенная книга «Теория и практика олигархического коллективизма». Якобы она написана Эммануэлем Голдстейном, непримиримым врагом партии и Большого Брата. Партийный босс О’Брайен передает эту запрещенную книгу Смиту со словами: «Как вы догадываетесь, экземпляров в наличии мало. Полиция мыслей разыскивает их и уничтожает чуть ли не так же быстро, как мы печатаем».

За годы, прошедшие после революции (а она, судя по ряду признаков, завершилась примерно где-то за четверть века до событий, описываемых в романе), в Океании, вероятно, не осталось ни одной оригинальной книги, изданной до революции.

Вот Уинстон Смит зашел в лавку антиквариата мистера Чаррингтона, которая находится в квартале «пролов» (пролетариев – простых людей, составляющих 85 % населения Океании). Смит рассматривает помещение, и его внимание привлекла книжная полка: «В другом углу стояла книжная полка, и Уинстона уже притянуло к ней. На полке была только дрянь. Охота за книгами и уничтожение велись в кварталах пролов так же основательно, как везде. Едва ли в целой Океании существовал хоть один экземпляр книги, изданной до 1960 года».

Главным способом нефизического уничтожения книг в Океании стало приведение их в соответствие с так называемым «новоязом», который постепенно вытесняет старый язык (в Океании таковым был английский язык). Новояз – особая форма языка и словарного запаса, он формируется по принципу «невозможно сделать (и даже подумать) то, что нельзя выразить словами». Поэтому с каждым новым изданием словаря новояза из него выбрасывались слова и понятия, чуждые господствующей идеологии. «Новояз – единственный язык, словарь которого не увеличивается, а уменьшается» «Каждое сокращение было успехом, ибо чем меньше выбор слов, тем меньше искушение задуматься». Оруэлл рассматривал новояз в качестве очень важного инструмента партии. Поэтому сделал даже приложение к своему роману, которое называется «Новояз», подробно разъясняющее суть этого инструмента.

Один из сотрудников Министерства правды по имени Сайм увлеченно занимается разработкой новояза. Он разъясняет своему коллеге по министерству Смиту: «К две тысячи пятидесятому году, если не раньше, по-настоящему владеть староязом не будет никто… Атмосфера мышления станет иной. Мышления в нашем современном значении вообще не будет. Правоверный не мыслит – не нуждается в мышлении. Правоверность – состояние бессознательное».

Старая литература учила и помогала человеку мыслить. А вот этого как раз нельзя допустить. Формально классическая литература останется, но после её перевода на новояз она фактически будет уничтожена. Сайм откровенничает: «Вся литература прошлого будет уничтожена. Чосер, Шекспир, Мильтон, Байрон останутся только в новоязовском варианте, превращенные не просто в нечто иное, а в собственную противоположность. Даже партийная литература станет иной. Даже лозунги изменятся. Откуда взяться лозунгу “Свобода – это рабство”, если упразднено само понятие свободы?»

Более подробно о фактическом уничтожении старой литературы с помощью новояза говорится в упомянутом приложении к роману («Новояз»). В конце концов, даже если где-то сохранятся остатки старой литературы, её никто не сумеет прочитать, поскольку новые поколения окончательно перестанут владеть староязом: «Когда старояз окончательно отомрет, порвется последняя связь с прошлым. История уже была переписана, но фрагменты старой литературы, не вполне подчищенные, там и сям сохранились, и, покуда люди помнили старояз, их можно было прочесть. В будущем такие фрагменты, если бы даже они сохранились, стали бы непонятны и непереводимы. Перевести текст со старояза на новояз было невозможно, если только он не описывал какой-либо технический процесс или простейшее бытовое действие или не был в оригинале идейно выдержанным (выражаясь на новоязе – благомысленным). Практически это означало, что ни одна книга, написанная до 1960 года, не может быть переведена целиком. Дореволюционную литературу можно было подвергнуть только идеологическому переводу, то есть с заменой не только языка, но и смысла».

Уничтожение старых книг партией происходит на фоне бурной деятельности Министерства правды, занимающегося подготовкой и производством всякого рода книжных и культурных суррогатов: «…главной задачей [Министерства правды. – В.К.]… была не переделка прошлого, а снабжение жителей Океании газетами, фильмами, учебниками, телепередачами, пьесами, романами – всеми мыслимыми разновидностями информации, развлечений и наставлений, от памятника до лозунга, от лирического стихотворения до биологического трактата, от школьных прописей до словаря новояза».

Литературно-информационная продукция Министерства правды делилась на две части. Первая – та, которая предназначалась для членов партии. Вторая – для пролов. Последняя преследовала цель максимального отвлечения внимания пролов от реальных проблем жизни, поддерживала животные рефлексы, погружала в мир иллюзий: «Министерство обеспечивало не только разнообразные нужды партии, но и производило аналогичную продукцию – сортом ниже – на потребу пролетариям. Существовала целая система отделов, занимавшихся пролетарской литературой, музыкой, драматургией и развлечениями вообще. Здесь делались низкопробные газеты, не содержавшие ничего, кроме спорта, уголовной хроники и астрологии, забористые пятицентовые повестушки, скабрезные фильмы, чувствительные песенки, сочиняемые чисто механическим способом – на особого рода калейдоскопе, так называемом версификаторе. Был даже особый подотдел – на новоязе именуемый порносеком, – выпускавший порнографию самого последнего разбора – её рассылали в запечатанных пакетах, и членам партии, за исключением непосредственных изготовителей, смотреть её запрещалось».

Если говорить о сегодняшнем дне, то мы видим, что процесс уничтожения книг происходит почти повсеместно, во всём мире. Просто с разной скоростью и с разным размахом. Причём, примеров откровенного физического уничтожения (сжигания) книг, как это описано в романе «451 градус по Фаренгейту», сегодня не так уж много. Превалируют методы нефизического уничтожения, о которых говорится в романе Оруэлла «1984».

Пожалуй, мировым лидером в деле уничтожения литературы за истекший год следует считать Украину. Ещё в прошлом году министерство образования и науки Украины обнародовало решение об исключении из школьной программы произведений русской литературы. Так, в шестом классе из программы уберут басни Ивана Крылова и рассказы Антона Чехова «Хамелеон» и «Толстый и тонкий». Семиклассники больше не будут изучать повесть Василия Быкова «Альпийская баллада» и стихотворения Александра Пушкина. Из программы девятого класса уберут роман «Евгений Онегин» Александра Пушкина и роман «Герой нашего времени» Михаила Лермонтова, из программы десятого класса – роман «Преступление и наказание» Федора Достоевского, а из программы одиннадцатого – произведение Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Все эти произведения заменяются произведениями западных писателей.

Одновременно на Украине в прошлом году был запущен процесс дерусификации библиотек. В публичных библиотеках «незалежной» было списано примерно 11 миллионов книг на русском языке. В конце прошлого года украинские СМИ с гордостью сообщили, что эти книги были уничтожены. А это уже в духе романа Рэя Брэдбери. Невольно вспоминаются слова поэта XIX века Генриха Гейне: «Там, где сжигают книги, в конце сжигают и людей».