Текст книги "Знак небес"

– Пожалуй, военных прибамбасов на ближайшее время нам хватит, – ответил Константин.

– Что-то я не пойму – мне людей мылом вооружать? – нахмурился воевода. – Нет, если наш Эдисон сделает его запах еще противнее и придумает способ распыления, то ничего, сойдет. Хотя даже в этом случае оно годится лишь для боев с князьями, а степняки и европейцы сами такие вонючие, что оно на них не подействует. Этих закаленных ребят разве что хлорпикрином можно свалить. – И он вопросительно посмотрел на Константина. – И что тогда мне делать?

– По-моему, наш Михал Юрьич и без мыла много чего для тебя настряпал, – возразил Константин и обратился к изобретателю: – Кстати, Миня, ты не слыхал поговорку про соловья, которого баснями не кормят? А у тебя их двое, и оба голодные.

– Ой, я же совсем забыл, – спохватился тот. – Конечно, пошли, тем более что все давно готово. – И он повел друзей в противоположную половину дома, где гостей уже ждал богато накрытый стол.

– Так что, Михал Юрьич, все, что ты повелел, я сполнила. Дале-то как? – робко осведомилась нарядно одетая деваха, на вид лет семнадцати, не больше, стоявшая у входа в трапезную.

– Ну теперь подавать будешь дорогим гостям, – солидным, хоть и ломающимся еще баском произнес Минька и по-хозяйски шлепнул шмыгнувшую мимо него деваху чуть пониже спины.

Та смущенно, но в то же время радостно взвизгнула:

– Сызнова вы, Михал Юрьич, за свое!

– Никак женилка отросла, – изумился Славка, провожая ее оценивающим взглядом.

– Ну ты тут не больно глазами зыркай, – заметил ему Минька. – И вообще, на чужой рот каравай не разевай.

С пословицами юный изобретатель был явно не в ладах.

– Да нет, куда там моему караваю до твоего, – сокрушенно вздохнул воевода и двинулся вслед за князем к столу, на котором чего только не было.

Одних блюд с рыбой насчитывалось пять или шесть, а помимо них мясо – копченое, вареное, соленое, отдельно колбасы, и тоже разные, пять сортов сыра, здоровенная миска со сметаной, груши в меду, яблоки в патоке, а в середине увесистая, литров на пять, братина с хмельным медом.

– О-о-о, это мы удачно попали, княже, – всплеснул руками воевода, разглядывая изобилие яств и хищно нацеливаясь на копченую курицу.

Пока ужинали, Минька продолжил рассказ о работе с миной. По его словам, после того как он изготовил нитроглицерин, все остальное было уже мелочью. Ну, например, пироксилин. С ним вообще никаких проблем. Достаточно погрузить любое вещество, содержащее клетчатку, например кусок льняной ткани, минут на пятнадцать – двадцать в раствор дымящейся азотной кислоты, затем извлечь, хорошенечко промыть в воде и высушить, и пожалуйста… Полученный таким образом пироксилин имеет три весьма существенных преимущества перед черным, или дымным, порохом – он не боится сырости, примерно раза в четыре мощнее и почти не оставляет нагара…

Пока изобретатель посвящал Вячеслава в подробности, Константин продолжал размышлять, подбирая доводы в пользу того, что и впрямь пришла пора переходить, образно говоря, на мыло. Пока что, судя по всему, оба друга не восприняли его слова всерьез. Вон как завороженно слушает Вячеслав. Ну еще бы – новое оружие, идеально подходящее для засад, и не только для них. А если задуматься о последствиях? Нет-нет, речь идет не о гибели врагов. Там как раз чем больше, тем лучше – война есть война. Но что будет потом, когда секрет производства перестанет быть секретом, а это неизбежно рано или поздно произойдет. Впрочем, что уж там говорить о воеводе, если и ему самому это пришло в голову не так давно, всего полгода назад, да и то после беседы с отцом Николаем, состоявшейся незадолго до его отплытия в Киев.

Константин прислушался к Минькиному рассказу. Так-так, кажется, заканчивает. Пора взять слово? Или рано?

– Человек идет, наступает ступней на колышек, а тот раскалывает стекло. От удара нитроглицерин взрывается, а уже от его взрыва, в свою очередь, детонирует пироксилин. Дальше-то рассказывать? – спокойно осведомился Минька у Вячеслава.

– А чего дальше? – удивился тот.

– Значит, и этого не знаешь, – вздохнул Минька. – Тогда специально для тебя. – И он продолжил: – В результате взрыва железную болванку разрывает в клочья, и, разлетаясь, осколки причиняют множественные рваные раны, которые трудно залечиваются, а попадая в отдельные, наиболее важные жизненные органы человека или животного, приводят к смертельному исходу. В результате многочисленных…

– Спасибо, Миня, дальше я как-нибудь сам, – поспешил перебить его Славка, поняв, что тот над ним попросту издевается.

– А разберешься самостоятельно-то? – с подозрением уставился на него изобретатель.

– Приложу все усилия, Михаил Эдисоныч, – кротко заверил Славка.

«Пора», – решил Константин и для начала поинтересовался:

– Ты лучше скажи, много ли таких мин заготовлено?

– Если полностью, чтобы осталось вкопать в землю, только одна, – вздохнув, честно ответил изобретатель. – Даже сам еще не бабахал, все вас ждал. Успел лишь нитроглицерин отдельно опробовать. С пироксилином у меня плохо: самое большее еще на две хватит – азотная кислота закончилась.

– Вот и хорошо, – кивнул Константин. – Знаешь, Миша, если ты гикнешься в результате нелепой случайности при изготовлении нитроглицерина, то имей в виду, что у нас со Славой Кулибиных больше нет.

– И это будет такая потеря, что лучше мне потерять конную тысячу или две-три, чем тебя одного. Этих-то я и новых наберу да обучу. Ну будут чуть похуже, чем ветераны, и все. А если ты взорвешься, то такого спеца мы уже никогда не найдем, – подхватил непривычно серьезный воевода.

– Поэтому дай нам слово, что последней стадией приготовления нитроглицерина ты никогда больше сам заниматься не станешь, – потребовал Константин.

– Чтобы кто-то вместо меня погиб?! – возмутился Минька. – Он же смертником будет, он же…

– И то верно, – невозмутимо согласился Константин, радуясь, что первый ход удался. – А потому лучше ты о нем забудь совсем.

– А-а… как же мины? – не понял изобретатель.

Константин хотел было сказать, что, мол, черт с ними, перебьемся, но тут встрял Вячеслав.

– Вообще-то Костя прав, – неожиданно поддержал он князя. – Неужели нельзя придумать какую-нибудь менее опасную взрывчатку?

Константин поморщился. Снова не туда, а он было обрадовался. Ладно, сделаем паузу, а заодно послушаем – возможно, ничего другого нельзя придумать, и тогда убеждать будет гораздо легче.

– Менее опасную, – задумчиво протянул Минька. – В принципе возможно. Вы у меня там мешки с опилками видели? Так вот я их и натаскал сюда как раз для изготовления безопасной взрывчатки.

– Взрывчатые опилки, – благоговейно прошептал воевода. – Круче них может быть только стреляющий унитаз.

– Клинический идиот без надежды на выздоровление, – поставил изобретатель диагноз своему другу. – Я динамит хочу сделать.

– Из опилок? – удивился Константин.

– Дело в том, что они, вместе с нитроглицерином, входят в смесь, из которой изготавливается динамит, – пояснил Минька и, повернувшись к Славке, осведомился: – Ты хоть знаешь, сколько существует сортов динамита?

– Ну разумеется, – гордо выпрямился воевода. – Тот, что взрывается, – это раз. И… тот, что бракованный, – это два. Еще?

– Попробуй, – предложил изобретатель, не в силах сдерживать улыбку от столь глубочайших познаний своего друга.

– Значит, так. Тот, что взрывается, делится на сорта. Первый – это тот, который взрывается здорово и громко. Второй не так громко, но все равно здорово. Третий совсем тихо и не совсем здорово. А тот, что бракованный, делится уже на совсем другие сорта. Первый, это который почти взрывается, второй – это тот, который…

– Стоп! – остановил его Константин. – Мы же договорились – нитроглицерин больше изготавливать не будем.

– Как скажешь. – Воевода недовольно поморщился, но возражать не стал, а вместо этого осведомился, бывает ли динамит вообще без нитроглицерина.

– Нет, – твердо ответил изобретатель.

– Тогда он тоже отпадает, – твердо произнес Константин.

Воевода вновь поморщился, но и тут не стал ничего говорить князю, принявшись допытываться, какие еще бывают взрывчатки, и, не дожидаясь ответа Миньки, предложил заняться изобретением тола. Дескать, ему доводилось с ним иметь дело, хоть и нечасто, и он доподлинно знает, что это очень надежная штука. Можно сказать – флегматичная взрывчатка, которой и на искру наплевать, и на огонь.

– Хочешь – три его, хочешь – на пол кидай, хочешь – прострели насквозь. Опять же нарезать можно на какие угодно куски. Надо килограмм – запросто, нужно два – без проблем, – увлеченно расхваливал его преимущества Вячеслав.

Константин похолодел. Кажется, воевода нашел выход, жаль, что не тот.

– Это все так, – с неохотой сказал Минька. – Но я его не потяну. Там смесь соляной кислоты, азотной и воды в пропорции примерно пять к двум, вливается в толуол, нагревается до растворения, и получается монотолуол. Далее… Словом, чего там рассказывать, когда толуола у меня нет. И между прочим, ты же сам сказал, что он флегматичный. Значит, ему нужно что? Правильно, детонатор.

– А из детонаторов только нитроглицерин? – осторожно спросил князь.

– Да нет, но беда в том, что у меня нет нужных ингредиентов, – пояснил Минька. – При их наличии можно было бы запросто изготовить, например, гремучую ртуть.

– Так вместо того, чтобы мед тут квасить с нами, ты возьми и изготовь! – возмутился воевода.

– Ртуть саму давай, и я тебе через неделю гремучку сотворю, – не стал спорить Минька.

– С ртутью любой дурак изготовит, – назидательно заметил Славка, ничуть не растерявшись. – А вот без ртути гремучую ртуть состряпать…

– Но тогда она будет называться как-нибудь иначе и никогда не взорвется, – парировал юный Эдисон. – А если…

– Стоп, – оборвал его Константин и подвел итог: – Сама судьба против нас. Значит, остановимся на той взрывчатке, которая действует совсем без детонатора, и дело с концом.

– Это на какой? – удивился Вячеслав.

– Порох, – сказал, как отрезал, Константин. – И вообще, ребятки, пора угомониться. Или вы оба решили, что я шутил насчет мыла? Нет, мои милые, все всерьез…

Глава 18
Южная сфера интересов, или Украинский Крым

 
И разные века, что братья-исполины,
Различны участью, но в замыслах близки,
По разному пути идут к мечте единой,
И пламенем одним горят их маяки.
 

Виктор Гюго

Первым затянувшуюся паузу, воцарившуюся за столом, прервал Вячеслав:

– А мины?

– Не будет мин, – ответил Константин. – Иначе эта гонка вооружений нас до добра не доведет. Остальное рано. Вообще-то и гранаты с пушками рано, но не выбрасывать же.

– Такое ощущение, что сейчас рядом с нами сидит отец Николай, – проворчал Вячеслав.

Константин усмехнулся, и ему вновь припомнился последний разговор со священником насчет потенциальной опасности форсированной гонки вооружений. Тогда князь еще отбрыкивался.

– Неужели ты и впрямь считаешь, отче, что все, запускаемое в производство нашим Эдисоном, на самом деле принципиально новое? – осведомился он у отца Николая.

– Знаю, что ты мне скажешь, – сурово проворчал тот. – Дескать, китайцы тот же порох изобрели сотни лет назад. Но ведь они его не использовали в войне. А гранаты когда появились бы, если бы не наш Минька? А пушки? И ты думаешь, я не ведаю, что у него там еще на уме? Он ведь скоро и до ружей с пистолетами дотянется. А воевода твой чего творит? Строй твой несокрушимый, поди, лет через пятьсот использоваться будет, не раньше. А инженерные войска? Когда они на самом деле появились, а? Про спецназ же его я и вовсе молчу. До него уж точно не меньше восьмисот лет осталось.

– Нужны они нам, – убеждал Константин, но отец Николай на сей раз оставался непреклонен, не желая уступать.

– Княже, дорогой, как же ты не поймешь, что первым делом надобно душу возвышать. Она – главное. А Михал Юрьич с Вячеславом Михалычем вместо этого на технике пытаются выехать и того в толк не возьмут, что если душой заняться, то пушки с гранатами могут вообще не понадобиться. Впрочем, ты и сам хорош. Кто неделю назад при мне вслух размышлял, как бы тебе поставки нефти организовать на Рязань? Думаешь, не догадываюсь, зачем она тебе нужна? Не иначе как людей палить.

– А скажи-ка мне, отец Николай, что страшнее: горящая нефть или напалм? – поинтересовался Константин.

– С последним не сталкивался, но, раз над его изобретением ученые трудились, а они – пакостники известные, выходит, что напалм.

– Так вот, отче, могу тебя заверить, что он уже существует, – уверенно заявил Константин. – Причем существует не меньше нескольких столетий[50]50
  Так называемый греческий огонь был изобретен неким Каллиником в 673 г. и широко использовался Византией в ее бесконечных войнах, особенно в морских сражениях. Именно благодаря ему византийцы в X в. сумели отбить нападение русских дружин князя Игоря. Действие греческого огня в самом деле сродни напалму. И тот, и другой нельзя погасить практически ничем.


[Закрыть]. Вспомни-ка, что я тебе заказывал привезти из Никеи? Вот этот греческий огонь и есть напалм. А что страшнее: граната или ракета, если она боевая, разумеется?

– Неужто наш Михаил Юрьич и до них додумался? – испуганно всплеснул руками священник.

– Пока еще нет, но ты не ответил на вопрос, отче.

– Любому понятно, что ракеты.

– Так вот, отец Николай, довожу до твоего сведения, что пороховые ракеты в сражениях китайцы стали использовать еще в одиннадцатом веке, – твердо ответил Константин. – Подумай сам, отче, не гранаты – ракеты. Это я к тому, – пояснил он свою мысль, – что практически все, над чем сейчас работают и Минька, и наш воевода, уже есть. Я же хочу, чтобы оно было не где-то там, в далеких странах, а у нас на Руси. Что до опережения времени, то мы, наоборот, отстаем. Про ракеты с напалмом я тебе уже сказал. Арбалетам, которые наш изобретатель доводит до ума, тоже две тысячи лет с гаком. И получается, что Минька обогнал всех прочих в одном-единственном деле. Это я о пушках.

– Вот! – торжествующе воскликнул священник. – Я же говорил!

– Но обогнал на такую малость, что об этом смешно и говорить.

– Я хоть и не силен в истории, но то, что они появились у нас на Руси, да и то самые примитивные, лишь при Дмитрии Донском, помню, – не согласился с князем отец Николай и укоризненно покачал головой. – Разве более чем полтораста лет – это малость?

– Так то на Руси, – возразил Константин. – В Китае же до их появления осталось всего сорок лет. А ведь к тому времени там по-прежнему будут править монголы. И вот представь себе: порох, боевые ракеты, пушки, и все это в руках тех, кто совсем скоро придет на Русь. А мы? Будем ждать, чтобы все это изобрели в другом месте, а уж потом с легкой душой примем на вооружение? А если нас всех закинули не в прямое прошлое, а в какой-то параллельный мир, где первые образцы пушек уже известны в Китае, то есть и монголам тоже?

– Как-то ты уж больно резко все с ног на голову переставил, – критично поджал губы отец Николай. – По-твоему получается, что мы еще и отстающие.

– Это не по-моему, а по правде. И не я переставил все с ног на голову, отче. Это как раз твои представления о развитии вооружения стояли на голове, а я привел их в нормальное, естественное положение. Кстати, отстает не только Минька, но и наш великий и могучий воевода.

– Ну уж, – недоверчиво протянул отец Николай.

– Точно, точно, – подтвердил Константин. – Слава действительно создает сейчас принципиально новую армию, но опять же все познается в сравнении. Это на Руси такой армии нет ни у какого другого князя. Но возраст той же самой фаланги исчисляется не столетиями – тысячелетиями, ибо ее изобрели и применяли еще древние спартанцы, а полторы тысячи лет назад этот вид воинского строя довел практически до совершенства знаменитый Александр Македонский. Про спецназ ты тоже неправ – слава ниндзя начала греметь по всей Японии как раз примерно в это время. А кому хуже от разделения обязанностей в армии? Между прочим, Чингисхан ввел у себя в войсках точно такое же разделение еще два десятка лет назад. Словом, наш Слава и здесь здорово подотстал. Дальше продолжать? – сжалился наконец князь над отцом Николаем, который оцепенело застыл на месте, напрочь сраженный информацией, которую щедро выплеснул на него Константин.

– Ну и зачем же нам-то все это приумножать? – прошептал он неуверенно. – И без того всего достаточно.

– А никто и не приумножает, отче. Правильнее сказать, что мы все это собираем. В мире-то все, что я перечислил, имеется, а на Руси пока многого нет. Разве ж это порядок? Вот мы и исправляем такое безобразие. Короче, работаем по минимуму, не больше.

– Если б только по минимуму, – горько вздохнул священник. – Я вон как-то краем уха слыхал, что наш Эдисон о нитроглицерине помышляет. Опять же от пушек к ружьям, а от них к пулеметам не шаг – шажок. Ладно, не желаешь ты о душе позаботиться – оставим ее в сторону, – отмахнулся он. – Давай все строго с практической точки зрения обсудим.

– Ну-у, – заулыбался Константин, довольный, что одержал верх. – Коль с практической, тогда и говорить не о чем, поскольку монголов одним боевым духом не одолеть.

– А дальше-то что, дальше? – тихо осведомился священник. – Ну победил ты их, и что? Куда все это денешь?

– Понадобится для других врагов – опять применим, а нет – пусть лежит до поры до времени. Авось пить-есть не просит.

– А к чему все это может привести, если они попадут в иные руки, ты не задумывался? Вот представь, что бы случилось, если бы ядерную бомбу изобрели не в двадцатом, а где-нибудь в пятнадцатом веке? Ни ты, ни я не вечны – умрем, и тогда кому оно все перейдет? Завещание напишешь, чтоб не трогали? А соблазн? Перед ним далеко не каждый устоит. А теперь представь, что твои сыны или внуки власть не поделили. И что тогда начнется на Руси?

Константин честно представил. Получалось и впрямь не ахти. Странно. То ли раньше отец Николай об этом никогда не заговаривал, то ли до него самого не доходило. Хотя да, священник ведь основной упор делал на духовном и лишь теперь, отчаявшись переубедить, как сказал бы воевода, поменял направление главного удара, сосредоточившись на сугубо практических вещах.

А отец Николай, заметив, что его собеседник дрогнул, воодушевленно продолжил:

– Да и зачем далеко ходить – сыны, внуки. Непоправимое может произойти гораздо раньше, не после нас, а при нас.

– То есть? – нахмурился Константин.

– Как там в пословице говорится? Что знают трое – знает свинья, – процитировал священник и грустно усмехнулся. – А теперь сам сочти, сколь человек в Ожске ведают, как что изготавливать. Думаешь, те, кому потребуется, не смогут выкрасть ваши секреты? И что тогда?

Константин потер ладонью лоб. Действительно могут. И полбеды, если воровство совершит кто-то из русских князей. Тут еще куда ни шло. И не потому, что он свой, а потому, что замучается внедрять идею в жизнь. Вон в Великую Отечественную войну фашисты в самые первые дни захватили кучу наших новейших танков, на дизельном топливе, с мощным вооружением, широкими гусеницами и прочим из числа того, чего не было нигде в мире. А что толку? Они ж так до конца войны и не запустили их в производство. Так и тут. Да, изготовить гранату куда проще, но это на первый взгляд, а на самом деле сто потов прольешь, прежде чем состряпаешь аналог. Одно литье чего стоит, которое пока тут неизвестно.

Но это если свой. И в памяти мгновенно всплыл лазутчик Чингисхана купец Ибн аль-Рашид. Ладно, его удалось разоблачить, но и то благодаря скоплению случайностей. А где гарантия, что эти случайности еще раз придут на выручку? А ведь шпионов у покорителя вселенной[51]51
  Покоритель (повелитель, сотрясатель) вселенной – льстивые прозвища, которыми монголы наградили Чингисхана.


[Закрыть] хватает.

Да разве у него одного? Взять ту же Европу. Тамошним алхимикам до рязанского Эдисона как до неба, но при наличии выкраденных образцов понять сам принцип действия они смогут, а остальное домыслят, додумают и… состряпают.

Меры предосторожности, конечно, приняты, но явно недостаточные – это Константин и сам прекрасно осознавал. Все эти взывания к патриотизму работников и предупреждения о необходимости держать язык за зубами не дадут стопроцентной гарантии. Какое там, от силы половину, не больше. Князь вспомнил плакат, намалеванный по его распоряжению иконописцем, – эдакая наглядная агитация. Только вместо коварного шпиона, выставившего любопытное ухо, на нем, с учетом Средневековья, был изображен дьявол. И подпись внизу: «Сатана не дремлет».

Константин грустно усмехнулся. Не-эт, без почтовых ящиков, контрольно-пропускной системы и бдительного КГБ все равно не добиться надежной охраны Минькиных секретов… Жалко, конечно, лишаться такого подспорья, но… Он вздохнул, прощаясь в душе с автоматами и ружьями, пулеметами и минометами, «катюшами» и «градами», и принял окончательное решение:

– Ладно, отче. Даю тебе слово, что больше новинок в вооружении не будет. Попробую перенаправить мысли нашего неугомонного Мини на мирный путь.

Но оговорил, что тех вещей, которые, можно сказать, валяются под ногами или, как нефть, сочатся из земли, это ограничение касаться не будет. Не подберем мы – подберут другие. Зато все остальное, вроде взрывчатых веществ и стрелкового оружия, – табу, иначе завтрашний триумф для Руси обернется послезавтрашней катастрофой для мира.

Именно это князь и попытался объяснить своим друзьям. Спорили до хрипоты, ибо Константин хотел именно переубедить Миньку. Можно, конечно, действовать попроще – взять и запретить заниматься подобными вещами. Но тогда где гарантия, что он послушается, – это раз. Плюс второе. Когда творческого человека, образно говоря, бьют по рукам, он еще долго ими не сможет владеть. А то и вообще никогда. Нет уж, не надо нам спивающихся от тоски гениев.

Странное дело, вроде бы ученые – народ сугубо мирный, однако первым, как ни удивительно, перешел на сторону Константина Вячеслав.

– Калашников в руках дикаря – это сказка, – задумчиво произнес он.

– А монголы с ружьями? – осведомился Константин.

– А это уже песня, – откликнулся Вячеслав, уточнив: – Погребальная. Для Руси. Кажется, тебе и впрямь пора закругляться, – констатировал он, повернувшись к другу.

Но Минька, невзирая на то что оказался в одиночестве, еще продолжал сопротивляться, жалобно канюча, что если довести до ума меры предосторожности, включая режим секретности, то ничего страшного не произойдет. Вон у них в стране система почтовых ящиков, подписка о неразглашении, самые жесткие кары за шпионаж, чтоб другим неповадно было, опять же ФСБ – и все будет в порядке.

– Это сколько же человек надо в госбезопасность загнать? – напомнил Константин. – Я только на чекистов весь годовой доход своего княжества спущу.

– Да и пока наладишь систему – не один год уйдет, – добавил Вячеслав.

– А касаемо кары за шпионаж, поверь, Миня, проку с того тоже не ахти. Если ворюга успеет к тому времени передать секрет куда надо, навряд ли мы утешимся, глядя на его отрубленную голову.

Совместными усилиями удалось переубедить изобретателя. Однако тот хоть в итоге и согласился со своими друзьями, но вид имел весьма и весьма расстроенный. Причина выяснилась быстро. Оказывается, он втайне от всех вычертил, а Мудрила отковал первое ружье, которое даже успел опробовать – чудесный бой, дальность выстрела вдвое превышает арбалетную, хотя весит немногим больше, и вообще…

Константин, узнав об опытном образце ММ-3, как назвал его Минька, использовав начальные буквы имени и фамилии и номер образца, встревоженно посмотрел на воеводу. Услыхав о новинке, Вячеслав мгновенно встрепенулся, и глаза его радостно загорелись.

«А ведь правильно говорил отец Николай, – промелькнуло в голове князя. – Ох и соблазн. С формулировками у священника, конечно, не очень – сказывается специфика профессии, но, если отмести в сторону сатану, дьявола и прочую нечисть, суть все равно неизменна – искушение, да еще какое. И это притом, что Славка – не тупой, бездушный и черствый. Он и людей жалеет, и попусту на смерть никого не пошлет, и все равно даже он не в силах устоять. А ведь я совсем недавно, получаса не прошло, как разложил все по полочкам, и он – внимание – со мной согласился, и тут на тебе!»

Однако спустя пару минут Константин понял, что ошибался. Устоял воевода. Правда, произошло это не сразу, тем более что Минька, подметив колебания друга, попытался поднажать. Он быстренько сгонял наверх, в свою лабораторию, притащил образец и выложил его на стол перед воеводой. Пока Вячеслав ласково водил пальцами по стволу, изобретатель обратился к Константину, подгоняя под практический соблазн теоретическое оправдание. Мол, раз уж изобретены пушки, которые действуют по тому же принципу, что и ружья, то изобретение последних и не изобретение вовсе, а нечто вроде усовершенствования. Что по сути изменилось? Да ничего, кроме веса. Выходит, это не шаг вперед и даже не шажок – половинка.

Пришлось Константину напомнить, что, несмотря на то что пушки вроде бы известны, пусть примитивные и лишь в Китае, до ружей человеческая мысль ползла еще триста лет. Да и то первые аркебузы, а за ними и мушкеты были весьма громоздки, чуть ли не десять килограммов, а дальность боя не превышала трехсот метров.

– А такая красотуля, которую ты сделал, вообще появится лет через четыреста, и о каком полшажке тут можно говорить? – подытожил он.

Минька в надежде поглядел на продолжавшего помалкивать Вячеслава, ожидая найти поддержку, но не тут-то было. Тот мрачно вздохнул и заявил:

– Все, Кулибин. Отныне забудь, что ты Калашников, Токарев, Шпагин и Симонов. Пора ставить свой бронепоезд на запасный путь. И ружьишко свое придется разломать.

– Жалко, – пожаловался изобретатель.

– Понимаю, – посочувствовал воевода. – Поверь, что мне не меньше.

– Мне больше, – заупрямился Минька. – Ты представь, каково это – свое собственное детище собственными руками…

– Представляю, – покладисто согласился Вячеслав. – Действительно погано. Ладно уж, если хочешь, я это сделаю сам, чтоб ты не мучился.

– И рука не дрогнет?

– Дрогнет, конечно, – подтвердил воевода, – но ничего. Я его трясущимися руками сломаю. А сломаю, Миня, потому, что монголы с ружьями – это слишком страшная штука. Куда там Стивену Кингу с его ожившими мертвецами – те хоть неповоротливые, да и тупые, а тут… Нет уж, мы как-нибудь по старинке.

– Да и пироксилин для пушек все равно не годится, – в утешение себе пробормотал Минька. – Он и воспламеняется слишком быстро, и вспыхивает неравномерно. Запросто может разорвать орудийный ствол. Порох-то надежнее.

– Ну вот! – облегченно улыбнулся Константин.

Но долго продолжать в том же ключе у изобретателя не получилось. Стоило ему представить свои дальнейшие занятия, как его глаза округлились от ужаса, и он возмущенно завопил:

– Так это мне что же теперь – одним мылом заниматься?!

«Ну вот и все. Уболтали, – довольно подумал Константин. – Вот теперь можно подкидывать свою идейку в качестве утешения. Он, конечно, редкий умница, но над нею даже ему возиться не один год, если только он ее вообще осилит. Или нет, подкинем не сразу – вначале кое-что иное», – поправил он себя и бодро произнес:

– Ну почему одним мылом? Мы ж с тобой говорили о чем? О самозапрете на все принципиально новое. А если речь идет о чем-то уже имеющемся в мире, но отсутствующем на Руси, тут тебе и карты в руки. Дерзай, твори… К примеру, увеличительные стекла. Они ведь и для войны нужны, для подзорных труб, да и в мирной жизни ой-ой-ой как кстати – микроскопы, телескопы, очки, в конце концов.

– Хочешь сказать, что они уже имеются в мире? – удивился Минька.

– Уже! – фыркнул Константин. – Не то слово. Возраст первой плосковыпуклой ошлифованной линзы, найденной археологами в Ассирии, датируется примерно шестисотыми годами, причем до новой эры. Правда, затем секрет их изготовления окажется надолго утерянным, и лишь в конце этого тринадцатого века некоему итальянскому стеклодуву придет в голову мысль соединить две линзы металлической оправой. Но, учитывая, что у нас на Руси проживает гений всех времен и народов, ничего страшного, если макаронники утрутся от зависти, а первые очки появятся на пятьдесят лет раньше и на Руси.

– И что, подзорную трубу с телескопом тоже можно? – настороженно уточнил изобретатель, и в его потухших глазах вновь мелькнула крохотная искорка любопытства, которую Константин принялся старательно раздувать.

– Конечно, можно. Вообще-то официальное изобретение тех же труб датируется началом семнадцатого века, но, учитывая, что проживавший в нашем тринадцатом монах Роджер Бэкон нарисовал чертеж телескопа, думаю, что в этом случае ничего страшного, а касаемо подзорных труб – так ведь это тот же самый телескоп. Во всяком случае, принцип действия у них практически один и тот же.

– Ну-у это кое-что, – мрачно откликнулся Минька. – Хоть на звезды полюбуюсь. А новые станки мне что, тоже разломать, как винтовку?

– Ничего подобного, – горячо заверил его Константин. – Как раз со станками все в полном порядке. Вот ты пресс винтовой почти закончил? Так его тоже изобрели до новой эры, а сверло еще раньше его. Один Архимед сколько всяких полезных вещей создал: тут тебе и водоподъемный винт, и зубчатая передача, и прочие штуковины. А ты думаешь, он один такой умник был? Словом, и деревообрабатывающий станок, и водяные часы, и нагнетательные насосы, и подшипники, и подъемный кран с блоком – все это появилось еще до рождения Христа. А сколько еще прибавилось в первом тысячелетии нашей эры – о-го-го! На сегодняшний день даже механическим часам и то добрых шестьсот лет. Вот коленвал помоложе – ему где-то четыреста, а то и меньше.

– Ну вот, – удовлетворенно протянул Вячеслав, – а ты боялся. Банкуй, старина, и родина тебя не забудет.

Минька согласно кивнул, но особого энтузиазма не выказал. Да и искорка в его глазах если и увеличилась в размерах, то ненамного.

– Все-таки как ни крути, а получится, что тружусь над изобретением велосипеда, – уныло прокомментировал он.

– Знаешь, велосипед велосипеду рознь, – возразил Константин. – Тот, который я хочу тебе предложить, тоже изобретен, но его секрет не смог открыть ни один ученый даже в двадцатом веке.

– Да ладно тебе заливать! – не поверил Минька. – Или ты чтоб утешить?

– Какое утешение?! – возмутился Константин. – Правду, голую правду и ничего, кроме правды. Ты про напалм слыхал?

– Ну, – буркнул изобретатель.

– А знаешь, что его тоже уже придумали? Разве что название у него пока иное – греческий огонь.

Вячеслав открыл было рот, явно желая напомнить о княжеском поручении отцу Николаю, но напоролся на предупреждающий взгляд Константина и не сказал ни слова, а князь принялся рассказывать о страшной силе этого огня и о том, что до сих пор доподлинно известно лишь несколько его компонентов, но не все, не говоря уж о пропорциях.

– Правда, в его состав входит нефть, – заметил под конец Константин, – но это поправимо. – И он повернул голову к Вячеславу.

– Так я и думал, – горестно вздохнул тот и почти обличительно произнес: – Снова Чечня на горизонте маячит.

– Можно и Азербайджан, – пожал плечами Константин. – Но тогда придется кататься за нею намного дальше.