Текст книги "Практические материалы для подготовки к сочинениям, выпускным и вступительным экзаменам. Русские писатели XX и XXI веков"

Н. Рубцов предъявляет высокий спрос к человеку в емких запоминающихся философемах, сконцентрировавших в себе моральные ценности, – «До конца, / До тихого креста, / Пусть душа / Останется чиста!» («До конца», 1968); «Пускай всю жизнь душа меня ведет! / Чтоб мы не стали холодны, как лед»); «Соединясь, рассудок и душа народа / Даруют нам светильник жизни – разум!» («Философские стихи», 1964); «От раздора пользы не прибудет» («Русский огонек», 1964).

Как и поэты Серебряного века, предъявляющие высокий спрос к «долговечному царственному слову» (А. Ахматова), Н. Рубцов был максималистом в своих требованиях к художественному языку, призванному стать «сверкающим» в контексте его творчества. В стихотворении «Брал человек холодный мертвый камень», написанном еще в Ленинграде на заре поэтической юности в 1962 г., Николай Рубцов как бы предвидел свою творческую судьбу, путь становления в строгих строках стихотворения:

 
Брал человек
Холодный мертвый камень,
По искре высекал
Из камня пламень.
Твоя судьба
Не менее сурова —
Вот так же высекать
Огонь из слова!
Но труд ума,
Бессонницей больного, —
Всего лишь дань
За радость неземную:
В своей руке
Сверкающее слово
Вдруг ощутить,
Как молнию ручную!
 

Н. Рубцов – новатор русского стиха. Он обновляет традиционные жанровые формы: «Осенняя песня», «Прощальная песня», «Элегия», «Дорожная элегия», «Посвящение другу», «Памяти А. Яшина», «Вологодский пейзаж», «Экспромт», «Философские стихи».

Тематический диапазон стихотворений Н. Рубцова разнообразен. Его интересует природа и братья наши меньшие – «Ворона», «Ласточка», «Коза», «Про зайца», «Медведь», «Воробей», «Старый конь», «Журавли», «О собаках». Поэт передает характерные приметы, повадки животных и птиц, с болью и состраданием пишет о дефиците милосердия, проводит аналогии между человеком, птицами и животными.

Ряд стихотворений Н. Рубцова написан на литературные темы, поэт посвящает их А. Пушкину, М. Лермонтову, Ф. Тютчеву, С. Есенину, поэту-шахтеру Николаю Анциферову, В. Хлебникову. Некоторые из них – слабые, беспомощные («Дуэль»), в большинстве же стихотворений Н. Рубцов поднимается до глубокого истолкования образа поэта-мага, кудесника слова («Памяти Анциферова», «О Пушкине», «Сергей Есенин», «Последний пароход», «Я люблю судьбу свою»). В суждениях поэта поражает точность обобщенных оценок, например, о Пушкине – «Отразил он всю душу России» («О Пушкине»), о Хлебникове – «Скромно Хлебников шаманит» («Я люблю судьбу свою»).

Много стихотворений Н. Рубцова посвящено деревне, городу. Он вникает в суть мирочувствования людей, внимание поэта сосредоточено на нравственных истоках народного бытия, на красоте деревенской жизни. Н. Рубцов поэтизирует деревню, подчеркивает в своих героях лучшие движения души, любовь к земле, духовность, дар сострадания ко всему живому («Старик», «Добрый Филя»). Точностью психологического рисунка, конкретной разработкой характера отличаются стихотворения «Жар-птица» (1965), «Русский огонек» (1965). Рубцов живописует в них скорее нравы села, чем быт и обычаи. Диалог в этих стихотворениях выражает вековечные моральные заповеди, народный взгляд на жизнь. О дефиците человеческой доброты и сострадания говорится в стихотворении «Неизвестный», отражающем «враждебное» для поэта мирочувствование. Острое ощущение необратимых, не всегда желанных перемен, ощущение беспокойства выражены в рубцовском стихотворении «Грани» (1966):

 
Ах, город село таранит,
Ах, что-то пойдет на слом!
Меня все терзают грани
Меж городом и селом…
 

В поэзии Н. Рубцова, особенно последних лет, отразились и трагизм его мироощущения, и чувство бездомности в самом буквальном смысле. До 34 лет Н. Рубцов скитался по общежитиям, первую однокомнатную квартиру получил в Вологде лишь за год до своей гибели. Мотив смерти, бездомности присутствует в его стихотворениях «Я умру в крещенские морозы», «Элегия», «Село спит на правом берегу», «В гостях»:

 
Я умру в крещенские морозы.
Я умру, когда трещат березы.
А весною ужас будет полный:
На погост речные хлынут волны!
 

Поэтический мир Н. Рубцова многомерен и многозвучен. Мотив дороги является характерным для многих его стихотворений, таких, как «Дорожная элегия», «В дороге», «По дороге к морю», «Старая дорога», «Загородил мне дорогу», «По дороге из дома», «У размытой дороги». Дорога в поэзии Н. Рубцова олицетворяет поиск пути. «Одна мне подруга. / Дорога, дорога», – скажет поэт в «Дорожной элегии».

Вера в органическое устройство жизни, в «образ прекрасного мира» («Сей образ прекрасного мира / Мы тоже оставим навек» – стихотворение «Тот город зеленый», 1964) сталкивается с рубцовским оксюмороном – «зловещий праздник бытия»:

 
Завеса мутная дождя
Заволокла лесные дали, —
Кромсая мрак и бороздя,
На землю молнии слетали.
А туча шла, гора горой!
Кричал пастух, металось стадо,
И только церковь под грозой
Молчала набожно и свято.
Молчал, задумавшись, и я,
Привычным взглядом созерцая
Зловещий праздник бытия,
Смятенный вид родного края.
 

(«Во время грозы», 1968)

Отличительная особенность поэзии Н. Рубцова – музыкальность. Звук, напевность, мелодический строй являются организующим началом его стиха: музыкальность стиха роднит поэта с И. Буниным и А. Фетом.

Песен на стихи Н. М. Рубцова становится все больше и больше, их создают и профессиональные композиторы и самодеятельные музыканты. («В горнице», «Букет», «Прощальная песня», «Морошка», «Я буду долго гнать велосипед»).

Уже в ранних стихах Рубцов умеет передать всю гамму человеческих чувств, отобразить напряженность душевной жизни, создать образ в единстве слова и звука («Утро утраты», «Соловьи», «Левитан», «Старый конь», «На сенокосе», «Деревенские ночи»/ Стихотворения «Старый конь», «На сенокосе», «Левитан» являются ярко индивидуальными в своем роде, в них поэт добивается особой «зву-кописности». Стихотворение «Левитан» написано по мотивам картины художника «Вечерний звон»:

 
И колокольцем каждым в душу
До новых радостей и сил
Твои луга звенят не глуше
Колоколов твоей Руси!
 

Вместе с музыкальностью поэзии Н. Рубцова присущи красочность, живописная выразительность, четкость словесного образа (например: «Лошадь белая в поле темном / Вскинет голову и заржет» – стихотворение «На ночлеге»). Особый эмоциональный настрой и выразительность его поэзии придают и интересные, необычные сравнения (например: «Море тихо, как котенок, / Все скребется о причал» – стихотворение «Весна на море»).

Местом постоянного жительства стала для Н. Рубцова Вологда, воспетая и писателями-земляками – Василием Беловым, Виктором Астафьевым; с ними поэт общался в последние годы жизни. Вологду он назовет в своих стихах «печальной землей», «землей родной», «родимой», «глубокой стариной» («Прощание», «Тост», «Вологодский пейзаж»).

Николай Рубцов прожил короткую жизнь, много объездил земель, сумел обрести живую чуткую душу и передать в художественно совершенной форме радости жизни, тепло земли, манящий свет звезды. Глубокое чувство родной природы, родной земли, кровная связь с судьбами ее людей, любовь к человеку делают возможным преодоление сиротства лирического героя поэта, а поэзию Н. М. Рубцова жизнеутверждающей.

 
Все люблю без памяти
в деревенском стане я,
Будоражат сердце мне
в сумерках полей
Крики перепелок,
дальних звезд мерцание,
Ржание стреноженных
молодых коней.
 

Вопросы для самостоятельной работы

1. Каков тематический диапазон стихотворений Н. Рубцова?

2. В каких стихотворениях поэта отразились автобиографические мотивы? Как в стихотворениях поэта отразились веками выработанные народные представления о любви к своей земле, о чести, порядочности?

3. Возможно ли для современного человека, по Н. Рубцову, ощущение гармонического единства, слияния с миром, или он обречен на трагический разлад с ним? Какова функция образа «звезды» в художественном мире Рубцова?

4. Выпишите из стихотворений поэта наиболее выразительные, на ваш взгляд, сравнения. Какова их функция?

5. Какие стихотворения Н. Рубцова переложены на музыку? Выучите их.

6. Как можно истолковать оксюморон в поэзии Н. Рубцова – «зловещий праздник бытия», – сталкивающийся с образом «прекрасного мира»?

7. Напишите сочинения на темы:

«Россия, Русь! Храни себя, храни». Тема России в поэзии Н. Рубцова; «Одной земной красе / В нас поклоненье свято прозвучало». Философские мотивы в поэзии Н. Рубцова. (На материале стихотворений «Жар-птица», «Русский огонек», «Философские стихи» и др.)

ЛИТЕРАТУРА

1. Рубцов Н. М. Видения на холме. Стихи, переводы, проза, письма / Вступит, ст. и сост. В. В. Коротаева. – М., 1990.

2. Рубцов Н. М. Зеленые цветы. – М., 1971.

3. Рубцов Н. М. Стихотворения / Пред. В. Оботурова. – Архангельск, 1985.

4. Дементьев В. Звезда полей. Николай Рубцов // Дементьев В. Грани стиха. – М., 1988.

5. Иванова Е. В. «Мне не найти зеленые цветы…» (Размышления о поэзии Н. М. Рубцова). – М., 1997.

6. Кожинов В. Николай Рубцов. – М., 1976.

7. Коротаев В. Горит его звезда // Николай Рубцов. Подорожники. – М., 1985.

8. Оботуров В. А. Огонь из слова // Николай Рубцов. Стихотворения. – Архангельск, 1985.

9. Шайтанов И. О. В жанре эпилога //Арион. 1995. № 4.

ПРОЗА

Основная идея – написать правду, какой бы жестокой и страшной она ни была.

«На каждом человеке лежит отблеск истории. Одних она опаляет жарким и грозным светом, на других едва заметен, чуть теплится, но он существует на всех. История полыхает, как громадный костер, и каждый из нас бросает в него свой хворост», – так начинается документальная повесть Ю. Трифонова «Отблеск костра» (1965), четко прослеживающая связь человека с историей, с временем.

В повести «Отблеск костра» Трифонов заявил о необходимости «исторической правды»: «Основная идея – написать правду, какой бы жестокой и страшной она ни была. Правда ведь пригодится когда-нибудь». Герой другой повести писателя – «Долгого прощания» (1971) – еще определеннее выразит авторскую мысль писать о «кровном, что дорого до слез», «говорить правду». «Научитесь сначала писать о двухэтажных домишках, о бараках, о комнатах в цветочных обоях, где живут Петры Ивановичи и Марии Ивановны, а потом уже кидайтесь на сорок пять этажей», – с упреком говорит Сергей Леонидович другому персонажу повести, молодому драматургу Ребро-ву. Сергей Леонидович – главный режиссер театра – станет рупором авторских идей.

Юрий Валентинович Трифонов родился 28 августа 1925 г. в Москве в семье старого большевика. Отец будущего писателя – герой революции и Гражданской войны, член партии большевиков с 1904 г., при советской власти занимал видные военные и хозяйственные посты. Дружная семья проживала в «правительственном» доме на набережной Москвы-реки. В 1937 г. отца Трифонова арестовали, в 1938 расстреляли. Мать также была арестована как «член семьи изменника Родины». Драматические судьбы поколения отца лягутв основу таких произведений, как «Отблеск костра», «Дом на набережной», «Старик». К трагическим событиям времен культа личности обращает внимание читателя неоконченный роман «Исчезновение», появившийся в январе 1987 г. В нем Трифонов использует автобиографические мотивы, обращается к изображению детства и юности героя из репрессированной семьи.

Во время Великой Отечественной войны Ю. Трифонов работал на авиационном заводе в Средней Азии. В 1944 г. поступил в Литературный институт им. М. Горького, занимался в творческом семинаре у К. Паустовского и К. Федина. Дипломная работа писателя – повесть «Студенты» была опубликована в журнале «Новый мир» в 1950 г. и сразу получила высшую награду, Сталинскую (с 1961 – Государственную) премию. Повесть была написана, в основном, в согласии с «соцреалистическими» шаблонами времен позднего сталинизма. «Положительный» герой – студент из фронтовиков – разоблачал профессора-«космополита», а заодно и своего недавнего друга за распространение якобы вредных идей. Взыскательный писатель не был доволен своей «лауреатской» повестью, как и последующей пьесой о художниках «Залог успеха». По повести «Студенты» Трифонов (в соавторстве с В. Месхетели) написал пьесу «Молодые годы». Эта пьеса, как и пьеса «Залог успеха», была поставлена в Московском театре им. М. Н. Ермоловой в 50-е годы.

После творческой командировки в Туркмению Трифонов пишет рассказы, составившие позже сборники «Под солнцем» (1959) и «В конце сезона» (1961). На туркменском материале был написан роман «Утоление жажды», опубликованный в журнале «Знамя» в 1963 г. Герои этого «производственного» романа – строители Каракумского канала – рабочие, инженеры, журналисты. В мыслях, разговорах о «правде и справедливости» отражаются надежды, сомнения «шестидесятников», и само название романа носит иносказательный характер.

Тенденция к углубленному исследованию нравственного мира современного человека, осмысление связи людей, морально-этических проблем, высокая требовательность к своему герою характеризуют прозу писателя «городского» цикла, «московских» повестей 60-х и 70-х гг.: «Обмен» (1969), «Предварительные итоги» (1970), «Долгое прощание» (1971), «Другая жизнь» (1975), «Дом на набережной» (1976); романов «Старик» (1978), «Время и место» (1980). «Московские» повести стали началом целого направления в литературе – «городской прозы». В своих повестях Трифонов преемствует и развивает чеховские традиции – психологизм, внимание к внутреннему миру человека, стремление человека к правде и красоте. В них Трифонов анализирует современное духовное состояние общества, ищет истоки таких явлений, как потеря нравственности, отчуждение людей. В этих повестях писателю удалось создать целую галерею социально-психологических типов. Конфликты в них строятся на бытовых, житейских ситуациях, выявляющих критерии нравственности, человечности, эгоизм, черствость, бездуховность, «недоразвитость чувств».

Герой повести «Обмен», инженер Дмитриев из-за своей слабости и зыбкости моральных принципов уступит настояниям жены – женщины «с ласковыми глазами ведьмы» – обменять квартиру умирающей матери и съехаться с ней, чтобы таким путем сохранить «освобождающуюся» в ближайшее время жилплощадь. Название повести – «Обмен» – носит метафорический характер. Нравственное предательство, «игра в поддавки», приспособленчество, стремление угодить жене приводят героя повести Дмитриева к обмену не только квартиры, но и к обмену моральных ценностей, забвению совести. Его мать – старая большевичка Ксения Федоровна, в прошлом библиограф крупной академической библиотеки, теперь же умирающая после тяжелой операции, пожилая женщина, дающая правильный тон для нравственных оценок, скажет сыну в ответ на его предложение «съехаться», «произвести обмен»: «Ты уже обменялся, Витя. Обмен произошел. (…) Это было очень давно. И бывает всегда, каждый день, так что ты не удивляйся, Витя. И не сердись. Просто так незаметно». Изображая быт, Трифонов исследует бытие, духовность своих героев. По Трифонову, «быт и бытие… это слитно, это нельзя разъять».[11]11
  Трифонов Ю. Собр. соч.: В 4 т. Т. 2. – М., 1987. С. 543


[Закрыть]

Дмитриев, герой повести Трифонова «Обмен», открывает в литературе второй половины XX века тип «человека компромисса». Дмитриев – рефлексирующий герой. Автор изображает его в разных ситуациях, в восприятии других персонажей, использует и речевую характеристику, и речь повествователя, и внутренний монолог, передающий поток сознания героя. Вот как описаны мучения и колебания Дмитриева, когда он займет место, предназначенное для его друга, Левки Бобрика («водой не разольешь»), в ГИНЕГЕ – Институте нефтяной и газовой аппаратуры: «Три ночи не спал, колебался и мучился, но постепенно то, о чем нельзя было и подумать, не то что сделать, превратилось в нечто незначительное, миниатюрное, хорошо упакованное, вроде облатки, которую следовало – даже необходимо для здоровья – проглотить, несмотря на гадость, содержащуюся внутри. Этой гадости никто ведь не замечает, но все глотают облатки».[12]12
  Трифонов Ю. Собр. соч.: В 4 т. Т. 2. – М., 1987. С. 62.


[Закрыть]

Семье, из которой вышел Виктор Дмитриев, противостоит семья Лукьяновых, и это противостояние выражает противостояние разных взглядов на жизнь, разных мироощущений. На антитезе построены в повести образы Ксении Федоровны, ее отца – Федора Николаевича, – и Лены, Веры Лазаревны, Ивана Васильевича. Образом Лены в галерее трифоновских героев открывается тип «женщины-бульдога» – «расшибется в лепешку, но добьется своего». В разработке этого образа Трифонов использует разные приемы, среди которых преобладает авторская речь и речевая характеристика. Вот какой предстает Лена в авторской характеристике: «…она вгрызалась в свои желания, как бульдог. Такая миловидная женщина-бульдог с короткой стрижкой соломенного цвета и всегда приятно загорелым, слегка смуглым лицом. Она не отпускала до тех пор, пока желания – прямо у нее в зубах – не превращались в плоть. Великое свойство! Прекрасное, изумительное, решающее для жизни. Свойство настоящих мужчин».

С глубоким психологизмом прослеживаются на страницах повести образы героев в их системе и внутренних связях. Между Ксенией Федоровной и Леной, двумя интеллигентными женщинами, как повествует автор-рассказчик, стоит «преграда… и преодолеть ее они не могли». Женщины, обе горячо любившие Дмитриева, не соглашались жить вместе в течение многих лет, и теперь, когда Ксения Федоровна заболела, Лена заговорила об обмене. «Лену всегда отличала некоторая душевная – нет, не глухота, чересчур сильно, – некоторая душевная неточность, и это свойство еще обострялось, когда вступало в действие другое, сильнейшее качество Лены: умение добиваться своего». Вот какой предстает Лена в восприятии мужа, любящего ее Дмитриева: «В тебе есть какой-то душевный дефект. Какая-то недоразвитость чувств. Что-то… недочелове-ч е с к о е». На Ксении же Федоровне, говоря словами из повести «Отблеск костра», лежит «отблеск истории», она глубоко впитала в себя традиции русской интеллигенции, заветы отца, старого революционера Федора Николаевича. Его предыстория является одним из способов оценки героя, движения бытия. «Таких стариков осталось в России немного, а юристов, окончивших Петербургский университет, еще меньше, а тех из них, кто занимался в молодости революционными делами, сидел в крепости, ссылался, бежал за границу, работал в Швейцарии, в Бельгии, был знаком с Верой Засулич, и вовсе раз, два – и обчелся».

Стилем жизни, нравственным уровнем деда Дмитриева писатель мерит других персонажей повести, «лукьяновский» и «Дмитриевский» мир. И во внешнем портрете Федора Николаевича Трифонов подчеркивает высокую требовательность к себе, уважение чести, личности другого человека. («Дед был маленького роста, усохший, с сизовато-медной дубленой кожей на лице, с корявыми, изуродованными тяжелой работой, негнущимися руками. Всегда аккуратно одевался, носил рубашки с галстуком. Ботиночки свои мальчиковые сорокового размера начищал до блеска и любил гулять по берегу»). И в речи Федора Николаевича, и в его поступках Трифонов подчеркивает интеллигентность, уважение человека. Федор Николаевич поражается манерам Лены, тещи, внука обращаться к рабочему, пришедшему перетянуть кушетку, на «ты» («Что это значит? Это так принято? Отцу семейства, человеку сорока лет.»), или же осуждать человека в его отсутствие, презирать его. Автор подчеркивает огромный контраст между мировосприятием старика и Лукьяновых: «Старик был настолько чужд всякого лукьяноподобия – просто не понимал многих вещей, что было, конечно, безумием приглашать его на дачу, когда там жили эти люди».

Именно из-за причастности Дмитриевых – Федора Николаевича, Ксении Федоровны, Лоры, сестры Виктора, – к лучшим традициям русской интеллигенции, присущего им чувства достоинства и уважения свободы личности, и жестокосердия, эгоизма Лукьяновых возникает центральный конфликт в произведении. Фамильная гордость Дмитриевых, их презрение к мещанству воспринимаются Леной лишь как «гонор», «химера» и «мифы».

Отчетливо выступает в повести и стиль жизни Лукьяновых, родителей Лены. Вера Лазаревна и Иван Васильевич Лукьяновы были из «умеющих жить». Характер Лукьянова проявляется в его способности всегда «быть начеку». В его привычке к «постоянному недоверию», «неусыпному бдению». В восприятии Виктора Дмитриева, Иван Васильевич был действительно человек могучий, главной его силой были связи, многолетние знакомства. Иван Васильевич облегчит быт молодой семьи: и телефон на даче поставит, и ремонт дачи, по собственному выражению, «провернет», и денег «подо всю эту музыку» достанет. Исподволь, через быт, прослеживает автор потерю моральных ценностей Лукьяновыми. Их образ жизни Дмитриев возьмет как пример для себя. Его вывод: родители Лены из другой породы – из «умеющих жить. <…> Ну что ж, не так плохо породниться с людьми другой породы. Впрыснуть свежую кровь. Попользоваться чужим именем. Не умеющие жить при долгом и совместном житье-бытье начинают немного тяготить друг друга – как раз этим своим благородным неумением, которым втайне гордятся».

Обмен совести на удобства в жизни приводит к компромиссам, к «убыванию» человека. Убеждающе, психологически достоверно прослеживает Трифонов, как «микросоглашенья», компромиссы с совестью ведут к утрате истинно человеческого в человеке. Виктор сам ощутит чувство «непоправимости», «отрезанности» своего мира от матери, сестры, деда – от мира Дмитриевых. И на похороны деда он придет с мыслями о нескольких банках сайры, что лежат в его толстом желтом портфеле («Лена очень любит сайру»).

Словно рентгеном просвечивает писатель своего героя, прослеживая его моральное падение. И на поминки к тете Жанне после похорон деда он не поедет вместе со всеми, так как «у Лены сильно болит голова», хотя осознает, что добавляет боли матери. («Мать, полуобернувшись, сделала слабое прощальное движение кистью, и он вдруг почувствовал, что добавил ей боли, рванулся догнать – рванулось внутри, секундно – но было уже поздно, непоправимо, отрезалось. Лена тянула его к такси, чтобы ехать домой.»)

Писатель фиксирует интеллигентское рефлексирование своего героя, его «игру в поддавки» со своей совестью не один раз в пространстве повести. Исследуя быт, Ю. Трифонов исследует бытие, духовность своих героев.

Ю. В. Трифонов не поучает своего читателя. Своей прозой он призывает к совершенству, к счастью, побуждает вспомнить страстный чеховский призыв – «Люди, сделайтесь лучше! Будьте добрее, красивее, чище! Станьте счастливыми!.»

Говоря о произведениях Трифонова, мы не можем четко разграничивать его героев на положительных и отрицательных. Уместней говорить о многослойности целостного художественного мира писателя. По Трифонову, нельзя примитивно, однозначно судить ни о живом человеке, ни о литературном персонаже. В статье «Выбирать, решаться, жертвовать» (1971) писатель задает вопрос – «Почему Лена, жена Дмитриева, отрицательный персонаж? Что она, ребенка бьет? Ворует деньги в кассе взаимопомощи? Пьянствует с мужчинами? Никудышний работник?» – и сам отвечает на эти свои вопросы – «Ничего подобного, ребенка любит, семью свою обожает, работает прекрасно и успешно, даже составила какой-то учебник для технических вузов. <…> Но могут сказать: позвольте, автор, но вы же осуждаете Лену? Автор осуждает не Лену, а некоторые качества Лены, он ненавидит эти качества, которые присущи не одной только Лене… Однако можно ли за это выбрасывать человека? Человек есть сплетение множества тончайших нитей, а не кусок голого провода под током, то ли положительного, то ли отрицательного заряда. Надо вырвать из живого тела нить за нитью, это больно, мучительно, но другого выхода нет».

«Городской цикл» повестей Трифонова пронизан единой сквозной мыслью – мыслью о положительном идеале, мыслью об искоренении тех качеств в человеке, которые мешают полностью восторжествовать человеческому. Писатель предъявляет высокий спрос к своим героям. В повести «Долгое прощание» добрая, мягкая Ляля, начинающая молодая актриса под напором житейских неудач («И у нее, у Ляли, есть враги, вредят ей, устраивают затир») соглашается сначала из жалости, затем ради ролей на связь с видным драматургом Смоляновым, не приносящую ей радости. За премьерой будет следовать другая, будет успех, приглашение на Мосфильм, рецензии, статьи, повышение оклада, выдвижение на премию, но не будет радости.

Писатель опять ставит своего героя перед нравственным выбором. Продолжать ли эту выгодную связь или порвать с циничным любовником, честно рассказав обо всем любящему ее Реброву – неразрешимая дилемма для Ляли. Долгое прощание прервет муж Ляли – Николай Ребров, уйдя из ее жизни, уехав работать в геологоразведочную экспедицию. Его внутренний монолог несет большую семантическую нагрузку: «Человек живет не одну, а несколько жизней. Умирает и возрождается, присутствует на собственных похоронах и наблюдает собственное рождение».[13]13
  Трифонов Ю. Долгое прощание // Ю. Трифонов. Собр. соч. Т. 2. С. 214.


[Закрыть]

Нравственный максимализм Ю. Трифонова четко обозначен в произведениях на историческую тему. В романе «Нетерпение» (1973) Трифонов создал образы истинных титанов духа, героев народовольческого движения. Ценность романа – в выявлении писателем противоречий между высокими и чистыми замыслами и жестокостью средств, используемых для их осуществления, – проблемы, которые поставил еще Ф. М. Достоевский в романе «Бесы». Именно в таком противоречии Трифонов усматривает трагедию народовольцев Желябова, Перовской, Рысакова, Гриневицкого. В истории покушения и убийства народовольцами царя Александра II потрясает смерть мальчика, тянувшего по снегу корзину на набережной Екатерининского канала, где проезжал царский кортеж. Приговором звучат авторские строки: «Дым рассеялся. Кричал смертельно раненный мальчик. <…> Гриневицкий, взорвавший себя вместе с царем, был доставлен в придворный госпиталь конюшенного ведомства, где и умер спустя восемь часов. <…> Царь скончался через двадцать минут во дворце. <…> Царь благополучно пережил седьмое покушение, бомбу Рысакова, убившую двух казаков, мальчика и лошадей, и погиб от восьмого».

В «Обмене» и «Долгом прощании» образы революционеров являются воплощением революционных идеалов. В «Долгом прощании» Гриша Ребров с гордостью вспоминает своих родных – революционеров: «Моя почва – это опыт истории, все то, чем Россия перестрадала». Автор дополнит: «И зачем-то стал говорить о том, что одна из его бабушек из ссыльных полячек, что прадед крепостной, а дед был замешан в студенческих беспорядках, сослан в Сибирь, что другая его бабушка преподавала музыку в Петербурге, отец этой бабушки был из кантонистов, а его, Гришин, отец участвовал в Первой мировой и Гражданской войнах, хотя был человек мирный, до революции статистик, потом экономист, и все это вместе, кричал Гриша в возбуждении, и есть почва, есть опыт истории, и есть – Россия».

В повести «Дом на набережной», в романе «Старик», как и во всем творчестве писателя, прослеживается приверженность писателя к общечеловеческим вневременным ценностям. И главными ценностями в художественном мире Трифонова становятся сострадание, память. Старик Ганчук Николай Васильевич из «Дома на набережной» – известный профессор, автор ста восьмидесяти печатных трудов, персональный пенсионер, обвинен собратьями-учеными в беспринципности, в «неизжитом меньшевизме», в «недоучете борьбы классов». Откровенный монолог старика без идеализации раскрывает его образ: «Он знает, что такое рубить врагов. Рука не дрожала, когда революция приказывала – бей!». В Чернигове, до того, как пойти на учебу, работал в отряде особого назначения Губчека. Ганчук – это звучало страшновато для врагов. Потому что ни колебаний, ни жалости. «И когда однажды отец, тогда уже совсем больной, просил за одного попа – того заподозрили в связях с бандой, – Ганчук ему отказал, враг был раздавлен вкупе с бандитами, волк в овечьей шкуре, на его совести была кровь красноармейцев, а с родным отцом вышла смертельная ссора до конца жизни старика. Вот как решались тогда вопросы».[14]14
  Трифонов Ю. Дом на набережной // Трифонов Ю. Собр. соч. Т. 2. С. 460.


[Закрыть]

В финале повести «Дом на набережной» Ганчук приходит к осознанию ценности жизни как таковой, ее чуда, вне политических разногласий, приходит к переосмыслению жизненных ценностей. На кладбище, на территории старого крематория вблизи Донского монастыря, где лежит прах его дочери Сони, в годовщину ее смерти Ганчук будет шептать, стискивая руку автора-повествователя «цепкой клешней» самое исповедальное: «Какой нелепый, неосмысленный мир! Соня лежит в земле, ее одноклассник не пускает нас сюда, а мне восемьдесят шесть… А? Зачем? Кто объяснит? <…> И как не хочется этот мир покидать».

Произведения Юрия Трифонова, так рано ушедшего из жизни, побуждают читателя больше ценить жизнь в ее бесчисленных проявлениях.

Язык Трифонова представляет огромное богатство своей философской наполненностью, афористичностью, жизненным содержанием, образностью. Например: «Нет коварней союза, основанного псевдолюбовью»; «Память – сеть, которую не следует чересчур напрягать, чтобы удерживать тяжелые грузы.» («Дом на набережной»). Или: «Не умеющие жить при долгом совместном житье-бытье начинают немного тяготить друг друга – как раз этим благородным неумением, которым втайне гордятся.» («Обмен»); «Богатство не дает счастья. Надо еще что-то главное.» («Долгое прощание»); «Нет ничего более далекого от нечаевщины, чем сострадание». («Нечаев, Вер-ховенский и другие»).

Множество ассоциаций, аналогий вызывают и необычные, выразительные эпитеты, сравнения, метафоры Трифонова, например: «Потом, узнав ее (Соню – В. С.) лучше, он понял, что главная черта в этом характере – болезненная и безотборная жалость к другим». («Дом на набережной»); или: «Лицо у него было набрякшее, опущенное книзу, унылое, как коровье вымя». («Дом на набережной»); «Всякий брак – не соединение двух людей, как думают, а соединение или сшибка двух кланов, двух миров. Всякий брак – двоемирие». («Другая жизнь»).

Произведения Ю. В. Трифонова не дают готовых рецептов выхода человека к счастью, но они учат высокой нравственности, верности долгу быть человеком в любой ситуации. Завет писателя:

«Нужно постоянно делать выбор, на что-то решаться, что-то преодолевать, чем-то жертвовать. Устали? Ничего, отдохнете в другом месте. А здесь быт – война, не знающая перемирия».[15]15
  Трифонов Ю. Выбирать, решаться, жертвовать // Ю. Трифонов. Собр. соч.: В 4 т. Т. 2. С. 529.


[Закрыть]

Проза Ю. Трифонова приобретает все большую популярность. Его книги переводят огромными тиражами за рубежом. Многие его произведения экранизированы («Обмен», 1979; «Долгое прощание», 2005 и др.).

Справедливая оценка творчества Ю. Трифонова дана в современном литературоведении: «Юрий Трифонов – просто большой русский писатель страшного времени, владеющий одним из тех секретов искусства, которые позволяют ему, искусству, выживать почти всегда. <…> Трифонов же сумел в будничной повседневности, в ее скупых жестах и тихих ужасах воссоздать не только драматизм бесчеловечной эпохи, но и вневременной трагизм человеческого бытия как такового. <…> Юрий Трифонов – большой русский писатель. Без эпитета, умаляющего его достоинство».[16]16
  Штурман Д. Кем был Юрий Трифонов. Чем отличается писатель советской эпохи от советского писателя // Литературная газета. 1997. 22 октября. С. 11.


[Закрыть]