Текст книги "Практические материалы для подготовки к сочинениям, выпускным и вступительным экзаменам. Русские писатели XX и XXI веков"

Поэтика и проблематика рассказа Т. Толстой «На золотом крыльце сидели…»

Кто ты будешь такой?

Говори поскорей,

не задерживай добрых людей

Проза Т. Толстой аналитическая, многоплановая, повествует о человеке в мире людей, о разладе мечты с действительностью, о человеческом одиночестве, о несостоятельности человека, лени, жадности, равнодушии. Пошлость, ханжество, фальшь – главные объекты развенчания Т. Толстой во всей ее прозе, и также в замечательном рассказе «На золотом крыльце сидели…». Рассказ этот очень поэтический, и в то же время он жесткий, писательница с глубоким психологизмом открывает истоки омертвления души, угасания личности.

Рассказ написан в устоявшейся манере писательницы, выделяющейся энергией повествования, юмором, обилием деталей, выразительным языком. Психологизм здесь сочетается с гротеском, постижение реальности – с игрой, с фантазией. Рассказ является глубоким по своей философской наполненности, выделяется чутким проникновением в сущностные вопросы бытия, побуждает задуматься, что есть жизнь, смерть, что радует и что огорчает в мире людей, и что представляешь ты сам, что ценишь в жизни. Удачным является, на наш взгляд, эпиграф, предваряющий повествование, взятый из детской считалки. Он побуждает более пристально присмотреться к персонажам, прислушаться к звучанию каждого слова, даже, как в детстве, вслух прочесть эти замечательные строчки:

 
На золотом крыльце сидели:
Царь, царевич, король, королевич,
Сапожник, портной.
Кто ты будешь такой?
Говори поскорей,
не задерживай добрых людей!
 

В рассказе и исследуются те «роли», которые уготовили, «определили» себе его герои и повествуется об их медленном угасании, об «очередности» их умирания. Умрет сначала Вероника Викентьевна – «самая жадная женщина на свете», по оценке детей, – от лица которых ведется повествование (а оценка детей, как мы знаем, – самая верная, ведь это ребенок скажет, что «король – голый», когда взрослые будут обманывать и придумывать себе знаки величия). Вероника Викентьевна в восприятии детей – «белая огромная красавица», «купчиха», «страшная женщина», а муж этой страшной женщины – дядя Паша – «маленький, робкий, затюканный». В своем саду-огороде они будут выращивать клубнику редкого сорта, разводить уникальную породу кур, резать в сарайчике теленочка, а чтоб клубника не досталась соседским детям, супруги укрепят металлическую сетку на железных столбах, насыпят в стратегически важных пунктах битого стекла, протянут стальной прут и заведут страшного желтого пса.

Развенчание несостоятельности взрослого человека писательница проводит через детский приговор. Какие меткие, точные, емкие определения возникают в детских головках, чтобы взвесить на своих точных весах жадность и равнодушие, поставить диагноз угасания личности: «С мая по сентябрь мучимая бессонницей Вероника Викентьевна выходила ночами в сад, долго стояла в белой просторной рубахе с вилами в руках, как Нептун. <…> В последнее время слух у нее обострился: она могла слышать, как на нашей даче, за триста метров, накрывшись с головой верблюжьим одеялом, папа с мамой шепотом договариваются объегорить Веронику Викентьевну, прорыть подземный ход в парник с ранней петрушкой. <…> Где-то в теплой тьме, в сердцевине дома, затерявшись в недрах огромного ложа, тихо, как мышь, лежал маленький дядя Паша. Высоко над его головой плыл дубовый потолок, еще выше плыла мансарда, сундуки со спящими в нафталине черными добротными пальто».

Не станет Вероники, место ее займет ее младшая сестра Маргарита. И течет жизнь в детском восприятии как река, оставляя на ней вместо волн яркие образы, ведь у детей предметно-образное мышление. Бег времени запомнится им тем, что у них «была зима, зима, зима, свинка и корь, наводнение и бородавки и горящая мандаринами елка». Исчезнет желтый пес, уберет его дядя Паша, положит в сундук и посыпет нафталином, затем опять придет осень – выйдет из сундука желтый пес и, «обняв дядю Пашу», будет слушать по вечерам вой северного ветра. Не станет дяди Паши, но прежде чем он замерзнет на крыльце, он еще долго будет угасать («Как мы выросли. Как ты все-таки сдал, дядя Паша! Руки твои набрякли, колени согнулись»). И вот уже Маргарита, «согнутая годами пополам», бродит по саду, разыскивая потерянные следы на замолкших дорожках. Прах дяди Паши в жестяной банке будет стоять в курятнике, куда его поставит новая хозяйка – пожилая Маргаритина дочь («хоронить было хлопотно»), – и не услышит она слов Маргариты – «Жестокая! Похорони его!».

В заключение хочется отметить точность и наблюдательность языка Толстой, ее неповторимый энергичный стиль повествования, с ее быстрой реакцией, как в процитированной детской считалке, на все явления и жизненные коллизии. Действительно, жизнь посадила каждого живущего на этой прекрасной земле, как об этом говорят дети, на «золотое крыльцо, и она же – жизнь – выявляет сущность каждого из нас, ценим ли мы то, что следует в ней ценить, и дарим ли мы радость окружающим, «добрым людям».

Тема ответственности в поэме А. Т. Твардовского «По праву памяти»

Чтоб с правдой сущей быть не врозь…

В одном из своих последних «итоговых» стихотворений А. Т. Твардовский формулирует кредо художника – «С тропы своей ни в чем не соступая, / Не отступая – быть самим собой. / Так со своей управиться судьбой, / Чтоб в ней нашла себя судьба любая / И чью-то душу отпустила боль».

Александр Трифонович Твардовский – великий поэт, человек большого мужества, большой принципиальности. Литературным памятником XX века стали его поэмы «Страна Муравия» (1936), «Василий Теркин» (1941–1945), «Теркин на том свете» (1954–1963), «За далью – даль» (1953–1960), «По праву памяти» (1966–1969). Говоря о Твардовском, мы часто прибегаем к таким определениям его творческой личности, как «человек большого мужества». Он не подпадал ни под какие идеологические установки, искал пути к человеческой правде, стремился спасти человеческую память от забвения. Работая главным редактором журнала «Новый мир», А.Твардовский оставался человеком независимого суждения, отстаивал свое мнение, стараясь вовремя заметить и благословить новое слово в литературе. Несмотря на все знаки официального признания (две Сталинские (Государственные) премии, в 1947 и 1948 гг.) поэт переживал острый духовный кризис. Конфликт с властью, где человек обезличивается, явно выражен уже в поэме «За далью – даль», отмеченной Ленинской премией в годы «оттепели» (1961). В ней поэт стремился сказать свое «емкое слово», пройти за все происходящее через суровый суд своей собственной совести, совести «живых и павших»:

 
Я жил, я был – за все на свете
Я отвечаю головой.
 

Тема ответственности и памяти проходит через все творчество поэта, стирая грани между прошлым, настоящим и будущим. В его дневниках сохранилась запись: «Все время думаю: как понять то, что произошло, происходит с нами». В поэме «Памяти матери» звучат пронзительные строки о судьбе его родных, раскулаченных родителей, вывезенных на Север, в тайгу.

Твардовский посвятил поэму матери – Марии Митрофановне. О ее тоске по родной земле, по «взгорку тому в родной стороне / С крестами под березами кудрявыми», о перенесенных родными страданиях сказано сдержанно и скупо – «Всего там было». В поэме «Памяти матери» речь идет о родных поэту людях, чьи судьбы – лишь скромная статистическая единица в годы «великого перелома», «раскрестьянивания» деревни. В поэме «За далью – даль» Твардовский скажет об истинных масштабах «сталинского произвола» правдивыми словами – «Он мог на целые народы / Обрушить свой верховный гнев».

Поэма «По праву памяти» – это итоговое произведение Твардовского, поэма-исповедь. Она была задумана как продолжение предшествующей поэмы «За далью – даль». Обе поэмы – это поэмы «о времени и о себе». В них Твардовский пишет бескомпромиссную правду об эпохе сталинизма, о трагедии человека. Морально-этическая категория «памяти» выносится поэтом в заглавие поэмы, осмысливается по ходу всего повествования. Пафос поэмы определяет борьба с грозной опасностью забвения. Композиционно поэма состоит из «Предисловия» и 3-х глав – «Перед отлетом», «Сын за отца не отвечает», «О памяти». Поэма была закончена в 1969, напечатана лишь через 18 лет, в 1987, сразу в двух журналах – «Знамя» (1987, № 2) и в «Новом мире» (1987, № 3). Первая глава поэмы под названием «На сеновале» была опубликована в последнем прижизненном сборнике поэта – «Из лирики этих лет». В «Предисловии» Твардовский говорит о важности итоговой задачи, которую берет на себя – «по праву памяти живой», от лица «живых и павших» («чтоб слову был двойной контроль») – сказать правду о трагедии человека, пережившего это время. Автор-повествователь слышит голоса павших: «Позволь! / Перед лицом ушедших былей / Не вправе ты кривить душой, – / Ведь эти были оплатили / Мы платой самою большой». Позиция поэта – «немую боль в слова облечь».

Основная проблема поэмы – отношение народа и власти, «самостоянье» человека. В поэме Твардовский говорит об ужасных последствиях режима: разрушении связей между поколениями, девальвации важнейших нравственных понятий, предъявляет спрос к самому человеку за выбор своей позиции. Историческому суду подвергает поэт тех, кто пытается «в забвенье утопить живую быль», преследуя политические интересы. Его философемы вбирают в себя в обобщенной форме нравственные представления народа – «Одна неправда нам в убыток, / И только правда ко двору»; «Кто прячет прошлое ревниво, / Тот вряд ли с будущим в ладу».

Первая глава поэмы «Перед отлетом» – это рассказ о юности, не знающей сомнений, готовящейся к походу за всеобщим счастьем – «И сколько нам завидных далей / Сулила общая мечта». Используя прием ретроспекции, автор восстанавливает картину, как двое друзей, «презрев опасливый запрет», курили на сеновале, не сомкнув глаз «до света», представляли себе «дали», что их ожидают: «Мы жили замыслом заветным, / Дорваться вдруг / До всех наук – / Со всем запасом их несметным. <…> Не лгать. / Не трусить. / Верным быть народу. / Любить родную землю-мать./ Чтоб за нее в огонь и в воду. / А если – / То и жизнь отдать».

Тематически первую главу можно озаглавить «Завет начальных дней». В ней выражен максимализм юношеского возраста, романтическое мироощущение, возможность все переделать. Но уже в этой главе появляется печальный аккорд «метелицы сплошной», закружившей в хороводе «край родной».

 
И невдомек нам было вроде,
Что здесь, за нашею спиной,
Сорвется с места край родной
И закружится в хороводе,
Вслед за метелицей сплошной…
 

Вслед за мотивом «метелицы сплошной» появляется и мотив «петушиного крика», сопоставимый с «детским плачем», призывающий к реальной оценке происходящего в стране. («В какой-то сдавленной печали, / С хрипотцей истовой своей / Они как будто отпевали / Конец ребячьих наших дней»).

Вторая глава – «Сын за отца не отвечает» – главная. В ней автор исследует грубое вмешательство власти в семью, в результате которого библейские, издавна мыслимые как самые теплые, как самые добрые понятия отец и мать становятся искаженными до гротеска. Обращаясь к осмыслению истории, поэт считает своим долгом довести правду до юного поколения: «Пять слов по счету, ровно пять, / Но что они в себя вмещали / Вам, молодым, не вдруг обнять. Времена, отраженные в первой и второй главах, резко отличаются друг от друга. В первой главе действие происходит во времена юности автобиографического героя: это как бы глубокий археологический слой: „Давно ли? Жизнь тому назад“.

Во второй главе появляются и такие словосочетания как «классовый враг», «годы юности немилой», «годы жестоких передряг», «враг народа», «младенец вражеских кровей», и возникает образ «судьбы вершителя», сидящего в кремлевском зале и разжигающего классовую непримиримость, пытающегося разделить членов одной семьи на два мира. В этой главе появляется и мотив насилия, насаждавшего страх, целое смятение в душе лирического героя («А страх, что всем у изголовья / Лихая ставила пора, / Нас обучил хранить безмолвье / Перед разгулом недобра»).

Лермонтовские реминисценции из поэмы «Демон» придают облику «вождя народов», насаждавшего страх, демонический характер («Он говорил: иди за мною, / Оставь отца и мать свою, / Все мимолетное, земное / Оставь – и будешь ты в раю. <…> Забудь, откуда вышел родом, / И осознай, не прекословь: / В ущерб любви к отцу народов – / Любая прочая любовь»).

Твардовский, прослеживая связь времен, историческое прошлое страны, народа, приходит к покаянию, освобождению от иллюзий:

А мы, кичась неверьем в бога, Во имя собственных святынь Той жертвы требовали строго: Отринь отца и мать отринь.

Давление на юношу, требование отказаться от отца, объявленного «врагом народа» («То был отец, то вдруг он – враг»), вызывает боль, смятение в душе подростка. Страшный выбор между родным отцом и «благородной идеей» – это как выбор между жизнью и смертью, – этот выбор отзывается такой раной, страданиями в душе, что будучи уже в зрелых летах, автор-повествователь восклицает – «О, годы юности немилой». Вера в лозунг «сын за отца не отвечает», искренний порыв идти в ногу со временем оборачиваются для лирического героя страшной трагедией: оставивший отцовский дом для участия в новой истории, сын в руках вершителей судеб становится щепкой, «сыном врага народа», «не сыном даже, а щенком». Но сыновнее сердце хранит любовь к своему отцу-труженику. Любовь сына к отцу передается через емкую художественную деталь – загрубевшие от работы руки отца. Сын не может забыть руки отца-труженика:

 
В узлах от жил и сухожилий,
В мослах поскрюченных перстов <…>
Те руки, что своею волей —
Ни разогнуть, ни сжать в кулак:
Отдельных не было мозолей —
Сплошная.
Подлинно – кулак.
 

Твардовский прибегает к выразительному тропу, омониму, обыгрывает двойное значение слова «кулак», порождающее целую цепь ассоциаций.

Пафос 3 главы – в отрицании беспамятства, критике пассивного ожидания указа сверху, которое сродни религиозному поклонению – «Нет, дай нам знак верховной воли, / Дай откровенье божества».

С печалью и гневом поэт отрицает забвенье, напоминает о крестном пути безвинных жертв, взывает к духовному самоопределению:

 
Но все, что было, не забыто,
Не шито-крыто на миру.
Одна неправда нам в убыток
И только правда ко двору.
 

Для передачи инфантильности, отсутствия самостоятельности у современников Твардовский использует иронию, меткие сравнения – «Как наигравшиеся дети, что из отлучки ждут отца».

В финале поэмы опять выступает мотив «дали», как и в поэме «За далью – даль». Это и осмысление прошлого («такими были наши дали»), это и вера в грядущие дали, надежда поэта в способность человека «мерить все надежной меркой».

Произведения А. Твардовского позволяют нашим современникам осмыслить исторический путь, который прошла наша страна, наш народ, осознать себя в цепи поколений, дать адекватную самооценку, услышать мольбу «убитого солдата подо Ржевом» – «Завещаю в той жизни / Вам счастливыми быть, / И родимой отчизне / С честью дальше служить».