Текст книги "Долг – Отечеству, честь – никому…"

Презумпция виновности, или За что был расстрелян поэт Гумилёв[124]124
  Впервые (в сокращённом варианте) этюд опубликован в литературных журналах «Москва» (2016 г., №№ 3–4) и «Наш современник» (2016 г., № 8).


[Закрыть]

Во время гражданской войны история сводится к нулю, а география – к подворотне.

Дон-Аминадо

I

…Кронштадт начинается с улицы Красной. Красивая, значит, подскажет мне кто-то. Красивая. Только к названию улицы красота её не имеет никакого отношения.

Если забыли, напомню: и германский Гамбург, и французский Тулон и, конечно, японская Йокогама испокон веков встречали своих и чужеземных моряков кратковременной радостью – улицами «красных фонарей». Вот и Кронштадт, дабы не отличаться от зарубежных собратьев, когда-то радовал морских трудяг… улицей Красной. Ибо в старые добрые времена каждый матрос прекрасно знал: Красная упирается в два известных кронштадтских борделя.

Но всё это в прошлом. За минувший век многое изменилось. К слову, в Кронштадте чуть ли не каждая улочка, поменяв название в честь того или иного «героя» большевистского толка, в конце концов обрела-таки прежнее пристойно-заслуженное имя. А вот улицу Красную не переименовывали. Отчасти потому, что для канувшей в Лету Советской власти красный цвет был тождественен любимому ею кумачу. С другой стороны, Кронштадт – не какой-нибудь чопорный Гамбург или разнузданный Тулон. Кронштадт – гордость и слава нашего флота, символ доблести русских моряков, умытая кровью неприступная Цитадель на острове Котлин. Давно позабыты бордели на Красной, ставшей с годами летописной страницей героической крепости. Пройдитесь по старым кронштадтским улицам, и вы непременно услышите тихий шёпот парусов Беллинсгаузена, трубный бас броненосцев Макарова и победный рёв малюток-субмарин.

Помнят они и другое. Например, беспощадную резню в семнадцатом, устроенную офицерам флота взбунтовавшимися матросами.

Из воспоминаний очевидца событий Георгия Князева: «…Все, что произошло в Кронштадте, можно назвать массовым безумием, бешенством крови, бунтовщики дошли до исступления. Они не только резали на куски и жгли на кострах офицеров, но и просто разрывали живых на части, а потом топтали и жгли. Адмирала Вирена разрубили на куски и сожгли. Больше 100 офицеров были убиты таким образом. Никто ничего не мог поделать с этой частью кронштадтского гарнизона… Сами солдаты старались усмирить разбушевавшихся…»

Не забыли они и страшные будни «антибольшевистского мятежа», утопленного в крови всё тех же матросов. Буйный и разнузданный двадцатый век прошёлся по Кронштадту словно раскалённым снарядом японской миноноски. Угодив в цель, тяжёлая стальная болванка больно ударила прямо в матросское сердце.

Кронштадт начинается с улицы Красной. Красивой и тихой, утопающей в зелени. Кронштадт – не Гонконг и не Рио. Кронштадт – город-кремень, где даже улица, если названа Красной, то отнюдь не случайно: здесь она обильно полита кровью. Кровью русских моряков.

Вспомним, как это было…

* * *

Из Петрограда

Копия ЦК РКП 11 февраля 1921 г.

«По докладу Аврова по сведениям, имеющимся Петрогубкоме, продовольственное положение гарнизона критическое. Очень часто красноармейцы просят милости по домам. Последние дни частях округа констатируется большое количество обмороков. На почве истощения обмороки принимают массовый характер. Все это, а также продовольственное состояние Петрограда, очень скверное, заставляет обратиться к вам, чтобы вы повлияли на улучшение снабжения военного округа.

№ 10 °Cекретарь ГУБКОМА ЗОРИН»¹.

Всё началось не с Кронштадта. Кронштадту лишь суждено было стать острием той тяжёлой булавы, которую за годы Гражданской войны выковали «кремлёвские мечтатели». Основу сего смертельного оружия составили непростые социально-политические и экономические противоречия, приведшие большевиков к краю пропасти. Нищета, болезни и, главное, голод явились куда более опасными противниками, нежели Колчак и Врангель. В деревнях крестьяне пухли с голода, в городах без хлеба сидели тысячи безработных рабочих. В феврале 1921-го в одном только Питере прекратили работу почти сто фабрик и заводов; встали даже такие флагманы советской индустрии, как Сестрорецкий и Путиловский заводы. Население Петрограда, по сравнению с дореволюционным, сократилось в три раза! Не лучше обстояли дела и в Москве.

Вскоре в крупных городах начались стихийные забастовки. Рабочие недовольны не только массовыми увольнениями, но и регулярным сокращением продовольственных пайков. Голод, смертельными объятиями сковавший Украину, Поволжье, Урал¸ добрался и до центра. Улицы заполонили людские демонстрации. Лозунг один: «Хлеба! Советы – без большевиков!».

Когда на стихийный митинг вышли рабочие Трубочного, Балтийского и Кабельного заводов, власти поспешили объявить выступление «контрреволюционным мятежом». «Революцией в революции» назвал те февральские будни Роман Гуль.

В городе было введено военное положение, проведены аресты наиболее активных демонстрантов. И не только. «Под шумок» взяли некоторых видных социалистов, например, одного из меньшевистских лидеров Ф. Дана. Побеспокоились власти и о другом: наконец-то стали отоваривать продовольственные карточки. Рабочие с изумлением глядели на… мясо, шоколад и сгущёнку. Кому-то даже выдали сапоги и ботинки. Не сон ли?! Как оказалось, вовсе не сон, а самая что ни на есть явь! Рабочие волнения, хоть и с трудом, но всё же удалось загасить.

Однако новость о беспорядках на улицах «колыбели Революции» быстро докатилась до Кронштадта. К тому времени кронштадтский гарнизон насчитывал 26 тысяч человек – грозная сила, если считать, что в гавани на якорях стояли два мощных линкора («Петропавловск» и «Севастополь»), вооружённых 12-дюймовыми орудиями; а также в полной боевой готовности ждали своего часа несколько боевых кораблей[125]125
  Вообще, к марту 1921 года в Кронштадте и его фортах числилось 18 707 военнослужащих рядового и командного состава. В самом же городе проживало порядка 30 тысяч человек гражданского населения.


[Закрыть].

Как любая большая драка начинается с маленькой стычки, так и «Кронштадтский мятеж» вспыхнул с незначительного, на первый взгляд, общегарнизонного митинга. Поводом к митингу, как известно, послужили перевыборы в местный Совет. «Кронштадтское восстание, – вспоминал позже член Ревкома И. Орешин, – вспыхнуло под предлогом замены старого Совета, полномочия которого истекли, новым, выбранным на основе тайного голосования».

Произошло это 1 марта, в центре города – на Якорной площади. Именно в тот день перед кронштадтцами должен был выступить председатель ВЦИК Михаил Калинин…

* * *

Небольшое отступление. В яркой когорте революционеров-ленинцев, всех этих «непримиримых» и «идейных» каменевых, зиновьевых и бухариных, Калинин, согласитесь, выглядит несколько обособленно: тихий человечек в очках и с бородкой, этакая беспечная овечка, невинный «мужичок-моховичок». Честно говоря, и я так считал до недавнего времени. Пока не познакомился поближе с кронштадтскими событиями марта 1921-го. А события те прямо указывают на виновника трагедии, разыгравшейся тогда на острове Котлин[126]126
  Ещё в допетровские годы русские моряки нашли на острове котёл, оставленный здесь какими-то мореходами или рыбаками; отсюда и название острова. Впоследствии котёл занял своё место на гербе Кронштадта. Основание Кронштадта как военно-морской базы и соответственно крепости официально состоялось в октябре 1723 года. Название означает «Коронный город».


[Закрыть].

Итак, большевики, извещённые комиссаром Балтфлота Н. Кузьминым о «брожении» в крепости, делегируют туда Калинина. Ещё всё относительно спокойно. Ещё ненависть и отчаяние в распахнутых кингстонах матросских душ не достигли критической массы. Ещё всё можно решить по мирному. В конце концов, ведь именно они, кронштадтцы, стояли у истоков Октябрьской революции; они же в Гражданскую шли под белогвардейские пули.

Качели противостояния застыли в горизонтальном положении. Одно неверное движение – и равновесие обернётся гримасой ненависти. На противоположной от большевиков стороне – крепкая мужицкая злость. Злость на всё. И на то, что пролитая за Советы кровь, выходит, была отдана впустую; и на то, что в родных деревнях, как сообщают в письмах матросам родные (две трети матросов – вчерашние деревенские ребята), царят нищета и голод, кое-где процветает каннибализм, свирепствуют большевистские продотряды, обирающие крестьян подчистую. Выкапывается и сдаётся даже посаженная накануне резаная картошка. Пережившие очередную зиму отчётливо понимают, что следующую не осилить. В сёлах и деревнях исчезли кошки; крысы – за радость, да и тех не сыскать. Съедается всё – старые хромовые сапоги, ремни, любая падаль. С отчаяния крестьяне берутся за вилы и до последнего отбиваются от наседавших продотрядовцев; частенько с вилами в руках погибают буквально у собственного порога.

Можно представить, что творилось в Питере и Москве в 1921-м. Сохранились, например, дневниковые записи Зинаиды Гиппиус, сделанные за два года (в конце 1918-го) до описываемых событий:

«15 декабря, суббота. …Сегодня выдали, вместо хлеба, ½ фунта овса. А у мешочников красноармейцы на вокзале все отняли – просто для себя. На Садовой – вывеска: «Собачье мясо, 2 р. 50 к. фунт». Перед вывеской длинный хвост. Мышь стоит 20 р… Многие сходят с ума. А может быть, мы все уже сошли с ума?..

29 декабря, суббота. Мы ещё живы, но уже едва-едва, все больны… Вместо хлеба – ¼ фунта овса. Кусок телятины у мародера – 600 р. Окорок – 1000. Разбавленное молоко 10 р. бутылка, раз-два в месяц. Нет лекарств, даже йода… Почти все питаются в «столовках», едят селедки, испорченную конину и пухнут»².

Однако пухли, заметим, не все. Например, не жаловались на жизнь питерские чиновники. В ноябре 1919 года на одном из заседаний не выдержал даже Максим Горький, высказавший в сердцах: «Нужно, черт возьми, чтобы они либо кормили, либо – пускай отпустят за границу. Раз они так немощны, что ни согреть, ни накормить не в силах. […] А провизия есть… есть… В Смольном куча… икры – целые бочки… В Петербурге жить можно… Можно… Вчера у меня одна баба из Смольного была… там они все это жрут, но есть такие, которые жрут со стыдом…»³

Впрочем, в Кремле не собирались сгорать от стыда…

* * *

…«Старосту»[127]127
  Впервые «всероссийским старостой» Михаила Калинина назвал Троцкий в 1919 году.


[Закрыть] встретили вполне пристойно – «бурными аплодисментами». И когда прибыл в Кронштадт, и когда на площади выходил из громоздкого правительственного лимузина.

«Душа Революции» – Балтфлот, – гудит. Кронштадтцы ждут, что скажет им тов. Калинин. Повторюсь, ни о каком мятеже речь пока не идёт! Скажи им Калинин «правильные» слова, пообещай скорую отмену «змеюки-продразвёрстки» (и отменят ведь через несколько дней!), глядишь, и не было бы ничего – ни стрельбы, ни штурма, ни крови. Разошлись бы матросики – как пить дать, разошлись. Потому что ничего им и не оставалось, как, поверив в очередную большевистскую байку, разойтись по казармам и кубрикам.

«…Если бы товарищ Калинин объявил в это время, т. е. на Якорной площади, так называемый нэп, было бы тогда успокоение и компромисс… был бы найден и восстания не было бы», – вспоминал позже председатель Ревкома Степан Петриченко⁴.

Однако все получилось совсем не так. «Мужичок-моховичок», испугавшись толпы, решил отделаться общими фразами о «великих достижениях» Советской власти, её гордости – Балтийском флоте, «несокрушимой и легендарной» Красной армии – и прочее в том же духе.

– Надоело! – загудели матросы. – Хватит балаболить, Калиныч, зубы заговаривать! Скажи-ка лучше, когда отменят продразвёрстку? Сколь можно мужика душить?! Вот наши требования: долой продразвёрстку, долой продотряды, даёшь свободную торговлю, требуем свободного переизбрания Советов!..

По накалу страстей, по тяжёлым, серьёзным взглядам понял чиновник: «политинформацией» тут не отделаться. Так ничего и не ответив матросам по существу заданных вопросов, тов. Калинин предпочёл ретироваться. Вяло помахав большевикам-соратникам хилой ручонкой, в тот же день «усмиритель» сел в лимузин и умчался восвояси. На обратном пути всё ругал себя: «Вот дурья голова, с женой припёрся. Могли ведь и к стенке поставить! Мятеж!!!»

Прибыв в Питер, так и заявил:

– Мятеж!

Вскоре в Петрограде и в столице[128]128
  К тому времени большевистское правительство Страны Советов во главе с Лениным уже перебралось в Москву, вновь через два века ставшей столицей государства.


[Закрыть] заговорили о «белогвардейском кронштадтском мятеже»…

* * *

Из ПЕТРОГРАДА СМОЛЬНОГО

Поступила для расшифровки 28/2 1921 г.

в 23 час… мин. Москва, Кремль

«Кронштадте два самых больших корабля Севастополь Петропавловск приняли эсеровские черносотенные резолюции предъявив ультиматум 24 часа. Среди рабочих Питера положение по-прежнему очень неустойчивое. Крупные заводы не работают. Предполагаем со стороны эсеров решение форсировать события.

ЗИНОВЬЕВ⁵».

На том же митинге (по некоторым данным, на нём присутствовало до 16 тысяч человек!) моряки и красноармейцы Кронштадта под лозунгом «Власть Советам, а не партиям!» приняли резолюцию о поддержке рабочих Петрограда. Резолюция содержала полтора десятков пунктов, в том числе – о перевыборах Советов и об исключении из Советов коммунистов, о предоставлении свободы слова, собраний и союзов всем партиям, о свободе торговли, о разрешении крестьянам свободно пользоваться своей землёй. Для поддержания порядка в Кронштадте был стихийно создан Временный революционный комитет – Ревком. Возглавил его старший писарь с линкора «Петропавловск» Степан Петриченко; его замом стал матрос В. Яковенко. Туда же вошли машинный старшина Архипов, мастер электромеханического завода Тукин и заведующий третьей трудовой школой инженер-механик Орешин (чуть позднее состав Ревкома расширится до 16 человек).

Из воззвания Временного революционного комитета Кронштадта:

«Товарищи и граждане! Наша страна переживает тяжёлый момент. Голод, холод, хозяйственная разруха держат нас в железных тисках вот уже три года. Коммунистическая партия, правящая страной, оторвалась от масс и оказалась не в состоянии вывести её из состояния общей разрухи. С теми волнениями, которые последнее время происходили в Петрограде и Москве и которые достаточно ярко указали на то, что партия потеряла доверие рабочих масс, она не считалась. Не считалась и с теми требованиями, которые предъявлялись рабочими. Она считает их происками контрреволюции. Она глубоко ошибается. Эти волнения, эти требования – голос всего народа, всех трудящихся…»

2-го марта были арестованы комиссар Балтфлота Н. Кузьмин[129]129
  Его супруга, Юлия Кузьмина, после развода станет гражданской женой М. Тухачевского, от которого будет иметь дочь Светлану.


[Закрыть], председатель городского Совета П. Васильев и комиссар штаба бригады линкоров Коршунов. Вечером того же дня большая часть коммунистов из состава Особого отдела, Ревтрибунала и партийной школы, выполняя директиву из центра, по льду ушла в сторону Ораниенбаума (нынешний Ломоносов). Оставшиеся в Кронштадте большевики либо примкнули к восставшим, либо были арестованы.

«За три года большевистский Кремль, как неповоротливая кормилица, навалившись всем телом, оказывается, заспал-задушил революцию, – точно подметил Роман Гуль. – И перед тем, как задохнуться, ее все ж свело судорогами Кронштадтского восстанья. Это был парадокс. Революционный авангард авангардов, краеугольный камень октября, кронштадтские матросы, которых Троцкий со свойственной ему безвкусицей назвал «красой и гордостью революции», этот… матросский гарнизон Кронштадта с оружием в руках поднялся против Кремля»⁶.

Тем не менее выступление кронштадтских матросов было стихийным, своего рода всплеском; говоря языком Гуля – «судорогой», против произвола Советской власти, её неспособности обеспечить нормальную человеческую жизнь – по крайней мере, жизнь не впроголодь. Сказанное подтверждают и выводы руководителя следствия – особоуполномоченного ВЧК Якова Агранова.

«…Движение, – писал он в докладе в адрес Президиума ВЧК, – возникло стихийным путём и представляло собой неорганизованное восстание матросской и рабочей массы… Задачей моего расследования было выяснение роли отдельных партий и групп в возникновении и развитии восстания и связи организаторов и вдохновителей этого восстания с контрреволюционными партиями и организациями, действующими на территории Советской России и за рубежом. Но установить подобные связи не удалось»⁷.

Всё указывало на стихийность событий…

* * *

Приказ по Петроградскому военному округу № 016

5 марта 1921 года

«…1) Ввиду восстания в Кронштадте приказываю восстановить 7 армию, подчинив ее непосредственно главнокомандованию; 2) временное командование 7 армией возложить на тов. Тухачевского с оставлением в должности командзапа; 3) вр. командарму 7 тов. Тухачевскому подчинить во всех отношениях все войска Петроградского округа, командующего войсками Петроградского округа и командующего Балтфлотом […] 6) вр. командарма 7 тов. Тухачевского назначить членом Комитета обороны гор. Петрограда вместо тов. Аврова…⁸) вр. командарму 7 в кратчайший срок подавить восстание в Кронштадте; 9) 5-го марта предупредить Кронштадт, что если в течение 24 часов возмущение не будет прекращено, то будут открыты военные действия…

5-го марта 1921 года № 28. Предрев[воен]совета Республики ТРОЦКИЙ, Главком С. КАМЕНЕВ, Наштаресп ЛЕБЕДЕВ»⁸.

По-настоящему тучи сгустились 4 марта, когда созданный большевиками Комитет обороны Петрограда предъявил Кронштадту ультиматум: в случае продолжения бунта порядок будет наведён силой.

Крепость приняла решение защищаться. Ревком, открыто играя на матросском самолюбии, заявляет о намерении в случае невыполнения властями требований восставших установить на острове некую «независимую Кронштадтскую Республику». И тут же от слов переходит к делу. Вскоре в Кронштадт прибывают корреспонденты – представители западноевропейской и эмигрантской прессы. Вечером 8 марта в крепости уже комиссия американского Красного Креста во главе с бывшим командиром линкора «Севастополь» капитаном первого ранга бароном П. В. Вилькеном. Барон предлагает Ревкому помощь продовольствием и медикаментами.

Одновременно из Ревеля к кронштадтцам обращается находящийся в эмиграции председатель Учредительного собрания В. Чернов. Он просит разрешения приехать в Кронштадт с тем, чтобы организовать борьбу против Советской власти под флагом Учредительного собрания. Как уверял Чернов, в случае принятия этого предложения последует и вооружённая помощь. Однако Ревком это предложение отклонил.

Зато благополучно завершились переговоры членов Ревкома Орешина и Архипова с финскими властями, пропустившими через свою территорию в Кронштадт почти 400 пудов продовольствия.

* * *

Приказ командования 7-й армии Северной и Южной группам о штурме Кронтштадта

Петроград. 17 марта 1921 г. 4 ч. 50 м.

«Приказываю решительно развить первоначальный успех штурма, для чего: Первое. Командсевгруппы временно ограничиться пассивным действием против Тотлебен и Кр[асноармей]ский, а главный удар нанести по Северо-Западной части города Кронштадта содействуя Южгруппе. Второе. Командюжгруппе сегодня же окончательно завладеть гор[одом] и ввести в нем железный порядок. По занятии гор[ода] стремительным ударом овладеть остальной частью острова Котлина и бат[ареей] Риф. Третье. При содействии в гор[оде] широко применять артиллерию в уличном бою. Четвертое. Инспектарму артиллерии не позже завтрашнего дня атаковать линкоры «Петропавловск» и «Севастополь» удушливыми газами и ядовитыми снарядами…

О времени получения сего распоряжения донести…

Командарм семь Тухачевский

Наштарм семь Перемытов»⁹.

Пятого марта в Питер прибывает герой Гражданской войны Михаил Тухачевский. Его тут же назначают командующим восстановленной по приказу Троцкого 7-й армией и приказывают не позднее 8-го марта мятеж подавить. Дата выбрана не случайно: 8 марта в Москве открывался X съезд ВКП(б). Большевистскому руководству не терпелось уже на съезде объявить о подавлении контрреволюционного мятежа.

В распоряжении Тухачевского были вновь созданные Южная (Ораниенбаумская) и Северная (Сестрорецкая) группы.

Состав Южной группы (командующий Александр Седякин):

– сводная дивизия (командир дивизии Павел Дыбенко): 32-я бригада (М. Рейтер), 167-я бригада (Н. Бобров) и 187-я бригада (И. Федько);

– 27-я Омская дивизия (Витовт Путна).

Слабее всех выглядела, пожалуй, 187-я бригада Федько, включавшая некоторые сводные полки из так называемых «неблагонадёжных». Так, основу 561-го пехотного полка составляли бывшие белогвардейцы и махновцы.

С учётом резерва (около 4 тысяч бойцов) численность личного состава Южной группы приближалась к 10 тысячам человек.

Северная группа (командующий Евгений Казанский) преимущественно состояла из питерских красных курсантов военных училищ и сборов.

Шестого марта по заданию кронштадтского Ревкома в Питер для разъяснения партийному руководству требований кронштадтцев отправлена беспартийная делегация гарнизона во главе с членом Ревкома, матросом-электриком с линкора «Севастополь» Сергеем Вершининым. Всех членов делегации, включая Вершинина, объявленных вне закона, расстреляли. Семьи кронштадтских моряков, проживавших в Питере, были взяты в заложники. Так, за решёткой оказались жена и четверо сыновей примкнувшего к восставшим начальника артиллерии крепости бывшего царского генерала А. Козловского, находившегося в то время на линкоре «Петропавловск».

До нас дошёл документ, подтверждающий, что один из сыновей генерала, 17-летний Павел Козловский, по мужеству и силе духа оказался вполне взрослым человеком:

«Следователю Особого Отдела тов. Быкову

[от] арестованного] Павла Александровича Козловского

ЗАЯВЛЕНИЕ

Прошу сообщить мне обвинение, вследствие которого я арестован и содержусь два месяца под строгим надзором.

В случае же, если обвинений нет и взят я как заложник – прошу:

1. Освободить мать под расписку о невыезде из г. Петрограда.

2. Снять строгий надзор и 3. Соединить братьев по двое.

Неоднократно подавая заявления и не видя результата, принужден прибегнуть к голодовке в ожидании ответа.

Арестованный 6 отделения (11 комн[ата]) П. Козловский 11/V-21 г.

P.S. Голодовку объявил с 9 мая (понедельник)»¹⁰.

Генерал Козловский уйдёт в Финляндию одним из первых. В концлагере под Архангельском окажутся все его дальние родственники. Супругу генерала Козловского, Наталью Константиновну, приговорят к принудительным работам сроком на 5 лет с содержанием под стражей, сыновей – к году лагерей.

* * *

Седьмого вечером Кронштадт был обстрелян со стороны Лисьего Носа и с форта Красная Горка. Кронштадт огрызался редкими выстрелами с «Севастополя». Утром восьмого на штурм города по льду Финского залива бросили три тысячи курсантов. Едва раздались первые выстрелы, Ленин на съезде уже заявил: «…Это восстание… будет ликвидировано в ближайшие дни, если не в ближайшие часы». И в тот же день поставил вопрос об отмене продразвёрстки.

В «ближайшие часы» не получилось. Штурм был отбит. На окровавленном льду остались десятки безусых курсантиков в белых саванах маскхалатов.

Но кронштадтцы продолжали надеяться на мирный исход событий. Как только новость об отмене продразвёрстки, о снятии продотрядов и о разрешении свободной торговли докатилась до Кронштадта, в Питер была отправлена новая делегация во главе с членом Ревкома – матросом с линкора «Севастополь» Г. Перепёлкиным (отвечал в Ревкоме за агитационную работу). Этих парламентариев ждала та же участь, что и первых: арест и расстрел.

Вскоре прошёл слух: в Ораниенбауме взбунтовались красноармейцы – они не хотели воевать с «братишками». Троцкий негодовал!

– Расстреливать на месте всех паникёров и дезертиров! – брызгая слюной, пугал он собственное окружение. – Шире используйте заградотряды!..

Озверевшие комиссары отдали приказ расстрелять каждого пятого. Кончилось тем, что за один день расстреляли сорок одного красноармейца 237-го Минского пехотного полка. Тогда же расправились и с тридцатью тремя бойцами 235-го Невельского полка. Десятки человек оказались арестованными.

В ночь на 16 марта после интенсивного артиллерийского обстрела со стороны Ораниенбаума начался новый штурм крепости. Одновременно с севера и юга к Кронштадту в полной тишине двинулись войсковые колонны. В голове каждой шли ударные группы в белых маскхалатах, снабжённые перекидными мостками и штурмовыми лестницами. На салазках везли пулемёты.

Когда атакующих заметили, было поздно. Почти сутки шли ожесточённые уличные бои.

«15 марта во второй половине дня я выяснил в штабе обороны у заместителя Петриченко товарища Яковенко, что ревком организовал отряды прикрытия из всех частей гарнизона, которые в случае штурма крепости будут защищать ее, пока отходящие части не достигнут финского берега, – вспоминал кронштадтский матрос Иван Ермолаев. – 16 марта отряды прикрытия заняли свои позиции. Была приведена в боевую готовность артиллерия кораблей и фортов, и отход начался»¹¹.

К утру 18-го Кронштадт пал.

* * *

Зададимся вопросом: как части Тухачевского смогли ворваться в Кронштадт? Каким образом они вошли в эту неприступную крепость?!

Судите сами. В распоряжении «мятежников» было два линкора, несколько других боевых кораблей, почти полторы сотни орудий береговой обороны, свыше ста пулемётов. О чём это говорит? Да о том, что, открой все эти орудия шквальный огонь по льду залива (благо, снарядов в кронштадтских арсеналах было немерено!), и вокруг острова Котлин образовалось бы ледяное крошево. На худой конец, взломать лёд можно было и расставленными с короткими промежутками минами. Всё. Ни о каком штурме (по крайней мере, до лета) уже не могло быть и речи.

Однако что-то матросам помешало устроить вокруг острова кровавую мешанину. Что же?

Кто-то виною всему называет бронебойные снаряды, из которых стреляли линкоры. Рассчитанные на крепкую броню, они, без труда прошивая лёд, уходили в глубь, оставляя на поверхности лишь небольшие воронки. Им вторят другие, утверждающие, что большинство опять же корабельных снарядов оказалось ненадлежащего качества, по причине чего многие из них, мол, просто-напросто не взрывались. Третьи уверяют, что, будь с матросами побольше грамотных офицеров, Кронштадт бы отстояли; но так как обороной руководили сами же матросы, отсюда и закономерный финал. (С началом боевых действий руководство Ревкома «за нерешительные действия» отстранило бывшего генерала Козловского от командования «восстанием».)

Зато мало кто ссылается на другое. Например, на нежелание проливать кровь. Свою и чужую – кровь вчерашних друзей и соратников. Именно поэтому, когда в Кронштадте узнали, что на X съезде партии приняли решение отменить ненавистную продразвёрстку (заменили продналогом) и разрешить «свободную торговлю», конфликт был исчерпан. Потому-то во время штурма на некоторых участках прорыва начинались братания моряков и красноармейцев – им нечего было делить, этим русским мужикам-землепашцам. «Братишки» явно не желали стрелять друг в друга.

И это предусмотрели большевики. Едва заприметив подобные братания, комиссары отдавали приказ стрелять и в тех, и в других. Вот когда началась массовая бойня!

Кто был в Кронштадте, знает: одолеть штурмом его неприступные кирпичные стены невозможно. Но, как оказалось, стены не одолевали: их обошли. Через знаменитые «Кронштадтские ворота» на въезде в город со стороны Питера. Окутав район «Ворот» колючей проволокой и проведя по ней ток, защитники и не думали, что по вине шального осколка провод с током окажется перебитым, и красноармейцы Тухачевского через эту брешь лавиной хлынут в город. Тяжелее всего оказалось взять 6-й форт. Положив там почти два полка, красные озверели. Когда штурмующие ворвались, наконец, в форт, стороны сошлись в рукопашной. Дрались без малого час, пленных не брали.

В результате боёв свыше тысячи «мятежников» оказались убитыми; раненых насчитали более двух тысяч. Потери войск командарма Тухачевского: 527 убитых и 3 285 раненых.

* * *

Выжигать «контру» калёным железом большевики хорошо научились ещё в Гражданскую. Потому-то, овладев «неприступной крепостью», тут же принялись «выжигать». Вот уж где, действительно, с «контрой» не церемонились!

Взятых в плен ждала незавидная участь. Уже в первый день всех пленников построили в одну шеренгу на Усть-Рогатке в кронштадтской гавани и выстрелами в затылок расстреляли каждого второго. На виду у экипажей кораблей – чтоб неповадно было! А на дверях Офицерского собрания в Кронштадте появился список первой партии казнённых из 957 имён. И это без учёта бессудных убийств. Расстреливали также в Ораниенбауме, Гатчине, Царском Селе…

«По распоряжению Троцкого была учинена форменная резня, – писал В. Успенский. – Кровь текла по улицам Кронштадта, смешиваясь с весенними ручьями… Это была дикая свирепая вакханалия, которой нет никаких оправданий. Не с лучшей стороны проявил себя и Тухачевский… Когда ему впоследствии напоминали о кронштадтской резне, отделывался короткой фразой: «Я выполнял приказ»…»¹²

Каждый кронштадтский матрос объявлялся преступником, и его ждал Революционный Трибунал. Участие задержанного в вооружённом мятеже было для большевиков делом десятым. Многоговорящий факт: в протоколах допросов «мятежников» отсутствуют отметки о том, что кто-то из них был пленён с оружием в руках. Это указывает лишь на одно: пленных (тех, кто был взят с оружием) не судили – их расстреливали по горячим следам, чаще – прямо на месте.

В самом худшем положении оказались раненые повстанцы. На их страшные предсмертные стоны и крики никто не обращал внимания. Обескровленные, умирающие «братишки» тихо угасали в кронштадтских переулках, в развалинах, а то и прямо в кровавых лужах на льду. Никто из них помощи так и не дождался. Таков был приказ…

Через несколько дней начались открытые судебные процессы. Особенно досталось матросам с линкоров «Петропавловск» и «Севастополь». Так, уже 20 марта 1921 года 13 человек с «Севастополя» за участие в мятеже и вооруженном восстании приговорили к расстрелу. В тот же день заседание «чрезвычайной тройки» отправило на смерть ещё 167 моряков, теперь уже – с «Петропавловска». Следующий день не принёс арестованным никакой надежды. По постановлению всё той же «тройки» было расстреляно 32 матроса с линкора «Петропавловск» и 39 – с «Севастополя». Почти каждый день в кронштадтской гавани звучали выстрелы.

В общей сложности расстреляли несколько тысяч (есть другие цифры: не менее десяти тысяч человек!). Огромная масса (предположительно от шести до семи тысяч) восставших матросов оказалась в тюрьмах и концлагере, устроенном специально для «кронштадтских мятежников» под Архангельском…

Через год после кровавых событий в Кронштадте развернёт кипучую деятельность так называемая эвакуационная комиссия. В задачу данной комиссии входило не только массовое выселение жителей острова, но и своего рода «фильтрация» их на «жителей» и «кронмятежников». Не удивительно, что из зарегистрированных 2 756 человек последних (вместе с членами их семей) оказалось 2 048 – две трети! Этим «третям» также суждено будет пополнить нары специального концлагеря для «кронмятежников».

* * *

И всё же многие моряки ушли в Финляндию. Отход прикрывали специальные группы, набранные по жеребьёвке. В результате, к соседям добрели почти восемь тысяч человек.

Голодных и обмороженных (часть людей проделала весь двадцатикилометровый путь в одних заледенелых обмотках!), поначалу беженцев распределили в бараках за колючей проволокой в Туркинсаари, в строгой изоляции от местного населения (власти боялись эпидемии). На их счастье, у моряков нашёлся добрый попечитель – американский Красный Крест. В день каждому «кронштадтцу» выдавали 700 грамм хлеба, 13 грамм топлёного масла, жидкий суп, бобы и даже какао. Русские эмигранты помогали одеждой и обувью. Тем и выжили.