Текст книги "Долг – Отечеству, честь – никому…"

«Классика жанра», как сказал бы нынешний сыскарь, о котором шла речь в самом начале повествования. Но в моём рассказе, если помните, было ещё одно: не всё, хорошо начавшись, так же и заканчивается…

Василия Бабушкина при большом стечении народа торжественно похоронили на сельском кладбище в Вятских Полянах. Через день после вскрытия…

* * *

Наступил момент, наконец, сбросить маску. Так кто же он, этот таинственный «Леонид»? Теперь можем назвать его подлинное имя.

Из материалов уголовного дела:

«Протокол допроса от 17 октября 1924 года:

1) Фамилия: Орлов

2) Имя отчество: Анатолий Никитич

3) Возраст: 17 лет рожд. 1906 г.

4) Национальность: русский

5) Происхождение: Чувобласти, Цивильского у., Шибылгинской вол., д. Сормы[157]157
  Ныне – Цивильский район Чувашской Республики, близ Канаша.


[Закрыть]

6) Местожительство: определен. места жительства не имеет

7) Род занятий: без определ. зан.

8) Семейное положение: холост

9) Имущественное положение: неимущий

10) Партийность: беспартийный

11) Образование: 2-й ступени…

12) Политическое убеждение: –

13) …не судим

Показание по существу дела:

У гр-на Поддубного я находился 4 месяца, помогал при его гастролях, ездил с ним. В понедельник 13 октября он поехал домой, Поддубный взял с собой меня… […] …Поддубный вынул наган и сказал, что сейчас со мной расправится. Но наган у него из рук выпал на стол, я его взял в руки и, нажав курок, выстрелил. Потом выстрелил ещё раз. Поддубный сидел против жены. Как я стрелял не помню, был сильно пьян. После убийства я испугался и упал. Пролежав несколько времени, я… встав, увидел, что Поддубный и его жена убиты. Я вижу дело неладно – взял наган, надел плащ и вышел. Деньги мои были в кармане, в плаще. У Поддубного я денег не брал. На столе лежала книга, под книгой пачка неизвестно мне чего, завёрнутая в носовой платок. Что там было я не знал до задержания. Виновным в убийстве Поддубного и его жены себя признаю. Более показать ничего не могу. Показание мне прочитано. В правильности какового подписуюсь.

Орлов [подпись]

УчСАТООГПУ В-Поляны Банах [подпись]»²².

Итак, с кровавым призраком покончено. Персонаж под маской разгадан. «Леонид» – сценический псевдоним; возможно, невинное прозвище. На первый план выходит вполне реальное лицо: Анатолий Никитич Орлов, 1906 года рождения. Человек, задержанный с наганом и патронами к нему, а также документами, принадлежавшими убитому менее суток назад В. Ф. Бабушкину. При нём также нашли деньги, часть из которых – в серебряных монетах. И ещё… три стреляных гильзы в барабане нагана.

Запомним всё это. А если забудем – останется квитанция:

«КВИТАНЦИЯ № 29

1924 года октября 17 дня

ДТООГПУ ст. Казань Московско-Казанской железной дороги принял… отобранные у гражданина Орлова Анатолия Никитича со ст. В-Поляны денег на сумму 187 руб. Сто восемьдесят семь рублей.

Разных вещей (подробная опись):

1) Револьвер «Наган» № 24038, 4 боевых патрона и 3 стреляных гильзы к нему.

2) Два ключа от жел. дор. вагонов, соединенных вместе.

3) Разные документы 53 листа и часть рванья – большинство на имя Поддубного.

4) Старые медные монеты достоинством 1 коп. 2 шт. и достоинством 2 коп. 1 шт.

Цыганов [подпись]»²³.

4 ноября 1924 года народным следователем 3-го участка Малмыжского уезда заведено уголовное дело № 149 по обвинению Орлова А. Н. по п. «а» ст. 142 Уголовного кодекса РСФСР 1922 года. Одновременно с этим следователь шлёт в Казань отношение:

Казанскому Центрдомзаключения

«Содержащегося под стражей Орлова Анатолия Никитича с получением сего прошу немедленно препроводить под усиленным конвоем в Малмыжский дом заключения, где и числить его содержание за мной. Об исполнении прошу сообщить мне.

Нарследователь 3 уч. Малмыжского уезда Лалетин[подпись]

Делопроизводитель Злобина [подпись]

6/XI-24 г.»²⁴.

Согласно телеграмме Вятскополянского начальника милиции Кряжева (№ 104 от 17 октября 1924 года), 9 ноября Орлова из Казанского Центрдомзака под конвоем отправляют поездом к месту совершения им преступления – в село Вятские Поляны.

Однако по прибытии на станцию Вятские Поляны произошла какая-то нестыковка, и к поезду не вышел конвой. В итоге Орлова везут дальше, до Сарапула, откуда его вернут только через несколько дней. С 13 по 19 ноября с ним проводятся следственные мероприятия в Вятских Полянах. С 20 ноября 1924 года вплоть до вынесения приговора (июнь 1925 года) Орлов будет находиться в Малмыжском домзаке.

На этом, пожалуй, основные оперативно-розыскные мероприятия для тов. Кряжева и иже с ним, по сути, заканчиваются. Честь им и хвала! Как и старшему агенту ОГПУ Банаху, без которого, кто знает, убийца, возможно, навсегда бы остался таинственно-неуловимым «Леонидом»…

* * *

Ещё до появления в Вятских Полянах подозреваемого в убийстве там работает малмыжский следователь. И первым делом он вместе с местным судмедэкспертом проводит осмотр потерпевшей в результате неудачного покушения.

Из материалов уголовного дела:

«Протокол осмотра:

1924 года ноября 6 дня нарследователь 3 уч. Малмыжского уезда в порядке ст. ст. 189 и 192 УПК совместно с врачом Вятско-Полянской больницы произвели осмотр телесного повреждения гр. Бабушкиной Екатерины Петровны, при чём оказалось следующее:

У Бабушкиной входное отверстие имеется на левой щеке ниже средины скуловой кости на 2 пальца, круглой формы, около ¾ сан. в диаметре. На лице крапинки от пороха, вокруг и ниже раны припухлость. Выходное отверстие на затылке, под затылочным бугром на три пальца ниже. Выходное отверстие имеет щелевидную форму, к настоящему времени уже закрывающееся. Ослабление слуха с левой стороны. На левой руке на ладони в области мякоти мизинца спереди и сзади имеется по круглому рубцу розового цвета. Левое предплечье опухло.

Нарследователь [подпись]

Врач [подпись]

Понятые [подписи]»²⁵.

Данная процедура очень важна. Убийство человека – это одно; а вот двух и более – совсем другое. Для суда важно всё. Выстрелить можно и в запале, не справившись с нервами; зато наличие нескольких трупов, как правило, редко подтверждает аффект – хотя бы потому, что первый же выстрел быстро отрезвляет. Значит, и наказание последует соответственно содеянному. Даже если жертва осталась жива, необходимо определить степень вреда, нанесённого человеку. И это тоже немаловажный аргумент, свидетельствующий порой о многом. Если, скажем, пуля прошла по касательной где-то в руке-ноге, можно предполагать, что злоумышленник целенаправленно промазал (и убийца об этом обязательно заявит на суде: хотел, мол, просто припугнуть, но слегка промахнулся); а вот если стрелял в голову, да ещё и попал – тогда вырисовывается совсем другая картина: хладнокровно убивал, но не вышло. И суд просто обязан это учесть!

Орлов стрелял Бабушкиной в голову. Нажимая на курок, он убивал. Хладнокровно, с поистине циничной жестокостью. Если не сказать больше – с ненавистью. Стрелял прямо в лицо, в упор (и пороховые крапинки вокруг раны подтверждали это), не оставив женщине и шанса на выживание. Он даже не стал дублировать выстрел, как это сделал с «Поддубным». И без того было ясно – убил, что называется, наповал.

И всё же убийца промахнулся. В медицине такое называется казуистикой (от лат. casus – случай). В данном контексте казус – не совсем обычный, представляющий научный и практический интерес случай ввиду его редкости и необычности. По сути, это некая нелепость со счастливым концом. Такое в медицинской практике бывает: гвоздь в голове, нож в сердце или пуля навылет через черепную коробку – всё это ещё не означает мгновенную смерть. Иногда способна убить и заноза под ногтем, а пуля – лишь испугать. Таких обычно всю оставшуюся жизнь называют «везунчиками».

Екатерина Петровна Бабушкина оказалась из этой редкой когорты людей. Револьверная пуля, искромсав лицевой череп, вышла через шею, пройдя в считанных миллиметрах от ствола мозга. Как результат – «ослабление слуха с левой стороны». Это и есть медицинская казуистика. А если проще – повезло…

Тем временем 14 ноября в Вятских Полянах Орлова в камере допрашивает следователь. Это был первый допрос, закончившийся после признания в убийстве постановлением о привлечении того к уголовной ответственности в качестве обвиняемого.

Из материалов уголовного дела:

«ПРОТОКОЛ

1924 года ноября 14 дня Народный следователь 3 уч. Малмыжского уезда допрашивал в камере в В-Полянах нижепоименнованного в качестве обвиняемого с соблюдением ст. ст. 135–139 У. П. К. и допрашиваемый показал:

Орлов Анатолий Никитич, 15 лет, из крестьян Чувашской автономной области, Цивильского уезда, Шибылгинской вол., дер. Дальний Сормо, беспартийный, образование низшее, родных «дома не имею», чуваш, не судился.

В ночь на 17 октября с/г в дер. Заструги Вятско-Полянской вол. гр. Бабушкина Василия Фёдоровича (Поддубного) в его доме убил действительно я двумя выстрелами из револьвера и сделал один выстрел в его жену. Последняя убита или осталась жива, я не знаю. Убив Бабушкина, я взял его документы, револьвер, из которого производил выстрелы, и деньги, которые находились у меня на хранении, сел на поезд на разъезде Сосновка и направился по направлению в Казань. По пути был задержан. Я имел ввиду в Казани заявить милиции о содеянном. Убил Бабушкина и выстрелил в его жену по какой причине сказать не могу. С Бабушкиным я гастролировал около 4 месяцев по разным деревням. Был я с ним в городах Казани, Алатыре, Свияжске и Цивильске. В последнем я и познакомился с ним. До знакомства с Бабушкиным я был без определённых занятий и места жительства. Отца и матери я не знаю. Родных никого не имею. Из деревни я ушёл годов 8. Родился в 1909 году в дер. Дальний Сормо, Шибылгинской вол. Никого из граждан этой деревни я не знаю, и меня также никто не знает. Удостоверение личности № 2010 принадлежит мне. В заговоре в убийстве Бабушкина со мной никто не был. О том, сколько времени я был вместе с ним и где именно, подтвердить никто не может. Больше показать ничего не могу. Протокол прочитан в чём и расписался. Орлов Анатолий.

Нарследователь [подпись]»²⁶.

Если сравнить этот допрос с первым, проведённый агентом Банахом при задержании, поражают кое-какие, мягко говоря, нестыковки. Во-первых, возраст обвиняемого. За каких-то полмесяца он «помолодел» аж на три года (и в этот раз, надо думать, его никто не «спаивал»). В удостоверении личности № 2010, изъятом у Орлова, дата рождения – 1906-й; следователю же он заявил, что с 1909-го. С чего бы?

Во-вторых, про изъятые у него денежные средства в этот раз обвиняемый говорит не как о своих личных (именно так он заявил во время обыска при задержании), а «которые находились у меня на хранении». Выходит, деньги всё-таки принадлежали убитому Бабушкину?

В-третьих, обвиняемому уже хорошо известно, что супруга Бабушкина жива. (И у кого это хватило ума рассказать про жену?) Такая информация давала возможность убийце в показаниях маневрировать.

И в-четвёртых, убийца, оказывается, ехал с места преступления в Казань, чтобы… заявить о произошедшем в милицию. Молодец, вполне сознательный гражданин Страны Советов. Только почему-то задержали его за Казанью.

Какой из всего этого можно сделать вывод? Очень даже однозначный: несмотря на молодой возраст (скажем так – от 15 до 17 лет) преступник не так прост, как можно было подумать при первом знакомстве с его анкетными данными. Расхождения же в показаниях не оставляют сомнений в его изворотливости. И это тоже отметим.

На эти «нестыковки» обратил внимание и нарследователь, отправивший в адрес Областного Суда Чувашской Республики отношение (№ 1114 от 6 ноября 1924 г.) об установлении происхождения, года рождения, рода занятий и прежней судимости гр. Орлова, проживавшего до совершения преступления на ст. Канаш. В итоге, в деле появляется некая «выпись» (исх. № 686 от мая 1925 г.) из книги Шихазановского ЗАГСа Цивильского уезда А. Ч. С. С. Р. Согласно ей, Орлов Анатолий Никитич родился 17 ноября 1907 года; его родители: отец – Орлов Никита Сазонович, мать – Орлова Мария Ивановна; род их занятий – крестьянство и кровельно-малярное ремесло. В их собственности два дома.

А теперь познакомимся с Орловым поближе, как бы изнутри. Нам такое знакомство тоже пригодится.

Из материалов уголовного дела:

«Протокол допроса свидетелей:

1925 г. февраля 14 дня на ст. Канаш ст. следователь Облсуда, в порядке 163–168 ст. У. П. К., допрашивал нижепоименованных в качестве свидетелей, согласно отдельного требования нарследования 3 уч. Малмыжского уезда от 6 ноября 1924 г. за № 1114, и они показали:

Александр Николаевич Юдин, 29 лет, заведующий канашским столом угрозыска, где и живу. Орлова Анатолия Никитича я знаю со времени на службе на ст. Канаш, т. е. с мая месяца 1924 г. Родители его занимаются торговлей при станции, а он работал по малярному и кровельному делу. Ни в чём предосудительном замечен по моей службе не был, и не значится в угрозыске судившимся. Относительно его знакомства с Поддубным ничего не знаю и по делу убийства его мне ничего не известно. Более показать ничего не имею.

Ст. следователь Зубков [подпись].

Никита Сазонович Орлов, 52 лет, гр-н дер. Дальние Сормы, Шибылгинской вол, Цивильского уезда, я живу на ст. Канаш, где занимаюсь малярной и кровельной работой и торговлей своими изделиями, грамотный, не судился, женат, детей 7 человек в возрасте от 1½ до 19 л., беспартийный. Анатолий Орлов мой родной сын. Где он рожден не помню, но время рождения его знаю – февраль месяц 1906 или 1907 года. […]

…Из Свияжска, как выяснилось позже, они выехали на родину к Поддубному в Вятские Поляны. О намерении ехать туда Анатолий говорил мне, когда был дома, но я категорически запретил ему. После от приезжавшего зачем-то в Канаш какого-то гр-на, имени и фамилии его не знаю, я случайно узнал, что Анатолий убил Поддубного. Оружия при нём я никогда не видел…

Проч. Орлов [подпись]

Ст. следователь Зубков [подпись]»²⁷.

Итак, вырисовывается нечто интересное. Оказывается, обвиняемый не такой уж «безродный» – имеет отца и мать, братьев и сестёр. Мало того, выясняется, что никакой он не беспризорник, ушедший из дома с незапамятных времён, как в этом уверял следователя. Орлов проживал там же, где и его родители, в Канаше; да и занимался тем же, чем отец – кровельно-малярным делом. Судя по показаниям отца, с сыном он общался, и тот никаким изгоем вовсе не был. И ещё: на момент совершения преступления Орлову… 16 лет.

* * *

Где-то в начале зимы из местной больницы выписали Екатерину Петровну Бабушкину, вдову убитого Василия Фёдоровича. Жаловалась на общую слабость, головные боли, ослабление слуха с левой стороны. Можно только догадываться, как тяжело этой женщине было возвращаться в дом, где не так давно произошла поистине чудовищная трагедия.

Может, сама или по чьей-то подсказке, на имя судебного следователя, в ведении которого находилось дело «об убийстве с корыстной целью», написала заявление:

«В. Поляны

Судебному следователю

Гр-ки деревни Заструги

В. Полянской волости

Бабушкиной Екатерины Петровны

ЗАЯВЛЕНИЕ

Покорнейше прошу судебного следователя возвратить мне деньги, отобранные у убийцы, у какова нашлись. Деньги были моего покойного мужа Василья Федоровича Бабушкина (Поддубнова), так как моё здоровье очень слабое, едва хожу, работать нельзя, не позволяет моя рана. Даже одеться сама не могу без посторонней помощи, и на мои нужды негде взять. Покорнейше прошу возвратить, сколько нашлось у убийцы. Результат прошу сообщить через Сосновский райсельсовет. К сему подписуюсь.

Екатерина Петровна Бабушкина.

1924 года 10 декабря»²⁸.

Впереди эту женщину ждала безрадостная участь…

Из рассказа Антонины Михайловны Бабушкиной:

«Василия хоронили всей деревней. Жена его вскоре оклемалась, но, насколько знаю, вторично замуж уже не выходила. Так и осталась бездетной. А потом началось уж совсем непонятное: вдову «раскулачили», отобрав у неё большой дом, в котором устроили начальную школу, где, кстати, училась и я».

Внучатая племянница Василия Бабушкина Валентина Маркеловна Шутова: «В 1926 году Екатерина уехала из Заструг, вышла замуж. А в их доме долгое время была местная начальная школа. Уже после смерти Сталина, при Маленкове, Екатерина Петровна ездила в Москву, добивалась прав и жилья. Сам-то Маленков её, конечно, не принял, но всё равно – не отказали, кто-то с ней всё-таки встретился. Спросили, что бы вы хотели – казённую квартиру или свой дом? Свой дом, ответила. Поезжайте, говорят, обратно домой. Приедете – обратитесь в местный горсовет, вам помогут. И правда помогли – выделили ей в Сосновке дом. Не ахти какой, но свой. Очень уж бедно жила-то, одна ведь. Умерла в шестьдесят втором»…

Антонина Михайловна Бабушкина: «…Печальная история и с самим домом: позже, раскатав его по брёвнышку, отвезли в соседнюю Сосновку. Там собирались создать музей Бабушкина. Не успели, в стране всё изменилось, началась «перестройка». Дом этот перекупил предприимчивый житель Сосновки, теперь стоит там. Частный дом, отремонтированный…»

Вдовья доля – та же неволя…

* * *

Тем временем судебная машина набирала обороты. Суд над убийцей должен был состояться в конце июня 1925 года, в уездном Малмыже. Свидетелями из деревни были приглашены сама Екатерина Петровна и Бабушкина Матрёна Григорьевна (сноха родного брата убитого, к которой приползла после покушения жена Бабушкина). Кроме того, из соседней Сосновки был вызван дежурный стрелочник (в прямом смысле) – некто Докучаев Иван Евдокимович; а из родственников подсудимого – его родной дядя, Орлов Степан Сазонович.

Председательствовал судья И. С. Чернядьев. Из Казани прибыл адвокат – член коллегии при Главсуде Татарской Республики некто Ушаков.

Лидия Арсентьевна Решетникова: «…Наших в Малмыж много поехало. Дело-то ведь громкое, все знали и любили дядю Васю. А убийца-то, шептались, малолетка, лет пятнадцати. Боялись – а вдруг сбежит и снова в деревне объявится?..»

Из ОБВИНИТЕЛЬНОГО ЗАКЛЮЧЕНИЯ:

«По делу о гражданине ОРЛОВЕ Анатолии Никитиче, обвиняемого по п. «а» ст. 142 Уголовного Кодекса.

В ночь с 16-го на 17 Октября 1924 года, в дер. Застругах, Вятско-Полянской волости, гр. ОРЛОВЫМ Анатолием двумя выстрелами из револьвера «НАГАН» было совершено убийство гражданина указанной деревни, Василия Фёдоровича БАБУШКИНА, известного борца и атлета, гастролировавшего под псевдонимом «Поддубного», и одновременно сделано было покушение на убийство жены Бабушкина, Екатерины Петровны БАБУШКИНОЙ. Обстоятельства, предшествовавшие этому событию по добытым данным Милицией и предварительным следствием таковы: Бабушкин, гастролируя осенью 1924 года в пределах Чувашской области Цивильского уезда, познакомился с Орловым Анатолием, который после этого знакомства совместно с Бабушкиным и ездил с ним в качестве его помощника по разным местечкам и городам, участвуя в гастролях, так в течении нескольких месяцев они побывали в Алатыре, Свияжске и других городах, а в октябре месяце, за несколько дней до убийства, прибыли на родину Бабушкина в дер. Заструги, где проживала в своем доме жена Бабушкина… […] …Под утро Бабушкин проснулся и был Орловым уведен домой. Дома Бабушкин стал от Орлова требовать ключи, от запертых двух корзин, привезенных им с собой, ключи находились на хранении у Орлова, но последний заявил, что их потерял. Заставив его искать эти ключи, а когда ключи Орловым найдены не были, то Бабушкин потребовал от Орлова сломать замок у корзины, но Орлов вместо исполнения этого поручения произвел в Бабушкина 2 выстрела из «Нагана», убив его на месте, и, кроме того, выстрелом из того же Нагана тяжело ранил его жену Екатерину Петровну… […] …Убив БАБУШКИНА Орлов прибыл на разъезд Сосновка, где, дождав вскоре пришедшего поезда, сел в него и отправился в Казань, но благодаря принятым мерам к его розыску, был на ст. Юдино задержан и арестован агентом ГПУ… […]…Убийство Бабушкина, совершенное при описанных обстоятельствах, является убийством с корыстными целями – с целью овладеть деньгами Бабушкина, которые после убийства были Орловым взяты в количестве 186 р. 54 коп. и отобраны у него совместно с документами Бабушкина-Поддубного. Самый же факт совершенного Орловым преступления вполне подтверждается как показанием жены убитого, очевидцем этого события, так и найденными у Орлова предметами при его аресте: револьвером с 3-мя пустыми гильзами свежих выстрелов, деньгами и документами на имя Поддубного-Бабушкина. Привлеченный к следствию в качестве обвиняемого по п. 142 п. «а» УК Орлов Анатолий виновным себя в предъявленном ему обвинении признал, а также признал виновным и в покушении на убийство жены Бабушкина. На основании изложенного и ст. 26 и 229 ч. 2 УПК.

ПОЛАГАЛ БЫ: гр. Чувашской Автономной области Цивильского уезда, Шибылгинской волости, дер. Дальние Сормы, Орлова Анатолия Никитича, 18 лет, грамотного, холостого, беспартийного, ранее не судившегося, до совершения преступления находившегося на иждивении отца собственника и торговца, – предать Суду Вятского Губернского Суда по обвинению его в том, что он, являясь помощником при работе известного борца-силача, гастролера Бабушкина-Поддубного Василия Фёдоровича, в ночь с 16-го на 17-е октября 1924 года в доме его в дер. Застругах с корыстной целью овладеть деньгами последнего умышленно 2 выстрелами из револьвера наган лишил жизни БАБУШКИНА-Поддубного и в то же время третьим выстрелом покушался на убийство его жены – Екатерины Петровны Бабушкиной, но причинил таковой тяжкое телесное повреждение, т. е. в преступлении, предусмотренном 142 ст. п. «а» УК. Обвиняемый ОРЛОВ находится под стражей с 17-го октября 1924 года. Вещественным по делу доказательством является револьверная пуля, «Наган» № 24038 с 4 боевыми патронами и 3 гильзами, два ключа, соединённых вместе, от железных вагонов, документы на 53 листах и часть рваных на имя Бабушкина, перочинный нож, с одним пером, кусок синего камня и набумажник, находятся на хранении при камере Нарследа 3-го участка Малмыжского уезда (л. д. 44 и 61), деньги же в сумме 185 рублей 44 коп., принадлежащих убитому Бабушкину, сданы в Отделение В. Полянского Госбанка на текущий счет Нарследу 3-го участка.

Пом. Прокурора по 7-му уч. (подпись)

Составлено 4-го марта 1925 года в гор. Малмыже»²⁹.

Валентина Маркеловна Шутова:

«…Рассказывали, когда его, убийцу-то, вели в зал судебного заседания, он глазами по залу прошёлся и, увидав среди присутствующих Екатерину Петровну, в которую стрелял в ту ночь, аж с лица спал. Никак не мог поверить, что та осталась жива… Напуганы все были, боялись, чтоб не сбежал…»

Во время судебного заседания при опросе свидетелей выяснились кое-какие детали. Так, вдова погибшего заявила, что у мужа денег было тысячи полторы, с деньгами он был осторожен; а вот револьвера якобы не имел. По всей видимости, супругу погибший в свои финансовые дела не посвящал: «…Я видела у мужа платок с деньгами. Кому он попал в руки, я не знаю». Свидетель Орлов (дядя подсудимого) подтвердил, что его брат (отец подсудимого) «имеет небольшую торговлю», а его сын (Орлов Анатолий) «жил при отце, вёл себя хорошо, не пьянствовал, ни в каких плохих поступках замечен не был».

Имелась ещё одна существенная «закавыка», которая так и не была озвучена в стенах суда. Должна была быть озвучена, но по какой-то причине (то ли умышленно, то ли по чьей-то ошибке) просто-напросто оказалась «забытой». Речь… о побеге. Да-да, о самом настоящем.

Произошло это 9 июня, незадолго до суда. Именно тогда Орлов сбежал из-под стражи. А теперь внимание: 20-го он вернулся в камеру. Сам. Где был и чем занимался полторы недели на воле – стоит только догадываться и строить версии-ребусы. Но один вывод напрашивается сам собой: побег был устроен в самое подходящее для этого время. Хотя бы потому, что убийце уже объявили дату судебного заседания (26 июня); убегая, тот знал, к какому сроку следует возвратиться (если, конечно, думал возвращаться). Кроме того, раз уголовное дело передали в суд, следователям в случае возвращения Орлова в изолятор (домзак) не было никакого резона заводить новую бодягу, связанную с побегом: никчемное бумагомарательство. Убежал-прибежал – и забыли! К чему лишняя волокита? А ведь это могло повлиять на приговор…

Из Приговора выездной коллегии Вятского Губернского Суда по Уголовно-Судебному Отделению в открытом заседании в г. Малмыже от 26 июня 1925 года:

«…[Суд] Приговорил:

Орлова Анатолия Никитича на основании п. «а» ст. 142 УК лишить свободы на восемь лет со строгой изоляцией без поражения всех предусмотренных 40 ст. УК прав. Но в силу ст. 18 «б» наложенное наказание снизить на одну треть, т. е… пять лет и четыре месяца… На основании ст. 31 УК зачесть предварительное до суда заключение с 17 октября 1924 г. по 9 июня 1925 г. и с 20 июня по 26 июня 1925 г., т. е. семь месяцев и двадцать семь дней. Но принимая во внимание его чистосердечное раскаяние перед судом и обещание впредь более не позволять, суд на основании 28 ст. УК постановил указанный срок… снизить до трёх лет. Меру пресечения до вступления приговора в законную силу оставить прежнюю, т. е. содержание под стражей при Малмыжском домзаке… Вещественные доказательства револьвер Наган за № 24038 и к нему 4 боевых патрона и 3 стреляных гильзы конфисковать и сдать в Малмыжский уездвоенкомат, два ключа от вагона… уничтожить. Разные документы 53 листа и часть рваных, большинство на имя Поддубного, старые медные монеты достоинством 1 коп. 2 шт. и достоинством 2 коп. 6 шт. и денег в сумме сто восемьдесят семь рублей (187 руб.) выдать на руки потерпевшей Бабушкиной Екатерине Петровне…»³⁰.

Немая сцена для родственников. Три года за три пули – по году за каждую. Даже сегодня потомки Бабушкина, пусть и не зло, но стоят на своём: «Говорят, судья был подкуплен». А потом как-то смиренно добавляют: «Да что уж теперь, есть ведь и другой суд – Высший…»

И понять их можно. В царское время, к слову, в соответствии с п. 4. ст. 1453 «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных», за подобное («когда убийство учинено для ограбления убитого или для получения наследства, или вообще для завладения какой-либо собственностью его или другого лица»), гр-н Орлов прямиком бы отправился на сахалинскую каторгу лет этак на пятнадцать. Да плюс срок за побег. Набежало бы все двадцать. В свои-то шестнадцать лет. Вот такой он был, царизм: не поощряли при Государе-батюшке, чтоб людям в головы стреляли.

Другое дело – в Стране Советов. Иная страна – иные законы. По чьей вине, спрашивается, было пролито столько крови в первые послереволюционные годы? Оказывается, всё объяснимо: виною беззакония было как раз… отсутствие полноценных законов. Ведь первый Уголовный кодекс РСФСР увидел свет не в восемнадцатом, не девятнадцатом годах – и даже не в двадцатом! Он появится лишь в июне 1922 года – почти через пять лет после Октябрьского переворота.

Уголовный кодекс РСФСР от 1 июня 1922 года был особенным. Он должен был отражать чаяния страны победившей диктатуры пролетариата. В нём закреплялся классовый характер — то была Фемида по-советски. Именно поэтому преступлением признавалось «всякое общественно опасное действие или бездействие, угрожающее основам советского строя и правопорядку, установленному рабоче-крестьянской властью на переходный к коммунистическому строю период времени».

Вот от этого и плясало большевистское правосудие. Максимальный срок лишения свободы устанавливался в десять лет. Минимальный возраст уголовной ответственности – с 14 лет; наказание несовершеннолетних в возрасте от 14 до 16 лет судом смягчалось наполовину; от 16 до 18 – на одну треть против высшего размера санкции, установленной соответствующими статьями УК. Причём несовершеннолетние могли и вовсе избежать наказания, отделавшись мерами медико-педагогического воздействия (вспомним колонии Макаренко). Всё просто: эти малолетние преступники являлись не кем иным, как «будущими строителями коммунизма». Теми, кому предстояло строить новую жизнь.

В 1924 году, как известно, была принята общесоюзная Конституция и первый общесоюзный Закон – «Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик». Отныне (вплоть до 1934 года) термин «наказание» был заменён на новый – «мера социальной защиты». Смертная казнь в виде расстрела (высшая мера социальной защиты) не рассматривалась как наказание – то была кара. Статья 13 Основных начал подчёркивала временный и исключительный характер смертной казни: «Временно в качестве высшей меры социальной защиты, впредь до полной ее отмены Центральным Исполнительным Комитетом Союза ССР, для борьбы с наиболее тяжкими видами преступления, угрожающими основам Советской власти и Советского строя, допускается расстрел». Причём это касалось лишь тех дел, которые находились в производстве революционных трибуналов.

Тем не менее «высшая мера социальной защиты» применялась широко – за любой вид «контрреволюции». Контрреволюционным же признавалось «всякое действие, направленное на свержение завоеванной пролетарской революцией власти рабоче-крестьянских Советов…» Из всего этого следовало, что к наказанию Советская власть подходила исключительно из соображений лояльности к этой самой власти.

Собрал сельчан на митинг, крикнул в адрес большевистских Советов: «Доколе?!» – получай: высшая мера наказания с конфискацией всего имущества. Пригрел у себя знакомого, оказавшегося «из бывших», а то и вовсе жандармом, – высшая мера. Стрельнул в того же председателя сельсовета тов. Тюрина, пусть и не в голову – так, над ухом, чтоб, скажем, попугать, – «вышак»! Иное дело, если в какого-нибудь «нэпмана» – Бабушкина там, или Поддубного, – не суть важно, – такому можно и в голову, подумаешь царский герой и весь в «георгиях»! А что он сделал для Страны Советов?..

И всё же вернёмся к приговору. Тем более что мы забежали вперёд, ибо «Основные начала уголовного законодательства» были утверждены Постановлением Президиума ЦИК СССР лишь 31 октября 1924 года, то есть уже после известных событий.

Итак, ст. 142 УК РСФСР от 1922 года гласит: «Умышленное убийство карается лишением свободы на срок не ниже восьми лет со строгой изоляцией, при условии его совершения из корысти».

Орлов убил Бабушкина, когда ему ещё не исполнилось семнадцати. Согласно ст. 18 «б» нового УК РСФСР, наказание несовершеннолетнему (от 16 до 18 лет) суд смягчил на одну треть против высшего предела санкции. Из оставшихся 5 лет и четырёх месяцев (треть от восьми) вычли семь месяцев и двадцать семь дней, которые преступник отбыл в изоляции во время дознания и следствия. А потом и тот остаток суд сократил ещё до трёх лет. Именно это и вызвало кривотолки.