Текст книги "Долг – Отечеству, честь – никому…"

Но даже такой подход к наказанию преступника, хладнокровно расстрелявшего двух человек (вторая жертва осталась в живых по случайному стечению обстоятельств) вполне объясним с точки зрения норм права большевистской Фемиды в первые годы существования Страны Советов. В первом советском Уголовном кодексе РСФСР имелась особая брешь, этакая «ниша для правосудия», точно отражавшая известную русскую поговорку «закон – что дышло: куда повернёшь – туда и вышло». Это статья 28. Вчитаемся: «В том случае, когда по исключительным обстоятельствам дела суд приходит к убеждению в необходимости определить меру наказания ниже низшего предела наказания, указанного в соответствующей данному преступлению статье Уголовного Кодекса, или перейти к другому, менee тяжкому роду наказания, в этой статье не обозначенному, суд может допустить такое отступление, не иначе, однако, как точно изложив в приговоре мотивы, его к тому вынудившие».

Дышло. Этакая большевистская оглобля для неугодных и спасение для «лояльных». Поэтому представителей Губернского суда вряд ли кто подкупал. Всё было в соответствии с нормами права советского государства. Тем более что в распоряжении суда оказалось некое «покаянное заявление» убийцы, написанное им на имя следователя ещё за полгода до судебного заседания. Уж оно-то точно не оставило судей равнодушными. Почитайте. Кто знает, может, проймёт и вас…

Из заявления Орлова на имя прокурора 7-го участка, г. Малмыж[158]158
  Стиль, орфография и пунктуация сохранены в соответствии с оригиналом.


[Закрыть]:

«…Родился в 1909 года мне отроду Пятнадцать лет я хотел Поступить в Р.Г.К.С.М. но я слишком молот я еслибы Был в годах то я бы Был Комсомолцем но меня Комитет не принимает потому я не соввершений летний а потому я прошу вашего разрешения меня принять в Краснаю армию Добровольцем Прошу вашего Разрешения Простите меня юноша я будущей ленину если мне будут года Для искупления моей вины я прошу вас принять меня возможности в Красною Армию С.С.С.Р. Я всегда готов за власть отдат что могу и чем могу всегда в любую минуту я душу отдам… я лучше буду нищем но гробить непойду, или пойду в ряды Красной армии, мне лекше будет обратине внимание юноша Передовой защитник власти…»³¹

Вот так. Как выясняется, убийца – преданный «ленинец», да и вообще, «передовой защитник власти»… Вне всякого сомнения, члены Губернского Суда впечатлились. Возможно, кое-кто даже пролил слезу. Отсюда и судебная формулировка в приговоре: «принимая во внимание его чистосердечное раскаяние перед судом и обещание впредь более не позволять». А если б, значит, не обещал «более не позволять», тогда – другое дело. Жаль, никто не спросил мнения по этому поводу тов. Кряжева или того же чекиста Банаха. Представляю, что бы они на это сказали. И ничуть не сомневаюсь, обязательно бы указали, в какое место это обещание отослать…

Не удивлюсь, что кого-то «покаяние», что называется, задело. Однако уверен, немало и тех, кому три стреляные гильзы от нагана за номером «24038» запали в душу гораздо сильней. И, подозреваю, этот номер им уже никогда не забыть…

* * *

И всё же вопросы, связанные с объективностью суда, возникают сами собой. Они, что называется, на поверхности. Предлагаю остановиться хотя бы на двух.

Во-первых: почему Екатерина Петровна Бабушкина, вдова Василия Фёдоровича, из потерпевшей вдруг превратилась лишь в свидетеля?

Как-то уж так получилось, что подсудимый ответил только за убийство Бабушкина. А вот его вдова, Екатерина Петровна, действительно, фигурировала на заседании суда исключительно в качестве свидетеля. Будто в неё не стреляли, не было пули в голове, не лечилась в больнице… Странно, не правда ли? Само по себе покушение на убийство влечёт за собой суровое наказание. Ведь свидетель – это тот, кто был рядом, что-то видел или слышал. Свидетель и потерпевший – две разные категории участников уголовного процесса. Достаточно сказать, что первый привлекается к участию в суде с целью содействия интересам правосудия. Потерпевший же – лицо, в отношении которого совершается преступное посягательство; он является полноправным участником уголовного судопроизводства. По сути, свидетель – человек, имеющий к преступлению довольно отдалённое отношение; в то время как потерпевший – самое непосредственное.

Екатерину Петровну Бабушкину убивали вместе с мужем, жестоко и хладнокровно. Но по случайному стечению обстоятельств она выжила. Как ни странно, суд при вынесении приговора интересы потерпевшей (именно – потерпевшей!) не учёл и, «позабыв» об опасном для её жизни ранении, не дал этому никакой правовой оценки. (Впрочем, как и побегу Орлова из малмыжского домзака.) Складывается впечатление, что решение о выдаче потерпевшей изъятых у преступника денег и документов её мужа суд посчитал более чем достаточной «компенсацией» за причинённый вред.

В результате, на повестке дня имело место лишь убийство Василия Бабушкина, по поводу чего вдову и привлекли в качестве свидетеля. Не «замолчи» судьи некоторые важные детали из уголовного дела, и ни о каких послаблениях убийце при вынесении приговора не могло быть и речи.

Во-вторых: почему, несмотря на вердикт суда об убийстве с корыстной целью, имели место не вполне обоснованные смягчающие обстоятельства?

Статья 142 УК РСФСР от 1922 года – тяжкая: п. «а» – «умышленное убийство из корысти». Уже в самом определении звучит цель преступления – завладение чем-то, принадлежавшим другому лицу – тому, которого предварительно лишили жизни. Жертв оказалось двое. И душегуб стрелял в обоих; от того, что кто-то выжил, суть не меняется: преступник убивал с корыстной целью (если исходить из вердикта суда). Поэтому заявление Орлова о том, что ранил-де Бабушкину «по неосторожности», должно было вызвать среди судей разве что недоумение или, на худой конец, сомнение. Такое заявление – не более чем информация к размышлению.

Виновность по статье 142 «а» УК изначально исключала наличие смягчающих обстоятельств. (Помимо, конечно, малолетнего возраста.) Действительно, какая могла быть «неосторожность», какие оправдания, если убивал с намерением ограбить?.. Был пьян? Не хватало денег? Или не ведал, что творил?..

Вот он, момент истины! И тема для размышлений. Так ли уж бесстрастна оказалась Фемида в тот день? Что-то «забывалось», что-то явно замалчивалось; а ещё как-то странно трактовалось очевидное. Хотя бы тот факт, что пуля убийцы «нечаянно» угодила Екатерине Петровне Бабушкиной прямо в лицо…

Сказать по правде, в судебно-следственном деле об убийстве В. Бабушкина, на мой взгляд, не хватает ещё одного важного документа. Возможно, наличие его предопределило бы дальнейшую судьбу подсудимого. Мало того, ничуть не сомневаюсь, случись подобное в наши дни, среди материалов уголовного дела такой документ обязательно бы присутствовал, явившись бесценным источником информации.

С первого момента знакомства с преступником после задержания сотрудником ОГПУ и до вынесения приговора в стенах Малмыжского уездного суда возникает ощущение, что он, мягко говоря, несколько странен: постоянно путается в показаниях; говоря же о своём возрасте, никак не может определиться, сколько ему лет. Скорее всего, умышленно хотел выглядеть в глазах следствия и дознания «малолеткой». А что, если не так? Необщительный, малограмотный, склонный к бродяжничеству; спал, не раздеваясь, в одежде… Хладнокровно расстрелял в упор двоих людей, с особой жестокостью – в лицо… После совершения преступления преспокойно сел в поезд, где и заснул… Убежал из домзака, потом вернулся…

Вот и подошли к самому главному – к вопросу об адекватности поведения обвиняемого, а потом и подсудимого Орлова. И ответ на него мог бы дать документ с заключением судебно-психиатрической экспертизы. Неужели странности в поступках и противоречивость показаний преступника ни разу (ни в ходе предварительного расследования, ни при рассмотрении дела судом) не заставили усомниться в его вменяемости в момент совершения общественно-опасного деяния?

Невольно приходит мысль: а вдруг следователи и судьи всё поняли? И после этого – сжалились и призадумались? Например, над тем, что какая-нибудь «паранойя», вынесенная эскулапами, могла перечеркнуть жизнь раскаявшегося несовершеннолетнего, обещавшего «впредь не позволять» и, вообще, мечтавшего оказаться в рядах Красной армии? Не отсюда ли минимум от минимального (три года из восьми)? И не стало ли это выходом из ситуации, способным, по их мнению, разрубить «гордиев узел»? А уж там – как сложится…

Если, действительно, так – то не сложилось…

III

Дух некоторых законов смердит ещё долго после их смерти.

В. Гжегорчик

…Один уважаемый мною человек, Анатолий Фёдорович Кони, блестящий адвокат «царской чеканки» и просто умный человек, как-то сказал: «Начиная разматывать клубок, задумайся: а стоит ли это делать? Ведь в конце может оказаться не точка, а… многоточие».

Взявшись разобраться с «клубком», связанным с загадочным убийством легендарного вятского героя, я ничуть не сомневался, что дело окажется вполне заурядным и не таким запутанным, как представлялось вначале. Извечной причиной, усложняющей распутывание любого уголовного дела, является отсутствие пусть даже одного из признаков субъективной стороны преступления. В деле об убийстве Василия Бабушкина всю «картинку» смазывает не совсем понятный мотив — то есть внутреннее побуждение, вызвавшее в преступнике готовность совершить убийство. Действительно, что послужило причиной, подтолкнувшей Орлова нажать на спусковой крючок, причём – трижды?

Несмотря на то что с первых же шагов дознания и следствия сомнений это никаких не вызывало («из корысти»), за рамками уголовного дела, на мой взгляд, осталось много неясного. Именно поэтому мне хотелось бы изложить свои умозаключения по данному поводу. В конце концов, наша цель – докопаться до истины. А истина – как раз то, ради чего обычно и «разматывается клубок».

Начнём по порядку. Итак, зададимся вопросом: было ли это убийство с корыстной целью?

На первый взгляд, нет ничего, что заставило бы в этом усомниться. Но это только на первый взгляд. В судебно-следственном деле сохранился один весьма любопытный документ, который полностью разбивает версию убийства с целью «классического» грабежа.

РАСПИСКА

«1924 года октября 18 дня я, нижеподписавшаяся гр-ка села Сосновка Вятско-Полянской волости, Тюрина Парасковья Петровна дала настоящую расписку начмилиции Кряжеву в том, что два кольца золотые, снятые с трупа Бабушкина Василия Фёдоровича, по доверенности его жены, Екатерины Петровны, получила в присутствии гр-ки села Вятские Поляны Дуловой Анисьи Лазаревны. Неграмотная. Но по просьбе расписался гр-н села Вятские Поляны Сучков.

К сему подписуюсь, Сучков

[подпись]»³².

Хорош грабитель! Если бы преступник убивал с целью ограбить, то золотые кольца с кисти жертвы стали бы его первыми «трофеями» (если исходить из обвинения, Орлов расстреливал людей как раз с этим намерением). Логика убийцы-грабителя обычно проста: сначала убить, потом «раздеть» и уж затем обшарить место преступления (если оно произошло в доме или квартире жертвы). Не исключён и такой вариант: из-за того, что грабитель хорошо знал убитого и даже, если верить ему, был к тому привязан, он запросто мог побояться осуществить столь низменный поступок (хотя более «низменного», чем убийство, совершить уже было невозможно). Мог побрезговать, наконец, или просто не заметить. Хотя – нет, не мог. Орлов слишком долгое время провёл с Бабушкиным, чтобы «не заметить» на его руке золотые кольца. Это раз. А во-вторых, убивающий ради грабежа обычно не брезгует ничем – чистоплюев в таких делах не бывает.

Итак, первая «нестыковка». Причём – серьёзная.

Идём дальше. Вспомним некоторые «шероховатости», которые были замечены нами в ходе ознакомления с материалами уголовного дела. Как было доказано следствием, преступник родился в 1907 году, а не в 1909-м, о чём он постоянно твердил (хотя при задержании на руках у него оказалось некое временное удостоверение личности, где указывалось, что год рождения – 1906-й).

В своих показаниях Орлов постоянно твердил о том, что после совершения преступления якобы хотел тут же сообщить о произошедшем в органы милиции. Не сообщил. Как потом пояснил – заснул. Тоже оправдание. Двоих в голову наповал – и спать. Хотя следует заметить, что медицина подобное допускает; мало того, такая парадоксальная реакция даже имеет своё название – «запредельное торможение». Для примера – отсутствие бессонницы у солдат на переднем крае, в окопах, во время ведения боевых действий. Сон – лучший защитник сознания, просто-напросто не позволяющий сойти с ума.

Далее. «Расколотый» по горячим следам, преступник обнаруженные у него при обыске деньги называет «своими» («…Деньги мои были в кармане, в плаще. У Поддубного я денег не брал»). Насчёт орудия убийства Орлов заявил: «…Поддубный вынул наган и сказал, что сейчас со мной расправится. Но наган у него из рук выпал на стол, я его взял в руки и, нажав курок, выстрелил». А вот в своём заявлении на имя прокурора написал, что «вынул наган». «Взять в руки» и «вынуть», согласитесь, понятия абсолютно разные. И везде одно и то же: «мы пили», «я был сильно пьян», «если бы не был пьян, то не совершил бы»… Уже по этим штрихам вырисовывается довольно нелицеприятный облик преступника – он неискренен. И чтобы это понять, не нужно быть сыщиком уровня Пуаро. Ещё одна серьёзная «нестыковка».

Хорошо, представим себе, что все уловки преступника направлены на то, чтобы избежать сурового наказания (скорее всего, так оно и было). Да и не взял с убитого кольца – возможно, просто испугался (побрезговал, не заметил в суете, замутило от вида крови). На всё это можно было бы смело закрыть глаза, если бы не ряд обстоятельств.

Во-первых, говоря о предмете преступления, следует заметить, что с места преступления Орлов вынес не только денежные средства, но и кипу документов, «большинство на имя Поддубного». С чего бы вдруг? Расправился с хозяевами, шлёпнулся в обморок («…после убийства я испугался и упал»), потом очухался, забрал деньги, сунул в карман наган, а заодно и… полсотни листов документов. Почему бы, к слову, «грабителю», не теряя времени на какие-то бумажки, не перевернуть вверх дном сундуки, шкафы и прочие матрацы? Так нет же, деньги и наган в карман, документы под мышку – и наутёк. Странно всё как-то…

А во-вторых, убийце, по-видимому, было не до шкафов и матрацев. Потому как были дела поважнее. Например, найти… стреляные гильзы. Хотя – нет, их он не собирал. И даже не думал об этом! Наган удобен для злодеев своей примитивной простотой: после выстрела не нужно беспокоиться об оставленных на месте преступления гильзах. А всё потому, что стреляные гильзы не экстрагируются, оставаясь в барабане. Стрельнул три раза – три стреляных гильзы, одна к одной, все на месте. В барабане. Обычно вынимались оттуда специальным шомполом-экстрактором или попросту вытряхивались, правда, с трудом. Особенность изобретения бельгийцев – братьев Наган…

Так что поверим убийце, наверняка ненадолго упал в обморок. А уж потом револьвер, деньги, документы по карманам – и вспоминай как звали! И всё же какой-то особенный грабитель, не находите? Золотые кольца оставляет, а бумажки и документы на имя Бабушкина забирает. И это не совсем понятно. Пусть данное обстоятельство будет «нестыковкой» под номером три.

Хотите ещё один вопрос? Где те денежные средства, из-за которых поплатился жизнью Василий Бабушкин? Как там у классика: «Где деньги, Зин?..» Ах да, сто восемьдесят семь рублей, изъятых у Орлова. О них я как-то и запамятовал, о тех кредитках на сумму сто пятьдесят два рубля и в серебряной разменной монете на тридцать пять целковых. И что? Из-за этих «тридцати сребреников» двух человек наповал?! А ведь это даже не «нестыковка» – это какое-то недоразумение, нонсенс. Попросту – дурь несусветная!

Выходит, это не было умышленным убийством с целью ограбления. Тогда что же? Заказное убийство, замаскированное под ограбление? Или… случайная трагедия?

* * *

Чтобы лучше «прочувствовать ситуацию», предлагаю вспомнить, что творилось в России с финансами в начале двадцатых. Творилось же следующее: был хаос! К моменту описываемых событий страна делала первые шаги выбраться из крутого пике инфляции и пучины девальвации советского рубля. Достаточно сказать, что сто тысяч рублей в 1921 году по стоимостной значимости равнялись царской копейке. Это и есть кризис – инфляция вперемежку с девальвацией.

И с этим нужно было что-то делать. Финансовая неразбериха, прежде всего, была связана с тем, что в обращении находилось огромное количество денег различного достоинства и разных годов выпуска – от царских кредитных билетов (так называемых «романовских») и «керенок» до «пятаковок» образца 1918 года и «совзнаков», не говоря уж о всякого рода суррогатов местного производства. Кстати, карточная система помогла лишь на время избежать массового голода.

На XI съезде РКП(б) (март-апрель 1922 года) было принято решение о создании устойчивой советской валюты, обеспеченной золотом. Был начат выпуск новых банковских билетов, введён так называемый советский червонец, на четверть своей стоимости обеспеченный золотом и другими драгоценными металлами. В начале 1924 года в качестве устойчивых денег были выпущены Государственные казначейские билеты СССР образца 1924 года.

Несмотря на принятые государством меры, инфляция съедала все имеющиеся сбережения, а вновь заработанные кровные тут же растворялись в ценовом хаосе.

«Крайний разнобой и случайное построение цен могли в одну минуту опрокинуть все самые правильные расчёты, – вспоминал возглавлявший после революции органы продовольственного снабжения Петрограда А. Е. Бадаев. – Курс мог измениться за день. Поэтому лавку кооперация стремилась открыть пораньше утром, чтобы рабочий не потерял на курсе. Весь Ленинград переживал усиленную горячку в погоне за червонцем. Не только хозяйственные организации, но и отдельные лица стремились все имевшиеся у них наличные деньги превратить в червонную валюту».

В марте 1924 было объявлено о денежной реформе. Выпуск совзнаков был прекращён, а оказавшиеся в обращении банкноты подлежали выкупу по соотношению 1 рубль золотом (казначейскими билетами) за 50 000 рублей совзнаками образца 1923 года; банкноты более ранних выпусков обменивались по курсу 1 рубль за 5 миллионов рублей образца 1922 года. Всё то, что было напечатано ранее, обесценилось до миллиардов. В 1924 году 1 рубль советскими червонцами стоил полтриллиона рублей, напечатанных в 1918 году!

К уже циркулирующим в стране червонцам добавилась серебряная разменная монета. Таким образом, к концу 1924 года в стране уверенно набирало обороты хождение казначейских билетов (червонец, обеспеченный золотом) и серебряных разменников (серебро).

Какой из всего этого следует вывод? Да очень простой: начало двадцатых – то же, что начало наших девяностых; развитие нэпа – не что иное, как «лихие девяностые». Если быть ещё точнее – оголтелый капитализм в действии до его «устоявшегося» состояния (для двадцатых годов – до его полного и окончательного уничтожения). Нэп перевернул жизнь Страны Советов с ног на голову. Достаточно сказать, что в 1925 году только в одном Ленинграде ежедневно кончали жизнь самоубийством от 10 до 15 человек, многие из которых являлись членами ВКП(б)! Последние чаще всего не вешались и не травились – пускали пулю в лоб. У них было из чего: маузеры и наганы у партийцев остались ещё с Гражданской. У кого шалили нервы – тот держал револьвер под подушкой…

Главное в такой период – сохранить нажитое, хотя бы частично. И самым хрупким звеном в системе выживания являлось сохранение от самоуничтожения наличных денег. Переходный период особенно безжалостен именно к деньгам: инфляция сжирает их порой не по дням – по часам! Вот от этого и будем отталкиваться…

Теперь ещё раз обратимся к личности Василия Бабушкина. Как уже говорилось, смутные времена революции и Гражданской войны он пережил относительно благополучно. Мало того, сумел неплохо вписаться в той суматошной обстановке, царившей в первые послереволюционные годы. Не растерялся даже тогда, когда началось послевоенное строительство «социалистического государства». Новая экономическая политика (нэп), объявленная большевиками в 1921 году, сделала для силача, о чём он, пожалуй, мог только мечтать: она развязала руки.

По своей сути Бабушкин не был ни купчишкой-лавочником, ни заправским пахарем. Зато у него был товар подефицитней – сила. Следовало только этим товаром рачительно распорядиться.

Возможно, кто-то думает, что вояжи богатыря из одной волости в другую являлись некими бесплатными гастролями в стиле стройотрядовских агитбригад. Показал свою силушку – а в ответ известность и почёт. Глядишь, организуют бесплатный обед в местной столовке. Этакая кочевая жизнь гастролёра-народника.

На самом деле, как мне видится, всё было не так. Василий Бабушкин являлся сыном своего времени, вобравший с молоком матери дух ушедшей Империи. А потому привык жить по правилам капитализма, надиктованных Марксом: товар-деньги-товар и наоборот – деньги-товар-деньги. Трудодни, колхозы и прочая чуждая русскому крестьянину ерунда, навязанная народу большевиками, были для него химерой. Выросший в глубинке и исколесивший полмира, этот вятский мужик уже не был крестьянином в полном смысле этого слова. Много повидавший, Бабушкин сформировался в некоего предприимчивого спортсмена-удальца. А пришедший на смену обагрённому кровью «военному коммунизму» нэп позволил этой его предпринимательской жилке развиться ещё больше.

Исходя из этого, предлагаю изменить привычный «социалистический» образ атлета, представив его таким, каким, на мой взгляд, он являлся на самом деле – удачливым предпринимателем. Бабушкин был не только чрезвычайно силён, но ещё умён и расчётлив, став со временем прижимистым и крепким хозяйственником.

Чем же, интересно, он занимался и откуда брал деньги? Этот человек… продавал свою силу. Вспомните, как описывал его гастроли очевидец: приезжал в крупное село, с помощью добровольных помощников расклеивал рекламные афиши, устраивал арену, распродавал билеты (стоили они не так уж и дёшево) и так далее. Судя по документам, незадолго до убийства Бабушкин гастролировал в Казани, Свияжске, Чувашии… На Покров приехал в родную деревню – отдохнуть, погулять, набраться сил перед новой поездкой.

И вновь невольно возникает вопрос: где заработанные деньги? Уж очень сомнительно, что длительный вояж в Казань и окрестные веси принёс всего пять сотен рублей (по заявлению Орлова). Хотя, кто знает, может, и так. Только в моём понимании тогдашний Бабушкин – это нынешняя эстрадная «звезда»; как минимум – популярный актёр! Шоу-бизнес, как сегодня сказали бы. В «лихие девяностые», если помните, некий «Ласковый май» собирал миллионы – и зрителей, и рублей.

Можно, конечно, возразить: тогда люди жили беднее, откуда было взять денег на развлекательное представление? Да «из чулка». Вспомним бессмертно-римское: «Хлеба и зрелищ!». Отдадут последнее, лишь бы поглазеть, как автомобиль проедет по живому человеку или как того будут («живого, страсти какие!») закапывать в землю. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: за «рабочий» сезон атлет зарабатывал большие деньги. А в итоге… сто пятьдесят кредитками плюс разменное серебро – всё, что было изъято у преступника. Негусто…

Теперь давайте поразмыслим. Вчерашние «лихие девяностые», вихрем промчавшиеся по всем и каждому, не забудутся никогда. Этакие «вихри враждебные». Всё было так же, как в начале двадцатых – инфляция, девальвация, реформы и всеобщее обнищание народа. Одни (их было больше) нищали, другие (единицы) набивали мошну. Откуда ни возьмись появились так называемые бизнесмены. В кого ни ткни – «бизнесмен».

Самый распространённый (впрочем, и опасный) бизнес – давать деньги в рост. То есть – в долг под проценты. Всё просто: даёшь, скажем, тысячу, а через какое-то время получаешь эту же тысячу с процентами – пусть будет тысяча сто. Сотня – заработок. Занял тысячу под пять процентов, дал в долг под пятнадцать – в итоге опять та же сотня в кармане. Просто и нехлопотно.

Только, как показало время, всё же хлопотно. Порой – даже очень. Взял, к примеру, в долг в валюте, а она возьми да «скакни». Или тот, кому одолжил, вдруг надумал не отдавать. Или заартачился – отдам, мол, но только через полгода. А за это время, понимают все (особенно тот, кому не отдают), инфляция с девальвацией весь «бизнес» порвут в клочья. Отсюда и череда так называемых «заказных убийств», главные персонажи (читай – жертвы) которых, как правило, двух категорий: заёмодатели и заёмоприобретатели. Обычно убивают последних – это те, кто заняли, а отдать не могут или не хотят. Бывает, жертвами становятся и первые: нет человека – нет проблемы; то есть долг после смерти партнёра, получается, отдавать уже некому. Следует понимать, что это лишь некая примитивная «бизнес-схема» в нестабильное финансовое время.

Вернёмся к Василию Бабушкину. У приехавшего в деревню с гастролей атлета всей наличности – что-то около пятисот рублей. Скорее всего, совзнаками, ведь работа у него розничная. А значит, хотя деньги и не маленькие, но не ахти какие, чтобы из-за них убивать. По крайней мере, именно о такой сумме говорил на суде Орлов. Хотя вдова Бабушкина показала другое: к моменту трагедии у мужа было полторы тысячи. Что ж, и это запомним. Кроме того, непонятно, о каких деньгах шла речь – о привезённых или общих накоплениях главы семьи. Причём двести с лишним рублей ушли на покупку лошади.

Всё это наводит на мысль, что у Бабушкина имелся свой, личный, способ сохранить заработанное. Почему бы ему, помимо прочего, не давать деньги в рост? Только так можно было сохранить наличность от инфляции-девальвации ну и… от налогового инспектора. Отсюда и многочисленные расписки, условия и даже наган. Револьвер – самый надёжный «друг и защитник» любого коммерсанта в «зыбкие» годы. (Хотел бы спросить, у многих из вас хранится дома пистолет? То-то и оно, что лишь у тех, кто связан с бизнесом.)

* * *

В тот день, когда Бабушкин вернулся в родные Заструги, на дворе был праздник, всё предвещало хороший отдых. Нужно знать, что деревенская гулянка – дело особенное. Это обильный, сытный стол; разговоры, байки, воспоминания, смех, песни, гармонь. И… кумышка. Без последней – никак. Праздник на то и праздник, чтоб «было что выпить и закусить». На праздник, знают все, даже царь-батюшка «пригублял», что уж говорить о простом мужике-крестьянине. Потому отказываться не принято.

Будучи трезвенником, Бабушкин не любил пьянки. Зато знал, когда можно и с кем. Матросская чарка в долгом плавании – за первое дело: расслабляет и успокаивает. И в праздник – хорошая традиция. Главное, знать норму; и опять же – с кем и сколько. Может, потому и домой приехал, чтоб если погулять – так со своими. Но до шестнадцатого «держался» как мог.

Убийца твердил, что они в деревне пили чуть ли не каждый день; а вот в заявлении брата погибшего, Алексея Фёдоровича, сказано про Бабушкина: «…накануне был трезвый». Пусть даже и не совсем трезвый, а «малость пригубивший», что с того?

Бабушкин приехал вновь не один – с «помощником» по имени Леонид. Под этим именем того и запомнят в деревне. Приезжий постоянно крутится рядом с их земляком-богатырём. Деревенские не особо приветливы к чужакам, но этого не трогают – как-никак «Васильев помощник».

Теперь представим следующее. Турне по крупным торговым городам оказалось прибыльным, и Бабушкину удалось неплохо заработать. Он понимает: чтобы сохранить деньги, их следует куда-нибудь вложить – например, в товар. Но с товаром особо не погастралируешь, да и вообще, много возни. А вот долговая расписка о получении денег, тот же вексель – совсем другое дело.

Последнее место гастролей – Чувашия. Перелистаем несколько страниц текста назад, найдём записку-условие на имя Поддубного с рекомендуемой процентовкой надбавки к стоимости билетов на передние ряды. Обратим внимание на подпись: «Волорганизатор Р. Л. К. С. М. по Шихазановской волости…» Далее внимательно посмотрим на данные загсовой «выписи»: Шихазановский ЗАГС Цивильского уезда А. Ч. С. С. Р. Шихазаны – местечко под Канашом. А в Канаше, как мы помним, проживал на момент преступления сам Орлов и его родители.

Таким образом, незадолго до гибели Бабушкин гастролировал на родине убийцы. Вспомним, что говорил следователю Орлов: «…отца и матери я не знаю. Родных никого не имею. Из деревни я ушёл годов 8. Родился в 1909 году в дер. Дальний Сормо, Шибалгинской вол. Никого из граждан этой деревни я не знаю, и меня также никто не знает… В заговоре в убийстве Бабушкина со мной никто не был. О том, сколько времени я был вместе с ним и где именно, подтвердить никто не может».

Следователь был умным, а потому сразу заподозрил неладное. Но слишком уж убедительно и резко убийца обрывал все ниточки, связывавшие его с «отчим домом»: родителей не знает, родных никого, деревенских тоже не знает, и они его не помнят. А ведь это и есть самое «слабое звено» преступника. Лжёт не краснея! Там, у себя на родине, он знал многих, а его и подавно. Даже начальник Канашского угрозыска – и тот расписался в своём с ним знакомстве. Поэтому о «чистосердечном раскаянии», о котором сказано в приговоре губернского суда, не могло быть и речи. Изощрённая изворотливость – вот отличительная черта гр-на Орлова.

Теперь уже не приходится сомневаться: за спиной у Орлова стоял некто, кого он уважал и, возможно, даже побаивался. (Не исключено, что даже подчинялся.) По крайней мере, боялся больше, чем всю милицию и прокуроров со следователями вместе взятых.

Если предположить, что Бабушкин не без помощи того же Орлова одолжил кому-то крупную сумму денег (под расписку или вексель), то всё в этой непонятной «мозайке» становится на свои места. Даже роль Орлова. Нет, Орлов – не хладнокровный наёмный киллер, приехавший убивать. Перед ним стояла совсем другая задача: вернуться с заработанными за сезон деньгами и, желательно, привезти финансовый документ (или документы).

Он – в семейном «кровельно-малярном» бизнесе (из протокола допроса зав. канашским столом угрозыска Александра Юдина: «…Орлова Анатолия Никитича я знаю… с мая месяца 1924 г., он работал по малярному и кровельному делу»). Это же, как мы помним, на суде подтвердил и его дядя, Орлов Степан Сазонович. Такой вот «беспризорник». Да и с родственниками, по всей видимости, у него вполне тесные отношения: перед отъездом в деревню с «Поддубным» Орлов рассказал об этом своему отцу.