Текст книги "Долг – Отечеству, честь – никому…"

«Вятский Поддубный», или Тайна длиною в век

Памяти первого директора

Вятскополянского исторического музея П. П. Бякова.

…Лучше нет иметь дело с молчунами. Такие не спешат, не выпячиваются и, не ссылаясь на нехватку времени, дают собеседнику возможность полностью высказаться. С молчунами легко – они слушают. А слушая – думают. Нет, это не китайская мудрость – всё давно доказано жизнью.

Знакомый следователь с умными и усталыми глазами был как раз из молчунов. К другому бы не пошёл. С такими, кто много говорит, каши не сваришь. Особо не потеряешь, зато рискуешь лишиться самого ценного – времени. А этого как раз и не хотелось. Тем более что тайна, которую мне предстояло раскрыть, и без того растянулась почти на столетие.

Несмотря на то что встретились как старые знакомые, ещё на пороге почувствовал напряжение. Его. Сдвинутые плечи, слегка ускользающий взгляд. В маленьком городе, в котором родился и вырос, трудно быть сыскарём. Ты знаешь всяк и каждого, и тебя тоже. Поди откажи соседу, школьному другу или кумовьям, если вдруг что. В такой работе альтернативы не бывает – всё по закону. И это не так легко, как может показаться. Да и не каждый на такое способен. Напряжённые плечи – полное тому доказательство.

Однако по мере изложения моего дела лицо собеседника светлеет, плечи расправляются. Понимая, что явился к нему не с какой-то «просьбочкой», а совсем с другим, он не скрывает вздоха облегчения. А это уже полностью меняет «климат» взаимного общения.

– Н-да, интересно… И даже очень! – неожиданно улыбается знакомый. – Однако вряд ли чем смогу помочь. Скажу честно, даже не знаю – как. Может, справиться в районном суде? А что – вариант. Ведь дело и впрямь интересное…

В тот день как-то везло. Если уж идти в суд, подумал тогда, то не следует терять времени. А говорить – так с самим председателем. Вот и ещё одна приятная новость. Вернее – даже две. Первая: подоспел аккурат в час приёма судебного начальника; и вторая: этот самый начальник пусть и дальний, но знакомый. Всё это вкупе внушало определённый оптимизм. Жизнь научила полагаться только на себя, поэтому непосредственной помощи от кого-то я не искал. В данном случае мои контакты сводился к единственному – к подсказке. Необходимо было выбрать верное направление поиска, следуя которому – выйти к цели. Иначе рисковал оказаться в положении крутящейся юлы, которая при любом раскладе остаётся на одном месте. Главное, внушал себе, не дать себя втянуть в многомесячные бесполезные переписки с различными ведомствами и инстанциями, которые на все твои запросы, будто сговорившись, будут издевательски «отфутболивать» от одного адресата к другому. Как говорится, плавали – знаем! Хотелось создать некую продуманную цепочку, которая бы побыстрее вывела к желанной цели.

Второй фигурой в этой цепочке (если, конечно, это была именно цепочка, на что я сильно надеялся) следовало стать председателю Вятскополянского районного суда Кировской области. Подождать пришлось немного, всего минут двадцать, что для данного ведомства почти ничего. За что опять-таки судьбе спасибочко.

И вот я в просторном кабинете, где кипы дел и бумаг. Но всё стопочками, по-деловому, как, наверное, и должно быть. С трудом узнаю в серьёзном чиновнике когда-то шустрого, весёлого юношу, которого помню ещё школяром. Да и он, не сомневаюсь, тоже узнал меня. Хотя, наверное, не сразу, а лишь по фамилии; возможно, потому и принял. Но во взгляде и поведении официоз. В самом деле, не в гости же на пельмени заявился – на приём. А раз так – давай, выкладывай! Но перед тем как начать говорить, замечаю уже виденное сегодня: напряжённо-согбенные плечи; серьёзный взгляд, выработанный долгими годами работы в судебном ведомстве; отрывочность фраз…

И я его понимаю. Судье в маленьком городке ещё сложнее, чем сыскарю. Вот явился знакомый человек из далёкого прошлого. И?.. Что, спрашивается, ему здесь нужно? Таких «знакомых» ежедневно – десятки. Вывод: лучше бы они не приходили вовсе. И это мне тоже понятно. А потому стараюсь быстро перейти к сути моего визита. Какое-то время сидящий напротив меня председатель продолжает морщиться, ещё больше сгорбливается, напряжённо ожидая той самой сути, от которой его уже внутренне коробит. И лишь когда понимает, что тема разговора неожиданно оказывается «безопасной», начинает смотреть на меня не только откровенно дружелюбно, но и с неким интересом. Когда же я дошёл до самого главного, судебный чиновник с сожалением покачал головой:

– Нет, бесполезное занятие. Ничего не найти. Все дела давно уничтожены за давностью сроков. Теперь, к сожалению, ищи ветра в поле… Вообще, очень занятно…

А если вдруг документы, пытаюсь ему возразить, всё же не уничтожены? Где тогда их можно было бы найти, пусть чисто гипотетически?

Даже гипотетически выходило, что искать бумаги следовало не здесь. В середине двадцатых (именно этот период охватывал круг моих поисков) Вятские Поляны были волостным селом. Вся более-менее серьёзная документация велась (или передавалась на хранение) в уездном центре – в городе Малмыже. Материалы судебных заседаний, в частности, по волостным делам, если и могли где-либо храниться, то однозначно в уезде.

– Так что едва ли найдём, – вздыхает судья. – В те годы тут такая чехарда творилась! Было время, подчинялись не только Малмыжу, но и Нолинску. Да что Нолинску – старые дела находим даже в Перми!

– Затем и явился, чтоб хотя бы определиться с направлением – где искать? – теперь уже вздыхаю я.

– Понимаю. Интересно, конечно. И всё же, думаю, документы давно уничтожены. Разве что могли где-то затеряться, по чистой случайности. Но едва ли. Хотя…

Он вдруг схватил трубку телефона, повозился с кнопками, замер. Молодец, подумал я, интересующийся. В любом поиске важно иметь дело именно с такими, интересующимися. Уже одно это – большая удача. Столкнись с сухарём-бюрократом или какой-нибудь модницей-пустозвонницей – и всё, пропало дело! Завалят только так.

Звонок в Малмыж, к «коллегам», не продвинул мои поиски ни на йоту. Зато кое-что выяснилось. Например, узнал, что Малмыжский суд как самостоятельная единица образовался в 1929-м. А значит? Значит, дело осложняется. Теперь я оказываюсь перед некой развилкой с тремя направлениями: Нолинск, Киров (бывшая губернская Вятка) и далёкая Пермь. Хорошенькое дельце. Теперь понятно, почему тайна оставалась тайною почти целое столетие: кто решиться ехать неведомо куда в поисках неведомо какого дела, долгие годы находившегося под грифом ведомственной секретности?

Одно радовало: кажется, своим энтузиазмом я всё же заразил собеседника.

– Унывать не будем, – совсем уж повеселел судья. – Есть один человек, который, думаю, сможет помочь. Профессионал высочайшего полёта – председатель Малмыжского районного суда. Суро-о-вая женщина, но справедливая. К сожалению, переговорить с ней сегодня мне не удалось, была на процессе. Могу единственное – дать номер рабочего телефона. Предупреждаю, в разговоре мысль излагать конкретно: очень не любит, когда воду в ступе перемалывают. Так что – всё. Как говорится, чем мог. По крайней мере, месяца два-три, ушедших бы на поиски и переписки, сэкономил…

На этом, пожав друг другу руки, расстались…

* * *

Итак, что имеем «на выходе»? Пока ничего. Если не считать номера малмыжского телефона. Мой разговор с собеседником мог закончиться либо тупиком, либо очередным звеном принявшей неясные очертания цепочки. И на последнее я сильно надеялся. Главное, не столкнуться лбом (пусть и упёртым!) в непробиваемую стену. Хотя, если по правде, не пугала и она. Просто придётся всё начинать сначала…

…Голос на другом конце провода неожиданно воодушевил. Громкий, чёткий, со стальными нотками, почти мужской. Такие голоса обычно называют волевыми. И это даже хорошо. Волевой человек зачастую бывает конкретным. Выходит, до чего-нибудь всё же договоримся.

– Всё правильно, – подтвердила председатель Малмыжского суда. – Мы образовались лишь в двадцать девятом. Что, и фамилию преступника не знаете?! Только убитого? Нет, найти будет очень трудно. Да и сроки хранения дел, сами понимаете, давно истекли, все дела уничтожены…

– Могло такое случиться, – хватаюсь за «соломинку», – что по причине некой исключительности или, скажем, исторической значимости документы всё-таки сохранились?

Молчание.

– И если вдруг – да, – напираю на собеседницу, – где, по вашему мнению, стоит их искать? В Перми, что ли?!

– Я всё поняла, – послышалось из трубки. – Пермь здесь не при чём. Если что и сохранилось, однозначно находится в Вятском губернском архиве. Поэтому заняться поисками следует именно там. Поезжайте в Киров. Да, и… спасибо.

– За что?

– Что не забываете свою малую родину…

Вот она, цепочка! Посмотреть со стороны, как был ни с чем, так ни с чем и остался. Но только со стороны. На самом деле за короткое время мне удалось не так уж мало. Возможно, при неудачном раскладе на это же самое могло уйти несколько месяцев. Зато теперь отчётливо вырисовывалось направление моего поиска. А это уже кое-что. По крайней мере, из трёх этих самых направлений осталось единственное – Вятка. Сконцентрированная цель – всё равно что грамотно сфокусированный оптический прибор: лишнее остаётся в стороне, фокус на искомом предмете. Оставалось понять, является ли Государственный архив Кировской области (бывший Вятский губернский архив) тем местом, на котором стоило сфокусировать внимание?..

Небольшие трудности, как правило, заканчиваются большой радостью. А порой наоборот: гладкая дорожка зачастую чревата пропастью в конце пути. И эта философия – опять же из жизни. Именно поэтому, когда звонок в областной центр не принёс желаемого результата, неудача не только не огорчила, но даже окрылила надеждой.

Девушка из архива в разговоре по телефону была приветлива, зато её ответ озадачил лаконичной холодностью: данную информацию сможет дать лишь сотрудник справочной службы архива. Но только завтра, огорчила она, ибо сегодня в «справке» нерабочий день.

Что ж, завтра, так завтра. Важно другое – выйти не только на знающего, но и на интересующегося. И тут уж как повезёт.

Повезло. На следующий день трубку снял знающий и, как показалось, интересующийся. Он-то и обрадовал. Успокойтесь, говорит, дело у нас. Честно говоря, поначалу я потерял дар речи, не поверил. Откуда знаете, спрашиваю его. Да и вообще, слишком уж подозрительно быстро ответили… А тот одно: знаю – и всё; даже в курсе, усмехнулся, в каком году всё произошло – в двадцать восьмом. Пришлось поправить: в двадцать четвёртом. Спрашиваю: могу приехать, скажем, завтра? Нет, отвечает, завтра не получится, впрочем, как и послезавтра. В течение двух недель, «обрадовал» собеседник, читальный зал работать не будет – плановая экспозиция. Такие дела…

И всё же мне не верится. Сомнительно как-то, чтоб вот так, почти с ходу, выйти прямиком к цели.

– Вы сами это дело в руках держали? – наглею на глазах.

– Держал. Специально отыскали для экспозиции, которая на днях. Приезжайте…

Ну что ж, я почти у цели. Тактический ход, результатом которого должен был стать выбор через определённую цепочку знающих людей нужного направления поиска, неожиданно оказался самым верным. Где-то рядом мерцает пока ещё невидимая цель. Она – как путеводная звезда. Только вот куда приведёт?..

Я ищу документы. Нет, не секретные. Уже не секретные. По крайней мере – теперь, когда все сроки хранения за давностью лет истекли. Но знаю одно: есть люди, для которых пожелтевшие листы в старом деле на вес золота. Слишком надолго затянулось молчание, ставшее по истечение девяноста лет чуть ли не тайной за семью печатями. И всё же любая тайна рано или поздно перестаёт быть тайной. Даже особо засекреченная. Проходит время, и она становится достоянием гласности.

Эти слежавшиеся от времени бумажные листки хранят тайну почти вековой давности. Тайну смерти. Если точнее – громкого убийства. Пожалуй, самого громкого в Вятском крае в минувшем столетии. Было ещё одно – Сергея Кирова (Кострикова), большевистского вожака, родившегося в вятском городке Уржуме. Но это совсем другая история, произошедшая далеко от родных пенатов. Тот, о ком пойдёт речь ниже, был застрелен на родине. В своей деревне, в собственном доме.

Искомые документы почти забыты. Собранные в одном месте, они уже заждались своего часа. И в этом их уникальность и весь смысл – быть в неразрывной связке друг с другом: склеенными, пронумерованными и прошнурованными. Эта неразрывность скреплена кровью. Ибо главные фигуранты в них убийца и его жертва. Будучи большой загадкой при жизни, убитый ещё больше загадок оставил после своей гибели. Его смерть и поныне большая тайна. Даже имени убийцы не знает никто. Главное, чтобы загадочные листы по чьей-то нелепой аккуратности не превратились в пепельный тлен. Тогда есть надежда докопаться до истины. И потому я по-прежнему верю в удачу – в возможность взять в руки стопку пожелтевших бумаг под общим названием: «Дело».

Я ищу документы. И очень надеюсь, что они, наконец-то, помогут докопаться до истины, спрятанной в одном месте – в судебно-следственном деле об убийстве Василия Фёдоровича Бабушкина. Знаменитого героя Порт-Артура и Цусимы, атлета-силача.

«Вятский Поддубный» – именно так называли когда-то его от Казани до Екатеринбурга. «Второй Поддубный» – писал сам Бабушкин на своих афишах, поражая публику немыслимыми силовыми представлениями. После того как в двадцать четвёртом прогремели роковые выстрелы, о Василии Бабушкине-Поддубном будет принято говорить исключительно в прошедшем времени…

I

 
Не царскую власть – Русь, Отчизну спасал.
И там в Порт-Артуре у грота
Ты кровью свой подвиг навеки вписал
В историю Русского флота.
 

С. Ошурков

До 1932 года о Василии Бабушкине не знал никто. Или – почти никто. За исключением, пожалуй, жителей нескольких уездов Вятской губернии и прилегающих к ней территорий. Но в начале тридцатых всё изменилось: вышла первая часть книги-эпопеи Алексея Ниловича Новикова-Прибоя «Цусима». Мгновенно ставшая, как сейчас бы сказали, бестселлером, книга покорила миллионы людей. Сам автор относился к тексту очень ответственно и даже трепетно: «Ни одной главы я не пускал в печать, предварительно не прочитав её своим живым героям. И всё же несмотря на такой обильный материал, книга была бы написана по-другому, если бы я сам не пережил Цусимы и не испытал ужасов этой беспримерной трагедии».

Именно на страницах этой любимой всеми книги читатель впервые знакомится с Василием Бабушкиным. И не просто знакомится – восхищается им! И это не случайно, ведь Новиков-Прибой посвятил вятскому богатырю целую главу! Но перед тем как рассказать об этом, хотелось бы напомнить исторический фон того времени, да и вообще – пояснить кое-какие тонкости, предшествовавшие морскому сражению при Цусиме.

Российская империя в русско-японской войне 1904–1905 гг. понесла значительные потери не только в людских ресурсах, но практически лишилась своего Тихоокеанского флота. Помимо этого, русские потеряли территориальные владения на Ляодунском полуострове.

Известно, что 21 марта 1898 года в Пекине Россией и Китаем была подписана конвенция, согласно которой Квантунский полуостров с крепостью Порт-Артур передавался Российской империи в аренду на двадцать пять лет. За несколько лет русскими был укреплен Порт-Артур и выстроен мощный порт Дальний. Поэтому этот регион оказался важным стратегическим плацдармом на территории Китая, из-за которого и столкнулись такие две сильные военно-морские державы, как Россия и Япония.

9 февраля 1904 года в районе Чемульпо (Корея) русский крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец», окруженные кораблями японской эскадры адмирала Уриу, были вынуждены принять неравный бой. Ввиду угрозы захвата судна противником командир «Варяга» контр-адмирал Всеволод Фёдорович Руднев (1855–1912) отдал приказ крейсер потопить, а канонерку взорвать. Оставшиеся в живых моряки были интернированы. Таким образом, с героической гибели двух русских кораблей начались военные действия на Тихом океане…[140]140
  В 1904 году, уже через две недели после гибели легендарного крейсера «Варяг», поэт Рудольф Грейнц в газете «Югенд» опубликовал знаменитые стихи “Наверх, вы, товарищи, все по местам!..”. Интересно, что четверостишия были… на немецком языке. И лишь после перевода слов на русский язык появилась соответствующая мелодия, после чего родилась ставшая любимой в народе песня.


[Закрыть]

Порт-Артур оказался блокированным кораблями военно-морского флота Японии. Оборона крепости существенно осложнилась после того, как 31 марта 1904 года на японской мине подорвался флагман Тихоокеанской эскадры в Порт-Артуре – эскадренный броненосец «Петропавловск». За полторы минуты в морской пучине были погребены 677 человек. Вместе с кораблем погиб командующий Тихоокеанским флотом вице-адмирал Степан Осипович Макаров[141]141
  Макаров, Степан Осипович (1848–1904) – вице-адмирал, океанограф, полярный исследователь, кораблестроитель, изобретатель минного транспорта, разработчик теории непотопляемости (предложил разделять корабль на водонепроницаемые отсеки и пр.), пионер использования ледоколов. Разработал русскую семафорную азбуку (1895 г.). Во время русско-турецкой войны 1877–1878 гг. одним из первых использовал в боевых действиях самодвижущиеся мины (торпеды). Командуя корветом «Витязь» (1886–1889 гг.), совершил кругосветное плавание. В 1901 году, командуя первым ледоколом «Ермак», совершил экспедицию к Земле Франца-Иосифа. После начала русско-японской войны 1904–1906 гг. был назначен командующим Тихоокеанской эскадрой; руководил действиями кораблей при обороне Порт-Артура. Погиб на броненосце «Петропавловск».


[Закрыть], знаменитый русский флотоводец, руководитель двух кругосветных плаваний (1886–1889 гг. и 1894–1896 гг.), изобретатель первого в мире ледокола «Ермак», на котором совершил арктическое плавание в 1899–1901 гг. Россия лишилась не только талантливого адмирала; в полном составе погиб весь штаб Тихоокеанской эскадры в Порт-Артуре. Не стало мозга эскадры, куда входили такие выдающиеся люди, как Л. П. Шмидт — брат знаменитого лейтенанта П. П. Шмидта, командира легендарного «Очакова»; М. П. Васильев — первый капитан ледокола «Ермак»; К. Ф. Шульц – минный специалист, создатель минного трала. Среди погибших был и известный художник-баталист В. В. Верещагин, автор таких знаменитых картин, как «Расстрел сипаев» и «Апофеоз войны»; верещагинские полотна были не о войне, а против войны…

Но героический Порт-Артур не сдавался! Мужественные защитники крепости под руководством генерала Родиона Кондратенко выдержали четыре штурма. Однако после гибели в результате артобстрела Кондратенко возглавивший оборону генерал Анатолий Стессель, потеряв весь флот, 2 января 1905 года сдал Порт-Артур врагу.

Для укрепления своих позиций на Дальнем Востоке Петербург был вынужден отправить во Владивосток две военно-морских эскадры. Так, 20 сентября 1904 года из Кронштадта вышла 2-я Тихоокеанская эскадра под командованием вице-адмирала 3иновия Рожественского[142]142
  Рожественский, Зиновий Петрович (1848–1909) – вице-адмирал, генерал-адъютант, флотоводец. В 1864 году окончил Морской кадетский корпус; через 5 лет – Петербургскую Михайловскую артиллерийскую академию. По отзыву адмирала Бутакова о лейтенанте Рожественском: «Ужасно нервный человек, а бравый и очень хороший моряк». В 1891–1893 гг. – российский военно-морской атташе в Лондоне. С 1898 года – контр-адмирал, командир Учебно-артиллерийского отряда Балтфлота. С 1903 года – контр-адмирал Свиты. За год до начала русско-японской войны получил должность начальника Главного морского штаба, звание вице-адмирала. В апреле 1904 года подготовил и возглавил Вторую Тихоокеанскую эскадру, разгромленную при Цусиме. Будучи раненым в Цусимском морском сражении, оказался в японском плену. После заключения Портсмутского мира вернулся на родину и подал в отставку. Самолично настоял на привлечении себя к суду, где просил для себя смертной казни. Был оправдан. Умер от сердечного приступа в ночь на новый, 1909-й, год.


[Закрыть], а 3 февраля 1905 года – 3-я Тихоокеанская эскадра, возглавить которую было поручено контр-адмиралу Николаю Небогатову[143]143
  Небогатов, Николай Иванович (1849–1922) – контр-адмирал, русский флотоводец. В Цусимском сражении в качестве младшего флагмана находился на эскадренном броненосце «Император Николай I». После ранения флагмана (адмирала Рожественского) принял командование русской эскадрой. За сдачу броненосцев врагу и сдачу в плен в 1906 году был судим военным судом и приговорён к смертной казни (заменена десятью годами крепости). Через два года помилован. Похоронен на Введенском кладбище в Москве.


[Закрыть]. Соединившись в бухте Камранга (ныне – Камрань, Вьетнам), русская Тихоокеанская эскадра под общим командованием вице-адмирала Рожественского взяла курс на Владивосток.

27-28 мая 1905 года в Корейском проливе у острова Цусима русская эскадра в составе тридцати кораблей приняла бой с мощной, превосходящей русский флот в артиллерии, скорости и численном отношении эскадрой Соединенного военно-морского японского флота под командованием вице-адмирала Хэйхатиро Того. В результате кровопролитного морского сражения более половины русских кораблей (в том числе семь эскадренных броненосцев, два из которых – флагманы флота: «Суворов» и «Ослябя») были потоплены. Во время боя находившийся на флагманском корабле «Князь Суворов» адмирал Рожественский получил тяжёлое ранение в голову, в результате чего управление флотом было потеряно. Из 14 тысяч русских моряков почти пять тысяч нашли последний приют в холодных водах Цусимского пролива (потери японцев в этом сражении составили 116 убитых и 538 раненых). Командующий эскадрой вместе со своим штабом на миноносце «Бедовый» сдался в плен. И лишь два крейсера 2-го ранга («Алмаз» и «Изумруд») и пара эскадренных миноносцев («Грозный» и «Бравый») из разбитой русской эскадры прорвались к Владивостоку[144]144
  Крейсер «Изумруд» до Владивостока так и не дошёл, разбившись на камнях во Владимирской бухте.


[Закрыть].

Для Российской империи гибель эскадры при Цусиме стала подлинной национальной трагедией. После окончания войны вице-адмирал Рожественский оставит пост начальника Главного морского штаба и лично потребует над собой военно-морского суда. Слушание состоится в июне 1906 года; суд оправдает вице-адмирала по причине его тяжелого ранения в бою. Через три года после своей «позорной» отставки шестидесятилетний адмирал умрёт от инфаркта миокарда.

* * *

Во всей этой истории имеется один важный момент, который я бы назвал определяющим. В Цусимском проливе русская эскадра приняла тяжёлый бой будучи реальной грозной силой. То была объединённая морская эскадра. Если помните, из Кронштадта вышли две эскадры: в сентябре 1904 года – 2-я Тихоокеанская эскадра вице-адмирала Рожественского, а в начале 1905 года – 3-я контр-адмирала Небогатова. Они шли к осаждённому Владивостоку, чему и помешали японские корабли, давшие бой у Цусимы.

Основная опасность для русских заключалась в том, что по причине плохой связи и секретности миссии эскадры рисковали не встретиться вовсе. Если бы такое случилось, японцы, имевшие на вооружении более мощные и дальнобойные орудия, перемололи бы их поодиночке. Можно только догадываться, сколько тогда было бы жертв! Но этого не случилось, эскадры соединились в Камранге. (Мнение некоторых историков, что в случае несоединения русских эскадр Небогатову удалось бы благополучно проскочить во Владивосток, на мой взгляд, не выдерживает никакой критики.)

Секретную миссию, благодаря которой и произошло это соединение, осуществил матрос с крейсера «Баян» Василий Бабушкин.

Открываем роман А. С. Новикова-Прибоя «Цусима», находим главу «Матрос Бабушкин в исторической роли», читаем:

«…Кто он, этот герой, сыгравший такую видную роль в русско-японской войне? В период русско-японской войны им было совершено немало подвигов. Защитники Порт-Артура, вероятно, помнят его фамилию до сих пор. Ещё больше он был известен среди команды крейсера 1-го ранга «Баян», на котором он прослужил несколько лет, добившись звания машинного квартирмейстера 1-й статьи. […]

После падения Порт-Артура японские доктора признали его инвалидом и отпустили в Россию. Он отправился на иностранном пароходе и попал в Сингапур. Здесь он встретился с консулом Рудановским и от него случайно узнал, что в ближайшие 3 дня должна недалеко пройти 3-я эскадра. Консул добавил:

– Нужно обязательно доставить адмиралу Небогатову секретные бумаги и предупредить его, что где-то в Зондских островах скрывается японская эскадра. Но мне мешают это выполнить англичане.

Он ещё не оправился от ран, но в нём снова загорелась прежняя удаль. Захотелось ещё раз подраться с японцами. Бабушкин напросился выполнять поручение консула и, кстати, остаться на каком-нибудь корабле приближающейся эскадры. Сейчас же был разработан план действий.

К гостинице, где жил Бабушкин, были приставлены полицейские для наблюдения за ним. Чтобы обмануть их бдительность, он рано утром нарядился в белый китель, на голову надвинул тропический пробковый шлем и, выбравшись на улицу другим выходом, направился к морю, к условленному месту. Там уже стоял наготове паровой катер. На нём были 2 человека – француз, толстенький и низенький, лет 35-и, с бородкой на румяном лице, и индус в жёлтой коленкоровой чалме, молодой сухопарый парень. Первый был агентом от русского консульства, а второй исполнял обязанности машиниста. Он считался командиром судна. Ему строго было наказано, в случае какой-нибудь опасности, врученный ему пакет сжечь в топке или утопить в море.

Катер, не замеченный англичанами, тронулся с места и, развевая французский флаг, пронёсся в море. Через несколько часов, когда Сингапур скрылся из виду, он уже находился за указанными островами. Где-то здесь, вблизи этих островов, должна будет пройти, если не сегодня, так завтра эскадра Небогатова, но определённого курса её никто не знал.

Никогда Бабушкин не переживал такого мучительного беспокойства, как на этот раз. Чуть только на горизонте показывались дымки, он направлял свой катер на них.

Наступило 22 апреля, пошли 3-и сутки с тех пор, как они оставили Сингапур. Дрова оказались на исходе. Их начали беречь на тот случай, когда, может быть, потребуется приблизиться к эскадре, если она действительно появится в этих водах. Бабушкин видел, как тот и другой из его спутников слишком часто начали облизывать языком потрескавшиеся губы.

Без кителя, в одной нательной сетке, он поднялся на корме, огромный и мрачный, как стопудовый якорь, падающий на дно. Несмотря на болезнь, в нём достаточно ещё сохранилось сил, чтобы раскидать своих подчиненных.

Бабушкин, сидя на корме, с прежней настойчивостью приставлял бинокль к глазам. Вдруг он поднялся и увидел вдали, как всплывали дымки. Через каждые полторы минуты число их увеличивалось. Он подумал, что вероятно, идут японские и английские корабли. Они нас повесят, как шпионов…

Катер рванулся и помчался на сближение с эскадрой.

Прошло ещё некоторое время, и уже не было никаких сомнений, что идёт русская эскадра. Обозначились андреевские флаги. На катере начали кричать, приближаясь к головному судну. Вскоре они увидели, что на нём поднимаются черные шары, давая знать этим, что машины переведены на «стоп». Катер пристал к броненосцу «Николай I». Он, поднявшись на палубу, вручил секретный пакет контр-адмиралу Небогатову.

Вручив пакет, Бабушкин обратился к адмиралу с просьбой: «Ваше превосходительство! Я дрался с врагами Отечества в 1-й эскадре. Разрешите мне ещё повоевать и во вверенной Вам 3-й эскадре». Адмирал ответил, что не возражает принять героя на борт своего флагмана, но для начала герою надо подлечить открывшиеся раны, и отправил богатыря в свой судовой лазарет.

Катер, снабженный топливом, отправился дальше к Южно-Китайскому морю.

Ударил тропический ливень. Если бы Небогатов проходил это место часом позже, то Бабушкин из-за дождя не увидал бы его корабль, и эскадры никогда бы не соединились»¹.

Возьму на себя смелость возразить писателю: эскадры всё равно бы встретились: ведь там был Бабушкин…

* * *

Василий Фёдорович Бабушкин родился 24 декабря 1877 года (5 января 1878 г. по новому стилю) в деревне Заструги Старо-Трыкской волости Малмыжского уезда Вятской губернии (ныне Вятскополянский район Кировской области)[145]145
  Ныне бывший волостной центр Старый Трык находится на территории Кизнерского района Удмуртской Республики.


[Закрыть]. Крестьянская семья, в которой вырос Василий, была большая: пятеро сыновей и три дочери. Вася был четвёртым. (Интересно, что первого и последнего из сыновей звали одинаково – Алексеями: Алексей-старший и Алексей-младший; в те годы это не было редкостью.) Все сыновья Бабушкиных отличались крепким здоровьем, молодецкой удалью и незаурядной физической силой. Однако Василий рос настоящим богатырём. К примеру, он безбоязненно впрягался в плуг и, будто играючи, вспахивал большой огород (лошади в многодетной семье не было); помогал мужикам ворочать огромные брёвна, таскал тяжёлые кирпичи. Среди сверстников считался непобедимым.

В пятнадцать лет, повздорив с отцом, Василий ушёл жить к родственникам, в соседнюю деревню Матан. Вскоре он устроился там плотогоном, сплавляя плоты по Вятке и Каме; спускался до Волги, разгружал баржи. Будучи сильным от природы, смелым и весёлого нрава, на лесосплаве мальчишка, что называется, пришёлся ко двору. Так и работал на реке, пока в 1899 году его не призвали в армию. Повезло: служить забрали на Балтийский флот.

Рассказывает Валентина Осиповна Ошмарина, жительница деревни Заструги:

«Сама-то я родом из Бызов, но про Василия Бабушкина хорошо знаю от своей свекрови, уроженки Заструг. Маленький Вася от сверстников особо не отличался – был такой же хулиганистый, как все в его возрасте. Потом подрос, стал серьёзнее, его призвали в армию. После этого про него долго не было слышно – ни слуху, ни духу. Вернулся – вся грудь в крестах!..»

Оказавшись в Кронштадте, Бабушкин получил престижную среди моряков профессию машиниста, требовавшую знаний слесарного дела и достаточной сообразительности. Потом будет Школа машинных квартирмейстеров Балтфлота, по окончании которой матрос получит унтер-офицерское звание. Незадолго до начала русско-японской войны он был зачислен в состав команды строившегося в Тулоне (Франция) броненосного крейсера 1-го ранга «Баян»; именно туда, к месту нахождения корабля, он вместе с сослуживцами вскоре и будет командирован. Там-то Бабушкин впервые и прославился.

«…Василий Федорович Бабушкин явился во флот из крестьянской гущи, из глухой провинции Вятской губернии, – писал А. С. Новиков-Прибой. – Высокий ростом, широкоплечий, грудастый, он обладал атлетическим телосложением. Своей необычайной физической силой он однажды удивил французов. Это было в Тулоне, когда там строился крейсер «Баян». В местном городском театре шло представление. Среди разных других номеров какой-то атлет демонстрировал перед публикой свою силу: сажал на стол 12 человек, подлезал под него и поднимал на своей спине вместе с людьми. Бабушкин, находясь в это время среди зрителей, не выдержал – вышел на сцену и попросил прибавить еще двух человек. Гром аплодисментов наполнил весь зал, когда он поднял такую тяжесть. Побежденный соперник сейчас же скрылся за кулисами, а русский силач, когда вылез из-под стола, совершенно растерялся. Его смущали бурные восторги публики и цветы, летевшие к ногам. Он не знал, что делать, и несколько минут неподвижно стоял на сцене, глядя в зрительный зал карими глазами, молодой и наивный, с покрасневшим лицом.

Потом он признавался своим товарищам:

– Ну, до чего неловко было! Не помню даже, как вышел из театра. Навёртываю прямо на крейсер, а в голове, будто шмели гудят[146]146
  Случай, описанный А. С. Новиковым-Прибоем в «Цусиме», скорее всего, рассказал ему земляк Бабушкина и его товарищ по Кронштадту – Ефим Титович Дряблов, уроженец дер. Акбатырево Малмыжского района. Дряблов в течение трёх лет служил бок о бок с писателем на броненосце «Орёл»; вместе воевали в составе 2-й Тихоокеанской эскадры, позже долго переписывались.


[Закрыть].

После этого вечера он ежедневно получал десятки писем от француженок. Они всячески добивались с ним свидания. Но из этого ему удалось извлечь лишь ту пользу, что он скорее других научился разговаривать по-французски»².

В ноябре 1903 года крейсер «Баян» прибыл в Порт-Артур, тогда главную военно-морскую базу на Дальнем Востоке. Именно там, на берегах Жёлтого моря, Василий Бабушкин встретит начало русско-японской войны.

* * *

Новый крейсер на театре военных действий пришёлся как нельзя кстати. Быстроходный, маневренный, грозный, он активно использовался русским военно-морским командованием во многих операциях – в частности, при проведении разведки боем, бомбардировках неприятельских наземных целей, несении дозорной службы. Кроме того, под командованием решительного командира, капитана 1 ранга Роберта Николаевича Вирена, «Баян» отличился в нескольких серьёзных морских сражениях в Жёлтом море.

Мало кто знает, что в тот день, когда при Чемульпо приняли неравный бой крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец», мужественно проявил себя и «Баян». 27 января к Порт-Артуру приблизилась японская эскадра. Навстречу врагу вышли русские корабли. Первым шёл «Баян». Завязался бой, во время которого крейсера «Баян» и «Новик» вошли в коридор между колоннами японских броненосцев. Оказавшись один на один с японским флагманом «Микаса», Вирен принял вызов, приказав открыть огонь из всех орудий. Японцы отошли, но цена победы оказалась высокой: сотни пробоин, потеря трёх 75-мм пушек, трёх котлов. Во время боя погибли 4 матроса; 35 раненых, причём двое – смертельно. Среди раненых оказались лейтенант А. Попов и командир орудия поручик В. Самарский.