Текст книги "Долг – Отечеству, честь – никому…"

В феврале 1829 года «Рафаил» в составе отряда контр-адмирала Кумани[18]18
  Кумани, Михаил Николаевич (1770–1865) – русский адмирал, сын контр-адмирала Николая Петровича Кумани – родоначальника славной плеяды отечественных военных флотоводцев. Прославился во время русско-турецкой войны 1828–1829 гг., когда в чине контр-адмирала возглавил отряд кораблей, высадивших десант в районе Сизополя, в результате чего турецкая крепость пала. В 1833 году во главе отряда судов отличился в экспедиции адмирала Лазарева к Босфору, где у местечка Ункиар-Искелесси высадил десант, решивший исход операции. В 1855 году был назначен членом Адмиралтейств-совета; в том же году был произведён в чин полного адмирала.


[Закрыть], выйдя из Севастополя, участвовал в крейсерстве в районе Варна-Босфор. 15 февраля корабли отряда с войсками на борту подошли к крепости Сизополь, обстреляли береговые укрепления и высадили десант. После сдачи крепости фрегат ушёл в Варну: на его борту находились ключи от Сизополя, трофейные знамёна и пленные турки…

А потом наступил день 11 (23) мая 1829 года – самый чёрный день не только для корабля и всей его команды, но и российского флота.

Во время крейсерства в открытом море фрегат «Рафаил» напоролся на целую армаду неприятельских судов. Как оказалось, то была турецкая эскадра, состоявшая из шести линейных кораблей, двух фрегатов, пяти корветов и двух бригов (всего пятнадцать единиц)[19]19
  Линейный корабль (линкор) – до середины XIX века крупный трёхмачтовый боевой корабль с 2–3 палубами (деками), имевший по бортам сильную артиллерию (от 60 до 130 орудий) и до 800 человек личного состава. В боевом порядке линкоры следовали строго друг за другом, в линии баталии, не выходя из кильватерной струи (с чем и связано их название). Впервые появились в Англии в 1637 году.
  Фрегат – до середины XIX века трёхмачтовый парусный корабль, предназначенный для крейсерской и разведывательной службы, с мощным артиллерийским вооружением (до 60 пушек) для действий на морских коммуникациях.
  Корвет – трёхмачтовый военный корабль с прямым парусным вооружением, имевший на вооружении 18–30 орудий малого и среднего калибра, размещенных только на верхней палубе (открыто), и используемый для разведывательной и посыльной службы. В Англии долгое время (до 1830-х гг.) подобные лёгкие корабли называли шлюпами.
  Бриг – двухмачтовое судно, предназначенное для крейсерской и посыльной службы, имеющее от 6 до 24 орудий, с прямым парусным вооружением фок-мачты и грот-мачты, но с одним косым (гафельным) парусом на гроте.


[Закрыть]. Попытка уйти от превосходящего противника не удалась; вскоре русский корабль был в плотном вражеском кольце.

Отчаянное положение, в котором оказался «Рафаил», смутило команду фрегата: уйти от турок без боя не удастся. Капитан корабля, как требовал того «Морской устав», собрал военный совет, на котором было принято решение начать сражение, в ходе которого, свалившись на абордаж с одним из судов противника, взорвать «Рафаил». Но так первоначально решил совет офицеров. Однако следовало ещё получить согласие команды – матросов и унтер-офицеров. Командир корабля послал к команде своего старшего офицера, капитан-лейтенанта Киселёва, который, вернувшись, доложил: команда не желает погибать и просит фрегат сдать.

С этой минуты все дальнейшие действия зависели от командира корабля, в решении которого никто не сомневался. Офицеры и матросы подтянулись: ещё минута-другая, и поступит команда: «К бою!».

Когда со стороны приблизившегося турецкого флагмана донеслось: «Урус-шайтан, сдавайся! Паруса – убрать!», – команда корабля вздрогнула. Нет, не от турецкого гомона за бортом – на него матросы даже не обратили внимания. Все вздрогнули от другого – от приказа своего командира, вышедшего к матросам:

– Флаг спустить! Оружие сдать…

Ещё через какое-то время на борту русского фрегата уже сновали юркие турки, конвоировавшие пленных моряков на свой флагман.

– Будь проклят, гад! – не выдержал один из матросов. – На веки вечные опозорил нас, вашблагородие, до смерти не отмыться…

Тот, кому были обращены эти слова, молча стоял в стороне, бледный, как мел, не в силах произнести слова…

Вскоре турки пересадили пленных офицеров и матросов на свой флагманский корабль «Реал-бей». Но османы русских моряков не интересовали – их взоры были обращены в сторону красавца-фрегата. Когда на «Рафаиле» подняли турецкий флаг, из глаз многих текли слёзы…

* * *

Теперь подробнее о командире фрегата «Рафаил».

Офицера, без боя сдавшего военный корабль неприятелю (беспрецедентный в истории российского флота случай!) звали Семён Михайлович Стройников (1780–1838?), 49 лет, капитан 2-го ранга.

Странно, изучая послужной список этого морского офицера, не устаёшь удивляться: как такое мог учудить человек, который верность Отчизне доказал своей безупречной 25-летней военной службой на флоте?

Черноморский кадетский корпус (Николаевское штурманское училище); 1802 г. – гардемарин. Через два года – мичман; служил на Корфу; принимал участие в русско-турецкой войне 1806–1812 гг. 10 марта 1807 года мичман Стройников участвовал в бою при взятии острова Тенедос десантом русской эскадры под командованием адмирала Сенявина. За эту операцию он был награждён орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом.

1 марта 1810 года Стройникова производят в лейтенанты флота. С 1811 года – служба на Чёрном море на различных кораблях. Бригантина «Сухум» – первое морское судно, которым Стройников самостоятельно командует в течение двух лет (с 1814 по 1816 гг.). В 1819 году был награждён орденом Святого Георгия 4-й степени за 18 морских кампаний. В 1820 году находился адъютантом при контр-адмирале Ф. Мессере в Севастополе.

28 мая 1821 года Стройников становится капитан-лейтенантом. С этого момента его карьера растёт, что называется, как на дрожжах: командир брандвахтенной канонерской лодки[20]20
  Сторожевое судно в порту.


[Закрыть] № 13 у Керченского пролива; после короткого плавания на 110-пушечном линейном корабле «Император Франц» в 1824 году назначен командиром корвета «Або». А в 1825 году состоит смотрителем Керченского адмиралтейства и транспортной флотилии.

Ничего удивительного, что на следующий год Стройников становится командиром брига «Меркурий». И он старается. В сентябре 1827 года «за отличную дисциплину и за соблюдение отличной чистоты» на корабле капитан-лейтенант Стройников получает Благоволение от самого Государя Императора. Понимая, что впереди новые карьерные горизонты, Семёна Стройникова уже не удержать! Так, в 1828 году бриг «Меркурий» под его началом отличился при взятии крепостей Анапа и Суджук-Кале, пленив турецкое транспортное судно с тремястами десантниками на борту; тогда же было захвачено три вражеских знамени. 30 июня 1828 командира брига награждают орденом Святой Анны 2-й степени. Затем «Меркурий» неплохо проявил себя при осаде и штурме Варны.

Дальше – всё как по маслу: 1 января 1829 года Стройников произведут в капитаны 2-го ранга с назначением командиром 36-пушечного фрегата «Рафаил».

* * *

Судно «Рафаил» в предыдущих войнах уже сумело зарекомендовать себя исключительно с положительной стороны. Хотя то был старый «Рафаил», линейный корабль. А новый, фрегат, был заложен в Севастопольском адмиралтействе в апреле 1825 года и через три года, 8 мая 1828 года, спущен на воду, пополнив ряды Черноморского флота. Впрочем, суть от этого не меняется.

Так вот, в Афонском сражении (1807 г.) на борту «Рафаила» героически погиб командир корабля – капитан 1-го ранга Лукин. Дмитрий Александрович Лукин на Черноморском флоте слыл личностью поистине легендарной; многие из сослуживцев отзывались о нём, как о лихом удальце и человеке необыкновенной силы. Лукин без особого труда ломал подковы, одним пальцем вдавливал гвозди в борт судна, отрывал от палубы пушку в 7–8 пудов… Неслучайно моряки называли его «русским Геркулесом».

Интересные воспоминания о Лукине оставил его современник – публицист и литературный критик Николай Селивановский: «Около пяти лет батюшка был в Николаеве, где подружился со многими флотскими и, между прочим, с силачом Лукиным, бывшим капитаном корабля. Он жил бедно, кучер его Илья, впоследствии бывший у императора Александра, тоже был силен. Бывало, у Лукина гости, Илья привозит бочку воды сорок ведер (около 480 килограммов только одной воды, не считая веса дубовой бочки) и вызовет барина составить; они двое снимут с телеги бочку и бережно опустят на землю».

18 июня 1807 года «Рафаил» в паре с корветом «Сильный» атаковал турецкий 120-пушечный линейный корабль «Мессудие» («Величество Султана») под флагом капудан-паши Сеид-Али[21]21
  Капудан-паша – титул главнокомандующего флотом Османской империи; высший чин на флоте.


[Закрыть]. На них и сосредоточился огонь всей османской эскадры. Имея сбитые паруса, «Рафаил» прорезал строй турок между кораблями «Мессудие» и «Седель-Бахри» (флаг капитан-бея Бекир-бея), ведя огонь с обоих бортов. «Сильный» и другие корабли, поддержав атаку, легли на курс, параллельный курсу противника. А колонна под командой Сенявина атаковала авангард противника: русский флагманский корабль «Твердый» повредил головной фрегат турок, а затем, ударив по следующему в линии кораблю, заставил и его лечь в дрейф. Одолеть остановившуюся колонну противника для адмирала Сенявина не составило труда. Лишившись почти трети эскадры, турки были вынуждены ретироваться. Русская эскадра не потеряла ни одного корабля. Однако во время сражения погибло 78 русских моряков, большинство – из экипажа «Рафаила».

Когда корабль атаковали два турецких судна, Лукин приказал:

– Абордажных – наверх!

Заметив, что сбит кормовой флаг, Лукин, взбежав по трапу, крикнул:

– Мичман Панафидин, сейчас же поднять флаг…

То были последние слова командира: турецкое ядро разорвало Лукина пополам…

О последних минутах капитана 1-го ранга Дмитрия Александровича Лукина мичман Панафидин вспоминал:

«…В исходе 10-го часа капитан позвал меня и велел, чтобы поднять кормовой флаг, который казался сбитым; он стоял на лестнице для всхода на ванты и вполовину открытый; брат Захар, его адъютант, был также послан. Исполнив приказание, я шёл отдать ему отчёт, но он уже лежал распростёртым на левой стороне шканец: в моё отсутствие ядро разорвало его пополам и кровью облило брата и барабанщика. Благодаря Бога, брат не был ранен. Кортик, перешибленный пополам, лежал подле его; я взял оружие, принадлежавшее храбрейшему офицеру, и сохраню, как залог моего к нему уважения. Тело его перенесли в собственную его каюту…»⁴

К слову, первым командиром нового фрегата «Рафаил» был Фёдор Юрьев. Командуя «Рафаилом», он участвовал во взятии крепости Варны, за что был пожалован золотой саблей с надписью «За храбрость»; отличился в операции под Инадой и был награждён орденом Св. Анны 2-й степени. За сожжение турецкого корабля под Пендераклией командир «Рафаила» получил императорскую корону к ордену Св. Анны. После того как Юрьев был назначен командовать линейным кораблём «Чесма», фрегат «Рафаил» возглавил Семён Стройников[22]22
  30 августа 1848 года Фёдор Афанасьевич Юрьев (1783–1856) будет произведён в вице-адмиралы, а 1 июня 1853 года станет членом Адмиралтейств-совета.


[Закрыть].

Такие вот люди воевали на овеянном славой «Рафаиле». И не только воевали, но и погибали, защищая честь Андреевского флага.

* * *

Но вернёмся к послужному списку флотского офицера С. Стройникова.

Прекрасная военная карьера Стройникова, если судить по его отличному послужному списку, в полной мере получила развитие во время его службы в рядах Черноморского флота, куда он был переведён в 1811 году.

Теперь внимание: именно в этот период на Черноморском флоте в очередной раз (до этого он уже служил здесь) появляется капитан 1-го ранга Фома Мессер, назначенный командиром 110-пушечного корабля «Полтава». Где и как познакомились эти двое, история умалчивает; зато известно другое: вскоре Стройников предлагает руку и сердце дочери Мессера – Елизавете Фоминичне. К предложению привлекательного и подающему надежды офицера Мессеры отнесутся благосклонно; в 1813 году у молодой четы родится старший из сыновей – Николай.

В 1816 году Фома Фомич Мессер будет произведён в контр-адмиралы; в 1820 году Стройников служит адъютантом при своём ближайшем родственнике в Севастополе. При всём уважении к памяти адмирала Мессера, налицо протекционизм.

И это вполне объяснимо. После русско-турецкой войны 1806–1812 гг. российский флот переполнен молодыми и талантливыми морскими офицерами, отличившимися в долгой военной кампании. Их не один-два, и даже не десятки – этих офицеров сотни! А боевых кораблей на том же Черноморском флоте – от силы 60–70, пусть 100 с учётом подсобных судёнышек. Попробуй выбиться в командиры одного из них, когда конкурс как минимум один к десяти-двадцати.

Но когда адъютантом при влиятельном тесте, тогда решение подобного вопроса упрощается в разы. Для начала – повышение в звании: в мае 1821 года Стройников становится капитан-лейтенантом. Затем его назначают командиром брандвахтенной канонерки № 13, а с 1823 года – корвета «Або». Но этого для будущего адмирала (вне всякого сомнения, у зятя с тестем адмиральское звание уже в планах!) явно маловато. А потому в 1825 году будущий адмирал, дабы соответствовать, назначается смотрителем Керченского адмиралтейства и транспортной флотилии, то есть фактически влиятельным начальником.

Смотрим дальше. В 1826 году Фома Мессер становится вице-адмиралом и с какого-то времени занимает должность командира Севастопольского порта; Семён Стройников – получает под командование бриг «Меркурий».

А впереди – новая война, очередная русско-турецкая. Война для Стройникова – трамплин к адмиральскому Олимпу. Уже в начале кампании бриг «Меркурий» зарекомендовал себя одним из лучших кораблей.

Из дневника вице-адмирала Василия Ивановича Мелихова[23]23
  Мелихов, Василий Иванович (1794–1863) – вице-адмирал, член Государственного совета Российской империи. На Черноморском флоте с 1811 года; в 1817 году был назначен флаг-офицером к вице-адмиралу Грейгу, высоко оценившему его административные способности. В 1826–1830 гг. состоял в должности начальника штаба главного командира Черноморского флота. Позже из-за разногласий с адмиралом Грейгом Мелихову пришлось уйти из Черноморского флота; был принят на должность начальника морского штаба князя А. Меншикова. С декабря 1840 года – вице-адмирал. За отличие при взятии Варны 30 сентября 1828 года был награждён орденом Святого Владимира 3-й степени. Впервые воспоминания адмирала Мелихова были опубликованы в нескольких номерах журнала «Морской сборник» за 1850 г.


[Закрыть]:

«9-е число (мая) 1828 г. В 9 часов прибыли бриги «Ганимед» и «Меркурий» с двумя, взятыми ими неприятельскими судами, на которых находилось: бимбашей 2, билимбашей 4, байрактаров 7, чаушей 3 и нижних чинов 623 человека[24]24
  «…Бимбашей 2, билимбашей 4, байрактаров 7, чаушей 3» – перечисление званий турецких пленных. Вообще, «бимбаши» (от тур. bing – тысяча, и basch – голова) означает начальник над тысячью солдатами – турецкий командир батальона (эскадрона), полковник; байрактар – знаменосец; чавуш – старший унтер-офицер (сержант).


[Закрыть]. Все эти пленные, следовавшие в подкрепление гарнизона Анапского, взяты с оружием и 6 знамёнами…»⁵

За свой подвиг командир «Меркурия» (Стройников) получает орден Святой Анны 2-й степени. Неплохо для начала. Осталось последнее – стать героем, проявив себя в настоящем сражении. Но в морском сражении можно выиграть, лишь командуя не канонеркой или бригом, а хотя бы фрегатом. И Стройников получает этот фрегат, да не абы какой, а «Рафаил»!

После утверждения Главным морским штабом решения относительно Варны вице-адмирал Мессер назначается командиром отдельной эскадры по осаде этой крепости. Фрегат «Рафаил» включается в состав эскадры. Правда, Стройников у руля нового корабля лишь с начала 1829 года. В середине февраля русские корабли у крепости Сизополь высаживают десант; все трофеи павшей крепости доверены Стройникову. В марте «Рафаил» обстреливал крепость Ахиолло, где «командуя фрегатом “Рафаил”, Стройников действовал мужественно, заняв позицию, в которой подвергался огню всех неприятельских батарей». Результат: один убитый и четверо раненых; 13 пробоин в корпусе. Корабль был вынужден уйти в Севастополь для ремонта. В мае – участие в обстреле крепости Агатополь…

11 февраля 1829 года умирает вице-адмирал Фома Фомич Мессер. Явно не по возрасту, в 64 года. Находясь при осаде Варны, адмирал отличился в присутствии Императора, и в октябре 1828 года был награждён орденом Св. Владимира 2-й степени. Во время войны позиции Мессера заметно окрепли. Что явилось причиной скоропостижной смерти – можно только догадываться. Ходили слухи, что незадолго до кончины Фомы Фомича в личной жизни его дочери, Елизаветы Фоминичны, произошли серьёзные перемены: в семье Стройникова дело шло к разводу. Удачная карьера зятя, по-видимому, окончательно вскружила тому голову. Хотя, как докладывали адмиралу, не обошлось без женщины – разбитной вдовы морского офицера Вознесенской, в дом которой, уже не стыдясь чужих глаз, зачастил офицер.

Впрочем, самому Семёну Михайловичу, казалось, было всё нипочём. Теперь он уже мог обойтись и без влиятельной протекции своего тестя. Дело оставалось за малым – совершить подвиг! А дальше… Дальше – адмиральский Олимп.

* * *

С подвигом не получилось. Потому как умирать, пусть даже и в славном бою, в долгосрочные планы капитана 2-го ранга Стройникова никак не входило. Умереть – значит, прервать свой долгий путь к намеченной цели, где витые золотом адмиральские эполеты, великосветские балы и поклонение врагов и завистников. Лишь выжив, можно было продолжить начатое. Если, конечно, удастся оправдаться. Именно это – оправдаться — и попытается после случившегося командир-трус.

Из рапорта на имя Главного командира Черноморского флота и портов адмирала Грейга командира фрегата «Рафаил» Стройникова:

«Фрегат «Рафаил» снялся с Сизопольского рейда утром 10 мая… В 11 часов пополуночи ветер установился и тогда были поставлены все паруса и взят курс на Амасеру; этим курсом шли до 5 часов вечера 11 числа… 12 числа, на рассвете, находясь, по счислению, в 45 милях от ближайшего Анатолийского берега усмотрели на N, в расстоянии около 5 миль, сначала одно, а потом несколько судов; вскоре открылось, что то был авангард турецкого флота, состоявший из 3 кораблей, 2 фрегатов и 1 корвета, которые шли полным ветром под зарифленными марселями… Спустя немного усмотрены… в расстоянии 6,5 миль, еще 3 корабля, 5 корветов и 2 брига. В 5 часов суда, составлявшие авангард турецкого флота, поставили все паруса и устремились за фрегатом; в 8 часов ветер сделался тише, но волнение не уменьшилось; в это время авангард неприятеля начал спускаться на пересечку фрегата, который, чтобы не быть окруженным и в намерении продлить время до ночи, переменял курсы, смотря по надобности; последний был SW. Неприятель, имея превосходный ход, при постепенно затихавшем ветре заметно приближался. В 11 часов был составлен совет из всех офицеров, которые положили обороняться до последней крайности и, в случае нужды, приблизиться к неприятелю и взорвать фрегат; но нижние чины, узнав о намерении офицеров, объявили, что сжечь фрегат не позволят. До 2 часов пополудни «Рафаил» имел ходу около 2,5 узлов; сделавшийся же в это время штиль и продолжающаяся зыбь, лишили… последних способов к защищению и нанесению вреда неприятелю. В исходе 4 часа авангард неприятеля пересек все направления и окружил «Рафаил»: два корабля шли прямо на него, правее их находился 110-пушечный корабль и фрегат, а с левой стороны – фрегат и корвет; остальная часть турецкого флота была назади в расстоянии около 5 кабельтовых; ходу было не более одной четверти узла. Вскоре один из кораблей, подняв флаг, начал палить, и след засим надобно было ожидать нападения и от прочих; ко всему этому большая часть команды от качки не могла быть при своих местах. Тогда, видя себя окруженным неприятельским флотом, и, будучи в столь гибельном положении, он, Стройников, не мог предпринять никаких мер, как только послать парламентеров на ближайший адмиральский корабль с предложением сдать фрегат с тем, чтобы команда в непродолжительном времени была возвращена в Россию. Вследствие такого намерения, приказав поднять переговорный флаг, отправил парламентерами капитан-лейтенанта Киселева и морской артиллерии унтер-офицера Панкевича; задержав их, турки прислали своих чиновников, которые, объявив согласие адмирала на предложение его, Стройникова, изъявили желание, чтобы он со всеми офицерами отправился на адмиральский корабль, что и было исполнено; на фрегате остался с командою только один мичман Измайлов»⁶.

Как видим, рапорт Стройникова – не что иное, как попытка оправдаться. И выгородить себя, любимого. Ведь во всём виноват… экипаж, с которым до этого денно и нощно ходил в дозоры и даже под турецкие ядра. Все эти матросы – «подлые мужики», которые, надо понимать, о долге перед Отечеством и перед царём-батюшкой ничегошеньки не ведают. А потому и заартачились. Ох уж эти «нижние чины»!

А что до офицеров и самого командира – всё сделали по Уставу: сигнальные книги, секретные документы, инструкции и прочие бумаги заблаговременно сбросили за борт. Так что, выходит, вины как таковой никакой нет: и людей спасли, и «секретку» уничтожили. Бывает, уж извините, так получилось. Ведь кровь людская – не водица…

Этот рапорт Семён Стройников напишет позже, когда он сам и его команда будут находиться в турецком плену. Но до этого капитану 2-го ранга Российского Императорского флота придётся пережить ещё одно – возможно, самое сильное потрясение в своей жизни: на его глазах будет отчаянно биться с превосходящим противником маленький бриг. Бриг «Меркурий»[25]25
  Бриг «Меркурий» был на самом деле маленьким: водоизмещение 390 т, длина 29,46 м, ширина с обшивкой около 10 м, высота борта 4,11 м. Имея всего две мачты – фок и грот, – и 18 карронад (ещё 2 переносные пушки), численность его экипажа составляла 115 человек: 5 офицеров, 5 квартирмейстеров, 24 матросов 1-й статьи, 12 матросов 2-й статьи, 43 старших юнг, 2 барабанщика, 1 флейтист, 9 бомбардиров и канониров и 14 прочих (плотников, конопатчиков, коков). В тот день на бриге «Меркурий» находилось всего 5 офицеров и 109 матросов разного ранга; кроме них на борту присутствовали крепостной мичмана Притупова некто Пётр Данилов и переводчик – севастополец Фёдор Папнуто.


[Закрыть]. Да-да, ещё вчера – его! И выйдет из боя победителем!

Именно в тот день морской офицер Стройников понял, что навсегда потерял самое дорогое, что у него было: свою честь…

* * *

Из дневника адмирала Мелихова:

«15-е число (мая) 1829 г. В 5 часов показался бриг «Меркурий», соединившийся с флотом. Наружный вид брига свидетельствовал об ужасном бое, им выдержанном…

20-е число. В 9 ½ часов пополудни командир брига «Ганимед», прибывшего от пролива, доставил главному командиру депешу датского министра при Порте Оттоманской барона Гибша, полученную с австрийского купеческого судна, следовавшего из Константинополя в Одессу с размененными нашими пленными. Барон Гибш уведомлял адмирала о взятии турецким флотом, у Пендараклии, фрегата «Рафаил». Это неприятное известие подтверждено и командиром брига, слышавшим о том от офицеров наших, возвращавшихся из плена…»⁷

Рапорт капитан-лейтенанта Казарского лёг на стол командующего через день после совершённого им и его командой подвига; с рапортом же Стройникова и двух его офицеров (капитан-лейтенанта Киселёва и поручика корпуса флотских штурманов Полякова) командующий Черноморским флотом адмирал Грейг ознакомится несколько позже[26]26
  В Турции российские интересы представлял датский посол барон Гибш; он же переправил в Россию рапорта Стройникова и его офицеров.


[Закрыть].

Сравнивая два рапорта на имя главного командира Черноморского флота адмирала Грейга – Александра Казарского и Семёна Стройникова, – даже человеку, ничего не смыслящему в морском деле, бросается в глаза явное различие отношения командиров к происходящему.

Казарский: «…110-пушечный корабль начал спускаться, чтобы занять у меня правую сторону и, может быть, имел намерение сделать залп вдоль брига, но я избежал этого, опустившись к N, и ещё около получаса терпел только от одних погонных пушек, но после был уже поставлен между двух кораблей. Сделав по мне два залпа, со стопушечного корабля начали кричать, чтобы бриг сдался и убрал паруса. Но как им отвечали на это всею артиллериею, ружьями и крикнутым «Ура», то оба корабля, сдавшись несколько за корму, продолжали беспрестанный огонь до 4-х часов, поражая ядрами, книппелями, картечами и брандскугелями… Во всё продолжение сражения я только мог… уклоняясь несколько бортами к кораблям, смотря по положению их, и воспользовавшись неискусным маневром 74-пушечного корабля, заставил их держаться за мною на NW…»

Стройников: «…В 11 часов был составлен совет из всех офицеров, которые положили обороняться до последней крайности и, в случае нужды, приблизиться к неприятелю и взорвать фрегат; но нижние чины, узнав о намерении офицеров, объявили, что сжечь фрегат не позволят… Сделавшийся… штиль и продолжающаяся зыбь, лишили… последних способов к защищению и нанесению вреда неприятелю. В исходе 4 часа авангард неприятеля пересек все направления и окружил «Рафаил»: два корабля шли прямо на него, правее их находился 110-пушечный корабль и фрегат, а с левой стороны – фрегат и корвет; остальная часть турецкого флота была назади в расстоянии около 5 кабельтовых; ходу было не более одной четверти узла. Вскоре один из кораблей, подняв флаг, начал палить, и след засим надобно было ожидать нападения и от прочих; ко всему этому большая часть команды от качки не могла быть при своих местах. Тогда, видя себя окруженным неприятельским флотом, и, будучи в столь гибельном положении, он, Стройников, не мог предпринять никаких мер, как только послать парламентеров на ближайший адмиральский корабль с предложением сдать фрегат с тем, чтобы команда в непродолжительном времени была возвращена в Россию…»

Два рапорта морских офицеров своему командующему. Оба плавали на одном флоте, уже нюхавшие порох и повидавшие кровь, проявили себя в боях. Но как написанное в этих рапортах отличается друг от друга! Налицо – героизм Казарского; и растерянность, смешанная с трусостью, Стройникова. Один пишет о том, как сражался; другой, обвиняя матросов, пытается оправдать своё преступление. Вот и всё отличие.

Хотя для адмирала Грейга всё было понятно с самого начала. Именно об этом – о героической стойкости капитан-лейтенанта Казарского (к слову, во время сражения получившего контузию головы) и о трусливой сдаче фрегата капитаном 2-го ранга Стройниковым, – адмирал письменно изложит в своём докладе на имя императора Николая I. Оставалось ждать Высочайшего волеизъявления…

* * *

Подвигом «Меркурия» были восхищены даже турецкие моряки. Так, один из штурманов османского «Реал-бея» позже вспоминал:

«…Русский флот, состоящий из 14 судов между которыми были шесть линейных кораблей, много потерпел от огня батарей, как узнали мы от коменданта крепости. Мы пошли снова к проливу, и 25 взяли один 36-пушечный фрегат, который спустил флаг при нашем приближении. Капитан того фрегата оставался до вчерашнего дня на нашем судне; он украшен многими орденами и очень хорошо объясняется на итальянском языке, имя его Семён Михайлович, а фрегат называется «Рафаил». Во вторник, с рассветом, приближаясь к Босфору, мы приметили три русских судна: фрегат и два брига; мы погнались за ними, но только догнать могли один бриг в три часа пополудни. Корабль капитан-паши и наш открыли тогда сильный огонь. Дело неслыханное и невероятное. Мы не могли заставить его сдаться, он дрался, ретируясь и маневрируя со всем искусством опытного военного капитана, до того, что, стыдно сказать, мы прекратили сражение, и он со славою продолжал свой путь. Бриг сей должен потерять, без сомнения, половину своей команды, потому что один раз он был от нашего корабля на пистолетный выстрел, и он, конечно, еще более был бы поврежден, если бы капитан-паша не прекратил огня часом ранее нас, и сигналом не приказал бы нам то же сделать. В продолжение сражения командир русского фрегата говорил мне, что капитан сего брига никогда не сдастся и если он потеряет всю надежду, то тогда взорвет бриг свой на воздух. Ежели в великих деяниях древних и наших времен находятся подвиги храбрости, то сей поступок должен все оные помрачить, и имя сего героя достойно быть начертано золотыми литерами на храме Славы: Он называется капитан-лейтенант Казарский, а бриг – «Меркурий». С 20 пушками, не более, он дрался против 220 в виду неприятельского флота бывшего у него на ветре»⁸.

А вот что в те дни писала газета «Одесский вестник»: «Подвиг сей таков, что не находится другого ему подобного в истории мореплавания; он столь удивителен, что едва можно оному поверить. Мужество, неустрашимость и самоотвержение, оказанные при сём командиром и экипажем «Меркурия», славнее тысячи побед обыкновенных»⁹.

Напомню, находясь в турецком плену, капитан 2-го ранга Стройников пережил серьёзное испытание: сражение брига «Меркурия» происходило буквально на его глазах! (И это полностью подтверждают воспоминания турецкого моряка.) Пока его вчерашний сотоварищ бился насмерть с противником, этот карьерист, который «украшен многими орденами и очень хорошо объясняется на итальянском языке», спокойненько беседовал с турками, давая относительно боя свои комментарии! Остаётся надеяться, что Стройников в тот день (хотя бы!) не указывал османам наиболее слабые стороны русского судна, которым ещё вчера… командовал сам.

Обиднее всего было то, что в составе турецкой эскадры, наблюдавшей за ходом боя флагманов с русским бригом, находился один особенный корабль – турецкий фрегат «Фазли-Аллах» («Дарованный Аллахом»). Тот самый «Рафаил», пополнивший ряды врага…[27]27
  То была своего рода негласная традиция: при пленении вражеского корабля он ставился в строй с изменённым названием. Так, во время русско-турецкой войны 1828–1829 гг. капитан-лейтенант П. С. Нахимов (будущий адмирал и герой обороны Севастополя в Крымскую войну) командовал корветом «Наварин» – трофейным турецким кораблём, ранее называвшемся «Нессабиз Савах».


[Закрыть]

Ближе к окончанию войны, когда дело дошло до обмена пленными, стали обменивать и моряков. В турецком плену из экипажа фрегата «Рафаил» удалось выжить лишь трети.

Адмирал Мелихов: «27-е число (июля). В 5 ½ часов на прибывшем из Константинополя австрийском купеческом судне доставлены: бывший командир фрегата «Рафаил» капитан 2 ранга Стройников, 3 обер-офицера и 28 человек нижних чинов… В 10 ½ часов прибыло из Константинополя французское купеческое судно с остальною частью экипажа фрегата «Рафаил»…»¹⁰

В Николаев освобождённых пленников с «Рафаила» доставит бриг «Меркурий» с Казарским во главе. Как чувствовал себя в это время офицер-трус Стройников, можно только догадываться…

Достоверно известно, что, когда о возвращении Стройникова было доложено императору Николаю, тот в гневе на рапорте написал: «Разжаловать! В рядовые! Без срока службы!». Говорят, от себя ещё добавил:

– Без права женитьбы! Дабы не плодить в русском флоте трусов![28]28
  Позорный поступок отца пытались смыть его сыновья – Николай и Александр. После окончания Морского кадетского корпуса они достойно служили на флоте, участвовали в обороне Севастополя в Крымскую войну и оба стали контр-адмиралами.


[Закрыть]

* * *

За своё иудство Семёну Стройникову пришлось отвечать по полной.

Гнев императора Николая по поводу позорной сдачи во время боевых действий русского фрегата был велик. Вскоре Главному командиру Черноморского флота был доставлен Высочайший указ (от 4 июня 1829 года): «Уповая на помощь Всевышнего, пребываю в надежде, что неустрашимый флот Черноморский, горя желанием смыть бесславие фрегата ‹›Рафаил››, не оставит его в руках неприятеля. Но когда он будет возвращен во власть нашу, то, почитая фрегат сей впредь недостойным носить флаг Русский и служить наряду с прочими судами нашего флота, повелеваю вам предать оный огню»[29]29
  Возмездие для «Рафаила» наступит в 1853 году, когда в Синопском сражении русские линкоры «Императрица Мария» и «Париж», обратив свои орудия против фрегата «Фазли-Аллах», в ходе боя практически полностью его уничтожат.


[Закрыть].

В том же Высочайшем указе император, помимо прочего, писал адмиралу Грейгу: «…Разделяя справедливое негодование, внушенное без сомнения всему Черноморскому флоту поступками, столь недостойными оного, повелеваю вам учредить немедленно комиссию, под личным председательством вашим, для разбора изложенных Стройниковым обстоятельств, побудивших его к сдаче фрегата. Заключение, которое комиссиею сделано будет, вы имеете представить на Мое усмотрение».¹¹

После получения из Константинополя рапортов от командира «Рафаила» и его офицеров, присланных, как уже говорилось, через посредника, адмирал Грейг приказывает учредить комиссию под своим председательством (куда вошли флагманы флота, начальник штаба флота и командиры кораблей) для разбора обстоятельств, изложенных в рапортах пленников.

Решение комиссии оказалось бескомпромиссным:

«1. Фрегат сдан неприятелю без сопротивления.

2. Хотя офицеры и положили драться до последней капли крови и потом взорвать фрегат, но ничего этого не исполнили.

3. Нижние чины, узнав о намерении офицеров взорвать фрегат, объявили, что не допустят сжечь его, впрочем, и они не приняли никаких мер для побуждения своего командира к защите»¹².

Из выводов же морской комиссии следовало, что «…каковы бы ни были обстоятельства, предшествовавшие сдаче, экипаж фрегата должен подлежать действию законов, изображенных: Морского устава, книги 3, главы 1, в артикуле 90 и книги 5, главы 10, в артикуле 73…»

Достаточно сказать, что артикул 90 Морского устава Петра Великого гласит: «В случае боя, должен капитан или командующий кораблем, не только сам мужественно против неприятеля биться, но и людей к тому словами, а паче дая образ собою побуждать, дабы мужественно бились до последней возможности и не должен корабля неприятелю отдать, ни в каком случае, под потерянием живота и чести».

Толковался 90 артикул следующим образом: «Однако ж, ежели следующие нужды случатся, тогда, за подписанием консилиума от всех обер– и унтер-офицеров, для сохранения людей можно корабль отдать: 1. Ежели так пробит будет, что помпами одолеть лекажи или теки невозможно. 2. Ежели пороху и амуниции весьма ничего не станет. Однако ж, ежели оная издержана прямо, а не на ветер стреляно для нарочной траты. 3. Ежели в обеих вышеописанных нуждах никакой мели близко не случится, где б корабль простреля, можно на мель опустить».

В случае же сдачи корабля без веских на то оснований применялся артикул 73: «Буде же офицеры, матросы и солдаты без всякой причины допустят командира своего корабль сдать, или из линии боевой уйти без всякой причины, и ему от того не отсоветуют, или в том его не удержат, тогда офицеры казнены будут смертию, а прочие с жеребья десятый повешены».

Как видим, «прорубатель окна в Европу» (я о Петре Великом) в законах разбирался: сдал корабль врагу – на рею! Сурово – но справедливо. И по всему выходило, что по возвращении Стройникова и его экипажа из турецкого плена всех следовало повесить. Всё по уставу. Как завещал навеки вечные приснопамятный Пётр Алексеевич.