Текст книги "Долг – Отечеству, честь – никому…"

Однако, завладев Дунайскими княжествами, русские остановились и… стали ждать. То ли турецкой капитуляции, то ли стихийного Балканского восстания против «османского ига», то ли самоубийства султана Абдул-Меджида…

Не дождались. Ни первого, ни второго, ни третьего. Всё получилось с точностью до наоборот: 11 сентября 1853 года в Лондоне англичане с французами принимают историческое решение о вводе своих эскадр в Мраморное море. (8 октября объединённая англо-французская эскадра войдёт в Дарданеллы.) А 14 сентября турецкий султан опубликует ультиматум для Российской стороны: в 15-дневный срок очистить территорию Дунайских княжеств.

3 октября турки, обстреляв русские войска из-за Дуная, начали боевые действия. Самым крупным сражением того периода явилось боестолкновение под местечком Ольтеница. 23 октября турецкий главнокомандующий Омер-паша, форсировав с 8-тысячным отрядом Дунай, через некоторое время вступил в бой с русскими частями генерала Данненберга (6 тысяч человек). После кровопролитного боя обе стороны разошлись ни с чем (общие потери наших войск составили около тысячи человек).

В марте 1854 года русские войска взяли турецкие крепости Исакчи, Тульча и Мачин; в начале мая осадили Силистрию[61]61
  Силистрия – ныне г. Силистра, административный центр и портовый город на северо-востоке Болгарии.


[Закрыть]. Но 9 июня, за два часа до начала штурма крепости, поступил приказ отступить. (В ходе осады Силистрии потери наших войск составили более 2 200 человек.)

3 сентября Дунайская армия вернулась за Прут. Ни с чем. А дунайские княжества заняли… австрийцы. Австро-венгерская армия явилась своеобразным буфером между противоборствующими сторонами – частями турецкого султана и объединённой армией генерал-фельдмаршала Паскевича[62]62
  В начале 1854 года Дунайская армия была объединена с Западной (Польской). Возглавить объединённую армию было поручено 71-летнему генерал-фельдмаршалу Ивану Фёдоровичу Паскевичу.


[Закрыть].

Вот и всё. Мышиная возня.

Не много ли пролитой крови?..

II

Битва славная, выше Чесмы и Наварина… Ура, Нахимов! Михаил Петрович Лазарев радуется своему ученику…

В. Корнилов о Синопском сражении

Даже самый благоприятный исход войны никогда не приведёт к разложению основной силы России, которая зиждется на миллионах русских… Даже если их расчленить международными трактатами, так же быстро вновь соединяются, как частицы разрезанного кусочка ртути…

Отто фон Бисмарк

Синоп был предопределён.

Натравливаемые западными союзниками, османы активизировались в направлении Кавказского подбрюшья Российской империи, поставляя горцам (в частности – мятежному Шамилю) огромные партии оружия. Ранее тщательно скрываемый нелегальный транзит теперь расцвёл пышным цветом; тем более что с началом боевых действий эти манипуляции турок стали частью их военных операций.

Чтобы не быть голословным в отношении участия британцев в подрывной деятельности османов против России, достаточно сказать, что для переброски оружия горцам осенью 1853 года была задействована целая группа турецких кораблей – «Таиф» (22 пушки), «Фейзи-Бахри» (20 пушек), и «Саик-Ишаде» (20 пушек). Командовал всей этой бандитской братией некто Мушавер-паша. И разбойничал бы этот паша и дальше, если б 9 ноября русский 44-пушечный фрегат «Флора» (командир – капитан-лейтенант А. Скоробогатов) в 12 милях от мыса Пицунда не обстрелял нарушителей, причём довольно удачно – один из подбитых кораблей пришлось уводить на буксире. Так вот, как потом выяснилось, этот самый Мушавер-паша оказался никаким не «пашой», а… британцем Адольфусом Слейдом¹. Что ему понадобилось в российских водах, видать, только Аллаху было известно…

Начиная с 3 сентября 1853 года, стали смелее действовать корабли Черноморского флота. Первой удачной операцией оказалась переброска уже известной нам 13-й пехотной дивизии из Севастополя в Сухум на кораблях двух групп, руководимых адмиралами Корниловым[63]63
  Корнилов, Владимир Алексеевич (1806–1854) – вице-адмирал, герой Крымской войны 1853–1856 гг. Родился в семье иркутского и тобольского губернатора Алексея Михайловича Корнилова. В 1823 году окончил Морской кадетский корпус. В 1827 году мичман Корнилов принимал участие в Наваринском сражении, командуя тремя орудиями нижнего дека (этажа) на линейном корабле «Азов» под командованием капитана 1-го ранга М. П. Лазарева. С 1833 года – на Черноморском флоте. Долгое время командовал линейным кораблём «Двенадцать Апостолов». В 1850 году контр-адмирал Корнилов утверждён в должности начальника штаба Черноморского флота. Создал школу юнг флота. С октября 1852 года – вице-адмирал, фактический командующий (после смерти в 1851 г. адмирала Лазарева) Черноморским флотом. Во время Крымской войны организовал оборону Севастополя. Погиб на Малаховом кургане (ядром оторвало ногу) 5 октября 1854 года при первой бомбардировке города англо-французскими войсками. Погребён в соборе Св. Владимира в Севастополе.


[Закрыть] и Нахимовым[64]64
  Нахимов, Павел Степанович (1802–1855) – адмирал флота, герой Крымской войны 1853–1856 гг. В 1818 году окончил Морской кадетский корпус шестым по успеваемости в своём выпуске. В 1822–1825 гг. на фрегате «Крейсер» (командир – капитан 2-го ранга М. П. Лазарев) участвовал в кругосветном плавании. Принимал участие в Наваринском сражении, командуя батареей на линейном корабле «Азов». С января 1834 года – на Черноморском флоте. С марта 1852 года – командир 5-й флотской дивизией; в октябре произведён в вице-адмиралы. 18 (30) ноября 1853 года, командуя эскадрой Черноморского флота, разгромил крупную турецкую эскадру в Синопском сражении. Во время Крымской войны – один из руководителей обороны Севастополя. 25 февраля (9 марта) 1855 года назначен командиром Севастопольского порта и временным военным губернатором города; тогда же произведён в адмиралы. Погиб на Малаховом кургане (убит пулей в голову) 30 июня (12 июля) 1855 года при объезде передовых позиций. Погребён в соборе Св. Владимира в Севастополе.


[Закрыть]. На всё про всё потребовалось десять дней. (Резонный вопрос: а нельзя ли было боеспособную дивизию отправить не на Кавказ, а к Босфору?)

5 октября русский пароходо-фрегат «Владимир» под флагом начальника штаба флота вице-адмирала Корнилова обнаружил в море неприятельский 10-пушечный колёсный пароход «Перваз-Бахри». Заметив, что у турка отсутствуют кормовые орудия, командир корабля Г. Бутаков, открыв огонь и войдя в кильватер вражеского судна, начал погоню. Через два с половиной часа с турецким пароходом было покончено, османы спустили флаг. Из полутора сотен матросов и офицеров турецкого парохода потери составили треть от личного состава; остальные были пленены.

Из доклада вице-адмирала Корнилова: «Капитан, офицеры и команда парохода «Владимир» вели себя самым достойным образом. Капитан-лейтенант Бутаков распоряжался, как на маневрах; действия артиллерией были и быстры, и метки»².

Вот что в те дни писала в своём дневнике фрейлина цесаревны Марии Александровны Анна Тютчева[65]65
  Тютчева, Анна Фёдоровна (1829–1889) – дочь поэта Ф. И. Тютчева, фрейлина Высочайшего двора (в период описываемых событий – любимая фрейлина цесаревны Марии Александровны, супруги великого князя Александра Николаевича, будущего императора Александра II; была воспитательницей их детей). Жена И. С. Аксакова – известного славянофила, поэта и публициста. Оставила прекрасные мемуары. Похоронена в Троице-Сергиевой Лавре вместе с мужем.


[Закрыть]: «4 октября [1853 г.]. Судя по последним известиям из Константинополя, война неминуемо должна разразиться. 14(26) сентября (день Воздвижения креста, празднуемый нашей церковью) состоялось заседание Дивана, по настоянию которого султан обязался отклонить Венскую ноту и объявить, что если княжества не будут очищены русскими войсками в течение семи дней, то будет объявлена война. Знамя Магомета было водружено в мечети, что сразу разожгло фанатизм всего магометанского населения. Итак, предстоит война, несмотря на все человеческие усилия предотвратить ее, несмотря на официозное вмешательство западных держав в наши дела, несмотря, наконец, на умеренность имп. Николая, – война в осуществление того предсказания, которое предвещает на 54 год освобождение Константинополя и восстановление храма Св. Софии. Возгорится страшная борьба, гигантские и противоречивые силы вступят между собой в столкновение: Восток и Запад, мир Славянский и мир Латинский, православная церковь в борьбе не только с Исламом, но и с прочими христианскими исповеданиями, которые, становясь на сторону религии Магомета, тем самым изменяют собственному жизненному принципу. Ум, пораженный ужасом, с тоской спрашивает себя, каков будет исход этой борьбы между двумя мирами. Сомнения нет, мы, Россия, на стороне правды и идеала: Россия сражается не за материальные выгоды и человеческие интересы, а за вечные идеи. Потому невозможно, чтобы она была побеждена, она должна в конце концов восторжествовать. Как справится она тогда с тем великим наследием, которое ей выпадет на долю, окажется ли она на высоте своей великой исторической судьбы или отступит перед разрешением задачи, равной которой еще не было в истории? При одной мысли об этом кружится голова»³.

А потом был Синоп.

Русские корабли оказались близ анатолийских берегов не случайно: в результате похода адмирала Корнилова к Босфору удалось узнать, что там «собирается эскадра для Батума», предназначенная для высадки десантных отрядов в районе Сухума и Поти. Сведения были точные: одну из таких групп и спугнул близ Пицунды фрегат «Флора». Для прикрытия морских путей султан отправил в Синоп эскадру Осман-паши в составе 7 фрегатов, 3 корветов, 2 пароходов и 2 транспортов. Общее количество вооружения эскадры составляло почти полтысячи орудий, сила немалая.

Но был ещё один враг – турецкие союзники. Зная об этом, адмирал Корнилов предупреждает Нахимова: «Предостерегаю от англичан: Вам известно, как они решительны, когда дело идёт об истреблении чужих кораблей поодиночке; я всё опасаюсь, что они выскочат из Босфора, чтоб на Вас напасть»⁴.

На турецкую эскадру командовавший 5-й флотской дивизией вице-адмирал Павел Нахимов вышел с тремя линейными кораблями (84-пушечные «Императрица Мария», «Чесма» и «Ростислав»). Произошло это 8 ноября, в районе Синопа. На рейде этого приморского городка русские и обнаружили прибывшую туда эскадру Осман-паши.

Ещё накануне выхода в крейсерство Нахимов отдал приказ: «При встрече с турецкими военными судами первый неприязненный выстрел должен быть со стороны турок, но то судно или суда, которые на это покусятся, должны быть немедленно уничтожены»⁵.

Трём линкорам сил для блокады было явно недостаточно.

Тем не менее один из приказов Нахимова гласил: «В случае встречи с неприятелем, превышающем нас в силах, я атакую его, будучи совершенно уверен, что каждый из нас сделает свое дело…»⁶

Однако в меньшинстве драться не пришлось. Через несколько дней к Нахимову присоединилась пришедшая из Севастополя эскадра контр-адмирала Новосильского в составе трёх 120-пушечных линейных кораблей («Великий князь Константин», «Париж» и «Три Святителя») и двух фрегатов – «Кагул» и «Кулевчи». Мышеловка захлопнулась: Синопская бухта оказалась блокирована.

За опасными маневрами русских внимательно наблюдали турки.

* * *

Небольшое отступление. Читатель, наверное, уже заметил, что в описании кораблей фигурируют, помимо общеизвестных, совсем непонятные – морские пароходы, пароходо-фрегаты. «Как так, может, описка? – удивится кто-то. – Ведь тогда была эра парусного флота…» Нет, не описка. Всё дело в том, что середина позапрошлого века явилась некой переходной вехой от парусного флота к паровому. И Крымская война оказалась для России чрезвычайно тяжёлой во многом из-за того, что в этот переходный период мы несколько приотстали от своих противников.

У американцев и англичан первые пароходы появились ещё в начале века. Они были тихоходны, но реки (Миссисипи, Темзу и пр.) бороздили будь здоров! Слабым звеном колёсных «тихоходов» в качестве военных судов было малое количество орудий, устанавливаемых на них – не позволяли колёса по бортам. Пушки располагались лишь на носу и на корме. Именно это обстоятельство давало парусникам немалое преимущество в бою на параллельных курсах.

Всё изменилось в сороковые годы, когда в Англии стали ходить так называемые винтовые корабли, которые ещё называли паровыми. От британцев не отставали французы. Так, в 1852 году в Тулоне был спущен на воду 90-пушечный парусно-винтовой линейный корабль 2-го ранга «Наполеон», способный развивать скорость до 12 узлов (22,2 км/ч). Сами французы отзывались о нём так: «Это было сочетание смелости и рассудительности».

Большим сторонником развёртывания строительства паровых кораблей на нашем флоте выступал адмирал В. А. Корнилов. Едва на западных верфях появились первые винтовые (паровые) суда, он, как сам писал, «принялся за пароходство и особенно за винт»⁷. И до конца своих дней русский флотоводец оставался поборником быстрейшего строительства «пароходов на винте». Постройка таких кораблей и переоборудование судостроительной базы, писал он, «в глазах моих составляют предметы первостепенной важности для Черноморского флота, от основательного решения коих зависит всё его будущее»⁸.

Первое русское парусно-винтовое судно «Архимед» имело на борту 52 орудия и развивало неплохую скорость. Но в 1850 году корабль разбился на камнях в Балтийском море.

Незадолго до начала Крымской войны в доках Николаева был заложен 135-пушечный винтовой корабль «Босфор», а чуть позднее – однотипный «Цесаревич»; в 1853-м – винтовые корветы «Воин» и «Витязь». Однако, отставая от западных держав приблизительно лет на пять, мы немного не успели. А имевшиеся к тому времени у нас пароходы не являлись в прямом смысле паровыми (винтовыми) военными суда – то были вспомогательные малые пароходы. Так что военно-морской флот Российской империи вступил в кампанию, располагая в качестве военной силы лишь парусными судами.

К началу 1854 года в составе Черноморского флота имелись: 16 линейных кораблей (из них только четыре – 120-пушечные), 7 фрегатов, 4 корвета, 8 бригов, 40 транспортов и около тридцати малых парусников. Кроме того, флот располагал 7 так называемыми пароходо-фрегатами и 26 небольшими пароходами. Вот их-то и не следует путать с паровыми (или винтовыми) двух– и трёхдечными (двух– и трёхпалубными) боевыми кораблями. Те первые наши пароходы выполняли роль либо транспортов, либо буксиров, а в период военных действий – и брандеров.

Противник был сильнее нас и по количеству, и по мощи. Так, линейных кораблей в объединённой эскадре насчитывалось 19, в том числе три из них были парусно-винтовыми: британские «Agamemnon» и «Sans-Pareil», а также французский «Charlemagne». Из парусных линейных кораблей наиболее грозными считались 120-пушечные английские «Britannia», «Trafalgar» и 116-пушечный «Queen»; из французских – 100-пушечные «Friedland», «Valmy», «Ville de Paris» и 100-пушечный «Henri IV».

Из трёх фрегатов один являлся парусно-винтовым; зато 19 остальных представляли из себя достаточно мобильные колёсные пароходо-фрегаты. Корветов – 7 (в том числе 3 парусно-винтовых); вооружённых колёсных пароходов – 10; парусных бригов – 4…

Было ещё одно серьёзное отставание – в вооружении. Русская армия встретила войну с гладкоствольным ударно-капсюльным ружьём образца 1844 года – уже устаревшим к тому времени. Возможно, именно зная о проблемах в русской армии и на флоте, западные страны с такой смелостью двинулись «воспитывать» «строптивую» Россию.

Английские и французские паровые корабли были значительно маневреннее и быстроходнее; погода и ветер им тоже были нипочём. А пехота имела на вооружении новенькие нарезные ружья с ударным капсюльным замком, имевшие в бою большие преимущества[66]66
  Некоторые историки рассматривают военные действия в Крыму как Крымскую кампанию (1854–1855 гг.) Восточной войны (1853–1856 гг.). В эту кампанию французская армия в большинстве своём была вооружена нарезным стержневым штуцером Тувенена (в 1842 г. его предложил французский полковник Тувенен); с использованием новой расширяющейся при выстреле пули Минье штуцер стал превосходным оружием; французские офицеры широко использовали американский кольт «Нэви». У англичан имелась нарезная пехотная винтовка Энфилд обр. 1853 г., а у моряков – морской переделочный мушкет обр. 1850 г. (под пулю Минье); в кавалерии – укороченный карабин Энфилд обр. 1853 г. Британские офицеры использовали как американский кольт «Нэви» («лондонский» вариант), так и отечественный револьвер Адамса обр. 1851 г.


[Закрыть].

К слову, в русской армии нарезные ружья тоже имелись, но их было крайне мало – лишь 5 % от всего пехотного оружия. Это были либо импортный бельгийский Люттихский штуцер (изготавливался в Люттихе, ныне – Льеж) обр. 1843 г., либо отечественный – штуцер Гартунга обр. 1848 г. (переделанный «бельгиец»). В казачьих полках и в гарнизонных батальонах (а также у ополченцев) ружья вообще были кремнёвые…

Нарезные, гладкоствольные, кремнёвые… Неужели настолько большая разница, спросит кто-то. Большая. Иностранный нарезной штуцер имел дальность стрельбы где-то 1200 шагов, гладкоствольное ружьё – 300, да ещё с никудышной меткостью. Что тут сказать – без комментариев…

* * *

Анна Тютчева: «22 октября. Большой парад гвардии в Петербурге. Войскам будет прочитан манифест по поводу объявления войны. Итак, война, несмотря на все усилия предотвратить ее! Император Николай имеет вид очень озабоченный, а наследник чрезвычайно грустен. По-видимому, мы не уверены в себе, опасаемся неудач, не чувствуем себя достаточно подготовленными. Но неудачи пробудят национальный энтузиазм, который еще дремлет, а когда вся Россия поднимется, она в конце концов восторжествует, как всегда. Молодежь с восторгом идет на бой. Великие князья Михаил и Николай в совершенном восторге…»⁹

Но вернёмся к Синопскому бою.

С утра 18 (30) ноября 1853 года моросил холодный дождь при порывах сильного ветра. В 9.30 русская эскадра двумя колоннами двинулась в сторону Синопского рейда. Турецкие корабли расположились лунообразно, прикрываясь пушками береговых батарей. В 12.30 с 44-пушечного турецкого флагмана «Аунни-Аллах» прозвучал первый выстрел; вслед за ним открыли огонь все османские корабли и береговые батареи. Подойдя на расстояние в 320–380 метров, русские корабли встали на якоря и открыли ответный огонь. Сражение началось…

Вице-адмирал Павел Нахимов находился на палубе флагманского линкора «Императрица Мария», подошедшего ближе всех к «Аунни-Аллаху». И сейчас многое зависело от выдержки и хладнокровия двух адмиралов. Корабль Нахимова оказался под плотным перекрёстным огнём противника; по воспоминаниям современника, вражеские ядра сыпались на него, как снег во время пурги. Вскоре большая часть рангоута и стоячего такелажа корабля оказались перебиты. Лишь по счастливой случайности устояла грот-мачта. Но русский флагман, отстреливаясь, не давал себя в обиду. Мало того, он продолжал идти в сторону «Аунни-Аллаха».

«Гром выстрелов, рёв ядер, откат орудий, шум людей, стоны раненых, – вспоминал участник сражения, – всё слилось в один общий адский гвалт»¹⁰.

Несмотря на поддержку береговых пушек, османы постепенно стали уступать. Уже через полчаса боя Осман-паша приказал расклепать якорные цепи, после чего «Аунни-Аллах» выбросился на берег. Оказавшись на суше, турецкие матросы в панике разбежались кто куда…

Недалеко от «Императрицы Марии» оказался «Фазли-Аллах» – бывший русский фрегат «Рафаил», сдавшийся в плен во время русско-турецкой войны в 1829 году. Выполняя Высочайшее повеление своего императора, адмирал Нахимов отдал приказ вражеский корабль уничтожить. Пушки русского флагмана и фрегата «Париж» оставили от «Фазли-Аллаха» одни обломки… После этого русский флагман присоединился к остальным кораблям, открыв плотный огонь по береговым батареям и вражеским фрегатам.

К четырём часам пополудни турецкая эскадра как боевая единица перестала существовать. Взорвался фрегат «Навек-Бахри»; потом – корвет «Гюли-Сефид». Выбросился на берег фрегат «Несими-Зефер». Почти все турецкие корабли, если не были взорваны и сожжены, выбросились на берег, где большинство из них были подожжены. Постепенно смолкали и береговые батареи…

Во время сражения отличился линейный корабль «Париж» под командованием капитана 1-го ранга Владимира Истомина[67]67
  Истомин, Владимир Иванович (1810–1855) – контр-адмирал, герой Крымской войны 1853–1856 гг. В 1827 году окончил Морской кадетский корпус, получил назначение на линейный корабль «Азов» под командованием капитана 1-го ранга М. П. Лазарева. В 1827 году принимал участие в Наваринском сражении. С 1835 года – на Черноморском флоте. В 1850 году капитан 1-го ранга Истомин назначен командиром линейного корабля «Париж», который отличился в Синопском сражении 18 (30) ноября 1853 года. Во время Крымской войны, с началом обороны Севастополя, был назначен начальником 4-й дистанции оборонительной линии, в которую входил Малахов курган (там же, в оборонительной башне кургана, и жил). Погиб близ Малахова кургана (ядром оторвало голову) 7 марта 1855 года; погребён в соборе Св. Владимира в Севастополе.


[Закрыть]. Беспрестанно расстреливая пятую турецкую батарею, линкор одновременно вёл бой с двумя вражескими кораблями – фрегатом «Дамиад» и корветом «Гюли-Сефид». Последний, как уже было сказано, взорвался; а фрегат – выбросился на берег. После этого «Париж» вынудил и 64-пушечный фрегат «Низамие» сдрейфовать к берегу (где потом сгорел)[68]68
  За свой подвиг в Синопском сражении капитан 1-го ранга Владимир Иванович Истомин будет произведён в чин контр-адмирала.


[Закрыть].

«Нельзя было налюбоваться, – доносил адмирал Нахимов, – прекрасными и хладнокровно рассчитанными действиями корабля «Париж». Я приказал изъявить ему свою благодарность во время самого сражения, но не на чем было поднять сигнал: все фалы были перебиты»¹¹.

Из 7 турецких фрегатов были уничтожены 7; из 3 корветов – 3; из 2 пароходов – 1; из 2 вооружённых транспортов – 2; из 2 купеческих бригов – 2. Полностью оказались выведены из строя четыре береговые батареи… Это была блистательная победа русских моряков!

Как это обычно бывает, спасся самый хитрый. В тот раз им оказался турецкий пароходо-фрегат «Таиф», на котором смылся тот самый Мушавер-паша – англичанин Слейд. (Его примеру последовали командиры двух турецких кораблей, в панике бросившие свои команды.) Оторвавшись от преследования, беглец неожиданно наткнулся на отряд из трёх линейных кораблей адмирала Корнилова, спешивший на помощь Нахимову. Ловко увернувшись от них, командир «Таифа», Яхья-бей, припустил такого жару, что команда пришла в себя только в Константинополе.

Когда в шесть часов вечера в дымящуюся Синопскую бухту прибыл адмирал Корнилов, он оказался немало удивлён: все турецкие корабли были уничтожены!

– Как же теперь без трофеев в Севастополь возвращаться-то будем? Не поверят ведь, – улыбался в жёсткие усы Корнилов. – Нет, не поверят…

Синоп горел. Город некому было тушить – все разбежались по окраинам…

Потери русской эскадры составили 37 человек убитыми и 233 – ранеными. Турки в живой силе потеряли значительно больше: количество убитых и утонувших оказалось свыше трёх тысяч человек; несколько сот солдат и офицеров султана попали в плен. В числе последних оказался и сам командующий турецкой эскадрой вице-адмирал Осман-паша; его участь разделили командиры двух османских кораблей.

Единственный спасшийся турецкий корабль в Константинополе был встречен холодно. Узнав о трусливом бегстве парохода «Таиф», султан Абдул-Меджид I сильно разгневался:

– Этот недотёпа удумал меня обрадовать! – ругался он в адрес командира судна Яхья-бея. – Не лучше ли ему было геройски погибнуть вместе со всеми, чем разыгрывать тут комедию со своим геройством…

Яхья-бея с позором уволили со службы с формулировкой «за недостойное поведение». Что тут скажешь: устами султана глаголет Аллах…

Корабли Черноморского флота возвращались в родную Севастопольскую бухту[69]69
  Севастопольская бухта – узкая, незамерзающая впадина в Чёрном море (в длину 7,3 км при максимальной ширине 1,4 км), разделяющая город Севастополь на Северную и Южную стороны. По удобству навигации одна из самых удобных в мире (соперничать с ней могут только Сиднейская и Гонконгская бухты). Старое название – Ахтиарская. Первое время Севастополь так и назывался – Ахтиарский порт. С февраля 1784 года – военный порт Севастополь. При Павле I (с 1797 по 1801 гг.) назывался Ахтиар. Император Александр I вернул городу прежнее название.


[Закрыть]. Русские флотоводцы в очередной раз доказали, что лучше их на море нет никого…

* * *

Синоп явился бикфордовым шнуром, взорвавшим шаткое равновесие, грозившее активным противостоянием. Западные державы неспроста ополчились на Россию. Самодостаточность её внешней политики и прочный романовский Трон многих раздражал. И война с огромной империей могла решить внутренние проблемы как в Англии, так и во Франции.

Луи Наполеон понимал, что император он, в общем-то, липовый. Ни по крови, ни по праву, ни по совести Луишка не имел никаких оснований называть себя монархом. Именно об этом открыто заявлял царь Николай, отзываясь о французском императоре как о parvenu, то есть выскочке. Действительно, ввести войска в Парламентскую Ассамблею, арестовать без малого восемьдесят депутатов, а остальным под угрозой штыков приказать кричать «vivat!» – так теперь во Франции становятся императорами? Луи – не Наполеон I. И в этом была его беда. А чтобы тебе кричали «vivat!», – такое следовало заслужить. Но как-то не получалось. Франция постепенно катилась в тартарары…

Война! Вот что спасло бы авторитет липового императора. Маленькая, но победоносная война утёрла бы нос несогласным и сплотила французское общество. Именно поэтому нахальный Луи гнал своих солдат умирать. Победа над Россией всех бы угомонила: реванш за унижение 1812 года станет успокоительной пилюлей для каждого француза; ну а для русских – холодным душем…

Россия мешала. Тройственный союз Николая I с Австрией и Пруссией для Луи Наполеона был настоящей головной болью. Русский царь мутил воду; его корабли сновали в Адриатике, вертелись у Дарданелл и Босфора… Не пора ли заносчивому Николаю преподать хорошенький урок?.. Сомнения окончательно развеялись в 1853-м, когда Францию парализовали страшная засуха и эпидемия холеры. Ещё немного – и жаки с жанами потянулись бы осаждать очередную Бастилию.

Война! Только она могла решить все внутренние проблемы Луи Наполеона…

А верный союзник – Англия – дышала в затылок: Николай стал несносным! Всё совпало. Английский премьер-министр Джордж Гамильтон-Гордон, лорд Абердин, слишком слаб – он управляем. Через приятеля французского императора виконта Пальмерстона (министра внутренних дел Великобритании) Луи быстро заключил с англичанами военный союз против России. Луи Наполеон хлопал в ладоши: этим торгашам просто некуда деваться, ибо они спят и видят бескрайние российские просторы, ждущие британских товаров. Снижение ввозных пошлин обогатит Британию в разы! А Николая следует прижать к стенке. Только так! Ну а военные заказы снимут напряжение как в Англии, так и во Франции. За счёт России, конечно…

В ночь на 4 января 1854 года объединённая англо-французская эскадра вошла в Чёрное море. Ещё через три дня британский корабль «Retribution» подошёл к Севастополю. Цинизма британцам было не занимать: «retribution» по-русски означает «возмездие». Англичане пришли вершить возмездие – надо полагать, за Синоп. Хорошенькое дельце! Кто это тут, непослушный такой, пошёл против интересов Ея Величества королевы Виктории?! Кто против «владычицы морей»?!

Дальше – больше. Командиру Севастопольского порта было объявлено, что русский флот блокирован в бухте, дабы (барабанная дробь!) не нападал на турецкие корабли.

Цинизм продолжается: если часть британских кораблей ощерилась пушками в сторону Севастополя, то остальные (вновь – барабанная дробь!), организовав некий конвой, встали на охрану турецких судов, направлявшихся в сторону российского Кавказа. Хотя британцы прекрасно знали, что на борту османских фрегатов перевозилось оружие с боеприпасами для горцев Шамиля. Впрочем, знали союзнички и о шеститысячном десантном отряде, рассаженном в трюмах этих самых кораблей…

Войну никто не объявлял. Но она уже началась…

* * *

Николай был ошеломлён. Вероломность западных держав поражала: подойти к русским берегам и начать диктовать какие-то условия – это ли не сумасшествие?! Но известия из Крыма настораживали.

Когда на тебя нападают, война, как бы ты к ней ни готовился, всегда настигает врасплох. Россия готовилась, но, как выяснилось, оказалась не готова – ни к нападению, ни к обороне. Первые же бои показали, что русский солдат может только мужественно стоять и героически погибать. Но этого, понимал Николай, было явно недостаточно. Следовало бить! Бить и побеждать! Да так, чтоб чертям стало жарко…

Но жарко в те холодные зимние дни, похоже, было только российскому императору. Николай ошибся! И очень серьёзно. И теперь из-за ошибки своего монарха героически умирали его солдаты. А могли и не умирать, терзал себя Николай. Его солдаты могли просто сидеть с ружьями на тёплом берегу Босфора да посмеиваться.

– Но как же так, почему?.. – разводил руками растерянный царь.

Уже не первую ночь Николай Павлович расхаживал по царским покоям, мучаясь жесточайшей бессонницей. Ведь докладывал же адмирал Корнилов: всё готово. Готово! И корабли, и солдаты, и десантные группы… Почему? Почему он промедлил с приказом?! Вызвать бы того, кто его тогда отговорил – да шпицрутенами, шпицрутенами! Только вот некого ни ругать, ни упрекать, ни шпицрутенами… Потому что – Сам! Лично! Он лично принял это решение попридержать коней, повременить. Кто мог подумать, что этот Луишка и чопорная Виктория попрут напролом? Как вообще осмелились?!

Странно, даже теперь император Николай надеялся, что британцы с «лягушатниками» одумаются. А потому топить их корабли, пожалуй, не стоит. Попугают-попугают – и уйдут, никуда не денутся…

Николай не спал вот уже несколько недель: ложился, потом, кряхтя, тяжело вставал, накидывал на плечи халат и… начинал ходить. Туда… сюда… Однажды впервые подумал, жаль, что не курит – говорят, успокаивает. Хотя в его случае вряд ли бы успокоило.

Он всегда был Триумфатором. Иногда его в шутку так и называли, правда, самые близкие; даже не для того, чтобы польстить, а по другому поводу – выразить восхищение. Потому что всегда старался быть победителем. С самого начала, с тех самых декабристов, которых свернул в бараний рог. Мало им! Если бы сегодня – всех, всех на каторгу! А эти чёртовы шляхи? Сколько крови выпили! Мало, видите ли, им свободы – да куда больше-то? Устроились на русском хребте… живут припеваючи… Полонез Огиньского… Приживалы!

Но сколько ни ходил, сколько ни отвлекал себя пустыми мыслями о поляках, финнах, реформах, городских пожарах, – мысли возвращались к туркам и Босфору: как пропустили-то?! Куда смотрели? Куда смотрели Вы, Ваше Величество?! Упустил единственную возможность, которая навсегда – на веки веков! – сделала бы тебя истинным Триумфатором!

Они, все эти «лягушатники» и «торгаши», уже давно были готовы признать Его достойным продолжателем Александра-Благословенного. Признать Триумфатором! Но зависть к необъятным просторам Российской империи, к величию её Монарха лишали их рассудка.

Кюстин, де Ланьи… Что бы они ни писали о России, в каждой строчке проскакивает неприязнь, граничащая с неприкрытой ненавистью.

Астольф де Кюстин:

«Каждый старается замаскировать пред глазами властелина плохое и выставить напоказ хорошее».

«…В армии – невероятное зверство…»

«В России монарх может быть любим народом, даже если он недорого ценит человеческую жизнь»…[70]70
  См.: А. де Кюстин «Россия в 1839 году». Париж, 1843 г.


[Закрыть]

Ещё один умник – Жермен де Ланьи:

«Привычка к притворству и лести зашла у них так далеко, что все без исключения становятся защитниками царя и его правительства, обманывая себя и вводя в заблуждение путешественников, не позволяя им увидеть эту страну в ее истинном облике».

«…Россия – это всё ещё кочевая Тартария Чингизхана или Тамерлана».

Но этот, последний, более осторожен. Обвиняя российского самодержца в жестокости, он в то же время не сторонится и лести:

«Император Николай, безусловно, самый достойный человек в своей империи, равно как он самый красивый, самый справедливый, самый гуманный и самый просвещенный. Он внушает уважение и почтение всем, кто его окружает или кто имеет счастье к нему приблизиться, не столько из-за авторитета священной власти, сколько из-за его редких и замечательных качеств».

«Здоровья крепкого и железной энергии, невероятной трудоспособности, он утомляет своих министров и секретарей работой. Все свое время и все свои силы он отдает управлению своей обширной империи, он всегда первым встает и последним ложится»…[71]71
  См.: Ж. де Ланьи «Кнут и русские. Нравы и устройство России». Париж, 1853 г.


[Закрыть]

Французские писаки, несомненно, выражали общее мнение европейских трусишек – злорадных и мстительных. Ну а Луи и его окружение буквально трясло при упоминании тех, кто дал им пинка от Москвы до Парижа.

Босфор должен и обязан был быть российским! Сейчас Россия с высоты своего величия могла бы гордо взирать на мир, держа под крепким сапогом трепещущих европейских монархов. И пусть бы ненавидели – пусть! Зато бы все уважали. Ведь если упасть – налетят всем кагалом – и османы, и те же ляхи с финнами, не говоря уж о бриттах с «лягушатниками»… Налетят – чтобы ударить; не ударить – так хотя бы ущипнуть. Дабы унизить!

После таких мыслей Николай возвращался в спальню, молился и тихо, опять с каким-то натужным скрипом, ложился. А потом мысленно просил у Всевышнего, чтоб хотя бы в этот раз обошлось без кошмаров…

Александр Широкорад: «…Николай I вёл себя как забеременевшая гимназистка, надеясь, что всё само собой «рассосётся», что союзная эскадра погуляет по Чёрному морю и уйдёт восвояси. Отличная возможность атаковать союзную эскадру на выходе из Босфора была утеряна. А в марте-апреле эскадры союзников получили подкрепления, которые обеспечили им неоспоримое превосходство над русским флотом. Теперь война была заведомо проиграна»¹².

Не обошлось и не «рассосалось». Западные монархи уже давно поняли, что имеют дело с нерешительным императором. А значит… значит, следовало ковать железо, пока горячо. Так, вроде, говорят русские?..

* * *

15 (27) марта 1854 года Англия объявила России войну. 16-го – Франция. На сей раз – официально.

31 марта (12 апреля) британский (под австралийским флагом) пароход близ Севастополя захватил частный грузовой парусник. 10 (22) апреля стало ясно, что противник настроен решительно. В этот день армада вражеских кораблей (пять английских и три французских колёсных парохода) атаковала беззащитную Одессу.

Англосаксы – большие лжецы. Хотя некоторые, как бы стесняясь, пытаются заменить это понятие невинным словечком «врунишки». Категорически не соглашусь! Если, скажем, избалованный малыш, оконфузившись в штанишки, всю вину переложит на неопытную няню, тут ничего не попишешь: врунишка. А вот когда ложь исходит из уст солидного дяди – влиятельного пэра, генерала, премьер-министра или другой какой персоны из когорты так называемых Very Important Persons – это уже нечто другое. Это – VIP-враньё.

VIP-враньё опасно: из-за него проливаются реки крови и океаны слёз. Ибо его источником являются отъявленные негодяи. Сколько столетий этому явлению, сказать сложно. Возможно, всё началось с тех самых пор, когда британцы сделали Ричарда Львиное Сердце – этого кровавого садиста и лихоимца, – своим национальным героем; или с первого заражённого оспой одеяла, подброшенного колонизаторами американским аборигенам…