Текст книги "Хиппи в СССР 1983-1988. Мои похождения и были"
Автор книги: Виталий Зюзин
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)
2000-е
Предпоследний раз большую тусовку мне удалось организовать совместно с Баптистом году в 2009-м, когда я приезжал в зимнюю Москву. Дело было так. Созвонившись с Володей Баптистом и проболтав с ним о том о сем с час, я получил от него приглашение поддержать молодых музыкантов на их первом выступлении в чайном доме, который располагался в подвале около прежнего Музея истории Москвы. Володя пришел с тремя своими «послушниками».
Я их так в шутку называю, потому что мне рассказывали до этого, и Володя подтвердил, что в 90-е или нулевые он устроил своеобразную «Академию хиппизма» в «булгаковском доме» и чуть ли не в самóй «нехорошей квартире». Набирал туда кучу молодежи и находил там очередную молоденькую жену. По его уверениям, жен у него было с полдюжины по жизни (больше имел только Игорь Дудинский – ровно дюжину). Он был талантливейший заливайло, который гнал телеги одну заковыристее другой, которые покоряли глубиной эрудиции рассказчика, и даже в том чайном домике он умудрился объяснять, как правильно заваривать чай, при этом цитируя на память разные китайские трактаты. Поэтому в «Академии…» у него отбоя не было от слушателей, особенно от слушательниц, ради знакомства с которыми все и затевалось. Дело в том, что его жены каждый раз выгоняли и нужно было искать новую. Вот он с помощью тусовки обновлял свою семейную жизнь, причем жены были каждый следующий раз все моложе и моложе.
Ребятки ни шатко ни валко отлабали в чайной свою нехитрую программу, попили с нами благоуханного напитка и стали собираться. Мы вышли с ними и решили пройтись по морозному городу. Шли вниз к Солянке. Там был маленький магазинчик, где я ребятам купил какого-то вина, а Баптист, чуть не рассердившись, что я такую ерунду взял, пошел и купил сам бутылку водки. Было часов 9 вечера. Вдруг из-за угла повалили какие-то приличные люди, про которых, если бы не поздний час, я бы подумал, что сотрудники министерства (например, Министерства культуры, которое рядом, но с другой стороны) идут с работы. В это время Баптист, дав всем хлебнуть по глотку, стоял, высоко задрав голову, и крупными глотками дожирал бутыль. И вот чуть не каждый третий из проходящих по ходу, как самому обычному встречному, бросал: «Привет, Володь!» И Баптист, продолжая булькать, недовольно кивал слегка головой и бурчал сквозь глоткú, типа «здорово!» Я был поражен такой известностью всей Москве стоявшего в серой коротковатой швейцарской шинели своего друга. Шинель не была «подпоясана»: солдатский советский ремень со звездой находился выше, почти на груди…
После этого пошли в клуб «Проект ОГИ» в Потаповском переулке[63]63
Клуб «Проект О. Г.И.» (Объединенного гуманитарного издательства) существовал в Москве в Потаповском переулке в 1998–2012 гг.
[Закрыть], и, не доходя до него, я вспомнил про квартиру Саши Пессимиста с Машей Ремизовой и бросил в их окна снежок. Саша выглянул, и мы его позвали с собой в клуб. Когда он туда пришел, мы уже были сильно поддатые, причем именно Баптист выпил втрое больше всех, вместе взятых, а был всех нас трезвее. И потом, ночью, когда мы приперлись всей тусовкой к Маше, Баптист долго заворачивал кольца философских тонкостей, выводя Машу из равновесия. А меня мутило неимоверно, так что я вышел во двор и стал тыкаться головой в сугробы. Проходивший мимо молодой человек из ОГИ участливо спросил меня, не нужна ли помощь и не вызвать ли такси, чем привел меня в чувство и укрепил в вере, что выросло новейшее поколение, которое разорвет дурную цикличность российской истории.
Последний раз что-то стоящее получилось, когда Саша Ришелье приехал в Москву из своей Ниццы отмечать свой день рождения.
Собрал волосатых, в основном поколения 1958–1963 годов рождения, в парке в Борисове, который идет по склону широкого оврага; я накупил провизии, и мы расположились шумным табором в самом живописном месте. Беседуем, пьем, закусываем, собаки с нашего «стола» кормятся, Маша Ремизова на них орет, а пятеро сыновей Саши без развлечения маются… Тут я увидел поблизости девчат («чувих», по нашему старинному вокабуляру) их возраста и пригласил поиграть с Сашиными парнями во фрисби. Одним словом, через год был первенец от брака старшего сына с одной из этих девиц, а теперь вроде уже у них трое…
А самая последняя тусовка, уже без судьбоносных последствий, произошла скромным сбором в полдюжину человек у Саши Мафи дома, из окон которого видна кольцевая автодорога МКАД и кусочек Москвы, правда, лесной. Случилось это за несколько дней перед началом «специальной военной операции», в возможность которой мы не верили и поэтому болтали на всякие неполитические темы, тем более что за пять лет перед тем я в «Фейсбуке» Пессимиста был им забанен, как человек, «ничего не понимающий в присоединении Крыма»… Привез меня к Мафи Шуруп, а потом подтянулись Пессимист со своей новой подругой и Пудель, с которым мы за неделю до этого столкнулись на концерте Умки в клубе «Китайский летчик Джао Да». Повспоминали и стародавние времена, и менее давние, как, например, когда Мафи жил на Покровке, вернее Маросейке еще. И как мы ходили к нему в эту дворницкую полускваттерную малюсенькую обитель-келью в гости, и как там после нас снимали по Пелевину фильм, кажется, «Generation П»[64]64
«Generation П» – российский фильм (2011; реж. В. Гинзбург).
[Закрыть]. Помянули много-много-много умерших наших товарищей и выпили за свое здоровье. Правда, чуть-чуть.
Закончу тем, с того начинал. Еще немного о Сольми
Осенью 1985-го, когда я активно ходил еще на Мишку, Сольми мирно завис у меня дома на «неделю рождения», и к нему, то есть ко мне, приезжало много всякого народа, которого он вызванивал по телефону от меня (надо сказать, что у многих москвичей тогда дома телефонных аппаратов не было, и они ходили или к соседям звонить, или в телефонную холодную будку, иногда с разбитыми стеклами, за двушку, то есть 2 копейки одной монетой, но говорить можно было хоть сутки, пока другие желающие не начнут возмущаться). Сольми на тусовку на Гоголя, Мишку, «Чайник» на Ноге или любую другую общепринятую никогда не ездил, предпочитая расписать мне стену или нарисовать пастелью или темперой картину на оргалите, его любимом материале. Он много стихов знал наизусть и постоянно читал всякие интересные книги. От него я впервые услышал стихи Бодлера, Гумилева и Волошина, узнал про искусство прерафаэлитов и про Альфонса Муху, его любимейшего художника, репродукции работ которого у нас днем с огнем было не сыскать, про архитектора Шехтеля, особняками которого и элементами декора Сергей просто бредил постоянно. Музыка у него в мастерской включалась нечасто, но какие-то песенки молодого Гребня его забавляли, хотя ему была интересна больше классика. Даже ходили с ним слушать орган в католические костелы в Москве и Риге.
К религии он относился как и ко всему – со стороны поиска забавного и умного, иногда перефразируя известные выражения. Сам же смеялся над своим высказыванием о том, что добро должно быть с кулаками[65]65
Процитирована первая строка стихотворения С. Ю. Куняева «Добро должно быть с кулаками…» (1959).
[Закрыть], но это скорее от нашей беспомощности перед лицом силы и государства, и урлы. И про металлический пацифик советовал.
В старых отдельных записях нашелся случай из 1985 года, который я уже совсем забыл: «Как-то раз одна знакомая Сольми пригласила его на свой день рождения. Праздноваться оно должно было в квартире ее подруги, Иры, которую никто не знал. Сольми должен был уезжать на юг из-за начинавшейся аллергии и решил совместить пышные проводы с днем рождения своей какой-то подруги. Пригласил массу народа. Собирались мы на “Павелецкой”, а ехать нужно было на “Бабушкинскую”. Собирались в метро долго, и, чтобы не создавать стремака, Сольми отправил всех на “Бабушкинскую”, а сам остался дожидаться Колю Храмова и еще кого-то. Менты его там и повязали, а мы благополучно нашли Иру и начали заходить в большую темную квартиру. Хозяйка всех пропускает в длинный без света коридор, здоровается по очереди с незнакомцами, и когда число здорований доходит до 36, а единственного приглашенного Сольми так и нет, совершенно обламывается. Но хиппарей это не смущает, мы решаем переменить настроение хозяйки и именинницы и, разбредшись по четырем комнатам, двум туалетам и особенно заполнив кухню, где уже была пара незнакомцев с двумя бутылками вина, в четыре гитары и три флейты молодыми задорными голосами стали создавать праздничное настроение. Я со всех делал наброски и раздаривал их, а в конце концов приехал Сольми с Геной Саблиным, который тут же завел свою душеспасительную шарманку…
На этом история с Ирой не закончилась. Нам понравилась ее гостеприимная и большая квартира, и поехали как-то к ней опять громадной толпой, причем из всех только двое были там до этого, я и Ира Фри, к тому моменту сильно торчавшая и, как и я, плохо помнившая адрес. У метро мы застопили “Икарус” и в надежде, что по дороге узнаем место, водителю просто сказали: “Езжай прямо”. Но, запутавшись в одинаковых многоэтажках, мы уже отчаивались, однако нас спас водитель, который по номеру телефона понял, куда ехать, и довез-таки. Все, выходя, просто благодарили шофера, а последний из выходивших заплатил последней своей пятирублевкой. Это был громадный поэт Сева, писавший стихи, похожие на железобетонные блоки».
Году в 1987-м отец Антона Семенова упросил главреда журнала «Техника – молодежи» устроить выставку для Сольми и его друзей. Это было в здании на Дмитровском шоссе на предпоследнем этаже, так что народ еще устроил танцы на крыше редакции по образцу того, как танцевали и играли в футбол на моей крыше. Работ Сольми было штук 20, у Нины Коваленко 3–4, у Антона 5–6, а у Диогена одна, но какая! Дверь с приклеенным разбитым стаканом и настоящей бабочкой…
А, например, в Коктебеле Сольми раз устроил свой грандиозный день рождения. Он был человеком обаятельным и умел располагать к себе. Перед своим днем рождения 7 августа («Я – Лев и, как всякий лев, царствую», – говорил он) всех встречных в городе и на пляже он приглашал «к себе на гору», где он стоял с друзьями, в том числе Диогеном и журналистом «Московского комсомольца» Тимошиным. Пришла бездна народа, и все с бутылками, которые принимал Диоген и сортировал по крепости. Когда Тимошин рвался быть виночерпием, Диоген ему отвечал, что он сегодня Дионис и разливать будет сам. На шум пришли и пограничники, но и их очаровал Сольми и высказал пожелание услышать в честь себя салют. Погранцы, решив по тому, что пол-Коктебеля находится у этого волосатого художника в гостях, что он – важная персона, действительно грохнули в своей части какой-то мощный взрывпакет со световым эффектом салюта…
Весной у Сольми открывалась жуткая аллергия в Москве, и он летел в уже отцветший Крым или Кавказ. Его обеспечивала мама, и его немного притворная нищета не совсем соответствовала действительности. У них дома на Коломенской в двухкомнатной квартире, сплошь увешанной картинами Сергея, был несколько раз Антон Семенов. Антон, имея немаленький хайр, увидел и познакомился с первым в своей жизни хиппи, которым оказался именно Сольми. Потом я сильно сдружился с Антоном, но без посредства Сольми. У Сольми после Виктории (Ольги Спиридоновой) была еще некая Масик, которая потом сторчалась и умерла. А потом красивая, умная и спокойная Маша, с которой он жил в Беляеве. А в конце жизни одна молодая девушка, Аня, родила Сергею Сольми (он добился, чтобы это прозвище сделали его официальной фамилией) сына, названного Моцартом (Моцарт Сергеевич Сольми, ФИО такое же странное, как у одного моего одноклассника с тремя фамилиями, если в отчестве ставить ударение на О, – Эйнштейн Давидóвич Авербух…).
В 90-е и нулевые, как рассказывают, Сольми не изменил своих идей и все занимался самопиаром, причем не желая как будто раскручиваться коммерчески. Продавливал идею «Улицы Любви», выставлял по старинке в каких-то малопосещаемых местах свои прекрасные картины, толстел, потом перестал рисовать и сочинять и больше находился в пьяных грезах. Прожил жизнь как настоящая богема!..
Заключение
Что бы написать такое, что бы оправдывало и давало общечеловеческую ценность нашему опыту? Прежде всего, это был путь эффективного сопротивления тоталитарной системе, который, безусловно, внес свою весомую лепту в изменение сознания десятков тысяч людей в стране, дал им пример жизни не по лжи, то есть не по господствовавшей коммунистической лжи (в Америке и Европе была своя ложь, против которой выступали их несогласные), что так или иначе подтачивало государственную систему. Люди приучались быть свободными, выражать открыто свои взгляды и суждения, порой, может быть, и парадоксальные, но не лишенные своей логики и искренности. А это было уже немало в стране, где с малых лет приучали все заучивать и повторять, как попки, и даже в школьных сочинениях преследовались мнения, не согласные с установками в учебниках и теми, что втирали тупые училки. Причем в школе нам ставили в пример народные восстания Болотникова, Пугачева, Разина, народовольцев и вольнодумцев типа Чацкого в литературе и Чаадаева с Герценом в истории, но любое вольнодумство в школе или желание докопаться до правды пресекалось и часто наказывалось. Про Кропоткина и Бакунина говорилось вскользь, так же как и про множество всемирно известных философов, и их сочинения рассматривались всего лишь как ступень постижения истины в последней инстанции в макулатуре Маркса, Ленина и Брежнева. Про этих отстойных деятелей вообще нельзя было говорить хоть в каком-то критическом духе, и мне сейчас трудно вспомнить, как приходилось крепиться, чтобы не послать всю эту троицу на много-много нехороших букв!
Представьте, как тяжело жилось одиночкам, не согласным с этой задавившей любую мысль и свободу государственной машиной, которая еще и следила в виде пионерских, комсюковских и партийных активистов за каждым шагом и словом таких людей! А хипповая Система хоть и не была панацеей, так как множество молодежи все равно становились мизантропами или домоседами, не в силах выносить давления общества, но как-то поддерживала их и была глотком свежего воздуха в душной атмосфере тотального конформизма и ненависти. Было с кем повидаться, куда сходить и съездить, где познакомиться с такими же изгоями противоположного пола, а не просто замыкаться или даже пилить себе вены от безысходности.
Конечно, существовали кружки кройки и шитья, бального танца, рисования, художественной гимнастики и собирателей марок с открытками, и там люди могли осторожно обмениваться мнениями, но найти среди десятков и сотен людей в своем окружении кого-то, кто был бы столь же радикален, как и ты, было непросто. Я, например, в школе сочинения писал в старших классах с обязательной критикой положительности положительных героев романов и с сомнением в отрицательности отрицательных, за что постоянно получал тройки и имел конфликты с туповатой училкой. Которая просто меня возненавидела после того, как после очередного ее крика я ей спокойно ответил, что она просто дура… А умненькие мальчики и девочки, чтобы не портить себе оценки и аттестаты, писали как положено, хотя в коридорах нашей математической школы просто ржали над глупостями литераторши, военрука и математика (с прозвищем Зеленый), который был одновременно директором школы…
Эта привычка к двоемыслию сказывается и сейчас. А ведь все дело в том, что все подстраиваются под серость, которая непременно подминает под себя все разумное и свежее. Поэтому в Новой Прекрасной России будущего нужно ориентироваться на мнения людей умных и образованных, при этом понимающих ценность свобод и дружбы со всем миром.
Для здоровья любого общества должна существовать не только свобода сама по себе, закрепленная законом, но и анархия в определенной степени, которая, безусловно, очень опасна для ее носителей, но обладает необыкновенно притягательной силой, когда имеешь только позитив в своих мыслях. Степень эта определяется сама собой, она противоречит в краткосрочной перспективе закону энтропии и способствует оздоровлению общества и экономики. Вот мы и были этой анархией по отношению к сверхструктуризированному совку, при этом у нас в принципе насилие не приветствовалось и не наблюдалось. Редчайшие случаи, как со мной, были исключениями (у меня, наверное, последствиями армейского быта в течение двух лет) и осуждались сообществом. Мир движется к разрешению всех конфликтов без применения насилия, и жаль, что в России, которая и по духу стала правопреемницей Совка Совковича, этого не понимают.
Про свою деятельность опять-таки повторю, что моим стремлением было всегда обычную тусовку превратить в праздник, хотя тусовка иногда сама по себе бывала праздником в серейшей совковой действительности. И у меня это часто получалось, а также развивался творческий потенциал многих других тусовщиков, и все мы чувствовали себя свободнее и наполненнее.
Краткий словарик жаргона хиппи
Аскать – выпрашивать деньги у прохожих.
Бухло – выпивка.
Виктори – победа, знак в виде вскинутых указательного и среднего пальцев.
Винтилово – процесс задержания милицией или дружинниками.
Винтить – задерживать «нарушителей порядка».
Вмазывать – употреблять наркотики.
Вписаться – устроиться переночевать или пожить в чьей-то квартире.
Вписка – квартира, где можно пожить или переночевать.
Врубаться – понимать.
Герла – девушка.
Дабл – туалет.
Дринч – тусовка.
Дурка, дурдом – психиатрическая лечебница.
Кайф – 1. Прекрасно, замечательно; 2. Наркотическое средство; 3. Состояние эйфории.
«Козлик» – ГАЗ-69.
Контора – Комитет государственной безопасности.
Косяк – папироса с забитой в нее марихуаной (травой).
Круть (от наречия «круто») – мощно, замечательно.
Ксивник – сумочка для паспорта или другого документа, носимая на шее.
Музон – музыка.
Мусарня – ментовка, отделение милиции.
Найт – ночевка; от англ. night (ночь).
Пацифик – знак пацифистского движения, похожий на куриную лапку в круге.
Пионер – новообращенный в хиппизм.
Пипл – народ, сообщество хиппи; от англ. people (народ).
Пипл-бук – самодельный альбом типа дамских альбомов XIX века или современного дембельского альбома, куда вклеиваются рисунки, письма и фотографии и вписываются тексты, стихи и дневниковые записи хиппового прошлого, друзей и их творчества для памяти о них.
Прикид – одежда, наряд.
Прикольно – необычно, забавно.
Пришкандыбать – притащиться, прийти.
Сейшн – музыкальная тусовка; от англ. seishn (концерт).
Система – 1. Советская государственная машина. 2. Хипповая Система.
Скватт (сквот) – захваченное для проживания или творчества чужое помещение.
Скипануть – убежать, уйти.
Стоп – бесплатное передвижение на попутном транспорте с согласия водителя.
Стрелка – встреча.
Стремак – опасность.
Стрематься – пугаться.
Телега – забавная история.
Торчать, торч – употреблять наркотики.
Тусоваться – проводить время в обществе себе подобных.
Тусовка – место, где тусуются, и те, кто тусуется.
Упаковка – милицейская машина.
Урла – хулиганы.
Фенечки – украшения, в основном на запястьях и шее, чаще самодельные из бисера и прочего.
Флэт – квартира, куда можно прийти тусоваться и иногда жить.
Хавка – еда (пришло из армейского и уголовного жаргона).
Хайр – волосы; от англ. hair (волосы).
Хайратник – ленточка вокруг головы для удержания волос.
Ханка – варево из головок мака, процеженное через марлю, которым вмазываются «по вене» шприцем.
Черная – наркотики.
Чернушник – человек, употребляющий наркотики.
Чмошный – презираемый, жалкий.
Чувак – парень.
Чувиха – девушка.
Ширяево – наркотики, вводимые шприцем.
Шландранье – гуляние.
Иллюстрации
Мой пейзаж озера Лиасте около хиппового лагеря. 1984
Моя картина «Домик на Эйчкидаге». 1986
Моя картина «Портрет Ришелье». 1997
Моя картина «Обнаженная девушка». 1984
Моя картина «Синяя птица». 1987
Моя картина «Божественный свет». 1988
Моя картина «Путник» 1984 г., экспонировавшаяся на нескольких хипповых выставках
Мы с Женей Беляевской в Булгаковском подъезде. 1987
Справа налево: Пудель, Пессимист, я, Шуруп и Мафи. 2023
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.