Электронная библиотека » Вячеслав Морочко » » онлайн чтение - страница 13


  • Текст добавлен: 17 декабря 2013, 18:56


Автор книги: Вячеслав Морочко


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Шрифт:
- 100% +
7.

Так вышло, что через неделю за мной прислали газик. Кроме солдата-водителя, в машине был капитан – инженер полка: где-то на юге, у границы с Чехословакией что-то случилось со станцией. Я должен был ехать смотреть. Капитан был чуть старше но много говорливей меня. Он явно был возбужден. От него я узнал, что наши войска уже стягиваются к границе, и вот-вот будет объявлено о начале вторжения.

В этой крошечной стране слишком много больших городов (класса наших областных). Вместе с тем можно было пересечь ее всю от края до края, не встретив ни одного городка. Тем не менее, под вечер мы въехали в один из таких населенных пунктов. Звался он Карлмарксштадтом (бывший Хемниц). Машина долго петляла предместьями, пока не въехала на неширокий, но хорошо иллюминированный проспект. Он был освещен и сам по себе (неоновой рекламой и фонарями) и с неба: вечерняя заря во всю светила нам в спину. Если считать границу, к которой мы приближались, «театром предполагаемых военных действий», то для прифронтового города, он показался мне бесстыдно ярким. А точнее, сами «предполагаемые» военные действия казались бесстыдными. У «неприятеля» почти нет авиации. Какого рожна было тратить горючее и гонять через всю Германию газик из-за одной никому не нужной радиолокационной станции. «Богато живем»! Я сам удивлялся себе: с каких это пор тихоня Борис стал таким рачительным и ворчливым. Как ни странно, капитан со мной согласился .

Станция стояла, в чистом поле за городом . Кто-то делал вид, что это «позиция», ибо знал, что станция ремонту не подлежит.

Я сразу определил ее по номеру. Меня встретил знакомый расчет солдат-операторов. Как и в прошлый раз начальника станции на месте не было. Лейтенант пропадал где-то на командном пункте. Мы забраковали этот локатор в конце зимы, оставив в журнале запись, что станция подлежит отправке на базу для среднего ремонта.

Найдя журнал с предписанием, и убедившись, что все так и есть, я выбрался из кабины и услышал знакомый голос зампотеха. (заместителя командира по технической части): «Как дела, лейтенант? Все в порядке?»

Я показал журнал.

– Ты мне это в нос не тычь! Станция должна работать! Не зря тебя везли через всю страну!

– Мне самому непонятно, зачем? Я не могу сотворить невозможное!

– Можешь!

– Но я не волшебник!

«Ах, ты мразь!? – Майор схватился за кобуру. – Хочешь, чтобы меня расстреляли?! Да я тебя первого – за саботаж! По законам военного времени»!

«Уже по законам военного времени»!? – удивился я.

– А ты не знал? Пока ехал, оно началось!

Раньше даже на учения оружия не брали, во всяком случае, патронов. «Значит война началась! Бедный майор»! – я представил себе, что ему довелось пережить, когда начальство узнало, что еще месяц назад он должен был отправить станцию на ремонт, но не сделал этого.

– Кто вам грозил законами военного времени?

Майор сник и тихо сказал, будто жалуясь: «Замполит».

Я вспомнил этого замполита, который в подпитии бродил зимой между будками , выбирая, какое колесо обмочить.

– Пригласите сюда замполита. Я ему объясню.

«Привет! Ну что будем делать»? – спросил наконец появившийся лейтенант (начальник станции).

– У вас же есть предписание, отправить ее на ремонт. Почему до сих пор не отправили?

– Не успели до заварухи.

– Отправляйте прямо сейчас.

– А можно?

– Другого выхода нет.

«А ведь ты был прав»! – неожиданно произнес начальник станции.

– Конечно прав.

– Да нет, я о другом.

– О чем же?

– Помнишь, на полигоне говорил ты о планшетистах?

– Да, да я, как раз, хотел спросить, что с ними. Они живы?

– Ты как будто чувствовал, говорил, что ребят ожидает страшная смерть.

Что с ними было?

– Они оба были у знакомой немки, в самовольной отлучке. Началось расследование. Готовили материал для суда. Будучи не первой молодости, женщина приходила в часть, умоляла, чтобы не трогали мальчиков. Дело уже собирались спустить на тормозах (планшетистов даже не взяли под стражу). Но какой-то писарь из штаба решил подшутить: соединился к их телефонной линии во время дежурства и сообщил, яко бы над ними готовится показательный суд за изнасилование. После дежурства, ребята ушли в самоволку и уже не вернулись. Их долго искали. А потом нашли обуглившимися на высоковольтном столбе. Мне стало плохо. Я чувствовал, что пропадаю: это я накаркал их смерть! Ничему я не научился! Могу только каркать и предвещать!

Подъехал командирский газик. Из него выбрался подполковник – замполит полка и решительно направился в мою сторону: «Лейтенант, Вы собирались что-то мне объяснить»?

– Товарищ подполковник, зайдемте в станцию.

«Давай здесь!» – рявкнул замполит.

– Здесь уже темно. Вы не увидите.

«Мне нечего видеть!» – ревел подполковник. Но я уже поднялся на ступеньку и открыл дверь. Пришлось ему следовать за мной.

Я включил внутри свет и прикрыл за собой дверь.

«Ну, что ты хотел? Показывай!» – рявкнул подполковник, расстегивая кобуру, и я снова услышал звуки «грустного вальса и ощутил едкий запах трагедии. В этот раз звук был слегка приглушенный, точно играли за стенкой, и жертва была не прямая, а опосредованная.

Последнее время я чувствовал, как в людях растет озлобление, проявляющееся во взаимной ненависти полов. До определенного возраста (пора страстей и деторождений) люди стремятся друг к другу. Потом наступает пора враждебности и неприязни. Некоторые называют ее любовью наоборот. Женщина перестает выносить сам тембр мужского голоса. Ее раздражают небритые щеки, запах мужского пота, мужская нечистоплотность, лень, тупая упертость и даже мужская сила, которая ассоциируется с наглостью и насилием. Семьи не доживают до появления внуков – разваливаются. Или дело кончается гибелью одного из партнеров. От этого избавлены лишь старики и старухи, накопившие за долгую жизнь достаточно терпения и сострадания.

В офицерских семьях это не слишком заметно: ограничен срок службы. Вражда разгорается позже. Но, изредка это случается и в армейской среде, развиваясь в условиях острого дефицита привязанности. А занятия, типа моих ночных упражнений с Парасковьей, здесь вообще не причем. Под словом «привязанность» понимается нежность и жалость ко всякому существу, а также способность испытывать близость трагедии, подобно животным, что, чуя вибрацию почвы, улавливают приближение тектонических потрясений.

У меня зачесалась ладонь. Я скреб ее, скреб до крови. А потом, опомнившись, тер под ложечкой, стараясь попасть в «кнопку». Ничего не получалось. «Чего чешешься, лейтенант? – заорал замполит. – Завшивел, что ли?»

Я плюнул и повернул на испытанный путь.

Через пять минут выбрался наружу и спустился с подножки. Опять подошел начальник станции.

– Ну, так что будем с ней делать?

– Уже сказано, отправляйте на базу!

– А ты сам?

– Буду возвращаться.

– Может быть, вместе поедим?

– Да вы еще будете оформлять две недели. Мне бы только ночь переждать, а утром доберусь своим ходом.

– Куда бы мне тебя на ночь пристроить? В палатках у нас тесновато.

– Есть что-нибудь в станции постелить?

– В агрегатной кабине есть толстый чехол.

– Вот и давай.

– Только бы замполит не увидел!

– Не увидит. А увидит – ничего не скажет!

– Ты уверен?

– На сто процентов!

– Кстати, не видел, где он? Он же вместе с тобой заходил.

– Ну, раз со мной заходил, значит там и остался. Ты что, его потерял? Проверь.

– На кой черт он мне нужен!

– Я тоже так думаю. Ну ладно, тащи свой чехол.

– Я долго не мог уснуть, ворочался на толстом чехле, накрывшись шинелью и положив под голову полевую сумку.

Подполковник шуршал, не давая мне спать, шарахался в дальнем углу, падал шариком на пол, подскакивал, словно его бесило, что я прилег отдохнуть. В конце концов, разве нет его вины в гибели планшетистов? Он не думал о мальчиках. Он обязан был все предвидеть! Для чего тогда – вообще, замполиты? И потом, почему от него доносится этот приглушенный трагический мотив?

Я уснул, только приказав себе не думать о нем. Открыв глаза, увидел в окошке, свет. Отворив дверь, поежился от холода, накинул шинель и, забрав вещи, (сумку и чемоданчик) спустился на землю. На востоке в обрамлении алых облаков поднималось солнце. С той стороны доносился шум, ровный и грозный: по немецким дорогам шла тяжелая техника – танки, самоходные установки и тягачи. Приведя себя в порядок, я направился в сторону Карл-Маркс-Штадта, предположив, что в связи с перемещением войск, ближайшие шоссейные дороги будут перекрыты. В деревне Хартхау я заметил железнодорожное полотно и по нему двинулся в сторону Карл-Маркс-Штадтского вокзала. С насыпи увидел обнесенный забором и колючей проволокой военный городок. По периметру стояли наблюдательные вышки, металлические ворота, через которые внутрь заходила железнодорожная ветка. За забором чернели крыши длинных двухэтажных казарм, навесы парков, серые домики офицерского городка. Я, вдруг понял, это то самое место, которое связывает тихий шепоток грустного вальса с подполковником, ставшим мокрицей.

Дойдя до вокзала, я умылся и купил билет до Дрездена. В свою очередь, в Дрездене купил билет до станции Берлин-Копенек (это на окружной линии). А там сел на Франкфуртский поезд и добрался до своего Кёнигсвальде. Добрался без приключений. Старался избегать приключений, а поэтому обдумывал каждый свой шаг. Вернувшись, доложил Стоякину о деталях и результатах поездки.

Стоякин был не просто начальником базы, а капеляном, которому меня передали, как эстафетную палочку, из Центральной Азии в центр Европы

Надо сказать, что Стоякину я доложил не все, утаил подробности связанные с тамошним замполитом. Просто посчитал их малозначительными. Не ожидал, что потом это выплывет непредвиденным осложнением.

8.

Через два дня на ремонтную базу доставили из-под Карл-Маркс-Штадта многострадальную РЛС. Мы сразу же закатили ее в цех, а блоки «запросчика» сняли и разместили на стенде.

Первая проверка показала неустойчивость работы генераторной лампы передатчика НРЗ. Это было неприятно: легче, когда что-то совсем не работает – можно просто заменить. А когда работает плохо, с помехами или с какими-то фокусами, то не дай бог: до истины не доберешься. Мы заменили саму генераторную лампу, но неустойчивость оставалась. Сменили заменяемые части субблока, и опять – никакого прогресса. Мы отключили все разъемы и снова их подключили, и тогда, наконец, все пришло в норму – станцию можно было отправлять назад (в поле), а неисправным субблоком займемся потом, когда будет время.

То, что мы сделали, нельзя было назвать средним ремонтом, скорее – халтурой. Мы просто устранили неисправность, которая заключалась в плохом контакте.

Однако, возвращая НРЗ в станцию, я почувствовал беспокойство, как будто что-то осталось несделанным. Я дал ефрейтору, задание убраться в подготавливаемой к отправке станции.

– Пожалуйста, пропылесосьте и стряхните коврики.

Ефрейтор удивленно посмотрел на меня: такие вещи подразумевались сами собой.

Сдав субблок в лабораторию, я покинул техзону, нашел в гостинице лейтенанта (начальника станции), велел ему готовить РЛС к маршу домой, и, чувствуя себя совершенно разбитым, вернулся в общежитие, не раздеваясь, плюхнулся на койку и провалился в сон.

Проснулся от стука в дверь. Пришел посыльный из штаба. «Вас вызывает Стоякин».

Умыл лицо и помчался в штаб, гадая, зачем я понадобился. В штабе, поднявшись на второй этаж, пройдя мимо часового перед знаменем части, я постучал в дверь с табличкой: «полковник Стоякин».

Ожидая меня, полковник сутулился в своем кресле, и выглядел несчастным и старым.

«Позавчера вы не все мне сказали, Борис»! – произнес он сурово. Упрек прозвучали неожиданно. Судя по виду, он должен был его прорычать, на худой конец простонать.

«Действительно, – согласился я, – не думал, что несказанное имеет значение».

– Недосказанное имеет свойство всплывать.

– Значит всплыло? Неужели они привезли замполита вместе со станцией!?

– Борис, вы даже не отдаете отчета в своих поступках. Они привезли мокрицу вместе со станцией, и уже тут ему удалось натурализоваться. Почему вы нарушили правило?

– По правилу, я могу воспользоваться трансформацией для предотвращения преступления.

– Вам что-нибудь угрожало?

– Мне лично – нет.

– Тогда, в чем же дело?

– Подполковник возненавидел жену и задумал ее убить? Тут как раз в руках оказалось оружие.

– Он вам сам об этом докладывал?

– Он кричал, что в военное время саботаж карается смертью и лез в кобуру. Я видел, он на этом помешан и все продумал. Намерен ночью пройти в городок, застрелить бедняжку и вернуться в полевой штаб. Он знал, как пройти в городок, миновав проходную, и как незаметно покинуть его. Он даже не будет заходить в дом, выстрелит с улицы через окно и уйдет. Все очень просто: я видел , что он себе рисовал.

– Раньше вы не рассказывали про такие «рисуночки».

– Но рассказывал о предчувствии смерти.

– Кстати, я слышал на совещании о гибели двух солдат на электростолбе, но не связал с планшетистами, о которых вы говорили. А теперь – что-то новое?

– Я чувствую тех, кто ходит рядом со смертью или угрожает другим.

– И вы решили…

– Это вышло как-то само. Не знаю только, чем это кончится.

– Ладно, посмотрим.

– А где он сейчас?

– В соседнем кабинете, – полковник поднял телефонную трубку: «Дежурный? Это Стоякин. Срочно выделите мне в штаб из свободной смены караульного с оружием. И бегом. Слышите? Бегом»!

Караульный прибыл запыхавшись. Видимо, в самом деле, бежал.

– А где магазин?

– В подсумке.

– Так вставьте на место!

Выполнив приказ, солдат хотел передернуть затвор, чтобы загнать патрон в патронник. Но Стоякин остановил: «Успеется. Пусть пока будет так». Боец вытянулся по стойке смирно у двери. Полковник снова взял трубку и позвонил замполиту: «Это Стоякин. Гость еще у вас? Нервничает? Ну, так успокойте его! И зайдите оба ко мне. Я жду!»

Потом он обратился к бойцу: Сейчас войдет замполит и с ним один подполковник. Когда они сядут, перейдите за стул незнакомого вам офицера, но не слишком близко. Так шага на два. И не очень топайте. Поняли?

– Так точно.

В дверь постучали.

«Разрешите?» – спросил замполит.

– Заходите. Садитесь.

Я сразу узнал гостя. Лицо его покрывала щетина. Непромытые глаза горели плохо скрытой тревогой. Шинель на его плечах была мятая и покрыта какими-то пятнами. Сапоги запылились. Я не был уверен, что под шинелью на гимнастерке была портупея: портупея подтягивает, а у этого человека был какой-то расхристанный вид. Пройдя в кабинет, он представился: «Подполковник Васильев», настороженно осмотрелся, сел и тут же вскочил.

«Да вот же тот – лейтенант, о котором я вам рассказывал!» – вскричал он, тыча в меня пальцем.

«У вас есть претензии к лейтенанту?» – поинтересовался Стоякин.

«Претензии!? – возмутился гость. – Он практически уничтожил меня, кинул на пол и запихнул в пыльный угол, как вещь!

«Как он мог это сделать? – спросил замполит.

– Об этом пусть скажет сам!

И тогда я нарушил молчание: «Я, простите, ошибся!»

«Ошибся!? – возмутился Стоякин, – Молодой человек, вам нельзя ошибаться!

Гостя всего передернуло: «Что вы с ним чикаетесь?»

«Теперь мне понятно, где я ошибся! – я почти что кричал, – сначала решил, он только еще собирается совершить преступление, а теперь, четко вижу, он реально его совершил»!

– Что ты видишь, сучара?

– Он в отчаянии! Он сейчас прыгнет!

«Похоже». – кивнул Стоякин.

Автоматчик подступил сзади к стулу. Но, видимо, – слишком близко, потому что гость встрепенулся, вскочил, и, в мгновение ока, выдернув из кармана «Макаров», ткнул им в солдатскую грудь. Одновременно, левой рукой ухватил за ремень автомата и, потянув на себя, зашептал: «Дай сюда! Эта штука тебе уже не нужна!»

Ему хватило бы одного пистолета: но, очевидно, пожадничал.

Завладев автоматом, гость передернул затвор, не выпуская из другой руки пистолет, оттолкнув бойца и хлопнув дверью, выскочил из кабинета. Почти тот час же послышался грохот. Первый удар был не сильным, второй – сотряс пол. В этом звуке было что-то знакомое. Однажды я уже это слышал.

Словно какая-то сила приподняла меня и понесла к двери.

«Постойте, лейтенант, – хотел остановить меня замполит, – это опасно!» Но я уже был в коридоре, ясно представляя себе, что увижу.

Из других дверей на шум уже выглядывали люди: на этом этаже штаба размещались отдел кадров и бухгалтерия. Но я был первым. Прямо передо мной, на полу, лежал пистолет Макарова – «первый удар» и автомат Калашникова – «второй, более сильный удар об пол». Гостя нигде не было видно. Я был убежден, что он не успел уйти, ибо знал, как быстро идет трансформация. Я нагнулся над автоматом, осторожно поднял его и не без брезгливости осмотрел. Не найдя ничего подозрительного, передал оружие вышедшему следом бойцу. Осмотрел пол, плинтуса – все, где могла притаиться знакомая тварь, но ничего не нашел. Я был уверен, мокрица пряталась где-то рядом. Только теперь обратил внимание на особенность такой трансформации: облегавшее тело одежда и амуниция, оставаясь на теле, так же претерпевали метаморфозу и делались прозрачными, лишаясь объема и веса, а при возвращении в первоначальную форму, возвращались и их прежние свойства.

Из кабинета вышли Стоякин и замполит. Последний нагнулся над пистолетом. Я взглянул в его сторону и вскрикнул: «Стойте! Он здесь!»

«Ты кого имеешь в виду?» – поинтересовался полковник.

– Злодея.

– Где?

– Залез в ствол «Макарова».

– Почему – не «Калашникова»?

– У «Калашникова диаметр отверстия – 7, 62 мм, у пистолета – пошире – девять миллиметров. Когда поднимали оружие, показалось, что-то там шевелится.

– Вам показалось.

– Ну-ка, дайте-ка?

Стоякин взял пистолет и заглянул в ствол.

– Ничего не увидишь. Надо разбирать.

Вернувшись в кабинет, мы прикрыли за собой дверь. Полковник сел в кресло, выдвинул ящик стола и достал скрепки. Высыпав их на стол, он закрыл пустую коробочку, но не полностью, а так, чтобы оставалась щель. Потом началась разборка. Он делал все обстоятельно, как свойственно истинным капелянам.

Не прошло и минуты, лежавший на столе «Макаров» утратил свой целостный облик, как утрачивает его прекрасная рыба в процессе разделки. Сначала полковник отвел, прятавшую курок спусковую скобу вниз и немного в сторону, потом до упора отвел назад сам затвор и, приподняв его тыльную часть, снял и той же рукою убрал со ствола пружину. Ствол, выполненный заодно с рамой, оголился.. Эти действия назывались «неполной разборкой». Их было достаточно.

Стоякин направил ствол в щель приоткрытой коробки из-под скрепок и щелкнул по нему пальцем, но это, ничего не дало. Тогда полковник взял со стола карандаш и тупым концом ткнул им с задней стороны в ствол. И тот час, с другой его стороны в коробочку скатился зеленый, украшенный «меридианами» шарик, напоминавший крыжевину. Начальник базы захлопнул коробочку и с довольным видом убрал в ящик стола. Замполит с изумлением наблюдал за действием командира части. «Не бери в голову, Сидор Антонович, – успокоил его Стоякин, – теперь мы как бы арестовали злодея».

– А на самом деле, он сбежал?

– Вы же видели, он оставил оружие.

«Ага, – соображал замполит, – хотите сказать, теперь он не так опасен».

– В какой-то степени. А теперь мы подключим особый отдел. Сидор Антонович, если не сложно, пришли ко мне капитана Пустышкина.

– Давайте, по телефону.

– Нетелефонный разговор.

– Лейтенант, сходите за капитаном Пустышкиным.

– Лейтенант нужен мне здесь.

«Простите», – подполковник нехотя поднялся и вышел.

– А вы, боец, разрядите автомат, и шагом марш в караульное помещение. Ничего не рассказывайте, если не хотите, чтобы узнали, как вас тут разоружили.

– А что доложить начальнику караула?

– «Ложный вызов».

– Разрешите идти?

– Идите.

Солдат покинул кабинет.

Дверь приоткрылась. Просунулась голова замполита.

«Разрешите»?

– Заходите, Сидор Антонович.

– Пустышкина нет. На совещании по своим делам. Будет ориентировочно через час.

– Хорошо, Сидор Антонович, вы можете быть свободны.

Полковник позвонил дежурному по штабу: «Это Стоякин. Как только появится капитан Пустышкин, попросите его – ко мне.

«Вот что, Борис, – доверительно произнес полковник, когда мы остались одни, – ситуация мне очень не нравится. Не хотелось бы, чтобы история с мокрицей рассматривалась широко и всерьез. Я беспокоюсь о вас.

– В училище это уже было. После Аксайских событий.

– Я помню, ты рассказывал, но тогда ни о каких мокрицах не не было речи. А теперь Сидор Антонович все видел своими глазами.

– Вряд ли он что-нибудь понял и сможет объяснить.

– Кстати, когда ждать обратной метаморфозы?

– Я времени не назначал, но думаю, часов через пять.

– Сделаете сейчас вот что: возьмите коробочку и отправляйтесь на площадку, где готовят к отправке ту станцию. Ну вы знаете… Скажите, дескать, вы что-то забыли и вам надо попасть внутрь. А в станции вытряхните коробочку, а пустую – обязательно заберите с собой. Потом позвоните сюда и сообщите номер машины.

Когда я подошел, станцию уже вывели из цеха. Около машины суетились водитель и начальник станции. «Еще раз забежал попрощаться»? – спросил лейтенант.

«У меня вот какая история, – врал я, – когда переносили «запросчик» на стенд, а потом – обратно, мы где-то «посеяли» специальный ключ, а теперь не можем найти. Я знаю, как он выглядит. Не разрешишь, я взгляну и сам поищу.

– Пожалуйста. Включить питание?

– Не надо, у меня – мощный фонарик.

Когда я встал на ступеньку, он хотел подняться за мной.

« Останься, – попросил я, – вдвоем там – тесно».

В самом дальнем углу за шкафами я опростал коробочку и, смяв, сунул ее в карман, затем осторожно, светя себе под ноги, чтобы не раздавить ракообразное, я прошел к выходу и развел руками, дескать, ничего не нашел.

«Я так и думал», – сказал лейтенант.

Я спустился и, переведя дыхание, вновь обратился к нему.

«Послушай, Я хотел спросить, ты, случайно не видел возле своей станции незнакомого офицера в шинели и в полевой форме?

– Незнакомого не видел.

– А знакомого?

– Знакомого видел.

– Еще в цеху, я заметил нашего замполита.

«Какого еще замполита»?! – притворился я.

– Подполковника из нашей части. Да вы его видели!

– И что он там делал?

Крутился около станции. Не знаю, что ему было нужно. Неудобно было спрашивать.


– Ну ладно. Спасибо! Счастливого пути!

– Счастливо оставаться.

Я дошел до проходной, позвонил на коммутатор, попросил соединить со Стоякиным, сообщил, что его приказание выполнено и назвал номер машины.

На другой день полковник снова вызвал меня в штаб. Встретил словами: «Поздравляю! Васильева задержали. Оказывается, жену он только ранил. Не понимает, что с ним произошло. Меня это мало тревожит: ему все равно не поверят. Самое скверное тут – свидетельство Сидора Антоновича. Он все видел и, наверно, сейчас мучается, ломает голову, не в силах понять, что случилось.

– Пусть помучается. А что делать?

– Так-то оно так, но хотелось, чтобы он поскорее об этом забыл.

– Понимаю, я должен исчезнуть, чтобы не напоминать?

– Исчезнуть ты должен в любом случае. Так оставлять тоже нельзя. Это называлось бы «грязной работой». Ты должен не просто уехать. Тебя направляют по крайне важному делу.

– Куда?

– А где сейчас самое важное дело?

– Естественно, – в Праге.

– Ты правильно понял.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации