Текст книги "Русский фактор"

Во второй половине 1990-х годов, не став суперорганизацией европейской безопасности и уступив эту роль НАТО, ОБСЕ фактически превратилась в западную структуру, сосредоточившуюся на проблемах демократии, положения национальных меньшинств, вопросах безопасности государств, оставшихся за пределами НАТО и ЕС – на территории бывших СССР и Югославии. Такая эволюция ОБСЕ противоречила внешнеполитическим интересам России и вызвала резкое снижение ее интереса к себе. После «оранжевой» революции на Украине и свержения президента Киргизии Аскара Акаева РФ открыто обвинила ОБСЕ во вмешательстве в политические процессы в бывших республиках СССР. Москва потребовала реформы ОБСЕ и приостановила ее финансирование.

Когда план создания Европейского совета безопасности провалился, ОБСЕ фактически перестала всерьез интересовать РФ, которая всегда стремилась к членству в эксклюзивных клубах. Министр Андрей Козырев говорил, что национальная сверхзадача России заключается в том, чтобы «буквально за волосы себя вытащить… в клуб наиболее развитых держав».

В 1991 году Михаила Горбачева впервые пригласили для обсуждения вопроса о помощи Запада советским реформам на заседание G7 в Лондоне. О членстве Советского Союза в этой организации тогда не могло быть и речи. В 1992 году Борис Ельцин как первый демократически избранный президент России получил приглашение на встречу в Мюнхен для обсуждения вопроса о помощи российским реформам. Затем такой формат общения мировых лидеров превратился в традицию. Россия постепенно стала участницей политических дискуссий с членами G7, своего рода «кандидатом в члены» этой группы. Поскольку РФ 1990-х годов не могла соответствовать западным стандартам законоправия, демократии, рыночной экономики, уважения прав человека, ее кандидатство могло, создавая и усугубляя напряженность в отношениях между Москвой и ее партнерами, продолжаться неопределенно долго. Для изменения этой ситуации требовалась политическая воля.

В 1994 году, руководствуясь политическими соображениями, Билл Клинтон был готов повысить статус Бориса Ельцина с гостя до участника, но экономические и политические реалии РФ не позволили это сделать.

«Мы включим русских в семерку, – считал он, – а они уйдут из Балтии. Если они состоят в клубе для больших, у них меньше причин избивать маленьких».

Уильям Джефферсон Клинтон, 42-й президент США

Спустя три года Билл Клинтон, стремясь укрепить позиции Бориса Ельцина и компенсировать России психологическую травму, нанесенную решением о расширении НАТО на восток, предложил на встрече в Денвере, где он был хозяином, включить РФ в состав G7. Публично Клинтон аргументировал свое решение тем, что РФ становится полноправным членом сообщества демократий, но речь шла о политической целесообразности.

Составленный благодаря активному участию Анатолия Чубайса Денверский пакет включал в себя вступление Российской Федерации в Парижский и Лондонский клубы кредиторов. Денвер помог преодолеть расширение НАТО на восток. Встреча в Бирмингеме в 1998 году получила уже официальное название «Саммит G8». Клубность подразумевала признание респектабельности РФ и престижа ее лидера в обмен на ее сотрудничество с США.

Политическое взаимодействие РФ с Евросоюзом и его членами осуществляется по национально-страновому и союзному направлениям. Отношения России с членами ЕС стали весьма близкими. Рассматривая ее в качестве одной из ведущих стран Европы, ее лидеры – Германия, Франция, Великобритания, Италия – наладили тесные связи с российскими руководителями. Это позволяет эффективно воздействовать на позицию наднациональных органов Европейского союза.

Механизмы российско-германских отношений имеют разветвленный характер. Их венчает сфера личной дипломатии президента РФ и канцлера ФРГ. По значимости для внешней политики России эти отношения уступают лишь каналу Кремль – Белый дом. В отличие от российско-американских отношений, российско-германские обладают более широкой институциональной базой. В ее рамках проходят совместные заседания ключевых министров двух правительств, крупные общественные форумы, более тесные связи существуют между парламентариями двух стран.

Особые отношения с Францией продолжают в современных условиях традицию, установившуюся при президенте Шарле де Голле. Выдающуюся роль в них играет геополитика. Если во время холодной войны отношения с этим государством давали возможность Москве демонстрировать свою принадлежность к Европе, то со второй половины 1990-х годов блокирование с Парижем стало инструментом «мягкого оппонирования» всемирной гегемонии Соединенных Штатов Америки. Это касается не только ситуативного совпадения интересов двух стран в Ираке. Французская концепция многополярности в международных отношениях XXI века и российские взгляды на многополюсный мир имеют много общего. Франция стремится к созданию независимого от США центра силы в Европе, Россия пытается создать такой центр в Евразии.

С конца 1990-х годов формируется неформальное сотрудничество России, Германии и Франции. Когда их лидеры впервые встретились в трехстороннем формате в 1998 году, комбинация Париж – Берлин – Москва рассматривалась прежде всего как инструмент вовлечения РФ в проект «Большой Европы». Считалось, что в компании с Германией и Францией России будет комфортно осуществлять внутренние реформы и продолжать свою адаптацию к изменившимся внешним условиям, сохраняя при этом общую ориентацию на Европу и Запад в целом. Появившиеся еще в конце 1990-х годов подозрения об антиамериканской направленности оси трех европейских столиц усилил Иракский кризис 2003 года.

Часть членов Европейского союза на западе (Британия) и востоке (Польша) выступают за сохранение и укрепление нынешней глобальной международной роли Соединенных Штатов Америки и поддерживают их внешнюю политику. Тесные отношения с Германией и Францией России важны не для геополитического соперничества с США, а для продвижения российских интересов в отношениях между ней и ЕС.

С 2004 года новые члены ЕС из числа государств Центральной и Восточной Европы относятся к России гораздо скептичнее и настороженнее, чем западноевропейцы. Многие в этих странах считают Россию «евроазиатской», а не европейской страной и отказывают ей в перспективе интеграции в международное общество. Согласно их точке зрения, исходя из исторической памяти, даже демократическая Россия не является достаточной гарантией безопасности.

Гармонизация интересов России и Европейского союза требует преодоления многих существующих трудностей. На саммите ЕС – Россия в 2003 году их совместной целью было провозглашено создание четырех общих пространств: экономического, внутренней безопасности, внешней безопасности, образования и культуры. Однако в силу расхождения сторон в ряде принципиальных вопросах реализация этого намерения остается на уровне политического лозунга.

В начале 2000-х годов Совет Европы выдвинул идею настоящей географически и исторически полной Широкой Европы. В ее рамках ЕС стремится к европеизации своих непосредственных соседей как к форме модернизации стран с авторитарным прошлым. Это подразумевает глубокую экономическую, политическую и общественную трансформацию на основе демократической, социал-демократической, либеральной, негегемонистской, многонациональной, мультикультурной, инклюзивной и интегративной идеологий. Предусматривается задействовать три группы механизмов: обязательства государств в процессе присоединения к ЕС; объективные изменения в соседних странах в результате интеграции с Европой; субъективные изменения, ведущие к восприятию европейских норм. Широкая Европа является матрицей, а не втулкой, как Брюссель со спицами, для связывания с периферийными странами. Он не предлагает России вступление в Союз и совместное лидерство в Широкой Европе, если она не желает европеизироваться таким образом.

В России исходят из принципиально иной концепции – Большой Европы. Это фактически двусоставная конструкция, одним из центров которой является Брюссель, а вторым – Москва. Руководству РФ интересны ее внешний паритет с ЕС и признание Брюсселем стран СНГ сферой российских интересов. Такой стратегический подход основывается на традициях российского внешнеполитического мышления и развивает их в условиях глобализации.

Концепции Широкой Европы и Большой Европы противоположны. Решение вопроса о них будет зависеть от того, какой вектор развития и интеграции выберут для себя страны, которые Россия видит в сфере своих интересов. Украина, Молдавия и Грузия провозгласили курс на европеизацию прежде всего как альтернативу их возвращения в поле притяжения Москвы. Проевропейские тенденции наблюдаются в Азербайджане и Армении.

Российская часть Большой Европы может включать в себя наряду с Россией Белоруссию и Казахстан, является толчком к экономической интеграции с Россией и стимулом к ускоренной европеизации. Обе тенденции могут проявляться одновременно и в конкуренции между собой.

С точки зрения Евросоюза Казахстан находится за пределами Широкой Европы, и характер его связей с Россией не имеет прямого отношения к отношениям Россия – ЕС.

Европеизация РФ происходит, скорее, объективно, под влиянием расширения отношений с Европой и увеличения ее присутствия внутри России, чем субъективно. РФ добилась существенного прогресса в экономическом, социальном и политическом развитии. Благодаря этому она становится более совместимой с Евросоюзом в ценностном отношении. Для стабилизации своего положения по отношению к усиливающемуся Китаю и мусульманскому миру Россия заинтересована в Евросоюзе.

Для развития ЕС, в соответствии с логикой его позиционирования в мире, Россия с ее природными ресурсами, геополитическим положением и военным потенциалом может быть решающим дополнением в усилиях Европы утвердиться в качестве равного США и КНР центра силы и влияния. Взаимная заинтересованность России и Европейского союза создает их устойчивую ассоциацию друг с другом. В этом случае «четыре пространства» наполняются содержанием, возникают механизмы российско-европейского взаимодействия в политической, экономической, военной, экологической и других областях. По духу и форме формат такого объединения ближе к концепции европеизации, чем к дуополии. Инструментами европеизации России являются Совет Европы, Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе, региональные советы сотрудничества в бассейнах Баренцева, Балтийского, Черного морей.

Российская внешняя политика ориентируется на традиционные концепции баланса сил, великодержавности, сфер влияния, геополитических буферов, паритета и т. п. Их дополняют составляющие основу «нормативной империи» Европейского союза идеи господства правовых отношений. Европейский вызов политике России не менее масштабный и более сложный, чем вызов со стороны США.

Хоть русские люди являются европейцами, взаимоотношения России и Западной Европы всегда были сложными. Будучи наследницей Византии и Золотой Орды, первая в одни периоды своей истории отгораживалась от Запада для сохранения своей самобытности, а в другие – открывалась ему, чтобы набраться у него знаний, умений и опыта успешной конкуренции с основными европейскими державами. Временами западноевропейцы ставили перед собой задачу политического подчинения и культурной ассимиляции периферийной, технологически и политически более отсталой России, а иногда были вынуждены сдерживать ее влияние и натиск.

Из-за того что фазы общественно-экономического и политического развития России и Запада не совпадали, между ней и Западной Европой всегда существовал политический и ценностный зазор. В восточной части Европы Россия соперничала с Литвой, Польшей, Швецией и

Турцией, а после них – с Германией, Францией, Англией, США. Отношения с отдельными восточноевропейскими государствами определялись их буферным положением между Россией и Западом. При этом она настаивала на признании своего равенства с европейскими великими державами, а иногда и с Европой в целом. Европейцы бились за собственные интересы, а объединенная Европа требовала от России следования установленным ею нормам.

Для россиян же принципиально важно было получить ответ на вопрос: является их страна захолустьем Европы или пролагает свой особый путь? Еще в XIX веке русские политические мыслители разделились в этом вопросе на славянофилов и западников. Взаимно признавая свое родство, европейцы и россияне отмечают, что оно неблизкое.

В начале XXI века членами ЕС стали государства, входившие в состав Российской империи и СССР, в период холодной войны находившиеся в советской зоне влияния. По отношению к российскому государству элиты и общественное мнение этих новых членов Евросоюза настроены в основном скептически или враждебно.

К началу XXI века понятие «Европа» в бытовом употреблении получило географически более узкое и четкое содержание. Христианская культурная основа и этнические корни романо-германо-славянских народов имеют уже меньшее значение, чем общая экономическая и политическая структура Евросоюза, его социал-либеральная идеологическая основа, примат прав человека и нормативная база европейского права.

В сферу притяжения ЕС и аффилированных с ним государств Европейской зоны свободной торговли входят: Албания, Босния и Герцеговина, Македония, Сербия, Черногория, Грузия, Молдавия и Украина. Элиты и общественное мнение всех этих «проевропейски» настроенных стран стремятся достичь экономического и социального процветания путем вступления в Европейский союз. У союзников РФ и участников проекта евразийской интеграции Армении и Белоруссии также заметны проевропейские симпатии. Лишь Российская Федерация обозначила собственный, отличный от интеграции в ЕС путь, связанный с обязательным обеспечением суверенитета, лежащего в основе внешней политики России.

Российская Федерация тесно связана с Европой географически и исторически, имеет европейские корни и преимущественно европейскую культуру. С появлением объединенной Европы России стало еще труднее вписаться в ее нормативные рамки, чем прежде, когда было значительно больше различий между отдельными европейскими государствами. В то же время США, с которыми СССР соревновался в ХХ веке, ушли в отрыв не только от России, но и от Европы.

У России, как и у США, – европейская основа, но восточная православная вместо западной католической и протестантской. У США и России иной, чем у Западной Европы, исторический опыт и более явное, чем в ЕС, присутствие неевропейских элементов. РФ, как и Соединенные Штаты, не сосредоточена исключительно на Европе. У России есть свое ближнее зарубежье, аналогичное историческому положению Латинской Америки по отношению к США. Российская Федерация, как и США, широким фронтом выходит к Тихому океану. У США существуют значительные интересы в Азии, две трети территории РФ расположены за Уралом. Россия и США – две исторические фланговые державы «мировой Европы» и глобальные игроки. В первой половине XIX века министр иностранных дел Франции Алексис де Токвиль проницательно предвидел их будущую судьбу.

Как и у США, у России имеется собственная версия универсализма и мессианского сознания. Оно выражено в формуле «Святая Русь». В XV–XVI веках Россия формировалась как православное царство, мировой центр, поборник и защитник православия – Третий Рим. Благодаря реформам Петра I в XVIII веке появилась бюрократическая европеизированная империя. В XIX веке русские философы – от Петра Чаадаева до Владимира Соловьева – стали задумываться над всемирно-историческим смыслом существования России и призванием русского народа.

Российская внешняя политика, как и американская, наделялась провиденциальной политической миссией. В разное время она включала в себя примирение внутренних распрей Европы. При Александре I это было укрепление ее легитимно-монархических устоев, при Николае I – покровительство христианам Палестины, при Александре II – освобождение православных христиан (южных славян) от османского ига, при Александре III – привнесение благ современной цивилизации в Среднюю Азию, при всех императорах – от Екатерины II до Николая II – завоевание Царьграда (Константинополя). Все эти миссии преследовали конкретные геополитические цели. Федор Достоевский и другие русские писатели говорили о «всечеловечности» русского народа, его «всемирной отзывчивости».

В идеологизации своей внешней политики Россия опередила и превзошла США. Проведенная под ультрарадикальными лозунгами импортированного с Запада коммунизма Великая Октябрьская социалистическая революция 1917 года в России наделила ее мессианской функцией всемирного переустройства.

После Второй мировой войны СССР сделался лидером раскинувшегося от Центральной Европы до Восточной Азии социалистического лагеря, спонсором десятков государств социалистической ориентации и коммунистических партий почти во всех странах мира.

Периодом острого идеологического противоборства представлявших конкурировавшие модели экономического, политического и общественного устройства и стремившихся к победе своей модели во всемирном масштабе Советского Союза и Соединенных Штатов стала холодная война 1940–1980-х годов. В этот период СССР наряду с США стал глобальной державой. Советская модель коммунизма проиграла, СССР распался. Но опыт глобализма остался, и элита России не отказалась от идеи о всемирно-исторической функции своей страны.

Неудавшаяся попытка РФ после 1991 года стать нормальной европейской страной, интегрироваться в систему западных институтов является важным этапом эволюции современной российской идентичности. С развитием капитализма в России многие западные ценности стали разделяться все большим числом ее граждан всех социальных групп. При этом в отношениях российских элит к Западу сохранилась амбивалентность. Она основывалась на неготовности этих элит, обзаведшихся собственностью в Европе, играть по правилам демократии и соблюдать права человека. Существующая на Западе иерархия, делает крайне трудным продвижение с периферии к центру его мира. Но, даже добравшись до этого ядра, страны (например, Япония, Германия) все равно оказываются ниже мирового лидера. Для российских элит такие путь и результат неприемлемы. Попытка РФ в 1990–2000-х годах стать Европой на свой манер, на условиях равноправия с США как с центральной державой западного мира, показала невозможность обходного маневра.

Россия постоянно пытается догнать изменчивый Запад, а он постоянно ускользает от нее. В 1990-е годы Россия вернулась к религии, а Запад, особенно европейский, стал постхристианским. РФ декриминализировала гомосексуализм, а Запад продвинулся к признанию равенства традиционных и однополых браков, в результате чего фундаментальные понятия «семья» и «пол» оказались размытыми. Россия заменила идеологию прагматизмом, а западная политика реидеологизировалась.

В XXI столетии Россия не стремится следовать за Западом в форматах его жизни и развития. Она – самостоятельный, самодостаточный игрок в современном мире. «Европейский период» XVIII–XIX веков, когда Россия тянулась за Францией, Германией и Англией, и «американский период» второй половины XX века, когда СССР и посткоммунистическая Россия были сосредоточены на США, продолжает эпоха XXI века, в которой Российская Федерация на своем уровне и со своими особенностями может быть, как и Соединенные Штаты Америки, глобальной страной.

В период объединения Европы историческая российская держава как основа «Малой Евразии» распадалась. Уходила в прошлое советская идентичность большой многонациональной страны. Фактически сразу после исчезновения СССР Латвия, Литва и Эстония стали для его бывших граждан из других республик дальним зарубежьем. Вступление этой прибалтийской троицы в НАТО и ЕС в 2004 году закрыло тему их интеграции с РФ. Страны Средней Азии и Закавказья, а также Молдавия благодаря членству в СНГ стали зарубежьем ближним. Содружество оказалось успешной формой «развода» между Российской Федерацией и бывшими республиками Советского Союза, а также удачной рамкой становления их новой государственности.

Благодаря смене поколений идея советской идентичности ослабевает. Из-за различных прочтения и оценивания прошлого историческая общность, на которую делает упор Россия, не сцепляет, а часто является разъединяющим фактором. Идеи Евразийского союза как малой Евразии при ведущей роли РФ распространены в основном у части ее элит и не поддерживаются в странах СНГ.

Заявленный в 2010-е годы поворот России к Азии не означает смены цивилизационного кода России. Этого не смогли добиться даже большевики, стремившиеся разрушить старую Россию и воздвигнуть на ее месте принципиально иную общественную конструкцию. Сближение России с Восточной Азией, прежде всего с Китаем, необходимо и оправданно, но не ведет к «китаизации» или «азиатизации» Оно укажет на различия и проблемы и заставит россиян четче обозначить и отстаивать свою национальную и культурную идентичность.

Формирование Большой Евразии там, где предполагалось строить Большую Европу, меняет позиционирование РФ на континенте и в мире. В контексте становления экономически взаимосвязанной и взаимозависимой Евразии в геоэкономическом отношении Россия как «восток Запада» превращается в «Запад востока». Главной движущей силой этого процесса является КНР. Россия входила в состав великой евразийской империи Чингизидов. В XXI веке РФ имеет возможность сыграть важную самостоятельную роль.

При глубокой интеграции в глобальный мир очевидна необходимость сохранения национальной идентичности. Глобализация стимулирует рационализацию техник и приемов для более успешной конкуренции, поиск, присутствующих в национальной идентичности, уникальных преимуществ. В глобальном мире сильные национальные идентичности могут процветать.

Со времен Петра I Западная Европа была для россиян образцом для подражания. В ХХ веке ее передовая роль в общечеловеческом развитии перешла к Северной Америке. Европейский союз со стороны выглядит огромным бюрократическим аппаратом без свежих привлекательных идей, политической воли и способности играть самостоятельную роль в глобальной геополитике. Европа опытна, богата, удобна, культурна, но перестала вдохновлять.

Ведущее положение, которое долгое время занимала в РФ европейская идея, заняла российская национальная идея. Она одновременно и глобальная. В общих чертах национальная идея России – это успешно встроенная в глобальный мир, самостоятельная, самодостаточная страна, обеспечивающая своим гражданам безопасность, достойное качество жизни и способная производить региональные и глобальные общественные блага.

Народы и нации являются значимыми игроками в глобальном мире. Государства, особенно крупные и самостоятельные, сохраняют свое положение ведущих элементов глобальной системы.

«Путь к этому рубежу был непростым и порой извилистым. Он начался двадцать лет назад, когда после крушения Советского Союза было создано Содружество Независимых Государств. По большому счету была найдена та модель, которая помогла сберечь мириады цивилизационных, духовных нитей, объединяющих наши народы. Сберечь производственные, экономические и другие связи, без которых невозможно представить нашу жизнь.

Можно по-разному оценивать эффективность СНГ, бесконечно рассуждать о его внутренних проблемах, о нереализованных ожиданиях. Но трудно спорить с тем, что Содружество остается незаменимым механизмом, позволяющим сближать позиции и вырабатывать единую точку зрения на ключевые проблемы, стоящие перед нашим регионом, и приносит зримую, конкретную пользу всем его участникам.

Более того, именно опыт СНГ позволил нам запустить многоуровневую и разноскоростную интеграцию на постсоветском пространстве, создать такие востребованные форматы, как Союзное государство России и Белоруссии, Организация Договора о коллективной безопасности, Евразийское экономическое сообщество, Таможенный союз и, наконец, Единое экономическое пространство.

Замечу, что именно такая задача ставилась при создании в 2000 году ЕврАзЭС. И в конечном счете именно логика тесного, взаимовыгодного сотрудничества, понимание общности стратегических национальных интересов привели Россию, Белоруссию и Казахстан к формированию Таможенного союза.

Принципиально важно, что ЕЭП будет базироваться на согласованных действиях в ключевых институциональных областях – в макроэкономике, в обеспечении правил конкуренции, в сфере тех регламентов и сельскохозяйственных субсидий, транспорта, тарифов естественных монополий. А затем и на единой визовой и миграционной политике, что позволит снять пограничный контроль на внутренних границах. То есть творчески применить опыт Шенгенских соглашений, ставших благом не только для самих европейцев, но и для всех, кто приезжает работать, учиться или отдыхать в страны ЕС.

Для граждан снятие миграционных, пограничных и прочих барьеров, так называемых «трудовых квот» будет означать возможность без всяких ограничений выбирать, где жить, получать образование, трудиться. Кстати, в СССР – с его институтом прописки – подобной свободы не было.

Широкие возможности открываются и для бизнеса. Говорю о новых динамичных рынках, где будут действовать единые стандарты и требования к товарам и услугам, причем в большинстве случаев унифицированные с европейскими. Это важно, поскольку сейчас все мы переходим на современные техрегламенты и согласованная политика позволит нам избежать технологических разрывов, тривиальной несовместимости продукции. Более того, каждая из компаний наших стран в любом государстве – члене ЕЭП – фактически будет пользоваться всеми преимуществами отечественного производителя, включая доступ к госзаказам и контрактам.

В свое время европейцам потребовалось 40 лет, чтобы пройти путь от Европейского объединения угля и стали до полноценного Евросоюза. Становление Таможенного союза и ЕЭП идет гораздо динамичнее, поскольку учитывает опыт ЕС и других региональных объединений. Мы видим их и сильные, и слабые стороны. И в этом наше очевидное преимущество, позволяющее избежать ошибок, не допустить воспроизводства разного рода бюрократических навесов.

Принципиальная особенность Таможенного союза и ЕЭП – это наличие надгосударственных структур. К ним также в полной мере относится такое базовое требование, как минимизация бюрократических процедур и нацеленность на реальные интересы граждан.

Мы не останавливаемся на этом и ставим перед собой амбициозную задачу: выйти на следующий, более высокий уровень интеграции – к Евразийскому союзу.

Какими нам видятся перспективы и контуры этого проекта?

Во-первых, речь не идет о том, чтобы в том или ином виде воссоздать СССР. Наивно пытаться реставрировать или копировать то, что уже осталось в прошлом, но тесная интеграция на новой ценностной, политической, экономической основе – это веление времени.

Мы предлагаем модель мощного наднационального объединения, способного стать одним из полюсов современного мира и при этом играть роль эффективной «связки» между Европой и динамичным Азиатско-Тихоокеанским регионом. В том числе это означает, что на базе Таможенного союза и ЕЭП необходимо перейти к более тесной координации экономической и валютной политики, создать полноценный экономический союз.

Сложение природных ресурсов, капиталов, сильного человеческого потенциала позволит Евразийскому союзу быть конкурентоспособным в индустриальной и технологической гонке, в соревновании за инвесторов, за создание новых рабочих мест и передовых производств. И наряду с другими ключевыми игроками и региональными структурами, такими как ЕС, США, Китай, АТЭС, обеспечивать устойчивость глобального развития.

Во-вторых, Евразийский союз послужит своего рода центром дальнейших интеграционных процессов. То есть будет формироваться путем постепенного слияния существующих структур – Таможенного союза, Единого экономического пространства.

В-третьих, было бы ошибкой противопоставлять Евразийский союз и Содружество Независимых Государств. У каждой из этих структур есть свое место и своя роль на постсоветском пространстве. Россия совместно с партнерами намерена активно работать над совершенствованием институтов Содружества, насыщением его практической повестки.

В частности, речь идет о запуске в СНГ конкретных, понятных, привлекательных инициатив и совместных программ. Например, в сфере энергетики, транспорта, высоких технологий, социального развития. Большие перспективы у гуманитарного сотрудничества в науке, культуре, образовании, у взаимодействия в сфере регулирования рынков труда, создания цивилизованной среды для трудовой миграции. Нам досталось большое наследство от Советского Союза – это и инфраструктура, и сложившаяся производственная специализация, и общее языковое, научно-культурное пространство. Совместно использовать этот ресурс для развития – в наших общих интересах.

В-четвертых, Евразийский союз – это открытый проект. Мы приветствуем присоединение к нему других партнеров, и прежде всего стран Содружества. При этом не собираемся кого-либо торопить или подталкивать. Это должно быть суверенное решение государства, продиктованное собственными долгосрочными национальными интересами.

Здесь хотел бы затронуть одну, на мой взгляд, весьма важную тему. Некоторые наши соседи объясняют нежелание участвовать в продвинутых интеграционных проектах на постсоветском пространстве тем, что это якобы противоречит их европейскому выбору.

Считаю, что это ложная развилка. Мы не собираемся ни от кого отгораживаться и кому-либо противостоять. Евразийский союз будет строиться на универсальных интеграционных принципах как неотъемлемая часть Большой Европы, объединенной одними ценностями свободы, демократии и рыночных законов.

Еще в 2003 году Россия и ЕС договорились о формировании общего экономического пространства, координации правил экономической деятельности без создания наднациональных структур. В развитие этой идеи мы предложили европейцам вместе подумать о создании гармоничного сообщества экономик от Лиссабона до Владивостока, о зоне свободной торговли и даже о более продвинутых формах интеграции. О формировании согласованной политики в сфере промышленности, технологий, энергетики, образования и науки. И, наконец, о снятии визовых барьеров. Эти предложения не повисли в воздухе – они детально обсуждаются европейскими коллегами.

Кроме того, экономически логичная и сбалансированная система партнерства Евразийского союза и ЕС способна создать реальные условия для изменения геополитической и геоэкономической конфигурации всего континента и имела бы несомненный позитивный глобальный эффект.