Текст книги "По ту сторону жизни"

– Но зачем он вам понадобился, хозяин? – удивилась девушка.

– Он мне очень понравился своей необычностью, – вздохнул Митрофан. – Особенно подвал, в котором… – он замолчал, почувствовав, как от страшных воспоминаний мурашки побежали по спине и похолодело в груди.

10

Когда Кузьма очнулся, никого рядом не было. Медсестра принесла ему лекарство:

– Сразу всё не пейте, – предупредила она. – Всё, что в стакане, необходимо выпить утром, в обед и вечером, иначе можете умереть.

Девушка ушла, а Кузьма, оставшись один, тут же выпил всё до капли и, укрывшись с головой одеялом, стал ждать смертного часа, но не дождался и уснул.

Проснувшись утром, он удивился, что ещё жив, и, с тоскою взглянув на забинтованные руки, подумал: «Как же меня угораздило свалиться в эту огненную геенну и как я в ней уцелел?»

Он стал ощупывать себя, желая узнать, насколько плотно «полизал» его тело огонь. Голова и лицо болели под бинтами от ожогов, но глаза остались целы.

Разыгрывая роль «тяжелобольного», Кузьма все утро пролежал на кровати. Когда медсестра снова принесла ему лекарство и вышла из палаты, он услышал взволнованный голос Маргариты. Со слезами на глазах Маргарита поспешила к нему и, переполненная «состраданием», громко сетовала на горе, которое с ним случилось, и, всхлипывая, интересовалась его самочувствием.

В этот день она была удивительно хороша. Шинель эффектно подчёркивала стройность фигуры. Кровь прилила к щекам, добавляя эффектного румянца, а глаза прямо-таки сияли.

– Как ты, Кузьма? – шептала Маргарита, глядя на него. – Доктор говорит, что ничего страшного, и ты скоро поправишься.

– Не знаю, насколько это будет скоро, но… Когда-нибудь я выйду из больницы, – отвечал Кузьма.

– Нет, отсюда ты скоро не выйдешь, – певуче-ласково проворковала Маргарита. – В этой больнице можно быстро только на «тот свет» отправиться.

– Почему ты так говоришь? – удивился Кузьма. – Меня здесь не оставляют без присмотра, потчуют лекарствами, ожоги регулярно смазывают.

– Нет, это не больница, а так себе, «ветлечебница», – уверяла его Маргарита. – Сейчас я схожу к врачу и договорюсь о твоей выписке. Здесь оставаться нам опасно. Пожаром в поезде заинтересовались следователи НКВД, и скоро они доберутся до тебя с расспросами. А если выяснится, что ты не тот, за кого себя выдаёшь, то пожар посчитают диверсией, а тебя обвинят в поджоге…

– И что ты предлагаешь? – спросил Кузьма, выслушав её убийственные доводы.

– Мы с Димой приняли решение немедленно уезжать, – ответила Маргарита. – Вот я и пришла за тобой, собирайся…

Вошёл доктор, мужчина лет пятидесяти, и, увидев Маргариту, нахмурился:

– Почему посторонние в палате?

– Где вы видите посторонних?! – возмутилась Маргарита, поворачиваясь в его сторону и поправляя ремень. – Я забираю товарища, чтобы перевезти его в госпиталь! Потрудитесь подготовить выписку и снабдите нас лекарствами на дорогу до Москвы!

Не ожидавший такого резкого отпора, доктор смутился.

– Но-о-о… его ещё рано транспортировать, – сказал он. – К тому же ведётся следствие и…

– Этот товарищ сотрудник госбезопасности! – объявила Маргарита. – И следователи допросят его в госпитале, а не здесь, если в том появится необходимость!

Пожимая плечами и что-то бормоча под нос, врач покинул палату. Маргарита осмотрелась, достала из шкафчика форму Кузьмы и бросила на кровать:

– Одевайся…

– А может быть, доктор прав, и мне действительно рано ещё покидать эти стены? – заартачился Кузьма.

И тут Маргарита пришла в бешенство и стала с гневом осыпать его упрёками. Её логика до того запутала Кузьму, что он был вынужден с нею нехотя согласиться.

* * *

Пронзительный натужный гудок паровоза привёл в оживление толпу провожающих. Кузьма Малов сидел в вагоне за столиком и смотрел в окно. Когда поезд тронулся, он перевёл взгляд на сидевшую напротив Маргариту, но она опередила готовый сорваться с его губ вопрос.

– Ни слова! – нервно дёрнулась она. – У нас ещё будет время наговориться вдосталь, как только отъедем подальше от Москвы.

Вошёл Дмитрий и сел рядом с матерью.

– Фу-ух, – сказал он, расстёгивая шинель, – кажется, наше путешествие благополучно продолжается.

– Сплюнь, а то сглазишь, – ухмыльнулась Маргарита. – Ещё ехать ого-го сколько. За десять суток в пути может случиться всякое.

– Всё может быть, – не стал с ней спорить Дмитрий. – Хотя… хотя от главной опасности быть узнанными мы благодаря случаю успешно избавились.

– Не понял, о чём это ты? – спросил Кузьма, переводя взгляд от окна на сына.

– О том, что тебя теперь не узнать, папа, – охотно ответил Дмитрий. – Кто бы мог подумать, что случится пожар и ожоги – весьма кстати – изменят твою «выдающуюся» внешность!

– Вижу, ты рад этому, – сказал Кузьма угрюмо. – Я чуть не сгорел, а ты…

– Он не сказал ничего такого, на что можно было бы обидеться, – сказала с укором Маргарита, вступаясь за сына. – Глупо бросать упрёки в адрес того, кто спас тебя, вытащив из огня чуть живого!

Кузьма не нашёлся чем возразить и пожал плечами.

– Может быть, ты думаешь, что это я толкнул тебя в пекло? – неожиданно поинтересовался Дмитрий и тут же продолжил: – Хотя в твоём падении в огонь есть и моя доля вины. Когда я снял с полки мальчишку, он, с перепугу, начал дёргаться и ударил тебя в спину ногами. Пришлось его бросить, а спасать тебя, папа. Ну, слава богу, вы живы оба!

– Действительно, – поддержала его Маргарита, – всё обошлось более-менее благополучно. Обожжено лицо и руки. Ну, грудь немного подпалило. Зато хоть глаза целыми остались и не узнать тебя теперь. А это сейчас самое важное в нашем положении.

– Хорошо, пусть будет по-вашему, мне повезло, – согласился Кузьма с недоверчивой ухмылкой. – А другим вот не очень… Восемь человек сгорело заживо, а ещё десяток сейчас между жизнью и смертью.

– Ну-у-у… – Дмитрий развёл руками. – Здесь уж ничего не поделаешь. Хорошо хоть большинство пассажиров удалось спасти.

– Слушайте, давайте-ка поедим, мужики? – решила сменить тему Маргарита. – Пожар – это стихия, и никто не виноват, что он возник по чьей-то неосторожности!

– А по злому умыслу может быть? – произнёс Кузьма задумчиво. – Вдруг кому-то в голову пришла кошмарная мысль поджечь вагон, и он осуществил её?

– Кому это надо, папа? – рассмеялся Дмитрий. – Если только белофиннам? А что? Они вполне способны проникнуть на лыжах в наш «крепкий» тыл и совершить диверсию!

– Кто виновен, а кто нет, пусть теперь следствие разбирается, – повысила голос Маргарита, выкладывая продукты из вещмешка. – Раз обстоятельства сыграли в нашу пользу, нам следует не обсуждать их, а довольствоваться результатом. Мы живы, а это главное, или у кого-то из вас есть другое мнение на этот счёт?

У мужчин другого мнения не нашлось, и они принялись за еду.

* * *

Когда поезд следовал по Сибири, Кузьма со скукой следил за пейзажами, мелькающими за окном, и постепенно успокаивался. Его мозг уже не работал так напряжённо, как раньше, и на него наплывали воспоминания о родных местах, где прошло детство и юность.

Расстояния между населёнными пунктами были огромными. Когда проезжали мимо какой-нибудь деревеньки, он припадал лицом к окну и с ноющей болью внутри разглядывал камышовые или соломенные крыши мелькавших изб, наличники на окнах, мостики на улицах, кладбище…

Это сон? Или он действительно возвращается домой после длительного отсутствия?

О своих «попутчиках» он старался не думать, особенно о Маргарите. Всё больше и больше Кузьма считал её демоном, и любые мысли о ней вызывали у него отвращение. Однако он был вынужден смириться с её присутствием, поддерживать с ней беседу, и этой пытке, казалось, не было конца. Кузьма чувствовал себя зверем, попавшим в хитроумную ловушку, и с озлоблением старался разгадать планы Маргариты в отношении себя.

Опять же с отвращением, он вспоминал все её уловки, когда она двадцать лет назад пыталась его завербовать, убедить пойти на службу к большевикам. Все мерзкие подробности, которые, казалось бы, давно изгладились из его памяти, как недостойные внимания, теперь всё чаще всплывали на поверхность, поскольку эта стерва оказалась снова рядом с ним, и ему ничего не оставалось, кроме как покорно терпеть её присутствие.

Что касается Дмитрия, то между ними существовала неловкость, в которой они оба не желали себе признаться, хотя Кузьма и делал над собой титанические усилия, чтобы обращаться с Дмитрием как с сыном.

Вот так и «путешествовал» Кузьма в вагоне поезда по бескрайней Сибири, приближаясь к Улан-Удэ, бывшему Верхнеудинску. Милицейские и военные патрули лишь дважды побеспокоили их в пути, но особо не придирались. Видя забинтованного Кузьму, а рядом с ним людей в военной форме, они наспех просматривали документы и, пожелав «доброго пути», удалялись.

Чем ближе подъезжал Кузьма к родным местам, где он родился и вырос, где пережил смерть родителей и любимой, тем тяжелее становилось на сердце. Тяжёлое чувство было настолько сильно, что хотелось проехать мимо станции – из страха, что нахлынут все горести минувших юных лет.

– Эй, мечтатель, очнись! – отвлекла его Маргарита. – Давайте определимся, как будем вести себя в городе, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.

– А мне-то что, – огрызнулся Кузьма. – Меня всё равно здесь никто уже не помнит и не узнает. Теперь не моя, а твоя очередь трястись за свою шкуру!

– Я тоже сумею изменить свою внешность, не беспокойся, – ухмыльнулась Маргарита. – Я умею это делать очень хорошо, ты знаешь!

– А у меня заготовлен документ отпускника, – свесился головой с верхней полки Дмитрий. – Все подписи и печати – не придерёшься! А вам лучше форму снять и одеться в гражданку!

– Я позабочусь о себе и об отце, сыночек! – приподняв голову, улыбнулась ему Маргарита. – Однако следует соблюдать осторожность! Верхнеудинск, хоть и вырос за эти годы, но… Там ещё остались люди, которые могут узнать нас, со всеми вытекающими из этого последствиями.

– Тогда что делать прикажешь? – нахмурился Кузьма. – Невидимками мы быть не можем, да и если кто к документам нашим присмотрится повнимательнее, то…

– К документам никто присматриваться не станет, – сказал с верхней полки Дмитрий. – Они хорошо состряпаны, это во-первых. А во-вторых, Улан-Удэ далеко не прифронтовая зона и от финской границы очень далеко!

– От финской далеко, а от монгольской близко, – заметил угрюмо Кузьма. – Здесь тоже неспокойно, я сам разговоры в поезде слышал.

– Короче, остановимся в гостинице, – снова взяла инициативу в свои руки Маргарита. – Сутки посидим, осмотримся, найдём проводника и будем готовиться к походу в тайгу и дальше…

– Дальше – это конечно же в Монголию? – усмехнулся Кузьма. – Вижу, ты никак не хочешь отказаться от своей сумасбродной идеи?

– Не хочу и не собираюсь, – огрызнулась Маргарита и обратилась к сыну. – Ты, Дима, покрутись у злачных мест и постарайся навести справки о тех, кто тайгу хорошо знает.

– Я всё понял, мамочка, – отозвался Дмитрий. – Всё как надо сделаю.

– А я в больницу пойду, – сказал Кузьма. – Пора перевязку нормальную сделать, а то бинты уже приросли к коже.

– Обойдёшься и без больницы, – стрельнула в его сторону недобрым взглядом Маргарита. – Я сама найду всё, что надо, и сделаю тебе перевязку не хуже, чем в больнице. Пока этот город не представляет для нас никакой опасности, но если кто-то вдруг тебя узнает…

– В гостинице, выходит, меня не узнает никто, а в больнице…

– В гостиницу мы тоже не пойдём, – покачала задумчиво головой женщина. – В этом городе я знаю, где остановиться.

– Не в своём ли доме, где с бабушкой жила? – поинтересовался язвительно Кузьма.

– Забудь про тот дом, – ответила сурово Маргарита. – Ни бабушки, ни дома того уже нет давно. Верхнеудинск за двадцать лет изменился настолько, что ты его едва ли узнаешь.

11

В десять часов вечера Азат Мавлюдов вошёл в зал ожидания Белорусского вокзала. Поезд в Германию уходил в одиннадцать, но Мартина Боммера, уехавшего с кем-то прощаться, ещё не было.

«Чёрт возьми, неужели он отложил поездку и не предупредил меня об этом? – ужаснулся Азат, которого уже тяготило присутствие “дорогого гостя”. – А я надеялся спровадить его поскорей и вздохнуть спокойно. Только отъезд Мартина может спасти меня от нервного срыва…»

Боммер появился спустя четверть часа. С измученным видом он подошёл к Мавлюдову и поставил чемодан у своих ног.

– Как будто родину покидаю и еду чёрти куда, – сказал он так громко, что сразу же привлёк внимание присутствующих.

Азат побледнел от смущения и страха и схватил Мартина за руку.

– Потише, господин Боммер, чёрт тебя побери! – сказал он тихо. – Мы не на площади, во время митинга рабочих!

– Я не хочу уезжать в Германию, – вдруг разоткровенничался Мартин, – но приходится. Там теперь мой дом – в фашистском государстве!

Мавлюдов смотрел на его печальное лицо и кроме неприязни испытал что-то вроде сострадания. Трудно было понять, шутит Боммер или говорит всерьёз. Мартин схватил Мавлюдова за руку и пристально посмотрел ему в глаза.

– Хотя и тебе позавидовать не могу, – переходя на шёпот, сказал он. – Там Гитлер, здесь Сталин… Ни от того ни от другого нельзя ожидать что-то хорошее. Очень я опасаюсь, что в следующий свой приезд тебя уже не увижу.

– С чего ты это взял? – насторожился Азат. – Или хлебнул с кем-то лишнего?

Они вышли на перрон, где уже стоял поезд. Пассажиров было немного, и они рассаживались по вагонам без суеты и толкотни.

– Ну что, давай прощаться, – сказал Мартин, протягивая руку. – На этот раз я уезжаю один, но скоро… Не забудь собрать в тайге траву и готовься к отъезду. Следующий раз я заберу тебя с собой обязательно!

Боммер вошёл в вагон, спустя минут пять прозвучал паровозный гудок. Вскоре поезд исчез в ночи. «О Аллах, наконец-то я счастлив, – подумал Азат. – Теперь и мне пора на свой. А для этого ещё надо перейти на другой вокзал…»

Уже сидя в вагоне, Азат вспомнил последнюю выходку Боммера. «Мартин затеял какую-то игру, никаких сомнений, – думал он под перестук колёс. – Чего он зацепился за меня? Иностранные учёные его уровня в шпионские игры не играют. Он приподнял мой авторитет в глазах коллег-учёных… Для чего, хотелось бы знать? А рецепты настоек? Для чего они ему понадобились? Это какой-то непонятный ход, сделанный им для какой-то туманной цели? А его предложение забрать меня в Германию? Для чего я ему там нужен?»

В купе заглянул проводник и предложил чай. Азат отказался. Когда дверь закрылась, он снова погрузился в свои грустные размышления.

«На что направлена деятельность Боммера? На какую цель? – начали выстраиваться в голове вопросы, на которые не было ответов. – Что-то делать просто так не в его характере. Во всех его поступках чувствуется какая-то цель. Вот только какая?»

Задав себе этот вопрос, Азат выпрямился и вытянул ноги. Он мучился от того, что не мог объяснить причину интереса Мартина к своей персоне. И в связи с этим возникал ещё один немаловажный вопрос! Доложить в НКВД о своём «госте» или нет? Если «да», то на каком подносе его преподнести? Сказать всю правду, как и что было, или всё-таки кое-что утаить? Утаить… А что именно? Предложение Мартина уехать с ним в Германию или его заинтересованность рецептами? Нет, о рецептах нельзя упоминать ни в коем случае. Тогда придётся «рассекретить» их целебные свойства и на карьере «чудесного целителя» можно ставить крест! А о предложении уехать в Германию? Наверное, стоит умолчать и об этом, иначе…

В дверь постучали.

– Да-да, – отозвался Азат.

– Вот, попутчика вам привёл, – сказал, словно оправдываясь, проводник, войдя в купе. – В соседнем вагоне что-то отопление разладилось, вот и приходится искать для пассажиров свободные места.

– Хорошо, пожалуйста, – согласился Азат. – Я ничего не имею против.

Проводник потеснился, пропуская мужчину, и тут же вышел, прикрыв за собою дверь.

– А я уже начинал думать, что один до Ленинграда доеду, – усмехнулся Азат. – Странно, но сегодня мало людей в поезде. Такого не было лет десять…

– Я тоже в Ленинград направляюсь, – улыбнулся попутчик, располагаясь на противоположном сиденье. – Я еду издалека, из Сибири.

Лицо соседа показалось Азату знакомым, и, посомневавшись, он спросил:

– Простите, откуда именно вы едете?

– Из Улан-Удэ, – улыбнулся мужчина.

– Вот как, – Азат вдруг почувствовал, как внутренности обдало жаром. – Вы, наверное, туда ездили в командировку? – осторожно поинтересовался он.

– Увы, нет, – возразил попутчик. – Я навестил родные места. Вам, конечно, это не интересно, но я родился и вырос в Верхнеудинске!

– Поразительно! – не удержался от восторженного восклицания Азат. – Я ведь тоже родился и вырос в Верхнеудинске!

На лице попутчика отразилось изумление.

– Бывает же такое, – после минутного замешательства сказал он. – Кто бы рассказал, я бы не поверил!

– И всё же случай свёл нас, землячок, – заговорил Азат оживлённо. – Пусть в это трудно поверить, но против очевидного не попрёшь!

– Действительно, получается, что бывает, – развёл руками попутчик и представился: – Иосиф Бигельман. Может быть, приходилось слышать моё имя?

– Что-то припоминаю, – задумался Азат. – Ты в Верхнеудинске вроде бы сотрудничал с полицейской охранкой?

– И такое было, – не стал отпираться сосед. – Но только по принуждению… Давно это было, очень давно. А теперь уже много лет я портной в славном городе Ленинграде. И у меня очень много клиентов, так как я очень хороший портной.

– А я тоже живу в Ленинграде! – рассмеялся Азат. – Работаю врачом и… У меня тоже много пациентов! А я тебя вспомнил, Иосиф, и не имею к тебе никаких претензий за твоё прошлое! Жаль, что ничего не прихватил с собой в дорогу, а то предложил бы тебе выпить за встречу!

– Я, конечно, пью очень редко и мало, – скупо улыбнулся Бигельман, – но бутылочку с собой вожу всегда. Сейчас мы её откроем и выпьем за встречу. Или у тебя другое мнение на этот счёт?

– Другого мнения быть не может! – ещё больше оживился Азат. – Встретились два земляка при необычных для обоих обстоятельствах и… Нам просто необходимо выпить и побеседовать, благо, что до конечной остановки ещё уйма времени.

* * *

Утром, когда Азат вышел из поезда на платформу вокзала, его уже встречали два человека в гражданской одежде. Он не сопротивлялся и покорно последовал за ними. Когда автомобиль остановился на заднем дворе перед дверью здания НКВД, он удивлённо посмотрел на сопровождавших его людей:

– Спасибо за доставку, товарищи! Я как раз сам сюда собирался.

Беседа Мавлюдова с Овчаренко длилась почти три часа.

– Ну, так что, я тебя слушаю, – начал приветливо майор, восседая за столом. – Ты, наверное, много чего хочешь порассказать мне о своей встрече с Мартином Боммером, не правда ли, товарищ Рахим?

– Конечно, именно это я и собирался сделать, – кивнул Азат и последовательно пересказал майору историю своей встречи с Мартином, утаив информацию о рецептах и о предложении Боммера переехать в Германию.

– Ты ничего не утаил от меня? – строго спросил майор. – И как Боммер объяснил цель своего визита в СССР?

– Да никак, – пожал плечами Азат. – Он сказал, что приехал именно ко мне по обмену опытом.

В кабинете зависла гнетущая тишина.

– А ну, расскажи, что больше всего интересовало Боммера в твоей лаборатории? – подался вперед, спрашивая, майор.

– Трудно сказать, – пожал плечами Азат. – Его интересовало всё в моей лаборатории. Только не заставляйте меня повторять всё сначала, да ещё со всеми подробностями?

– Надо будет, всё повторишь и не один раз! – сказал, как отрезал, Овчаренко. – А сейчас ответь на мой вопрос и не заставляй меня повторять его ещё раз!

Выслушав его, Азат побледнел и напрягся. Он почувствовал непреодолимое желание оказаться дома, но… Требование майора его встревожило не на шутку.

– Эй, товарищ Рахимов, ты что, язык проглотил? – подался вперёд Овчаренко. – Ты меня слышишь?

Азат попробовал что-то сказать в оправдание, но его ответ не удовлетворил майора.

– Итак, рассказывай всё ещё раз и со всеми подробностями, – потребовал он жёстко. – Меня интересуют любые мелочи, товарищ Рахимов, так что сосредоточься!

12

Матвей Воронцов открыл дверь и в нерешительности остановился – из коридора пахнуло сыростью.

– Никогда здесь не был, – поморщился он, говоря по-испански. – Такое ощущение, что я нахожусь у входа в гробницу.

– Ничего не знаю, – хмыкнула Урсула. – Мне было велено хозяином привести вас сюда. А уж идти к нему или нет, решайте сами.

– Ты заманиваешь меня в ловушку? – сомневался Матвей.

– Поменьше рассуждайте и шагайте вперёд, – и Урсула подтолкнула его кулачком в спину. – Дон Антонио уже заждался вас. Сейчас он, наверное, очень нервничает и в таком состоянии может наговорить вам кучу неприятностей.

Дверь была массивная, гладкая, с солидной бронзовой ручкой. Из-за нее пахнуло спертым затхлым воздухом.

– Ух, чёрт! – выругался Матвей. – А здесь и вовсе находиться просто невозможно! Как может твой хозяин вести какие-то деловые переговоры в такой ужасной клоаке?

– Это у него спросите сами, – огрызнулась Урсула. – Ступайте за мной и поменьше болтайте, а то язык прикусите, амиго!

– Идём, – пожал плечами Матвей. – Ей-богу, у меня такое ощущение, будто я путешествую по сточной канаве.

Воронцов и девушка вышли на площадку, от которой вниз вела ржавая железная лестница с крутыми ступеньками. Спустившись по ней, они оказались в мрачном помещении, на стенах которого, от переизбытка влаги штукатурка вздулась большими пузырями. Было слышно, что где-то капает вода.

Воронцов потерял всякое представление о времени и пространстве и собрался с мыслями лишь тогда, когда Урсула подвела его к очередной двери.

– Никогда бы не подумал, что дон Антонио спрячется так глубоко и «надёжно», – хмыкнул с издёвкой Воронцов, разглядывая комнату, в которую привела его девушка. – Здесь твоего хозяина, конечно, никто найти не сможет. Я сам впервые вижу такую нору, в которой…

Он не договорил фразы, так как в глаза бросился письменный стол, на котором были свалены папки. Среди всевозможного хлама стояла бутылка с водкой, стакан и несколько пачек папирос.

– Дон Антонио, вы здесь? – выдохнул Матвей.

– Хочешь меня видеть? Изволь, – послышался голос де Беррио, и спустя мгновение он вышел из-за ширмы в углу с револьвером в правой руке и с дымящейся папиросой в левой.

– Дон Антонио, вы? – Матвей отступил на шаг. – Но-о-о… Что вы здесь делаете?

– Прячусь, чего же ещё, – ответил тот, усаживаясь за стол. – Эта заброшенная слесарная мастерская – моё первое приобретение недвижимости на португальской земле. Сначала я собирался её восстановить, а потом решил, что это не обязательно. На эту кучу хлама никто не обращает внимание, и потому она является идеальным убежищем!

– Так-то оно так, – пожал плечами Матвей, – но у вас многочисленная охрана. Есть ли смысл гробить здоровье в этой промозглой берлоге, если вашу виллу охраняет огромный штат вооружённых людей?

– Да будь у меня под ружьём хоть целая армия высококлассных бойцов, она не спасёт меня, – возразил с ухмылкой дон Антонио. – Если меня решили убить, то сделают это, выждав благоприятный для покушения момент!

– И что, вы собираетесь прожить здесь всю свою жизнь? – усмехнулся с сарказмом Матвей. – Вы здесь простудитесь и умрёте быстрее, чем на вас будет организовано покушение!

– Ты хочешь сказать, что беспокоишься за мою жизнь? – покачал с сомнением головой дон Антонио. – А вот я тебе не верю! Моя скоропостижная смерть прежде всего выгодна тебе, господин Воронцов, не так ли? А может быть, ты в неведении, что меня вынудили подписать документ, в котором я передаю в твоё владение всё своё состояние?

Матвей на минуту смутился и промолчал.

– Ответь мне правдиво, Воронцов, ты давно ведёшь двойную игру? – наливая в стакан водку, поинтересовался дон Антонио. – Как мне помнится, наши совместные планы были совершенно иными.

– Да-а-а… но-о-о… – Матвей напрягся. – Всё пошло не так, как мы рассчитывали, господин Бур… Извините, господин де Беррио, – медленно начал он, продумывая каждую фразу. – Эти, гм-м-м… Эти господа из Сопротивления умело навязали нам свою волю. Они тщательно подготовились и…

– Можешь не продолжать, господин Воронцов, – поморщился, выпив водку, дон Антонио. – Не надо быть мудрецом, чтобы осмыслить и понять все твои действия.

Лицо Матвея вдруг просветлело, видимо, пришедшая в голову удачная мысль придала ему уверенность.

– Дон Антонио, – начал он с едва заметной улыбкой. – Я не хотел говорить преждевременно, но… Считаю, что вы должны знать всё. Я уверен, что, выслушав меня, вы снова вернёте ко мне своё доверие.

– Ты действительно в этом уверен? – замер тот от неожиданности с зажженной спичкой. – Мне кажется, что я и так знаю достаточно, чтобы не раздумывая выстрелить из револьвера тебе прямо в лоб.

– Можете стрелять, если хотите, – пожал плечами Матвей. – Но лучше сначала выслушайте меня, господин де Беррио.

– Хорошо, попытайся оправдаться, а я послушаю, – согласился дон Антонио и посмотрел на притихшую у двери Урсулу. – Оставь нас, девочка, – сказал он по-испански. – Если понадобишься, то я позову тебя.

Она кивнула и вышла.

– А теперь я внимательно тебя слушаю, – перевёл взгляд на Воронцова дон Антонио. – Я просто умираю от любопытства, ожидая, как ты будешь изворачиваться и лгать ради спасения своей шкуры.

– Ни лгать, ни изворачиваться я не собираюсь, – обиженно поджал губы Матвей. – Я буду говорить правду, и воля ваша – верить мне или…

– Валяй говори, не морочь мне голову! – потребовал дон Антонио, угрожающе постучав стволом револьвера по столу. – Ты сам узнаешь, поверил я тебе или нет, по хлопку выстрела. Мы найдем где похоронить тебя!

– Что ж, разговор будет долгим, – тоном заговорщика предупредил Матвей и присел на стул у стены. – Всё, что произошло с вами, – начал он, – никаким боком меня не касается. Как мы и договаривались, я был занят подготовкой барж к отплытию в Россию. А господа эмигранты-патриоты не ставили меня в известность относительно своих намерений, касающихся вас.

– Ну и… что дальше? – подался вперёд дон Антонио. – Чего замолчал, господин Воронцов?

– А-а-а… это всё! – развёл тот руками. – Документ, в котором вы передаёте мне свои капиталы и все полномочия, они составили по своей инициативе, и я к этой махинации тоже не причастен.

– Очень хочется верить, глядя на твоё честное лицо, Воронцов, но я всё ещё не верю, – вздохнул дон Антонио. – Только кретин может поверить в озвученную тобою ахинею. Ты в сговоре с этим отребьем, и это ясно как день. И ты жаждал заполучить мой капитал и всячески добивался этого!

– Если бы я добивался, то вы были бы уже мертвы, господин де Беррио, – возразил Матвей. – Ну, посудите сами, зачем вас оставлять живым, если бумага уже подписана?!

– Логично, но не совсем, – усмехнулся дон Антонио. – Меня оставили живым на всякий случай… А вдруг ваши злодейские дела пошли бы не так, как вы планировали? Когда дело было бы сделано и мои деньги осели бы в ваших карманах, вот тогда мне не прожить бы и дня! Ты со мной согласен, мерзавец?

– Мне ничего не остаётся, кроме как развести руками, – ухмыльнулся Матвей. – Вы меня не слышите, господин де Беррио, или не хотите слышать. Теперь вы легко можете опровергнуть подписанный под нажимом документ и лишить его юридической силы.

– Я непременно так и поступлю, – вздохнул дон Антонио и взвёл курок револьвера. – И ещё… Лишив меня жизни, вы не добились бы ничего! Существует завещание, согласно которому всё, что я имею, переходит к моему брату Виталию, известному в Южной Америке как дон Диего! Вам не достать его, как ни старайтесь. Так что бумажка, которую я подписал под вашим нажимом, так бы и осталась просто бумажкой!

– Сомневаюсь, – покачал головой Воронцов. – Пока суд да дело, пока бы нашли ваше тело или каким другим способом доказали вашу смерть, пока завещание вступило бы в силу, от вашего капитала не осталось бы ни шиша! Поверьте, меня бы тоже, как и вас, заставили по принуждению «распорядиться» вашим состоянием, как бы это мягче сказать, «в полную силу». Времени вполне достаточно, чтобы оставить вас без гроша, и те, кто называет себя «борцами с большевистской Россией», наверное, обязательно бы поспешили!

– Спеши не спеши, но у них бы всё равно ничего не выгорело, – неожиданно рассмеялся дон Антонио. – Моя подпись на документе ничего не значила.

– Как это ничего? – удивился Воронцов. – Я хорошо знаю, как вы подписываете документы, и не заметил никакого подвоха.

– А он был, Матюшенька, – ещё громче рассмеялся дон Антонио. – Был-был, не сомневайся. Никто из бандитов не заметил, ты не заметил, а банкиры бы разглядели! Работа у них такая скрупулезная! Я всего лишь сделал крохотную помарку в условленном месте и… Она послужила бы большим сигналом никаких операций не производить! Так что…

– У-у-ух, – выдохнул Воронцов то ли с раздражением, то ли с облегчением, и на его лице появилась улыбка. – У меня прямо гора с плеч, – сказал он и потёр ладони. – А теперь можете застрелить меня, босс, прямо сейчас, без сожаления! Я умру с чистой совестью и…

– Ну, будя-будя, – сделавшись серьёзным, сказал заплетающимся языком дон Антонио и положил на стол револьвер. – Даже если ты грешён, я прощаю. А отправку барж в Россию я отменю завтра. Не хочу принимать участие ни в каких авантюрах и помогать всякого рода проходимцам.

– Почему завтра, а не сегодня? – спросил Воронцов, настороженно глядя на него. – День только начинается и…

– И я уже пьян, – ухмыльнулся дон Антонио. – Теперь мне уже спешить некуда. Ты уйдёшь, а я отосплюсь и завтра заявлю о себе!

– Тогда я пойду, если стрелять в меня передумал, босс? – привстал со стула Воронцов.

– Давай проваливай, – кивнул дон Антонио, отставляя пустую бутылку и доставая из тумбочки стола ещё одну. – Никому ничего не вякай про нашу встречу, особенно Бадалову и гаду Быстрицкому. Ни единой душе не трезвонь, что меня видел, понял?

– Никогда и ни за что, – заверил Воронцов.

– Меня нет… Я не существую! И убежища этого нет. Ничего нет! Дырку от бублика тем, кто меня ищет!

– А если на вашу нору всё же кто-то случайно наткнётся? – осторожно поинтересовался Матвей. – Вполне может такое случиться, так ведь?

– Когда я здесь, сюда никто не войдёт, – пьяно хмыкнул дон Антонио. – А кто сюда придёт в моё отсутствие, никогда отсюда не выйдет! Стоит только открыть дверь, и бух! Вся эта преисподняя взлетит на воздух!

– Но она может взлететь и когда вы здесь?

– Может, но не взлетит. Я отключаю всю адскую машину, когда прихожу сюда, чтобы отдохнуть душой и насладиться жизнью в компании с водкой…

13

Воронцов вошёл в ресторан и занял место за одним из столиков у окна. Оглядевшись, он подозвал официанта и заказал бокал вина. Ждать пришлось недолго: Быстрицкий и Бадалов вскоре явились.